Текст книги "В прятки с отчаянием (СИ)"

Автор книги: Ежик в колючках

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 56 страниц)

– Ну ладно, красавицы, держитесь у меня, – гаркает он и, выскочив им прямо наперерез, вынуждает девушек отходить с уже занятых позиций, не давая шанса дойти до финиша.

Люси закрывает блоком Мию, ее мысли я тоже прочесть не могу, приходится действовать почти вслепую. Прыгая по нижним веткам близкорасположенных деревьев, я постепенно выхожу им за спины, отрезая путь к отступлению.

Вопреки тому, что нужно наступать на противника, нежели стараться от него убежать, девицы продвигаются назад, недоумевая, куда же я подевался. Оказавшись у них за спиной, я спрыгиваю с дерева и в итоге обе малышки сейчас находятся аккурат между мной и Итоном в ловушке.

– На войне все средства хороши, – смеюсь я на их гневные взгляды, не предвещающие ничего хорошего. – Сдавайтесь, вы окружены!

– А вот черта с два! – кричит Мия, и коротким кивком указав на Элиаса, бросилась на меня бешеной фурией, расстреливая остатки патронов мне чуть ли не в упор. Дерзко, но бессмысленно, они все равно проиграли, но это же бесстрашные… Отскочив в сторону с линии огня и укрывшись за деревом, я быстренько вывожу из строя девушку, угодив импульсом прямо ей в ногу, тогда, когда ее стрельба пришлась вся в молоко. Мия, театрально взмахнув руками, падает на землю, так резко, будто споткнулась обо что-то, засыпая меня ругательствами. Я качаю головой, протягивая ей руку, чтобы помочь встать, но Мия хмурится и обиженно оттопыривает губу, думая, что еще не вечер и она найдет способ… Так. Стоп! Думает? А как же…

Внезапно, я понимаю, что Мию не закрывает больше блок и в этот же момент четко слышу ментальный крик Люси о помощи.

«Что такое?» – только и успел я спросить, когда увидел самую настоящую эпохальную битву. Элиас с остервенением нападает на Люси, она отбивается, но силы явно неравны. Коренастый мужчина, совершенно не контролируя удары, атакует девушку, не обращая внимания на ее возгласы.

– Итон, остановись! – уворачиваясь от тяжеловесных кулачищ, старается призвать к порядку Итона бесстрашная. – Это всего лишь тренировка, ты что, убить меня хочешь?

Мы с Мией переглядываемся, я снова бросаюсь ей помочь занять вертикальное положение, но она лишь отмахивается от моей руки и кивает на дерущуюся пару.

– Быстро иди разберись, что там происходит! Это явно херня какая-то, а не тренировка! Не о том думаешь, со мной норма!

Я просто глазам не могу поверить, но прямо на бегу вижу, как Итон с силой выворачивает руку Люси, вынуждая ее застонать сквозь зубы и блокирует все ее удары, будто они для него совершенно нечувствительны.

– Отпусти Итон, ты что, охренел?

– Молчи! Ты предатель! Ты спуталась с безупречным, а, значит, тебе самое место в аду!

И тогда я понял, что дело тут совсем не в парне, это чье-то воздействие, но просканировав пространство одновременно с этим стало ясно, что никого тут поблизости нет. Во всяком случае, из живых существ. Что это может быть разбираться некогда, потому что я уже в непосредственной близости от избивающего мою любимую женщину парня. Люси падает, Итон придавливает ее коленом и в тот момент, когда его кулак уже готовился раздробить ей голову, я вырубаю его одним ударом, вложив в него весь свой страх и тревогу за нее.

– Люси, ты как? Он тебе ничего не сломал? – Итон валится набок, а мне на девушку смотреть больно, все лицо отбито и наливается единым красно-синим пятном, рука вывернута под неестественным углом, явно вывихнута, она держится за нее вся в напряжении от столь неожиданной ситуации.

