Текст книги "Белый, красный, черный (ЛП)"

Автор книги: Elenthya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 41 страниц)

– Как это? Он один и тот же парень! Из-за чего колебаться?

– Именно, что нет, Плагг. Тут всё сложнее, и он первый сказал мне это. Ему удавалось быть собой только в облике Черного Кота. Адриан был для него как маска, фасад. Нечто, что душило его в повседневной жизни.

Плагг закатывает глаза, нетерпеливо стуча хвостом.

– Какая мелодрама. Но я узнаю его в этом, смотри-ка… И его жизнь не всегда была веселой, это правда.

Я взволнованно сжимаю кулаки. Я снова вижу Адриана, одинокого под зонтом, в тот пятничный вечер в начале каникул. Я вспоминаю свое тогдашнее глупое бормотание, и щеки краснеют. Это был его последний школьный день в Париже, и задним числом я вспоминаю, что он явно хандрил весь день. Я наивно списала это на стресс, связанный с предстоящими соревнованиями по фехтованию.

– Я думала, что знаю и понимаю Адриана лучше всех… И однако он больше месяца готовился к отъезду, а я совсем не заметила его переживаний. Вместе с тем я считала Черного Кота утомительным, волокитой и порой даже безответственным. Я не сумела провести параллель, когда напарник уже говорил мне о своем отъезде. Я не узнала Черного Кота. Однако должна была. Всё на то указывало.

Плагг раздраженно щелкает языком:

– Ты накручиваешь себя на пустом месте, Носительница. И если тебя это утешит, вы оба промахнулись, что один, что другой.

– Возможно… В конце концов, это неважно.

Я вздыхаю, сумев, наконец, облечь в слова то, что так давно мучит меня:

– Я любила Адриана, это правда. Я любила его уже тогда, когда едва знала.

Настоящая любовь с первого взгляда, как в кино. Спонтанная, по совершенно глупому поводу – одолженный зонт! – о котором он, вероятно, даже и не помнит. Мощное, искреннее чувство – и абсолютно не рассуждающее – к идеальному мальчику, которого изображали СМИ и который на одно мгновение раскрыл мне то, что я считала его единственной слабостью.

«Я никогда раньше не ходил в школу. У меня никогда не было друзей. Для меня всё это… немного в новинку».

Это закрыло мне глаза на всё остальное: я не догадывалась о темной стороне Адриана, не обращала внимания на других парней… и еще меньше на моего напарника.

– В таких условиях я никогда не заинтересовалась бы Черным Котом, никогда не посмотрела бы на него иначе, чем на напарника по миссиям и хорошего товарища. А потом случилась та ночь. Изгнанник, наше сражение, раскрытие личностей… высшая форма и…

…И твое исчезновение!

С тяжелым сердцем я качаю головой. Медленно сажусь, пытаясь разобраться в том, что я помню о крайне смутном времени «после».

– Когда мы были в больнице, я была нужна ему, он был нужен мне. Мы утешали друг друга, и некоторое время мне было этого достаточно. Знать, что он рядом…

…знать, что он любит меня…

– …настоящая движущая сила, чтобы помочь мне справиться со всем остальным. Но когда он сказал, что уезжает навсегда, я, наконец, принялась размышлять обо всем, что он внушал мне, и я начала чувствовать себя… виноватой. А что, если я была готова принять Черного Кота только потому, что осознала, что это Адриан? Я знала, как важна для него роль Черного Кота, но я-то раньше влюбилась в Адриана. И я испугалась. Испугалась ошибиться, испугалась, что мои чувства к Черному Коту окажутся в итоге лишь мимолетным увлечением. Я боялась обнаружить, что Адриан не существовал на самом деле, что это была лишь роль, которую он играл. Я боялась осознать однажды, что Черный Кот привлекал меня лишь как напарник. И боялась, что будет слишком поздно отступать, не причинив ему боли, ему, так уверенному в том… в том, что он испытывает ко мне.

«Всегда. С миссии Каменное Сердце».

– Поэтому я ничего не сказала ему о моей любви с первого взгляда. Сначала я хотела быть уверенной в собственных чувствах. Я хотела быть уверенной, что принимаю Черного Кота таким, какой он есть на самом деле, а не просто потому что он Адриан. Я хотела сначала научиться узнавать его и ценить… Его, так отличающегося под маской.

