Текст книги "Белый, красный, черный (ЛП)"

Автор книги: Elenthya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 41 страниц)

Я обречен покинуть Париж. Так что я отказываюсь от Черного Кота, чтобы кто-то другой мог взять на себя эту роль и защищать ее. Это самое главное.

Ради нее. Я делаю это ради нее.

Я отпускаю коробочку, молча смотрю на нее.

С трудом вдыхаю, рыдания временно успокоились. Прежде чем они снова обрушатся на меня, я надеваю анорак, натягиваю капюшон на всё еще покрытые снегом волосы, беру рюкзак. Я выхожу из комнаты, не оглядываясь, пересекаю коридор, и выхожу из квартиры Мастера Фу.

Всё кончено.

Я сделал правильный выбор.

Час -11

– Национальный музей Естественной истории снова открыл свои двери сегодня после полудня, когда завершились текущие проверки из-за неожиданно появившейся вчера вечером акумы. Можно отметить возросший поток воодушевленных посетителей, несомненно, привлеченных снимками ископаемых существ, которые свободно бродили по Парижу прошлой ночью…

– Похоже, все скелеты ожили! Представляете, если бы сбежали тирексы?

– Мой кузен живет напротив музея. На его балкон сел птеродактиль!

Убаюканный покачиванием автобуса и мурлыканием радио, я рефлекторно прислушиваюсь, настороженный смехом и возбужденными восклицаниями. Слева от меня подростки обмениваются комментариями по поводу сегодняшних новостей.

– Блин, хотел бы я это видеть. В девяти из десяти случаев в новостях объявляют слишком поздно. Когда я прихожу, нападение завершено, а Ледибаг и Черный Кот уже исчезли!

Я вздыхаю под капюшоном. Подумать только, есть еще простофили, бегущие к местам нападений и снимающие происходящее, вместо того чтобы найти безопасное место… Но тирексы правда были потрясные.

Ну, не так, как она…

«У нас еще есть время, Черный Кот. У нас может получиться!»

Она по-прежнему в это верит. Мне не хватило духу разрушить ее надежды. В любом случае, зачем? Лучше было оставить как есть.

Отсутствие Кольца на правой руке болезненно чувствуется, и в горле поднимается новое рыдание. Я сжимаю кулаки, глаза сухи до боли. Я сделал правильный выбор. Я сделал правильный выбор. Плагг бы понял. И она тоже поймет. Может быть.

Но зачем же я ей это сказал?

«Ледибаг, я люблю тебя…»

Я съеживаюсь на сиденье, охваченный стыдом. Сосредотачиваюсь на голосе дикторши в надежде переключить мысли на другое.

– И без перехода – снег! Он, наконец, появился после необычайной волны холода, которая коснулась Парижа несколько дней назад. Сильный снегопад начался вечером и, должно быть, продолжится всю ночь. Завтра уличное движение в черте города…

Я сел в первый попавшийся автобус, не заботясь о направлении – я не хочу возвращаться, но здесь хотя бы хорошо. Я вытираю влажные веки и обращаю пресыщенный взгляд на авеню за окном. Это уже не несколько снежных хлопьев – на город обрушился настоящий белый поток. Уличное движение от этого только ухудшается, судя по тому, как без конца тормозит автобус. Скоро быстрее будет идти пешком…

– И только что поступило экстренное сообщение: Адриан Агрест, сын короля моды Габриэля Агреста, исчез сегодня утром из фамильного особняка. Согласно некоторым близким к полиции источникам, он был замечен несколькими свидетелями в двенадцатом округе во второй половине дня…

«Проклятье! Забудь обо мне до завтра!»

Я сжимаюсь на сиденье. Рефлекторно опускаю голову рядом с другими пассажирами и сильнее натягиваю капюшон. Нет, мой отец ведь не сделал этого? Позвонить копам всего через несколько часов после моего ухода, когда он может исчезать на два дня, и я не имею права ничего сказать?!

– Уже проводятся задержания с целью проверки документов. Напоминаем: Адриан Агрест, местная звезда модельного бизнеса – известное парижанам лицо, поскольку он…

Задержания? Это заходит слишком далеко!