– Чего это он, а? Я на прорыв, а он…

– Сначала давай с рукой разберемся, – думать о том, что Итон сошел с ума как-то не хочется, да и Люси нужно срочно в лазарет, а пока… Я хватаю ее ладошку, совмещая точки, и понимаю, что нужно вывих править, без этого никак… – Готовься, – только и успеваю предупредить, сильно дернув в определенном направлении, отчего она болезненно охает и на глазах у нее выступают слезы от боли.

– Спасибо, – шепчет она подрагивающими губами, сильно сжимая челюсти. Я знаю, что она не плачет, терпит, а мне хочется забрать у нее всю боль, лишь бы только не видеть ее страдания.

– Потерпи, зайка, сейчас все будет хорошо, – успокаиваю я ее, чувствуя, как покидая ее тело и передаваясь мне, внутри разливается ноющая, мучительно тупая боль от ее синяков и повреждений.

– Что это тут у вас? – спрашивает Мия, оправившаяся от импульса. – Че это у вас Итон в отключке отдыхает? Че с ним, а? – повторяет девушка слова Люси, недоуменно рассматривая нашу живописную группу.

– Итон кажется свихнулся, – покосившись на парня, проговорила Люси, уже почти совсем справившаяся с болью. – Я бросилась на него, чтобы прорваться, а он перехватил и начал избивать, на полном серьезе! Я так и не поняла, что провоцировало…

– Люси, ты ничего не чувствуешь? – пристально рассматриваю девушку, надеясь, что мне просто показалось от волнения.

– Чувствую, конечно! – кричит она на меня, яростно сверкая распахнутыми в гневе глазами. – Горечь, обиду и еще кое-что, чего я тебе не скажу! Какого хрена вы нас взяли в кольцо, это нечестно, вы всего лишь должны были вести по нам огонь, чтобы мы уворачивались, а вы нас скручивать…

– Я не об этом! Воздействие! На нас происходит воздействие, прямо сейчас!

– И на меня? – испуганно спрашивает Мия, озираясь по сторонам. – Тут что, кто-то есть?

– Да… Идите за мной, след в след, поняли? – девушки переглядываются, но не решаются спорить при всех этих тревожных обстоятельствах.

Я, перезарядив оружие, осторожно двигаюсь в сторону предполагаемого воздействия. Похоже тут безупречный, а может быть, даже сам Зейн, мы ведь не знаем, куда он переместился из лачуги каннибалов, вполне возможно, что он все еще ошивается где-то тут, пытаясь любыми способами привести нас к тому результату, который ему нужен. Девчонки опасливо озираются, и неожиданно в том самом месте, где лежит Итон, все еще без сознания, начинает подрагивать земля, будто что-то из нее стремится наружу. Мы, не сговариваясь, синхронно отпрыгиваем в сторону, ощетиниваясь оружием, когда Элиас, откатившись в сторону, застонал и начал подниматься. Прямо рядом с ним почва вспучивается и из небольшого холмика показывается металлическая поверхность…

– Риз, это… – ошарашено тянет Люси.

– Я вижу, – открывая огонь по тому самому прибору, который Люси везла на полигон, когда мы встретились впервые. Импульсы не наносили аппарату никакого вреда, а Мия уже расстреливает в слегка вибрирующую машинку, выбирающуюся из-под земли, весь боевой магазин из пистолета, с которым она никогда не расстается в последнее время. Однако пули этой конструкции тоже не страшны и мы с удивлением наблюдаем, как она трансформируется… в небольшого робота, устойчиво опирающегося на три конечности.

Мы не успеваем ничего предпринять, как робот издает резкий, оглушающий звук. У меня моментально заболела голова, стало казаться, будто кто-то пытается выдавить глаза и вытащить мозг прямо на живую.

– Что это такое Риз? – кричит Люси, затыкая уши, а Мия срывает с пояса гранату и бросает ее в сторону прибора.

– Ложись! – только и успевает крикнуть девушка перед тем, как к режущему сознание звуку прибавляется еще долбанувший по ушам взрыв.

