Текст книги "В прятки с отчаянием (СИ)"

Автор книги: Ежик в колючках

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 56 страниц)

– Нет, подожди, что-то в этом есть, – и задумался, запустив пальцы в растрепанную макушку, пока я кошусь на него подозрительно, ожидая того, что он вот-вот станет смеяться. Но Риз серьезен, как никогда, и это обнадеживает, что все желание бурно выяснять отношения испарилось. Там, внутри меня, теснилось, щемило, требовало выхода неописуемое какое-то чувство тепла, что улыбку подавить удалось с огромным трудом. – А если попробовать представить себе этот купол, так как ты его видишь, что он защищает тебя от потока чужих мыслеформ?

Представить… Представить я могу многое, благо фантазии всегда хватало, но вот вклинившийся гвалт голосов, мерцающие кадры образов, жутко мешали сосредоточиться на блоке, который я пыталась материализовать в голове и так и этак. Непонимание происходящего успело притупиться – какая уже к черту разница, как и почему, ведь главное, что от этого никуда не деться, – и ему на смену пришло острое желание отгородиться от чужих мыслеформ. И я не сомневалась, что все получится, нужно только постараться. Блок, как волна энергии тускло мигнул и вдруг потух, постепенно укрывая собой, сменяясь тишиной. Все уплыло – и звуки, и ощущения.

Я только ахнула, стискивая ствол дерева руками, трясущимися от напряжения, каждая клеточка завибрировала… Победный азарт брал свое. Риз выжидательно молчал, наблюдая за выражением моего лица, передвигаясь ближе. Только прижавшись лбом к его плечу от переизбытка гуляющих внутри эмоций, я поняла, как сильно устала. Или это просто нервное?

– Что? – торопит он с придыханием. – Люси, не молчи.

– Кажется, вышло, – отмираю я изумленно, тщательно прислушиваясь. – Я их не слышу. Риз! Я их не слышу, – завертелась я на ветке, вглядываясь на склон в поиске людей. – Я представила, что укрываюсь от них…

– Вот видишь, я же говорил, – искренне радуется за меня Риз, снова улыбаясь. И у него, черт возьми, красивая улыбка, надо сказать. – Каждый раз, когда хочешь поставить блок – накрываешься куполом и все. Через пару дней таких упражнений, ты даже не заметишь, как это делаешь, ты же не думаешь как дышать, просто вдыхаешь и выдыхаешь и не прокручиваешь каждый раз все это в голове. Так и с блоками.

– Ну надо же, я и не думала, что у меня станет так быстро получаться, только выматывает немного.

– Тогда давай спускаться и убираться отсюда, поищем место для привала.

Вечерний сумрак в тени деревьев стал густым и пройдя немного вдоль кромки леса, мы вышли на открытую местность, обходя кочевников стороной. Тишина вокруг стояла изумительная. Только где-то неподалеку в траве стрекотали букашки. Последние лучи уходящего солнца окрашивало небо в мягкие оттенки розового и сиреневого, скоро совсем стемнеет, и Риз, то и дело оборачивался, если я начинала отставать, словно проверял: не потерялась ли? Меня возмутило, что он так возится со мной, как с малявкой – ведь объясняла же сто раз – вопреки здравому смыслу раздражаюсь я, и в то же время, это было очень уютно.

Конечно, далеко не сразу я смогла вот так запросто общаться с ним. Все, что он говорил было фантастично, нереально и не укладывалось в голове. Сначала я, обуреваемая самыми разными чувствами и эмоциями, предполагала, что открывшись ему, смогу что-то прояснить и понять, но вышло иначе, и вопросов только прибавилось. Он назвал себя – Дей Идрис, а не Риз… для чего он скрывал свое настоящее имя? Почему он так удивился тому, что я его не только не знаю, но и не помню? И что я должна была помнить… Откуда ему известно мое детское прозвище?

