Текст книги "Тяжкий груз (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

– У меня есть плед, – ответил все тот же изломанный, словно тростник, голос.

– А еще говорят, что ты в последние три дня ничего не ешь.

– У меня есть крекеры.

– Поговорить не хочешь?

– Нет.

– Помнишь, как однажды ты взяла с меня обещание, что мы с тобой будем «беспощадными» друзьями? – проигнорировал ее Радэк, и подложил руки под свой затылок. – Я долгое время не понимал, что это значит. А потом я немного подорвался по собственной глупости, и ты завалила меня вопросами о моем душевном самочувствии. Кажется, я после этого начал что-то понимать. Тебе хоть интересно, зачем я пришел?

– Нет.

– Я пришел сюда, как твой «беспощадный» друг, чтобы напомнить тебе, что у тебя нет такой роскоши, как отсиживаться в углу и хрустеть крекерами. Нам все еще нужен штурман.

– Я уже все сказала Ленару.

– Прости, кажется, я не совсем доходчиво объяснил. Нам нужен штурман, а не размазня, которая готова делать нам одолжения.

– Штурман будет ждать вас на Фриксусе.

– А помнишь, как однажды мы убили Андрея? – продемонстрировал Радэк чудеса бестактности. – Интересные времена были. Поначалу казалось, что мы как-то в этом виноваты, но потом пришла весточка из патологоанатомической лаборатории, и оказалось, что мы действительно виноваты, да еще как. Если честно, я не понимал, почему ты была так одержима желанием уйти из коммерческого флота. Лично я свято верил, что нас и так всех разгонят к чертям вне зависимости от того, чего мы там хотим или не хотим. А потом ты обратилась к психологу, и тебе вроде стало полегче. Скажи, он действительно был таким первоклассным специалистом, или тебе всего лишь нужно было кому-то выговориться?

– Он был ужасным специалистом, – равнодушно ответила Вильма.

– Знаешь, когда мы с Ирмой вернулись, на меня столько всего навалилось, что я с трудом поверил, что это все произошло лишь за неделю нашего отсутствия.

– А зачем вы вернулись? – наконец-то проснулись в ее голосе отзвуки интереса.

– Я забыл выключить утюг, – отшутился Радэк. – И оказалось, что его тут за меня кто-то выключил. То, что тут произошло, до сих пор с трудом укладывается у меня в голове. Может быть, ты мне расскажешь? Но только не так, как это сделал Эмиль, а вдумчиво, с самого начала и не упуская никаких деталей.

– Хочешь устроить мне допрос?

– Нет, я хочу, чтобы ты сделала вид, что мы с тобой действительно друзья, и выговорилась мне.

– Тогда и ты сделай вид, что ты мне друг, – она прервалась, и воздух ритмично затрещал от хруста. – Пообещай, что тот человек на Фриксусе, которого приписывают к Ноль-Девять, никогда не узнает ничего из того, о чем я тебе сейчас расскажу.

– Обещаю, – легкомысленно бросил Радэк в сторону, откуда только что раздавался хруст. – Но это не только от меня зависит.

– С остальных я уже взяла обещание. Только Ирма осталась. Если она вдруг упрется и решит всем об этом растрезвонить, пообещай ее как-то переубедить.

– И что я с ней сделаю? – возмутился он. – Рот ей заткну?

– Ладно, мне будет достаточно того, что ты сам будешь молчать.

И Радэк приготовился слушать. Он поелозил спиной по палубе, чтобы немного поторопить задержавшуюся кровь, и ощутил неожиданный комфорт. Он не знал, в чем причина этого комфорта – голос небезразличного ему человека или осознание того, что дверь на выходе из обсерватории способна открываться по его воле, но он обратился во слух, прикрыл глаза и окунулся в странный мир, напоминающий какой-то сон.