– Ми, там же Итон! – отчаянно стонет Люси, срываясь с места и бросаясь к парню. Я, тряхнув головой, чтобы избавиться, наконец, от гула в ушах, тоже подхожу, уже не надеясь на удачу, готовясь увидеть растерзанное гранатой тело, но, как оказалось, среди обломков робота ничего подобного не обнаружилось.

– Ну Тревис, ты даешь, – протягивает Итон поднимаясь с травы в отдалении. – Старого друга не пожалела… Я, конечно, косячил, но не убивать же меня за это… Че тут произошло-то?

* *

– А потом Тревис чуть не убила меня, швырнув гранату в аккурат в то место, где я лежал, – заключил доклад Элиас, осуждающе-игриво косясь на Мию.

– Вот тут уж нечего плакаться, я видела как ты в сторону отползаешь, иначе не кинула бы! – возмущенно отвечает девушка, выглядывая из-за плеча Бермана. – Думаешь я совсем дура?

– Не, не думаю… – примирительно тянет Итон и переводит глаза на голограмму, обращаясь к брату Лусии. – Трой, вы что-нибудь выяснили по поводу этих приборов, Люси утверждает, что это именно то, что она везла на полигоны для изучения.

– Да, тут все очень… непросто Эл. Дело в том, что прибор этот лишает безупречных всех их способностей на время. А воздействие и вызов агрессии – это лишь побочный эффект, который распространяется, как ни странно, преимущественно на дивергентов, в большей или меньшей степени. Этот прибор и его воздействие отличается от прототипа, который вызывал агрессию у всех подряд и нужен был именно для этого, что-то вроде анализатора собираемой им информации. То, что этот прибор может трансформироваться и передвигаться говорит о том, что их внедряли для поиска… безупречных, прячущихся и готовых жить среди населения планеты.

– Поиск предателей, другими словами, – задумчиво вставляю я. – Кажется, были такие разговоры после того, как мой отец оказался среди горожан и стал помогать им, начали создаваться такие штуки, но я совсем не помню, как они выглядят. Эти конструкции должны были сделать из всех безупречных, что поддерживали идеи отца, обычных примитивных, и тогда уничтожение их было бы оправдано. Наверное…

Я со вздохом обвожу внимательно слушающих меня бесстрашных и понимаю, все что я говорю им не по душе. Безупречные живут среди людей, это правда, кто-то помогает, а кто-то… как Зейн, старается перехватить управление и переломить ход войны. И снова чувство, что я делаю что-то не так, внедряется мое сознание и остается со мной грызущей тяжестью. Где-то закрадывается ошибка в наших действиях, но я никак не могу понять где.

– Но ведь мы не лишились способной, Риз, – тихонько говорит Люси. – Как с этим быть?

– Мы, наверное, были слишком короткое время под воздействием. Я, например, ничего не мог сделать от этого оглушающего, сводящего с ума звука…

– А я вот ничего не слышала, только вижу, что вы все в полном неадеквате, ну и метнула гранатку, – смеется Мия. – Благо, Итон уже отполз на достаточное расстояние.

– Мы будем продолжать изучение прибора. Риз, если что-то вспомнишь или будет какая-то новая информация, прошу мне сообщить.

Мы заверяем эрудитов, что свяжемся с ними, и потихоньку расходимся на покой. Отбой был давно, на всей базе тихо и кажется, что нет ни противостояния, ни войны и мы не готовимся вот-вот погибнуть… Мы все уставшие и вымотавшиеся, а Люси выглядит, как никогда, бледной и задумчивой. Когда мы вошли в нашу комнату, она молча направилась к кровати, на ходу снимая куртку и не говоря мне ни слова.

– Тебя что-то беспокоит? – я пересекаю комнату и, обняв девушку, поднимаю к себе ее лицо, чтобы заглянуть в темно-синюю в сумерках радужку. – Люс? Посмотри на меня, ты тихая сегодня, это непривычно…

– А что обычно я ору как потерпевшая? – поджимает губы девушка, явно не оценившая мои попытки ее растормошить.

– Может быть, если ты поделишься со мной, тебе станет легче?

