Текст книги "Кукуют кукушки"
Автор книги: Юрий Збанацкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)
Уже после, когда Ляна так же неожиданно исчезла из Борового, как появилась, Харитон, вспоминая ее, в первую очередь представлял себе что-то белоснежное, лукаво улыбающееся, а уж потом видел девочку – мастерицу быстро и метко давать всякие прозвища.
В тот день, когда дедушка, наговорившись с внучкой, вспомнил о Харитоне и позвал его в дом, чтобы познакомить с Ляной, Колумбас получил неслыханное ни в Бузинном, ни в Боровом имя.
– Познакомься, Ульяна, – приветливо поднял свои седые брови дед. – Это твой ближайший родственник, двоюродный брат Харитон Колумбас, тоже восьмиклассник и очень симпатичный парень.
Ляна, склонив белокурую головку, смешно выпятив пухлые губки, молча, с интересом рассматривала Харитона, который, неловко переступая с ноги на ногу, исподлобья глядел на свою неожиданно появившуюся сестру.
– А это, Харитон, наша Ляна, Красная Шапочка, образцовая внучка и круглая отличница. Так что дружите себе на здоровье, дружите всю жизнь, вы ведь самые родные!
Харитон понял, что эта девочка, хочет он того или нет, близка ему, что он всю жизнь будет связан с ней родственными узами. Возможно, еще вчера, семиклассником, он и не подумал бы так об этом, но сегодня был уже вполне готов к восприятию подобных отношений. И ему показалось, что эта девочка ничем не похожа на других девчонок из Борового и Бузинного именно потому, что она ему сестра и самая близкая в жизни. Следовало бы сказать ей это, объяснить, что он не такой уж балбес и отлично все понимает. Но одно дело понимать, а другое – произнести вслух…
И он промолчал. Только глаза его потеплели. Теперь он не смотрел угрюмо из-под бровей, что-то похожее на дружескую улыбку родилось в уголках его губ.
Ляна для каждой ситуации имела про запас бесчисленное множество слов, правда не своих, а вычитанных или услышанных, умела их по-своему сложить в нарочито пышные речения. Истинное содержание ее речи каждый мог бы истолковывать по своему разумению. Манерно подала Харитону ручку, еще и присела в реверансе. Все это можно было понять и как проявление воспитанности, и как нарочитую игру с неотесанным братишкой, выросшим возле Десны и никогда не видевшим ничего подобного.
– Очень рада столь неожиданному знакомству с дорогим братиком, о котором имела очень неясное представление!
Взяв его обмякшую руку, заглянула в глаза и насмешливо спросила:
– Харитон? Что за имя? Не слышала. У папы есть заместитель, но он Харитонов. Так это фамилия, но Харитон… Агафон, Софрон, Электрон… Ну и имечком же тебя наградили!
Харитон не рассердился – не мог же он сердиться на такую шутницу. Ему и самому смешно стало, что его так зовут – Харитон… Электрон… Здорово!
– Знаешь что, братик? Я тебя буду звать Тон! Или лучше Тони! Коротко, содержательно и красиво. Согласен?
Харитон помотал головой. Не по нраву ему были и Тон и Тони. И то и другое на иностранный манер, ребята смеяться станут. Но разве он мог ей возразить? И все же сказал:
– Лучше пусть будет Камертон. Музыкально очень…
В глазах у него запрыгали чертики, а сам он так заулыбался, что Ляна даже захлопала в ладоши:
– Дедушка! Да он же чудо-парень! Шутки понимает. Теперешние ребята не понимают шуток. В нашем классе есть один экземпляр, Львом зовут, а фамилия Заяц, так я его Тигром прозвала – думаешь, согласился? Как бы не так…
Харитон, представив того Льва Зайца, засмеялся.
– Смотри, дедушка, он еще и смеется! Так пусть будет Камертон!
Встретившись с Соловьятком, спросила:
– Прошлый раз как я тебя назвала? Будь Спок?
– Ну, Спок, – покраснел Соловьятко с головы до пят.