Пока я после перевязки в гроте, ошарашенно пыталась прийти в себя, борясь с возникшим желанием сбежать, раздосадованная тем, что узнав мои имя и фамилию, мужчина смотрел на меня то ли растерянностью, то ли разочарованием, словно он зарубил жуткого дракона и теперь, вместо долгожданной принцессы, ему подложили свинью… Это было странно и почему-то неприятно, словно я в чем-то виновата. Я совсем запуталась! В душе надрывно ныло какое-то странное чувство, потому что его слова задели старую занозу, которая вновь засаднила. Риз был убежден, что я должна что-то вспомнить. Его вспомнить. Но я никогда раньше не встречала этого человека!

А что, если он просто втирался в доверие, чтобы проникнуть в город и иметь возможность напакостить изнутри, прикрываясь необходимостью встретиться со мной и лидерами, а теперь изворачивался? Где гарантии, что он не врет? Не было никаких гарантий. А потом признался, что он – безупречный! Такого я не ожидала. Ноющее мерзкое ощущение предательства заползло под ребра, скрутилось там и стало хозяйничать, вплетаясь внутрь, окутывая отчаянием и какой-то обреченной беспомощностью.

Слишком уж неожиданно всё вышло. Ведь я почти доверяла ему, чужаку, потому что так подсказывало мне сердце. Я видела в нем хорошего человека, а не преступника и уж тем более не врага. Подспудные ощущения благородства и нежелания нам зла, сложившееся о нем, не давали мне отмести своих сомнений, но надо было попытаться поговорить и во всем разобраться. Нельзя было рубить сплеча и обвинять его во всех грехах, хотя бы потому, что Риз не раз спасал мою жизнь.

А потом я вспомнила нашу встречу, и то, что он вывез меня к бесстрашным, подставившись под пулю. Как защищал от стервятников, а я во сне прижималась к нему, ища поддержки и защиты… И как вел меня по расселинам, крепко держа за ладошку, а я, затаив дыхание изо всех сил делала вид, что не замечаю обращенных на меня заинтересованных взглядов. А потом к нему кинулась Тания, обнимала, и так смотрела на него, надеясь на взаимность, что у меня снова в груди завернулся колючий комок, а он обрадовался ей и своим родным.

Несмотря на то что он безупречный, те люди дороги Ризу, они – его семья, и он, осознавая возможную опасность навредить не только им, но и всему поселению, привел туда меня. Это что-то да значит. Это для меня многое значит. Риз мне доверился. И уводил потом преследователей, рискуя своей жизнью и свободой, спасая меня от насилия. А вернувшись, вновь, не позволил никому причинить мне вреда. Поэтому он, как никто заслуживал шанса, попытаться все объяснить.

Правда о моем детстве, способностях и о самом Ризе, такая ожидаемая и, в то же время внезапно открывшаяся, сперва напугала не на шутку. Но чем больше он рассказывал, тем спокойнее мне становилось, потому что я, наконец, с его помощью обретала себя, учась обращаться со своим даром. Конечно, все это так загадочно, не поддается никаким объяснениям и мы не такие, как все, но ведь в жизни ничего не происходит просто так. Встретившись через двенадцать лет, уже не детьми, я и подумать не могла, что почувствую ту связь, соединяющую нас, как раньше. И верю ему, абсолютно всем своим существом.

Нам снова грозит опасность. Безупречные не оставляют своих планов, стереть людей с лица земли… Близится война. Думать об этом было больно. Не думать – невозможно. Сердце плясало за ребрами как сумасшедшее. Хотелось проснуться и осознать, что все происходящее лишь дурной сон. Двенадцать лет… Двенадцать лет спокойной жизни – и кошмар снова повторяется. Нам нужно как можно скорее добраться до фракции и все рассказать отцу, он поверит мне, выслушает Риза, и бесстрашные не сидели все эти годы сложа руки, мы сможем принять необходимые меры, до начала военных действий, иначе… Неспокойно на душе, ой, как неспокойно. Нет, к черту все это, к черту! Не думать о плохом. Не раздирать себе душу от отчаяния. Сейчас необходимо думать о том, как безопасно вернуться в город.

