Текст книги "Кукуют кукушки"
Автор книги: Юрий Збанацкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц)
Харитон вышел из хаты. На улице было темно, но спустя некоторое время он привык к темноте и смело шагнул к сараю, там лежали заготовленные еще с лета дрова. Надо протопить, а то в хате прохладно. Приедет мама – ей меньше будет забот. Вышел на огород и остолбенел – под старой развесистой яблоней стояло что-то страшное, черное, будто привидение… Оно тревожно и угрожающе фыркнуло. Не успел Харитон опомниться, как страшилище побежало в конец усадьбы и перепрыгнуло через невысокий тын; вслед за ним промелькнуло что-то поменьше, похожее на соседского двухлетка-теленка. Тут только, когда неожиданные гости исчезли и растаяли в ночной темноте, Харитон сообразил: да ведь это же лосиха с лосенком! Дядька Евмен высматривал их в лесу, сено возил, а они – подумать только! – в самое село забрались, у него в огороде оказались. Харитон сперва хотел броситься за ними, даже пробежал несколько шагов, но раздумал, остановился. Разве догнать быстроногих лосей, разве дадут они себя рассмотреть? Ему и так посчастливилось – ни к чьей хате не подходили лоси, а к Колумбасовой подошли. Завтра в школе расскажет – все лопнут от зависти. Никто не поверит, брехуном назовут, а он об заклад побьется, потом приведет не поверивших ко двору, следы покажет. За ночь следы не исчезнут, это ведь не собака, не кошка пробежала – лоси!
Так рассуждал Харитон, набрал охапку сухих поленьев, отнес в хату, растопил печку. Хоть бы мать поскорее вернулась – ей первой рассказал бы о том, какие гости побывали в огороде! Даже позабыл, что встреча с мамой не предвещала ничего хорошего.
Все думал про лосей. Старался представить себе, как жила в лесу с малым лосенком старая лосиха, почему она вдруг покинула лесные чащи и приблизилась к человеческому жилью…
Человеку не дано знать все секреты зверей. Кто бы ни вздумал изучить жизнь лесного обитателя, все равно не узнает ее до конца. Харитон не мог себе представить, откуда взялись в их сравнительно необширных и к тому же далеко не пустынных лесах великаны лоси, как они жили, где проводили ночи, кто для них был другом, а кто недругом. Безусловно, другом для них был щедрый дядька Евмен, а лютыми врагами – голодные волки. Теоретически, так сказать, Харитон мог это предположить, а вот как на самом деле жилось лосям, представить себе не мог, хотя и очень желал.
Пути зверей неисповедимы. Лосиха, нашедшая на какое-то время приют за Колумбасовым хлевом, была вовсе не старой. Ей всего четыре с чем-то года, лосенок был ее первой радостью. Явилась она в эти леса издалека. Прошлой весною покинула необъятные леса возле Днепра и прибежала через поля и перелески к самой Десне. Поначалу молча металась по лесам, затем стала тревожно и призывно реветь, а вскоре на ее зов явился красавец лось, молодой, вооруженный могучими рогами-мечами, бесстрашный и отважный.
Юная лосиха вскоре забыла о родной семье. У нее радостно и спокойно стало на сердце; не тревожась и ни о чем не думая, доверчиво брела она лесом нога в ногу, не отступая ни на шаг от своего храброго рыцаря, не имея недостатка в молодых побегах осины, не боясь хищников и людей.
Так прошло лето, наступила осень, осыпались с берез и осин листья. Лось повел ее в густые сосновые боры, где было уютно и тихо. Здесь они облюбовали для себя укромное место под густыми кронами деревьев, в непролазных чащах, где даже днем стоял мягкий полумрак. Выходили отсюда лишь для того, чтобы наесться побегов и погрызть коры в ближайшем осинничке, а остальное время лежали бок о бок.
Молодая лосиха чувствовала сквозь дремоту спокойное дыхание лося и прислушивалась к шуму в вершинах сосен.
