Текст книги "Побег от прошлого (СИ)"
Автор книги: Iriri
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц)
– Ни пуха, Лайт, – говорю на прощание я, и мы скрепя сердце идем к клубу.
– К черту… – слышу я его запоздалый ответ.
И снова смена тянется так долго, словно кто-то заговорил проклятое время течь вдвое дольше, чем положено. Кажется, что один час длится целый день… Хотя с количеством посетителей мы, конечно, ошиблись. Все же людей, считающих, что матч – не такое уж важное событие, чтобы тратить на него время, не так мало. Но это ничего не меняет. Мы меланхолично наполняем бокалы, ходим с подносами меж столиков, каждые пять минут поглядывая на часы, словно наши взгляды могут заставить часовую стрелку двигаться быстрее.
Кажется, директор и сам уже жалеет, что не дал нам внеочередной выходной. И когда уже десятый раз за смену он делает нам замечание, то за рассеянный вид, то за отсутствие улыбки на лице, то за невнимательность при подаче блюд, наконец, сжаливается, и отпускает нас на все четыре стороны аж на час раньше, но при условии, что завтра будем работать на час дольше. Вообще, он мировой мужик, понимающий, при желании с ним можно договориться.
Вот и сейчас, чуть ли не расцеловав его в знак благодарности, мы меньше чем за минуту снимаем с себя фартуки и козырьки, накидываем куртки и, с трудом прорываясь к выходу, нещадно расталкиваем других посетителей, и плевать нам с высокой колокольни на их возмущенные возгласы.
Выбравшись кое-как из «Золотых листьев», мы пулей несемся к стадиону. Как назло, начинается вьюга, и снег летит нам прямо в лицо. До стадиона при таких условиях добираться не меньше, чем четверть часа, но мы не можем терять ни секунды и, стиснув зубы, идем, идем, идем.
Увы, даже несмотря на уход с работы раньше, чем предполагалось, мы все равно пропустили самое интересное и успеваем посмотреть лишь последний гейм.
– Гья! – внезапно визжит Саю, заставив меня подскочить, стоит ей только взглянуть на корт. – Это же тот парень из кафе!
Я тоже смотрю на соперника Лайта, и моя челюсть падает на грудь. Вот уж ни за что бы не подумала, что тот самый любитель клубничного варенья и окажется тем, кто осмелился бросить вызов Лайту в теннисе. Потому что выглядел он тогда настолько нелепо, неспортивно и вообще сюрреалистично, что у меня и мысли не могло такой возникнуть. Похоже, у Саю тоже. Однако потом внимание наше переключается с того, что он вообще умеет держать в руках ракетку, на то, как он играет. Уж насколько я несведуща в большом теннисе, но даже я понимаю, что парень играет на профессиональном уровне, ни в чем не уступая Лайту.
И я смотрю на игру, словно завороженная. Четко выверенные движения, и чудовищная сила удара, и желтый мячик, с невероятной скоростью летающий по корту, и яростный взгляд Лайта, и ледяное спокойствие в глазах его оппонента.
И голову опять заполняет какой-то туман, так что я даже не успеваю заметить, как Лайт пропускает решающий мяч, как заходится в крике толпа болельщиков, и даже вопль Саю, досадливый и возмущенный одновременно, не может, как следует, привести меня в чувство.
Потом толпа расходится, и Саю трясет меня за плечо.
– Эй, Кристен, ау! – вопит она мне в ухо.
– Чего? – наконец, очухиваюсь я.
– Пошли, говорю, – тянет она меня к входу на корт, где Лайт, шатаясь, вытирает со лба пот. При этом он не выглядит ни расстроенным, ни обиженным, скорее равнодушным. Дескать, ну, проиграл, с кем не бывает.
Словно в противоположность ему, Саю полна праведного гнева. Но бежит она вовсе не к брату, а к его противнику, который с самым пофигистичным видом собирается уходить.
– Эй, ты! – орет она, стремительно сокращая расстояние между ними, и я, и Лайт удивленно на нее смотрим, не зная, что и думать. – Ты играл нечестно! – прямо заявляет Саю ему в глаза. – Мой брат не мог проиграть такому как ты!
