Текст книги "Кукуют кукушки"
Автор книги: Юрий Збанацкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)
У Харитона сразу отлегло от сердца. Правильно говорил дед, говорил то, что мог бы сказать и сам Харитон, если бы хорошенько подумал. Даже самому себя стало жалко: из-за прихотей какой-то девчонки должен бежать из дома, к которому уже успел привыкнуть.
– Так что же она, чем тебя обидела? – допытывался дед.
Харитон молчал. Что скажешь? Все обиды, что нанесла ему Ляна, вдруг показались мелкими – ведь причиняла их неразумная девчонка, на действия которой настоящий мужчина не должен обращать внимания. А он, Харитон, воспринял все это так болезненно, что среди ночи, будто вор, выскользнул из дома и отправился в неизвестность. Стало и стыдно и неприятно, но что тут поделаешь? Совершил глупость, отступать теперь некуда.
Не дождавшись от Харитона ответа, дед Макар поинтересовался:
– Так чем же я могу помочь в твоем деле?
– Если б отвезли меня на аэродром…
Теперь дед на какое-то время потерял дар речи.
– Решил все-таки бежать?
– Да, хата, может, протекает…
Дед Журавлев не стал его переубеждать, больше ни до чего не допытывался, сказал только:
– Жаль, жаль, а я думал завтра тебе показать кое-что необыкновенное…
Харитон навострил уши: если собрался что-то показать дед Журавлев, то посмотреть стоило. Что попало дед не покажет. Ждал – дед Макар объяснит, с чем именно он хотел бы познакомить Харитона. Но Макар Ерофеевич, вздохнув о том, что так и не сможет осуществить свое намерение, обеспокоился другим:
– Ну что ж, хлопец, уже поздно. Думаю, на аэродром сейчас спешить незачем, в таком тумане какой угодно самолет с курса собьется, поэтому пошли спать, подождем утра. А утро, как говорят умные люди, вечера мудренее…
Харитону нечего было возразить на эти слова, тем более что его клонило ко сну. И он покорно поплелся за дедом.
На рассвете вместо телефона или будильника Харитона разбудил дед Макар:
– Ну, путешественник, вставай! День уже на дворе, давай подумаем, как нам быть. Самолеты и сегодня не полетят: туман что молоко. И на поезд тоже сейчас не могу тебя везти: во-первых, киевский пойдет только вечером, а во-вторых, «Москвич» мой что-то забарахлил, подшипник менять надо…
Дед говорил не торопясь, деловито, а Харитон сопел, одеваясь, и не очень досадовал на эти слова. Ему что-то уже и не хотелось попадать на какие бы то ни было колеса. Он лучше поспал бы еще, если б не все эти передряги.
– А может, мы сделаем так: быстренько завтракай, бери портфель и беги в школу, чтобы зря занятий не пропускать. Я тем временем машину налажу, потом зайду в школу, в цех заскочим, покажу тебе одно диво, а к вечеру и решим, куда сподручней: на самолет иль на поезд…
Слова деда убедили Харитона. В самом деле, в путешествие лучше отправиться вечером, к тому же интересно узнать, что за диво хотел показать дед Макар. Если б не предложение немедленно идти в школу, можно было бы и не задумываться. В школу можно идти, не страшно, что вчера за книжки не брался, – на сегодня домашних заданий не было. Он бы и пошел, если б не Ляна и Лев Заяц, с которыми ему больше всего не хотелось встречаться. Ведь они уже разболтали о самбо и Харитоновом позоре в новотуржанском парке. Однако он не стал возражать деду, а, напротив, покорно сел к столу. Тетка Ганна, невестка деда, подала завтрак, потчевала так душевно и ласково, что Харитон не мог отказаться. Ел аккуратно, умело пользуясь ножом и вилкой, за что и заслужил похвалу хозяйки.
