Текст книги "В прятки с отчаянием (СИ)"

Автор книги: Ежик в колючках

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 56 страниц)

– Честно говоря, не очень-то хочется, чтобы он меня, вообще, трогал, тем более кусал, – смеется Люси, и я чувствую, что она настроена игриво и совсем несерьезно.

– Я этого и не позволю. Сделаю все, чтобы он не посмел.

Люси смотрит на меня пристально, будто и правда хочет угадать мои мысли. Я перехватываю ее ручку и прижимаю к своей щеке. Хочется чувствовать ее рядом каждую минуту, и ни на шаг не отпускать…

– Ты знал его? Да? Там на станции…

– Да, – не могу подавить глубокий вздох. Знал ли я… – Он был для меня роднее брата, помогал мне всегда и кажется, на него влияние чип оказывал не такое, как на других. Не знаю… Он всегда казался мне живее всех остальных. Безупречные – это сборище роботов, почти одинаковые идеальные лица, подавленные эмоции, атрофированные чувства… А он был не такой. Я никогда этого не понимал там, на станции. Он подбивал меня везде лазить, следить, ему все было нужно. Будто он знал все наперед, был очень умный. Я не помню момент, когда он стал желать смерти простым людям, но… влияние отца сказывалось, он всегда хотел продолжать его дело.

– Может быть, можно с ним договориться…

– Я пробовал. Мы с ним связывались несколько раз за то время, когда я понял, что он на земле. Он одержим идеей вернуться сюда и истребить всех, кто ему тут мешает. Его ничто не остановит, как и его отца, который организовал недовольных, руководил ими и чуть было не выиграл. С легкой руки которого был разрушен целый воздушный полигон… Наверное, именно тогда Зейн почувствовал, что такое право сильного. И другого он и не знал. А я был с тобой связан, и я знал. Во всяком случае теоретически знал.

– Как это все… – Люси откинулась на подушки и прикрыла глаза тыльной стороной ладоней, – непросто… Риз, а ведь… если мы взорвем станцию, то убьем всех, кто там есть, в том числе…

– Эмбрионов и образцы. Ты это хотела сказать? Они называют детей – образцами, понимаешь? Дети для них, лишь единицы труда, не больше. Они с рождения награждают их чипами и растят как кабачки на грядке дружелюбных. Те, кто там остались, скорее напоминают киборгов без стального скелета, которые осознают себя и считают высшим разумом. Их ничего не ждет, кроме вымирания, вопрос только в том – сколько они утянут с собой жизней, настоящих жизней, таких которые вырастают тут, в естественных условиях – рождаются, растут, их любят… Для безупречных любовь – это пустое слово, набор гормонов, выделяющихся в определенный момент жизни… И они даже не хотят узнать, как может быть по-другому…

– Грустно все это…

– Да. Но по-другому нельзя. Иначе они уничтожат вас. Для Оракула мы с тобой как два белых пятна, ни он, ни Зейн не могут нас распознать, в отличие от всех остальных. Поэтому мы должны научиться с тобой, Люси, не только контролировать свои блоки, но и варьировать их, блокировать тех, кто рядом – этот навык очень пригодится, когда мы пойдем на станцию, вдвоем мы не справимся, а мысли наших людей могут нас выдать. Я научу тебя, это на самом деле несложно…

Я притягиваю к себе девушку, и мысленно прошу ее открыться. На самом деле каких-то особенных тренировок не нужно, просто один раз показать, как это делается и закрепить на ком-нибудь, это Люси сможет делать и сама, пока меня, наконец, не выпустят отсюда…

*

– Все поняла? – спрашиваю ее, поглаживая нежную щечку.

– Ох, не знаю, Риз, – она смешно надувает щеки, будто делала тяжелую физическую работу отдуваясь. – У меня голова пухнет… Ээээй, а почему так светло? Это что… уже рассвет? Риз, меня же все убьют! – Люси вскочила и стала бегать по комнате, собирая свою одежду. – Сначала меня убьет Эрик, потом Алекс, а потом и Итон, и еще куча людей, по нескольку раз! Я же ушла… ну, думала… что уйду только на часик…

– Если я с тобой пойду, как думаешь, будет лучше или хуже? – насмешливо наблюдая, как она торопливо одевается, спрашиваю девушку.

