Текст книги "В прятки с отчаянием (СИ)"

Автор книги: Ежик в колючках

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 56 страниц)

Мне тоже понадобилось пару дней лечения, чтобы зализать свои раны – Трой бы и на неделю к койке приковал с удовольствием, но Сью встала за меня горой, шикая на мужа, чтобы он не препятствовал, как братец выразился «страдать над избитым мужиком». Другие мысли братца озвучивать не возьмусь, особенно те, которые не были произнесены вслух. Хочешь-не хочешь, а фракция накладывает свой отпечаток, хоть давно уже и не превыше крови. Но раз этот «кочевник» меня спас, то это уже совсем другое дело! Тем более, что к послушанию я склонности не имею на генетическом уровне. Зато Гилмора вытолкал взашей из фракции, стоило только тому оклематься и рискнуть приблизится к моей палате.

В клинике Ризу сделали экстренную операцию и запихнули в ренкапсулу. Врачи сказали, что состояние из-за травмы головы стабильно тяжелое, но жизни в целом ничто не угрожает и остается только ждать. Он приходил в сознание сперва короткими урывочками, чуть приоткрывая мутные глаза и тут же проваливался в беспамятство. Врачи утверждали, что процесс восстановления для его состояния, идет на удивление быстро. А, да! У безупречных есть уникальная способность к самовосстановлению. Он очнулся в тот момент, когда я была в реанимации. Держала за руку, сжимая холодные пальцы, звала его мысленно, надеясь, что Риз услышит. А он лежал, такой спокойный, бледный, больше похожий на манекен. Только правую бровь и пухлую нижнюю губу расчеркивали затянувшиеся шрамики.

И тут у него ресницы дрогнули. Глаза распахнулись, неторопливо сначала оглядев потолок, потом он перевел взгляд на меня, разлепил сухие губы и улыбнулся. Его чуть не убили из-за меня, а он улыбается и смотрит так, будто перед ним самое прекрасное в мире создание! А потом я испугалась и сбежала в патруль, да. Не смогла смотреть ему в глаза… уж слишком высокую цену – в его жизнь – я чуть не заплатила за свои чувства. Да и какому мужчине будет приятно, чтобы над ним сострадальчески рыдали и жалели? И внутри поселились своя боль и чувство вины, собственные, непохожие на остальные. А еще глупая, невыносимо одинокая пустота…

– Как прошел патруль? – понаблюдав за мной с усмешкой, поинтересовался Эл. – Есть новости о Уотерсе? Нашли хоть что-нибудь?

– Ничего, – качаю я головой, растирая лицо ладонями и украдкой зевая. – Вообще ничего, как в воду канул. Весь район, да и остальные какую неделю прочесываем, каждую щель и канализационные люки проверили – ничего. Время следующей жертвы прошло, но мне кажется, он затаился и чего-то выжидает.

Эл чертыхается сквозь зубы, задумчиво трет заросший бородищей подбородок, а я не знаю, что мы можем еще сделать. Мы практически не вылезаем из рейдов, обшарили все возможные места, где мог укрыться убийца, но все тщетно. Мысленно мне тоже не удалось его уловить ни разу.

– Лидеры говорили, что есть неизвестные нам проходы за стену, может, он все же сбежал?

– Неа, не может, – заверяю я бесстрашного. – Он следил за мной, специально показался, чтобы мы смогли установить его личность. Он расчетливый игрок, Эли, понимаешь? Такие не отступают, а просто выжидают подходящего момента. Скоро Уотерс проявит себя, и кто-то погибнет. Нам необходимо это предотвратить, но…

– И как? Что ты предлагаешь, Люси? Использовать тебя как наживку, да? Забудь об этом, я сказал. И только попробуй сама сунуться, под арест отправлю! Как я потом должен буду отцу твоему в глаза смотреть, если тебя выпотрошат?

– Мне не пойдет отрезанная мочка, – мрачненько отшутилась я. – Эл, но это хорошая возможность. Если все как следует обмозговать, подготовится, нацепить передатчик, запастись антидотом от парализатора, то может получиться. А так, скольких он еще убьет? Общественность уже голосит, дружинники постоянно сцепляются с бесстрашными, хорошо, пока мозгов хватает, не хвататься за огнестрел. Но скоро пойдут настоящие бунты, если ничего не предпринимать.