Дей

За последующие пару дней, мы с Люси неплохо продвинулись и в плане продвижения к стене, и в плане ее воспоминаний. Она все больше открывает для себя тонкостей обращения со своими способностями, расспрашивает меня о моем прошлом и о том, как лучше управлять своим даром, а я все больше тону в ее необыкновенных глазах, понимая, что я не должен этого делать…

– А почему я тебя не слышу? – спрашивает Люси, поигрывая травинкой, когда мы присели отдохнуть после шести часов непрерывной ходьбы вдоль реки. – Ты от меня закрываешься? Или от всех вообще?

– У меня это получается независимо от меня. Нас ставить блоки и абстрагироваться учат с рождения, иначе можно сойти с ума. Я на самом деле не знаю точно, как это происходит, наверное, также, как и говорить, общаться учат ребенка. Сначала речь для малыша – это всего лишь шум, который потом обретает свои образы и смысл заключенный в словах… Ты умела «сканировать» так же, как и ребенок умеет говорить к трем годам, его речь может быть не очень правильная, но понятная, в том числе и для него… Если ты вспомнишь, как именно ты управляла своим даром, ты тоже будешь делать это автоматически.

– Для меня сейчас все это пока темный лес… Риз… А тебе страшно было решиться уйти от… своих?

– Не особенно. Я помню своего отца очень смутно, все мое детство со мной был учитель, он воспитывал меня в духе нашего клана, но я никогда не был за то, чтобы использовать «примитивных» в своих целях, как подопытных животных. Я и мои родные всегда считали, что люди, выжившие на планете достойны большего, что надо им помочь, а не устраивать тут… поле для экспериментов…

– Это настоящий бесстрашный поступок на самом деле! – как и всегда эмоционально, сообщает мне Люси. Каждый раз, когда я смотрю на нее, во мне возникает желание... прикоснуться к ней, и честно говоря, никогда мне не было так тяжело бороться с собой, как сейчас.

– Ну тебе-то уж виднее, – я улыбнулся, а она закусила нижнюю губу и опустила глаза. – Вот только… раньше ты почему-то сомневалась, что у меня получится стать бесстрашным. Что изменилось?

– Я узнала тебя лучше и поняла, что ты соответствуешь духу фракции. Нужно будет немного поработать над твоими заморочками…

– Какими еще заморочками? – нахмурился я. – Нет у меня никаких…

– У нас не принято опекать девушек. На самом деле у нас вообще нет разделения по половому признаку, особенно если дело касается боевых операций.

– Ну это не очень умно, по-моему. Никакая девчонка не может справиться с парнем просто потому, что девушки слабее…

– С чего ты это взял?

– Ну так… по жизни получается, вообще-то, – пожимаю я плечами. – Девушки не подходят для битв и сражений, у них другая функция!

– Если ты хочешь быть бесстрашным, тебе придется пересмотреть эту точку зрения, потому что одним из этапов инициации являются зачетный спарринги, где тебе придется драться в том числе и с девушками. А если ты проиграешь, то будет считаться, что испытание ты не прошел…

– Мне нужно будет побить девчонку? Зачем, вообще, все эти спарринги?

– Мы должны уметь драться.

– С кем?

– С противником, с врагом…—она дернула плечом и я понимаю, что Люси начинает злиться.

– Враг тебя быстрее застрелит.

– Я выбью у него пистолет, и сама его застрелю.

– А зачем драка тогда?

– Чтобы пистолет выбить!

– Ну ладно, – вряд ли, конечно, получится ее убедить, но я уже ввязался в этот спор и не в моих правилах отступать. – Допустим, ты потеряла пистолет, может, даже что-то потяжелее, автомат, например. Нож опять же где-то посеяла. Нашла идеально ровную площадку, где нет ни одной палки или камня. И даже предположим, что тебе встретился такой же расп*здяй. Но ты ведь как минимум в два раза меньше его. Какие бы навыки у тебя ни были, он тебя просто скрутит и пополам сломает…

– Тьфу, пропасть! Что ты, вообще, понимаешь! Ну-ка, давай! Нападай!

– На кого? На тебя?

– А ты кого-то еще тут видишь?

– Так ты же девушка!

– Нет в Бесстрашии парней и девиц. Все равны! Нападай, я тебе говорю! Иначе я подумаю, что ты трус!