– Ой, сиди уж тут, разберусь с ними сама. Не хватало еще тебе из-за меня огребать, ты и так… тут застрял из-за меня.

– Люси, мы кажется, договорились… Перестань себя винить, ты знаешь прекрасно, Джая, скорее всего, контролировал Зейн. Он знал, что Гилмор не убьет меня, во всяком случае Зейн не позволил бы. А вот проучить… за все мои попытки им помешать, вполне мог…

– Ты недооцениваешь Гилмора, все эти разборки вполне в его духе. Правда, впервые с такой жестокостью, но в драки он лезет постоянно.

– Все, Люс, давай забудем об этом, – я тоже натянул штаны и привлек девушку к себе. – Хочу быть с тобой каждую минуту, – прижимая ее к своей груди, я чувствую, как она обняла меня в ответ, потеревшись слегка щекой.

– Не хочу уходить, – я скорее догадался, чем услышал, потому что она пробурчала тихо, отвернувшись. – Но надо. Уже несколько часов назад как надо, Риз.

– Прошу, не закрывайся надолго. И держи со мной связь, особенно когда придешь в Бесстрашие. Я буду волноваться.

– Со мной все будет хорошо, обещаю, – она коротко притиснулась ко мне и чмокнула в щеку. – Я люблю тебя, Дей. Помни об этом хорошенько…

Комментарий к «Глава 25» Откровения * подробнее об этом читайте в фанфике

В прятки с «Прятками»

https://ficbook.net/readfic/3874769

====== «Глава 26» Прерванный поцелуй ======

Мия

Еле отбившись от девчонок, которые зазывали меня к кому-то на тусовку, я, быстренько забросив рюкзак после тренировки в общагу, побежала к выходу из Ямы. Наконец-то день закончился, такой длинный и невыносимо долгий. Мы все в напряженном ожидании, маньяк наш затаился, в городе установлен комендантский час, позже десяти выходить нельзя. А мне так хочется…

Раньше я никогда не понимала Люси, ну как можно убегать от всех и прятаться по чердакам и закоулкам, ее в этом Ив поддерживала, но та скорее больше из хулиганских побуждений, чем из необходимости побыть одной. А я всегда любила большие компании, и только последнее время меня так тянет спрятаться от всех, несмотря на то, что вид пустой Ямы вызывает отвращение. Пусть Яма всегда будет полна народу, но… меня там не будет. Вот такие противоречия, да… Что творится в моей голове?

А поезда я всегда любила, сколько себя помню, столько к ним и тянет. Отец не позволял мне девчонкой запрыгивать в вагоны, хотя лидер своих мальчишек водил в депо только-только они ходить научились, мамка рассказывала… А мне приходилось всю свою жизнь, тайком и прячась, пробираться к железной дороге, ждать, когда поезд притормозит настолько, чтобы зацепиться за поручни последнего вагона и ехать снаружи, не помня себя от восторга… Пока однажды меня не поймал Андреас и не отвел к отцу, который не очень был ласков с ремнем в руке! А еще тогда как раз кто-то из детей погиб, так же вот, цепляясь за вагоны, и взрослые бдить за нами стали неусыпно, еще и старших подключили.

Но теперь, как говорится, все позади. Сейчас я могу сколько угодно кататься, до комендантского часа осталось еще много времени. Если кто и есть в составе, так только патруль. А они обычно едут впереди, сзади вагоны пустуют.

И правда, с легкостью запрыгнув, когда поезд чуть притормозил отъезжая от второй стоянки, я оказалась в абсолютно пустом вагоне, и, прислонившись к прохладной железной стенке, достала заветную пачку. Давно надо было бы уже бросить, да все никак не выходит у меня. Или не хватает силы воли, наверное. Или желание не такое уж сильное… С наслаждением втянув вредные смолы, я выпустила дымок в приоткрытое окно и глубоко вздохнула, гипнотизируя оранжевый тлеющий огонек.