– Я вот все в толк не возьму, почему они сделали этот прибор со звуком? Ведь логичнее было бы, если бы он тихо, спокойно лишал способностей, а они даже не догадывались об этом…

– Думаю все-таки с целью уничтожения безупречных, которые, как мой отец, внедрялись в город и помогали, чем могли, – серьезно отвечаю девушке. – Когда прибор включается, все, кто обладает схожими способностями, так или иначе, реагируют на него, возможно, в зависимости от мощности… Это дает возможность выследить их и убить, зная, что без сканирования к человеку, обычному примитивному, легко подобраться. Они готовятся, Люс. И хотят, чтобы у них не было факторов, которые они не могут просчитать, а это значит, что всех лояльных безупречных, если таковые остались, нужно уничтожить.

– А агенты? Раньше, как только закончилась битва на озере, бесстрашные время от времени задерживали безупречных, которые не оставляли попыток убраться отсюда…

– Их или осталось ничтожно мало, или ими решили пожертвовать. У них есть цель, и они ее достигнут! Чего бы им это ни стоило…

Люси, нахмурившись, настороженно сверлит меня взглядом.

– Не слишком ли восторженный тон? Чему ты так радуешься? А вдруг там, у входа в тоннель будут такие же приборы?

– Но ведь на нас будут керслеты, а они не пропускают звук. Люси, у нас все получится, мы должны верить! Мы все продумали, Оракул нас не может… – неожиданно мне вспоминается сон, и я запинаюсь на полуслове.

– Что? Ты что-то вспомнил?

– Нет, просто… предчувствие у меня какое-то, что мы что-то… упустили. Недавно мне приснился сон, где наместник говорил со мной, и сказал, что в Оракул можно ввести данные вручную. Но я клянусь, Люси, все то время, что существует станция, это было невозможно сделать никому, кроме лидера Ромате…

– Они могли его доработать?

– Оракул саморазвивающийся механизм. Искусственный интеллект, который способен накапливать опыт и анализировать его. Он управляет безупречными все это время, контролируя их жизнедеятельность. Эта машина просто не позволит никому менять свою структуру, потому что это лишит его тотального контроля!

– А может такое быть, что ты чего-то не знаешь? Или от тебя скрыли?

– Конечно, может. Но мы с моим учителем все предусмотрели, у них нет доступа к базе данных Оракула, а, значит, они не могут менять вводные вручную, только то, что машина сама нашла и проанализировала… Если кто и может вмешаться в работу Оракула, то только верховный лидер Ромате, кровь которого является кодом доступа. Что мы и сделаем, когда окажемся там.

Люси потерла лоб ладошкой, устало прикрыв глаза. Я понимаю ее, все это очень рискованно, но другого выхода у нас нет. Теперь только вперед.

– Поцелуй меня, Риз, – вдруг порывисто обнимает меня Лусия, прижимаясь ко мне всем телом. – Поцелуй так, чтобы я обо всем забыла…

Прикрыв глаза, я беру в ладони ее лицо, провожу по губам большим пальцем, гипнотизируя каждое движение, отчетливо понимая, как нам обоим необходимо это касание, но медлю, желая насладиться каждым отпущенным нам мгновением. Слабые покалывающие токи расходятся от кончиков пальцев, передаваясь ей по чувственной цепочке, заставляя ее чаще дышать и прикрывать глаза от разливающей по телу неги. Мои губы уже печет, и я приближаюсь к ней, уже явственно ощущая ее прерывистое легкое дыхание и, наконец, накрываю ее губы своими, жадно, бесконтрольно, растворяясь в эмоциях, что дарит мне она ежедневно, ежечасно одним своим присутствием, пылко и настойчиво затягивая нас обоих в водоворот желания.

Прохладные пальчики вплетаются в мои волосы, Люси прижимается ко мне, отвечая на поцелуй отчаянно, будто хочет впитать меня, сплавиться, срастись воедино. Невоздержанные прихватывания превращаются в бешеное соитие и становятся до болезненности возбуждающими, когда я, оторвавшись на секунду от девушки, подхватываю ее на руки и в нетерпении спешу со своей ношей в душ, чтобы смыть с себя этот день вместе со всеми нашими печалями и забыться, даря друг другу себя без остатка.