– Но это же глупость! Парни всегда остаются парнями, а девушки – девушками, даже если обрядить их в черную форму и всучить автомат! А трус тот, кто этого не понимает… Я не буду тебя бить, Люси! Я не могу причинить тебе вред…

– Ты не сможешь меня ударить, не достанешь. Нападай на меня, иначе я тебя побью! – она толкнула меня в плечо, и нужно очень сильно держать себя в руках, чтобы удержаться от смеха. Она такая маленькая и такая воинственная… Что она может мне сделать? Да, я видел, как она отбивается, как она стреляет, но что хрупкая девушка может сделать со взрослым мужчиной? Я ведь вешу больше ее в два раза… – Давай, Риз! Тебе нужно преодолеть этот страх!

– Это не страх, Кнопка, я просто не хочу тебя бить, это очень глупо!

Она подскакивает ко мне и я даже не успел заметить, как ее кулачок довольно ощутимо врезался мне в челюсть. Удары посыпались на меня как из рога изобилия, я только успевал уворачиваться от некоторых и закрываться отступая. Вот интересно, если у них все такие девицы, то придётся действительно пересмотреть свое к ним отношение, я как-то привык, что девушек надо защищать, а не защищаться от них…

– Я! Больше! Не Кнопка, ясно? – продолжая осыпать меня тумаками, отчеканила Люси. Мне стало это надоедать, и я перехватываю ее руки, и быстро, пока она не опомнилась, завожу их ей за спину.

– Не Кнопка, говоришь? – я умею себя контролировать, но то, что сейчас со мной происходит не поддается идентификации. Во-первых, болит скула, в том месте, куда пришелся ее первый удар, во-вторых немного ноет правый бок, но выплеснувшийся адреналин уже затуманил доводы разумного. Передо мной сейчас агрессор и нужно всеми способами отразить атаку, хотя на периферии сознания все еще теплится мысль, что это всего лишь слабая девушка. Которая…

Так хороша… Я так близко к ней, а она прижата к моей груди… И я чувствую запах ее агрессии с легким ароматом лесного ландыша, разбавленным нагретым солнцем лугом. Я отчетливо и очень близко вижу перед собой ее невероятные глаза, во взгляде которых космос нашептывает свои тайны, и не могу оторваться от этого зрелища. Она не вырывается и вроде бы даже не против так стоять, но все равно какая-то заноза не дает отрешиться от всего и закончить начатое. Я держу в объятиях самую прекрасную девушку из всех, которых я знал, но я не могу поцеловать ее, знаю, что она будет против…

Эта мысль вернула с небес на землю, и мои губы дрогнули в горькой усмешке, которую я очень надеялся выдать за презрение.

– Ну и что ты теперь сделаешь, сильная и независимая женщина? – глумливо спрашиваю я ее, изо всех сил пытаясь не поддаваться ее обаянию.

– Вот что, – бросила она, и ее коленка прилетает мне в правый бок, который и до этого-то давал о себе знать.

Воздух с силой выталкивается из легких, заставляя невольно согнуться, и тут уж она не замедлила меня отоварить лбом в переносицу, а то как же я мог забыть, ведь это мой любимый прием. Времени, чтобы приходить в себя нет, я почти вслепую пытаюсь ее схватить, чтобы снова обездвижить или даже повалить на землю, но она снова меня опередила, сделав подсечку и я, завалившись на спину, оказываюсь в полной ее власти, придавленный коленкой за шею.

– Все еще считаешь, что маленькая и хрупкая девушка ничего не может? – спрашивает она, не наклоняясь ко мне, а посматривая свысока. Красивая, воинственная, но при этом невероятно… как ей удается оставаться такой женственной?

– Ну хорошо, хорошо, леди убедила меня, что надо давать люлей независимо от пола… И что, у вас все такие в Бесстрашии?

– Да, и тебе придется к этому привыкнуть.

– А могу я начать прямо сейчас? – рывком приподняв нижнюю часть своего тела, я скидываю Люси с себя, и не давая ей опомниться, набрасываюсь сверху, надежно зафиксировав ее ноги. Она удивленно смотрит на меня, но ее изумление быстро сменяется на победную улыбку, и я не могу не улыбаться ей в ответ.

