Текст книги "Белый, красный, черный (ЛП)"

Автор книги: Elenthya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 41 страниц)

Адриан вздрагивает возле моего плеча, потом выпрямляется, его слезы иссякли. Избегая моего взгляда, он подносит мою руку к губам и мягко целует ее. Этот поцелуй не похож на флиртующие поцелуи Черного Кота. Я вижу в нем молчаливую благодарность. Вместо ответа я коротко сжимаю объятие, в горле пересохло.

О, Котенок…

Тогда он хрипло выдыхает:

– Сдаться. Больше ничего не остается, не так ли, Тикки?

Я резко выпрямляюсь, будто лопается окружавший меня пузырь. Тикки откладывает второе пирожное и поворачивается к нам с внимательным взглядом. Адриан, всё еще шмыгая, однако выдерживает ее взгляд, не моргая. Тема серьезная, но со всей очевидностью он уже говорил об этом с Плаггом.

– Изначально Камни Чудес были созданы, чтобы служить каналом энергии Природы и наделить ее сознанием, – мягко объясняет Тикки. – Они поддерживают нас осязаемыми и способными действовать в вашем мире. Теперь, когда Шкатулки больше нет, наши Камни Чудес рискуют постепенно погаснуть… И мы тоже.

– Наши связи с вашим миром рассыплются. Мы можем вернуться в изначальное состояние, – объявляет Плагг. – Возможно, сейчас это лишь вопрос времени.

Адриан резко втягивает воздух. Наши руки сжимаются почти синхронно, и я встревоженно выдыхаю:

– Это значит, что вы… умрете?

– Если умереть означает исчезнуть из вашего человеческого поля восприятия, – спокойно отвечает Тикки, – тогда да, Маринетт, мы умрем. Но, по правде говоря, мы просто будем существовать иначе. Вне вашей досягаемости и разделенные друг с другом. Независимые, как в незапамятные времена.

Плагг легонько дергает вибриссами и с обеспокоенным видом бормочет:

– Будет как прежде, Sugarcube. Ты выдержишь?

– Да, Kittycat. Всё будет хорошо. Должно.

Она бросает на Плагга успокаивающий взгляд. Снова взяв пирожное, она с отсутствующим видом тихонько грызет его.

– Мы так давно уже сражаемся за людей… Возможно, и для нас настало время уйти. Ты так не думаешь?

Плагг ничего не отвечает, но его зеленые глаза странно блестят, почти приглушенно. В конце концов, он прикрывает глаза и сворачивается в клубок, точно смирившаяся кошка.

– Ты – лучшее, что со мной происходило, Хатна. Мне тяжело представить, как будет без тебя.

– Я знаю, Кранкру, – отвечает Тикки тем же тоном, овеянным нежностью. – Мне тоже тяжело.

Долгое мгновение Тикки смотрит на свое печенье, потом откладывает его, опустив усики.

– Но я видела Фу собственными глазами. На поле битвы я почувствовала, что он испытывает. Я знаю, почему Вайзз пожертвовал собой, и я понимаю его. Когда Фу получит энергию Звезд, у него больше не будет причин сражаться, и Изгнанник должен исчезнуть сам по себе.

Плагг приоткрывает глаз, и они с Тикки обмениваются понимающим взглядом.

– Фу будет, наконец, свободен, – заключает моя квами и поворачивается к нам с Адрианом. – Мы, квами, вернемся в лоно Природы. Пожалуйста, постарайтесь не быть рядом с ним, когда это произойдет.

Я вздрагиваю. Вспоминаю о взрыве, о волне освобожденных квами во время уничтожения Шкатулки. Наверняка Тикки намекает на этот разрушительный выброс энергии.

– Вам будет больно? – дрожащим голосом спрашивает Адриан.

Плагг поднимает на нас немного более оживленный взгляд и напрямик заявляет:

– Возможно? Но как только мы перейдем по ту сторону, у нас уже не будет сознания, так что, честно говоря, я…

Тикки прочищает горло и касается одного из его вибриссов. Плагг ощетинивается, расширив глаза, но, как ни странно, не отодвигается. С глухим звуком, похожим на мурлыканье, он выпрямляется и трется головой о крошечную лапку Тикки. Она с улыбкой бормочет нам:

– Это неважно. И если мы будем знать, что вы живы и невредимы, вне опасности… Переход будет проще пережить.