– На этот раз будь только Спок.
– Пускай… – махнул рукой Степан. Он знал: от Ляниных прозвищ не отделаешься.
Зато лосенку она придумала чудесную кличку. Такую, что всем пришлась по вкусу и быстро прижилась. До сих пор малышку звали кто Машей, кто Гнедою, а Харитон – просто Лосичкой.
Когда девочка узнала, что в зоопарке живет лосенок, она даже позабыла об аистах, с которыми поздоровалась, едва ступив на порог дедушкиного дома, а об остальных обитателях живого уголка и слушать не захотела.
– Показывайте! – велела она.
Ляна не расставалась с коробкой белоснежного зефира. Вероятно, она очень любила его, потому что, как заметил Харитон, привезла с собой коробок десять. Правда, девочка не поскупилась, подарила по коробке дедушке и Харитону, но остальные оставила себе, заявив, что других сладостей не ест, безразлична к шоколаду и карамелям, а зефир – это единственное лакомство, от которого не толстеют. Наверное, оттого и сама была такой белоснежной и розовощекой, что охотно уплетала его.
Харитон, как и полагается вежливому и воспитанному молодому человеку да еще брату такой дорогой и уважаемой гостьи, поспешил распахнуть перед ней ворота хлева. Привыкая к темноте, Ляна широко раскрытыми глазами смотрела в угол, где лежал лосенок. Когда Харитон и Ляна вошли в хлев, малышка вскочила, доверчиво потянулась длинной мордочкой к руке Харитона, лениво пошевелила ушами, посмотрела на незнакомую девочку.
– Она уже не боится, – счел нужным сказать Харитон.
Ляна с изумлением смотрела на чудесное животное, видимо, что-то намеревалась сказать, но слова застряли в горле. Ей захотелось подойти поближе, погладить, но руки были заняты зефиром.
Увидев, что в руках у Харитона ничего нет, малышка шагнула к Ляне. Как бы защищаясь, Ляна протянула ей круглую зефирину. Шумно вздохнув, малышка понюхала лакомство, затем лизнула розовым языком, пробуя на вкус. Ляна радостно щурилась, дрожащею рукой угощая животное, и смеялась от удовольствия.
Лакомство пришлось по вкусу. Малышка аппетитно жевала, благодарно поглядывая на Ляну. Харитон смотрел на это покровительственно, еще не решив, осуждать или похвалить сестру.
Ляна протянула еще одну зефирину, потом еще и еще. Малышка не отказывалась, она подступала все ближе к девочке; жарко дыша на нее, доверчиво брала лакомство у нее из рук и была так же довольна, как и Ляна.
– Харик, как ее зовут? – взглянула Ляна на брата.
Харитона ошарашило такое обращение, но он смолчал, решил, что обижаться не сто́ит – пусть называет как хочет.
– Да никак, – солидным тоном ответил он. – Еще не придумали ей имени.
– Назовем ее… назовем Земфира!
Харитон усмехнулся:
– Почему Земфира? Потому что зефир очень любит? Так уж лучше не Земфира, а Зефира.
– И вовсе не потому, что любит зефир. Пушкина читать надо! Помнишь имя главной героини из поэмы «Цыганы»? Земфира ее звали, очень красивое имя! «Бахчисарайский фонтан» помнишь? Так там уже не Земфира, а Зарема. Тоже красиво. Но фонтан хан велел устроить в честь Марии. Он и сейчас в Бахчисарае журчит, я видела.
Харитон слушал и удивлялся, что Ляна так много знает. Он тоже читал Пушкина, но мало. А эта девчонка, оказывается, помнила и Земфиру и Зарему. И в Бахчисарае побывала. Еще поинтересовалась, бывал ли там Харитон. Чтобы не срамиться, он этот вопрос пропустил мимо ушей, пробормотал несмело, что такое имя лосенку, пожалуй, не подойдет.