Я торопливо вдыхаю, ошеломленная собственными словами. Я подбирала слова, но в конечном итоге это оказалось так просто!

Плагг странно молчалив. Он положил начатую плетенку. Он почти театрально моргает и встряхивается, но я чувствую, что он шутит лишь наполовину.

– О, эти люди, – наконец, рычит он. – Вечно усложняют себе жизнь! Вы… Вы удручающие!

Я нервно смеюсь, тогда как он оцепенело продолжает:

– Ненормальные, что один, что другой. Я видел Носителей, способных заморачиваться на мелочах; тех, которые считали друг друга лучшими врагами; тех, которые кружили друг вокруг друга, когда уже были женаты на других; и тех, которые бегали друг за другом, не признаваясь в этом себе. Но вы, вы еще даже не в полулегком весе, однако уже выигрываете первенство! По уши влюбленные друг в друга, но вечно выдумывающие проблемы на пустом месте!

Я глубоко вдыхаю, на сердце невероятно полегчало.

– Возможно… Наверняка. Но теперь я вижу яснее.

Взяв мобильник, я открываю галерею и старые альбомы, перенесенные из моего предыдущего телефона. Я просматриваю бесчисленные фотографии Адриана, которые я в то время терпеливо собирала.

– Я любила эту грань Адриана – и по-прежнему люблю сегодня, даже если он продолжает впечатлять меня, и даже если ему нравится видеть себя иначе. Это фасад, я понимаю. Но Черный Кот…

Я открываю новый альбом, более поздний, который я составила главным образом благодаря интернету. Плагг приближается, и я показываю ему последние существующие фотографии нашего дуэта в действии, а именно – сделанные на Марсовом Поле во время эвакуации города. С тяжелым сердцем я охотно пропускаю те, на которых выделена Ледибаг, и останавливаюсь на тех, на которых внимательный Черный Кот сидит на краю крыши, наблюдает за теми, кого общественность назвала «Новыми Героями». В тот момент мы готовили атаку в Париже-Пикселе…

– Уже тогда его отъезд всё ставил под вопрос. Больше года мы работали бок о бок. Возможно, мы не были на одной волне в плане чувств, и не знали имен друг друга, возраста, адреса или даже, чем мы занимались в жизни, но это никогда нам не мешало доверять друг другу и идти вперед, миссия за миссией, акума за акумой.

Я пролистываю альбом и попадаю на гораздо более старые фотографии. Каким тщедушным он был вначале! Он был едва-едва выше и крепче меня…

– Во время сражений мы понимали друг друга почти без слов. Что за важность, что порой он бывал волокитой или балагуром, я без колебаний доверила бы ему свою жизнь. Такое доверие у меня было только к родителям и… к Тикки.

Мне тебя не хватает!

Я сжимаю зубы и проглатываю обычный комок горечи, который появляется от этой мысли.

– И он тоже доверял мне с самого начала. Он душой и телом отдавался Ледибаг и нашей миссии. Из-за меня он столько раз был ранен. Ради моей безопасности он даже готов был отдать свой Камень Чудес, забыть то, что было его свободой. И в ту ночь он несколько раз едва не умер, нас загнали в угол. Но я поняла, что ни за что на свете не хочу видеть рядом никого другого, кроме моего Черного Кота.

Моя любовь с первого взгляда к Адриану ярко осветила мою жизнь, но я никогда не осмеливалась подвергнуть ее сомнению, и она была словно застывшей, настолько я была покорена идеалом, который сотворила из него. Мои чувства к Черному Коту, напротив, не переставали меняться со временем – в ритме неудач: наших ошибок, его дурацких шуток, наших нескольких разногласий, – и драгоценных моментов: наших побед, наших патрулей… и даже – события более неоднозначного, но первостепенного – нашей встречи у Мастера Фу.

Именно в тот момент, когда Адриан назвал меня в больнице «моя Леди», я, наконец, поняла, что могу позволить себе плакать с ним, рассчитывать на него. Потому что Черный Кот по-прежнему существовал и знал всё, через что мы прошли вместе, худшее и лучшее.

Именно в тот момент, когда Адриан в день своего отъезда изобразил типичный поклон Черного Кота, я потеряла хладнокровие и захотела удержать его, любым способом.