– Саю! – шипит Лайт, вытаращив глаза и подбегая к сестре. – Ты что?!
Я спешу к нему на помощь, и в следующий момент Саю уже лежит на плече у брата и почти не сопротивляется, когда он уносит ее прочь с корта. И даже молчит.
– Прошу прощения за свою сестру, – сдержанно извиняется тон перед уходом. – Это была хорошая игра.
Я перевожу взгляд на Эля Лолайта, который провожает Лайта и Саю взглядом. И в его глазах нет ничего, кроме какого-то отстраненного, холодного, но вполне деятельного интереса. При свете прожекторов он кажется еще более бледным, чем тогда в кафе.
– Вот уж не думала, что ты умеешь играть в теннис, – слова срываются с губ еще до того, как я успеваю подумать, стоит ли вообще что-то говорить.
– А мы знакомы? – он медленно, словно нехотя переводит взгляд на меня.
– Что, память так коротка? – слегка фыркаю я. – Виделись ведь в «Золотых листьях» в ночь перед Рождеством.
– Боюсь, вы меня с кем-то путаете, – заявляет он и идет к выходу, туда, куда только что ушел Лайт.
– Ну конечно, – хмыкаю я, идя чуть позади. – В Гарварде так много студентов с такой внешностью… Не держи меня за дурочку.
– Не понимаю, о чем ты, – не оборачиваясь бросает он, перейдя с «вы» на «ты», и на этом наша великосветская беседа заканчивается.
– Не надо меня утешать! Я спокоен!
Я захожу в гостиную как раз в тот момент, когда Лайт истерично размахивает руками и наматывает круги по комнате, а Миса и Саю пытаются его успокоить и приободрить.
– Я спокоен! Я совершенно спокоен!
– Оно и видно, – качаю головой я.
Саю протягивает ему очередной стакан лимонного сока, но он воротит от напитка нос.
– Я же сказал! Не надо! Меня! Успокаивать! Я сам прекрасно знаю, что я полный идиот, потому что недооценил его! Не надо мне об этом бесконечно напоминать! Я сам прекрасно разберусь со своими проблемами, ладно?!
– Слушай, хорош истерить, а?! – у Мисы, наконец, лопается терпение, и она переходит от «ласково поглаживательных» методов к более радикальным.
Усадив его на диван рядом с собой, она внимательно и на удивление серьезно смотрит ему в глаза. Несколько долгих секунд проходят в молчании, словно в это время они разговаривают без слов.
– Иди отдохни, – мягко говорит она, нарушив тишину. – Тебе надо поспать.
Как ни странно, он ее слушается и, встав, отбывает в их комнату.
– Ловко ты его, – с нотками зависти в голосе замечает Саю. – Меня он никогда не слушается…
Миса ничего не отвечает, только улыбается. И эта улыбка все объясняет лучше любых слов.
Где-то через час приходят Мелло с Мэттом, вдвоем тащащие огромный торт, и Ниа, косящийся то на них, то на нас с девчонками, словно говоря «Я тут ни при чем». И замыкает шествие Такада, уставшая ото всей этой волокиты со ставками, но вполне довольная жизнью.
– А где наш игрок? – интересуется она, окинув взглядом гостиную.
– Спит, – хмурится Миса. – И настойчиво просит оставить свои утешения при себе, так что если торт куплен именно с этой целью, настоятельно советую от него избавиться.
Немного растерявшись от ее слов, Такада быстро берет себя в руки.
– Нет, торт куплен с другой целью. Между прочим, сегодня исполняется ровно десять лет с момента открытия «Золотых листьев». К тому же, 7 января – Рождество Христово по православному календарю.
Я только восхищенно качаю головой. «Вот лисица, всегда найдет, что ответить».