Потом ударили морозы; они без пощады сковали землю, покрыли инеем постель лосей из сухой хвои и листвы, старались забраться под густую, как щетка, их серую шерсть. Но такие морозы не были им страшны, так же как и снег, который в ту зиму выпал обильно, укрыв толстым одеялом землю, тяжело повис на сосновых ветвях, пригнув их к самой земле. Теперь лоси приходили на свою стоянку, как в сарай, купались в снегу, грелись собственным теплом и все так же были веселы и счастливы.
Беда пришла перед самой весной, когда днем ярко и весело светило солнце, а ночью холодом обжигали морозы, когда время от времени, откуда ни возьмись, на несколько дней и ночей подымались поземки и метели. В одну из таких вьюжных ночей на них набрела волчья стая.
Волков было трое – матерая волчица и два молодых. Если бы не зимняя бескормица, если б у лося сила была та же, что летом, он бы мигом разметал волков. Но лось был истощен – зима зверям не на пользу. Волки тоже сильно исхудали – лохматые, ребра торчат, животы подтянуты к хребту, – они тоже не могли похвастать силой, но в глазах у них светилась голодная злость, они хотели есть и несколько дней упорно преследовали лосей.
Все чаще в глазах лосей появлялись тревога и страх. Лось поглядывал на лосиху так, что той становилось жутко; если б он умел говорить, то сказал бы: «Убегай, голубушка, пока не поздно, беги, милая, пока я сдерживаю этих голодных обжор!..»
Они позабыли о своем уютном жилье. Брели по глубокому снегу, проваливаясь по брюхо, за ними тащились длинные тени истощенных волков.
Наконец у лося терпение лопнуло. На одной просторной поляне, где снег осел и слежался до ледяной твердости, он задумал дать преследователям решительный бой.
Лосиха пошла, не дожидаясь конца поединка. Она спешила. Заслышав тревожно-властный рев лося, поняла – не волков пугал он этим ревом, а приказывал ей: «Беги, спасайся, милая, я за тебя постою, день и два буду биться, а на поругание не выдам…»
Она бежала, шла, брела, еле переставляла ноги, минуя леса и поляны, на ходу обгладывала кору с деревьев, потому что не хотела умереть с голоду. Так никогда она и не узнает, что случилось там, на далекой лесной поляне, разметал ли красавец лось волчью стаю, или волки перегрызли ему горло и оставили от него где-нибудь в кустах могучие рога да белые ребра. Возможно, лось вышел победителем, но он уже не догнал лосиху, блуждает один по лесам, а может, повстречал на пути другую подругу.
Но лосиха об этом не думала, потому что лоси, хотя и великаны, думать не умеют. Она просто шла в поисках пристанища в укромном местечке. Тем временем снег растаял, поля почернели, и она брела полями, от леска до леска, осмотрительно обходя села, полевые и большие дороги.
Не заметила, как зазеленела трава, как солнце сделалось по-весеннему ласковым и разбудило жаворонков. Они теперь целыми днями висели в небе и пели ей о чем-то приятном, неведомом.
И это неведомое случилось однажды ночью: вечером устраивалась на отдых одна, а утром уже бродила в густом сосняке вдвоем с маленьким головастым и сильно истощенным лосенком. Долгое путешествие и невзгоды неблагоприятно отразились на ее детеныше.
Весна дышала могучей грудью, быстро пробуждая к жизни леса и реки, поля и озера, буйно пошли в рост травы. Лосихе теперь еды хватало вдосталь, да еще такой вкусной, нежной, сытной, что она и не заметила, как выправились ее впалые бока, как лосенок стал наливаться силой и здоровьем, рос красивым, игривым и столько счастья принес матери, что она забыла все: и красавца лося, и лютую зиму, и волчью стаю, свое бегство и трудные скитания.