– Ну вот видишь? Просто нужно понять, что девушки, такие же воины, как и парни…

Я, всеми силами пытаясь не поддаваться влечению, рассматриваю ее лицо, останавливаясь на губах, совсем чуть растянутых отчего-то в робкой улыбке. Отмечаю нежную, почти прозрачную кожу, по которой невероятно хочется пройтись губами, чтобы ощутить ее шелковистость и попробовать ее на вкус. Она, не отрываясь, смотрит на меня, и воздуха мне перестает хватать, приходится дышать чаще, а грудь сдавило и никак не выходит надышаться вдоволь… «Ты просто бесконечно прекрасна», – я посылаю ей эту мыслеформу, не надеясь, что она меня услышит. Но… Сначала я и не понял, что произошло, а потом четко услышал: «Не надо, Риз…»

– Я слышу тебя, – поднимаясь и протягивая ей руку, ошеломленно говорю я ей. – Но при этом я не пытался проникнуть тебе в сознание…

– Просто мне показалось, что ты… Что мы…

– Тебе не показалось, – ухмылка, наверное, вышла несколько кривой, но я… просто не могу больше смотреть в ее глаза, чувствовать ее рядом с собой, такую красивую и такую… далекую.

Тяжело дыша, я обогнул ее и, прямо на ходу срывая с себя футболку, направился к реке. Нужно, непременно нужно остыть прямо сейчас, иначе… Как же это непомерно сложно, рядом с ней я совсем не могу держать свои чувства под контролем, с каждой секундой открывая для себя все новые грани этой девушки. Это безумие какое-то, я не должен, ведь она ясно дала понять, что… она уже занята, у нее… кто-то есть в Бесстрашии, тот, кто ждет ее, любит, наверное, а я… затесался в самый неподходящий момент, но… отчего так хочется отдубасить кого-нибудь… Вырвать из сердца это томление, перестать с надеждой заглядывать в ее притягательные глаза?

Руки разрезают водную гладь и, несмотря на то что вода достаточно холодная, мне кажется, что она прямо-таки закипает вокруг меня… Поднырнув, чтобы хоть как-то охладить голову, я задерживаю дыхание настолько, чтобы вдох принес облегчение, но даже и это не помогает. Мне нужно, необходимо от нее отказаться, она дала понять, что между нами ничего не может быть, но и оставить ее я не могу, во всяком случае до тех пор, пока она не научится управлять своим даром… И она должна будет убедить своего отца, насколько все серьезно, что атаки безупречных будут, и нужно дать им достойный отпор!

Мысль о клане принесла неожиданное облегчение и помогла отрешиться от… моих заморочек, как говорит Лусия. Оказывается, у меня их много, а я даже и не знал о них. Не было у меня никогда «заморочек» с девушками, они просто были, и я даже никогда не задумывался, что между нами может быть что-то большее, чем просто взаимное удовольствие… Ведь это было так просто, а теперь… Совершенно ничего не понятно.

То, что надо выбираться из реки я понял, когда перестал ощущать кончики пальцев на руке. Черт, сколько же я плавал, а ведь мы хотели еще пройти сегодня немного, чтобы добраться уже до более ровной местности и удаляться от реки в сторону стены. С другой стороны возможности окунуться больше не будет, да и мы уже скоро придем во фракцию и все уже кончится… Как это ни печально…

Я вышел на берег и на меня навалилась какая-то страшная усталость. Я улегся прямо на траву около реки и уставился в сумеречное небо, невероятно красивое на закате. Лусия ничем себя не выдавала, но я чувствую ее взгляд, чувствую ее, особенно остро с тех пор, как я узнал, что это именно она, когда она вспомнила меня. Все-таки осталась у нас эта связь, вот только как быть с ней теперь. Меня безумно к ней тянет, но она ни за что не пойдет наперекор своим принципам, насколько я ее помню, она была такая с детства.

– Мы будем устраиваться на ночлег сейчас? – раздался голос прямо надо мной, и поднял голову. Лусия стояла спиной ко мне, и я усмехнулся.