Я роюсь в карманах в поисках мобильника. Он выключен с утра, поскольку у Натали есть досадная склонность выслеживать мой GPS, когда она не обнаруживает меня там, где я должен быть. Деталь, которая могла бы оказаться проблемой, если бы мой телефон не дезактивировался при каждой трансформации… От этой неуместной мысли горечь сдавливает мне горло. Сжав зубы, я вставляю в телефон аккумулятор и включаю его, покорно ожидая лавину осуждающих сообщений.

Вдруг автобус сотрясает глухой грохот, он резко тормозит и его заносит. Закричавших пассажиров швыряет вперед. Я поднимаю руки и хватаюсь в последний момент, чтобы не врезаться в сиденье передо мной. Мобильник вылетает из рук и скользит под сиденьями. Я смущенно оглядываю других пассажиров, растерянных и обеспокоенных, как и я. Автобус больше не двигается, а долгую минуту спустя двери открываются, и водитель угрюмо объявляет:

– Дамы и господа, на дороге происшествие. Спасибо за терпение.

Поскольку движение, похоже, окончательно застопорилось, я предпочитаю покинуть мое место. Я нахожу, наконец, телефон под одним из сидений, беру его и, не оглядываясь, выхожу из автобуса.

Снаружи совсем темно, густо валит снег. На авеню грандиозная пробка, но источника проблемы с моего места не видно. Вдалеке слышны сирены. Вероятно, авария на одном из перекрестков впереди. С такой погодой было бы неудивительно…

Стало еще холоднее, чем когда я садился в автобус. Передернувшись, я поправляю шарф и капюшон, после чего проверяю телефон, невредимый, несмотря на полет. Естественно, я обнаруживаю уйму вызовов и сообщений от Натали – в среднем каждые десять минут, начиная с утра. Я прокручиваю список голосовых сообщений, когда одно имя привлекает мое внимание – один из самых первых звонков. Сбитый с толку, я выбираю его и с колотящимся сердцем подношу телефон к уху.

– Адриан.

От серьезного и невыразительного голоса отца у меня сжимается горло. Я подумываю, не прервать ли сообщение, но оно длится всего пятнадцать секунд. Я же могу столько продержаться, да?

– Не делай ситуацию сложнее, чем она уже есть. Я должен уехать и не оставлю тебя здесь одного.

Вздох. Молчание.

– Возвращайся. Пожалуйста.

Снова молчание, а потом сообщение обрывается. Пораженный, я опускаю мобильник. Когда он в последний раз звонил мне лично? Когда я слышал такое волнение в его голосе?

…ведь не в ту же эпоху, когда исчезла мама?

Я машинально поднимаю взгляд. Снежные хлопья блестят на фоне чернильно-черного неба. И вдруг мой блуждающий взгляд привлекает одно из них. Странной формы, оно, дрожа, устраивается наверху фонаря.

Бабочка. Белая, полупрозрачная. Как те, которых освобождает Ледибаг, когда акума очищена.

Я пораженно созерцаю снегопад новым взглядом. Снег, да. Но в вышине небо Парижа заполнено еще и бабочками. Белыми бабочками. Сотнями. Меня охватывает глухая тревога, и я инстинктивно настораживаюсь.

Это не акумы – по крайней мере, пока еще нет. Но что означает такая демонстрация сил? Что Бражник затевает?

Звонит мой телефон, и я подпрыгиваю, отвлекаясь от наблюдений. Это Натали. Я рефлекторно перемещаюсь в укрытие под воротами и отвечаю.

– А-алло?

– А! Адриан! Наконец-то, вы ответили!

Обычно такой спокойный, голос Натали невероятно пронзителен. Она испускает долгий вздох облегчения – совершенно неслыханно для нее.

– Всё в порядке? Где вы?

Продолжая наблюдать за армадой белых бабочек, я пытаюсь отвечать, как можно естественнее:

– Я уже возвращался. Мне было необходимо проветриться. Сожалею, если причинил беспокойство…

– «Беспокойство»? Вы исчезли с радаров больше, чем на восемь часов, что на вас нашло?!

Поморщившись, я отодвигаю телефон от уха. Определенно, Натали не приучила меня к подобным эмоциональным взрывам…

– Где вы? Я посылаю за вами лимузин, вы возвращаетесь немедленно.