31. Ты хороший друг

Бывает такое, что смотришь на человека и не понимаешь, зависть ты к нему испытываешь или восхищение, но находиться рядом с ним тебе не только приятно, но еще и отвратительно, потому что ты чувствуешь контраст, который вас разделяет, и начинаешь замечать в себе недостатки. Самое удивительное, что без бутылки не разберешься, настоящие это недостатки или надуманные, но несколько глотков волшебного зелья заставляют думать, что мир проще, чем кажется, а на следующее утро ты о многом жалеешь и начинаешь испытывать к себе еще больше отвращения, чем раньше.

Человек – это в каком-то смысле и есть та самая бутылка. Считается, что раз человек разумное существо, которое способно строить телескопы и космические корабли, то человек заслуживает права нарекать себя инструментом самопознания вселенной, но если посмотреть на это с немного другой стороны, то не может ли человек быть просто-напросто вселенским алкоголем, который с небывалой долей самоуверенности стремится все упростить. Вот там значит звезды спектрального класса О, они нам не подходят, а там звезды спектрального класса G, и это то, что надо. Там хорошие, тут плохие. Одних надо по головке погладить, а других по тюрьмам расселить. Может, вселенная сама не определилась, какой она должна быть? Может, она видит в себе какие-то мнимые недостатки, комплексует по этому поводу и заливает свои огромные звездные глаза нескончаемым потоком людей, стремящихся все делать проще.

– Вильма, – прервал ее Радэк. – Ты что, снова нашла где-то алкоголь?

– У нас нет никакого алкоголя, – заверила она. – Поверь, ты бы почуял запах. Я знаю, у тебя тонкий нюх на это дело, и ты бы никогда не злоупотребил во вред работе. Ты ведь весь такой правильный, дисциплинированный, и тебя хоть сейчас можно вешать на пропагандистский плакат. Я давно в тебе это заметила, и именно это меня в тебе всегда восхищало. Я не хотела быть совсем похожей на тебя, но за некоторые из твоих качеств я была способна продать очень многое. Ты как один из наших кислородных баллонов высокого давления. Ты можешь в себе сдержать… ну ты понял, высокое давление. Я, наверное, тоже могу, но не так долго. Временами хочется куда-то сбросить его, но все самые простые способы запрещены, а все самые сложные приводят меня в ужас.

– Вильма, – вновь перебил ее Радэк. – Можно без длинных вступлений? Нам до Фриксуса лететь всего лишь полгода.

– Хорошо. Если ты хочешь историю с самого начала, тогда слушай. Самое начало началось в тот день, когда Ленар объявил о своем уходе. Просто так взял и спокойно сказал, что собирается спрыгнуть с корабля и нарожать детишек, представляешь? Конечно, представляешь, ты ведь был там. Я до сих пор чувствую себя расстроенным пианино. То и дело где-то фальшивлю, и с каждым разом мне приходится прилагать все больше сил, чтобы взять себя в руки.

Постой…

Нет, я пропустила одно важное событие из этого рассказа.

Началось все чуть-чуть раньше. Когда Ленар с Ирмой вернулись, доставив нам припасы, гостинцы и несколько «хороших» новостей, которые должны были меня обрадовать. Вот тогда я начала чувствовать, что вопреки обещаниям психолога с Эридиса я начинаю сходить с ума. Я очень консервативный человек. Ну, это очевидно, ведь только консерваторы идут в коммерческий флот. Я люблю вещи, обкатанные временем, которые доказали свою надежность и достаточно успели наследить в человеческом культурном коде, чтобы стать чем-то родным, естественным и почти природным. Знаешь, что я почувствовала, когда узнала, что на Марсе перестали выпускать печатные издания? Сначала я ощутила гнев, разумеется, но потом я немного остыла и начала понимать, что все, что я люблю – это старье. А знаешь, в чем удел любого старья? Рано или поздно его выбросят на свалку, чтобы заменить чем-то новым. И «Гаялы» тоже исчезнут, когда придумают более совершенные корабли, способные тягать два миллиарда тонн в одиночку. Тогда я поняла, что в каком-то смысле и мне место на свалке. Возможно, что я уже на ней, ведь наш Ноль-Девять – то еще старье, которое спишут в ближайшие лет тридцать.