====== «Глава 34» Единственный выход ======

Within Temptation – Wish you were here

Тания пробиралась по лесу очень долго, то и дело натыкаясь на непроходимые дебри, которые приходилось не без усилий преодолевать. Это помогало не погрузиться в свои переживания полностью – мозги все время находились в напряжении, нужно было ступать осторожно, чтобы не провалиться в какой-нибудь неожиданно возникший на пути овраг или не выколоть глаз о выступающие ветки. Когда чащоба расступалась, и девушка оказывалась на более или менее открытом пространстве, а идти становилось легче, это давало временные физические передышки, но зато погружало ее в собственные мысли, далекие от путешествия по лесу.

Конечно, она убежала под влиянием эмоций. Ни разу нельзя было назвать это обдуманным взвешенным решением. Ее жизнь, вообще, такими вещами была не обременена, никогда. Выживание штука непростая: то и дело нужно думать, что ты будешь есть, чем прикрыться, как не сдохнуть. Нельзя было назвать ее жизнь легкой или радужной, нельзя было даже назвать это жизнью по большому счету – ничего хорошего в таком существовании не было. Однако… До настоящего момента она знала, что и как нужно делать, у нее был мало-мальски приемлемый опыт, все было понятно, никаких потрясений. А вот теперь…

Вся жизнь Тании поделилась на «до и после» разрушения полигона, на котором, в свою очередь, она жила, сколько себя помнила. Родителей девушка не знала – то ли их не было, то ли они про нее не вспоминали, но семьей Тании была небольшая горстка детишек в общежитии подземелья недовольных. А потом подземную базу, заменившую девчушке дом, разрушили бесстрашные, вторгшись в ее понятную, хоть и не очень светлую во всех смыслах жизнь.

До шестнадцати лет, до того самого момента, когда пришли эти люди в черной одежде и выгнали всех на поверхность, Тания видела солнце всего несколько раз. Первое время ей было все время очень светло, резало глаза, и кожа постоянно покрывалась красными, долго незаживающими пузырями. Но организм быстро ко всему привыкает. Жизнь, превратившаяся в постоянное выживание, гораздо больше приносила проблем, нежели солнечные ожоги.

На полигоне было трудно. За место под солнцем в детском коллективе приходилось бороться постоянно. А чуть повзрослев, Тания в полной мере ощутила необходимость бороться и за свою девичью честь, потому что чем безумнее становились обдолбанные допингом солдаты недовольных, тем чаще ей приходилось отбиваться от потных, сильных мужиков. И если бы не командир Фьюри, который до конца оставался нормальным, пока не ушел со всеми более или менее вменяемыми солдатами в лес, она давно уже была бы, наверное, всеобщей подстилкой…

Командир ушел, а вслед за этим бесстрашные разрушили полигон, и началась кочевая жизнь, которая внесла свои коррективы в сознание молодой девушки. Столкнувшись с тем, что еда не подается в столовой, а одежду нужно выгрызать зубами, Тания отчаялась быстрее, чем смогла понять, как выживать в этом агрессивном мире. Наступил момент, когда она была настолько вымотана, голодна, замерзшая и окончательно отчаявшаяся, что отдаться за кусок хлеба не показалось ей такой уж плохой идей.

Это случилось еще до того, как кочевники сбились в группы и нашли пещеру, в которой позже основали что-то наподобие города. Тания с небольшой разновозрастной группой ребят бродила по пустошам, перебиваясь охотой и собирательством до тех пор, пока не наступило холодное время и не стало совсем туго. Тогда и случились первые воровские вылазки, первые дележки украденного… первые предложения отдаться за лучший кусок…

Кочевница, как могла, старалась забыть то время. Она могла долго отказывать себе во всем, превратилась в скелет с выдолбленной пустотой вместо души, когда их, голодных, оборванных, почти диких от ужасающих условий, потерявших нескольких малолетних членов «стаи», подобрала большая кочевая семья, которой посчастливилось сколотить несколько телег, и в составе группы у них было много сильных, взрослых мужчин.