Раздается еще один глухой грохот, гораздо ближе. Я вздрагиваю. Можно подумать… взрыв?

Бабочка на фонаре улетает, легко взмахнув крыльями. Я покидаю укрытие, чтобы проследить за ней взглядом, испытывая одновременно подозрительность и восхищение.

– Не надо, Натали, уличное движение застопорилось из-за снега. Я дойду пешком…

Вспышка. Пылающая стрела сбивает бабочку в полете и врезается в снег. Раздается гулкий голос:

– Все! Они все должны исчезнуть!

Взрыв. Надо мной. Взрывной волной меня бросает на землю.

Всё перепутывается. В ушах звенит. Люди бегут и кричат, толкают меня, убегают. Удар вырывает телефон у меня из рук. Я съеживаюсь на асфальте и жду, тяжело дыша.

Когда толкотня уменьшается, я потрясенно проверяю окрестности. Несколько других прохожих, как и я, на земле – оглушенные, ошеломленные. В небе по-прежнему растягивается гигантское огненное кольцо, в струях которого догорают бабочки. Жара такая, что еще несколько секунд идет не снег, а теплый дождь с пылью, которая запорашивает глаза.

– Исчезнуть! Уничтожить их! Всех, без исключения!

Громовой голос совсем близко. Я поспешно сажусь, готовый прыгнуть под действием адреналина. Незнакомое существо на крыше автобуса разъяренно сканирует взглядом небо. От его кожи исходит густой серый туман.

– Это конец! Конец эпохи! Никто их не заслуживает! Больше никто!

Сердце пропускает удар. Последнее нападение акумы было меньше двадцати четырех часов назад. Только не снова!

Не сейчас!

Акуманизированный встречает мой взгляд и вдруг замолкает. Он выглядит так, словно громадный тяжелый рюкзак на спине пригибает его к земле. Раскачивающейся неровной походкой он подходит к краю автобуса. Его фигура, окруженная дымом, сжимается сильнее, когда он садится на корточки и выставляет перед собой руки, словно чтобы лучше разглядеть меня кажущимися странно близорукими глазами. Он будто размышляет, а потом полные ярости глаза расширяются, медленно, безмерно.

– Ты!

Жуткая усмешка искажает его злой рот. Я готовлюсь удрать, пока он не извлек еще один огненный шар, когда он рычит, сжав зубы:

– Ты! Ты… Черный Кот!

Я в свою очередь застываю. Подчиняясь дурацкому рефлексу, я смотрю на свои посиневшие от холода руки, на анорак, на порванные при падении джинсы. Я не в костюме. Я не Черный Кот. Я Адриан.

Но тогда… Тогда откуда он знает?!

– Всё это время, всё это время ты… И ты считаешь, будто можешь всё себе позволить? Серьезно?!

Он вопит и задыхается от собственной ярости. Он подносит руку к рюкзаку, достает оттуда пергамент, который загорается сам по себе. Я сразу узнаю снаряд, который на моих глазах сбил и сжег бабочку. По мне проходит новый разряд адреналина, и я бросаюсь бежать. Даже если меня тоже обстреляют, предпочитаю, чтобы это произошло в попытке бегства!

– Повернись лицом! Встреть свою судьбу, мокрица! Предатель!

Позади меня раздается взрыв. Взрывная волна лишает меня равновесия, и я растягиваюсь на асфальте. У меня нет привычной скорости и рефлексов. Проклятье, проклятье!

– Умри! Умрите все!!!

Вдруг раздается знакомый свист, а потом громкий металлический грохот сопровождает его визг ярости. Глянув через плечо, я вижу, как акуманизированный скользит и падает с автобуса, его нога захвачена тросом, который я узнаю из тысячи. Он падает на землю – туда, где еще несколько секунд назад находился я.

Снова свист, красная вспышка. Трос укорачивается, потом снова вылетает, обматывает автобус, сжимает его. Автобус качается и вдруг падает, скребет по асфальту, таща врага к стене, в которую он врезается в облаке искр и снежных хлопьев.

Из ниоткуда появляется фигура, встает между несколькими ошеломленными гражданскими и автобусом.

– Прячьтесь, быстро!