Я тоже очень старая. Мне сейчас семьдесят восемь лет, а знаешь, что такое возраст в большом мире? Это вовсе не твое душевное или физическое состояние. В большом мире возраст – это дата твоего рождения. Всем ведь будет наплевать, что я способна проплыть стометровку за пятьдесят шесть секунд, потому что я морально устарела для всех миров сразу, и я нигде не буду нужна так, как на этом корабле, еще более старом, чем я сама.

Я боюсь большого мира. Я так его боюсь, что пару раз задумывалась о том, чтобы продлить свой контракт еще на семьдесят лет. В коммерческом флоте мне будут только рады. Людей со столетним опытом работы там ценят, любят, уважают и не готовы ни на что променять. Возможно, мне бы даже оклад повысили. Вот только это совсем не жизнь. Ты ведь наверняка не для того в космонавты пошел, чтобы застрять в космосе до самой смерти? Все нормальные люди идут в эту профессию, чтобы через семьдесят вернуться очень богатыми и обеспеченными. А подвох в том, что никто не знает, куда именно он будет возвращаться, и будет ли его там ждать что-то хорошее. За это и платят хорошо. Но я недавно поняла, что платят явно недостаточно. Раньше я была глупой, наивной и думала, что за деньги можно купить все, кроме мужа и детей, которых можно обрести и бесплатно, но теперь я понимаю, что важные для меня вещи просто исчезнут с прилавков магазинов, а заодно и из самой жизни за то время, что я буду зарабатывать эти деньги. Это будет абсолютно чужой для меня мир, наполненный абсолютно чужими для меня вещами.

Примерно такие мысли я и увезла с собой из Солнечной системы.

Кстати, чуть не забыла сказать, сбились с курса мы из-за моей ошибки в навигации. Ну, это так, к слову…

Дальше ты сам знаешь, что происходило. Навязчивый корреспондент, свалившийся нам на головы, потом сигнал бедствия, поиски выживших и весьма затянувшаяся спасательная операция. Ленар постоянно подначивал меня, напоминал, что мне надо учиться быть капитаном, а какой из меня капитан, если я не могу взять под командование тараканов в собственной голове? Но я не могла отказаться. Знала ведь, что отказываться глупо, да и к тому же это могло неплохо освежить мои взгляды на службу, а заодно и на остальную жизнь. Я пыталась привыкнуть к новой ответственности, ну и заодно не забывала беситься из-за того, что Ленар не понимает, насколько ужасные перспективы его ждут, как только он освободит для меня свое кресло. Мог бы для приличия хоть немного приуныть и высказать мне свои переживания. Я бы выслушала его, утешила, и возможно, мне самой стало бы легче, но он был таким легкомысленным, что мне хотелось треснуть его по затылку и образумить. Если он не мог понять мои чувства, то никто бы не смог.

Когда мы начали вскрывать криостаты, я наконец-то смогла немного отвлечься от своих проблем. Разумеется, я не скажу, что в этом было что-то хорошее. Бьярне умирал на моих глазах, и это было почти похоже на тот случай с Андреем. Почти. Разница в том, что на этот раз я не стояла в стороне и пыталась вдохнуть в него жизнь так, будто это была моя собственная.

Бьярне умер.

Зато я попыталась ему помочь. Слабое утешение, но это тоже утешение. Наверное, я должна была гораздо острее на это среагировать, но почему-то этого не произошло. Видимо, все дело в том, что Бьярне был для меня чужим человеком, и я не испытывала к нему такой привязанности, какую испытывала к Андрею. Но Ленар решил иначе. Он, видимо, подумал, что это заставит мою старую рану снова кровоточить, и заставил меня проводить медосмотр для выживших. Сказал, что это из-за того, что у меня ничем не заняты руки, можешь себе представить? Мог бы придумать и поумнее оправдание тому, что посылает женщину осматривать троих мужчин.

Я была готова к небольшому всплеску гормонов, но все вышло как-то неожиданно. Густав вообще на меня не отреагировал, с Акселем мы немного повздорили (признаю, тут я была виновата), а вот Илья в наглую перешел в наступление.