Горло так сдавило, что только со второй попытки мне удается заговорить:

– А мы? Мы забудем?

– Да, Маринетт. Вы всё забудете. Всё, что может иметь связь с Камнями Чудес.

Адриан съеживается:

– Даже если мы не отказываемся? Даже если Изгнанник получает Камни Чудес без нашего ясно выраженного отказа?

– Камни Чудес будут уничтожены. Мы уйдем, и наша магия – вместе с нами, пацан, – отвечает Плагг. – Всё исчезнет. Это неизбежно.

Адриан не отвечает, вдруг сильно побледнев. Я молча обеспокоенно смотрю на него. Встревоженный Плагг неохотно отлетает от Тикки и зависает в воздухе перед отсутствующим лицом своего Носителя.

– Это ведь к лучшему, а? Вначале ты ведь этого и хотел, пацан…

Но, встретив такое молчание, он понемногу сбавляет тон. Уши прижимаются к голове, вибриссы опускаются.

– …Не так ли?

Голос Плагга становится нерешительным, едва слышным. И вдруг рука Адриана отпускает мою. Он тянется к квами, хватает его, чтобы прижать к сердцу, а потом съеживается, его плечи дрожат. Спустя несколько долгих секунд он начинает рыдать, и это абсолютно душераздирающий звук.

Черная вспышка, свист. Порывом магии Плагг вырывается из отчаянного объятия, и его Носитель сжимается еще сильнее. Прижав уши, со смягчившимся взглядом квами устраивается в волосах Адриана и растерянно шепчет:

– О, пацан… Прекрати, это не настолько ужасно!

Но рыдания Адриана усиливаются, заглушенные руками. Я инстинктивно отодвигаюсь не в состоянии – или не смея? – вмешиваться. На мои плечи падает оделяло, и я тут же сжимаю его на груди, внезапно продрогнув. В этой неизвестной гостиной, открытой всем ветрам, так холодно!

– Т-Тикки?

Она поправляет одеяло у меня на шее, а потом в ожидании зависает передо мной. Я исступленно смотрю на нее со слезами на глазах. Мне не хватает воздуха. Это становится слишком реальным, развивается слишком быстро, я…

Я…

– Значит… Всё конечно? Действительно всё кончено?

Она молча серьезно смотрит на меня, я ни разу еще не видела ее такой. Спустя несколько бесконечных секунд она, наконец, моргает. Склоняется, будто сгибаясь под ставшим слишком тяжелым для ее грузом.

– Да, моя Ледибаг… Думаю, сейчас действительно всё кончено.

Мое сердце вдруг словно останавливается, чтобы больше не биться. На одну ужасную секунду всё во мне застывает. Потом неумолимо наворачиваются слезы. Я рыдаю. Я больше не нахожу слов. Я больше не в состоянии думать. И однако мне так…

…мне так много надо ей сказать!

– Тикки, я… я…

– Ш-ш-ш, моя Ледибаг. Я знаю.

Тикки прижимается к моей щеке, и я накрываю ее дрожащими руками. Я разражаюсь слезами, пока она неустанно, будто лаская, шепчет:

– Я тоже… Я тоже.

– Тикки… Трансформируй меня.

Привычный теплый кокон обволакивает меня. Все – или почти все – боли исчезают, усталость уменьшается. Я немного дольше, чем необходимо, не открываю глаза, осознавая присутствие Тикки так, как никогда прежде.

…Потому что это в последний раз.

Одна только эта мысль едва не заставляет меня снова заплакать, и я вздрагиваю, по-прежнему заледеневшая изнутри. Я машинально подбираю одеяло с дивана и заворачиваюсь в него. С силой вдыхаю, решительно настроенная отныне взять под контроль эмоции.

Мое внимание привлекает шепот, снаружи вспыхивает зеленый свет. Знакомая фигура спрыгивает с балкона и исчезает. Я подхожу к перилам. Еще темно, и лишенный электричества Париж с этой тусклой луной кажется как никогда спокойным и покинутым.

Черный Кот только что ловко приземлился на заснеженный асфальт внизу. Его костюм на спине под моей сумкой, которую он забрал на автомате, снова стал угольно-черным. Стилизованная бабочка исчезла.