Я издаю пораженное восклицание, узнав этот пронзительный, но властный голос. В левой руке у нее сверкает красный диск.

– Ледибаг!

Она подпрыгивает. Испуганный взгляд обращается на меня.

– А-Адриан?!

Она делает шаг ко мне.

– Ты ранен?

Автобус стонет. Вспышка. Взрыв.

Автобус отлетает на другую сторону улицы, по пути ударив ее. Несмотря на щит, ее отбрасывает на несколько метров, она прыгает на машину и падает, тяжело дыша.

– Ледибаг!!!

Я бросаю взгляд на врага. Впечатанный в стену, он всё еще с трудом приходит в себя. Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, бегу к ней и встаю на колени, чтобы осмотреть ее.

– Ты в порядке?

Она мучительно кашляет. Когда она отодвигает меня, я мельком вижу, как ее рука в красной перчатке поспешно вытирает губы. Ее костюм невредим, но подбородок распух. Волосы немного пахнут палёным. Лишь сейчас начинает завывать сирена, предупреждающая об акуме – акуманизированного только что заметили. А она уже в скверном состоянии.

– …порядок, я гораздо выносливее… А ты?

Ее голубые глаза изучают меня из-за маски.

– Со мной всё хорошо, – бормочу я с комом в горле. – Благодаря тебе, Ледибаг!

В ее потухших глаза зажигается искра. Она переключает внимание на противника, которому удалось отделиться от стены, и он покачивается, обхватив голову руками. Перед его злым лицом зависает знакомый символ, и он с воплем падает на колени.

– Бражник временами берет контроль. Хорошо. Иначе было бы хуже!

Она остается напряженной, настороже, хотя враг явно беспомощен. Я знаю, что это значит: она еще не определила источник зла, зараженный акумой предмет, который надо непременно уничтожить.

Один из брелоков на его запястьях? Громадный рюкзак? Как понять, когда не знаешь его личность?

Ледибаг выпрямляется, еще едва заметно пошатываясь. Я поспешно останавливаю ее.

– Ты не можешь сражаться в таких условиях, Ледибаг!

– Придется. Черный Кот не придет.

Печальная, горькая покорность в ее голосе заставляет меня вздрогнуть. Инстинктивным движением запястья она снова активирует щит из йо-йо и дарит мне последнюю улыбку.

– Спрячься. Я позабочусь об остальном!

Враг переместился на крыши в попытке сбежать. Она прыгает на автобус, ее йо-йо устремляется ввысь и зацепляется за один из дымоходов.

– Моя Леди, подожди! Тебя убьют!

Готовая устремиться на крыши, она резко останавливается, и я в свою очередь застываю. Стоя под ливнем снега, прямая, как стрела, она бросает на меня через плечо непостижимый взгляд. Я смотрю в ответ, не зная, что еще сказать, хлопая ресницами под потоком снежинок. У меня вырвалось. У меня вырвалось!

«Моя Леди».

Она лукаво улыбается, и это разрывает мне сердце, поскольку я чувствую, что эта улыбка деланная. Она так поступает с гражданскими, чтобы подбодрить их, когда у нас еще нет ни малейшего представления об исходе сражения.

– Я защитница Парижа. Я не могу умереть, Адриан. Но… спасибо.

Йо-йо рассекает воздух. Мгновение спустя на крыше автобуса никого нет. Только бесшумно падающий снег.

Я шатаюсь, падаю рядом с помятой машиной, сипло дыша, еще сотрясаемый адреналином. Опускаю глаза на дрожащие руки – я избежал худшего. Но Ледибаг… Ледибаг ранена. Ледибаг сражается. Совсем одна.

Я сделал правильный выбор? Серьезно?

Между рук я различаю наполовину покрытый белым пушистым снегом асфальт. Там, где стояла Ледибаг, несколько красных хлопьев. Кроваво-красных.

Проклятье.

Проклятье.

Что я творю!

Я сжимаю кулаки и в свою очередь срываюсь в бег. Мимо проносятся переполненные улицы, когда я бегу так, как никогда еще не бегал. Квартира Мастера Фу всего в нескольких десятков жилых блоков отсюда.

Я должен туда вернуться. Мастер Фу должен позволить мне вернуть Плагга. В последний раз. Только один раз, чтобы помочь ей, чтобы ее защитить!