– Вот еще! – пропела Ляна. – Да такое имя кому хочешь подойдет. Разве не музыкально, не звучно? Просто удивительно, что сейчас его не услышишь. И разве плохо было бы, если б девчонок называли Земфирами или Заремами? «Вставай, Земфира, солнце всходит…»
Харитон не выдержал, рассмеялся, подумав, что таких девчонок, как Ляна, лучше бы называть Зефирами, раз они к белоснежным пампушкам неравнодушны. На его смех Ляна не обратила внимания. Она была поглощена Земфирой, которая в благодарность то ли за угощение, то ли за звучное имя привязалась к Ляне и, когда та вышла во двор, побежала следом.
В тот же день на воротах хлева появилась надпись: «Земфира». Малышку сразу же стали называть по имени все юные натуралисты: то ли оно действительно пришлось им по вкусу, то ли потому, что его придумала такая славная девочка.
Земфира быстро сдружилась с Ляной и все время ходила за ней, словно на поводке. Куда Ляна, туда и Земфира. Ляна была очень довольна и горда этим. Девочка подходила то к одной звериной клетке, то к другой, здоровалась с давними знакомыми, долго осматривала волчье жилище. Волчата уже освоились с обстановкой, но очень пугались людей, время от времени выбирались из будки, рассматривали посетителей почти с таким же любопытством, с каким те разглядывали их. Ляна не верила, что это волчата, уж очень они походили на обычных щенят.
– Назовем их Лям и Ням, – авторитетно предложила она – Уж больно хороши имена.
С аистами Ляна тоже беседовала часто. Она была уверена, что это те самые птицы, которые отдыхали весной в Донбассе на вязе.
– Я их сразу узнала, и они меня тоже. Аист даже застеснялся. Стыдно, что подвели, как воришки удрали…
Андрей Иванович сказал, что, наверное, то были другие аисты. Ведь распознать их трудно – они все похожи друг на друга.
– Нет, дедушка! Так же как нет на свете похожих друг на друга людей, так нет и одинаковых аистов.
У дедушки даже брови на лоб полезли, он удивленно хмыкнул, а Харитон терпеливо ждал, что он ответит внучке.
– Это верно, – к изумлению Харитона, согласился дедушка. – В мире нет и не было двух абсолютно похожих друг на друга людей. Также и аистов – не было и не будет. Даже воробьи, да что там воробьи, мошки – и те разные. Но откуда ты-то знаешь такие премудрости, Ульяна Вадимовна?
– Я все знаю, дедушка! – без тени сомнения ответила Ляна. – Читаю, слушаю радио, смотрю телевизор. Из одного журнала «Наука и жизнь» можно столько почерпнуть, что на всю жизнь хватит.
Бросила красноречивый взгляд на Харитона. Он так и не понял: не то рисовалась перед ним Ляна, не то поощряла читать больше. Во всяком случае, в ее присутствии хлопец чувствовал себя далеко не так спокойно и уверенно, как всегда. До ее приезда казалось, что и он кое-что смыслит, что и он на уровне времени, а сейчас видел: рядом с этой Белоснежкой, знающей все на свете, он обыкновенный незнайка.
Дедушка и Ляна говорили как будто о знакомых Харитону вещах, но суть разговора он часто никак не мог понять. С удивлением, даже с каким-то почтением глядел он на Ляну и думал: нет, эта девчонка хоть и восьмиклассница, а знает больше не только всех боровских восьмиклассниц, но и десятиклассниц, вместе взятых. Даже дедушка, уж на что образованный, и тот удивлялся: откуда все это известно его внучке?
Незаметно речь перешла на вопросы, которые так волновали Харитона.
Для Ляны этих проблем, оказывается, не существовало.
– Кем быть? Инженером буду, дедушка. Ведь в нашей семье все инженеры.
Андрей Иванович напомнил, что не только инженеры есть в Лянином роду, но и учителя, рыбаки…
– Ой, нет, только не учительницей! – категорически запротестовала Ляна. – Это такая каторжная работа!
Дедушка на какой-то момент даже потерял дар речи. Ждал разъяснения этого категорического вывода, но Ляна, видимо, и не думала объясняться.
