Текст книги "Кукуют кукушки"
Автор книги: Юрий Збанацкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 36 страниц)
Харитон, наверное, примирился бы с Ляниным воспитанием, если б она хоть чуть-чуть ослабила свою опеку. Ведь известно, что кто-кто, а уж человек способен приноровиться к самым нестерпимым условиям. Однако Ляна не была бы Ляной, если б ее изобретательности и требовательности когда-нибудь пришел конец.
Как-то, имея в запасе свободное время, они не спеша шли в школу. Осеннее утро оказалось по-летнему теплым. Вдруг девочка встревожилась.
– Харитошка! – и как вкопанная остановилась посреди улицы. Смотрела на него широко раскрытыми и ясными, будто летнее утро, глазами, назвала его ласково, Харитон обрадовался и встревожился: сейчас скажет, наверное, что-то особенное.
И она действительно поинтересовалась таким, о чем он не только никогда не задумывался, но и задуматься не мог.
– Харитошка! – повторила она. – А что бы ты делал, если бы вдруг на меня напали разбойники?
Харитон с опаской заглянул в полные испуга и тревоги глаза Ляны и так растерялся, что поначалу не знал, что сказать.
– Ну, говори, что бы ты делал? – не отступалась Ляна.
Наконец Харитон лениво пожал плечами:
– Почему это они должны на тебя нападать?
И тут Ляну словно прорвало. Испуг и тревога исчезли, глаза сделались веселыми и насмешливыми, даже упрямыми. Харитон сразу сообразил, что она выдумала какое-то очередное развлечение и хочет посмеяться над ним. Но Харитон был Харитоном, он уже привык к Ляниным выходкам, смело и решительно начинал давать им отпор.
– Ой, какой же ты, Харик, наивный! Будто и книг интересных не читал, и фильмов не видел! Неужели так редки случаи, когда на девушек нападают всякие разбойники или хотя бы обычные хулиганы, а то просто нахальные балбесы, особенно если девушка идет с парнем. Им, видишь ли, интересно, как парень поведет себя. Девушке они могут зла и не-причинить, напугать только, а парню, бывает, и бока намнут или физиономию набьют, тут уж как повернется. Что, не так говорю?
– Да на что мы с тобой нужны каким-то разбойникам или хулиганам? Где ты их видела в нашем городе? Их сразу дружинники прибрали бы к рукам…
– Ну, я так и знала, – пренебрежительно надула губки Ляна. – Так и знала, что сразу же к дружинникам за помощью бросишься! Все теперь на дружинников надеются. А сам бы ты что делал? Ведь ты тоже дружинником мог бы быть?
Последним вопросом Ляна и вовсе запутала Харитона. Он пробормотал ей в ответ, что если б ему пришлось быть дружинником, то не отказал бы в помощи.
Ляне, оказалось, только это и требовалось.
– То-то и оно! – победоносно продолжала она. – Значит, ты все-таки стал бы на мою защиту, если б напали разбойники?
– Ну, стал бы…
Ляна весьма была этим довольна:
– Стал бы. Молодец! Настоящий кавалер, даже галантный кавалер…
Похоже было на то, что Ляна расхваливала своего «братика», была им довольна, однако Харитон по ее интонации, по незнакомому слову «галантный» уже понял, что все это было лишь подступом к какой-то новой хитрости.
– Молодец, Харик! Верю, что ты как лев, а скорее как тигр бросился бы меня защищать. Спасибо тебе за это! Но учти, Харитончик… – И она дальше развивала свою мысль таким медоточивым, насмешливо-язвительным тоном, что Харитону просто не по себе стало. – Учти, Харитончик, – повторила Ляна, – что ты один рядом со мною, а их двое или трое. В твоих руках только портфель с книжками, а у них… все может быть… Как бы ты поступил в таком случае? Кинулся б драться или испугался, сдался на их милость?