Незаметно, как чудный сон, прошла весна, минуло горячее лето. Лосиха жила со своим лосенком, не ведая горя: всюду – в лесу, на полянах, в осиновых зарослях – раскинулись богатые пастбища, тихие и безлюдные. Кроме одного человека, сюда никто не являлся. Только лесник Евмен наведывался в облюбованные лосихой заросли, но он ей никакого вреда не причинял, а, напротив, вел себя учтиво и дружелюбно, стараясь исчезнуть раньше, чем она начинала беспокоиться. И она постепенно к нему привыкла, звериным чутьем распознав в нем друга. Она перестала обращать на него внимание, воспринимая как часть своего ближайшего окружения, которая хоть и не совсем желательна, но без которой, видимо, не обойтись.
Минула дождливая осень, наступила снежная зима. Лесник стал время от времени появляться в лесу с существом, похожим на нее, лосиху, за которым тащилась на деревянных санях целая копна сена. Когда же оказалось, что это сено было предназначено не кому-то другому, а именно ей, лосихе, и ее лосенку, она совсем подружилась с Евменом.
Всю зиму лосиха чувствовала себя хорошо, была довольна своею маленькой послушной и ласковою дочкой, которая бегала вслед за нею, любовно ловя каждый вздох матери, доверчиво заглядывала ей в глаза.
Беда снова нагрянула неожиданно. Кругом уже все повеселело, уже можно было надеяться на беззаботные дни, на роскошную жизнь в зеленом море лесов, когда привязалась к ним старая волчица со своим неуклюжим лохматым волчонком. Кто знает, быть может, это была одна из тех, что в прошлую зиму встретилась в далеких лесах и разлучила ее с красавцем лосем, а может, и другая, – лосиха об этом не знала, для нее все волки были одинаковы.
С этого дня она потеряла покой, не могла ни спать, ни спокойно жить. Сама она волков не боялась, у нее имелись сильные ноги и острые копыта, в крайнем случае и зубы сослужили бы службу. Беспокоила судьба малышки, которая к весне порядком ослабела, стала не такой игривой, залохматилась, смотрела грустными глазами и частенько дремала, пригревшись у материнского бока. Именно на нее и вострили зубы волки, на нее-то и посматривали с хищной жадностью.
Лосиха покинула постоянную стоянку, бродила по лесу, приближалась к Евменовой сторожке, но ее каждый раз отпугивали собаки. Она выходила в поле, искала защиты на околицах людских селений, неохотно отступала, когда и здесь лаяли испуганные псы, потому что чувствовала, что они для нее менее враги, чем волки, без устали тащившиеся по следу.
Волки не нападали, но и не оставляли ее в покое. Преследовали, чтоб доконать маленького лосенка, лишить сна, держать постоянно в тревоге, а известно, что все это и животным не прибавляет здоровья, тем более такому слабенькому, истощенному за зиму лосенку. Волки рассчитывали, что рано или поздно он упадет и не встанет, вот тогда и наступит для них час пиршества.
Лосиха-мать, не понимая этого и беспокоясь за своего детеныша, сама вела его к гибели, не давая передохнуть, день и ночь бежала вперед, а куда – не знала сама. Так она завела свою дочь в густые кусты боярышника и калины, росшие по краю луга, подступавшего вплотную к Колумбасову огороду. Харитонова мать собак не любила, не было псов и у ближайших соседей, поэтому лосиха и нашла кратковременный отдых под развесистою яблоней за хлевом. Харитон, ничего не зная о том, не дал отдышаться и отдохнуть лосенку, вспугнул его и прогнал на луг, в кусты боярышника, – туда, где поблескивали глаза волков. Лосиха снова была вынуждена вести своего обессилевшего лосенка неведомо куда – навстречу спасению или гибели.
Ничего этого Харитон не знал. Он и не представлял, какое зло причинил животным, какой опасности подвергал лосенка. Он сидел возле топившейся печки, грелся и думал, как похвалится завтра Яриське, что видел на своем огороде лосей, тех самых, которым возили в лес сено. Вот если б знать, то и везти бы сено к их огороду, а не в лес…
Незаметно мысли перешли на другое – взглянул на стену, оттуда на него пристально смотрела мама. Она же ведь где-то в дороге, голодная, озябшая, приедет – горячего захочет поесть, а в хате пусто. Харитон достал из подпола корзину, кочергой отодвинул в сторону уголь и золу, положил картошку. Пусть испечется к возвращению мамы. То-то обрадуется, что у нее Харитон настоящий хозяин, заботливый сын!