– Куча бесстрашных круглосуточно патрулирует город и прочесывает улицы, и ты хочешь мне сказать, что мы ничего не придпринимаем? – возмущается Итон, осаживая мою прыть и строго сверля глазами. Да понятно, что никуда он меня не пустит, но попытаться-то стоило. Может, Билли этого и ждет, а нам надо его как-то обыграть. – Диспетчеры сканируют видеозаписи со всех уличных камер. Ориентировки на него распространены по всему городу. Особые отделы тоже не сидят сложа руки, знаешь ли. Стоит только Уотерсу промелькнуть где, как мы об этом узнаем. Больше ничего мы не можем сделать, кроме как ждать информации.

– Ладно, не ори ты так, поняла я все. С полигонов есть новости?

– Пока затишье, нападений больше не было.

Вот это-то и странно! Отец отправил к порталу боевой отряд и безупречные больше не дают о себе знать, наверняка, что-то затевая. А нам, полным недобрых предчувствий снова остается только ждать-ждать-ждать в неизвестности… Это невыносимо просто!

Мия

В Яме сегодня ужасное оживление. Приехали бесстрашные с полигонов, делятся впечатлениями, горюют о погибших, разминаются. Стоит гвалт и мерный гул голосов, и вот такую Яму я люблю, нежели входить в гулкое безлюдное помещение, выдыхать парок изо рта, из-за вечной сырости и холода, и пытаться справиться со всеми своими страхами и печалями самой, потому что нет ничего прискорбнее одиночества.

Иногда я думаю, почему нет слова, противоположного «одиночеству» по значению… Как сказать, что ты не одинок одним словом? Сколько ни пыталась придумать – не вышло. А вот «одиночество» есть, и значит оно не то, что нет никого вокруг, а то, что это такое чувство, его нельзя объяснить, наверное, как и любовь… Тьфу, ну куда меня понесло? Хорошо, что Яма наполнилась живыми голосами, что теперь можно будет снова чувствовать себя среди своих…

Однако, как только я оказалась в толпе и чьи-то руки схватили меня, моя реакция, совершенно бесконтрольная, не заставила себя ждать. Потому что этот кто-то получил в нос…

– Эй, ты офанарела, малявка?! – заорал кто-то самым любимым на свете голосом, и в ту же минуту я узнала Анишку, зажимающую нос ладошкой. – Ты чего брыкаешься, как давно нееб*ная лань? Или своих уже не признаешь?

– Нишка! – заорала я на всю Яму и бросилась ей на шею. – Как же я скучала!

– Да я уж вижу как ты скучала, носяпку мне покоцала, проп*здушка, – добродушно промямлила сестрица, обнимая меня одной рукой. – Ну рассказывай, с какого х*я ты на людей бросаешься? Или твой, растатуированный по самые гланды, красавчик чего учудил?

– С Колином мы расстались, Нишь, – опустила я глаза, чтобы она не заметила ничего такого в них. – И я больше не хочу ни с кем встречаться. И говорить об этом тоже нет особого желания.

– Ну и ладно! Мне этот бл*допидр твой никогда не нравился. Пойдем, что ли, налижимся, пока мои спиногрызы не нарисовались, иначе не будет у нас никакой жизни! – сестренка увлекает меня в сторону бара, высматривая кого-то, думаю, что Кевина. Наткнувшись на него взглядом, Нишка закрыла голову руками и бочком-бочком стала двигать к выходу, чтобы ее невзначай не заметили и не пресекли попытки к бегству.

– Что, строит тебя муженек? – насмешливо спрашиваю я, пока мы закоулками добираемся до бара. – Паранджу еще не носишь?

– С тех пор как стал командовать западным полигоном я, вообще, редко его вижу, так что тут ты пальцем в небо попала, – пробурчала Анишка, усаживаясь на высокий стул и заказывая себе выпивку. – Вот приехали на побывку, а через неделю снова туда… Мальчишкам только в радость покататься, а мне, честно говоря, надоело жить в горах, один геморрой… А Тами где?