А сегодня, именно в те моменты, когда он дразнит меня, когда выдает мне неудачные каламбуры, когда шепчет мне по телефону свое «моя Леди», я снова чувствую себя сильной, снова способной и готовой на всё.

Он, мой друг, мой напарник. Мой партнер с самого начала.

Тяжесть в ладони возвращает меня к реальности. Плагг подобрался к моему телефону, чтобы включить диктофон.

– …повторишь, а? – насмешливо подмигивает он мне. – Прошу тебя. Это был бы идеальный подарок на Рождество, можешь поверить.

Я снова краснею, огорошенная. Что я оставила про себя и что произнесла вслух?!

Плагг делает пируэт и восхищенно потирает лапки:

– И это позволило бы тебе отомстить. Теперь его очередь для приступов романтизма! И я уверен, он будет отбивать чечетку, узнав, что дело с самого начала было в шляпе. Нет, ну и смехота! Пожалуйста, Маринетт, надо сказать ему это!

– О, Плагг…

– Что? Всё равно кто-нибудь однажды проболтается! Ставлю на твою подругу Алью!

Я живо выключаю телефон и изо всех сил пытаюсь не покраснеть, как маков цвет.

– Возможно. Но до тех пор я хотела бы еще немного сохранить это в тайне. У меня есть на это право, а? Сейчас он думает, что взял меня измором с помощью своего неотразимого шарма. И мне это подходит!

Что не такая уж и неправда, надо признать, думаю я, слабо улыбнувшись.

Кто-то стучит в дверь. Ворча, Плагг устремляется к карману моего свитера.

– Маринетт? Ты всё еще разговариваешь с Адрианом?

Я встаю, дохрамываю до стола и скорее падаю, чем сажусь, в кресло на колесиках.

– А, нет-нет, мам. Мы только что закончили!

Дверь открывается, и мама заглядывает внутрь. В комнату врывается приятный запах кухни, и я понимаю, что зверски голодна.

– Хорошо. Как у него дела?

– Отлично. Его рабочий график скорее загруженный, но ему удается проводить время с друзьями…

– Тем лучше.

При виде моего нового шарфа ее лицо проясняется.

– О, это подарок от Адриана? Как красиво! – восклицает она, подходя, чтобы осторожно потрогать ткань. – А ему понравились его подарки?

Я живо киваю:

– Мои митенки ему очень нравятся. И он благодарит вас с папой за лакомства. Они пережили путешествие, но чувствую, что с ним они недолго продержатся!

– Вот и прекрасно! – подмигивает мама.

Она тщательно и задумчиво поправляет шарф на моей шее.

– Мы много говорили об этом с твоим отцом. В этом году уже слишком поздно уговаривать его опекунов, но на следующий год мы не совершим той же ошибки, обещаю. Адриан проведет праздники с нами, даже если нам всем троим придется отправиться в Лондон, чтобы присоединиться к нему.

Горло сдавливает при воспоминании о моем разочаровании – таком сильном, – когда Адриан сообщил мне по телефону, что всё отменяется. Это было несколько дней назад, а именно – прямо накануне его возвращения в Париж. А мы напридумывали столько планов на эти Рождественские каникулы! Давно я уже так не рыдала в маминых объятиях. Я отвожу взгляд, всё еще испытывая стыд.

– Было бы отлично. А пока, он наверняка приедет на летние каникулы… Всего через шесть месяцев. Они быстро наступят.

Она взъерошивает мне волосы, и я весело ворчу, чтобы она перестала. Потом она целует меня в лоб.

– Знаешь, я горжусь вами обоими. Нелегко быть далеко друг от друга так долго. Вы очень храбро держитесь.

Я насмешливо усмехаюсь:

– О, можно ли на самом деле говорить о разлуке? Достаточно одного электронного письма, одного сообщения, и – хоп!

Как и ожидалось, мой карман вздрагивает от тихого смеха. Я на всякий случай изображаю кашель, чтобы отвлечь внимание, но мама ничего не слышала.

– Если вы закончили, можешь присоединиться к нам в гостиной? Пришел твой дед, а ты знаешь, как они общаются с твоим отцом… И Джина уже слегка навеселе, ее итальянский пыл только подбавляет масла в огонь. Если ты будешь там, они не будут так горячиться.