Его ремень нетерпеливо хлещет по икрам, когда он исследует пустынные окрестности. Потом он разворачивается, и его странные глаза с вертикальными зрачками – зеленые, наконец – встречаются с моими. Он вопросительно дергает головой. Я перелезаю через перила, без труда приземляюсь на улочке и спешу догнать его.

Он с отсутствующим видом молча смотрит на меня. Я сжимаю одеяло на плечах и удивленно выдыхаю:

– Что?

– У нас же есть еще время до зари. Да?

– Да, и?

Привычным жестом он складывает шест и прикрепляет его к поясу, а потом протягивает мне руку.

– Значит… Спешить некуда?

Я озадаченно смотрю в ответ, ничего не говоря. Его бездонные глаза сверкают за черной полумаской – тем немного любопытным и почти нереальным светом, свойственным как Плаггу, так и Черному Коту. Он не улыбается, не шутит… И однако я чувствую себя спокойнее. Снова уверенно.

Это он. Это действительно он.

Я вкладываю свою ладонь в его, и это прикосновение одновременно необычно и знакомо. Подбадривающе.

– Лувр всего в нескольких километрах, – говорю я. – И… нет, спешить некуда, Котенок.

Глаза Черного Кота едва заметно благодарно сужаются.

Мы отправляемся пешком, бок о бок.

«With You» – Arend Erasmus (беспрерывно) – https://youtu.be/f2oNjvLT81A

Город безлюден. Тих. Словно застыл во времени, заснул под снегом. Кажется, на каждом углу улицы поджидает воспоминание – о сражении, о победе, или просто эхо дружеского разговора во время наших патрулей, пересыпанного флиртующими шутками и относительно изобретательными каламбурами.

Столько воспоминаний…

Подумать только, я всё забуду. Мастера Фу, Плагга, Вайзза. Акуманизированных и то, как они смогли превзойти себя.

Я забуду Тикки. Все наши с ней мгновения. Все мудрые советы, которые она могла мне дать. Целые недели, месяцы, когда мне казалось, что у меня, наконец, появилась сестра, наперсница.

Я забуду Черного Кота. Наши миссии. Нашу дружбу. Наше… взаимопонимание.

Словно чтобы привести меня в чувство, я спотыкаюсь о кучу обломков, и рука Черного Кота живо сжимается, поддерживая. Я неохотно выныриваю из мечтаний. Мы поднялись вдоль Сены к Лувру, и перед нами расстилается площадь Шатле, украшенная слоем свежего снега, словно чудесным образом избавленная от лихорадки сражения и срочной эвакуации. В центре возвышается Пальмовый фонтан со своим ангелом победы, статуями и сфинксами.

И целое воспоминание пробуждается с ними. Я останавливаюсь, словно пораженная молнией. Черный Кот – тоже, озадаченный, но терпеливый.

Я снова вижу его в тот день, по-прежнему уверенным в себе, но странно тихим. Я снова вижу, как он протянул мне руку с решимостью в сверкающем взгляде. Я еще слышу его тон, одновременно нежный и решительный.

«Я пообещал себе, что скажу, как только снова увижу тебя. Ледибаг, я…»

Я невольно улыбаюсь.

– Значит, уже тогда… ты действительно так думал?

– А?

Я показываю ему на Пальмовый фонтан. Он прищуривается с растерянным видом. И правда, он же не помнит всего, что произошло в тот день.

– День святого Валентина. Миссия Разлучник, – добавляю я. – Твоя… попытка признаться?

Его серьезное лицо, наконец, проясняется, и он даже мечтательно улыбается.

– Уже, да. На самом деле, всегда. С миссии Каменное Сердце это стало для меня очевидным, моя Леди.

Он мягко тянет меня за собой. И слегка театрально вздыхает:

– Но, надо думать, недостаточно очевидным. Ледибаг – моя одноклассница; наверное, это было слишком прекрасно, чтобы быть правдой… Или же я был так одержим мыслью понравиться напарнице, что забыл смотреть вокруг. Однако ты была рядом… совсем рядом.

Его улыбка окрашивается горечью. Я украдкой наблюдаю за ним, одновременно удивленная и заинтригованная, выискивая деталь, ориентир. Под маской не тот хвастливый и импульсивный Черный Кот, которого я знаю, даже если он похож на порой молчаливого и растерянного напарника последних недель. Это и не солнечный доброжелательный Адриан, блиставший в коллеже. Уже некоторое время я открываю его заново.