– Да нет смысла сегодня куда-то еще идти, надо выспаться как следует, лучше завтра пораньше пойдем, как рассветет…

– Тогда я тоже купаться пойду, – заявила она и пошла вдоль берега, так и не глядя на меня. – Я видела чуть в стороне песчаную насыпь, там зайду, – крикнула она, удалившись уже на приличное расстояние. Я пожал плечами и пошел устраивать лагерь, стараясь не думать о скидывающей одежду девушке.

====== «Глава 12» Встреча с Парнем ======

Дей

Первые тяжелые капли настоящего летнего ливня упали когда Люси уже выбиралась на берег. Я совсем упустил меняющуюся погоду, в сумерках стало понятно, что собирается дождь, только когда запахло свежестью и пахнуло влажной прохладой.

– Люси, давай скорее под навес, – кричу я ей, устраивая аирткань на ветках. – Иначе сейчас вся вымокнешь до нитки.

Она бежит ко мне, смеется, а ливень обрушивается стеной, и добежав до меня, она все равно успела как следует вымокнуть. Я оборачиваю ее в еще одну накидку, а она смеется, вздыхая глубоко, и взгляд отвести от нее не получается никак.

– Стоило ли беспокоиться, – она улыбается, заражая меня каким-то совершенно необъяснимым весельем, и подставляет руку под барабанящие по земле капли. – Я и так была мокрая, а теперь мокрая в квадрате.

– Ни на что не променяю это, – вырвалось у меня, когда я с трудом отвел глаза от девушки и уставился на поливаемую с неба листву. – Эти запахи, ощущение теплого дождя… Люси, вы такие счастливые, что живете так! Ничего больше не надо, кроме ощущения тяжелых влажных капель на коже, луча солнца, бьющего в глаза по утрам…

Она перевела взгляд на меня и рассматривает, будто знает меня уже очень и очень давно, но вот теперь мы снова свиделись. Хотя… наверное, так оно и есть.

– Риз, – она подошла ко мне совсем близко, и я снова почувствовал ее слегка уловимый аромат ландыша, только теперь вот после дождя. Люси выпутала из накидки свою ладошку и погладила меня по небритой щеке. – А я ведь помню… Я отчетливо вспомнила, как учила тебя что значит жить на Земле. Что такое лето и тепло, дождь и гроза… Пыталась объяснить как это – чувствовать обиду, гнев или… любовь. Посылала тебе эти мыслеформы, а ты просто перебирал их как слайды и не понимал… – глаза ее вдруг отчего-то увлажнились, а мне стало совсем трудно дышать, потому что ее ладошка на щеке… это выше моих сил. – Знаешь чего мне не хватало тогда? Я все пыталась себе представить, как ты выглядишь… Ты мне посылал свои изображения, но мне так хотелось увидеть тебя, заглянуть тебе в глаза… Ты знаешь, что оказывается, человек себя видит совсем не так, как его видят окружающие, ты в своих мыслеформах был совсем другой, и я понимала это…

– И каким же я был? – мой голос так охрип, что я совсем не узнал его.

– Как манекен. Безликий, бесчувственный, но я знала, понимала, что ты не такой. Была малявка совсем, но уже знала. А ты, оказывается, вот какой, – она улыбнулась и облизала губы, будто они у нее пересохли. – Я очень рада на самом деле, что мы смогли встретиться. Мне очень этого не хватало…

– Я же говорил тебе, что мы все вспомним, если захотим.

– Да, – она кивнула и все-таки опустила глаза. – Но когда мы окажемся в Бесстрашии, я прошу тебя, постарайся…

– Люси, пожалуйста, прости меня если я тебя смутил своими порывами… Я совсем не хотел, просто есть вещи, которые я еще не вполне могу контролировать…

– Я хотела сказать, постарайся стать одним из нас. Иначе тебе трудно придется…

– Ты все вспомнила?