– Какой воспитанный мальчик! – говорила в другой комнате тетка Ганна мужу. – Так аккуратно ест – залюбуешься. И где он этому научился? Видать, теперь культурно живут в селе…
После завтрака Харитону можно было заняться лишь одним делом – пойти в школу. И он без напоминаний, а тем более понуканий деда перекинул через плечо портфель и, еще не зная куда, отправился со двора.
– Ты никуда не отлучайся, – напомнил дед. – Жди меня, непременно зайду после уроков, тогда и поедем…
Это «поедем» заинтриговало Харитона. Он шел и раздумывал, куда это хотел повезти его дед. А ноги сами несли в школу. Не заметил, как его нагнала Ляна:
– Харик! Ты? Какая тебя муха укусила, как ты нас с мамой напугал! Мы стучали-стучали, звали-звали, пока я не догадалась по лестнице на крышу взобраться и в окно заглянуть. Ну и разбойник! Не позавтракал, через лазейку первым убежал, бессовестный!
У Харитона отлегло от сердца. Ему даже смешной показалась вся эта история, незначительными и мелкими представились все злоключения, какие он сам себе придумал.
– И-и, радуется, еще и улыбается! Погоди, папа Вадим за такие проделки по головке не погладит…
Возле школы их окружили ребята. Лев Заяц загадочно молчал, поблескивая глазами на Харитона, дружелюбно поинтересовался:
– Ну как, ничего?
Харитону сразу же показалось, что ничего неприятного не произошло, что ему приснилось это приключение с самбо. Вместе со всеми он вошел в класс, привычно плюхнулся на свое место.
Уроки, школьная кутерьма затянули Харитона. Никто над ним не смеялся, не вспоминал о вчерашних досадных недоразумениях. Он и сам об этом скоро перестал думать, уже на третьей перемене даже не сердился на Ляну – правда, обходил стороной молчаливого ежиковатого Льва Зайца, – а к концу уроков вообще позабыл обо всех обидах и даже о том, что дед Макар обещал его разыскать здесь. Только уходя из школы, вспомнил свои ночные скитания, приготовления к побегу и заколебался – куда же ему идти?
Тут как раз он увидел, что дед Макар, дед Иван и дед Кузьма торжественно шествуют к школе, нарядные, словно в праздник, при всех орденах и медалях, этих убедительных знаках почета и уважения государства и народа за трудовые и боевые подвиги. Харитон даже засомневался: те ли это деды или совсем другие?
– А, наш Харитон! – обрадовался ему дед Копытко. – Ты смотри, как они быстро растут, эти хлопцы, будто на дрожжах их подымает. Уже настоящий парубок.
Дедов окружила толпа старшеклассников, школьники здоровались со знатными металлургами как равные, а дед Макар Ерофеевич поинтересовался:
– Все собрались или кого не хватает?
– Все здесь!
– Тогда не будем терять время. Пошли, ребята.
Позже Харитон узнал, что это были кружковцы, те, кого интересовала работа металлурга и кто готовился в будущем лить сталь для Родины. А пока что он шагал рядом с дедом Макаром.
Кто-то из кружковцев, обратив на него внимание, спросил:
– А этот чего пришвартовался?
Харитону даже зябко стало под недоброжелательными взглядами старшеклассников. Захотелось вернуться. Умоляюще глянул на деда Макара, ожидая его спасительного слова. И дед Макар сказал:
– Кто пришвартовался? Этот орел? Да это, ребята, наш Харитон, будущий металлург. А вы его не опознали?..
Ребята тут же «опознали» Харитона, заулыбались ему тепло и понимающе, приняли в свой круг. И ему сделалось легко и радостно.
Дед Макар тем временем заговорил о другом:
– Были времена, когда люди не знали металла. Каменными орудиями пользовались. Трудно жилось тогда человеку. Только металл облегчил ему жизнь, жестокую борьбу за кусок хлеба. Поэтому нужно ценить металл, а особенно тех людей, что его добывают!