========== Том 1. Глава 6. Сюрприз в темной комнате ==========
Проходит две недели со дня матча, и все окончательно возвращается на круги своя. Лайт намеревается взять реванш и отыграться, Миса всегда старается быть с ним рядом и ненавязчиво оказывает ему моральную поддержку – прямо помощь ни в чем не предлагает, но ясно дает понять, что в случае чего он может смело на нее положиться. За исключением тех редких случаев, когда ей приходится отлучаться по делам конкурса красоты. В прошлом году она завоевала титул «Мисс Гарвард» и в этом году должна была передавать корону следующей победительнице, так что ей полагалось выглядеть просто безупречно. Такада напрочь погрязает в делах организаторских и дома практически не бывает – утром уходит раньше всех и приходит только спать, даже не ужиная и не обмолвившись ни с кем хоть словом. На Мэтта тоже наваливается работа – он почти не выходит из своей комнаты и, с утра до вечера сидя перед компьютером, создает бесчисленное множество различных презентаций, занимается тестированием различных программ и компьютерных игр, пишет антивирусные программы и так далее. В перерывах между всем этим он на пару минут спускается на кухню, чтобы цапнуть из холодильника какой-нибудь пирожок или налить себе чаю. Зато Мелло с Ниа бездельничают, в кратчайшие сроки отвязавшись от дел учебных и получив в свое распоряжение кучу свободного времени. В любое другое время Мелло бы непременно безвылазно торчал в тире, упражняясь в стрельбе, но сейчас секция стрельбы из винтовки не работает по причине увольнения преподавателя. Так что он продолжает играть в сыщика, носясь по всему Университету, пока не получает в глаз от Умы, к которой в пятнадцатый раз пристал с расспросами. Ниа предпочитает тратить время с умом. Выяснив, что его помощь по дому не требуется, он пропадает в Университете, помогая Такаде с приготовлениями к конкурсу.
В «Золотых листьях» все тоже идет своим чередом. Виновник тогдашнего столпотворения, распространивший ложную весть о скидках, так и остался ненайденным, но все уже и думать забыли об этом случае. По крайней мере, больше таких инцидентов не было.
Очередная ночная смена уже подходит к концу, посетителей в кафе опять можно по пальцам пересчитать. И Саю опять воет от скуки, выпивая одну кружку скверного кофе за другой, и снова уже собирается ретироваться в гардероб, когда – совсем как на Рождество – звон колокольчика нарушает тишину, и в дверь входит знакомый нам по прошлому разу любитель клубничного варенья. Саю называла его только так и никак иначе, так что со временем я переняла эту ее привычку.
– Что, опять изволите заказать клубничное варенье? – тут же подскакивает к нему Саю, стоило ему только сесть за столик. В ее голосе звучит столько неприкрытого ехидства и цинизма – хоть погибай от зависти…
После проигрыша Лайта она каждый день да не по разу частила его оппонента такими фразочками, что до этого никто из нас и не подозревал, что она вообще на такое способна. И вот сейчас, видимо, решила, что настал момент высказать все гадости в лицо.
Впрочем, тот и ухом не ведет.
– О каком клубничном варенье вы говорите? – одним единственным вопросом он ставит Саю в тупик, и она как-то мигом теряет весь свой пыл.
– Ну… как же… как на Рождество… – только и может выдавить из себя она, и я понимаю, что надо срочно брать ситуацию под контроль.
– Саю, тебя к телефону, – подхожу я к ней сзади и, похоже, она мне благодарна, потому как испаряется моментально.
Воспоминание о той памятной трапезе снова проносятся у меня перед глазами, стоит только посмотреть на нашего гостя, как и тогда усевшегося на стул с ногами. Даже одежда на нем та же самая. И мне хочется рассмеяться, как тогда во время моего рассказа смеялась Саю. Но смеяться я все же не начинаю, так что дело ограничивается дежурной улыбочкой.
Вареньем Эль на этот раз не ограничивается, вернее вообще его не заказывает. Зато требует принести все десерты, какие у нас только есть в наличии, проигнорировав мои робкие замечания о том, что двадцать три пирожных – это, наверное, перебор. Помимо пирожных, в заказ входит еще и мороженое – точное количество шариков он не назвал: «Будет мало, закажу еще», – вот и все его пояснение. А запивать все это дело он предпочел чаем, попросив к нему убийственную дозу сахара в шестнадцать пакетиков на кружку. Я только качаю головой…
Мне приходится совершить целых три похода от стойки к столику, чтобы принести весь заказ. А уж как я умудрилась разложить все это на небольшом столике, до сих пор не понятно даже мне самой, но как-то все же сумела. Саю, малость пришибленная, сидит за стойкой и отстраненно наблюдает за моими манипуляциями с подносом и десертами. Полная кружка кофе стоит прямо перед ней, но она к нему даже не притрагивается – надо же, как ее проняло…
– Продолжаешь ломать комедию, – спокойно говорю я Лолайту, принеся последний поднос.
