Текст книги "Побег от прошлого (СИ)"
Автор книги: Iriri
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)
Открывшийся взгляду интерьер совсем не радует глаз. По сравнению с домом Ватари, что лондонским, что кембриджским, это самая настоящая конура, типичные трущобы. Стоит какой-то старющий диван, производство которых по-моему, прекратили годах этак в 50-ых, торшер, гардины без штор – в общем, довольно унылое зрелище. Но не оно привлекло мое внимание, совсем нет. В этом доме была ужасно-тяжелая давящая атмосфера. С первой же секунды, как я зашла сюда, я поняла, что мне тут совсем не нравится, просто до тошноты, но пришлось себя пересилить.
– Что это за место? – я не узнаю собственный голос, прорезавший повисшую тишину. И так как Эль не спешит с ответом, высказываю первое, что пришло мне в голову. – Вы… жили здесь со своими родителями?
– Бог с тобой, Кристен! – Эль возмущенно таращит на меня свои огромные глаза, и в темноте это выглядит очень жутко. – Разумеется, мы жили не здесь, – уже спокойным, но совершенно бесцветным тоном продолжает он негромко. – Но того дома больше нет.
– А ваши родители… – медленно начинаю я, не сводя несмелого взгляда с его лица и наблюдая за реакцией, – …они умерли, да?
Эль на пару секунд закрывает глаза, а потом отвечает ровным голосом, тем самым, по которому захочешь – не определишь, что на уме у говорящего.
– Да. Нам тогда было всего пять лет.
У меня в мыслях внезапно всплывает «Декстер», первый сезон которого в свое время потряс Эля до глубины души. Когда я услышала от Эля, что не ошиблась по поводу его брата, я сразу поняла, что все это мне что-то до ужаса напоминает. И вот, наконец, вспомнила. Но возможно ли?! Как вообще может быть такое невероятное жуткое совпадение?!
– Прости, – поспешно извиняюсь я за этот бестактный вопрос. – Мне, правда, жаль…
– Я практически ничего не помню из того дня. – Он будто не слышит меня и говорит так, словно повторяет заученный наизусть текст, а взгляд пустой, остекленевший. – Помню, что… был вечер… ранний вечер… потому что было еще светло… и мы сидели и играли в нашей комнате… на втором этаже… Мы с Бейондом – так его зовут – всегда были не разлей вода. У нас никогда не было друзей. Нет, не потому что у соседей не было детей, а потому что нам никто не был нужен. Не знаю, понимаешь ты или нет, каково это, когда ты живешь в своем маленьком мире только для двоих. Помню, нас ничто не волновало. Беззаботное золотое детство. – Эль горько усмехается своим воспоминаниям.
– Наверное все же понимаю… – задумчиво говорю я. – Хоть у нас с сестрой и не самые близкие отношения, но, кажется, я действительно понимаю. – А потом по спине бежит холодок, потому что я понимаю еще и то, что же он будет рассказывать дальше. Через силу, но я все же выдавливаю из себя слова. – Ваших родителей… убили, да? У… у вас на глазах?
– Не совсем, – качает головой он. – Ты знаешь, Кристен, хоть мы и близнецы, но Бейонд всегда был старшим. Не знаю, почему, но он всегда понимал все намного больше и намного лучше, чем я… Я, правда, почти ничего не помню из того вечера… Помню только его руки, когда он закрывал мне глаза и бесконечно повторял «Не смотри, не смотри». И плач мамы… И чей-то смех… И я не видел ничего… Ни тогда, ни после, когда мы сидели в гостиной почти двое суток рядом с трупами родителей, пока в дом не пришла полиция. Я не видел, потому что он мне не позволил.
Я слушаю его, затаив дыхание, и чувствую, как окутавший меня холодок постепенно превращается в настоящую стужу, и взгляд его, полный боли и печали, и голос, лишенный эмоций, только усугубляют положение. Отсутствием воображения я отродясь не страдала и за свою, пусть недолгую, но достаточно насыщенную жизнь успела посмотреть достаточно и кинолент, и аниме сериалов, чтобы описанная Элем картина встала перед глазами во всей красе.