Что-то все девчонки разбрелись у нас по парочкам. Иви не вылезает из койки с Гэбом, Люси все время витает в облаках и, кажется, практически поселилась в Эрудиции, во всяком случае мысленно она всегда там. И хоть я очень и очень за девчонок рада, так хочется чьей-нибудь поддержки… Я не одиночка по жизни, просто… все те, кто окружают меня отчего-то стали казаться мне какими-то недалекими и тупыми. Не Иви с Люси, конечно, а вот парни, так просто выбешивают своими вечными домогательствами и шутками ниже пояса. А девицы, с которыми приходится жить бок о бок в общаге, только об этих самых парнях и говорят, расписывая, кто как накачался, да у кого какой член…

После клуба, когда мы оторвались с Иви и Люси безо всяких парней, я почувствовала, что я могу жить. Смеяться могу, оказывается, танцевать до упада, а потом охать от головной боли с утра и пить аспирин, вспоминая, как вчера было весело… Я думала никогда больше не смогу! И даже парни, что подваливали к нам и были, естественно, посланы, не вызывали такой жгучей ненависти, как раньше, и не хотелось поотрывать им все причиндалы к чертовой матери, только бы убрались с глаз долой…

Иви сначала притихла, а потом стала пытаться познакомить меня с кем-нибудь из парней, и даже попадались среди них симпатичные, но… Все не то. Не знаю почему. Хочется чего-то другого, более… надежного, что ли, потому что каждый раз, когда я смотрю в масляные глазки какого-нибудь козла, которому нравятся лишь мои формы, я вспоминаю, чем у меня это закончилось и не хочется больше ничего. Даже жить. Наверное, я решила ни к кому больше не привязываться, чтобы забыть, каково вырывать из сердца целые куски. Резко встряхнув головой, отгоняю непрошеную картину и сжимаю зубы. К этому привыкнуть невозможно, и больно так, что дыхание перехватывает…

Я уже притушила окурок и хотела было выбросить его, когда вагонная дверь со стуком отъехала и внутрь запрыгнул человек, на первый взгляд вроде бы бесстрашный. Я притаилась в углу, потому что никак не ожидала здесь увидеть кого-то, тем более это мог быть кто угодно, и изгой, и дружинник – среди них много бывших членов нашей фракции.

Мужчина не стал закрывать дверь полностью, остановившись рядом с ней. Сложил руки на груди и стал задумчиво смотреть на проносящийся мимо пейзаж. Что-то в этой фигуре показалось мне знакомым, и уже через минуту я узнала его. Тот самый человек, думать о котором мне последнее время физически больно и тоскливо. Сердце забилось где-то возле горла, щеки сразу же запылали. Мне его никогда не понять, он будто пришелец из других миров, я никогда не смогла бы с ним просто разговаривать, смеяться, толкаться, как это делаю с другими парнями… Вообще, в его присутствии я забываю о том, что каких-то три месяца назад знала, как общаться с любыми мужчинами без тени робости. Но… честно говоря, многое бы отдала, чтобы все было не так.

Берман почувствовал мой взгляд и обернулся. Не знаю, что он там рассмотрел в темноте вагона, но ухмыльнулся, опустил голову и снова на меня уставился.

– Привет. Не ожидал никого тут увидеть, – сообщил он мне миролюбиво. А у меня сейчас пульс, как у птички колибри.

– Простите. Не хотела вам мешать. Сейчас поезд проедет мост, и я спрыгну.

Я поднялась и уже сделала пару шагов в направлении двери, когда мужчина преградил мне путь.

– Я вовсе не против твоей компании, Мия, – сказал он негромко, рассматривая сверху мою макушку. Черт, какой он все-таки высокий, мать его. Когда мы ездили в подворотню, я как-то не обратила на это внимания. – Если дело только во мне, я прошу, останься.

– Нет уж, не буду докучать вам своими детскими капризами. Это вы меня простите, что полезла к вам в неподходящий момент…

– А ты, значит, обиделась? – спросил он насмешливо, а я никак не могу взять в толк, а что тут смешного?

– На обиженных воду возят. Я просто сделала правильные выводы и хочу спрыгнуть. Нам с вами не по пути.

Вот. Пусть знает. Что знает, о чем вообще? А сама больше всего на свете хочу, чтобы он вот так и стоял у меня на дороге и не позволял пройти. Что я делаю? Что мы все делаем, а?