Мой «несчастный случай» по крайней мере помог восстановить связи в семье. Так я узнала, что мой дед по отцу живет в нескольких улицах от нас. Я не очень поняла причины его ссоры с моим отцом – впрочем, помнят ли они об этом сами? Но уже несколько месяцев назад, когда я покинула центр реабилитации, они отложили свои разногласия и все вместе организовали мое возвращение домой.

Пекарня моих родителей благополучно функционирует, благодаря появлению подмастерья Алека, и моя мать смогла перейти на неполный рабочий день, чтобы помогать мне в реабилитации, а потом в возвращении в коллеж. Бабушка Джина, неутомимая путешественница, решила остановиться на какое-то время. Она нашла в Париже однокомнатную квартиру недалеко от нас: осенью она приютила меня в своей квартире на первом этаже на время, пока я не смогу встать с кресла-каталки, а потом справиться с тремя этажами без лифта дома моих родителей.

– Сейчас приду, мам. Только закончу кое-что.

Мама бросает позабавленный взгляд на компьютер в спящем режиме.

– Не задерживайся слишком, ладно? Мне кажется, там время ужина. Он не сможет позвонить тебе снова раньше, чем через час!

Когда она выходит из комнаты, я тихонько смеюсь: она слишком хорошо знает нас с Адрианом.

– И хватит уже есть сырные плетенки, Маринетт. Скоро садиться за стол, а ты уже не будешь голодна!

Едва дверь закрывается, как Плагг, смеясь, вылетает из моего кармана. В легком полете он хватает еще две плетенки и устраивается наверху шкафа, чтобы спокойно погрызть свою добычу. Я отказываюсь сгонять его оттуда – он опять накрошит везде, ну и ладно. В конце концов, это Рождество…

Мне становится жарко, и я неохотно снимаю новый шарф и аккуратно складываю его. Собираясь встать из-за стола, я беру телефон и пишу последнее сообщение:

«Твой шарф просто потрясающий. Спасибо».

Хотя в пансионе во время еды телефоны запрещены, его ответ не заставляет себя ждать.

«Рад, что тебе нравится. Но он не стоит твоих митенок, связанных вручную. Держу пари, мне удастся включить их в мою следующую фотосессию. Если это сработает, готовься получить уйму заказов :-p»

«Это коварно ^_^u»

«…тебе было бы неприятно?»

«Нет, но мне не хватает практики. Эта пара заняла у меня в три раза больше времени, чем обычно…»

С лицеем, который я начала посещать всего несколько недель назад, занятиями, чтобы нагнать школьную программу, и сеансами реабилитации – мне сложно было вернуться к шитью, не говоря уже о том, что после Лувра у меня появилась какая-то скованность в пальцах, затруднение, которое я не могу объяснить, но которое проходит на мой вкус слишком медленно.

«Понял. Если меня спросят про таинственную создательницу, которая утепляет мои когти этой зимой, я буду молчать как рыба. На данный момент только я пользуюсь талантами мисс Маринетт Дюпен-Чен, будущей звезды мира моды… Мне нравится».

Я хохочу в своем уголке. Тогда отец окликает меня из соседней комнаты, и я поспешно встаю из-за стола.

«Мне надо идти, позвоню тебе после ужина. Знаешь, я обожаю, когда ты так разговариваешь, потому что так ты будто бы с нами. Но… все-таки скорее бы лето, Котенок».

Прямо перед тем, как я захожу в гостиную, где моя семья готовится произнести тост, мне приходит еще одно сообщение. Только представив себе его голос, который шепчет мне эти слова, я снова краснею, на сердце становится тепло и легко, как никогда.

«Мне тоже не терпится, моя Леди».

Grand Escape (Movie Edit) – RADWIMPS for « Weathering with You » the movie – https://youtu.be/5tJKOmzyU1A

День + 365.

«Ты идешь? Ты заболеешь, сидя на этой скамейке».

Я встаю, огорошенная. Смотрю по очереди то на телефон, то на знакомую фигуру у входа в парк. Наконец, делаю несколько шагов, потом останавливаюсь, ноги как ватные, не в состоянии дальше идти. Адриан ограничивается тем, что улыбается мне, ждет. Ко мне, наконец, возвращается голос.