– А знаешь, что было потом, Кристен? – все тем же деревянным голосом продолжает Эль, проходясь по гостиной и садясь на изъеденный молью диван, железные пружины которого немедленно отзываются жутким скрипом. Выдержав паузу, он сам отвечает на свой вопрос. – Потом мы оказались здесь, в этом самом доме. Нас отдали ближайшим родственникам. Ты не представляешь, что это была за жизнь…
– Расскажи, – твердо требую я, каким-то отголоском сознания припоминая психологическую статью, вещавшую, что если говорить о своих проблемах вслух, то человеку полегчает. – Они вас не любили? Издевались?
К моему изумлению, Эль внезапно ухмыляется и некоторое время тихо смеется каким-то странным, отрывистым и совсем невеселым смехом.
– Ну, ты ведь читала историю об этом мальчишке-волшебнике, выросшем у родственников, которые его ненавидели, – наконец, произносит он, и в его голосе опять нет ни малейшего намека на эмоцию. – Я ее ненавижу, – говорит Эль, – и вовсе не потому, что она напоминает мне о прошлом, хотя и поэтому тоже. А за эту детскую наивность, которой буквально пропитана вся эта серия.
Я, в свою очередь, не питаю к Поттериане ни ярой ненависти, ни пылкой любви, а отношусь скорее равнодушно, считая эти книги не более, чем развлекательным чтивом, которым можно иногда разнообразить скучную рабочую смену. Насколько мне известно из чтения различных форумов, книги Джоан Роулинг большинство людей любят именно за эту неповторимую волшебную, чуть наивную атмосферу… А оказывается, и вот оно как бывает.
– Брат мамы, его жена и мать, – медленно, излишне четко выговаривая каждое слово сказал Эль. – Три человека, всего за пару месяцев прекратившие нашу жизнь в ад на земле. Нас никогда не выпускали из дома, мы боялись сказать лишнее, ступить куда-то не туда или же просто показаться на глаза в неподходящий момент…
Я храню гробовое молчание, только тихо усаживаюсь на тот же диван, предварительно стряхнув с него часть пыли и еще какого-то мусора неизвестного происхождения.
– Ты как-то спрашивала, как так можно, вообще не спать? Поверь мне, можно, если это необходимо. Но все это давно позади, а я все равно не могу спокойно спать, как все нормальные люди. Стоит только закрыть глаза, как перед ними тут же встает его рожа, и ощущается запах пота и алкоголя, и тяжелое дыхание. А потом вскакиваю с кровати в холодном поту, шатаясь, иду в ванную, и меня буквально выворачивает наизнанку. Легкая дрема на два-три часа – это максимум, что я могу себе позволить. Уверен, он тоже.
– А как же так вышло, что в результате ты оказался у Ватари? – собственно, этот вопрос и мучил меня с самого начала, но все не было подходящего момента, чтобы его задать.
Эль вздрагивает и удрученно качает головой.
– На самом деле… – видно, что он буквально силой выдавливает из себя слова, – …это из-за меня… Потому что я… предал его…
– Что?! – теперь моя очередь смотреть на него во все глаза, не в силах поверить собственным ушам. – Но почему? Как? Как ты мог так с ним поступить? – вопросы опять посыпались со скоростью пулеметной очереди.
Эль и не думает уходить от ответа.