И вот с этого момента в этой истории все очень сложно.

Мне тогда казалось, что он проявлял ко мне чисто мужской интерес, но теперь я понимаю, что он уже тогда задумывал очень хитрый, полный корысти план. Я вообще теперь не уверена, влекло ли его ко мне по-настоящему, но стоит признать, что он был убедителен.

Кстати, тебе любопытно будет узнать, что они все это время находились в глубочайшем отчаянии, и не только из-за смерти своего товарища. Они просто мастерски скрывали панику, от которой по ночам рвали на себе волосы, потому что… ну, ты в курсе. Они потеряли свой корабль, и их спасатели, сами того не подозревая, собирались доставить их прямо в тюрьму.

Илья придумал план. Стоит отметить, что это был сшитый на коленке план, полный ненужных рисков и состоящий почти целиком из чистой импровизации. У них была простая альтернатива – взять с «Магомета» оружие и провести штурм нашего корабля, но они выбрали крайне ненадежный план Ильи, потому что хотели провести захват как можно тише и без угрозы кому-то навредить. Думаю, это повод задуматься о том, что может они и преступники, но все же они не плохие люди. Просто немного лишние в этом мире.

Прямо как я.

Тогда Илья начал меня обрабатывать. Я до сих пор не могу точно сказать, действительно ли я ему нравилась, или это был холодный расчет, но он мне точно нравился, и вовсе не своим умением делать женщине комплименты. Он был вдвое старше меня, почти такой же одинокий, потерянный, но при этом не унывающий, полный жизни и энергии. Похож по описанию на Ленара, правда? А вот и нет. Он был способен меня понять. Он с самого начала не переставал напоминать, что не любит Ось. Он явно знал, что в большом мире он будет несчастен, и тогда я поняла, что нам с ним есть что обсудить. Для меня это был почти подарок судьбы.

Я уже говорила, что его план состоял из чистой импровизации?

Кто мог знать наперед, что Ленару вдруг взбредет в голову совершенно дикая идея – устроить мордобой на «Магомете»? Уверена, что никто. Если Илья действительно смог это как-то подстроить, то он просто какой-то Наполеон преступного мира. Но я уверена, что это было совпадением, причем таким же невероятным совпадением, как и молния, ударившая дважды в одно место в один и тот же день. Пока вы с Акселем пытались уложить друг друга, я случайно обмолвилась, что люблю плавание. Так он получил блестящую возможность реализовать следующий шаг своего коварного плана, и отлучился для того, чтобы, как мне тогда казалось, наполнить для меня бассейн. Красивый жест, не правда ли? Кто угодно способен потерять голову и тут же воспользоваться предложенными дарами. На самом деле он просто хотел меня раздеть. Нет, не для того, о чем ты подумал… хотя, возможно, и без этого не обошлось. Пока я плескалась в воде, плохо соображая и не видя ничего вокруг из-за того, что у меня были залиты глаза, он подобрал мою одежду и аккуратно сложил ее… Того, как он вынул из моей куртки пропуск, испортил его и засунул обратно, у меня не было возможности заметить. В тот момент я была слишком счастлива, чтобы заметить подвох даже перед самым своим носом.

Мы разговорились. Начали обсуждать станцию. Он мне рассказал несколько подробностей, и после этого мы решили вернуться на корабль. Возможно, ты думаешь, что тут я немного привираю… Твое право. Но в тот вечер мы действительно ограничились лишь тем, что я поплавала в бассейне, а он стоял рядом и смотрел. Думаю, если бы он проявил чуть больше наглости, я бы все равно его оттолкнула, но он не стал. Он вел себя очень порядочно, не требуя от меня такой благодарности. В тот день меня это приятно удивило, но сейчас я начинаю понимать, что он решил ограничиться лишь одним грязным делом.