– Продолжаешь принимать меня за кого-то другого, – также спокойно парирует он, даже не удостоив меня взглядом.
– Пф, – только фыркаю я в ответ и, пожав плечами, удаляюсь, оставив его в покое.
1 февраля – День Рождения Мэтта, и мы снова собираемся вечером в гостиной. Праздничный стол накрыт, именинник распечатывает подарки, играет музыка, а гирлянды на елке и стенах переливаются всеми цветами радуги. Нет только Такады – перед самым уходом из Университета ее что-то задержало, и она велела начинать без нее.
Начать-то мы начали, но вот расслабиться как следует не выходит – нас просто распирает от любопытства. Так что мы вяло переговариваемся, отвечая невпопад, также вяло колупаемся вилками в салатах и постоянно смотрим на часы да поглядываем на дверь, ожидая ее появления.
На улице опять жуткая вьюга, и свист ветра слышен даже сквозь закрытые окна. Проходит почти полтора часа, пока, наконец, не слышится звук поворачиваемого ключа, и в дом не заходит Такада, громко топая каблуками на пороге, чтобы стряхнуть с сапожек прилипший снег.
– Ну, наконец-то, Таки! – провозглашает Мэтт, как только она показывается в гостиной. – А то мы тебя уже…
И осекается, взглянув на нее. На Такаде лица нет. Губы трясутся словно в попытке сказать что-то, глаза невидяще смотрят перед собой, да и сама она, кажется, еле стоит на ногах.
– Что… что случилось? – подскакивает к ней Лайт, сидящий ближе всех к двери, и усаживает ее на диван.
Но Такада все молчит, не меняясь в лице. И продолжает молчать, пока Саю, не придумав ничего лучше, не подходит поближе и буквально насильно не вливает ей в рот своей черной мерзости. Это действует, и Такада поднимает на нас испуганные глаза.
– Что произошло? – тихо повторяет вопрос Лайта Миса, и ее голос заметно выдает волнение и ожидание самого худшего.
– Еще… одно… – едва слышно шепчет Такада, дрожа всем телом. – Я видела… я видела… Это я нашла…
Мы настороженно переглядываемся и, похоже, все думаем одинаково.
– Таки, – мягко зовет ее Мэтт, приседая рядом на корточки и беря ее руки в свои. – Ты хочешь сказать, что… – и неловко замолкает, не решаясь произнести вслух то, что вертится у него на языке.
– Что произошло еще одно убийство… – заканчивает за него деревянным голосом Ниа, и все мы поворачиваемся к нему.
Он выглядит спокойным, а в глазах ни намека на эмоцию. Наши вопросительные взгляды ему, очевидно, до одного места, и добавлять что-то к сказанному он не собирается. Меня вообще всегда немного удивляла и даже как-то восхищала его манера говорить о самых ужасных вещах так, словно они не имеют никакого значения и речь идет о всяких пустяках. Вероятно, если бы он узнал, что завтра наступит конец света, то объявил бы об этом также прямо и спокойно.
Когда Такада, наконец, мало-мальски приходит в себя, ее тут же словно прорывает, и она начинает в красках описывать, что же произошло. Разумеется, в своем предположении мы не ошиблись. Такада рассказала, что именно она на этот раз обнаружила тело, когда пошла на склад, где хранился реквизит, используемый при всяких театральных постановках. Разумеется, она перепугалась и сразу же вызвала полицию.