Я рассказала, что Тамилка у нас гоняет новобранцев на более высокие посты, поведала историю Люси, которая крутит с красавчиком кочевником, под уже довольно нетрезвые возгласы Нишки, и вечер должен был закончиться очень даже здорово… Но тут я увидела Бермана. Он почему-то был один, сидел в дальнем темном углу и вертел в руках стакан. В мою тоже не очень ясно соображающую голову полезло, что я даже спасибо ему не сказала, за то что он поехал со мной в ту подворотню, где чуть не убили Риза с Люси.

– Погоди, сейчас приду… – бросила я Нишке и стала сползать с высокого барного стула. Сестра насмешливо провожает меня взглядом, пока я не очень-то ровной походкой направляюсь к мужчине. Все-таки человек жизнью рискнул, мало ли что могли сделать эти ублюдки, вон как Риза отходили…

Берман, видимо, был чем-то очень обеспокоен или удручен, потому что пока я к нему шла, он ни разу не поднял глаза и не заметил, как я приблизилась.

– Эй, – позвала я, – можно я сяду?

Он чуть ли не вздрогнул и уставился на меня пустым взглядом, правда, сразу же, как только узнал, скупо улыбнулся.

– Что, еще кому-то из твоих друзей нужна помощь? – негромко спросил он у меня, а я отчего-то вдруг смутилась.

Вспомнила, как металась по штаб-квартире в поисках хоть кого-нибудь, кому можно довериться, и никак не могла сообразить, кого же взять с собой в качестве группы поддержки. И когда я зашла на очередной круг по Яме, удачно врезалась в широкую грудь Бермана, который вышел узнать, почему Риз до сих пор не вернулся. Когда я рассказала все, мужчина не колебался ни минуты, а подхватил меня под локоть и потащил к гаражам. Его сосредоточенность и даже некая невозмутимость отчего-то вселили уверенность, что мы со всем справимся, что бы там ни случилось. А то, что случилось плохое, стало понятно, когда Риз не вышел на связь. Уже подъезжая, мы услышали звуки потасовки, а когда увидели, что эти ублюдки сделали с Ризом…

Берман удивил меня уже постфактум, когда я пришла в себя и успокоилась, осознав, что ни Люси, ни ее красавчику ничего не угрожает. Пока мы ехали, я судорожно пыталась то зажимать рану Гилмору, который тоже там засветился каким-то боком, то пихать Люси сигарету, от которой она отмахивалась, то бросать обеспокоенные взгляды на Риза, который, вообще, не подавал признаков жизни. И подумать о том, как же нас все-таки выручил Берман я смогла только позже, когда уже все закончилось.

После того как мы прибыли в Эрудицию, я осталась с Люси и не заметила, что Бермана рядом нет. Он оставил нас и уехал, полагая, что мы захотим провести ночь в Эрудиции, как и вышло, а у меня больше не было возможности сказать, как я благодарна ему за все, что он для нас сделал. Он без промедления, оценив обстановку, ввязался в бойню, ему, видимо, тоже досталось, потому что я заметила у него на лбу багровый шрамик, и на руке до сих пор повязка в районе запястья. Он действовал как профессионал, настоящий бесстрашный, хоть и не должен был, потому что мы нарушили все, что можно было нарушить – режим, субординацию, приказы... Конечно, немного подбешивает его стремление опекать и наставлять, но сейчас разве это важно? Неблагодарность всегда считалась одним из самых некрасивых поступков бесстрашных, посему я просто обязана поблагодарить его за помощь…

– Нет, – мотнула я головой. – Просто хотела сказать «спасибо», что помог, не оставил в беде…

Слова как-то неожиданно кончились. Берман смотрит на меня, как-то уж совсем безразлично, будто это не он бережно вынес меня из здания, чтобы я не лежала на бетоне, и не он тревожно вглядывался мне в лицо, спрашивая, что случилось и почему я такая взволнованная…Первым порывом было извиниться, развернуться и уйти, но мне показалось это не очень вежливым.

– У тебя все в порядке? – присела я на краешек стула, напротив него.

– У меня все нормально. Я принимаю твою благодарность и надеюсь, ты тоже не оставишь меня в беде, если мне когда-нибудь потребуется твоя помощь. А теперь я хотел бы остаться один.