Ляна победно, насмешливо смотрела на Харитона, а он не смел глаз на нее поднять. Ясно представил себе ту ситуацию, прикинул и так и сяк и решил, что Ляна говорит правду – пришлось бы подымать лапки кверху. А ведь это стыдно…
– Ага! То-то же! А ты расхвастался: как лев, как тигр бросился бы за вас, сестричка, защитил бы…
В душе Харитона вспыхнула злоба, он решительно взмахнул портфелем, пробормотал: «А ну тебя!» – и зашагал вперед. Ляна поняла, что хватила лишку, притихла, направилась вслед за ним. Какое-то время шли молча, так, как всегда ходят те, кто поссорился.
Первой заговорила Ляна:
– Вот что… какой же ты, Харитончик! Я ведь не шучу. Ну, подумай как следует. Ты ведь передовой ученик. А если б и в самом деле разбойники? Или, допустим, хулиганы?.. А ты что? Разве знаешь приемы самбо? Или, быть может, дзюдо, не говоря уж о джиу-джитсу?.. Неужто не слышал о них?
Харитон шумно вздохнул. Он слышал о самбо и дзюдо, но не представлял себе, что это такое, и сразу проникся любопытством. А ведь любопытство всегда ослабляет и даже вовсе рассеивает самую сильную злобу у человека. Он уже почти не сердился, только молчал. Ляна безошибочно определила этот перелом в состоянии Харитона и заговорщически пообещала:
– Не горюй, Харик! Я твоей беде помогу. Ты станешь у нас неуязвимым, один против десяти хулиганов устоишь и всех победишь, вот увидишь!
На уроке и на перемене Ляна будто не замечала Харитона. Пользуясь тем, что учитель литературы, объясняя новый материал, никогда не смотрел на учеников, а знай маршировал у доски, изучая что-то на полу, она вела активную переписку со Львом Зайцем, вероятно не успев завершить с ним секретные переговоры во время перерыва. Харитон не подозревал, что и переговоры и переписка касались его персоны и, к радости Ляны, закончились полным успехом.
Лев Заяц в восьмом был личностью малозаметной, но довольно-таки независимой. Невысокого роста, приземистый, круглолицый и колючеглазый, он не подпускал к себе никого, сидел одиноко на задней парте, свернувшись, словно ежик, стремясь не привлекать внимания учителей. И достигал своей цели – его очень редко вызывали к доске, вспоминая о нем разве в конце четверти, да и то лишь для того, чтобы подтвердить троечные с большим минусом знания. Несмотря на то что Лев Заяц учился никудышно, был самым низкорослым и незаметным в классе, носил такие имя и фамилию, которые сами просились на язык разным шутникам и насмешникам, несмотря на это, не только восьмиклассники, но даже десятиклассники вынуждены были считаться со Львом Зайцем, обходили его за семь верст.
Дело в том, что у Льва Зайца была сестра, муж которой служил в милиции и считался чемпионом по самбо, одни говорили – города, другие утверждали, что всей области.
Но не подумайте, что слава родственника-самбиста сделала Льва таким авторитетом среди школьников. Нет. Лев Заяц удосужился перенять у своего шурина приемы этого необычного вида спорта и пользовался ими очень умело, когда в том возникала крайняя необходимость. Применять приемы самбо ему теперь приходилось не часто. До того, как он овладел этим способом самозащиты, ему ни в школе, ни на улице не давали прохода даже первоклашки – всем хотелось потешиться над парнем. После того как Лев Заяц одному-другому показал, что не потерпит каких-либо насмешек, все постепенно убедились: ничего смешного ни в имени, ни в фамилии Льва Зайца нет.
Ляна дружила со Львом. Он был одним из тех, кто повседневно и аккуратно пользовался в прошлом ее помощью; одним из первых он перестал сердиться на девочку после того, как такой метод «взаимопомощи» был осужден и запрещен учителями. Однако Лев Заяц украдкой заглядывал в Лянины тетради, успешно переписывая перед уроками то, чего он сам никогда не успевал сделать.
Несмотря на дружеские отношения, Ляне было нелегко договориться с норовистым Львом. Хотя он сам и владел свободно всеми приемами самбо, но никогда этим не хвастался и не намеревался передавать эти тайны даже ближайшим друзьям. И когда Ляна обратилась к нему с просьбой, то Лев Заяц завертелся, словно угорь на сковородке: с одной стороны, ему не хотелось портить добрые отношения с нею, а с другой – не собирался он делиться с кем бы то ни было тем, что так счастливо досталось ему от удачливого шурина. Долго упирался и отнекивался Лев Заяц, но Ляна была Ляной: она умела настоять на своем. На последней перемене Лев Заяц сдался:
– Ну ладно, покажу, но с условием – не пускать в ход руки, когда надо и не надо!