– Я… Я думала, ты не сможешь приехать до лета?

Он с раздосадованным видом поджимает губы. Потом с извиняющейся улыбкой разводит руки.

– Сюрприз!

Я вздрагиваю. Это его голос, но он кажется другим, более серьезным, чем тот, слегка измененный, который я слышала в телефоне. Я смотрю на него, не понимая, всё еще с трудом веря. Слова вырываются машинально:

– И… И ты ходишь без палки?

– Ну да, как и ты, как я вижу!

Мы всё рассказываем друг другу по телефону. И он несколько недель назад вернулся к фотосессиям, так что я знала, что ему лучше. Но я всё равно потрясена. Должно быть, я сохранила в памяти образ исхудавшего парня, покрытого синяками, неуклюжего из-за шины и костылей. А сегодня он твердо стоит на ногах, высокий, в макинтоше и черных брюках, с уже не впалыми, но гладкими щеками, покрасневшими от холода, несмотря на шарф – тот самый, который я когда-то подарила ему в коллеже.

У него сияющая улыбка, и я рефлекторно отворачиваюсь, лицо полыхает. Позади него на соседней улице мой взгляд привлекает черный лимузин. Стоящий рядом внушительный мужчина делает мне большие глаза.

– И… Нет, это месье Г.? Месье Г. вернулся на службу? Ты говорил, он в отпуске.

– От тебя ничто не ускользает! Это так, но узнав, что я прилетаю в Париж, он настоял быть моим шофером.

Месье Г. кивает мне и дарит микро-улыбку. А потом возвращается ждать в машину.

Воцаряется тяжелая тишина. Я едва осмеливаюсь смотреть Адриану в глаза – старый рефлекс, который я, однако, считала побежденным.

– Ты великолепна, Маринетт.

Я перестаю интересоваться своими ботинками. Я пытаюсь ответить, но его взгляд пригвождает меня к месту, и слова ускользают.

– А! Э… А ты, ты… Ты такой… э… э…

Его улыбка становится лукавой.

– Красивый? Элегантный? Мускулистый?

– Э… я собиралась сказать… высокий!

Он моргает, захваченный врасплох. А потом хохочет – искренним, спонтанным, поющим смехом. И меня вдруг откидывает на годы назад, на порог нашего старого коллежа, под проливной дождь. Смех моей любви с первого взгляда.

Адриан. Он здесь, такой же красивый, как в первый день. Более высокий, более гибкий. Более впечатляющий, чем недавние снимки, сделанные в Лондоне. Я чувствую, как глупо краснею. Я не в состоянии пошевелиться!

Он перестал смеяться. Его улыбка становится задумчивой. Он отступает на шаг, прижимает ладонь к сердцу и склоняется в глубоком поклоне. Грациозном, просчитанном, умелом.

Кошачьем.

Когда он поднимает голову, будто следя за моей реакцией, я почти различаю в тени светлых прядей зеленую вспышку – нереальную, но знакомую.

Мои губы растягиваются в непреодолимой улыбке. Не думая больше, я бросаюсь вперед. Он раскрывает мне объятия, и я кидаюсь ему на шею. Снова обретаю поразительную мягкость его волос на моей щеке.

Его тепло. Его запах, который, мне казалось, я забыла, но который внезапно кажется узнаваемым среди тысяч. Успокаивающий. Умиротворяющий.

Его руки смыкаются на моей спине, с силой сжимают. У меня слезы выступают на глазах, сердце переполняется счастьем.

– Котенок. Котенок!..

И он шепчет, почти мурлычет:

– Я, наконец, вернулся, моя Леди.

День +365.

День ?

Головокружение. Гудение. Кто-то где-то кричит. Далеко, так далеко…

Я приоткрываю глаза, но тут же снова закрываю, на меня обрушиваются тошнота и свет – режущий, ослепительный. Цвета и формы завихряются, не имеют никакого смысла.

Снова кричат. Ближе, настойчивее. Что-то сжимает мою руку, словно чтобы предостеречь меня, привлечь мое внимание. Это срабатывает, я сосредотачиваюсь на этом, и головокружение проходит, гудение тоже.