Тело опознали очень быстро. Убитым оказался некто Джон Уильямс – еще один выпускник Гарвардской Высшей Школы Дизайна. Почерк убийцы был идентичным – многочисленные колото-резанные раны по всему телу, изуродованное лицо, и еще убийца зачем-то вытащил его глазные яблоки. Кроме того, распорот живот, и внутренние органы были словно перемешаны. Даже представить не могу, какой ужас испытала Такада, натолкнувшись на тело в темной комнате, а если пытаюсь представить, мне становится дурно.
Дело становилось все более и более серьезным: и нашей первой мыслью, и мыслью следователей было то, что эти убийства – дело рук одного и того же человека, хотя возможность имитатора тоже нельзя было исключать. Также не могло не броситься в глаза, что оба убитых учились на одном курсе и даже в одной группе, хотя между собой почти не контактировали, не имели общих знакомым, за исключением одногруппников и вообще вели прямо противоположный образ жизни. Если Эни Брайден была очень активной, всегда была на виду, грезила о карьере модели, принимала участие почти во всех мероприятиях Университета, то Джон Уильямс, напротив, был типичным «книжным и компьютерным червем», которого хлебом не корми, дай посидеть где-нибудь в углу и покопаться в книгах или полазить по сайтам.
День Рождения, разумеется, был омрачен и безнадежно испорчен этой новостью, но случившееся нас так потрясло, что мы даже не обратили на это внимания и тем более не додумались расстроиться по этому поводу.
На следующий день становятся известны кое-какие другие подробности этого дела. Такада отошла от шока на удивление быстро, и взялась за дело. Подслушав под дверью разговор президента Университета и одного из следователей, ведущих дело об этих убийствах, она узнала кучу мелких деталей, незначительных с виду и очень очевидных. Разумеется, обе жертвы были частыми посетителями «Золотых листьев», впрочем, то же самое можно было сказать больше чем о половине студентов. Помимо всего прочего, оба убийства произошли первого числа с разницей в один месяц, следовательно, не исключалась возможность и того, что 1 марта тоже вполне может быть омрачен очередным свежим трупом.
Как и в прошлый раз, оставалось полной загадкой, каким образом убийца смог проскользнуть мимо всех камер незамеченным – ведь на этот раз он не просто бросил тело у общежития, а занес его в само здание, пробравшись на третий этаж. К тому же, склад с реквизитом был закрыт, и ключ имелся только у нескольких людей, а экспертиза показала, что взлома не было.
Разумеется, в тот же день ужесточаются правила безопасности и вводится комендантский час. Теперь в девять вечера все студенты обязаны возвращаться в общежитие, где отмечаются в специальном журнале, указывая время прихода. Ребят также обязали вернуться, так что они съехали от меня уже вечером. Все вечерние лекции были отменены, «Золотые листья» тоже теперь работали только с девяти утра и до девяти вечера. Наблюдение за последним курсом Высшей Школы Дизайна велось с особым тщанием. И, несмотря на все эти неудобства, все понимают необходимость таких драконовских мер предосторожности.
– Блин, даже страшно как-то…
Наплевав на все правила и приличия, мы с Саю подсаживаемся к остальным прямо посреди рабочей смены. Впрочем, народу опять немного. В связи с прошедшими событиями, любителей ходить в кафе заметно поубавилось, так что мы вполне можем себе позволить такую вольность.
– И не говори, – кивает Миса, крепче сжав в ладонях кружку с зеленым чаем. – Да еще этот вынужденный переезд обратно… Жутковато… Ведь бедняжку Эни убили возле общежития. О чем они только думают?
– Не возле общежития, – педантично поправляет ее Лайт. – Это тело нашли возле общежития. Если бы убийство произошло там, крови было бы намного больше.
– Ты так говоришь, будто уже с этим сталкивался, – хмуро замечает Мелло, качая головой. – Такими темпами ты сам попадешь под подозрение.
– Во-первых, его отец полицейский, – вместо Лайта отвечает Ниа, – а во-вторых, это и так понятно. Читай ты побольше книг, ты бы об этом знал.
Все это было приправлено изрядной дозой иронии, так что мы вновь удивленно на него вытаращиваемся – вроде как ситуация не слишком-то располагает к иронизированию. Но в лице он опять-таки не меняется, словно и не сказал ничего такого.
– Очень смешно, – буркает в ответ Мелло, но этим и ограничивается.