Ляна обещала, что именно так и будет, словно не Харитон должен был бы перенять все хитроумные приемы, а она сама.
Лев Заяц напоминал ежа, вставшего на задние лапки, когда он шествовал вслед за Ляной. Коротконогий, приземистый, в штанишках до колен и в каком-то мешковатом импортном пиджачке, с портфелем, набитым книжками и тетрадями, он хитровато поблескивал глубоко посаженными глазками. Давно не стриженные волосы торчали во все стороны, будто иголки на ежике, и весь он был какой-то колючий, неприступный, этот низкорослый головастик, независимый в своем поведении, как всякий, кто знает цену своей силе и решимости.
Вскоре все восьмиклассники разошлись кто куда. Каждый свернул на свою улицу, и только Ляна с Харитоном в сопровождении Зайца, изредка переговариваясь, быстро шагали к дому.
Харитон удивлялся, отчего Лев Заяц идет с ними, но помалкивал. Наверное, Ляне так захотелось, вот он их и сопровождает.
Ляна была особенно разговорчива, ласкова, старательно развлекала Льва Зайца.
– Смотрите, мальчики, какая чудесная погода, прямо лето стоит! А что, если и в самом деле повернет на лето? Вот было бы хорошо, если б хоть раз так случилось, чтобы вместо осени и зимы после лета настала весна, верно ведь? А, Зайчик, скажи, ведь правда?
Лев Заяц только ухмылялся и смешно поблескивал исподлобья колючими глазками. Он и не возражал, и не соглашался, давая тем самым Ляне возможность решить этот вопрос по собственному усмотрению.
Выговорившись, Ляна сказала рассудительно:
– Выходит, нельзя повернуть Землю на другую орбиту. Летит, и всё, а ты осенью мокни, мерзни зимой. А я так люблю весну, а особенно лето!
И тут же перескочила на другое:
– А в парке сейчас, наверно, чудесно! А, мальчики? Листьев насыпалось, шуршат под ногами. Зайдем, мальчики? Лева, Харитон, вы меня слышите?
Мальчики ее слышали. Харитону не очень хотелось сворачивать под сень еще молодого городского парка, а Лев ничем не выказывал ни своего одобрения, ни возражения. Ему было все равно, куда идти: в парк так в парк, домой так домой.
Городской парк встретил их безлюдьем, лишь кое-где на дорожках мелькали среди полуголых деревьев человеческие фигуры. На детской площадке копошились трое дошколят. Дорожки, видимо, недавно подметали, ветер еще не успел заровнять следы метлы на песке, а по сторонам, там, где росли деревья, лежали почерневшие, желтые, коричневатые и даже красные листья. Они так и манили к себе, так и просились под ноги. И Ляна не выдержала – радостно вскрикнув, кинулась к деревьям, приминая лиственный покров, бойко размахивала портфельчиком, подзадоривала ребят:
– Ловите меня, хлопцы!
Лев Заяц молча катился по дорожке. Он был человеком весьма независимым и самостоятельным, не из тех, кто, угождая девчонкам, не то что листья толочь станет, а и на голове пойдет. Он топал вперед, смешно поглядывая то на Ляну, то на Харитона, будто ждал: а что сделает Колумбас, проявит независимость или стремглав бросится за девчонкой?