Благодаря одному только страху, смешанному с отчаянием, во дворе Мастера Фу.

Или откровенности на крышах Парижа после того, как он раскрыл мою личность, когда он говорил мне о собственной тайной личности.

И даже ярости перед Изгнанником…

«Я прикончу его!»

– А-Адриан, я…

Я снова застываю, желудок скручивает. Он вопросительно смотрит, и я уже не знаю, с чего начать. Как ему удается? Как ему удается быть таким спокойным, таким безмятежным? Когда мы вот-вот всё забудем?

Как ему удается держаться, когда он уже столько потерял, столько!.. И с таких давних пор!

А я ничего не видела, ничего не поняла…

– Эй, всё хорошо?

Я резко встряхиваюсь – не время падать духом! – и заставляю себя улыбнуться.

– Поверить не могу, у меня ощущение, что я только начинаю тебя узнавать. А ведь мы так давно сражаемся бок о бок и вместе учимся. И однако я ничего не заметила…

Такая жалость. Всё это потерянное время!

Он безрадостно смеется, потом усмехается почти с нежностью.

– Мы ничего не заметили, Маринетт. Это не твоя вина. Даже мой… Мой собственный отец не узнал меня.

Он приостанавливается, словно пораженный своими словами. Потом мы возобновляем путь. От одной только мысли, что он может начать плакать, как в той квартире, у меня переворачивается сердце. Но он шмыгает и сохраняет достоинство.

– С маской я становлюсь кем-то другим, – хмуро бормочет он. – Именно поэтому мне так нравилось это вначале. Ни перед кем не надо отчитываться.

Снова воцаряется молчание, и при виде его мрачной мины я не решаюсь ничего сказать.

Мы покидаем площадь Шатле. Горизонт на севере понемногу окрашивается золотым светом. Лувр уже недалеко… И реальность снова поражает меня, с каждым шагом становясь немного более пугающей. Я вдруг настолько осознаю эфемерное присутствие Тикки вокруг меня, что это становится почти болезненным. Слова Плагга безостановочно крутятся в голове.

«Всё исчезнет. Это неизбежно. Это же к лучшему, а? Вначале ведь ты ведь этого и хотел, пацан?»

Я сильнее съеживаюсь, и рука Черного Кота подбадривающе сжимает мою.

– Я боюсь забыть, Черный Кот.

На короткое мгновение он замедляется, но его зеленые глаза по-прежнему смотрят вдаль.

– Я знаю. Однако забвение – это… успокаивающе.

– Да? Ты находишь?

– Во всяком случае, так было для меня.

Он глубоко вдыхает, нерешительно.

– Я неделями терзался в преддверии отъезда. Так что когда Мастер Фу сказал, что придется заплатить за освобождение Плагга… и когда я узнал, что это за цена… Вначале мне было страшно, как тебе. Но потом я испытал облегчение. Я уже потерял мать, я знаю, каково это – жалеть о ком-то. Я сказал себе, что так будет легче пережить, поскольку я не буду по тебе тосковать. Достойно труса, – добавляет он немного язвительнее. – И ты злилась на меня за это, я знаю.

Он взглядом запрещает мне отвечать. Я задумываюсь. Это правда, некоторое время я злилась на него. Но потому что он ничего не сказал мне о своем преждевременном отъезде, потому что он собирался бросить меня один на один со свершившимся фактом – его отсутствием на следующий день. Но сейчас, оглядываясь назад? Мне кажется ничтожным злиться по такой причине.

– На самом деле не знаю, можно ли говорить о трусости, – осторожно произношу я. – Я… Я с трудом могу представить, что ты пережил с исчезновением твоей матери. Но если бы я была на твоем месте, возможно, я тоже предпочла бы забыть вместо того, чтобы страдать. Тикки сказала бы, что это просто по-человечески.

Черный Кот молчит, но я чувствую, как его взгляд несколько раз обращается на меня. Проходят долгие минуты, прежде чем я рискую взглянуть на него: у него всё еще отсутствующий, даже мрачный вид. С комом в горле я подбадривающе толкаю его плечом, вопросительно сжимаю когтистую ладонь. Наконец, его улыбка снова становится мечтательной.