Окинув уважительным взглядом своих друзей, дед кивнул в их сторону:
– Видите, сколько наград у этих дедов? Это все народная благодарность металлургам…
Будто чудесную сказку слушал Харитон, хотя и не знал еще, к чему ведет дед, не догадывался, с какой целью они направляются к заводской проходной.
– Овладеете профессией металлурга, закончите профтехучилище при заводе, тогда вам никакая беда не страшна. Вы – рабочие, люди крепкой закалки. Рабочий с образованием – всему голова…
Харитон затаил дыхание. Ему приходилось слышать о заводских профтехучилищах. Неужели это возможно, чтобы и он… Шел с дедом Макаром и вырастал в собственных глазах.
Когда вечером вернулся из горячего цеха, который сегодня ничуть не испугал Харитона, а напротив, заколдовал, дед Макар вспомнил:
– Как же нам быть, Харитон, с аэродромом? «Москвич» мой еще не на ходу. Может, оставим эту затею?
Харитон сделал вид, что не слышал вопроса. После того, что увидел сегодня, что вошло в его сердце, выкинул из головы мысль о побеге. Сегодня он почувствовал себя будущим властелином огненной стихии, понял, что другой цели в его жизни теперь и не будет: он должен подчинить себе это белопенное клокотание, должен научиться плавить сталь, овладеть благороднейшей и самой романтической из профессий – профессией сталевара.
Харитон остался в Новотуржанске. Только поселился теперь в хате деда Макара.
ЛЕНИН
IВремя летело над Новотуржанском.
Горячее лето сменилось ранней осенью. На каштанах и акациях незаметно, свернулись листья, попадали на землю будто отполированные, окрашенные в чудесный коричневый цвет плоды каштанов, веселые школьники растащили их. Постепенно с деревьев осыпались все до последнего листочка, разнеслись, развеялись по полям. Не осталось ни одного листочка на новотуржанских улицах – их подгребли граблями, подмели метлами. Уныло, неприветливо сделалось в городе. В одну из ночей полил дождь, лил день и другой. Тучи тяжелыми валами низко проплывали над городом, заволакивали вершины заводских труб, и они в те дни не курились; промозглая сырость поглощала горячие испарения, несла их прочь.
Таковы уж признаки осени: печалится, неустанно плачет то тишком, то навзрыд, голосит порывистыми ветрами, промочит до костей, продует насквозь, принуждает печалиться все на земле. Уныло оголено поле, чернеют вспаханные нивы. Озимые зеленеют, но не радостно. Промокшие, прибитые холодной росой, они припали к земле, все в черноземе и глине, не до веселья им.
Моросящая осень постепенно переходит в осень ледяную. Белая изморозь покрывает ночами озимые, оголенные деревья, изгороди, крыши зданий. На рассвете она покрывает все, а днем, серебрясь и смеясь под скупым осенним солнцем, тает, исчезает.
В такие дни на фоне низкого донецкого неба особенно четко выделялись трубы новотуржанского гиганта. Казались они в несколько раз выше, чем были на самом деле, потому что дым подымался ровными столбами, становясь как бы продолжением труб.
Все чаще стали срываться первые зимние бураны. Незаметно зародившись, эти вихри с каждым часом все более шалели, так шумели и свистели, что даже в теплом доме делалось тоскливо и неприветливо. Они вырывали из труб желтоватые дымы, гнали их с такой силой, что удивительно было, как это трубы оставались на месте, не улетали вслед за дымом… Уносило этот горьковато-терпкий дымок завода в степи. Осатанелая вьюга не различала в такую пору, где степь, а где горняцкий город, закручивала все на свете, не разбирала, что где срывать, что подхватить и куда нести.