Харитон не имел желания носиться по парку, шелест опавших листьев не особенно привлекал его, а главное – не хотелось показать однокласснику, что он зависит от прихотей и воли своей сестрички. Поэтому он также с независимым и безразличным видом шагал рядом со Львом, хотя Лев этот был ему вроде и ни к чему. Сам не знал, зачем он сюда потащился, в то время как мог бы, не делая этого ненужного крюка, идти домой, забраться на свою верхотуру и отдохнуть…
Ляна пересекла парк напрямик и звала их в уголок, где деревьев побольше, и ребята, явно недовольные тем, что́ делают, шли на ее голос. Говорить им было не о чем: Заяц не имел привычки заговаривать с кем бы то ни было, а Харитон, считая его зазнайкой, не хотел ломать перед ним шапку. Так молча и пошли к Ляне. А та уже сбросила плащ, положила на него портфель и, усевшись на изрядно отполированную за лето скамейку, подставила лицо ласковому солнцу. Ребята, подойдя к ней, тоже положили на кучу листьев портфели, скинули куртки, сели, один справа, другой слева от Ляны.
– Красота-то какая, мальчики! – радовалась солнышку Ляна.
Мальчики не сочли нужным согласиться или возразить.
Она не позволила солнцу долго жечь ей личико, видимо вовремя вспомнила, что не затем позвала ребят в этот укромный уголок парка. Какое-то время ловила взгляд Зайца, поймав же и не обнаружив в нем ничего, что могло бы ее встревожить, повела речь о необходимости для каждого парня овладеть таинственной премудростью самбо.
– Харик, сейчас Лева расскажет и покажет тебе, что такое самбо, и тогда ты станешь непобедимым. Разве можно современному хлопцу не знать приемов самбо? Вот Лева умеет пользоваться ими, и видишь, он никого и ничего не боится. И ты, Харик, тоже никого не будешь бояться. Верно, Лева?
Только теперь Харитон раскусил, почему Ляна весь день обхаживала Зайца и с какой целью затащила их обоих сюда. Ему льстило, что он освоит эту самую борьбу, о которой многое слышал, льстила забота Ляны. Но в то же время было неприятно, что не сам до этого додумался, а должен принять эту милость из рук сестрички. Не хотелось ему ни перед кем и ни в чем быть в долгу. Знал: долги никогда до добра не доводят.
Стоял и молчал, ждал, что будет дальше. Лев Заяц тоже молчал, сплевывая сквозь зубы и глядя в землю, будто видел там нечто особенное.
– Ну, Зайчик, чего же ты не начинаешь? – встревожилась Ляна.
Лев Заяц согнул ноги, принял воинственный вид, выставил голову вперед, впился взглядом в Харитона и, чуть заикаясь, спросил:
– Принципы самбо тебе знакомы?
– Н-нет, – смутился Харитон.
– Нич-чего, – сказал Лев, – узнаешь.
Отступив от скамейки на полянку, оглядевшись и не заметив поблизости посторонних, он остался доволен. Принял небрежно-настороженную позу, прижал к бокам руки, весь напрягся, сжался, заговорщически подмигнул Харитону и то ли серьезно, то ли насмешливо приказал:
– А ну вдарь!
Харитон заморгал глазами. Это как же ударить? По-настоящему или в шутку? И что это за «самбо», если он ни за что ни про что должен бить человека?
Заметив на лице Харитона растерянность и замешательство, Лев Заяц довольно улыбнулся, его полные губы растянулись чуть ли не до ушей, а глазки совсем скрылись в глубоких глазницах.
– Ну, бей, не жалей, я приказываю. Как следует! Изо всей силы…
Харитон бросил осуждающий взгляд на Ляну. А она прямо расцвела от счастья, радовалась, что наконец добилась своего – научит братишку высокой премудрости самбо.
– Ну бей же! Если Лев велит, бей смело, он знает…
У Харитона не было ни малейшего желания кого-нибудь бить, понарошку или взаправду. Этого еще недоставало – учинить драку, чтобы завтра к Нине Павловне в кабинет вызывали. Кроме того, он заподозрил какой-то подвох: наверное, решили над ним посмеяться, проверить, насколько он послушный и бездумный простофиля.
– Да ну вас!.. – рассердился Харитон и направился к своему портфелю.
Лев Заяц смущенно фыркнул, а Ляна так и взвилась:
– Харитончик! Не дури, Харитон! Пойми, ведь только тебя одного Лев взялся научить самбо. И больше никого абсолютно! Знаешь, какой он, этот Лев? Он очень принципиальный, это он только по моей большой просьбе… Правда же, Лева?