Следующий день ты должен помнить хорошо. Ты взорвался, но перед этим я заступила на дежурство и выяснила, что мой пропуск не принимается Марвиным. Я не увидела в этом никакого подвоха. Мало ли что могло произойти с ним на старой списанной станции? Я даже размышлять об этом не стала. Я просто сообщила Ленару, что не могу работать, и тогда сработал следующий этап хитрого плана Ильи. Он ждал момента, когда информация о порче пропуска станет общеизвестной, и попросил подарить ему этот пропуск. Ленар почему-то согласился, но если бы и нет, то согласилась бы я. Илья был мне симпатичен, и я бы точно не увидела ничего плохого в том, чтобы сделать ему небольшой подарок на память. Так он совершенно легитимно завладел испорченной карточкой с моим именем и фотографией. А затем ты взорвался. Тебе, наверное, уже повторяли это тысячу раз, но в тот день все очень сильно переволновались за тебя, и эта история с пропуском у всех просто вылетела из головы. Илье и это было на руку, но я уверена, что ко взрыву, в котором ты чуть не погиб, он не был причастен. Да, Радэк, все мы совершаем ошибки. Даже ты, иногда. Но я не скажу, что как-то в тебе разочаровалась в тот день. Я просто была рада, что ты выжил, и ты стал для меня каким-то… более приземленным, наверное.

То, что случилось дальше, Илья не мог предусмотреть и всячески этого избегал. Ты докопался до правды и выяснил истинные причины, по которым погиб Бьярне. Они хотели это скрыть, потому что не были дураками и прекрасно понимали, что тем самым лишь привлекут к себе нежеланной внимание. Не знаю, в курсе ли ты, но тем поступком ты едва не разрушил весь план Ильи. Ленар ударил его в живот, а потом нанес удар гораздо страшнее, когда надоумил тебя и остальных приглядывать за ним. Илья находился на том самом ответственном этапе, когда слежка была ему ни к чему, но и тут ему крупно повезло.

Сейчас я понимаю, что для человека, который чуть не погиб посреди космоса он действительно невероятно везуч. Впрочем, возможно я не так на это смотрю. Ведь лишь везучий человек мог пережить взрыв реактора и дождаться помощи? Бьярне, очевидно, из всей их команды был наименее везучим. Цинга ведь не самое страшное заболевание, особенно на начальных этапах, и Бьярне действительно мог ложиться в криостаз в уверенности, что проснется. Мне было жаль Бьярне, но еще сильнее мне было жаль Илью. Я прекрасно понимала, что он чувствует, и понимала, что именно он был вынужден держать в себе. Я бы с радостью осталась глуха к этим чувствам, но не смогла. Вместо того, чтобы швыряться в него обвинениями, я лишь стала сильнее ему симпатизировать.

О том, что было дальше, мне рассказывать стыдно, но ты ведь и так в курсе самых постыдных деталей. Незадолго до укладывания в криостаз Илья завлек меня в челнок и решил совершить надо мной то, что на космических кораблях совершать было запрещено, но я рассудила, что если никто не узнает об этом, то и последствий ни для кого не будет. Никто не пострадает, а командная мораль не будет подорвана.

Ладно, признаю, эту отговорку я придумала уже позднее, а в тот момент я просто поддалась инстинктам, словно какое-то животное. Твое настойчивое приглашение на чашечку кофе нас прервало, но ты все равно немного опоздал. Илья успел совершить ровно то, что и задумывал. Ему надо было лишь уединиться со мной, усыпить мою бдительность, приблизиться ко мне вплотную, вторгнуться в мое личное пространство и совершить небывалый по дерзости поступок: стащить из кармана мой новый пропуск и заменить его старым.

Представляешь, как глупо я себя чувствовала, когда узнала об этом?