На землю ложился первый снег, падал плавно, спокойно, был необыкновенно красив и мягок. Больше всех радовались ему школьники. Случалось, что снег не ложился, а мчался впереди ветра. Голыми становились тогда степи, а овраги доверху бывали засыпаны снегом. Заваливало селения, наметало высокие бугры у заводских стен, залепляло стеклянные крыши. Даже в цехе через неприметные щели проникала снежная пыль. В такие дни в цехах целыми днями горел свет – дни были похожи на вечерние сумерки.
Постепенно зима установилась. Белели поля, и на этой белизне отчетливей выделялся металлургический гигант. Подошел Новый год, но он оказался бесснежным. Дунули с юга теплые ветры, растопили снега, расквасили донецкую землю. Однако вскоре морозы вновь отогнали тепло, сковали льдом дороги, связали руки водителям машин, прибавили хлопот тем, кто следит за порядком на дорогах. Это повторялось не раз: то навалит снега, то развезет и превратит его в грязь; то повернет на зиму, то дохнет весной – и так до тех пор, пока солнце не стало все выше и выше кружить по небу, настойчиво призывая в донецкий край желанную весну.
У Харитона было столько дел и школьных хлопот, что он и не заметил, как промчалась осень, пролетела зима, пахнуло весною. Будто во сне промелькнуло все это, некогда было ни полюбоваться красотой зимы, ни как следует отругать непогоду.
Позавтракав, он тщательно проверял содержимое своего портфеля – там ли все необходимое для сегодняшних уроков, – быстренько одевался и выходил из дому. Если на улице было хорошо и тепло, он не замечал этого; если лил дождь или вьюжило, проклинал ненастье, глубже напяливал на уши шапку, подымал ворот и, смело штурмуя грязь или лед, вовремя являлся в школу. Возле школы или в коридоре его поджидала Ляна, щурилась с хитринкой:
– Не проспал?
Харитон на такие вопросы не отвечал, а Ляна хвалила:
– Молодец, гладиатор!
На удивление себе, Харитон уже в первой четверти вышел в число передовиков. Его хвалили на классных сборах. Нина Павловна отметила его в докладе на общешкольном собрании. Словом, жилось Харитону в Новотуржанске неплохо. Все реже и реже вспоминал он и Десну и Яриську. Казалось ему, что всю жизнь здесь прожил, разве что иногда во сне приходила к нему мама, являлся дедушка Андрей, шелестела в лугах трава и бесшумно несла свои воды Десна.
Харитона полюбили в классе. Девчонки же были от него в восторге, подлизывались к Ляне:
– Твой брат – сокровище, и только!
– Моя школа! – гордилась Ляна.
И в кружке юных металлургов Харитон был первым. Ему не верилось, что из него, придеснянского мальчугана, может выйти когда-нибудь настоящий мастер плавки, повелитель огня, как любили кружковцы горделиво называть себя. Ему хотелось знать, как творится самый твердый в мире металл; будто магнитом, тянуло его в литейный цех, он не мог глаз отвести от того священнодействия, в котором рождалось великое чудо.
Наедине с дедом Макаром только и разговоров у них было, что о стали, об удивительной огненной дедовой профессии. Вот тебе и обычное дело – изо дня в день стоять у печи, варить золотое варево, творить сталь! Будто бы ничего особенного, все вроде буднично, а выходит, что далеко не так. Для Макара Ерофеевича каждая плавка была особенной, памятной, отличалась от других. О многих случаях из своей трудовой практики он рассказывал так увлекательно и просто, что даже Харитону, далекому пока от литейного дела, было очень интересно, а главное, все понятно.
Как-то в ту пору, когда началась весна, да и то не в природе, а только по календарю, дед Макар в приподнятом настроении, помолодевший вернулся с заседания городского партийного актива:
– Так что будет стоять и в нашем Новотуржанске памятник Ленину. Настоящий, в полный рост и на гранитном постаменте! В столице прислушались к нашей просьбе, разрешили. Бронзу выделили из государственных фондов. Вон, братцы, как рабочему классу идут навстречу!