Спокойные слова, как оплеуха, хлестанули по ушам, а мой не совсем трезвый мозг никак не мог взять в толк, он что, посылает меня? Вот так просто? Хочет быть один?

– А как же поговорить? – полезла я к нему, хотя внутренний голос подсказывал, что сейчас делаю хрень. И лучше всего уйти. – Как же неразделенное одиночество и желание общаться с нами, с молодежью? Вот она я, вся рассыпалась в благодарности и, даже, несмотря на то, что послана, жажду поговорить.

– Слушай, малявка, – Берман вдруг грубо рыкнул и со стуком поставил стакан на стол. – Я достаточно терпел твоих капризов, выполнял все твои поручения, и готов был пойти на контакт, даже в какой-то степени это было забавно, но сейчас я хочу побыть один, что тут непонятного? Или тебя обязательно надо послать матерно, чтобы ты поняла, что сегодня я не настроен на детские визги!

– Так, и что тут, вообще, такое? – строго спрашивает Анишка, подходя к нам сзади. – Ми, у тебя все в порядке?

– Нишка! – перекрикивая музыку и общий гомон, раздается голос Кевина от входа. – Ты куда делась, а? Почему я должен бегать за тобой по всей фракции? – он заметил нас и направился прямиком к нашему столику, а Берман злобно выдохнул и встал со своего места.

– Ага, вот и группа поддержки. Ну теперь, я надеюсь, тебе не будет скучно, – он уже готов был уйти, когда Кевин поравнялся с ним, и нахмурился.

– Берман? Ты?

– Здравствуй, Кев. Давно не виделись. А я тут, видишь, твоих дам развлекаю.

– Рад был тебя увидеть, жаль что в такой день, – негромко проговорил Кев, пожимая Берману руку.

– Ничего, я уже ухожу, не хочу вам мешать, – мужчина кивнул нам всем и пошел к стойке расплачиваться с Иви, а я только и могу, что ресницами хлопать.

– Как вам удалось, курицы, пристать к человеку в день смерти его жены, а? – хмуро спрашивает Кев, провожая Бермана взглядом. – Нишка, ну ладно Мия, она маленькая, но ты-то должна его знать, Хелен дружила с Тами…

– Точно, бл*дь! – хлопнула себя по лбу сестрица. – Это ж муж Хелен, и правда! Ми, а чего ты пошла-то к нему? Ми… Мия, ты чего ревешь-то? Слышь? Ты меня не пугай! Кевин ступай отсюда, тут видишь какие дела творятся! Ми, быстро рассказывай, что случилось!

От Анишки удалось отбиться с трудом. Ругая себя на все корки за то, что не смогла сдержаться при ней, зная, что моя грубоватая и несносная сестренка совершенно не выносит моих слез, я сбежала от них с Кевином в тату салон, где в свободное от инициации время подрабатывает Яцуко. Не скажу, что мы дружим, скорее просто общаемся, ведь когда-то в салоне работала Анишка, которую потом сменила родственница Яцуко. Вот мы с ней и тусовались время от времени среди растатуированных парней и девчонок, особой дружбы не возникло, но и неприятия тоже вроде как нет. Бесстрашная, увидев мое зареванное лицо, сразу же кивнула на подсобку, и там я просидела, пока волна беспокойства Анишки не была погашена ее мужем, который, в конце концов, забрал ее в апартаменты спать.

Думать о том, что произошло не хотелось. От переживаний я совсем протрезвела и дала себе слово, что больше никаких возлияний. Во всяком случае пока. На душе было погано оттого, что, с одной стороны, вроде бы все верно, а с другой… И на что я понадеялась, что на меня обратит внимание этот великовозрастный мужчина? Который спустя несколько лет все еще скорбит о своей погибшей жене? Да и вообще, глупо думать о том, что между нами может что-то быть, он… совершенно не такой как другие. Парни в моем окружении все пустые и недалекие, поверхностные и привыкшие, что все само идет в руки, а Берман не такой… Он другой. Не мой.

– Вот ты где! – я аж вздрогнула от резкого возгласа и, подняв глаза, облегченно выдохнула. – Я ищу ее по всей штаб-квартире, а она отсиживается в подсобке.