Лев Заяц наконец счел уместным обидеться:
– Не хочет – не надо… Подумаешь! Баба с воза – коню легче.
И тоже потянулся к своей импортной куртке.
Перед ним выросла Ляна:
– Левочка! Ну погоди! Ну мальчики, послушайте, разве так можно?.. Чуть что – сразу в амбицию… Сознательные ребята так не делают.
Лев Заяц долго сердиться не умел. Растаяв от просьб Ляны, он снова был готов принять любой удар Харитона. Харитон же застеснялся своей поспешности, остановился, но бить ни с того ни с сего товарища не решался.
Вывела их из этого затруднительного положения опять-таки Ляна, которая вдруг поинтересовалась:
– Левушка! А в самом деле, почему это он тебя должен бить? Ты согласился научить его самбо, добро ему делаешь, а он вдруг должен бить тебя. Левочка, где же логика?
Лев Заяц задумался. Его сбило с толку слово «логика», истинного смысла которого он не знал, а потому и вынужден был отступить перед неизвестным. Какое-то время он, наморщив лоб, думал, а потом, сразу просветлев, сказал:
– Тогда пусть даст правую или левую руку.
Подать человеку руку значительно легче, чем поднять ее на человека. Подавая руку, выказывают тем самым миролюбие и доброжелательность. В этом никто никогда не видел ничего недостойного и плохого. И Харитон, не задумываясь, подал Льву свою правую руку. А то, что произошло дальше, показалось дурным сном. Подал руку – и мгновенно взлетел вверх ногами, а потом распластался лягушкой на земле, ткнувшись в нее носом. Даже не заметил, как это случилось, не успел почувствовать ни боль, ни обиду. Лютая ярость завладела сердцем, охватила все его существо, словно какая-то пружина развернулась в нем. В один миг Харитон оказался на ногах. И хотя Лев – маленькие глазки его светились лукавой победной улыбкой – больше не просил его бить, Харитон бросился на него тигром, занеся над головой крепко сжатые кулаки.
Это, видно, был тот самый удар, которого требовал Лев Заяц в самом начале. Но удар не достиг цели, потому что рука Харитона, мгновенно вывернутая, оказалась за его же плечами, а сам Харитон, резко крутанувшись на месте, вновь распластался на земле, вновь вспахал ее носом и уже не пытался быстро подняться. Поняв, что его ни за что ни про что избили, поиздевались над ним, он уткнулся лицом в ладони и заплакал от бессилия и обиды.
– Так я и знал, – раздался над ним разочарованный голос Льва Зайца. – Просят научить, а когда отведают, понюхают, что такое самбо, – сразу хныкать…
Возле Харитона металась растерянная, сбитая с толку Ляна.
– Харитон! Ну что ты! Неужели так больно? Ты же мужчина! Должен быть сильным, должен понять, что самбо – это не шутка!
Даже слезы слышались в ее голосе, а Харитону чудилась насмешка, причины которой он никак не мог уловить. Всего мог ждать от Ляны, но такого надругательства, такой обиды не ожидал… Ей было мало того, что сама каждый день донимала его чем могла, так она еще и Зайца натравила, чтобы тот бил и сшибал с ног на землю. И все это для того, чтобы завтра в школе осмеять Харитона перед ребятами.
Растерянные, виновато стояли над распростертым на земле Харитоном оба учителя самбо. Они уже сообразили, что их метод обучения оказался негодным. Харитон же постепенно успокаивался, черствел сердцем, преисполнялся решимости и гнева. И как раз в тот момент, когда Лев Заяц натягивал на плечи свою лоснящуюся курточку и брался за портфель, поднялся Харитон. Молча вытер кулаком глаза, собрал свои вещи и, не взглянув на «учителей», пошатываясь, пошел из парка. Вслед ему с укором и пренебрежением смотрел Лев Заяц – не думал он, что его первый ученик окажется таким неблагодарным. А Ляна просто не знала, как ей быть, – мальчишки направились в разные стороны, а она бросалась то за одним, то за другим и уговаривала:
– Ну мальчики, да что же это такое? Разве так можно? Ну, вышло немножко не так, ведь не все же получается с первой попытки! Так зачем же обижаться?