Дед Макар явно скрывал что-то важное, возбужденно ходил по комнате, потирал ладонью затылок, бормотал про себя:
– Такие-то, братцы, дела! И о нас, стариках, выходит, не позабыли, выходит…
– А что вам там хорошего сказали? – допытывалась тетка Ганна. – Уж не орден ли новый дают или, может, медаль?
– Да медаль, ежели постараешься, и тебе дадут – есть такая высокая награда передовикам. А вот нас в путешествие посылают.
– Кого посылают? – загорелась любопытством невестка.
– Ну, не одного же, целую делегацию – секретарь горкома будет за старшего, многих с завода и нас со старым Копытко не позабыли. Посылают в Ульяновск, на родину Ленина. И в Красноярске, а может, и в Шушенском побываем. Теперь это недалеко…
Харитон даже рот разинул от удивления, не верил, что такое может статься, а тетка Ганна никак не могла уяснить:
– Вас, что ль, посылают? Зачем? Что вы там делать будете? Это же даль такая! А потом, там снега, морозы…
– Морозами нас не запугаешь.
И верно, ни расстояние, ни снега, ни морозы – ничто не испугало деда Макара. Быстренько собрался, взял чемодан, положил в него валенки, натянул на уши теплую зимнюю шапку, свитер надел шерстяной, что Клавдия Макаровна ему связала, распрощался и отправился в путь.
Скучно стало Харитону в дедовом доме, перебрался опять к дяде Вадиму. Ляна встретила его так, будто он из космоса только что вернулся, обрадовалась, не знала, где посадить. И Харитон невольно забыл о том, как его заставляли делать зарядку, как дрессировали за столом, был и сам безмерно рад.
В дядином доме ему теперь жилось легче. Его уже не будил игрушечный телефон, а порой он и сам его накручивал, заставал врасплох невыспавшуюся сестренку:
– Эге-гей, алло! Колумб на прямом проводе. С кем имею честь говорить? А, это вы, фея горького кофе, наша достопочтенная одноклассница? Привет, Ляна! Протирай скорее глаза, натягивай тренировочный костюм да становись на зарядку!
Ляна, уличенная в том, что задавала храпака, отчаянно выкручивалась, наступала:
– Какой прыткий! Думаешь, спала? Не имею таких привычек, как у некоторых. Просто не хотела затемно беспокоить. Разве я не знаю, какой ты соня? Вот погоди, завтра тебя в полночь подниму!
– В полночь не годится, а просыпаться вовремя советую каждому школьнику и каждой школьнице.
– Не болтай лишнего! Уже и правда пора делать зарядку, скоро в школу.
За столом Харитон держался правильно, как и надлежит воспитанному человеку. Ляна никогда не напоминала ему о прежних промахах, но находила что-нибудь новое.
– Кто же так ест? Разве так едят металлурги, рабочий класс? Кто так жует сосиски? Чтоб плавить сталь, надо быть физически сильным, значит, есть полагается как следует, а ты лижешь, будто котенок.
Харитона донять было нелегко.
– Равняюсь на некоторых одноклассниц…
– А если им нужно сохранять фигуру?
Харитон не знал, как на это ответить сестричке, не был уверен в том, что имеет право решительно восстать против новейшей моды.
Тогда вступал в разговор дядя Вадим:
– Если бы некоторых «фигуристок» посадить на послевоенный паек, они не мудрствовали бы.
– Мы дети иной эпохи, товарищ директор.
– Эпохи, товарищ школьница, не так быстро меняются, как вам кажется. Много соли надо съесть не одному поколению, чтобы настала новая эпоха.
– Мы не можем так одеваться, как одевались вы. Вкусы у нас другие.
– Не другие! Просто у вас глаза разбегаются: ткани есть на любой вкус, есть из чего сшить платьице. Но то, что сегодня носят длинные, а завтра короткие, еще не означает новую эпоху. Скорее свидетельствует, что дурни не переводятся.