– Чего случилось-то, Люс? – спрашиваю подружку, уж больно обеспокоенно она выглядит.

– Слышала, как Нишка с Кевином орут, что ты плачешь и испугалась, – засмеялась Люси, тряхнув волосами и присаживаясь со мной рядом, опираясь на оббитую мягкой тканью стену. – Потому что если девочки Тревис плачут, значит, точно не к добру. Мия, – она поджала губы и посмотрела на меня укоризненно, – я думала, что после клуба ты оживешь, и вроде бы так и было, ну что опять случилось?

– Ничего, Люси, правда. Я… просто сглупила, а последнее время нервы ни к черту.

– Точно ничего? Поговаривают, что с тебя Берман глаз не сводит…

– Так. Стоп. Я тебя очень люблю, подруга, но про ЭТО мы говорить с тобой не будем, идет? Тема парней закрыта бессрочно, особенно, что касается меня. А между тем ты мне так и не объяснила толком, что произошло в той подворотне. Как там оказались оба парня, с которыми у тебя что-то есть… ну или было, – быстро поправилась я, понимая, что Люси начинает закипать. И боже упаси меня от священного Эвансовского гнева.

– Риз нашел меня, чтобы поговорить…

– Ну да, бегал по Яме и твердил, что ты в опасности. Это уловка или он и правда что-то такое почувствовал?

– Не знаю. Мне кажется… Я сбежала от всех, но потом сама его позвала, невыносимо было больше терпеть его равнодушие…

– Ааа, эти ваши… мысленные штучки, – поддела я бесстрашную, но глядя на ее нахмуреное лицо, выставила руки вперед. – Ну прости, для меня это так необычно. Так и что дальше…

– Он пришел… Сказал, что любит меня, а я ушам не могу поверить… Столько времени ходить вокруг да около, а потом в один присест взять и огорошить… Я иногда совсем его не понимаю… А иной раз кажется, что роднее его никогда никого не будет…

– Ан ами се лямур*, – дурашливо протянула я, чувствуя, как ко мне возвращается хорошее настроение.

– Очень смешно… – покачала головой Люси, пряча улыбку. – Я сначала растерялась, хотела… послать его, но он начал меня целовать, и я…

– Молодец, парень! – восхитилась я. – Ему повезло, что он не видел тебя в действии, иначе, мне кажется, он не решился бы, вот так с наскока…

– Знаешь… Он сказал, что раньше он никогда не понимал, что значит любить. А вот теперь понял.

– Еще раз молодец, и язык подвешен. Ну и что же дальше!

– А дальше на нас напали эти обдолбыши, и теперь я… мне страшно смотреть Ризу в глаза. Страшно и стыдно, что он пострадал из-за меня…

– Стой! Ты что, хочешь сказать, что ни разу не навестила его?

– Ну, конечно, навестила! – возмутилась Люси. – Правда… тогда он еще не совсем был в сознании. А когда пришел в себя… Наверное, надо бы сходить к нему, но мне… не по себе и я… наверное, боюсь, что он…

– Какая же ты дуууура, Люс! – протянула я медленно, поражаясь своей подружке. – Такой парень, просто хватай и беги, а ты, мало того, что нос воротишь, так еще и бросила его на больничной койке! А что если он подумает, что ты не хочешь его видеть из-за этой драки, в которой он оказался проигравшим? Ко всему прочему, еще и это прибавляется!

– С какой это стати он будет проигравшим, если его трое, ТРОЕ, Мия, держали, а… остальные избивали его…

– Во уроды… – ошарашено протянула я. – И что, не нашли никого?

– Пока нет…

– А каким боком там Гилмор-то оказался? Он-то что там забыл?

– Он… слушай, ты только… не говори никому, ладно? Он сначала с ними был. Напал на Риза. Но когда понял, что обдолбыши не отпустят нас, тоже ввязался в драку, уже защищая нас, за что его и ранили.