Тело возвращается ко мне. Я даже не осознавала, что оно… «отсутствовало»? Окоченело? Не подавало признаков жизни? Я уже не знаю. Но я хмурюсь: учитывая, какая с ним пришла боль, я бы предпочла, чтобы оно осталось там, где было.

Ай.

По-прежнему кричат. Или скорее, зовут меня. Голос мне знаком. Мне хочется улыбнуться, но лицо почти не слушается. Я сжимаю обтянутыми в перчатку пальцами руку, и она дергается. Голос надо мной разбивается. Мне сложно понять, что он говорит – до сих пор я даже не пыталась.

– Открой глаза! Прошу тебя!

Но я слышу внезапную радость, которая озаряет его, волнение, которое заставляет нести околесицу. Тогда я чувствую сжатую руку под моим запрокинутым затылком, руку, которая пролетает над моим лбом и висками, не осмеливаясь по-настоящему коснуться. Я, наконец, понимаю, где я, когда я и особенно, что здесь делаю, и сердце подпрыгивает в груди.

Бражник. Сражение. Мастер Фу. Изгнанник. Взрыв. И Черный Кот. Черный Кот, появившийся из ниоткуда, Черный Кот, который спас меня в последнюю секунду, а потом…

– Пожалуйста! Посмотри на меня!

Я собираю силы, чтобы приоткрыть веки. Свет ослепляет, я делаю усилие, чтобы не моргать. Голос тут же замолкает, но я слышу, как он торопливо дышит маленькими глотками. Зрение понемногу стабилизируется, цвета становятся ярче и, наконец, обретают смысл. Склоненное надо мной лицо Баблера ждет, раздираемое между ужасом и облегчением.

Я бормочу первое, что приходит в голову. То, что я говорю ему по меньшей мере по три раза на дню:

– Убавь звук, Нино.

Его глаза, окруженные черной маской, расширяются, а потом заполняются слезами. Он кусает губы и придушенно смеется.

– О, проклятье! Ты меня до чертиков перепугала!

Он поспешно вытирает щеки, покрытые синим гримом. Кладет свободную руку на мою ладонь и сильно сжимает ее.

– Что на тебя нашло? Ну, что на тебя нашло! Хотела задержать взрыв?! Ты могла умереть! Если бы не вмешался Черный Кот, ты… ты…

Я не знаю, что ответить, не понимаю даже, что он хочет сказать. Неважно, в конечном счете это вернется ко мне. Поскольку я молчу, он начинает бормотать, потом утыкается лбом мне в плечо и рыдает. Я медленно, долго вдыхаю – чтобы взвесить слова и действия. Ценой гигантских усилий я поднимаю руку и глажу его по закрытой шлемом голове.

– …всё наладится, Нино. Всё наладится. Дай мне только несколько минут… чтобы я восстановила связь.

Он сильнее сжимает объятия и смеется сквозь слезы. Мои собственные глаза щиплет: я уже видела, как он брюзжит, злится, ругается, орет и даже ноет. Но плачет? Никогда…

Никогда.

О, Нино.

Я хлопаю ресницами, и вдруг всё исчезает. Разоренное Марсово Поле, затянутое дымом чернильно-черное небо – всё стирается. Я долго лежу в полумраке, недоумевая, уставившись в потолок своей комнаты. А потом, наконец, начинаю снова дышать.

Опять этот сон. Решительно…

Я вытягиваюсь под одеялом, зевая с риском вывихнуть челюсть. Бледный серый свет проникает сквозь щель между ставнями. На меня вдруг обрушивается осознание того, что мне предстоит сегодня, и я наощупь ищу очки, а потом будильник. Пожалуйста, не говорите, что я, ложась спать, опять забыла установить будильник!

«06.47»

Я шумно с облегчением вздыхаю. Я проснулась сама, и обычно это означает, что я чудовищно опаздываю. Но не в этот раз.

С некоторым удовлетворением я отключаю будильник, пока он не зазвонил, беру телефон и сажусь в кровати, чтобы быстро проверить разнообразные соцсети. День обещает быть особенно насыщенным, и от одной только мысли о краткой речи во время главного Празднования сегодня после полудня, у меня сдавливает горло. Я бросаю встревоженный взгляд на костюм для церемонии, висящий на плечиках в углу комнаты, и желудок подпрыгивает.