Подмены я, разумеется, не заметила. Илья идеально выбрал момент, когда пропуск мне был уже ни к чему, но когда я еще не успела закрыть его в сейфе. В тот момент он и начал догадываться, что за ним следят, и именно тогда его план чуть не рухнул. Воспользовался этим пропуском он прямо перед тем, как лечь в холодильник. Сказал, что ему нужно в уборную, помнишь? На самом деле он побежал с моим пропуском в отсек Марвина. У него было мало времени, минут десять, и серьезный риск, что кто-то пойдет его искать, но он все равно решился, до последнего надеясь захватить наш буксир без малейшей угрозы для нашего здоровья. Он отрицал свою вину в смерти Бьярне, но это был не просто обман, но еще и самообман. На самом деле его это мучило, и поэтому он готов был вывернуться наизнанку, лишь бы снизить все риски для здоровья до нуля. Смерть Бьярне лежала тяжким грузом на его душе, и он, как и все мы, прекрасно осознавал, что новые жертвы, образовавшиеся в результате силового захвата судна, будут гораздо более тяжким грузом, поэтому он рискнул всем своим предприятием.

Кстати, тебе будет интересно узнать, что его друзья, Аксель и Густав, верили в его успех даже больше, чем он сам. Поначалу его план казался им смешным, но они сошлись во мнении, что прежде чем хвататься за оружие, сначала нужно испробовать безопасный метод, и результаты, которых добился Илья, их сильно впечатлили.

Так… На чем я остановилась? На отсеке Марвина?

Илья побежал туда с моим пропуском, чтобы немного вмешаться в программу отсека криостаза. Он переставил настройки общего таймера так, чтобы мы не смогли разморозиться в ближайшие двадцать лет, или пока они сами не отдадут ручную команду. Разумеется, при этом он должен был позаботиться о том, чтобы саботированный общий таймер не помешал ему самому разморозиться вовремя, и установил индивидуальный таймер на свою капсулу. Он все делал второпях, и поэтому на таймеры для своих друзей у него не хватило выдержки. Он решил, что выйдет из криостаза через неделю и с помощью моего пропуска поднимет своих друзей из спячки вручную. Введя все параметры и убедившись, что он нигде не ошибся, он вышел из отсека Марвина, не обнаружил слежки, и решил, что его план сработал на все сто процентов.

Сейчас все это выглядит весьма иронично. Его план, наверное, был самым ненадежным и отчаянным планом в истории, но вопреки закону вероятности у него все складывалось очень неплохо, словно сама вселенная ему помогала. Он с блеском выполнил девяносто девять процентов своего плана и не заметил, как последний процент ускользнул от его внимания. В тот вечер, когда он покинул отсек Марвина и решил, что все кончено, его план пережил грандиозное обрушение. Смешно представить, сколько нервов и сил он потратил, а все оказалось зря, потому что под самый конец один маленький нюанс испортил всю картину.

Это была я.

Укладывая вас всех по холодильникам, я много размышляла над тем, как продлится оставшаяся часть полета. Мы уснем, затем проснемся на неделю, чтобы выполнить маневр разворота, и совершенно очевидно, что всю эту неделю вы не дадите Илье и шагу ступить без письменного подтверждения. Потом мы опять уснем, доберемся до Солнечной системы, и вы высадите наших гостей при первой же удобной возможности, чтобы затем вздохнуть с облегчением. Все это время Илья был бы чем-то вроде вашего пленника, и это не казалось мне правильным. Я слукавлю, если скажу, что в мои суждения не вмешался сугубо личный интерес, и тогда я решила совершить самый сумасшедший поступок в своей жизни. Когда вы все уже заморозились, и я осталась одна, я воспользовалась терминалом, чтобы перенастроить свою капсулу и… ну ты понял, наверное. Установила себе индивидуальный таймер. Я знаю, ты смотришь на меня с осуждением, но Илья на тот момент был мне очень дорог, и я просто хотела провести с ним побольше времени, прежде чем распрощаться навсегда. Я бы проснулась сама, затем подняла бы его, и на целую неделю вся вселенная была бы только для нас двоих. Никто бы не пострадал, если бы мы скрасили друг другу этот ужасный рейс парой приятных воспоминаний, так что решиться на такое мне было не сложно.

Я хотела, чтобы он запомнил меня красивой.

Я планировала проснуться первой, отойти от заморозки, привести себя в порядок и лишь затем поднять его ручной командой, поэтому даже не стала трогать интерфейс его капсулы. Если бы я поступила по-другому, все могло сложиться совершенно иначе, но мы имеем то, что имеем.