В племени, как сначала называлась их община, были довольно простые правила – делай что тебе говорят и получишь свой паек. Еда была скудна, но это лучше, чем ничего, а задания не были слишком уж сложными. Худенькая девушка с темными волосами и испуганным взглядом вводила в заблуждение всех, кто ее встречал, задача Тании была отвлекать внимание, когда более ловкие и юркие крали все, что плохо лежит. Бывало, что их ловили, наказывали, били… и девушка очень быстро поняла, что есть альтернатива: если предложить себя в качестве расплаты – больно не будет.

Обосновавшись в городе, подобное прекратилось надолго. Тания была красивой, многие парни проявляли к ней интерес, и девушка даже научилась видеть в этом что-то приятное для себя. Она больше не рассматривала свое тело как средство обмена на что-то выгодное, а просто пыталась получить удовольствие. Однако… Окружавшие ее до сих пор мужчины и та тяжелая жизнь, которую они вели, даже несмотря на то что город сильно облегчал задачу по выживанию, никак не могли принести ей радость, особенно учитывая прошлый опыт.

Когда появился Риз – она не могла точно сказать. Зато девушка хорошо помнила момент, когда обратила на него внимание. Он спас ее, знал, что они идут в ловушку, но все равно пошел с ними, отбил ее от стервятников, и она посмотрела на него совсем другими глазами. До этого Риз был для нее всего лишь ребёнком, младшим братом, детей в город сбивалось много, и со временем она привыкла, что эта мелочь просто ошивается рядом, создавая собой иллюзию тесных семейных отношений. Ему было шестнадцать, а ей двадцать, но эта разница стиралась из-за того, что маленькая и тощая девушка выглядела на фоне рослого, сильного подростка совсем юной, а парень взял на себя опеку над Танией, чувствуя в ней какой-то надлом. Оберегал ее покой, если вдруг к ней слишком нагло и откровенно начинал кто-то подваливать, защищал от взрослых, если они хотели наказать девчушку за провинность, брал на себя заботу и ответственность, чем покорил ее совершенно. О ней никто, никогда не заботился и, естественно, она приняла это с благодарностью.

Но сама кочевница оставалась для Риза только беспомощной, беззащитной сестренкой, никогда ни словом, ни делом, ни намеком он не дал ей понять, что между ними может быть что-то большее. Она ревновала его к девицам, часто ошивающимся вокруг красивого парня, ревновала к успехам и вылазкам, и вскоре поняла, что стала тяготить парня. Когда он уходил, Тания думала, что это из-за нее, и безумно радовалась, когда он возвращался. Зная Риза и его непоколебимую суровость в отношении сестры, другие парни стали соблюдать дистанцию, а кто-то даже делал смешные попытки поухаживать – приносил цветы или делал подарки в виде дефицитных вещей. Девушке было приятно внимание, она благосклонно принимала ухаживания, но… отклика в ее сердце не нашел никто… До сегодняшнего дня…

Она не могла объяснить свое отношение к тому, что случилось между ней и Зейном. Когда она обнимала его, дотрагивалась, целовала, то ощущала такое счастье, что на все остальное было совершенно плевать. Тания просто растворялась в новых для себя эмоциях и отдавалась полностью, безоглядно, душой и телом.

Сначала она дико боялась его – настолько он был непохож на ранее окружавших ее мужчин. Опасный, холодный, как ледяная глыба, Зейн наводил на нее ужас. Но неожиданно у него оказались очень теплые, нежные губы, которые, несмотря на то что целовали девушку против ее сознательной воли, дарили необыкновенные ощущения. Тания не знала, не могла знать, что он испытывал. Где-то в глубине души она понимала, что является для него всего лишь опытом, которого у него не было раньше, но это не отменяло того, что когда он рядом, она чувствовала… счастье. За то время, что она провела за решеткой, кочевница привыкла прислушиваться к шагам в коридоре и точно знала, когда ОН идет к НЕЙ. Гнала от себя эти мысли, а в душе все равно радовалась и ничего не могла с этим поделать.