– Помнишь вечер, когда я сообщил тебе, что уезжаю?

– Да. Разве такое забудешь?

Молодец, Маринетт, отличный выбор слов!

Я в ужасе прикусываю губу. Но Черный Кот не обращает внимания.

– Я сказал тебе, что моя семья много путешествовала. И что мы редко оставались на одном месте больше года.

Я сглатываю, испытывая облегчение от того, что он проигнорировал мою оплошность.

– Да. И?

– Я солгал. Прости.

– А.

Да, поразмыслив, я отчасти подозревала об этом… Но его желание получить прощение трогательно.

– На самом деле, я почти никогда не покидал Париж. Когда я поступил в твой класс, это был первый раз, когда я пошел в школу. До тех пор я обучался индивидуально на дому, поскольку отец не хотел, чтобы я покидал особняк после исчезновения мамы. А до того… потому что я болел. Постоянно.

Мое сердце подпрыгивает. Адриан? Болел?

– Правда? Что случилось?

– Это началось, когда я был маленьким. В то время мои родители еще много путешествовали в поисках вдохновения и часто брали меня с собой. Однажды у меня развилась острая астма, и пришлось вернуться во Францию. Из-за приступов первые шесть лет моей жизни я больше времени проводил в больницах, чем дома.

Я пораженно смотрю на него:

– Но… Но я никогда об этом не слышала!

– Мои родители всегда отказывались раскрывать прессе свою личную жизнь. Они не хотели, чтобы я страдал от их известности. Несколько лет СМИ даже едва знали, что у них есть ребенок.

Я потрясенно молчу. Я, считавшая, что знаю об Адриане всё, как я могла такое пропустить?

– С возрастом приступы усилились, – продолжает Черный Кот. – Помню, как праздновал седьмой день рождения в больничной палате с родителями и несколькими медсестрами. Мне даже не удалось самому задуть свечи, но для меня это было рутиной. Мои родители больше совсем не путешествовали, я был рад быть с ними… Но моя мать много плакала, а мой отец больше не работал. Иногда они спорили, но она мне объясняла, что это из-за беспокойства за меня.

Его голос становится неуверенным. По его смущенному взгляду я чувствую, что он с трудом собирает мысли.

– Однажды врачи пришли поговорить с ними, и она снова плакала. Я… Я не знаю, что потом произошло в тот год. С моими приступами, обследованиями и лекарствами… думаю, я в итоге оказался в коме. А потом однажды мне стало лучше. Вот так вот. Без объяснения. Врачи не могли прийти в себя. Никто не верил. Странно… Думаю, с этого момента ссоры стали хуже. Или же это было прямо перед тем? Всё так смутно!

Он потирает висок и вздыхает с мрачным видом.

– Но я смог покинуть больницу, и дома было… по-другому. В то время я не понял, что изменилось. Но моя мать снова путешествовала, отец часто оставался в мастерской. Мама больше не плакала, но улыбалась всё реже и реже. Я был еще слаб, так что мои занятия на дому продолжались. Я не слишком свободно чувствовал себя с детьми моего возраста, так что меня это устраивало. А также позволяло чаще видеть родителей, когда они были в особняке. Шли годы… Я хотел доставить удовольствие матери и спросил, могу ли я стать моделью и работать с ней. На некоторое время это вернуло ей улыбку… Знаешь, меня всему научила она.

Его голос становится почти поющим, и я, наконец, снова вижу ту улыбку, тот свет в глазах, который так напоминает мне Адриана – мальчика с солнечной аурой, который так похож на красивую изящную женщину, портрет которой я видела у него.

– Однажды она не вернулась из деловой поездки. Больше я ее никогда не видел.

Я теряю и подобие улыбки.

– Она уехала без предупреждения, без единого слова. Никто ни разу не захотел мне объяснить. Отец больше не смотрел мне в лицо. Он общался со мной, только чтобы упрекнуть в чем-нибудь или отдать приказание… И я решил, что всё это – моя вина.

– Что? Как это?

– Я решил, что разочаровал ее. И что отец погружался в работу, чтобы убежать от ее отъезда… и моего присутствия. Я решил, что сделал что-то плохое, и он злится на меня, потому что я сам злился на себя за то, что заставил сбежать мою мать.