Перевел взгляд на портрет отца. Ему улыбался молодой чубатый моряк, хитровато подмигнул чуть прищуренным глазом да так и застыл. Не помнит он своего отца, будто сквозь туман виднеется что-то знакомое и не может пробиться. Ничего определенного ему об отце не рассказывала и мама, неохотно вспоминает она своего моряка.
Дети очень мало знают о прошлом своих родителей. Только то, что они случайно обронят, да еще от людей кое-что услышат. Харитон знает, что его мама до замужества жила не здесь, а за Десной, в большом селе Боровое, где ее отец был директором школы.
Задумался Харитон и не заметил, как задремал, повалившись на узкий топчан возле печи, пригрелся и уже во сне видел свою хату, выгребал из золы горячую картошку и звал маму ужинать. Она уже раздевалась, стараясь сбросить с плеч заиндевевшее пальто, а оно никак не снималось, счастливо смеялась и что-то ласково говорила сыну, должно быть благодарила за внимание и заботу, а Харитон только щурился от удовольствия и смеялся над тем, что она никак не снимет тяжелое пальто.
VIГалина Колумбас как раз в это время гостила у отца.
Не раз проезжала она через Боровое, дорога в райцентр проходила вблизи от родного дома, но не решалась свернуть с наезженного пути.
В райцентре оказалось немало хлопот: надо товары «выбить» на базе, кроме того, должна была высидеть чуть не до вечера на нудном совещании. Председатель райпотребсоюза был не в духе, подчиненная ему организация вот уже который месяц не выполняла плана, на днях его здорово критиковали в области, и он теперь срывал зло на руководстве сельпо. Не погладил по головке и Галину Колумбас, хотя она была всего только продавщицей в бузиновской лавке. Она не очень-то обращала внимание на его слова, так как услышала на этом же совещании, что ее отец, Андрей Иванович Громовой-Булатов, лежит при смерти.
Это известие тяжелым камнем легло на сердце. Перед глазами все время стоял высокий, статный старик с седою шапкой волос и ласковыми глазами, смотревшими всегда вопросительно, проникавшими в самую душу; всегда деятельный, беспокойный и требовательный. Она не могла представить отца прикованным к постели. Ей стало не по себе, когда подумала о своем отношении в последние годы к этому чудесному и дорогому для нее человеку. Что из того, что не родным отцом для Галины Колумбас оказался Андрей Иванович?
Галина была ласковым, послушным ребенком. За годы войны, переезжая из одного детского дома в другой, она истосковалась по родителям. В военное лихолетье забыла, как они выглядят, и поэтому, когда ей однажды сказали, что за ней приехал отец, она зарыдала от счастья и, не задумываясь, кинулась на грудь Андрею Ивановичу, признав в нем отца. Мамой у маленькой Галины стала учительница Екатерина Федоровна, жена учителя Громового.
Ее перевезли в Боровое. Месяца два родители никак не могли накормить маленькую, худенькую Галину – так она изголодалась в пору войны. Не зная родительской ласки, девочка не задумывалась над тем, попала она к настоящим родным или ее призрели чужие люди.
Когда подросла и в уши ей впервые проникли, будто змеиное шипение, слова о том, что Андрей Иванович и Екатерина Федоровна для нее не родные, она этому не поверила. Галина не могла представить, что у нее были другие родители, и поэтому наедине с собой поначалу горько переживала недобрую весть, восприняв ее как самую большую обиду. Когда же кто-либо пытался убедить ее, что она чужая в семье директора школы, Галя набрасывалась на него дикой кошкой, царапалась и кусалась, за что ей не раз доставалось в школе и дома, но не раскаивалась, молча перенося наказание, никому не объясняя, почему ведет себя так.
Громовым ударом поразило ее признание самого Андрея Ивановича. Когда она окончила девятый класс и наступило время получения паспорта, отец позвал ее в комнатушку, в которой он всегда работал дома, усадил на стул и долго молча ходил по комнате. Видимо, колебался – сказать или не сказать?