Быстрее. Быстрее. И так уже достаточно времени потеряно.

Что на меня нашло отказываться от Камня Чудес?!

====== Глава 7. Звезды и Армилляры ======

Комментарий к Глава 7. Звезды и Армилляры Примечание автора:

На вычитке слушалось: «I saw the Devil» OST – Soohyun’s Theme – https://youtu.be/6P-71sIQiFQ

Армилляр (Армиллярная сфера) – географический и астрономический термин. Сегодня означает круги, которые представляют на земном глобусе экватор, меридианы и т.д.

Примечание переводчика:

Поскольку здесь нет возможности добавлять картинки, чтобы вы имели представление, что это такое: https://vk.com/photo-121788935_457239310

День -???

Снег, вечный.

Времена года, незыблемые.

Горы, насколько хватает глаз. Солнце, синее бесконечное небо, и больше ничего.

Покой. Покой тела, духа и души. Тот покой, который даруют только юность, неведение и невинность. Повседневные радости. Любопытство, которое укрепляется, становится сильнее.

Затерянный храм посреди нигде, без возраста, незыблемый. Его тяжелые двери из красного дерева, скрипящие под ветром, которые открываются лишь раз в год. Чтобы принять новоприбывших, чтобы выпустить тех, кому больше нет здесь места, или кто желает вернуться к цивилизации.

Уроки – бесконечные, трудные и загадочные, преподносимые в тени стеллажей, заполненных знаниями. Тренировки в искусстве медитации, самоконтроля и сражения, проводимые во дворе, окруженном высокими стенами – твердыня, защищающая и изолирующая нас от внешнего мира. Повседневные занятия в уходе за храмом, требовательные и сложные, однако выполняемые всеми – как ветеранами, так и новичками с самого нежного возраста.

Святилище на последнем этаже здания. Его алтари, полные ревниво охраняемых реликвий.

Эбеновые Шкатулки, инкрустированные красной эмалью, стоящие в ряд под солнечным лучом. Окружающая их аура магии и запрета. Их тайны, открытые редким ветеранам, давшим обет больше никогда не выходить за стены храма.

Иногда одна из Шкатулок активируется сама по себе, и никто не может предвидеть это или объяснить. Тогда чудесные создания, которых она содержит, просыпаются и выбирают Хранителя среди обитателей храма. Им никто не возражает. После тайного обучения, длящегося несколько недель, двери твердыни открываются, и Шкатулка, как и ее Избранный, покидают сообщество.

Все Шкатулки разные, все Хранители уникальные. Но их роль неизменна: привести внешний мир к равновесию, вернуть дыхание жизни и надежды, когда всё кажется отданным разрушению и хаосу.

Иногда Шкатулка снова появляется в святилище, словно движимая собственной энергией или высшей волей. Под бдительным присмотром ветеранов ее жильцы засыпают, пока не прозвучит новый Призыв.

Иногда Шкатулка возвращается. Но ее Хранитель? Никогда.

Кто я? Откуда я?

У меня ведь была какая-то жизнь до того, как я взобрался на эту гору, прошел через эти двери и влился в ряды послушников. Короткая жизнь, наверняка трудная и хаотичная, поскольку я никому не был нужен. Мне кажется, когда я попал в храм, который стал моим домом, я едва умел ходить.

Кто же привел меня сюда, чтобы оставить здесь без сожалений? Как многие мне подобные, я ничего не помню об этом…

Я был никем. Ни самым мудрым, ни самым способным. Ни самым сильным, ни самым хитрым. Ни самым старательным в повседневных делах, и также не самым дисциплинированным. Сирота без прошлого среди многих других.

Я вырос в тени этих стен, подняв глаза к небу и солнцу. Убаюкивая уши наставлениями старших. Завороженный легендами и рассказами о моих предшественниках. Сколько послушников поступали в храм с его создания, но столь немногие остались и стали ветеранами. И еще меньше из их рядов вышло Хранителей.