Я останавливаюсь, сбитая с толку искренней грустью в его взгляде. Он действительно так считает!

– Но… но, Черный Кот, твои родители расстались. Это была их пара, их история, а ты был лишь ребенком. Ты тут вообще ни при чем!

– Знаю, это было глупо. Но в то время я был совсем один. И я в самом деле верил в это.

Нас прерывает рычание мотора. В конце авеню по обломкам, громоздящимся на асфальте, шарит свет фар. На первый взгляд это военный транспорт, который, вероятно, совершает патруль, проверяя оцепление вокруг пострадавшей зоны. У меня нет желания держать лицо, и судя по всему, у Черного Кота тоже, поскольку мы единодушно сворачиваем на прилегающую улицу – более узкую и темную.

Из нас двоих только Черный Кот обладает ночным зрением. Как обычно, он молча ведет меня по лабиринту темных улочек, и я послушно следую за ним, осознавая всё, что он только что мне поведал. Болеющий Адриан, его исчезнувшая без вести мать, его конфликт с отцом, связанный с ее отъездом… Если бы я только догадывалась!

Черный Кот останавливается на безлюдном перекрестке, и мы прислушиваемся. Рычание мотора затихло на горизонте. Успокоившись, я собираюсь продолжить путь, но Черный Кот останавливает меня, сжав мою ладонь.

– Подожди. Я должен тебе сказать…

При свете луны его зеленый взгляд мутнеет.

– Недавно с помощью акумы… Отец показал мне события из его прошлого. Они пронеслись очень быстро, я не всё понял, но… Думаю, моя мать тоже была Носительницей Камня Чудес, гораздо дольше, чем он. С детства.

Мое сердце подпрыгивает.

– Что? Хочешь сказать, она знала Мастера Фу?

Он качает головой:

– Нет, если верить отцу. Он познакомился с моей матерью, когда они были детьми, и она уже тогда была Носительницей. Не знаю, как она получила свой Камень Чудес. Возможно, нашла его во время одной из поездок за границу… Мой дед был дипломатом, и она много путешествовала с родителями. В общем, короче. Когда я серьезно заболел, моя мать в конце концов решила, что это из-за Дуусу, квами Павлина.

Я удивленно хмурюсь. Болезнь, вызванная квами?

– У меня аллергия на перья, – напоминает Черный Кот. – Даже сейчас без лечения она может быстро ухудшиться. И из-за этого мои родители спорили. Отец считал эту теорию абсурдной, но мать действительно верила в нее и считала, что надо усыпить Дуусу, чтобы мне стало лучше. Родители знали, что будет, если она откажется от Камня Чудес, и отец боялся последствий. Но когда мое состояние стало критическим, она разорвала связь со своим квами и погрузила его в сон.

Он поднимает правую руку и задумчиво крутит Кольцо на когтистом пальце.

– На самом деле, Носитель очень легко может «отказаться» от своего Камня Чудес: его квами просто погружается в сон, и Носитель сохраняет память до тех пор, пока кто-то другой не примет эту роль и не трансформируется. Никто не заменил мою мать в роли Носителя, и вначале всё шло хорошо. Я выздоровел. Жизнь пошла своим чередом… А потом с течением лет так, что отец даже не замечал, она понемногу забыла своего квами и всё, что связывало ее с ним. Потом она забыла то, что связывало ее с отцом, и то, что связывало ее со мной. Словно всё ее существование было лишь сном. Наверняка из-за того, что Камень Чудес был одним из столпов ее прошлого, ее личности.

Мне вспоминаются слова Тикки, когда она намекала на предстоящую амнезию Черного Кота.

«Возможно, он даже забудет целый пласт своей жизни…»

Пораженная, я едва могу вообразить, насколько разрушительное действие это произвело бы на того, кто стал Носителем в столь юном возрасте. Голос Черного Кота начинает дрожать. В полумраке его зеленые глаза становятся остекленевшими – как у Плагга, когда он был расстроен.

– Она уехала… почти против воли. Как будто у нее не было выбора. Как будто остаться с нами было для нее еще хуже. Что касается моего отца, его горе было таким, что в его жизни не осталось места для меня или для всего остального. Он стал озлобленным Бражником, который просто хотел вернуть память своей жене, где бы она ни была. Чтобы она могла вернуться домой. К нам. Ко мне… А я…

Серебристая струйка стекает по бархату его маски, и он яростно вытирает ее тыльной стороной перчатки.