– Во дурак… – еще больше обомлела я. – Всегда знала, что Джайка псих, но чтобы так…

– Он был под чем-то, ты погоди, с этим надо разбираться. Джай придурок полный, но он не подлец и не садист, тут явно что-то не то…

– Даже сейчас ты его защищаешь, – нахмурилась я. – Люси, его отправлять отсюда надо подальше, чтобы научился думать головой, а не х*ем и не жопой!

– Отправить мы его всегда успеем, ты лошадей-то не гони! Тут что-то не так, Джай идиот, но он бесстрашный, пусть даже и немного свихнувшийся от ревности… В общем, так, ты пока никому ничего не говори. По официальной версии, он прибыл к месту драки и помогал нам отбиваться. Под сывороткой он сказал, что знает этих парней, и что вступал с ними в контакт, и даже был у них разговор о том, что надо бы проучить чужака, но он не хотел его убивать и вреда особого тоже не хотел причинить, а уж тем более мне. Так что пока его оставили, и даже допустили до работы среди нас. И ты тоже не выступай.

– Да я-то чего, мое дело маленькое, – пробурчала я недовольно. – Всегда знала, что Гилморы немного психи, вот только не думала, что до такой степени. А к своему красавчику ты сходи, он уж, наверное, думает, что ты опять к Джайке переметнулась…

– Ми, ну что ты…

– А ты на его месте что подумала бы? А? Такой парень, говорит, что любит…

Люси покосилась на меня, глубоко вздохнула и уронила голову на колени.

– Черт, как же все сложно! Ладно. Ты права, надо сходить к нему. Обязательно.

Люси

Откладывать визит к Ризу было невыносимо больше. Собравшись духом, я все-таки поехала к нему, кусая губы от волнения. Добравшись до Эрудиции, я обнаружила, что Риза из клиники уже отпустили и пошла искать его комнату, старательно унимая взбесившееся сердце. Конечно, он обиделся за то, что я давно не приходила, отговариваясь патрулями… А я боюсь увидеть немой укор в позолоченных глазах, ведь сказать-то он не скажет, ни за что не обвинит, но от этого раздирающего душу ощущения мне еще больше хочется просочиться сквозь стену или испариться. Из-за меня, только по моей вине он попал в беду… Как простить себе это? Как с этим жить?

Дверь открылась сразу же, стоило мне постучаться, будто он за ней все это время и стоял. Собрался куда-то? Или ждал, почувствовал? Долгие несколько секунд он прожигал меня пристальным взглядом, будто не знал что сказать или что делать. Колеблется? Жалеет о том, что признался? Или сделал это под влиянием внезапно накатившего желания? Как понять? Что ж так быстро привыкаешь все знать наперед и единственный человек которого хотелось бы узнать ближе, полностью закрыт и непонятно ничего…

Особенно нехорошо становится после разговора с Мией, и что уж там скрывать, от ее мыслей. Подружка всегда честная и открытая, говорит правду в лоб, но она так им восхищалась... Стыдно признаться, я подумала уже было, что она сама к нему питает... чувства. Однако ничего, кроме беспокойства за мою судьбу, я в ее мыслях не узрела, поэтому теперь оставалось только гадать, насколько Ми оказалась права.

Вот чего он смотрит и молчит? Расстроен? Переживает? Винит? Обиделся? Сердце подскочило к горлу и ухнуло в живот. От милого, обычно такого спокойного и уравновешенного человека, кажется, и следа не осталось. Единственное, что я отчетливо чувствую – это сильная напряженность, застыл каменным изваянием. Если сейчас треснет мне этой дверью по носу – даже не сильно удивлюсь!

– Привет, я тебе вещи привезла, – нервно теребя ногтями несчастный ремешок сумки, выдавила я вымученную улыбку, чувствуя, как губы предательски искривились. Сумку из моих рук он забрал и, не глядя, швырнул в кресло, а сам отошел от двери, у которой я так и осталась мяться.

– Проходи. За вещи спасибо. Ты что-то еще хотела?

– Хотела узнать, как ты. Я очень испугалась, Джай он…

– Ты хочешь к нему вернуться? – вернуться к Гилмору?! Он это серьезно? За кого он меня принимает? Значит, все-таки Мия как в воду глядела. Понимаю, что обижаться на него нечестно, но… мне, что ли, легче всех?