– Галина, ты уже взрослая девушка, поэтому теперь должна знать всю правду. Мы с Екатериной Федоровной тебе не родные…
Словно окаменевшая, сидела перед Андреем Ивановичем Галя. Чувствовала, как холодеют у нее руки и ноги, как жжет в груди; ей казалось, что вот-вот не хватит воздуха. Молча склонила голову и, боясь пропустить хотя бы слово, слушала неторопливый рассказ.
Командовали Громовой и Булатов в годы войны партизанским отрядом. Булатов был командиром, а учитель Громовой – комиссаром.
В трудное время, накануне тяжелых боев, поклялись командир Булатов и комиссар Громовой биться с врагом, не щадя жизни. И еще поклялись: если кто из них погибнет, а другой останется жив, то возьмет фамилию друга, чтобы и дальше жить с ним одной жизнью.
В неравном бою был тяжело ранен командир Харитон Булатов. Еле живого несли его на самодельных носилках по лесным дебрям, укрывали в непроходимых болотах. Комиссар Громовой возглавил отряд, вывел, партизан из смертельного кольца.
Харитона Булатова отправили в столицу, за его жизнь много дней боролись лучшие врачи, но раны оказались смертельными, и даже могучий организм сибиряка Булатова не смог побороть смерть. Комиссар Громовой выполнил клятву, стал командиром отряда Громовым-Булатовым.
Нелегко было после войны разыскать следы семьи друга. Андрей Иванович знал, что Булатов был командиром-пограничником, а его жена – медиком, что была у них маленькая дочурка. Упорные розыски завершились успехом, но нашлась только дочка. Жена Булатова служила в действующей армии и на земле Венгрии сложила голову, вынося раненых с поля боя…
Теперь Гале предлагали выбор: значиться в паспорте Галиною Харитоновной Громовой-Булатовой или только Булатовой. Следовало решать – остаться ли верной памяти тех, кто родил ее, или тем, кто ее вырастил, стали для нее роднее родных.
Разум подсказывал – не отталкивай тех, кто вырастил тебя, иначе не будет у тебя никого близкого. Но в то же время в глубине души зарождалось отравляющее чувство – нет, в сердце уже никогда не будет того счастья, которое жило в ней.
Андрей Иванович ждал ответа, а она молчала, склонив голову, не смела глянуть ему в глаза. Учитель хорошо понимал душевное состояние названой дочери, потому что и сам переживал боль, смятение и тревогу. Он остановился перед нею, взял за мягкий округлый подбородок, поднял ее голову и с теплотой заглянул ей в глаза.
– Галинка, мне не стыдно смотреть тебе в глаза, смотри же и ты мне…
Галина лишь сверкнула исподлобья на него взглядом, но не увидела в прекрасных правдивых глазах того, что видела все предшествующие годы. Ей стало до боли жаль того счастья, которое она так неожиданно потеряла, и она залилась горючими слезами.
Паспорт ей выписали на имя Галины Харитоновны Громовой-Булатовой. Она исполнила завет своего отца, партизанского командира Харитона Булатова, признала свою принадлежность к священному союзу, скрепленному кровью людей, давших ей жизнь и счастье, и после недолгих терзаний и сомнений успокоилась. В глубине души она чтила погибших отца и мать, втайне гордилась ими, а в повседневной жизни продолжала, как и надлежит примерной дочери, уважать своих приемных родителей.
Но так продолжалось недолго. Она училась уже в десятом, считала себя взрослой, имела множество малых и более серьезных секретов, как и всякая десятиклассница, мечтала о светлом, прекрасном, особенно в будущем.
Самой задушевной и близкой подружкой Галинки была Тонька, та самая Тонька, которая впоследствии стала лесничихой Антониной Горопахой, женой дядьки Евмена. В то время Тоня была страшной непоседой, острой на язык насмешницей. От нее у Галины не было никаких тайн. Первой из посторонних, кто заглянул в паспорт Галины, была Тоня. Прочитав, насупилась, долго молчала, а потом сквозь зубы буркнула:
– Зря в Громовые записалась…
Галине было неприятно слышать это от ближайшей подружки. Сбивчиво и волнуясь, стала она доказывать, что иначе не могла отнестись к человеку, заменившему ей отца.