Я мечтал, как все мои товарищи. Мечтал, что однажды одна из Шкатулок откроется для меня. Это источник радости и гордости, но также и великий страх. Поскольку быть избранным означает уйти, чтобы никогда не вернуться. Быть избранным означает странствовать на краю земли. Назначать и направлять Носителей. Действовать рассудительно и скрытно, чтобы исцелить мир, вернуть его в состояние равновесия, неустойчивое и постоянно меняющееся, но в котором хорошо жить.

Я мечтал. Надеялся. Молился, чтобы так или иначе мои усилия не были напрасны. Чтобы стать кем-то важным, могущественным. Кем-то, кто принимается в расчет.

Возможно, мне не следовало.

Где-то грохотала война. Где-то царили нищета и страх. Я тогда этого не знал.

Однажды к храму пришли люди. Умоляющие, голодные, жалкие. Моей первой и самой большой ошибкой было открыть им дверь.

Они вошли – вооруженные и безжалостные. Они украли всё, что было можно, остальное разрушили.

Они убили. Всех. Меня оставили умирать. Я помню крики, я помню огонь и взрывы. Я помню слезы, пепел, кровь не стенах и на снегу.

Храма больше нет. Он сгорел. Исчез.

И это моя вина…

Одна из Шкатулок раскрылась в этом хаосе, но я не уверен, что она была предназначена мне. Всё смешалось. Я взял ее с собой, как и несколько вещей, уцелевших от разбоя и пожара. И я побежал. Далеко. Долго.

Слишком юный, слишком слабый, я потерял все свои вещи, одну за другой. Некоторые по глупости, другие по легкомыслию. Иногда я продавал их тому, кто предлагал самую высокую цену. Иногда у меня их крали.

До того дня, когда у меня осталась только Шкатулка. Я едва помнил, что с ней делать. До тех пор я не решался использовать ее, слишком стыдясь своих ошибок, слишком боясь того, что она содержит.

Сегодня я снова ее открыл.

И теперь они смотрят на меня. Молчаливые, внимательные, растерянные. Они знают про храм. Они знают про меня, изгнанника, узурпатора, ничтожество. Они знают про своих родичей, исчезнувших без следа, обреченных кануть в забвение теперь, когда Шкатулкам больше некуда возвращаться.

И, однако, в их бесконечной мудрости, в их стойкости перед испытаниями, они не сдаются.

Две Звезды – тень и свет – приближаются ко мне и склоняют головы. Остальные повторяют за ними, самый светлый шепот.

– Я Тикки, а это Плагг. Мы к вашим услугам, Мастер Фу.

Вот так по ошибке, а не по выбору, и уж тем более не по заслугам, я стал Хранителем.

И сегодня я, вероятно, последний из них.

Проходят дни. Времена меняются, но эры в итоге всегда возвращаются, неустанно как времена года.

История – это петля, часы. Каждый день разный, и всё же он всегда заканчивается на одном и том же часе.

Война. Мир. Годы процветания и изобилия. Возвращение напряженности. Событие, взрывающее пороховой погреб. И потом снова война.

Мои две Звезды устали, их Армилляры тоже. Но в каждом цикле они обновляются, всегда бодрые, оптимистичные и бескорыстные. Когда я был молод, я восхищался ими, казавшимися мне такими сильными, такими мудрыми, такими преданными, каждый по-своему. Теперь, когда я старею, а они – нет, я испытываю к ним еще большее уважение. Видя насилие этого мира и низость человеческой природы, они продолжают верить.

Они могущественны, но так невинны, так просты. Их можно принять за детей, и я быстро решаю заботиться о них, как о собственных детях – я, кто не может позволить себе привязанности к другим людям.

Я следую за моими малышами и поддерживаю их, насколько возможно, в их бесконечной работе. Я молюсь за их успех, я действую в тени ради их счастья. Я тщательно выбираю для них Носителей и направляю их, однако не вмешиваясь, как и должно всегда быть. Единственный выживший из храма, наследник дела Хранителя по необходимости, а не по предназначению, я должен быть безукоризненным.

Моя вера сильна, но мое образование остается недостаточным. К несчастью, однажды во время одного из очень плохих промежутков я снова нарушаю свою клятву, чтобы их защитить. Я, кто должен был оставаться простым наблюдателем, я в свою очередь становлюсь Носителем – по необходимости, а не по достоинству. Однако я хватаюсь за возможность, жадный до знаний и умений, которые собираю во время своих странствий. Из-за ужасной ошибки я уже потерял два Армилляра и поклялся себе, что больше этого не повторится.