Да, она целовала его, а он ее, и после этого Тания всегда чувствовала себя виноватой, как и сейчас, после того, как между ними случилась близость. Для него это опыт, а для нее – позор, ведь он враг, он хочет уничтожить их жизнь… У Тании уже один раз рухнул весь мир, и это не принесло ничего хорошего, несмотря на то что мудрый старейшина их общины говорил: «Если твой мир рушится, думай, что ты можешь построить на его обломках». Но девушка точно знала, ничего на обломках не строится, эти обломки еще больше рушат жизнь, превращая ее в изломанную куклу, ненужную, забытую всеми. Поэтому она цеплялась за свой мирок до последнего, не давая никому нарушить то хрупкое равновесие, которого ей удалось достичь, несмотря на все разрушения в ее судьбе.

Зейн – чужой, не отсюда, она должна была убить его. И не убила. Не смогла. Никак не удавалось убедить себя, что он не тот. И как же хотелось его увидеть, прижаться к широкой, сильной груди, у которой почему-то было так хорошо и спокойно, вдохнуть его запах, ставший уже чем-то… знакомым, понятным. Она все еще ощущала поглаживания больших, крупных ладоней, прикосновение пальцев к своей груди, которая от воспоминаний болезненно ныла. Его горячие, влажные губы на своей коже, вышептывающие ее имя, невозможно жарко, и огонь в извечно холодных, отстраненных глазах, выражение которых поразило девушку, стоило ему оказаться внутри нее.

И его поцелуи… Сначала нежные, потом горячие, неистовые, когда он забывал, что ему надо быть напыщенным павлином и превращался в простого, изнывающего от желания парня… Как же ей хотелось вернуть эти мгновения! Хоть на минутку снова ощутить его рядом, дотронуться пальчиками до колючей щеки, услышать его прерывистый вдох… Да, она знала, что как-то действует на него, не могла этого объяснить, хоть он и спрашивал. Она видела его реакцию на себя, и это было настолько приятно, что Тания готова была все ему простить – и вторжение в свою голову, и почти насильственные поцелуи с целью изучения, и похищение, и все вообще, только бы он продолжал, только бы не отталкивал…

Но он сказал, что она для него слишком примитивна… Все, что произошло с ней за последние дни, девушке было не осмыслить. Сознание отказывалось работать в привычном режиме – где взять еду, как выжить… В ее жизнь вошло нечто такое, чего нельзя было объяснить словами, ей было странно, непонятно и она бежала, от себя, от него, от жизни, в которой все было настолько сложно… В другое время, она задумалась бы, как там Лусия? Еще в той страшной лачуге, Тания успела понять, что на помощь пришел не только Зейн, а, значит, бесстрашная в безопасности. Во всяком случае ее потерявшийся рассудок находил самые простые объяснение, будучи неспособным на что-то большее.

Где-то в глубине души, Тания понимала, что впереди ее ждет смерть, но не осознавала этого. Здесь и сейчас она была жива, двигалась, ей было тяжело, холодно, тоскливо и страшно. Но потребность убежать, скрыться, затмевала разум, ей казалось, что именно она источник всех несчастий, и Зейну она нужна было только для того, чтобы воздействовать на Риза.

Кочевница мало в жизни видела хорошего. Ежедневная борьба за выживание утомила, тело и рассудок просили отдыха. Она как-то никогда не задумывалась, но сейчас вдруг в ее не очень здраво соображающую голову пришла мысль: а почему, собственно, они за время скитаний ни разу не попытались примкнуть к горожанам? Тания точно знала, что многие из тех, кто был на полигонах, остались в городе. Ей почему-то казалось тогда, что лучше смерть, чем «плен», как говорили ее друзья, а вот сейчас она подумала: «а почему, собственно, плен?» Она была не виновата, что родилась у недовольных, а бесстрашные всех забирали вряд ли затем, чтобы убить там, у себя, в Чикаго… Только сейчас она поняла, как далеко зашло это безрассудство – ненужная, разделяющая, разрушающая ненависть между обычными людьми. Она ненавидела бесстрашных, они отняли у нее ту жизнь, к которой она привыкла на полигонах, и вот снова ее жизнь делает крутой поворот, но теперь винить за это некого.