Илья разморозился через неделю. Тогда же он поднял Акселя и Густава. Разумеется, никто из них и не подозревал о подвохе, замороженном в соседней капсуле. Они были уверены, что корабль теперь находится под их полным контролем, и расслабились. Мой пропуск позволил им полностью переписать списочный состав, активировать свои пропуска с Пять-Восемь, аннулировать наши пропуска и получить доступ ко всему. Так они развернули корабль назад, к нашей барже.

Наверное, они очень радовались своему успеху.

Не знаю точно, чем еще они занимались в те дни, но это и не важно. Когда пришла пора, они легли обратно в холодильники. А затем подошел мой черед. Я проснулась, добралась до душа, привела себя в порядок… Говорят, что нельзя бодрствовать на космическом корабле в одиночку. Так вот, это чистая правда. Поначалу было непривычно все делать в одиночку, ни с кем не обменявшись даже парой слов. Затем я попыталась поднять Илью, и когда Марвин отверг мой пропуск, я начала чувствовать, как схожу с ума. Мне предстояло провести в одиночестве несколько дней, запертой в корабле, который меня не слушается, и поначалу я отрицала всю плачевность своего положения, теша себя надеждами, что где-то есть способ сделать так, чтобы все заработало, но я пока его не нашла. Я слонялась по кораблю в поисках этого выдуманного способа несколько часов, а затем начала сдаваться.

Ирма тоже оказывалась в подобной ситуации, помнишь? Вот только у нее был рабочий пропуск, и она в любой момент могла сделать все, что взбредет ей в голову. А у меня было только время, которое я обязана была выжидать в полном одиночестве, прежде чем снова замораживаться, и мне нужно было найти способ не свихнуться за это время. Могло быть гораздо хуже, кстати. Представляешь, что бы было, если бы процедура заморозки тоже требовала авторизации по пропуску? Я вот представляла, и это помогало мне думать, что я не самая безнадежная неудачница во вселенной. Раз я смогла профукать за один рейс два пропуска, то и на конкурсе неудачников мне было положено почетное второе место. Мне тогда и в голову не пришла мысль, что это мог быть тот самый пропуск, что был испорчен на «Магомете», поэтому я, как полная идиотка, занимала себя поисками причины, по которой мог испортиться второй пропуск. Дня через три мне и это надоело.

Оставшееся время я решила провести в челноке Б. Он давал мне ощущение, что хоть где-то я еще могу чувствовать себя как дома. Я запускала компьютер, баловалась с режимом симуляции, затем меня почему-то занесло в астрографию, и я увидела, что корабль движется не в ту сторону, в которую должен. Сложно описать, что я в тот момент почувствовала. Мне пришлось пошариться в архивах и как следует понаблюдать за звездами из обсерватории, прежде чем расстаться с идеей, что меня начал подводить мой собственный разум. Убедившись, что это правда, и какая-то непонятная мне сила развернула корабль, я, кажется, занервничала по-настоящему. У меня было несколько вариантов того, как это могло случиться, но решила их не рассматривать. Единственным правильным решением мне казалось как можно скорее рассказать обо всем своей команде, а рассказать можно было лишь разморозив всех вас. А поскольку пропуска у меня не было, пришлось решиться вручную убеждать Марвина, что судно в аварийной ситуации.

В тот момент я была совсем как Илья. Тоже ухватилась за какую-то призрачную возможность, и решилась все от вас скрыть, думая, что я как-то выкручусь из этой неудобной ситуации. Объяснять вам, по какой причине я проснулась раньше остальных, мне до ужаса не хотелось, поэтому я просто испачкала в геле себя и свою капсулу, а затем замкнула блок охлаждения, и все выглядело так, будто я проснулась вместе с вами. Я понятия не имела, что собиралась делать дальше, но решила скрывать от вас правду до последнего. Не всю правду, конечно, только самую неудобную для меня и бесполезную для вас.