Но они не слушали ее.
VIНад городом навис белый, густо-молочный туман. Вначале Харитон этого даже и не заметил. В осеннюю пору иной раз и лунный свет окрашивает так ночную тьму. Да и вообще ему было не до того, чтобы присматриваться к туманам: голова горем затуманена.
Весь вечер в доме стояла тишина – дядя Вадим в Москве, тетя Клава вернулась домой поздно, у нее было какое-то важное собрание. Ляна понимала, что не следует беспокоить братишку, – поняла это сразу, как только пришла домой. Харитон появился раньше и успел забаррикадироваться на своей верхотуре. Не отвечал на настойчивое бренчание домашнего телефона, не реагировал на стук в дверь, словом, не откликался ни на извинения, ни на уговоры, ни на обращения к его трезвому разуму. Сестрица тараторила, что, мол, не нарочно его обидела, думала доставить ему большое удовольствие, оснастить таким могучим оружием самозащиты, как самбо, и вовсе не ее вина, если так нехорошо получилось. Виноват во всем Лев Заяц, который освоив этот метод, вместо того чтобы передать его друзьям, начал носом этих доверчивых друзей вспахивать в парке клумбы…
Харитон не прислушивался к оправданиям и объяснениям. Он вспоминал неприглядное поведение Ляны начиная с того момента, когда она предательски выпустила в луга Земфиру, совершила поступок, последствия которого и привели к гибели лосенка. Вспоминал всю муштру, главенство над ним, так больно бившие по его самолюбию и унижавшие его мужское достоинство. История с самбо была той каплей, которая выплеснулась через край и положила конец терпению. Нет, напрасно оправдывается Ляна, он не верит ни одному ее слову. Ему надоели и приемы самбо, и приемы обращения вилкой и ножом, и едкие, обидные замечания насчет чавкания и хлюпания, и телефонные приказания, и утренние зарядки, и ежедневные обливания под душем… Жил он без этого в Бузинном, в Боровом. Дедушка Андрей – а он уж на что знаток всяких правил! – и тот не принуждал терзать себя в угоду никому не нужной моде. Значит, и дальше будет он, Харитон, жить по своим, а не по чужим законам и никому не позволит издеваться над собой.
Чтобы избавиться от всего этого, нужно бежать из Новотуржанска. И он убежит. Несмотря на то что ему здесь многое нравится, что так полюбился дядя Вадим, что ласкова, добра и заботлива тетя Клава. Они очень хорошие и самые родные для него люди! Все было бы хорошо, если б не Ляна, вернее не ее выходки.
Лежал и обдумывал план побега, а Ляна под дверью была взволнована другим – уж не захворал ли ее братик? Опекала, не понимая того, какую боль причиняет Харитону, – ведь ее искренние заботы он воспринимал не иначе, как глубоко замаскированное издевательство и изощренную насмешку. Ляна предлагала ему градусник, носилась с какими-то порошками, микстурой. Ох, эти девчонки, ох, эти коварные существа! И, главное, все они одинаковы. Уж на что Яриська была откровенна и дружелюбна, а в решающую минуту тоже стала на сторону своей мамочки, обидела Харитона.
Поэтому всю жизнь он будет обходить девчонок за десять верст, не попадется на их удочку!
Одно беспокоило Харитона: куда ему отправиться из Новотуржанска. В Бузинное? Там у него своя хата. В ней, правда, живут чужие люди, но как-нибудь и он бы к ним присоседился, если б не Яриська… Не хотелось ему попадать из огня да в полымя. А может быть, в Боровое? К Соловьятку? Тетка Мария такая славная женщина. Вот если бы только не дядька Марко… Не представлял себе Харитон своего будущего, бросался в него очертя голову, будто в омут, но вынужден был сделать это, потому что терпеть дольше не было сил…
Поздно вечером в дверь постучала тетя Клава. Тихо, чуть слышно позвала Харитона. Не отозвался, хотя и очень хотелось. Ничего плохого ему тетя Клава не сделала и просто невежливо было себя так с ней вести, но он слышал за ее спиной дыхание Ляны и не в силах был откликнуться. Его оставили в покое.