– Жаль, – Берман делает шаг в сторону, освобождая дорогу, и мне ничего не остается, как гордо прошествовать к выходу. – Я думал нас судьба свела тут, и мы сможем… поговорить.

– Я боюсь, что мои детские визги будут вам не по душе. Снова. Так что лучше пойду, – я уже возле самой двери смотрю на протекающую мимо полосу железнодорожного полотна, а сразу за ней насыпь, спрыгнуть тут – гарантированно сломать себе шею. Черт, теперь нужно ждать, когда пригорок закончится… А, может, ну его к черту? Не такой уж тут крутой склон, чтобы так трястись, в конце концов, бесстрашная я или нет!

Примерившись так, чтобы не стукнуться о какое-нибудь дерево, вылетая из проема, я уже почти оттолкнулась, когда сильная, прямо-таки железная хватка не дала мне завершить прыжок, затянув обратно в вагон. Дверь при этом сразу же захлопывается, а я стою прижатая к поджарому мужскому телу, и самая первая реакция вырваться, зарядить по роже… Я дернулась было, но он не отпускает.

– Руки убрал! – рявкнула я, не оставляя попыток выкрутиться из его рук. Когда уже хотела как следует лягнуть его по ноге, Берман разжал объятия и я чуть было не рухнула прямо на пол вагона. Мужчина не дал мне завершить начатое, то есть позорно свалиться прямо к его ногам, и я подумала, что его прикосновения не так уж противны, во всяком случае, мои попытки освободиться были весьма сомнительны. Немного обретя равновесие, я вырвала свой локоть из его цепкой, такой крупной мужицкой ладони и села, прислонившись к стальной стене, уткнувшись лбом в коленки.

– Какая же ты еще глупенькая, Мия, – говорит Берман, приглаживая мои растрепанные волосы. – Из-за обиды и гордости свернуть себе шею, по-твоему, это очень хорошая идея?

– Я просто не хочу навязываться, – мой голос звучит глухо из-за того, что я пристально рассматриваю мысочки своих ботинок. Грубить ему так уж откровенно почему-то неудобно. Или просто не хочется.

– Ну да, лучше покалечиться, чтобы я потом к тебе в больничку приходил, так, что ли?

– А ты бы приходил? – вопрос получился такой детский и жалостливый, что я моментально разозлилась еще больше – на себя, на него и на весь мир заодно.

– Приходил. Из-за меня девицы еще не ломали себе шеи, поэтому меня бы заела совесть – как же ты без моих апельсинов? – он сказал это так серьезно, а я отчего-то представила себе этого сурового мужчину в белом халате и с авоськой в руках, из которой торчат ярко-оранжевые плоды, что моментально почувствовала цитрусовый запах и рот наполнился слюной. Не удержавшись, я сдавленно хихикнула. – Ну вот, – голос его обволакивает и я мельком все-таки глянула на него, чтобы увидеть, как разбегаются лучики от его глаз, – так уже лучше. Бьюсь об заклад, ты захотела кисленького.

– Люблю апельсины, может быть потому, что они у нас редкость, – накручиваю светло-русую тяжелую прядь на палец, ловя откровенно заинтересованные взгляды Бермана, хотя и не хочется тешить себя пустыми надеждами. И вот еще вопрос – куда делась моя решимость оставить его одного? – Знаешь, я все-таки лучше пойду. Я и правда не хотела тебе мешать. Ни тогда, ни сейчас.

– Мия, прошу, прости меня за резкость, – он перехватил мою руку, когда я уже встала и потянул обратно. – Это был не очень хороший день для меня, я был пьян и мне не стоило сидеть в баре, но знаешь… Мне было легче там, среди людей, пережить этот день. И мне очень хотелось, чтобы ты подошла. Глядя на тебя, я верю, что жизнь не остановилась или исчезла, она продолжается.

– Зачем же ты оттолкнул меня? Да еще и так грубо? – от воспоминаний губенки затряслись опять, хоть я и сдерживаюсь изо всех сил. – Хотя, прости, я тоже была хороша…

– Я знаю, что нужно перевернуть эту страницу, мне все говорят про нее постоянно, талдычат, что нужно жить дальше, а для меня это все был пустой звук. И только совсем недавно я стал опять чувствовать жизнь со всеми ее красками. Ты благодарила меня за то, что я тебе помог, так вот сейчас у тебя есть хорошая возможность сделать для меня то же самое – останься со мной. Я… очень прошу.