– После очередной такой ночи мы решили сбежать оттуда. А так как жили мы на чердаке, под самой крышей, то решили поступить, как пишут в книгах, – сплели веревку из простыней и по ней хотели спуститься. Но ничего не вышло… Я успел спуститься. Но и то только потому, что в последний момент он отвязал веревку до того, как в комнату ворвался дядя. А он остался. И это был последний раз, когда я его видел. Он просил меня позвать кого-нибудь на помощь… А я понятия не имел, куда идти. У меня ничего с собой не было, даже мало-мальски теплой одежды, а было холодно. Очень. Я не знаю, почему меня не догнали, но так оно и случилось. И если бы не Ватари, случайно узнавший меня на улице, кто знает, чем бы закончились мои скитания по этому поганому городу. До этого я видел Ватари всего несколько раз, еще когда были живы родители, и он иногда приезжал к нам на праздники. Разумеется, я все ему рассказал. И о том, как нам жилось эти последние четыре года, и о том, что я должен поскорее выручить Бейонда из этого ада. И начались бесконечные судебные слушанья. Процесс сильно затянулся. Я не знаю, что конкретно там происходило, но в конечном итоге, то ли по чьей-то случайной ошибке, то ли еще по какой-то причине, было решено оставить все, как есть. Мне следовало убедить Ватари судиться дальше, даже несмотря на то, что у него тогда опять начались проблемы со здоровьем, и любое волнение было чревато для него нежелательными последствиями. Так что у меня был выбор: либо ждать, пока ему не станет лучше и тем самым вынуждать Бейонда продолжать жить в этом гадючнике, либо надавить на Ватари, рискуя при этом потерять единственного родственника, которому могли передать опеку над нами. – Вздохнув, Эль добавляет. – И я выбрал, и не стал настаивать. И не могу себе этого простить…
Некоторое время мы молчим. Эль невидящим взглядом смотрит на пустой пыльный сервант, в котором отсутствует большая часть стекол. А я перевариваю свалившуюся на меня информацию. Наверное, я бесчувственная сволочь, но на мой взгляд, хоть история эта и жутко трогательная, но она вовсе не оправдывает брата Эля во всей этой Гарвардской резне. Мои размышления прерывает голос Эля, и на этот раз он вовсе не лишен эмоций, а ясно показывает истинные чувства.
– А когда Ватари поправился, выручать было уже некого… На следующее утро после того, как было объявлено решение суда, в этом самом доме нашли три тела, принадлежавшие хозяевам дома. А Бейонд исчез. Мы с Ватари и полиция убили кучу времени и сил на его поиски, но он как в воду канул. Через шесть лет мы, устав от слухов, уехали в США, в Кембридж. Кто бы мог подумать, что он найдет нас там…
– Погоди, постой, – решительно вмешиваюсь я в его повествование. – Один вопрос. Как ты можешь быть так уверен, что убийства в университете его рук дело? Он что, отправляет тебе какие-то сообщения?
– Ну что ты, Кристен, – качает головой он. – Это же очевидно. Мне очевидно. Знаешь, как умерла наша тетя? От колото-резаных ран. Дядя от них же, но у него был распорот живот и вырваны глазные яблоки. У бабушки был вырван язык и разбита голова. Улавливаешь суть?
– Те же раны, – мрачно констатирую я очевидный факт. – Но кое-что все равно не стыкуется, потому что жертв в университете четыре.
– Нет, все стыкуется, – вздыхает Эль. – Здесь их тоже было четыре. Четвертым был тот, кто убил наших родителей. Знаешь, как он умер?
– У себя дома поскользнулся в ванной и умер от травмы головы, полученной в результате падения, – ни секунды не раздумывая, говорю я, ибо это тоже очевидно. – Но почему они? В смысле, почему из всех студентов он выбрал именно их?
– Просто потому, что из всех моих одногруппников они были единственными, к кому я имел хоть какое-то отношение, – просто отвечает Эль. – Эни была моей соседкой по парте, с Джоном мы вместе работали над заданным проектом в прошлом году. Ну, а историю с Киоко и Дэниэлом ты знаешь ничуть не хуже меня.
Подумав минутку, я недовольно складываю руки на груди. Удивительно, что мрачная и пугающая атмосфера дома так никуда и не делась, и небольшая свеча, стоящая на комоде и служащая единственным источником света, только добавляла ей жуткости. Вот только теперь, когда я тут уже более-менее освоилась, она перестала иметь для меня хоть какое-то значение. Достаточно было просто в уме переключиться на обмозговывание проблем более насущных, нежели страх.
– Хм, не пойми меня превратно, – осторожно говорю я, не зная, как он может отреагировать на подобный вопрос, – но если твой брат нацелился на близких или хотя бы приближенных к тебе людей, то почему он не начал с Ватари?
– Хороший вопрос, – хмыкает Эль. – Если бы я знал ответ, непременно бы тебе сказал.
Я хмурюсь, потому что упорно не могу отделаться от мысли, что упускаю что-то важное, но никак не могу понять, что же именно.
– Ну ладно, – киваю я. – Допустим. Но тогда почему, когда мы говорили после твоего возвращения из Франции, ты сказал, что другие жертвы непременно будут? Ведь здесь, в Лондоне, их было всего четыре.