Ляна не знала, что возразить отцу – он довольно-таки резко и решительно восставал против Ляниной «эпохи». Тут вмешалась мама:
– Заканчивайте завтрак, пора в школу. А что не доели, в портфель положите. Есть захотите – мода забудется.
– Мудрые слова, – наигранно вздыхала Ляна, вставая.
Счастливым чувствовал себя Харитон в дядиной семье, а все-таки скучал, с нетерпением ждал возвращения дедов из интересной поездки. Поехали они втроем, потому что и Кузьма Степанович к ним присоединился, захотелось и ему в Ульяновске побывать, а оттуда заглянуть в Чебоксары, родные места поглядеть, знакомых навестить. Близких родственников у него там не было, а друзья юности еще оставались.
Шел день за днем. Весна в донецком краю дает себя знать раньше, чем на Десне. Кабы не сердитые, неспокойные ветры, то и совсем бы можно себя чувствовать по-весеннему.
И только когда Харитону стало казаться, что дед Макар исчез так же, как и мама, как дед Андрей, когда он, проснувшись поутру, не мог сразу вспомнить, был ли в его жизни старый металлург или ему это только приснилось, неожиданно вернулся неугомонный путешественник.
Только что поужинали, сидели у телевизора, смотрели интересную передачу, даже товарищ директор вышел из кабинета и внимательно следил за происходящим на экране, пока его не позвал телефонный звонок. И никто не услышал и не заметил, как в комнате появился дед Макар.
– Здоровеньки булы! – мастерски передразнил он Тарапуньку. – Добрый вечер, люди добрые! – добавил он.
– Ой, дедушка! – кинулась на шею старику Ляна.
– Здравствуйте! – весело сказал Харитон.
– Вернулись, папа? – обрадовалась тетя Клава.
Дед Макар рассказал обо всем, что видел и слышал. На столе появился крепкий, душистый чай – обязательное угощение в семье директора по случаю появления деда Макара. Но сегодня чай остывал нетронутым, так как Макар Ерофеевич рассказывал о таких вещах, которые Харитону и не снились.
Дед Макар, помолодевший, загорелый, по-праздничному необычный, не спеша рассказывал, с каким чувством ходил в том доме на берегу Волги, где протекло детство вождя:
– Вот кажется мне, что он тут, где-то за дверями, что услышу его голос. И сколько людей туда ни заходит – все словно в другой век переносятся, забывают, кто они. Каждому мнится, что становится он совершенно иным человеком, другими глазами все видит.
Дед Макар на минуту умолк, пошарил в кармане просторного пиджака, достал два буклета и торжественно вручил один Ляне, а другой Харитону. Ляна, раскрасневшись от радости, чмокнула дедушку в морщинистую щеку, застыла, рассматривая цветные снимки с изображением ленинских мест Ульяновска.
– А это из Шушенского.
Внуки с интересом рассматривали фотографии, а дедушка продолжал рассказывать, как из Ульяновска они поехали в Казань, побывали в университете, где учился юный Ленин. Оттуда улетели в Красноярск.
Рассказывал дедушка о Шушенском, о минусинских степях, похожих на те, что лежат между Донцом и Новотуржанском, о величественных Саянах с белоснежной вершиной Борус, о широком Енисее. А Харитон представлял себе все это и мечтал тоже побывать когда-нибудь в Сибири, поглядеть на те места, где был в ссылке Ильич и где сейчас, как говорит дед Макар, все переиначилось, все ожило, все живет и развивается по ленинским планам.
– Разные памятники сооружены в тех местах. И созданы они с великой любовью. Как живой стоит Ильич и на городских площадях, и там, где отбывал ссылку, где мечтал о счастье людей, – закончил свой рассказ дед Макар. – Скоро и мы в своем Новотуржанске увидим чудесный памятник Ильичу, непременно увидим! – сказал с надеждой.