Я кивнула и села обратно. Находясь рядом с ним, я начинаю вести себя как полная дура. Плохой знак.

– Расскажи про нее? – сердце опять застучало и в пот бросило. Такая реакция меня позабавила бы в ином случае, но сейчас отчего-то снова захотелось выпрыгнуть из вагона. – Прости, если тебе тяжело, то, наверное…

– Про Хелен? – я снова закивала, и Берман откинулся головой на стену вагона, прикрыв глаза. – Она была совершенно несносной, – даже не глядя на него, я поняла, что он улыбается своим воспоминаниям. – И совершенно не подходила для тихой и спокойной семейной жизни. Она горела, была самой настоящей бесстрашной…

– Урожденной?

– Да… Все, за что бы она ни бралась, у нее получалось. Наверное, встретила бы она человека, более подходящего, чем я, они были бы гармоничной парой, но мы поженились, когда мне было уже тридцать, а ей всего лишь 23. Я тоже все тянул, случайные связи, ни к чему не обязывающие романчики… А тут яркая, горячая девушка. Она хотела служить, все силы бросала на карьеру, к 25 уже командовала отрядом, получила звание сержанта… И я не препятствовал ей, я… очень любил ее.

– А дети? – тихо-тихо и очень осторожно спрашиваю, хотя если бы у Бермана были дети, скорее всего, мы бы общались.

– Сначала ей было не до них, я хотел, но никогда не настаивал. Потом вроде бы она согласилась, но все что-то мешало – то ей нужно было чуть-чуть дослужить до следующего звания, то подтвердить его, то она оказалась единственным специалистом по работе под прикрытием и ее позвали в особую группу – такой шанс нельзя было упускать. Я со всем соглашался, но тоже не молодел… Наконец, она вернулась в Яму, записалась в патруль, и мы решили, что самое время родить ребенка, когда… Хелен погибла. Никогда не могла плохо делать свою работу, всегда все должно было быть наилучшим образом. Конечно, она не могла упустить того воришку, ведь это ее служба… Мне не стоило отрывать ее от работы, останься она в особой группе, занималась бы тем, что ей было больше всего по душе… И я знаю, что ей непросто далось решение осесть во фракции, но она любила меня и тоже хотела ребенка. Во всяком случае любая другая мысль сводит меня с ума…

– Энди… Мне так жаль… – я совершенно безотчетно накрыла своей ладошкой его лапищу и удивилась, какая же она огромная. Стоило дотронуться до сухой, грубоватой кожи, как сдавило горло и стало нечем дышать. Черт, ну вот какого хрена у меня такая на него реакция, если он все еще по своей жене тоскует, черт его подери… Блин, ну о чем я…

Мы оба замерли, приноравливаясь к чему-то новому, до сих пор неосознанному нами, во всяком случае я приноравливаюсь, потому что он смотрит на меня и губы у него подрагивают, будто он пытается сдержать смех. О да, я очень смешная в своей попытке его пожалеть. Снова стало неловко, слова все куда-то испарились, мне совершенно не нравится это, раньше я никогда не терялась при парнях и язык у меня всегда был как помело…

– Ты сказал, что опять стал чувствовать жизнь. Почему? – ляпнула я первое что пришло в голову. Хотя не надо было бы лезть к нему в душу, тем более он снова ухмыляется. Отчего все время кажется, что он смеется надо мной? Мужчина еще какое-то время меня разглядывал, пока я десять раз успела пожалеть о своем вопросе и, наконец, после довольно долгой паузы ответил.

– Я встретил женщину, с которой у меня никогда и ничего не может быть, – на меня он не смотрит, и это «ура», потому что щеки мои заливаются румянцем так стремительно, что заслезились глаза. – И которая вряд ли когда-нибудь ответит мне взаимностью. Но благодаря ей я понял, что действительно надо двигаться дальше…

Ну вот все и решилось. Хм, он, оказывается, влюбился, а я-то… А вот что я? Чего собственно я, если все и так было понятно. Я что, на что-то надеялась, оказывается, вот ведь дууура полная! Не зная куда девать глаза, я бросила взгляд на запястье Бермана, где тускло поблескивал циферблат командирских часов.