– Нет, шесть, – тут же поправляет меня Эль.
– Ты же сам сказал, что четыре, – я окончательно перестаю что-либо понимать. – Что он убил хозяев этого дома и того, кто убил ваших родителей. Разве нет?
– Правильно, – невозмутимо кивает он. – Но не забывай и самих родителей. Пусть он их и не убивал, но он это видел. И сейчас хочет, чтобы увидел я.
========== Том 2. Глава 2. Тетрадь ==========
Внезапно на меня накатывает приступ невероятной усталости, то ли от переизбытка информации, то ли от недосыпа, то ли от чрезмерно насыщенного дня и смены часового пояса. Как бы там ни было, желание и дальше говорить на эту тему сегодня у меня пропадает, вместо этого хочется только одного: спать и подольше. Обстановка, мягко говоря, не слишком соответствует моим представлениям о нормальном спальном месте, но если припечет, я могу заснуть даже стоя, так что пережить это смогу без проблем.
– Что, утомил я тебя своими россказнями? – заглядывает мне в лицо Эль.
– Что ты, нет, конечно, – поспешно возражаю я, отчаянно, но увы, безуспешно пытаясь справиться с зевотой. – Просто как-то я устала… И не от твоего рассказа, хотя, может быть, и от него тоже, а вообще от всего.
– Так ложись спать, – пожимает плечами он. – Знаю, тут ужасно, но автобусы уже не ходят, а до более-менее приличной гостиницы отсюда идти часа два… Что-то я плохо все продумал, когда притащил тебя сюда…
– А как насчет тебя? – спрашиваю я.
– Я же сказал, я не могу, – твердо отвечает Эль.
– Может, все же попробуешь? – я пододвигаюсь ближе, пытаясь посмотреть ему в глаза, но он упорно от меня отворачивается и только качает головой. – Я сразу разбужу тебя, если увижу, что тебе снится плохой сон, – я и не думаю отступать. – Все же, кажется, ты куда больше меня нуждаешься в отдыхе.
– Какая же ты упрямая… – вздыхает он. – Сколько раз мне сказать «нет», чтобы до тебя дошло? – Повернувшись ко мне, он едва заметно усмехается, прекрасно понимая, что в степени упрямства мы с ним на равных, а потому я не отвяжусь.
– Хоть сколько повторяй, – я возвращаю усмешку, – все равно не дойдет.
Его глаза, до этого столько раз казавшиеся мне равнодушными и безжизненными, сейчас выражают такую гамму чувств, облачить в слова которую практически невозможно. Кажется, мое предложение насчет охраны его сна ему не так уж и противно. В то же время, ослиное упрямство и понятная опаска не позволяют просто так взять и согласиться. И взгляд не то отчаянный, не то растерянный и в то же время смешливый. И я вижу, что, в принципе, он уже со мной согласен, просто ждет, когда я приведу очередной аргумент в пользу этой идеи, чтобы он «убедил» его в моей правоте. Вот только аргумента подходящего я найти почему-то не могу. Просто не знаю, что тут еще можно добавить. И сколь бы лихорадочно я не пытаюсь что-нибудь придумать, в голову все равно ничего не идет. Видать, матушка-природа, наделяя меня интеллектом, поскупилась, ничего не поделаешь…
А Эль опять смотрит на меня наполовину насмешливо, наполовину снисходительно, как обычно, и этот его взгляд сбивает меня с толку еще больше.
И уже в который раз я убеждаюсь, что мои тело и мозг абсолютно точно действуют, не утруждая поставить сознание в известность о своих намерениях. Поэтому, когда в голову неожиданно ударяет шальная мысль, я, поддавшись этому порыву, без малейшего колебания подаюсь слегка вперед и накрываю его губы своими, не оставляя ему ни единого шанса уклониться. И только спустя несколько секунд приходит осознание того, что я творю. В ужасе распахнув глаза, я буквально отскакиваю на другую сторону дивана. Дыхание перехватывает, щеки просто пылают, а сердце выколачивает дикий ритм. А еще я понятия не имею, как сейчас себя вести и как вообще смотреть Элю в глаза. Но собрав волю в кулак, все же поднимаю взгляд, мысленно готовясь ко всему, к чему можно и к чему нельзя. Однако от взгляда Эля мне все равно хочется биться головой об стену, потому что он ни на йоту не изменился. Как смотрел до этого, так и сейчас смотрит, словно ничего и не случилось. И молчит.