А я-то воображала, что не смогу трусить сильнее, чем во время моих первых портретных видео для Ледиблога…

Я пролистываю новости, и понемногу ко мне приходит осознание серьезности ситуации. Меня охватывает чуднóе умиротворение, окрашенное покорностью. Об этом говорят уже несколько недель, готовятся.

Сегодня в Париже будет особенно много красного и черного.

Сидя на матрасе по-турецки, я прислушиваюсь. Выслеживаю признак, звук, показывающий, что не одна я в квартире проснулась. Моя мать всегда уходит ровно в пять утра, чтобы быть первой у поставщиков и заполучить лучшие рыбу и мясо для меню своего ресторана. Мой отец этой ночью дежурил в зоопарке, а значит, вернется не раньше восьми. В таких случаях обычно знаком начала дня для меня и моих маленьких сестер служит возвращение Норы с утренней пробежки. Но пока всё тихо.

Я машинально проверяю – снова – текст моей речи, записанный на телефон, но я уже знаю его наизусть. От нечего делать я возвращаюсь к меню. Я голодна, но не хочу завтракать одна… Не сегодня.

В итоге я открываю заархивированную папку, суперзащищенную среди других. Видео там, где я его оставила, запечатанное паролем, который знаю только я. После долгого колебания я его запускаю.

На экране появляется Леди Вайфай. Позади нее простая бетонная стена, каких полно по всему городу.

– Привет. Это Леди Вайфай, она же Алья Сезер. Если вы смотрите это видео, значит, либо я запрограммировала его, чтобы вы получили его в определенное время, либо я… вы разграбили мои ультрасекретные архивы, и я уже не в состоянии помешать вам. Э… Получилось то ли слишком глупо, то ли по-настоящему трагично… Ну, что я болтаю… Полная белиберда!

Леди Вайфай еще немного ворчит, а потом протягивает руку к объективу, словно собираясь выключить его. В итоге она передумывает. Она вздыхает, прислоняется спиной к стене, ее взгляд за черной полумаской бегает.

– Ладно, начнем с начала. Я Алья Сезер. Следующая часть этого видео… для моих родителей и сестер, на случай, если этой ночью со мной что-нибудь случится из-за акуманизированного, которого называют Изгнанник.

Она вдыхает, словно чтобы придать себе смелости, и я ловлю себя на том, что делаю то же самое. Это я, это совершенно точно я.

Вот только я по-прежнему не помню этого. Ни этой стены, ни места, где это снималось. Я не помню, чтобы снова надевала костюм Леди Вайфай, очень похожий на тот, что был в мою первую акуманизацию, хотя и улучшенный ультраизощренным наушником, который мигает в ее левом ухе.

Подбирая слова, Леди Вайфай закрывает прядью волос висок, где запекшаяся рана светится чудным розовым цветом. Я машинально провожу рукой по собственному виску и шраму на нем: волосы, которые там выросли, снежно-белые. На людях я делаю вид, будто горжусь этой странной прядью, но на самом деле она внушает мне почти в равных долях неуверенность и страх. Это единственный осязаемый след моей причастности к этой истории, и я не в состоянии сказать, как я могла его получить.

– Изгнанник был заперт в мире Пикселятора, он же Венсан Аза. Ледибаг и Черный Кот только что присоединились к нам. Через несколько минут мы все отправимся сражаться. Битва будет происходить в мире Пикселятора, чтобы избежать дополнительных разрушений. Все присутствующие акуманизированные осознают опасность, и все выбрали продолжать борьбу. Я тоже выбрала помогать Ледибаг и Черному Коту. Я надеюсь… надеюсь только, что нам всем удастся вернуться живыми и невредимыми. В любом случае, мы всё сделаем для этого.

Леди Вайфай огорченно улыбается.

– Не знаю даже, зачем я решила записать это видео. Это просто показалось мне… необходимым. Срочным. И я не нашла в себе сил позвонить родителям напрямую. Я не хочу… чтобы меня подвело мужество, когда я услышу их голоса. Я не хочу, чтобы они боялись… как боюсь я, на самом деле.

Она испускает дрожащий вздох.