– Ты в курсе, что комендантский час уже начался? – спросила я, только чтобы перевести разговор на другую тему. Отчего-то было как-то не по себе оттого, что он мне сказал. – Ты куда ехал-то?

Берман уже хотел мне ответить, когда снаружи раздались выстрелы, ругань, отборный мат. Слышно было, как дверь соседнего вагона со стуком отъехала в сторону, мы вскочили и я уже хотела было открыть створку.

– Подожди, – остановил меня Берман. – Патруль разберется, если там выстрелы, будет опасно…

Поезд вдруг стал тормозить так резко, что удержаться на ногах не было никакой возможности. Я начала заваливаться назад, но снова неожиданно оказалась в крепких руках. Приняв основной удар на себя, Берман впечатался в железную стену вагона спиной, не выпуская меня из объятий, а, наоборот, только сильнее прижимая. Визг тормозов, скрежет ввинчивается в уши, а я никак не могу определиться, что мне сейчас больше хочется – так и стоять всю жизнь или брыкаться, пока он меня не отпустит? Знаю только одно, мне даже стало нравиться, как он меня все время обжимает. И вырываться не очень-то уж тянет… Даже скорее наоборот…

– Со мной… – желая сказать, что все хорошо, я повернулась к нему вполоборота и тут только заметила, что он весь напрягся, медленно втягивая в грудь воздух. Я никак не могу понять, что со мной происходит, потому что мне совсем не охота, чтобы он отпускал меня. Чуть наклонился и я чувствую, как он непозволительно близко, ощущаю его запах… Земляничное мыло, кожанка и еще что-то ужасно, вот до чертиков мужское. Черт, нельзя пахнуть мужчиной так откровенно, твою мать… Надо срочно, срочно чем-то отвлечься… иначе я его поцелую… вот прямо сейчас…

– Мия, – выдыхает он мне в щеку, и я чувствую, что он обнимает меня еще крепче, хотя состав уже остановился. Он наклоняется, тянется ко мне и я уже чувствую теплое дыхание на своих губах, в животе начинает закручиваться вихрь, такой невозможный и сладкий, меня безотчетно тянет к нему, хоть он и сказал, что в кого-то там влюблен…

– Э-э, але! – выдернул из сковавшей нас неги резкий голос. – Вы бесстрашные? Пошли, посмотрите красоту еб*ную… – машинист сплюнул и мотнул головой. – Там человек на рельсах.

Я вздрогнула всем телом, потому что Берман разжал руки и мне стало жутко холодно и неуютно. И губы печет от теплого ощущения так и не состоявшегося поцелуя.

– Где? – нахмурился он, увлекая меня за собой к выходу. – Сбил, что ли?

– Неее, лежал на рельсах, а тормознуть не успел. Там мало что осталось, но кроме вас никого нет в поезде, так что свидетелями будете, что я тормозил.

– Как никого? – обомлела я. – А патруль?

– Это странно, – мужчина нахмурился так, что брови его сошлись в одну полоску. – Возможно, они кого-то преследовали, но хоть кто-то должен был остаться… Ты посиди тут, ладно? Я гляну что там. Патруль должен был быть в поезде, не нравится мне все это… – он поднял на меня тревожные глаза, и мне так хочется понять – то, что сейчас произошло между нами, правда было или мне показалось…

– Берман! – окликнула я его. – Будь осторожен!

Он остановился, обернулся. Кивнул, прикрыв глаза, и убежал за машинистом. А я уселась на железный пол вагона, обхватив коленки руками, прямо как в детстве. Почему-то было жутко так, как не было даже в пейзаже страха. Все внутренности скрутились в холодящий тугой узел и самой хочется сжаться в комочек, чтобы не чувствовать некоего подспудного ужаса, замешанного на тревожности.

Сколько я так просидела – не в курсе. Может, минуту. А может, час, старясь понять, что там происходит. Но снаружи было тихо, так тихо, будто там все вымерли, и когда мои нервы превратились в безвольные тряпочки, я выскочила и пошла посмотреть что там, своими глазами.