– Меня больше волнует дата, – складывает руки на груди Мэтт. – Оба раза первое число. Почему?
– Видимо, это число имеет для убийцы какое-то значение, – пожимаю плечами я. – Хотя это тоже и так понятно. Возможно, первого января его постигло какое-то несчастье… Может, у него в этот день кто-то умер, откуда я знаю?
– И в результате он сдвинулся головой и начал убивать людей в этот день? – скептически хмыкает Такада. – И ладно бы убивал случайных… Но ведь ни о какой случайности не может быть и речи, ведь убитые учились на одном курсе и в одной группе.
– И к чему это нас приводит? – недовольно кривится Лайт. – Выходит, убийца много знал о жертвах и даже мог следить за ними в пределах Университета. Большая вероятность, что Кристен была права, говоря, что он – либо кто-то из студентов, либо кто-то из сотрудников. Итого получается, что у нас двадцать с лишним тысяч подозреваемых… Мдааа…
– Поскорей бы этого подонка поймали, – также недовольно в тон брату заявляет Саю. – Достала уже эта напряженка…
========== Том 1. Глава 7. Невыносимый собеседник ==========
На следующий день я посылаю на все четыре стороны все повседневные заботы и иду в городскую библиотеку. Курсовая работа, за которую я до сих пор не бралась, висит надо мной как дамоклов меч, так что этот выходной день я решаю посвятить копанию в старых книгах и манускриптах, которых в нашей университетской библиотеке почему-то не нашлось. За работой незаметно проходит целых три часа, и дело близится к концу, как вдруг я чувствую, что мой затылок кто-то сверлит взглядом. Стоит только обернуться, как мои губы сами искривляются в какую-то циничную улыбочку. И почему я совсем не удивляюсь, натыкаясь взглядом на знакомую нелепую сутулую фигуру? Шумно выдохнув через нос, поворачиваюсь обратно и, демонстративно игнорируя навязчивый взгляд, продолжаю работу, заткнув уши плеером. В кратчайшее время закончив копание в книгах, расставляю все по стеллажам и ухожу.
В автобусе читаю то, что написала в библиотеке, и все это кажется таким неимоверным бредом, что мне самой стыдно. Не представляю, как я вообще могла такое написать. Нелепо построенные фразы, какие-то детские выводы, причем написано все это таким кошмарным почерком, словно я писала в состоянии тяжелого алкогольного или наркотического опьянения. Мысленно поздравив себя с тем, что дома придется сидеть и переводить эту абракадабру на нормальный английский язык, убираю тетрадь в сумку и закрываю глаза. Я еду до конечной, так что свою остановку точно не пропущу.
И мне снится, что я бегу по бескрайнему зеленому полю, полному самых разных цветов, и солнце нещадно печет мои плечи, и всюду летают бабочки, и поют птицы, и трещат на все лады сверчки и кузнечики. И вокруг ни души, словно я одна на целом свете. И бегу навстречу солнцу, и меня переполняет какая-то странная бурная, неестественная радость, и я смеюсь, смеюсь, смеюсь. И самое главное, я знаю, что я сейчас сплю и вижу сон, и это веселит меня еще больше.
– Девушка, конечная, – слышу я сквозь сон голос кондуктора и нехотя открываю глаза.
Широко зевнув и потянувшись до хруста, встаю с удобного и мягкого сиденья и выхожу на улицу. Погода ясная, на небе ни облачка. Ни дуновения ветерка, но при этом довольно холодно, так что поплотнее замотав вокруг шеи пуховый шарф, чуть ли не бегом двигаюсь в сторону дома.
На пороге не могу удержаться от соблазна вновь оглянуться и опять встречаюсь глазами с Элем, который, как ни в чем ни бывало, стоит чуть поодаль на другой стороне дороги, прислонившись плечом к толстому вязу. Понятия не имею, каким образом он успел добраться досюда быстрее меня, ведь, когда я уходила, он был еще поглощен работой, а автобус идет напрямую. Не желая тратить время на раздумья, решительно поворачиваюсь к нему спиной и захожу в дом, закрывая дверь на все замки, даже на цепочку.