А когда все уснули, он потихонечку встал, накинул на плечи куртку, захватил портфель – с книгами расставаться не хотел, потому что знал: при любых жизненных перипетиях он должен учиться – и отворил окно в ночь. Прохладный влажный воздух обдал его, потек в уютную теплую комнату. Очутившись на крыше, Харитон старательно прикрыл за собой оконную раму – пусть не стынет комната, пусть тепло сохранится как можно дольше.
Дорога дальше была знакома. Харитон освоил ее еще в благополучные дни своей жизни. Не раз, выбравшись через окно на крышу, он торопливо добирался до тяжелой деревянной лестницы, ведущей вниз, на землю. И сейчас он также быстро очутился в саду за домом, крадучись пробрался во двор, открыл калитку и, не задумываясь, вышел на улицу. Только тут увидел, что нырнул в молочную реку – непроглядный седой туман окутал город. Туман, мрак и больше ничего, даже огни электрических фонарей казались лишь светлыми пятнами.
На какой-то момент остановился в нерешительности. А может, вернуться, пока не поздно, домой, очутиться в уютной комнате, зарыться с головой в теплую, мягкую постель? Но всего лишь какую-то минуту колебался Харитон, даже не колебался, а навсегда прощался с тихим переулочком, с вязом, на котором чернело гнездо, с домом, ставшим ему родным, с дядей и тетей, приютившими его как сына. Большая обида, урок этого проклятого самбо, придуманный легкомысленной Ляной, заглушил все родственные чувства, и ноги сами понесли его вперед, в неизвестность.
Шел долго. Пронизывающий влажный холод уже успел вытеснить из-под его одежды домашнее тепло. Никак не мог надумать, куда же ему пойти. Сначала почему-то решил отправиться на железнодорожный вокзал, хотя и не подумал о том, что не знает, не ведает, где он находится и в каком направлении курсируют поезда. Считал, что по пути разузнает у прохожих, где железнодорожная станция. Но прохожие не попадались, да и кто будет блуждать в этом молочном мраке?
Подумалось, что лучше, быть может, податься на автовокзал. Говорили, он где-то в самом центре города и оттуда идут автобусы во все концы Донбасса. И только теперь вспомнил о главном: на какие же деньги он купит билет? Ведь у него нет ни копейки. Живя у дяди на всем готовеньком, он даже забыл, что существуют деньги, эти чудо-бумажки, открывающие человеку путь куда угодно. Вспомнил и остановился. Стоял ссутулившись, а влажная тьма охватывала тело, затекала холодом под рубашку. На сердце было тоскливо, безвыходность сковала мысли. Самым логичным было немедленно повернуть к дому, забыть о глупости, совершенной в порыве гнева. Ведь давно известно, что зачастую, сделав один неверный шаг, человек начинает творить другие глупости, еще более нелепые, ничем не оправданные. Харитон повел себя именно так. Вместо того чтобы вернуться обратно, он, подув на ладони, двинулся дальше, не зная, что его ждет впереди. В голову пришла мысль о том, что, выбравшись на автостраду, он попросится на любую попутную машинку – мир не без добрых людей – и его увезут куда-нибудь, лишь бы подальше от Ляны…
Шел, и слышались ему автомобильные гудки, рев моторов, шелест колес по асфальту. Хорошо бы попасть в кабину какого-нибудь ЛАЗа или МАЗа, а еще лучше, если б посадили в «Волгу» или хотя бы в «Москвич». Вспомнил о «Москвиче», и сразу вокруг сделалось будто светлее, туман поднялся вверх, тьма развеялась, в воображении возник дед Макар со своим безотказным транспортом. И Харитон повеселел – его осенила спасительная мысль: нужно идти к деду, упросить его, чтобы отвез в аэропорт к самолету или к поезду на своем «Москвиче»!
Внимательно осмотревшись, отметил, что шел он именно той дорогой, что вела на улицу Журавлевых.