– Я хотел забыть! Навсегда! Но я ошибался, теперь я уверен в этом!

Его голос прерывается. Отпустив его дрожащую руку, я обнимаю его. Вначале удивившись, он, всхлипывая, обнимает меня в ответ.

– Я хотел забыть вас, Плагга и тебя. Чтобы не страдать, даже если придется поставить крест на Черном Коте. Но теперь я, наконец, знаю, что произошло с моей матерью. Я, наконец, понимаю, что случилось с моим отцом, я понимаю, почему он не мог даже смотреть мне в лицо все эти годы. Так что… Так что нет. Если бы сегодня у меня был выбор… нет, я не хотел бы забывать! Я не хочу!

Он сильнее стискивает объятие. Я слушаю его со слезами на глазах, задерживая дыхание.

– Это жестоко, но теперь всё, наконец, обрело смысл! Я не могу одобрить того, что мой отец сделал с Нууру, но знаю, что предпочел бы жить и стариться с этим. Я предпочитаю знать, что моя мать любила меня, что она пожертвовала связью со своим квами в надежде спасти мне жизнь… И что она уехала из-за этого. Я предпочитаю знать, что если мой отец подверг всех опасности... он сделал это, чтобы вернуть ее, чтобы мы снова были вместе и счастливы. Поэтому он не в силах был меня видеть. Не потому что больше не любил меня или злился на меня, но потому что был в отчаянии. Потому что чувствовал себя виноватым.

Черный Кот немного отстраняется. Его глаза полны слез, он говорит невнятно, и всё же он улыбается. Бесконечно нежной и горькой улыбкой.

– Они любили меня. Они любили друг друга, и они всем пожертвовали ради нашей семьи. Надеюсь, по крайней мере это я буду помнить. Теперь мне осталось лишь идти вперед… Попытаться воссоздать себя… Без отца это будет сложно. Но мы с тобой по-прежнему будем в одном классе. Так что, кто знает, возможно, мы сможем начать всё заново? Возможно, на этот раз будет по-другому?

У него слабый умоляющий голос, а взгляд такой прозрачный, такой просящий, что мне не хватает духу ни на что, кроме как улыбнуться и согласиться.

– Да, Котенок, я уверена!

Его улыбка становится шире – благодарная, сияющая, гораздо более, чем все, что Адриан адресовал мне до сих пор. Он украдкой целует меня в лоб и прижимает меня к себе.

– Спасибо, моя Леди. Спасибо, что выслушала, спасибо, что была рядом. Я знаю, даже если я забуду Ледибаг, в конце концов я снова подпаду под твое очарование!

Я утыкаюсь лицом ему в шею, заледеневшая под своим одеялом, и жду, когда он вытрет слезы. Когда мы возобновляем путь, небо начинает светлеть. Черный Кот кажется изможденным и рассеянным, истощившим последние силы, и, однако, его лицо расслабилось, шаги стали легче. Я с трудом за ним поспеваю. Я вцепляюсь в его руку, внутренне терзаясь.

Потому что в глубине души мне хочется кричать. Вопить.

Потому что я не верю, что будет так просто. Даже если допустить, что Тикки и Плагг были правы, даже если Изгнанник сдастся, когда получит наши Камни Чудес… Я не верю, нет!

Отец Адриана мертв. Возможно, лишь вопрос времени, когда обнаружится, что Габриэль Агрест был Бражником. Что тогда будет думать Адриан? Каким взглядом посмотрит на семейное прошлое? Что сделают люди перед таким скандалом? И Плагг, еще вчера мне сказавший…

«Не дай ему упасть. У этого парнишки есть своя теневая сторона, и он гораздо более хрупкий, чем кажется. С его скелетами в шкафу, думаю, он уже пошел бы ко дну, если бы не встретил нас».

Адриан убежден, что может начать заново, что у этой трагедии есть смысл и что это поможет ему идти дальше. На самом деле у него уже нет выбора… Но если он забудет хотя бы часть этой истории? Что произойдет? Что будет с ним?

А со мной? Как только исчезнет Ледибаг, сумеет ли Маринетт принять вызов? Смогу ли я помочь Адриану, поддержать его, когда он будет в этом нуждаться больше всего? Я, ни разу не сумевшая сказать ему ни слова, не заикнувшись? Я, ни разу не сумевшая увидеть всё то, что терзало его?