– Почему такое презрение к труду педагогов?
Ляна безапелляционно заявила:
– Разве сейчас ученики? Теперешние дети невыносимы, сейчас учителю трудно работать. Я ведь вижу; попробуй руководить классом, когда в нем сидят такие эгоисты, как наш Лев Заяц! Молчун, поглядеть со стороны – ангел, а что вытворяет!
Помолчав, она продолжала:
– Думаете, мой братец, этот тихоня Харик, такой безвредный, каким прикидывается? Уверена, что и от него плачут учительницы. Что, разве неправда?
Андрей Иванович усмехнулся, дружески подмигнул Харитону, стал на его защиту:
– Харитон у нас человек сознательный.
Ляна весело засмеялась.
Она успевала повсюду. И в доме раздавался ее голосок, сыпались, как из рога изобилия, остроты да шутки; в саду она летала мотыльком, предусмотрительно обходя пасеку. Хотя и понимала значение пчеловодства, но ближе знакомиться с полезными насекомыми не решалась. Зато в зоопарк бегала, когда надо и не надо, добегалась до того, что забыла затворить калитку, выскочила, словно легкий ветерок, за ворота, а за нею следом и Земфира.
Харитон обомлел. В его обязанности входило стеречь лосенка, а он не устерег! Бросился загонять, но Земфира оказалась не такой уж простушкой – взбрыкнула задними ногами да и понеслась вприпрыжку к берегу речушки Гастюши, которая теперь уж не была такой широкой и глубокой, как весной, в половодье, на какой-то миг остановилась перед водной преградой, удивленно взглянула на круглые широкие листья белых и желтых лилий, прислушиваясь к веселому визгу Ляны и тревожным призывам Харитона, а затем вошла в воду, погрузилась по шею, потянулась губами к зеленым листьям и направилась к противоположному берегу, туда, где никла лоза, где ивы склоняли над рекой свои ветви.
Накупавшись вдосталь, Земфира, не обращая внимания на ласковый голос Харитона, выбралась из воды, отряхнулась, нырнула в чащу, а затем и вовсе скрылась из виду.
Ляна от удовольствия прыгала и визжала, а Харитон чуть не плакал, сердился, но не решался упрекать девочку – она ведь гостья, притом желанная, ей все позволено. И пусть она всезнайка, но что с нее возьмешь: не знает, как вести себя в селе. Живет в городе, думает, что и здесь все ее будут слушаться, исполнять ее прихоти, как там. Ей смех и шутки, а зоопарк лишился самого ценного экспоната – Земфиры. Ну какой это зоопарк без лосенка?
Ох, эта Ляна, ох, эта дедова внучка! Словно комета, нежданно ворвалась в боровское спокойствие, взбаламутила его, внесла сумятицу в Харитоновы будни, посеяла в сердце тревогу и недовольство собой…
IVНа берегу Гастюши, возле верб и кустов, поднялась настоящая кутерьма, шум, крик – все звали ушастую беглянку. Собрались юннаты, сам руководитель кружка прибежал, даже учитель естествознания появился, вздохнул недовольно, ничего не сказал, ушел к дому Андрея Ивановича, сел за столик под грушей, начал спокойную и рассудительную беседу со старшим коллегой, будто его совершенно не обеспокоило происшествие.
– Лось! Лось! Лось! – звали одни.
– Машка! Машка! – кричали во все горло другие. Только Ляна время от времени взывала голосисто:
– Зе-е-емфи-и-ира-а!
Земфира будто сквозь землю провалилась, забралась в кусты. А за Гастюшей каждое лето разрасталась такая зеленая чаща – не то что разыскать, а и пролезть без топора невозможно. Вся надежда была на то, что совесть проснется у одомашненной дикарки. Но, похоже, лоси не очень-то приручаются. Земфира ничем не обнаруживала своего присутствия. Она, быть может, за это время успела добежать до самой Десны. Ведь на ноге у нее не осталось даже следов от ржавого капкана.