– Да, почти все. И хотела попросить тебя, расскажи мне о безупречных. Я была маленькая и мало что понимала, а теперь мне нужно знать…

Наваждение пропало, и я медленно втягиваю воздух в легкие. Прохлада дождя успокаивает и возвращает способность нормально мыслить. Я прислоняюсь спиной к дереву и привлекаю девушку к себе, чтобы она не стояла просто так, пока мы прячемся под навесом. Она прислонилась ко мне, и я как мог, убеждал себя, что это всего лишь дружеские объятия, и нужно сосредоточиться на том, чтобы рассказать ей, кто такие безупречные.

– Когда мы оказались на той станции, все безупречные были примерно равны. Абсолютное большинство настроено враждебно по отношению к тем, кто остался на планете, хотели сатисфакции, продолжения войны. Но жизнь на станции не сахар, и вскоре было принято решение попытаться вернуться обратно. Возвращаться на землю, или Филд, как презрительно называли планету безупречные, в качестве побежденных они не хотели, поэтому поделившись на кланы, попытались воздействовать на людей, оставшихся на планете, и привести их к своему образу жизни. Безупречные хотели вывести Чикаго на высочайший уровень технологий, подчинить себе людей полностью, сделать из них легко контролируемых рабов.

– А система пяти фракций, это тоже вы придумали?

– Нет. Это было придумано вами, я думаю в качестве противовеса. Эта система помогает выявить людей, которых невозможно контролировать, с целью их уничтожить по оглашению, а по умолчанию – как реакция на попытку подчинить. Ты сама говорила мне, что дивергентов стало много, это и есть цель. Дивергенты не подчиняются, и теперь некого стало истреблять. Или всех или никого. Твой отец много, очень много сделал, чтобы жизнь в городе стала лучше, но это мешало замыслам безупречных. Мы говорили с тобой об этом.

– Да, я помню, они хотели его убить. Но как получилось, что ты пошел против них? Против своих же?

– Все наше общество разделилось на две группы. Одни были за то, чтобы военным способом уничтожить людей, другие за то, чтобы вывести их к нашему уровню на этапе мировоззрения. Военные – домате, сильно вмешивались в процесс развития города, постоянно внедряя эрудитам все новое и новое оружие и средства подчинения личности. Апофеозом этого был реминисернсер. Ты слышала об этом аппарате?

– Ну, конечно… Как я могла не слышать, ведь Алекс… пережил такое, что и осознать-то не очень получается.

– Мой отец был из тех, – продолжаю я, – кто хотел развития, становления людей, как высокоразвитых личностей. Он хотел вернуть цивилизацию, хотел, чтобы безупречные и люди на земле пришли к чему-то одному, к симбиозу. Он знал, что это, возможно, но сначала необходимо было вывести общество на стабильность, достаток, на уровень, при котором личность развивается как интеллектуальная. А для этого нужно было обеспечить безопасность, питание, законность, и чтобы все это кто-то грамотно распределял. Мой отец считал, что система пяти фракций одна из самых перспективных для этого, но его никто не поддержал. Члены домате хотели войны и всеми доступными средствами, в том числе и прямым подстрекательством вели ваш город к этому, зная, что вы не выйдете за стену, побоитесь.

– Но мой отец не побоялся…

– Да, Эрик Эванс переломил этот ход и тогда они решили уничтожить его. Чип, который у безупречных в голове и который улучшает их, делает их почти всемогущими, запрограммирован так, что действовать мы могли только от нуля к плюсу, никак не наоборот. Безупречный не может никого убить, пока у него чип в голове, он не даст ему. Изначально чипы были придуманы с целью действительно сделать человека лучше, а это влекло за собой и неспособность навредить себе подобным. За много лет, безупречные убедили, почти убедили себя, что люди на Земле – примитивны, их никак нельзя отнести к себе подобным, но программа считает по-другому. Мы относимся к одному виду, значит, вы подобны.

– Но безупречные разбомбили наш воздушный полигон!