«Хоть бы отреагировал как-нибудь… – ворчит внутренний голос, а я не знаю, что и думать. – Или может, ничего такого и правда не произошло, и я зря паникую?»
Так, в полной тишине, проходит минута. Вторая. На третью я, не выдержав этой неопределенности, всплескиваю руками.
– Ну что?! – вскрикиваю я, вытаращив глаза.
– Что «ну что»? – как ни в чем ни бывало, интересуется Эль убийственно спокойным голосом.
«И правда что «ну что»? – про себя хмыкаю я. – Господи, стыд-то какой. И что прикажете делать сейчас?»
Неожиданно я начинаю хихикать, и через некоторое время это переходит в какой-то рваный нервный смех, так что я встаю с дивана и отворачиваюсь, беззвучно хохоча в ладонь. А потом делаю так, как обычно поступает в таких ситуациях Саю. То есть сжимаю руки в кулаки и слезно извиняюсь.
– Я… Прости… – кое-как говорю я, с трудом выдавливая из себя слова. – Я… я не знаю, что на меня нашло… честно…
– Скажи еще, что больше не будешь. – В голосе Эля столько великолепной иронии, хоть погибай от зависти.
Я осторожненько усаживаюсь обратно на диван, аккуратно уложив все еще сжатые в кулаки руки на колени, и коротко говорю:
– И все же ложись спать.
Он тихо смеется, после чего внезапно растягивается на диване, бесцеремонно умостив голову у меня на коленях. Я буквально в последний момент успеваю убрать руки. Попытка облачить в слова нахлынувшие чувства и ощущения с треском проваливается, так что в итоге меня хватает только на ошарашенное «Э?!»
– А в чем дело, Кристен? – невозмутимо интересуется этот невозможный человек. – Кто-то ведь обещал караулить мой сон, вот и займись этим.
– Наглость – второе счастье, – ворчу я в ответ.
Впрочем, сомневаюсь, что Эль меня услышал, потому как отрубился моментально. И это неудивительно, учитывая, что по его словам, он нормально не спал последние лет десять… Ума не приложу, как такое вообще возможно. Воистину неисповедимы способности человека, если зажать его в угол…
Где-то через час я чувствую, что глаза опять начинают слипаться. Надо срочно выпить какой-нибудь энергетический напиток или, на худой конец, кофе, но я сильно сомневаюсь, что в этом доме есть что-то подобное. Да даже если бы и было, то вряд ли это можно употреблять в пищу. А одинокой девушке шататься ночью по городу в поисках круглосуточного магазина тоже не дело.
Силясь придумать хоть сколько-нибудь действенный способ борьбы со сном, невольно вспоминаю «Кошмар на улице Вязов» и, особо не задумываясь над тем, что делаю, начинаю тихо даже не петь, а бормотать песенку оттуда. Надо заставлять мозг работать, а вспоминать слова какой бы то ни было песни – не худший для этого способ.
Раз, два!
Фредди в гости жди!
Три, четыре!
Двери затвори!
Пять, шесть!
Крепче стисни крест!
Семь, восемь!
Тебя не спать попросим!
Девять, десять!
Больше не надейся!
И снова, и снова, пока слова песенки окончательно не приедаются. Не растерявшись, начинаю вспоминать и напевать все популярные песни, которые знаю. Когда мои знания песен исчерпывают себя и память больше не может подкинуть ничего подходящего, и когда в горле начинает першить от бесконечного бормотания, часы показывают уже полпятого утра. Голова Эля все так же покоится на моих коленях, которые уже начинают затекать. Однако я не двигаюсь. Сомневаюсь, конечно, что Эль из-за этого проснется, но лучше лишний раз не рисковать.