Юннаты косо посматривали на Ляну. Из-за нее такая потеря в зоопарке! Это она упустила самый драгоценный экспонат, без которого вряд ли сохранится авторитет зоопарка Боровской школы, приобретенный благодаря появлению в нем лосенка и настоящих волчат… В последнее время просто отбоя не стало от посетителей из ближних и дальних школ. Шли пешком, ехали на автомашинах ученики и дошколята, даже взрослые заходили – и все дивились и восторгались тем, что здесь видели, говорили, что скоро в Боровом зоопарк будет словно в Киеве. Все это вдохновляло боровских юннатов на новшество, которое вот-вот должно было осуществиться. А теперь кто знает, стоит ли этим заниматься. Дело в том, что руководитель кружка юннатов, поддержанный учителем естествознания, решил не только записывать ежедневно наблюдения, но и завести книгу отзывов и пожеланий посетителей. Книга была уже готова, на следующей неделе собирались выдавать ее посетителям, и вот пожалуйста, лучший экспонат исчез бесследно где-то за Гастюшей.
И во всем виновата Ляна. Приезжают тут разные девчонки, не знакомые с природой! Думают, что лоси – все равно что обыкновенные телята, открывают перед ними ворота! Того и гляди, дверцу в волчьей конуре, чего доброго, распахнут, и поутру не застанешь в зоопарке ни одного зверя, всех выпустят… Глядели на Белоснежку с укором и осуждением, сердились, но молчали. Каждый мало-мальски догадливый легко мог бы сделать вывод, а Ляне хоть бы что. Как будто это не она выпустила лосенка. Еще и Земфирой назвала, будто на смех. А почему Земфирой? Попробуй разгадай этих девчонок. Думает, если она внучка Андрея Ивановича, то ей позволено чинить всякие пакости, вредить школьному зоопарку…
На Харитона тоже посматривали косо. Наплевать на то, что он громче всех кричал: «Лось! Лось! Лось!» Вот тебе и «лось-лось», надо было смотреть, не хлопать ушами, не слушать сказочки про Земфир и Зарем с бахчисарайскими фонтанами, а теперь – «лось-лось»!.. Жди, вернется она в хлев, когда кругом такая красота и свобода…
Подавленны, недовольны были юные натуралисты. А Ляна своим появлением еще больше портила им настроение. Она, будто ничего не случилось, шмыгала среди боровчан с независимым и даже веселым видом, мурлыкала песенку, советовала: «Кричите громче», и совет этот звучал издевкой.
Солнце село за горизонт, розовые облака стали серо-зеленоватыми, ночь не спешила вступать в свои права, будто и она ждала появления непокорной Земфиры. Летом темень наступает постепенно, вечера ясные, тихие – красивые вечера. Уже и звезды густо высыпали в голубовато-зеленом небе, и сумерки спустились на луга, ветлы и купы деревьев смотрелись как высокие горы, а ночи не было, стоял ясный, погожий вечер. Перекликались перепела и дергачи, ухали совы в дубраве, кигикали чайки и кулички, лягушки в болотинах квакали так, что в ушах звенело, гудели комары, донимала мошкара. Именно из-за комаров и мошкары такие вечера теряли всю красоту и прелесть. Лучшее средство против них – разжечь костер, напустить дыму на берег Гастюши, однако дым развеял бы вечернюю красоту, нарушил бы всю ее неповторимость.
Юннаты, усталые и расстроенные, расходились по домам, только кое-кто из них все еще возился в зоопарке. Ляна, возбужденная, восхищенная красотой сельского вечера, прыгала возле дома, яростно истребляя комаров и мошкару, смеялась и подтрунивала над кем-то, напевала песенку о «птичке божьей», которая «не знает ни заботы, ни труда», вызывая досаду у боровских юных натуралистов, воспринимавших каждое слово гостьи как насмешку.
Никто не заметил, когда свершилось то, чего все так ждали. То ли услышав голос Ляны, то ли гонимая комарами и мошками, Земфира выбежала из чащи, ломая кусты, топча траву и громко фыркая, с разгона бултыхнулась в воду, переплыла речку и рысью устремилась к воротам.