Ветка больно зацепилась за волосы и дернула назад так, что девушка чуть было не упала, потеряв равновесие. От сильного рывка кожу головы окатило жгучей болью, и Тания машинально, даже не думая, подняла руку, чтобы освободить прядки, но… В ладонь ткнулось что-то гладкое, холодное, извивающиеся… Визг застрял в горле, ей бы сейчас закричать, чтобы ужас не разорвал ее изнутри, но девушка совершенно не владела ни своим сознанием, ни телом и только чувствовала, как по руке ползет змея, подбираясь все ближе к шее… И только когда она ощутила, как извивающиеся тела кишат вокруг нее, заползая под одежду, проникая под кожу, из ее груди вырвался нечеловеческий, надсадный вопль…

* *

Зейн проснулся от неясного чувства потери. Весь в поту, он распахнул глаза и первое, что понял – Тании нет. Обычно, когда девушка была рядом, он чувствовал ее, будто постоянный звук на периферии сознания, тихий, мелодичный. Но сейчас стало как-то неожиданно пусто, и мужчина досадливо скрипнул зубами.

За окном, если можно так назвать дырку в стене, затянутую прозрачной аиртканью, была еще кромешная тьма, но по ощущениям скоро уже должен был быть рассвет. Не сказать, чтобы он долго спал, однако, неясная смесь чувств от тревоги и возбуждения до досадливого раздражения клубилась где-то на уровне груди и мешала ужасно. Привыкший к рациональному и холодному расчету, Зейн сейчас больше всего боялся наделать глупостей. Потому что разум говорил ему, что без самки передвигаться по лесу будет проще. Однако, действия его были далеки от наставления холодного рассудка, судя по тому, что в данный момент он судорожно натягивал на себя все еще влажную одежду и, торопясь, цеплял ножны.

Только бы успеть. Только бы она не нарвалась на скримменов раньше времени…

Почему, зачем, отчего… Не мог он объяснить простыми рациональными логическими рассуждениями. Да и не до этого сейчас было. Он чувствовал ментальный след, который оставили ее мысли, чувствовал, как она, убегая, думала про него, пропустил через себя всю тоску и горечь, с которыми она уходила. Как он мог так расслабиться, почему решил, что она проспит до утра? Видимо, он не учитывал, что близость сама по себе является сильным будоражащим фактором, и ей просто не хватило того серотонина, что он заставил ее организм выделить, чтобы девушка успокоилась. Сработало, да вот только ненадолго…

С какого-то момента приходилось делать поправки на все, что он знал о примитивных, и казалось, что допущений и исключений гораздо больше, чем правил. Безупречные недооценили человеческий организм, это так. У Зейна появилось много информации, которую он обязательно должен донести до совета, а пока… Нужно срочно догнать самку, пока она не попалась скримменам!

Они непозволительно мало изучали людей, хотя, казалось бы, все это время только этим и занимались. Нельзя было черпать информацию из источников и учебников, все нужно переживать на собственном опыте, иначе… нельзя! Не понять, что значит испытывать голод, жажду, потребности… Многое становится ясно, если пережить это, прочувствовать на своей шкуре, но есть опасность самому стать примитивным. Что Зейн и ощущал в данный момент в полной мере.

Сейчас ему было не до анализа, он обязательно обо всем подумает, когда найдет ее, а то, что он догонит Танию, безупречный не сомневался. Она не успела далеко уйти, а сбившись с направления в чаще, ходила кругами около хижины. Он совершенно не думал, что скажет ей, когда увидит, не сомневаясь, что она пойдет за ним, он сможет ее заставить. Неприятное чувство кольнуло его: мужчина думал, что она останется с ним добровольно. Означало ли то, что девушка ушла, его провал? Он не устроил ее в качестве самца? Чувство было странным, но не таким приятным, как ощущение доминирования над женщиной. И от этого Зейну было не по себе.