В какой-то момент я все же совершаю грандиозную ошибку: закрываю глаза. И этого оказывается более чем достаточно, чтобы моментально провалиться в объятья Морфея, настойчиво караулившего меня всю ночь. Стоит заметить, что бог сновидений оказался на редкость мстительной личностью, так что вместо сладких грез мне приснились – о, ужас! – Телепузики, которых Джейн как-то смотрела еще лет этак семь-восемь назад, когда мы год жили в Москве. О, Боги! Лучше бы я вообще не засыпала…
Как бы там ни было, проспала я достаточно долго, и когда открыла, наконец, глаза, был уже день. Часа три наверное. Эль, что совсем неудивительно, по-прежнему спал, а вот мои одеревеневшие за время ночи колени отчаянно просили пощады. Осторожно переложив его со своих ног на диван, я встаю и хочу пройтись и осмотреть дом целиком при свете дня. Не тут-то было! Ноги мало интересовало мое мнение, и исправно функционировать они отказались наотрез. Так что пришлось потратить еще полчаса на то, чтобы путем точечного массажа, которому меня когда-то научила Миса, привести их в порядок. Однако на смену возмущенным ногам пришел возмущенный желудок, требующий пищу, которой, разумеется, не было. Порывшись в карманах и обнаружив, что я не так уж и богата (какие-то жалкие сто пятьдесят долларов, какая-то мелочь и пластиковая карта), я вздыхаю, но все же на свой страх и риск отправляюсь за покупками.
Заблудиться в большом незнакомом городе не боюсь совершенно – топографическим кретинизмом не страдала отродясь. Да и бродить особо долго не пришлось, универмаг обнаружился буквально в паре кварталов. Вот только проблемы с этим не закончились. Начать с того, что я совершенно напрочь забыла, что я не в Америке, а в Англии, а, следовательно, доллары тут неприемлемы. Проклиная все на свете, под яростное урчание желудка пришлось идти разыскивать местный пункт обмена валюты, пользуясь указаниями пожилой продавщицы. Терпеливо подождав, пока там закончится технологический перерыв, отстояв получасовую очередь, я, наконец, получаю в свое распоряжение около сотни фунтов стерлингов и с чувством выполненного долга возвращаюсь знакомой дорогой в универмаг. Взяв замороженные куриные котлеты для себя и первый попавший под руку небольшой торт для Эля, который неровен час проснется, если уже не проснулся, пока я тут покоряю лондонские улицы, а также захватив маленькую баночку кофе и килограммовый мешок сахара, иду у кассе. Продавщица, недавно объяснявшая мне путь до пункта обмена валюты, смотрит на меня с заметным сочувствием, но ничего не говорит.
По пути домой… ну, по крайней мере, к тому дому, в котором мы были вынуждены остаться на ночь, я восторженно кручу головой, с интересом разглядывая дома и магазины, окружавшие меня со всех сторон. К сожалению, район, где я нахожусь, далек от центра, так что ни здание Парламента, ни известный на весь мир Биг Бен я так и не увидела. Но и того, что было у меня перед глазами, оказалось достаточно. Иду не тем путем, которым тогда шла к универмагу, а срезаю угол через небольшой парк. Что бы ни рассказывал Эль, город и правда замечательный. Мысленно отмечаю, что стоит как-нибудь съездить сюда просто отдохнуть и вволю нагуляться, осмотреть все местные достопримечательности и…
Мысль внезапно обрывается, потому что в этот момент я выхожу на ту улицу, где мы остановились, и моим глазам, наконец, предстает этот столь нелюбимый Элем дом. Вчера, в полутьме я его практически не разглядела, зато сейчас все вижу прекрасно. И ведь с виду вроде дом как дом, ничего особенного. Ну старый, ну потрепанный, ну в окружавшем его железном заборе не хватало почти половины прутьев, но на этой улице многие дома могли похвастаться тем же. Два соседских дома по одну и по другую сторону от этого, кстати, также пустовали, как и несколько домов на другой стороне дороги. Конечно, у меня предвзятое отношение, но я упорно чувствую исходящий от нашего дома негатив. Я бы ничуть не удивилась, если бы узнала, что все пустующие ныне дома опустели как раз после того, как были убиты хозяева этого дома, и его влияние начало распространяться на соседей, как какая-то чудовищная эпидемия…
В гостиной стоит все такая же тишина, что была и до моего ухода. Эль все еще спит, вальяжно развалившись на спине и свесив с дивана руку. Ну что ж, спит и пусть спит, а я займусь готовкой. Хотя, пожалуй, это слишком сильно сказано, ибо чтобы пожарить котлеты особого ума не надо, а больше-то все равно ничего нет.