Ляна онемела от радости, не могла двинуться с места, но все же, оценив обстановку правильно, крикнула ребятам:
– Эй, монтеры-вахтеры, открывайте калитку! Земфира идет!
Юннаты услышали ее. Даже не успев обидеться за «монтеров-вахтеров», они быстро открыли не только калитку – ворота, расступились, а Земфира пулей влетела во двор, опасливо фыркнула на волчат и, дрожа, остановилась возле хлева, ожидая, пока отопрут дверь.
Восторгам и удивлению ребят не было границ. Да и как не удивляться, как не гордиться – ведь сумели приручить лосенка, воспитать привязанность к зоопарку, даже на воле жить не захотел сам, добровольно пришел! Лянина неосмотрительность привела к непредвиденному результату, и теперь уж никто не собирался ее упрекать, как, впрочем, и хвалить за неожиданно проведенный эксперимент с лосенком. Вернулась беглянка домой, и хорошо! Пусть стоит в своем стойле с надписью «Земфира», пусть радует доверчивых и любопытных посетителей! Это хорошо, что проложила в луга тропинку, теперь можно не носить ей корма, пусть сама себе выбирает по вкусу… Неизвестно, так или не так думали юннаты, но вывод впоследствии сделали именно такой.
Ляну с того вечера приняли в свою компанию. Хоть и остра на язык, хоть и донимает прозвищами и насмешками, но терпели, ничего не поделаешь – дедова внучка.
Чтобы окончательно закрепить победу над лосенком, Ляна побежала в дом и вернулась с коробкой бело-розового зефира.
– Открывайте дверь, бессовестные! Бедное животное как в тюрьму посадили…
Ребята отперли дверь.
Земфира не заставила себя ждать, сразу вышла из хлева. После купания в Гастюше она выглядела какой-то худой, неуклюжей, а горбоносая голова на длинной шее казалась еще крупней и тяжелее. Посапывая от удовольствия, смешно шевелила толстыми губами, ловко захватывала лакомство. Ела с аппетитом. Зрители же глотали слюнки и удивлялись, что Земфира так привычно поедает рыхлый зефир, будто всю свою жизнь только им и питалась.
– Вот так с животными следует обращаться! – поучала юннатов Ляна. – Надо – как великий дрессировщик Дуров: ласково, гуманно, пробуждая в них все лучшее, разумное. А вы что? Кричите, словно папуасы времен Миклухо-Маклая, и думаете, что нежная лосиная душа откликнется на ваши дикие вопли. Нежно, человечно надо. Правда, Земфирушка? Правда, умница?..
Они тоже слышали о знаменитых дрессировщиках Дуровых, видели по телевизору и в кино разные цирковые номера. Но Ляна знала другое – как подойти к животному, будто у самих Дуровых консультировалась.
…На землю незаметно спустилась ночь. Небо поднялось, звезды снизились. Тьма поселилась в садах и залегла под тынами, у хлевов и домов. Уснули в лугах перепела и дергачи, только лягушки никак не могли угомониться. Усыпила ночь и всех обитателей зоопарка, разогнала по домам юных натуралистов…
Андрей Иванович позвал внучат в дом, усадил за стол. Тетка Мария принесла кувшин со свежим молоком, свежеиспеченный пирог с ягодами, еще кое-что – как-никак у Андрея Ивановича Ляночка гостит, чтобы не голодала.
Все приготовленное теткой Марией очень вкусно. Это Ляна знала еще с прошлых приездов – любила и теткины пироги с ягодами, и парное молоко прямо из-под коровы, и куриные крылышки, а больше всего вареники с творогом.
– Ешь, Ляночка! Ешь, негоже у деда быть голодной, – потчевала тетка.
Тетка Мария ушла быстро. Всегда так – появится неожиданно и, надолго не задерживаясь, уходит.
– Побудьте с нами, Мария Игнатовна! – просит, бывало, Ляна.