Проходит время. Я брожу по Земле и останавливаюсь на несколько лет, иногда даже на несколько десятилетий, ведомый врожденным таинственным чувством, которое, похоже, живет в Шкатулке. Я повсюду в своей тарелке, но нигде на самом деле не чувствую себя дома.

И когда один из моих маленьких спутников возвращается ко мне со своим камнем в лапках, с грустным потухшим взглядом, у меня тоже тяжело на сердце. Поскольку я знаю, если один Носитель умирает, обычно другие рано или поздно следуют за ним.

Мои маленькие подопечные незыблемы и вечны. Но не их Носители – смертные, уязвимые. Люди. Способные ошибаться.

Я остаюсь в стороне. Я старею и слабею – медленно, но неумолимо. Я продолжаю жить, вопреки всему, одаренный необычайным долголетием, благодаря Камню Чудес Черепахи. В качестве Хранителя я обречен жить, пока Шкатулка не решит закрыться навсегда и исчезнуть. Вот только она не полна после исчезновения Павлина и Мотылька: вероятно, она никогда не сможет уйти на покой.

Несмотря на два века поисков и собранных знаний, я не знаю, как это закончится. Я об этом вовсе не думаю.

День -?

Мои две Звезды здесь.

Удача и Неудача, Счастье и Несчастье. Свет и Тьма. На этот раз они вернулись одновременно вместе с тремя своими Армиллярами, что не оставляет у меня сомнений насчет трагической судьбы их Носителей.

Она и Серьги Зенита. Слезы в глазах.

– Нью-Йорк. Мы ничего не смогли сделать, Мастер.

Он и Кольцо Надира. Опущенная голова, повисшие усы.

– Я не хочу больше терять Котят. Пожалуйста, Мастер. Дайте нам немного времени.

– Да, хотя бы несколько лет!

Их братья позади них молчат, но смотрят умоляюще. Они устали, даже истощены. Я знаю. Я чувствую. Около двух веков их Носители сменяют друг друга, сражаются и умирают, погружаются в небытие. Но Звезды и их Армилляры не забывают никогда. Это то, что делает их сильными, это то, что мотивирует их превзойти себя, направлять, любить и заботиться о своем Носителе в каждом новом цикле.

Но сегодня это то, что их подавляет. Мне не хватает духа назначить им сейчас новых Носителей.

Мир в плохом состоянии. Но тем хуже.

– Хорошо.

Мои две Звезды возвращаются в Шкатулку, рядом с квами Армиллярами. Я взглядом спрашиваю того, кто остается бодрствующим, того, кто является столь же моим наставником, сколь и моим квами, столь же моим учителем, как и моим сыном. Он тоже устал. Подобные ему существа, сколь бы могущественны они ни были, не созданы, чтобы без отдыха пересекать десятилетия, не страдая от этого.

Однако Вайзз улыбается мне, кивает и закрывает Шкатулку.

– Нет, Мастер. Я остаюсь с вами.

Проходит несколько лет. Мир продолжает существовать в мерзостях, как и во вспышках красоты и человечности. На заре третьего западного тысячелетия Шкатулка привела меня во Францию, в Париж – и осталась молчаливой. Неподвижной.

В покое проходит еще несколько лет. Привыкший к долгим путешествиям, я ловлю себя на том, что заново открываю мир за одним и тем же окном, день за днем.

До тех пор, пока не объявляется один из Армилляров, которые я считал потерянными навсегда. Я, наконец, чувствую его, моего малыша. Где-то, вне моей досягаемости. Могущественный, но в плохих руках, страдающий. Задыхающийся от злой ауры своего Носителя.

Мотылек.

Я жажду вмешаться… но я постарел, ослабел. И страдание моего Армилляра делает меня пристрастным. Я знаю, что это заставит меня совершать ошибки, если я лично устремлюсь в битву.

Я чувствую, что для меня – Хранителя-узурпатора и изгнанника – настало время искупить ошибки, исправить то, что еще можно. Как всегда, я решаю избрать юных Носителей, чье невинное мировоззрение еще не пошатнулось (или хуже того – извратилось) под влиянием огорчений и ответственности взрослого мира.