Уже через полчаса котлеты съедены, немытая кружка из-под кофе стоит на столе, а я, сытая и вполне довольная жизнью, полна сил и готова к новым чудовищным откровениям. Но так как мой единственный возможный собеседник мирно дрыхнет, а будить его сейчас будет каким-то совсем уж запредельным свинством, я иду на второй этаж.
Там бесцеремонно сую нос в первую попавшуюся комнату, очевидно когда-то принадлежавшую мужу и жене. Двойная кровать, большой комод, зеркало на стене, прикроватные тумбочки – типичные атрибуты среднестатистической супружеской спальни. Любопытство – страшная сила, так что я, забыв обо всех приличиях и моральных нормах, лениво роюсь в немногочисленных находящихся тут вещах, покрытых толстым слоем пыли, но это занятие мне быстро наскучивает.
Вторая комната на этаже, как нетрудно догадаться, принадлежала бабушке. По крайней мере, комод, полный старомодных ночных рубашек и прочих вещей, старенькая библия, пухлый томик которой лежит на трюмо, явно свидетельствуют в пользу этой версии.
Покончив с досмотром всех помещений второго этажа, я застываю перед лестницей на чердак, ибо не совсем уверена, что имею право туда заходить. Ведь Эль как-то говорил, что терпеть не может, когда кто-то заходит в его комнату. А чердак этого дома, как ни крути, тоже когда-то был ею.
– А, была не была, – машу рукой я и уверенно поднимаюсь наверх.
Вот уж какая комната ни при каких условиях не могла соответствовать ничьим даже самым скромным представлениям о жилом помещении. Крошечная комнатушка площадью от силы семь-восемь квадратных метров с продуваемыми насквозь дырявыми стенами, практически голым полом и потолком и маленьким окошком, пролезть в которое взрослому человеку вряд ли представится возможным. Даже Миса с ее миниатюрным сложением вряд ли протиснется. Две кровати, стоящие друг напротив друга у противоположных стен по обе стороны от окошка, маленькая не то тумбочка, не то столик, два жалких латаных коврика у каждой из кроватей и лампочка под потолком – вот и все убранство.
На смену шоку от увиденного пришло справедливое негодование из-за тогдашнего решения властей, передавших опеку над детьми неизвестно кому. Хотя я не слишком люблю детей, но это просто не лезло ни в какие ворота.
Выглянув в окно, я увидела парк, по которому шла, когда возвращалась из универмага. Возможно, это в нем Эль тогда спрятался после побега, и поэтому его не нашли… Непроизвольно проведя ладонью по спинке одной из кроватей, я вскрикиваю от неожиданности и вынужденно переключаю внимание на свою верхнюю конечность. В самый центр ладони впилась широкая заноза, видимо, когда-то бывшая частью кровати, до которой я имела счастье дотронуться. Сморщившись, я подцепляю ее двумя ногтями и резко выдергиваю из-под кожи – процесс не столько болезненный, сколько неприятный внешне. Удивительно, но даже крови нет. Глянув после этого на спинку кровати, об которую я травмировалась, я обнаруживаю и причину этого. Некогда покрытое лаком дерево сплошь изрыто какими-то выбоинами, словно по спинке долго, упорно и методично колотили каким-то острым предметом, причем, с разной силой. Повезло еще, что я «поймала» только одну занозу, а не три-четыре за раз.
Обстоятельно стряхнув пыль с такого же старого и латаного, как и прикроватные коврики, покрывала, присаживаюсь на ту же кровать. Копаться в вещах тут невозможно из-за отсутствия таковых, но даже если бы они и были, я все равно бы не стала этого делать.
– Мдааа… – негромко тяну я. – Не хотела бы я здесь жить… Даже сейчас здесь прохладно, а что же тогда творится зимой?
Не зная, чем бы заняться, снимаю с руки браслет и начинаю задумчиво раскручивать его на пальце, потом подбрасываю вверх и ловлю пальцем другой руки. Еще в детстве это было одним из моих любимых способов убить время. Давненько я этим не занималась, совсем форму растеряла.
Словно в подтверждение этих мыслей, браслет срывается с пальца и, перелетев через комнату, залетает под другую кровать.