Плагг шепчет снова и снова…

«Как бы он ни верил в это, он не неуязвим».

Нет, Адриан не неуязвим. Без Плагга, без Черного Кота, он лишь человек.

И я тоже, я не неуязвима…

…правда?

За поворотом улицы моя тревога возрастает: виден Лувр, заключенный под золотым куполом. Как я и просила власти, в окрестностях ни малейшего признака жизни.

Черный Кот тихо выдыхает:

– Пошли?

Я нервно киваю. Мы проходим защитный купол, не встретив ни малейшего сопротивления. Поскольку двери Восточного фасада Лувра прочно закрыты, мы в несколько прыжков взбираемся по каменным стойкам Колоннады. По крышам идем вдоль Квадратного двора, заваленного обломками и остатками военных машин и вертолетов – следы последнего столкновения перед сигналом к отступлению.

Теперь у наших ног расстилается двор Наполеона – самый обширный. В его центре Пирамида Лувра потеряла свою застекленную крышу. Один из склонов, похоже, пробит взрывом, ее металлические стойки обуглены и словно покорежены рукой нечеловеческой силы. Из глубин подземного вестибюля к небу медленно поднимается серый густой дым, который, впрочем, начинает рассеиваться.

Заря приближается.

– Он внизу, да?

– Вероятно…

Местность кажется спокойной и пустынной, но в воздухе витает странное напряжение. Мы собираемся спрыгнуть во двор внизу, когда раздается знакомый звоночек. Обменявшись встревоженным взглядом, мы достаем оружие: кто-то пытается связаться с нами по коммуникатору. Вместе мы принимаем вызов. И грохочет хорошо знакомый голос, и исходит он, как из наших коммуникаторов, так и из дыры в пирамиде вдалеке.

– Ближе не подходите, Носители, иначе этот город заплатит за вас. Снимите трансформацию. И откажитесь.

Желудок буквально переворачивается – это конец. Черный Кот бросает на меня взгляд – он хочет, чтобы это выглядело как поддержка, но он бледен: он тоже боится. Он подносит левую руку к Кольцу.

…Нет.

– Подожди, Черный Кот.

Он тут же застывает.

– Что?

Я глубоко вдыхаю.

– Ты мне доверяешь?

– Всегда, моя Леди, – немедленно отвечает он, став немного более безмятежным.

Молчаливая и невозмутимая, я встаю перед ним. Снимаю с себя одеяло и накидываю ему на плечи, после чего встаю на цыпочки, чтобы мягко натянуть одеяло ему на голову. Я натянуто улыбаюсь, борясь с его кошачьими ушами. Он не сопротивляется, заинтригованный.

Потом я снова встаю на цыпочки и целую его в щеку. Удивленный, он застывает – как и предвиделось. Я немного сильнее запахиваю одеяло и шепчу на ухо:

– Чтобы ни случилось… Пожалуйста, не забывай меня.

– Моя… Леди?

Я резко вдыхаю. А потом беру его за плечи и делаю ему подножку. Он падает назад всем весом, слишком удивленный, чтобы предупредить движение, слишком скованный одеялом, чтобы смягчить падение. Вскрикнув от боли, он падает на спину. Я тут же хватаю его за руку, которая бестолково бьет воздух, и снимаю Кольцо.

– Мар… Ледибаг?!

Его костюм исчезает в последовательности черных вспышек. Сжав Кольцо в ладони, я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и прыгаю с крыши.

– ЛЕДИБАГ!

Я ловко приземляюсь во дворе.

– Снять трансформацию!

Мой костюм исчезает в сияющей вспышке. Я тут же срываюсь в бег к Пирамиде, откуда угрожающе вырывается по-прежнему непрозрачный дым. Надо мной раздаются крики Адриана, перекрываемые проклятиями Плагга.

– Ледибаг, постой!

– Это что еще за шутки? Что происходит, пацан?

Тикки позади меня вскрикивает – не удивленно, но радостно:

– Плагг, иди сюда!

Я мчусь во весь дух. Я снимаю Серьги и соединяю их с Кольцом. Теперь от Пирамиды исходит пугающий красноватый свет. Живот скручивает.