Сон со стариками не в дружбе, поэтому в усадьбе деда Макара, к радости Харитона, еще не ложились спать. Возле садовой избушки скупо светил огонек и слышались знакомые голоса. Под шиферным навесом у деда Журавлева все лето сушились и пересушивались мелко нарубленные сучья и ветки, обрезанные весной. Сушь эта даже в сырую погоду горела, как факел. В осеннюю пору загодя припасенные дрова были просто находкой. У веселого костра можно было коротать длинные вечера, пролетавшие за разговорами незаметно. Разговоры эти затягивались иной раз далеко за полночь.
В тот вечер, когда Харитон боролся с собой и борьба эта закончилась твердым решением бежать из Новотуржанска, деды Макар, Иван и Кузьма долго, уже в который раз, вспоминали до мелочей свою жизнь и планировали действия на день предстоящий. Прожитая жизнь была долгой, а день завтрашний, как и все осенние дни, будет короток, быть может, неприветлив, дождлив, поэтому и говорили о нем недолго. Только когда дед Иван спросил у товарищей: «А что же, хлопцы, будем делать завтра?» – дед Макар напомнил: «Надо бы наших мальцов свести к печи».
Ни дед Иван, ни дед Кузьма не возражали. Наоборот, оба подтвердили, что пора уже вести их к печи. Дров в костер не подбрасывали. Он угасал: малиново тлели угольки, иногда вспыхивали пламенем не догоревшие головешки. Расплывчатые тени стариковских фигур падали на стену избушки. Неуютно и скучно стало в саду. Как раз в то время, когда Харитон тихонько отворил калитку, деды стали прощаться со своим другом. Харитон слышал, как они прощались, и не спешил показываться на тропке. Ему, как говорится, было на руку, что старики уже расходились, и он, прислонившись к стволу старой груши, ждал. Деды разошлись не сразу. Еще что-то там осталось невыясненным у деда Ивана, а дед Кузьма тоже не мог покинуть компанию, пока не все было сказано и решено. Не таков дед Кузьма, чтобы покидать друзей преждевременно.
Наконец старики, тихо переговариваясь, направились к своим усадьбам. Дед Макар остался один, громко откашливался – то ли от едкого тумана, то ли от долгой беседы. Кто знает, сколько бы он кашлял, если б ему не помешал Харитон. Увидев хлопца, дед так удивился, что кашель пропал сам собой.
– Харитон?! Каким ветром тебя занесло?
Харитон, хотя и ждал такого вопроса, хотя у него и был приготовлен ответ, растерялся:
– Да так…
– В такой час? Что случилось, сынок?
В голосе деда тревога и беспокойство, поэтому Харитон поспешил уверить его, что ничего плохого не произошло, что ему просто не спится в такую туманную и темную ночь и он решил наведаться к дедову костерку.
– А почему ты с вещами?
Тут уж Харитону деваться было некуда. Ему вдруг все стало безразлично, и он начал спокойно, уверенно объяснять, будто речь шла о чем-то обычном и естественном:
– Да вот надумал съездить домой, посмотреть, как там: все ли убрали с полей. Хату свою проведаю, а то, может, ее и не утеплили или крыша протекает, потолок прохудился…
Словно взрослый, рассуждал Харитон о сугубо хозяйственных делах, а дед Журавлев глядел на него и никак не мог в толк взять, что с хлопцем творится.
– Ну, а с Вадимом Андреевичем ты говорил?
– Так он же в Москве…
– А тетя Клава знает?
– Она на каком-то собрании, что ли…
Дед Журавлев с досадой почесал за ухом:
– С Ляной поссорился, может?
Харитон молчал.
Почувствовав, что попал в цель, дед Макар тоже помолчал, металлической палкой пошевелил жар. Угольки закраснелись, вспыхнули язычки синеватого пламени, в темноте блеснули виноватые глаза Харитона, тревожно смотревшие на озабоченного деда.
– Женщины, одним словом… – рассуждал сам с собой дед. – Им только поддайся. О-о, они, дай им бог здоровья, хоть кого из равновесия выведут!
Дед насмешливо подмигнул подавленному Харитону, голос его зазвучал тверже, доверительней:
– А ты не поддавайся! Не поддавайся, говорю, на бабьи насмешечки, старайся не замечать ее выходок. Она тебе свое, а ты свое. Разве женщина может понять мужскую натуру?