Я снова открываю Шкатулку. Мои две Звезды просыпаются первыми.

Пролетают недели в ритме того, что люди теперь называют нападениями акум. А ведь прежде стать Чемпионом Мотылька было честью, даруемой в полнейшей тайне. Его избранные были призваны творить добро и заботиться о многих…

Но сегодня они лишь гражданские, трансформированные против воли, попавшие в ловушку своих негативных эмоций, лишенные свободы. Марионетки, которые Бражник использует, не заботясь о зле, которое они творят или претерпевают.

Между атаками Бражник зондирует город в поисках мощных эмоций и чувствительных душ, которые можно контролировать. Порой ночами он бродит на краю моего сознания, привлеченный старыми угрызениями совести, когда я бываю неосторожен и почти выдаю ему свое присутствие.

Он ищет, ищет нас. Он ищет мои Звезды, чтобы извлечь выгоду из их колоссальных сил. Он, не колеблясь, раскрыл перед публикой свое существование и свои цели, самонадеянно рассчитывая на свое могущество и анонимность. У него нет ни малейшего уважения к запретам и обязанностям, которые накладывает его статус. Никакого сочувствия ни к человеческой жизни, ни к своим товарищам Носителям.

Новые Носители… К счастью, они совершенны. Ловкие, старательные, великодушные. Трогательные.

Носитель Тени – бесхитростно названный «Черным Котом» – беспечен и обольстителен, как многие его предшественники, но прежде всего он внимателен и искренен. Предан своему делу и своей напарнице.

Носительница Света – назвавшая себя «Ледибаг» – храбрая, рассудительная, изредка колеблющаяся, но всегда быстро преодолевающая себя. Блистательная во всех смыслах слова. В этом цикле она стала лидером – и каким лидером, – и это при том, что она еще столь юна!

Люди любят их, задаются вопросами на их счет, но вдохновляются их примером в повседневной жизни. Это хорошо. В любую эпоху именно так История пишется наилучшим образом: с Носителями, которых считают героями, богами, святыми или прирожденными лидерами. В этой современной западной культуре их силы возбуждают любопытство, но они остаются примером. Символы авторитета, порядочности и мужества, образцы для вдохновения.

Я остаюсь на расстоянии, как мне предписывают тексты. Тем не менее я ощущаю радость моих двух маленьких Звезд. В общении с этими людьми, в этой стране, где, несмотря ни на что, хорошо жить, мои квами расцветают, как не было уже очень давно.

Эти Носители еще едва начинают пробуждать силы своих квами, но уже превосходят мои надежды. Однако меня терзает беспокойство: я позволил себе следовать инстинкту, когда надо было назначить избранных, но я не заметил, как изменился мир. Они еще так юны, возможно, слишком юны. Они так сильно зависят от своего окружения…

И однажды именно это их губит.

– Черный Кот должен покинуть Париж. Его семья переезжает… Что нам делать, Мастер Фу?

День -1

Час -15

– Мастер Фу, я всё перепробовал. У меня не осталось выбора, я уезжаю с отцом за границу. Но Черный Кот должен остаться. Ледибаг, ей… ей нужен напарник.

Я сохраняю невозмутимость, но внутри ворчит гнев. Все мои Носители исполняли свою роль до конца. Вот уже скоро два века, как я их сопровождаю, каждый из них умер от старости или от ран, но ни один не отказался от своего титула. Ни один. Это было моей честью, гордостью.

Однако я знаю, что так было не всегда. Мои Звезды с их тысячелетней мудростью не раз рассказывали мне о своем опыте в этом отношении: образец Носителя, каким его представляли в храме – избранный, назначенный юным, который должен усилиями и заслугами раскрыть громадные силы своего квами – распространен самое большое несколько веков.

Бывали эпохи, когда Шкатулки зависели не от Хранителя, а от более-менее законного собрания. Роль Носителя часто давалась на определенный срок: статус, который принимают на какое-то время, а потом обучают преемника и передают в строжайшей тайне – зачастую, как только начинает чувствоваться слабость. В некоторых бурных, забытых Историей обстоятельствах это был даже ранг, которому завидовали и за который сражались.