Когда вы все очнулись, поначалу я растерялась. Я никогда не видела, как действует Будильник, и надеюсь, что не увижу этого снова. Наблюдая за тем, как вы все чуть ли не деретесь, не находя себе место, я уже в который раз пожалела сама даже не знаю о чем. Это ведь я накачала вас Будильником, причем намеренно, и видела, как всем вам было плохо. Наверное, я никогда еще никому не приносила столько вреда. Пока вы собирались со своими мыслями, я собиралась со своими, и пыталась думать прямо на ходу, что же делать дальше. Решила, что ничего. Вы и сами во всем разберетесь, вы ведь не дети, а я просто буду делать то, что обычно, как ни в чем не бывало.

Когда мы с Ленаром пришли на мостик, я приготовилась изображать удивление от того, что Марвин не принимает мой пропуск. Изображать ничего не потребовалось, потому что удивления и так было предостаточно, когда я увидела, что пропуск Ленара так же аннулирован. Получалось так, что без пропусков вы вряд ли заметите, что корабль летит в совершенно другую сторону, но я решила ничего не говорить об этом, чтобы не вызывать к себе лишних подозрений. По крайней мере не сразу. Я дала вам всем пару дней, вдруг кто-то все же заметит? Когда эта пара дней истекла, пришла пора наконец-то ткнуть вас всех носом в смену курса. Ленара это быстро убедило в необходимости крайних мер.

Предлагать вам эту затею со сжиганием платы доступа мне было нелегко. С одной стороны это было правильно, и надо поскорее возвращать контроль над кораблем. С другой стороны это бы мигом разрушило всю мою ложь. Чтоб ты знал, я бы не стала намеренно вредить своей команде из своих эгоистичных мотивов, но до последнего надеялась, что меня как-то пронесет. Не знаю, может быть я получила бы доступ к электронным журналам раньше Ленара и стерла бы оттуда запись о моей преждевременной разморозке. Вы бы тогда еще долго гадали, кто именно поковырялся в блоке охлаждения, но все, как обычно, пошло вопреки всем ожиданиям.

Мы все стояли на ногах, были взвинчены, злы, растеряны и занимались поиском виновных. Другими словами, план Ильи провалился с концами. Тогда они и решились на крайние меры. Они просто ждали момента, когда будет возможность отловить нас всех по одному. И дождались. У них хватило терпения, чтобы мы успели сжечь плату, и Ленар получил доступ к отсеку Марвина и электронным журналам. Прочесть их полностью он не успел. Его схватили, когда он только прочел строчку об авторизации Ильи с моего пропуска. Он отмел мысль о том, что мой пропуск могли украсть, и решил, что я предала команду. Не могу его осуждать за это, ведь он верил, что я не такая дура, чтобы просто так взять и потерять свой пропуск.

Меня схватили так же, как и вас. Ну, почти так же. На вас направляли дуло пистолета, затем вели в комнату отдыха и там по очереди пристегивали наручниками. Для меня решили сделать исключение. Да, это решение принадлежало Илье. Он пристегнул меня наручниками в кают-компании, но временно, чтобы я не мешала отлавливать собственную команду. Они изначально решили, что будут пытаться как-то переманить нас на свою сторону, и поэтапно, по мере возможности освобождать нас всех по одному, чтобы мы перестали быть пленниками и стали членами их команды. Начать решили с меня. Илья знал, как я отношусь к нему и к своим дальнейшим карьерным перспективам, и закономерно решил, что добиться от меня лояльности было легче всего, а добившись от меня лояльности ему было бы легче повлиять на вас. Я должна была стать голосом его команды и убеждать вас, что они нам не враги и не желают нам зла. Я должна была стать живым и свободным примером всем вам. Не знаю, на какой результат они рассчитывали, но своими силами они добивались совершенно противоположного. Они были настолько напуганы, что начали запугивать вас, чтобы никто из вас не пытался оказать сопротивления. Думаю, у них это хорошо получилось. Я и сама была напугана до смерти, пока стояла в кают-компании, прикованная к переборке, и думала, что вас всех собираются убивать. Я ждала, что услышу звуки выстрелов, и прощалась с собственной жизнью где-то пять минут или пару часов.