– Я… Да это так, я умираю от страха. Я… правда умираю о страха. Нино тоже боится, он сказал мне только что. Думаю, мы все боимся в разной степени. Мы прекрасно знаем, чем рискуем. Но…

Она опускает веки и подносит руку к наушнику, делает паузу в несколько секунд, словно слушая что-то. Потом вздыхает – словно придушенный всхлип, – яростно трет глаза и бросает в объектив резкий взгляд.

– …Но я не отступлю. Я, наконец, способна сделать что-то, чтобы защитить мой город и моих близких. Я всегда этого хотела с тех пор, как появились Ледибаг и Черный Кот. Так что я не отступлю.

Она с трудом сглатывает и несколько мгновений молчит, уставившись в землю. Когда она снова смотрит в объектив, ее улыбка вдруг становится менее искусственной, более нежной.

– Папа, мама, девочки… Привет всем. Это Алья. Я просто хотела вам сказать, что…

На глаза резко наворачиваются слезы. Я ставлю видео на паузу, не в состоянии смотреть дальше. Бросаю телефон на одеяло, злясь на саму себя. Что на меня нашло смотреть это сейчас? Не слишком подходящий день, чтобы появиться в классе с покрасневшими глазами и прескверным видом! Определенно не подходящий!

Я сильно шмыгаю, долго и глубоко дышу. Испепеляю взглядом висящий на шкафу наряд для церемонии: черные брюки, белая блузка и черная жакетка, позаимствованная у мамы, с которой я примерно одного роста. С красно-черным шарфом и кокардой Ассоциации Празднования Парижских Лицеев, это будет идеально.

Успокойся. Дыши. День только начался…

Громкое «бум» в мою дверь заставляет меня подпрыгнуть. Из коридора раздается громогласный голос:

– Алья, ты опять забыла поставить будильник! Вставай, копуша, надо накормить завтраком Этту и Эллу!

Судя по не слишком тихим шагам, Нора уже торопливо направляется на кухню. За моей старшей сестрой следует кавалькада с криками и смехом. Близняшки явно тоже уже встали. С колотящимся сердцем я слушаю гудение микроволновки, которая греет молоко с шоколадом; кофеварку с дозатором, которая ворчит, заваривая кофе Норы; потрескивание яичницы-глазуньи на сковороде и позвякивание пиал, которые близнецы расставляют на столе, взапуски распевая считалочку, которую выучили накануне. Запах теплого хлеба и сдобных булочек витает в воздухе – должно быть, после пробежки Нора сделала крюк к своей любимой булочной.

– Алья, подъем! – зычно кричит Нора. – Иначе ты опоздаешь, мадам Ответственный-представитель-празднования-и-всё-такое!

– И всё такое! – трубит Элла.

– И так далее и тому подобное! – добавляет Этта.

Я тру глаза рукавом пижамы и изображаю ворчливый голос не до конца проснувшегося людоеда, который так смешит близнецов:

– О, ладно-ладно, девочки, иду!

Я выбегаю из комнаты, умышленно забыв мобильник.

Снова идет снег. Как в тот вечер…

Пока ведущая в моих наушниках объявляет метеосводку, я с беспокойством рассматриваю серое небо. Церемония должна начаться в пятнадцать часов, а прогноз на ближайшее время не перестают ухудшаться…

«8.37»

Я неохотно убираю телефон, раскрываю зонт и пробегаю несколько десятков метров, которые отделяют меня от входа в лицей. Из-за нападавшего ночью снега улицы едва пригодны для движения и пробок больше, чем обычно. Простой пешеход, я рассматриваю застрявшие в пробках машины и качаю головой. С трудом верится, как несколько сантиметров снега могут парализовать целый город…

Несмотря на поздний час, в лицее очень мало народу. Уроки сегодня не обязательны, и я уже знаю, что многие мои одноклассники не придут. В пустых коридорах и полупустых кабинетах царит забавная атмосфера – словно неуверенность, которая обычно наблюдается только перед летними каникулами…

Ничто не может быть дальше от истины, и я скептично улыбаюсь. В нашем городе зимние каникулы закончились две недели назад, и настроение на самом деле не расслабленное. Сегодня живые воздают честь погибшим в прошлом году. Завтра все вернутся к занятиям, и мы самым банальным образом начнем новый год. По крайней мере, мы попытаемся…