В течение следующих нескольких дней мы то и дело сталкиваемся в самых разных местах по всему городу. Где бы я ни была: ходила бы с Мисой по модным бутикам, или в продуктовый магазин, или в библиотеку, или же просто прогуляться по городу – его взгляд, острый, как стрела, без конца сверлил мой многострадальный затылок.
Моему терпению можно только позавидовать, однако, и у него есть предел. Его остатки исчезают на автобусной остановке, когда я стою и жду автобус, а мой преследователь, итак все это время не слишком-то скрывавший своего присутствия, подходит почти вплотную и отчаянно делает вид, что меня тут вообще нет.
– Что?! – поворачиваюсь к нему я, вставая в позу «руки в боки» и метая из глаз молнии.
– Что «что»? – невозмутимо спрашивает он, так тараща глаза, словно только что меня заметил.
– Долго ты еще собираешься за мной следить? – я не рассусоливаю, а сразу беру быка за рога. – Чего тебе от меня надо?!
– И ты опять меня с кем-то путаешь, – все так же невозмутимо замечает Эль с таким честным лицом, что я начинаю чувствовать себя полной дурой.
– Слушай, хватит, а?! – я начинаю сердиться. – Если тебе что-то надо, то скажи прямо! Я не идиотка!
– Если учесть, что ты стоишь и орешь посреди улицы, то выглядишь ты прямо противоположно тому, что говоришь, – произносит он. – Так что для начала лучше успокойся и приглохни малость.
Его слова действуют на меня словно ведро ледяной воды на голову. По крайней мере, я прекращаю наезды и просто смотрю на него исподлобья.
– И все-таки, что тебе от меня надо? – уже более спокойно спрашиваю я.
– Если у тебя мания преследования и мания величия по совместительству, и ты считаешь, что кроме как следить за тобой, мне больше совсем нечем заняться, то ничем не могу тебе помочь, – упрямо гнет он свою линию.
– Ну конечно, – ядовито продолжаю я. – Ты у нас кругом ни при чем. И Лайта на матч пригласил кто-то другой, и в «Золотые листья» на Рождество приходил кто-то другой, и за мной следил кто-то другой. Тебе самому-то не смешно?
– С чего ты вообще все это взяла? – его взгляд красноречиво говорит, что он серьезно подумывает окончательно поставить жирный крест на моих умственных способностях.
– О, я не знаю! Наверное, потому что я тебя видела, – надеюсь, мой взгляд не менее красноречивый. – Ни за что не поверю, что во всем Гарварде есть еще кто-то, кто выглядел бы как ты и вел себя также.
– Значит, это твои проблемы, – подводит итог он.
Собеседником он оказался просто невыносимым. В любой другой день я бы давно прекратила этот бессмысленный разговор и послала его куда подальше, но сегодня явно не тот день. Мне нужны ответы, но добиться от него хоть сколько-нибудь внятных объяснений представляется маловероятным.
– Ладно, забили, – отмахиваюсь я. – А откуда ты узнал мое имя?
Все его ответы похожи один на другой, как две капли воды.
– А с чего ты взяла, что я его вообще знаю?
Я уже готова зарычать от раздражения, но все же держу себя в руках. Что ни говори, а его совет насчет «успокоиться» чудо как хорош. Задать следующий вопрос, на который я, скорее всего, получу точно такой же ответ, я не успеваю, потому что в этот момент приезжает автобус. Он набит битком, яблоку негде упасть, но мы все равно залазим – все же двадцать минут на морозе не шутки. Так что, хорошенько упихав других пассажиров дальше в салон, мы с трудом выкраиваем место у двери. Автобус трогается.
– Ну просто чудно, – кое-как выдавливаю я, когда какая-то полная дама, пытаясь устоять на ногах, всем своим весом придавливает нас обоих к двери.
Практически всю дорогу мы молчим, что, впрочем, неудивительно – разговаривать, будучи расплющенными, словно лепешки, по двери было бы довольно затруднительно. Наконец, когда до конечной остается всего две остановки, основная масса пассажиров выходит, и я вздыхаю с облегчением, садясь на освободившееся место.