– Зачем ты так… – я просто не знаю что еще сказать. Я вообще ничего не понимаю. Этот человек… Какой он, что он хочет, о чем думает и как возможно вообще делать такие предположения, обращаться со мной вот так, будто я в чем-то перед ним виновата. – Ты обещал мне, что не оставишь меня, а сам опять отталкиваешь…

– За все то время, с тех пор как я пришел в сознание, я видел тебя только пару раз. Так кто кого оттолкнул?

– Я не могла раньше, у меня патрули и… – запнулась я, понимая, что оправдываться глупо. Но молчать никак нельзя… надо сказать что-то, объяснить… но я боюсь сорваться и наговорить вовсе не того, что следует. А страшное осознание, что Гилмор, зная меня как облупленную, специально выбрал именно такую действенную месть, чтобы я мучилась сожалениями и чувством вины, терзаясь угрызениями совести, и, сука, ни на секунду не забывала об этом, начинает непроизвольно злить. Черт, и что, теперь этому позволить встать между нами? – Риз, прости, я знаю, что все это из-за меня случилось. Ты серьезно пострадал, чуть не погиб и мне… невыносимо больно было видеть тебя таким. Я понимаю, что ты злишься и винишь меня, но я не хотела, чтобы все так обернулось… – старательно изучая пол под ногами, сдалась я. Молчит, разглядывая мою макушку, только несдержанное дыхание слышно.

– Со мной все в порядке, ты это хотела узнать? – голос глухой и сдержанный. Я просто поверить не могу, что после того, как он признался мне, что любит, обнимал, целовал так нежно, он теперь опять, снова меня отшвыривает как ненужную тряпку… И что делать теперь? Сердце дрожало в груди, и дыхание застревало в горле от волнения, от непонимания, от его близости… Я просто не могу смотреть на такое спокойно-безразличное выражение лица, вот только отчего ладони у него сжимаются в кулаки до побелевших костяшек, а дыхание рвется на едва сдерживаемые хрипы?

– Риз… – я подошла и повернула к себе его лицо. – Скажи мне, все дело в том, что я к тебе не приходила или случилось что-то еще? Я не могу знать, что ты думаешь, поэтому тебе придется сказать мне, потому что если ты не скажешь, я выйду за эту дверь и больше не буду задавать тебе никаких вопросов. Никогда.

Его позолоченные глаза скользят взглядом по моему лицу, и становятся все мягче и теплее с каждой минутой. Но я вижу, в нем идет непонятная мне борьба. Чего и с чем? Он что-то узнал или… ему невыносима мысль, что он пострадал из-за меня, и теперь больше не хочет иметь со мной дела? Душа медленно обмирала от воцарившейся тишины.

– Не хочешь говорить? Ты сказал, что любишь… Это были пустые слова? Заставил меня поверить себе и теперь жалеешь?

– Люси, все очень серьезно, – он отвернулся, отошел, и я только вижу как ходит ходуном его спина, будто он собирается с духом, чтобы сказать мне, что все это была всего лишь игра… Отчаянная попытка спрятаться от реальности.

– Ясно. Можешь больше ничего не говорить. Когда это необходимо, я понятливая девочка, – от тяжкого разочарования и отчаяния, я даже сама от себя не ожидала, что могу так быстро и стремительно двигаться.

– Люси! – слышу я вслед, беда только в том, что я почти оглохла и ослепла, но это было к лучшему – не так остро чувствовалась больная тоска. Из глаз брызнули слезы, застилая взор, а я побежала куда-то наугад. Ага, вот он, кажется, проем, коридор, створка, за которой моя комната… Дверь хлопает, ограждая меня от всей этой бесконечной неопределенности. Я. Больше. Так. Не. Могу. Это невыносимо – любить человека и совершенно не понимать, что, вообще, происходит…

Сколько я просидела на кровати, не в силах даже лечь, будто любое прикосновение может просто ввергнуть в пучину отчаяния, не понимая, что я вообще тут делаю и как мне быть дальше, не знаю. Размытый взгляд безразлично смотрел в темноту, а слезы текли, текли, текли… И казалось, будто они инеем застывают на щеках. И так тихо было… только глухо ступали шаги по коридору.