Первое что я увидела, проходя вдоль состава – это маленького размера берц, на явно женской ноге. Проследив глазами дальше, я поняла, что нога кончается неровным окровавленным срезом, то есть лежит совершенно отдельно от тела. Тяжело сглотнув, стараясь дышать глубоко и размеренно, я пошла дальше, туда, где перед расплывающимся зрением стояли фигуры мужчин. Берман что-то разглядывал на земле и не заметил как я подошла, но стоило ему заметить меня, как он вскочил и стал перегораживать путь к трупу.

– Нет, Мия. Тебе точно не стоит это видеть!

– Я бесстрашная, между прочим, – промямлила я, а ведь хотела сказать это твердым голосом. – Я что трупов не видела никогда? – и резко обогнув его, сделала несколько шагов вперед. И сразу будто в стену вмазалась. Потому что таких трупов я еще не видела.

Явно небольшое женское тело представляло из себя перерубленную из костей и плоти кашу, половина которой была намотана на колеса состава, а отшвырнутые ударом половина человеческих фрагментов, лежали вот тут, прямо у меня под ногами. Тяжелый запах свежей крови не развеивался даже ветерком, впиваясь в мою гортань. Внутренности тянулись на несколько метров кругом и понять что где не представлялось вообще никакой возможности. Единственное, что успело зафиксировать мое затуманившееся сознание – это темные длинные волосы, спутанные и перемазанные грязью, и вполне себе целая женская голова с искаженным предсмертной мукой лицом, залитым багровым, которая до боли напоминала…

Я успела отскочить и тут же согнулась пополам, безудержно хватая ртом пропитанный запахом смерти воздух. Я все-таки немножко знаю, что заблевать место обнаружения трупа – не самая лучшая идея. Мне казалось, что вместе с судорожными спазмами, терзающими мои ребра, брызнувшими слезами, и диким, нечеловеческим воем, меня сейчас просто разорвет, вывернет наизнанку…

– Ми, успокойся, прошу, – большие сильные руки прижимают меня к себе, а я инстинктивно отпихиваю их от себя, где-то на задворках вертится мысль, что Берману не дело меня видеть в таком состоянии, но то, что это даже на сотую долю процента может быть Люси, просто выносила мне мозг полностью и отключала соображалку.

– В Бесстрашие звонили? Она там? – еле удалось выдавить из себя, давясь всхлипами.

– Ее там нет. Я выяснил, – его голос будто отрезал все другие звуки, и я снова, уже в полной тишине и иду к телу, ступая, как по тонкой струне, натянутой над пропастью между жизнью и смертью. Я должна рассмотреть, увидеть, убедиться… И если это она, я рядом лягу и сразу же умру вместе с ней… – Ми, не ходи туда, девочка... – но я только отмахиваюсь от мужчины, игнорируя тех, кто хочет преградить мне путь, двигаюсь, будто иду на эшафот.

Бухнувшись коленями в наплывшую из тела темную лужу, я, не обращая внимания на то, что руки перемазываются чужой кровью и землей, поворачиваю к себе изуродованное до неузнаваемости лицо. Переломанное ударами, темное, от повреждений, с наполовину содранной кожей и черными запекшимися приоткрытыми губами. Не ее. Меня начинает бить крупная дрожь. Господи, не ее! И вот тут у меня случилась истерика. Берман поднял меня на ноги, а я не могу остановиться, слезы текут не переставая, при этом меня разбирает дикий хохот.

– Это не она! Не она! Не она! – заклинило меня на одной мысли, и больше я не могу ничего сказать. Мужчина прижимает меня к себе, крепко-крепко, а меня трясет всем телом, и я никак не могу прекратить эту тряску, руки ходуном ходят, ничего не вижу… кроме кожаного плеча, а перед глазами стоит искалеченный труп, наводящий ужас своей реалистичностью. Смерть так близко прошла, пахнула своим зловонным дыханием… В носу саднит от запаха крови, даже чувственный аромат мужчины не в состоянии перебить его. Я цепляюсь за рукава его кожанки, сжимая их судорожно, пытаясь взять себя в руки, но не получается. Берман подхватывает меня на руки, как маленькую девочку, несет в вагон, шепча что-то, а я не слышу даже, притиснулась к нему, обняла за шею, ища защиты у такого большого и сильного мужчины.