– И все равно я не понимаю, чего ты ко мне прицепилась, мисси, – говорит Эль, когда мы идем по улице.
– Я тебе уже задала тот же самый вопрос, если ты не помнишь, – ядовито замечаю я. – И я не понимаю, зачем ты ломаешь комедию.
– Я не ломаю комедию, я говорю правду, – уже в который раз повторяет он, и я только машу рукой.
– Ну, значит, у тебя есть брат-близнец, – хмыкаю я.
Он, кажется, в кои-то веки переменяется в лице, но потом как-то криво улыбается в ответ, и у меня от этой его улыбки мурашки по спине бегут.
Я даже и заметить не успеваю, как мы доходим до моего дома.
– Ладно, мисси, до дома я тебя проводил, а теперь будь так любезна, отстань от меня, – заявляет Эль, когда я замираю на пороге.
– Как трогательно, убиться можно, – цинично говорю я, оборачиваясь. – И хватит называть меня «мисси»! У меня есть имя!
– Правда? – он удивленно наклоняет голову набок, словно увидел что-то диковинное. – Вот уж никогда бы не подумал, мисси.
Хотя я ясно понимаю, что он надо мной откровенно смеется, я никак не могу прекратить сердиться.
«Нет, не правда», – про себя ворчу я, но не говорю этого вслух.
– Кристен! – почти что ору я ему в лицо. – Меня зовут Кристен! Запоминай по слогам: Крис-тен! Очень простое имя. Надеюсь, твоих мозгов хватит хотя бы на то, чтобы его запомнить!
– Ты опять вопишь посреди улицы, – как бы между прочим замечает он с неприкрытой издевкой в голосе.
Если бы я умела испепелять взглядом, от него бы давно уже осталась горстка пепла, но, увы, приходится довольствоваться тем, что есть. Вздохнув поглубже и уговаривая себя: «Релакс, релакс…», я натягиваю на лицо приветливую улыбочку. «Хорошо-хорошо, оставлю я в покое твою драгоценную персону, больно ты мне нужен, а теперь будь так добр, вали отсюда, а?» – вот что примерно я хочу сказать этой улыбкой и уже даже открываю рот, чтобы озвучить эту мысль, когда с губ внезапно срывается:
– Может, чаю?
Я так и замираю, пораженная таким капитальным расхождением между планом и фактом. Кажется, он ошарашен этим вопросом ничуть не меньше, чем я сама.
– Очень мило с твоей стороны, Кристен, предложить мне выпить с тобой чаю.
– Неужели? – усмехаюсь я, поздравляя себя с небольшой победой – в кои-то веки я пробила в его невозмутимости хоть какую-то брешь.
Но, как оказалось, радовалась я рано, потому что, стоило зайти в дом, как началось…
– А у тебя есть торт?
– Нет.
– А пирожные?
– Нет.
– А мороженое?
– Нет.
– Ну хоть печенье?
– Ага, галеты соленые, – злорадно отвечаю я.
– А что у тебя вообще есть?
– Картофельное пюре и курица – как раз то, что надо после долгого рабочего дня.
И то, как искривляется его лицо после этих слов, без сомнения, самое лучшее событие за весь день.
Так что я накладываю себе полную тарелку вышеуказанного пюре, а ему приходится довольствоваться лишь чаем. Впрочем, кажется, он не унывает, берет сахарницу и, как обычно с ногами забравшись на диван, начинает ложку за ложкой сыпать сахар в кружку. Не сказать, что я этому удивлена – видела же шестнадцать порций сахара в «Золотых листьях» – но все равно присвистываю, глядя за вязкую массу в его кружке. Ей богу, проще было бы налить чай в сахарницу.
Тут приходит Том и бесцеремонно, словно так и должно быть, укладывается на диван, придавливаясь к Элю, будто до этого тот бывал тут сто раз. И это странно – мой кот обычно не любит чужих, а тут раз и улегся, да еще и замурлыкал, а это уже вообще чудеса. Сам Эль, кажется, совсем не против такой компании, и то ли задумчиво, то ли заинтересованно погладив Тома по спине, улыбается и возвращается к кружке с чаем.