И тогда Тоня сказала такое, от чего у Галины перед глазами поплыли красные и желтые круги:
– Я ни за что на свете не назвала бы отцом того, кто убил моего родного отца, присвоил себе его фамилию и славу…
– Что ты мелешь, Тоня?!
– Не я – люди говорят…
– И ты веришь?
– Я там не была, так почему не верить? Верю тем, кто был и знает…
– Никто этого не знает! – крикнула в отчаянии Галина. – Никто!!
Тоня скривила губы:
– Знают…
– Замолчи! – прошептала Галина, – Замолчи, а то я тебя ударю!..
– Как тебе угодно. Но ведь не я начала разговор… – пожала плечами и отошла от подруги.
С того дня Галина не знала покоя. Она не хотела, больше того – старалась не верить подруге и вместе с тем не могла убедить себя, что это была неправда. Если уж об этом заговорила Тонька, если она утверждала, что об этом все знают, значит, не зря говорится: дыма без огня не бывает. И все же не могла поверить, что Андрей Иванович был причастен к гибели ее отца. Если б это было так, зачем же к своей собственной прибавлять фамилию друга?
Но эта мысль успокоила ненадолго. Поразмыслив, Галина пришла к выводу: а может, Громовой прибавил к своей фамилию Булатова для того, чтобы отвлечь от себя подозрение, остаться неразоблаченным?
После долгих мук и сомнений Галина снова заговорила с Тоней.
– Что я должна тебе сказать… Говори не говори – все равно не поверишь… Так пусть другие тебе расскажут, – ответила Тоня.
– Не другие – ты начала… Ну, и договаривай до конца. Кто об этом знает?..
– У партизан спроси. У тех, кто был вместе с Андреем Ивановичем. Может, они скажут…
– А ты от кого слышала?
– Это неважно…
– Нет, это очень важно. Говори!
– Все равно не поверишь. Громовому скажешь…
– Никому не скажу. Жаловаться не собираюсь. Мстить тоже. Просто хочу знать правду!
Тонькин дядя Данила, это всем известно, тоже был в партизанах, а сейчас служил в райфинотделе. На свидетельство такого человека можно положиться. И Галина поверила словам подруги. К партизану Даниле Галина не обратилась, но в душе поселились холод и даже молчаливое презрение к Андрею Ивановичу. В семье держала себя так, будто ничего не случилось, но сделалась молчаливой и замкнутой, вынашивая в сердце решимость при первом удобном случае покинуть этот дом.
Андрей Иванович внимательно присматривался к дочери, чувствуя интуитивно, что в душе девушки что-то творится. Галина стала не той Галиной, какой была прежде. Тревога не покидала его и тогда, когда к ним зачастил бывший питомец Андрея Ивановича Иван Колумбас из Бузинного. Не заметив каких-либо изменений в поведении дочери, он с радостью принимал морячка в своем доме.
Ивана Колумбаса словно магнитом притягивали строгие, грустные глаза Галины, хотя, казалось, девушка не обращала на него никакого внимания. Но как-то вечером, застав в комнате ее одну, Иван полусерьезно, полушутливо спросил:
– Галина, замуж не собираешься?
– Не за кого…
– За меня пойдешь?
– Если не шутишь, то хоть сейчас.
Морячок на минуту опешил – не сразу сообразил, что девушка говорит всерьез.
– Не шучу, – тихо произнес он, – не шучу, Галинка.
– Я пойду за тобой на край света… – устало произнесла она слова, которые где-то вычитала.
Когда в комнате появился Андрей Иванович, Галина стала собираться. Вопросительно глянула на моряка, тот одобрительно кивнул головой. Недолгой была беседа бывшего ученика с бывшим учителем, и оказалась она последней. Иван Колумбас ушел из Борового не один – в ту же ночь исчезла из села и Галина.