Дверь открылась, обдав по ногам холодком. Я и так знаю кто это, но не уверена уже ни в том, что хочу продолжать этот разговор, ни в том, зачем он пришел. Губы отчаянно задрожали, словно и хотят что-то сказать, но не в силах, и я так сильно закрылась, сжавшись в маленький комок, что кажется вокруг меня увидеть можно тот самый защитный кокон, в который я так хотела спрятаться – лишь бы это загнанное ощущение исчезло.

Риз неторопливо подходит ко мне и остановился, нависая, как мне показалось, огромной тенью.

– Уходи, пожалуйста, – тонким, не своим голосом прошу его. – Я не готова сейчас услышать, что твое признание было ошибкой…

– Люси, я никогда не врал тебе и никогда не хотел сделать ничего, что принесло бы тебе боль. Но последнее время только этим и занимаюсь, как я вижу. Поэтому, я хочу попросить тебя об одной вещи, – Риз присел на корточки передо мной и взял пальцами мой подбородок, легонько приподнимая лицо к себе. – Объяснять будет долго. Просто откройся, и я покажу тебе…

– Мне страшно, – чуть ли не впервые в жизни, я выдавила из себя фразу, которую ни одному бесстрашному не решилась бы сказать.

– Не хочу говорить тебе о том, как сильно я люблю тебя. Хочу показать.

Глаза его, то удивленно округляющиеся, если что-то непонятно, то пытливо прищуривающиеся, в ответ на что-то интересное, сейчас похожи на два темных озера, полных теплоты и нежности до краев, уголки губ изгибаются в чуть волнительной улыбке, а мне так хочется дотронуться до него. Пальцы, машинально перебирающие край покрывала, как-то сами собой осторожно потянулись к его лицу, которое всего за несколько дней зарастает густой черной бородищей по самые скулы, делая его черты жестче, желая дотянуться, прикоснуться.

Теперь, когда он перестал хмуриться и упрямая складка, появляющаяся между бровями, исчезла, словно приняв какое-то решение, он опять стал совсем другим. Решиться открыться ему – это как прыгнуть в открытый океан, бушующий огромными волнами. Что тебя там ждет, как будешь из него выбираться… Риз перехватывает мою ладошку, поглаживающую его щеку, и, мимолетно прикоснувшись к ней губами, соединяет наши руки. Я чувствую тепло в середине ладони, будто его свет перетекает в мою душу. Кто же ты? Чего хочешь? Ты думаешь у нас получится?

«Люси, ничего не бойся. Просто закрой глаза и смотри», – обволакивает меня мягкий голос, и я погружаюсь в него, будто в теплую перину, она затягивает, поглощает и мне становится нестерпимо хорошо, просто до восторга. Я будто все глубже ныряю в глубину и дышать по идее должно становиться сложнее, но все происходит наоборот, я набираю в легкие полную грудь воздуха и вдруг… я вижу. Вижу его, всего, полностью, до капельки… Все его переживания, сомнения, мысли, эмоции, которые он так пытается сдерживать и контролировать, чувства, страхи, и…

Это невероятно, исключительно, странно видеть, до того это кажется прекрасным! Непередаваемая эйфория моих собственных чувств, таких родных и знакомых, отражаются в нем, я вижу их, ощущаю всем своим существом. И теперь мне понятно, как люди находят друг друга. Это свет, тепло, мелодия которые слышны и чувствуются только нам двоим в унисон, переливаясь и мерцая сплетают невидимую нить от одного человека в другому, и привязывают, накрепко, заставляя сердца биться в одном ритме, видеть, ощущать одно и то же, будто два разрозненных человека становятся единым целым. Это чудо… настоящее чудо!

Он всего лишь боится за меня, боится и не мог объяснить, что поддавшись своему чувству, он упустил из вида опасность, а теперь винит себя в этом. Ну что же ты… Риз, ну ведь разве в тебе дело? Ну, конечно, нет! Никогда, никаких сомнений, ведь я так люблю тебя, ты не можешь этого не чувствовать! Ведь чувствуешь, правда? Теплый шар, разрастающийся в груди, становится все больше, окутывает меня нежностью, и я ощущаю на своих губах мягкое прикосновение этого света.