– Черт! – ругаюсь я, становясь на корточки и заглядывая туда, приподнимая край пыльного покрывала.
Браслет, чуть блестя, лежит у самой стены. Попытка его достать ни к чему не приводит: рука слишком короткая, чтобы дотянуться, нога в такую узкую щель не пролезет, а зацепить нечем.
– Это даже на шутку не похоже, – ворчу я, укладываясь животом на пол и все еще не оставляя надежд дотянуться до него рукой.
В какой-то момент я даже могу вскользь коснуться его пальцем, но дальше этого дело не заходит. После пяти минут мучений, вся в пыли, грязи и еще бог знает чём, я сдаюсь и поднимаюсь на ноги, поспешно отряхивая одежду и ругая себя за несообразительность. И почему мне сразу не пришла в голову идея о том, что кровать можно просто отодвинуть от стены? Приведя в исполнение этот план, я буквально на десять сантиметров оттаскиваю на удивление тяжелую кровать от стены, после чего, откинув пыльное покрывало, опять ложусь на живот на матрас и засовываю руку в открывшуюся дыру. Нащупав искомый браслет, я уже собираюсь, было, вытащить его обратно на свет божий, но в этот момент моя рука натыкается еще на что-то, на ощупь похожее на какую-то не то книгу, не то тетрадь. Однако вытащить и ее тоже не удается, потому как она застряла и вообще не двигается. Плюнь на это и уйди – вот самый разумный вариант моих дальнейших действий, но, кажется, сейчас я при всем желании не смогла бы вести себя разумно. Достав браслет и бросив его на кровать рядом с собой, я снова засовываю руку между стеной и кроватью. Осторожно потянув на себя доступный ладони клочок неизвестного печатного издания, убеждаюсь, что книжка-тетрадка вовсе не лежит на полу, а каким-то образом висит на внутренней стороне бока кровати. Хорошенькие дела! Высунув от усердия язык и как следует собравшись с силами, я отодвигаю злосчастную кровать от стены еще на несколько сантиметров и потом уже засовываю в щель сразу обе руки и голову. Хотя, конечно, разглядеть в этом полумраке мало что удастся, но все-таки. Пыль нещадно засыпает глаза, так что приходится бесконечно щуриться. Зато засунув руки по локоть под кровать, не составляет труда нащупать этакий небольшой потайной карман. Немного усердия, немного терпения, и злосчастная брошюрка, наконец-то оказывается в моих руках. При детальном рассмотрении это оказывается вовсе даже не книжка, а толстая тетрадь в черном кожаном переплете (к/а: Со зловещим названием Death Note на обложке. Бу-га-га!)
Кое-как задвинув кровать обратно, я тут же усаживаюсь на нее и открываю тетрадь на первой странице. К моему удивлению, там оказываются вовсе не грандиозные секретные записи, а какие-то бухгалтерские расчеты. Словно кто-то подсчитывал прибыли и убытки и составлял план каких-то покупок. Озадаченно почесав затылок, я перелистываю страницу, потом еще раз и еще. И на каждой странице такие же однотипные записи, только цифры всегда разные. Пролистав больше половины, я разочарованно вздыхаю. Стоило ли так мучиться из-за такой туфты… И уже собираюсь закрыть тетрадь и убрать куда подальше с глаз долой, когда мой взгляд падает на одну из страниц ближе к концу. Она сплошь исписана, причем, другим почерком, да и уже не цифрами, а многочисленными короткими предложениями. Пролистываю немного назад, чтобы найти то место, с которого начался переход, после чего пристально смотрю на самый верх страницы, где неровным почерком, чем-то напоминающим печатные буквы, кто-то старательно вывел «Нашел в подвале тетрадь. Джейсон не заметил». Содержательно, ничего не скажешь… честно говоря, чтение не показалось мне таким уж увлекательным занятием. Тетрадь оказалась чем-то вроде дневника, который, как я поняла, вел брат Эля. Вот только, в отличие от некоторых, он то ли не был большим любителем рассказывать о своих чувствах, то ли просто не мог в силу возраста выразить их словами. Так что изъяснялся в основном очень коротко, постепенно и методично исписывая одну страницу за другой, описывая свой быт.