– Ну все, малышка, все… Говорил же, не ходи туда, зачем же ты пошла… Ну хоть опознала, да только не слишком ли это тебе, маленькая…

– Я не м-маленькая, – чуть заикаясь, прошептала я. – Берман, проверь у трупа должны быть кредиты во рту. Сломан ли палец, отрезана ли мочка мы явно не поймем после такой мешанины, да и надписей, наверное, не будет… Только что-то мне подсказывает, что это наша жертва. Уотерс объявился.

Люси

– Внимание, бойцы! Только что поступил сигнал, в зоне отчуждения, в одной из старых промзон, засекли Уотерса. У нас боевой выезд, ребятки, полная выкладка и готовность десять минут. В рейд выходят три отряда, – влетев в Яму, как черт из табакерки, заорал Итон.

– Ты уверен? Мы же там облазили все, что только можно. Откуда информация? – не слишком-то обрадовалась я, потому что ложных сигналов от нервного населения, за последнее время было предостаточно.

– Он там, это точная инфа. Рожу Уотерса идентифицировали по ориентировкам. Патруль ночью заметил несанкционированное скопление изгоев на одном из полуразрушенных заводов и установили за ними наблюдение. Ведут себя подозрительно, стараясь не привлекать лишнего внимания, наружу носа практически не показывают, будто чего-то выжидают, вооружены. Около тридцати человек. Среди них засветился и наш подозреваемый. Так, а чего стоим, Эванс, я не понял? Жопу в руки и бегом экипироваться! И чтоб от напарника – ни шагу, ясно?

Ну наконец-то, осточертело уже разыскивать эту паскуду! А уж последняя его жертва, всю душу наизнанку вывернула не только мне. Уотерс оставил свое очередное послание, убив похожую на меня девушку, и подложил на рельсы, чтобы состав изувечил и без того замученное тело до неузнаваемости, надеясь таким образом пощекотать бесстрашным нервишки, урод. И меня, как назло во фракции не было… А прокрадываясь утром из Эрудиции домой, мне посчастливилось напороться на мало что соображающую от переживаний Ми, которой пришлось опознавать чужие, разорванные колесами поезда останки, думая уже, что это действительно я, и злющего, как сто чертей Эла. А уж отец с Алексом так свирепо рвали и метали, что… Да сроду мне таких страшноватых выволочек не устраивали!

Подгоняемые приказами бесстрашные, побросав все свои дела, воодушевленно стекаются в оружейку, где все пространство уже забито снующими между стеллажами и шкафчиками бойцами. Столкнувшись в дверях с Гилмором, корчащим жутко недовольную рожу, словно я прокаженная какая-то, только отворачиваюсь, отправляясь натягивать боевую форму. Вот, пожалуйста, вечно я у всех виновата... Надеюсь, что хотя бы сегодня этот балбес не забудет одеть индивидуальный керслет и снова никуда не встрянет. Пусть мы не общаемся и демонстративно игнорируем друг друга, но вот ненавидеть его у меня не выходит. Да, я злюсь, ужасно злюсь, разочарована, обижена, но не ненавижу. И мне совсем не плевать, что он может пострадать или погибнуть! Теперь у него в напарниках Гэб, а у меня молодой парнишка – Монти, и честно говоря, работать мне с ним не очень нравится. Или же я просто привыкла к Джаю настолько, что без оглядки могла на него всегда положиться? Да, привыкла. А зря...

Осматриваюсь тихонечно, разглядывая тех, с кем у нас совместный выезд. Мой бывший отряд идет под командованием Итона, из-за отсутствия Ричи. Несколько малознакомых, уже взрослых бесстрашных, среди которых натыкаюсь взглядом на Бермана, хотя мужчина переквалифицировался в штурмовики, но из-за боевых действий и дефицита бойцов, тоже идет в рейд, как один из более опытных. И еще отряд Арчи. Демпси, громко проведя еще один инструктаж, передвигается в дальнюю часть оружейки, хлопая рукой по плечу стоящего спиной… Риза?