– Ох, некогда мне, моя ласточка! – улыбалась тетка Мария. – Некогда, голубушка…
У нее все были «соловушками», «ласточками» да «голубушками». Для каждого тетка имела в запасе доброе слово и ласковую улыбку.
– К нам забегай, Ляночка! Не забывай тетку Марию.
Андрей Иванович с приездом внучки заметно помолодел, повеселел, бодрее передвигался в доме, все искал для себя какого-нибудь дела. Он то начинал о чем-нибудь говорить, то расспрашивал Ляну, боясь в то же время уделять все внимание внучке и обидеть этим внука.
Вечером Харитон и Ляна сидели у телевизора. Передавали что-то очень скучное. Харитону нравилось, как и все, что показывалось на экране, а Ляна то и дело принималась критиковать создателей передачи.
– Опять развели, никак не умеют сделать интересно! Снова получасовые разговоры, об этом ведь все газеты пишут…
Харитон газет не читал, некогда. Слушал и смотрел по телевизору готовенькое. Ляне не возражал – если говорит, значит, знает. Ведь она вообще знает все.
– Выключай, Тончик, пусть не бубнит, давайте лучше поговорим о чем-нибудь интересном. Ведь я у вас гость не частый.
– Что не частый, это верно, – соглашался Андрей Иванович, – но желанный и дорогой.
Дедушке хотелось сказать внучке ласковое слово.
– Мы с Харитоном очень рады, что не забыла нас.
Ляна ни с того ни с сего спросила:
– Дедушка, вы в комсомоле были?
– Приходилось…
– Так это же просто чудесно! – сразу загорелась девочка. И Харитону: – Да выключи ты эту машину! Я тебе своими словами расскажу все, если ты такой любопытный.
Харитон послушно щелкнул выключателем.
– Дедушка, расскажите, ведь нам с Тоном в комсомол пришло время вступать… Или ты, может, уже вступил?
Харитон отрицательно мотнул головой, а сам подумал: «Это проныра какая-то, а не девка! Обо всем она беспокоится, все знает. А я об этом и не подумал…»
– Очень вас, дедушка, просим, расскажите, как вас принимали!
– Теперь, детки, в комсомол вступают по-другому. Я в свое время не вступал, а организовывал его. Но это длинная история, долго рассказывать.
– А вы расскажите!
Весь вечер рассказывал дедушка внукам про свою юность. О том, как в гражданскую, еще мальчишкой, попал в партизаны, стал разведчиком, как его поймали деникинцы и едва не расстреляли. Из подвала его чуть живого товарищи спасли, разбив врага. Долго деду Андрею пришлось залечивать следы страшных побоев, а когда вылечился, сразу взялся за комсомольские дела. В это время в районе как раз комсомол организовывался, вставал на ноги.
– Дедушка! – прошептала, благоговейно глядя на Андрея Ивановича, Ляна, – так ведь ты настоящий Павка Корчагин! А молчишь, скромненький ты у нас… Какая у вас, дедушка, жизнь была интересная! А нам и делать-то теперь нечего… Идем в комсомол, а дел героических для нас никто не придумал. Учись, и только…
Дедушка улыбнулся:
– Дел героических более чем достаточно, дети. Но сегодняшний героизм иной. Учиться на «отлично» разве не героизм?
Внуки задумались. Учиться на «отлично» – героизм? Ляна училась на «отлично», а что в этом героического? Харитон, правда, собирался стать отличником, но разве, борясь за это, они рисковали жизнью? Не похоже это на настоящий героизм. И вместе с тем оба понимали – дедушка их не обманывает. Именно в науке, всесторонней, настоящей, сегодняшней, и заложена основа для их жизненного подвига.
– Требования сегодняшней жизни, дорогие мои, так велики, – пояснял дедушка, – что только тот может мечтать о свершении чего-то величественного, заметного, если хотите – героического, кто готовится к этому с самого детства, кто свой путь в большую жизнь начинает сызмальства.
Поздно в тот вечер дед с внуками улеглись спать. Кстати, так же как и во все последующие вечера. У них всегда находилась тема для интересного разговора.