– Нет, они всего лишь дали керноклатеры-разрушители Райну, приказ отдавал он. За много лет безупречные научились обходить программу и убивать кого им надо не своими руками. Или просто удаляют чипы из головы…

– Риз, а вот ты говоришь, что чипа у тебя больше нет, а разве не чип дает способности безупречным? И не он позволяет делать вам все эти ваши штуки…

– Чип только стимулирует мозг, заставляя его обучаться в тысячи раз быстрее. Я ведь такой же человек, как и ты, Люси, ведь у тебя есть те же самые способности, просто тут, на планете, ты одна на миллион, а мы все такие там. Еще чипы воздействуют на структуру ткани, заставляя ее быстрее регенерировать, вызывает мутации, способные выводить людей максимально правильных, с точки зрения красоты и здоровья. Но способности остаются, даже если чип удалить…

– А какие еще у тебя есть способности?

– Ох-хо-хо, – поднимаю голову и взгляд утыкается в навес, по которому все еще барабанят капли, – все тебе скажи… – я смотрю на нее, прислонившуюся к моей груди, и молюсь, чтобы этот дождь никогда не кончался. – Я мало чем отличаюсь от тебя, Люси. Тебе совершенно нечего бояться…

– Да ну, разве я об этом, – она нахмурилась и отстранилась. – Я думала, ты меня чему-нибудь еще полезному научить сможешь!

– Чему, например? – мне так нравится наблюдать, как меняется ее настроение, она вся то лукавая, то взрывная, и это проявление эмоций просто завораживает. – Воскрешать людей из мертвых? Поверь мне, живые покойники – это не самое приятное зрелище…

– О, а у тебя, оказывается, есть чувство юмора! – она опирается ладошками о мою грудь и заглядывает мне в глаза. – Не зря ты все-таки провел тут последние двенадцать лет.

– Да, не зря, – я продолжаю улыбаться и не могу не смотреть на ее губы, они меня просто сводят с ума. – Ты даже себе не представляешь насколько…

Люси закусила нижнюю губу, и оттолкнулась от меня, глубоко вздохнув.

– Ой, смотри, дождь уже закончился, – она выскочила из-под навеса и побеждала к нашей стоянке прямо по мокрой траве, искрящейся в лучах выглянувшего закатного солнца. – Рииииз, ну как ты мог, все спрятал, а моя одежда… теперь вся мокрая! В чем я теперь пойду?!

– У меня в рюкзаке есть запасные штаны и рубашка…

– Да в твои штаны три меня поместится! – ворчливо протянула Люси, кутаясь в накидку.

– Поспишь так, а за ночь твоя одежда высохнет! – смеюсь я. – То же мне придумала проблему…

– Мой бы братец сказал, что я раскудахталась, – улыбнулась она, забирая у меня тряпки. Я отвернулся, но не мог не спросить.

– Который из них?

– Да в принципе все, но чаще всего Алекс, конечно…

– Расскажешь мне о них?

– Конечно. Что ты хочешь знать?

– Им нравится твой парень?

Люси

– Им нравится твой парень?

Бум! Сердце забухало в висках, оглушая, и под ложечкой невыносимо запекло, словно меня горящими углями набили. Дыхание замерло, на середине вдоха остановилось, и не желало возвращаться так долго, что я испугалась, что упаду, если сейчас же не втяну в легкие хоть каплю воздуха. Я не могу, просто не знаю, что сказать. Будто меня вышвырнуло на большую глубину, а в памяти всплывает лукавый, теплый взгляд кофейной радужки глаз Джая, таких знакомых, из-под длинной челки вечно растрепанных волос. От окатившей волны воспоминаний, меня бросает в жар. Как он там, что с ним… ищет меня, наверное, из себя выходит? Небось опять в неприятности сгоряча влезет.

Перед мысленным взором, точно по заказу, возникла крупная фигура, нервно отмахивающаяся от всех руками, когда злится и не находит себе места. Ругает последними словами, думает, что предупреждал… Пусть ругает как хочет, только… А что только? Простит? За что? Уже есть за что прощать? Серьезно? Какое-то отчетливое ощущение вины затерзало в глубине души. Твою мать, как же все сложно, я совсем запуталась. Вот совсем, хоть на стенку лезь и царапай ее ногтями… Он же меня ищет, беспокоится, с ума сходит, а я… Почему я чувствую за собой вину, если ничего такого не сделала? Или сделала?