Текст книги "Тяжкий груз (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

1. А ты согласишься?

Путешествия по межзвездному пространству считаются условно безопасными, а все потому что межзвездное пространство до неприличия пусто. В нем космоплаватели не способны встретить такие страшные вещи, как плохая погода, смертельный уровень радиации, космические чудовища, синдром Кесслера или высокий холестерин. Твердые объекты, угрожающие при столкновении на околосветовых скоростях превратить корабль в пар, обычно не приближаются друг к другу ближе, чем на несколько миллиардов километров, а редкие исключения успешно сталкиваются с пути репульсионным полем.

Никаких внешних угроз для корабля там попросту быть не может.

Остается одна неудобная проблема: если с кораблем по каким-то сугубо внутренним причинам все же случилось что-то нехорошее, пустота космоса начинает ощущаться с двойной силой, ибо поблизости нет ровным счетом ничего, что могло бы помочь в экстренной ситуации. Если экипаж корабля не в состоянии довести свое судно до ближайших признаков цивилизации, им остается либо покинуть корабль на челноках, либо заморозить себя в криостазе и ждать, пока кто-нибудь когда-нибудь их случайно найдет и спасет. Последний план спасения не самый надежный и здорово режет слух неприятными словами «когда-нибудь», не говоря уж о том, что сильно отпугивает от межзвездных путешествий большинство психически здоровых людей. В связи с этим был введен закон, распространяющийся на всю обозримую вселенную, согласно которому никто в космическом пространстве не имеет права бросать человека в беде. Даже если вы являетесь космическим героем, которого родители ставят в пример своим непослушным детишкам, а перед вами гибнущий зоовоз, наполненный доверху хомячками, котятами, шиншиллами и прочими мелкими волосатыми тварями, по закону вы все равно обязаны отдать приоритет уборщику зоовоза, который только что подавился творожной запеканкой и исходится мучительными приступами кашля.

Таким образом выходит, что в космосе нет ничего дороже человеческой жизни.

Но вот посреди великого ничего разгорается настоящая драма. Короткая вспышка безмолвно озаряет собой равнодушие космоса, и жизни людей оказываются в плену у времени, пространства и инертного куска металла, который еще пару секунд назад носил право называться межзвездным кораблем. Степень беспомощности этих людей невозможно преувеличить, поэтому в страхе за их жизни невольно сжимается сердце, а желание работать в глубинах космоса естественным образом испаряется.

Но, в конце концов, кто еще их спасет, если не те, кто упорно продолжает заниматься этой работой? Профессии «космический спасатель» не существует лишь потому, что в космосе каждый должен быть готов спасать.

В почти осязаемой тьме застывший перед блистером воздух настырно упирался в инородное тело. Слегка колеблясь из стороны в сторону, не давая крови застаиваться в мышцах, тело в целом напоминало неподвижную статую женщины, зачарованно глядящей прямо в глаза Медузы. Медуза представляла из себя зелено-голубую планету, рельеф которой до сих пор выдавал своими кольцевидными горными хребтами сгинувшую эпоху низкой геологической активности. Сменится еще несколько поколений, прежде чем ландшафт уположится за счет атмосферных явлений и вымытого подземными реками грунта, но сейчас это был живой памятник торжеству жизни на некогда мертвой планете. Пара голубых глаз жадно впитывала в себя отраженный свет, путающийся в пушистых облаках, и периодически тишина нарушалась вынужденными вздохами. Вильма уже много раз видела подобные картины, но именно от этой у нее перехватывало дыхание. Время делало ради нее небольшой перерыв, а из головы вылетало, что у нее в правой руке черствеет надкушенная булочка, а в левой остывает кофе, пытаясь привлечь к себе внимание пляшущим на фоне сияющего жизнью диска ароматным паром. Столь чарующее воздействие на человека могли оказывать как безумно прекрасные вещи, так и безмерно ужасные. То, на что смотрела Вильма, для нее относилось к обеим категориям, и красота рукотворной природы с высоты в три тысячи километров смешивалась с неопределенностью черной бездны, ведущей в никуда. Восхищение боролось со страхом за место в ее сердце, которое робело перед каждым ударом, а кофе продолжал остывать.

Шипение гидравлики, с которым открылась дверь в обсерваторию, заставило ее шевельнуться. Вильма сделала лишь пол-оборота головой, чтобы краем глаза узнать в чернеющем на фоне освещенного коридора пятне мужской силуэт и понять, кому он принадлежит. Время вновь побежало в привычном ритме. Она вонзила свои зубы в булочку и смочила откушенный кусок печеного теста с корицей в легкой горечи напитка, который уже почти вытеснил собой из нее всю кровь.

С повторным шипением дверь отсекла приятный мрак обсерватории от залитого светом коридора, и по едва слышимым шорохам Вильма определила, что гость остановился за ее правым плечом.

– Давно тут ждешь? – спросил Радэк.

Вильма сделала еще один глоток, и ее слегка обжегшийся кончик языка определил точное время.

– Около десяти минут.

– И ты хотела показать мне красивые виды?

– Тут дело не в красоте, – обернулась она и представила очертания его лица, пробивающиеся из-под вынужденной слепоты, – а в истории, которая за ними стоит. Это же первая терраформированная планета в истории.

– И самая дорогостоящая ошибка, – скептически крякнул Радэк.

– Почему?

– Все из-за этих тварей.

– Каких тварей?

– Сейчас покажу… – подошел он поближе к блистеру, и его голова прорезала в планете черное пятно, – …так, я запамятовал, а на какой мы высоте?

– Три тысячи двести километров, – без запинки ответила она, словно находилась на экзамене.

– Черт, их орбита лежит выше, – отшагнул Радэк от блистера, – Отсюда мы не увидим этих тварей.

– Да кого же ты называешь тварями?

– Орбитальные магнитные щиты. Именно благодаря им это терраформирование по сей день является самым дорогим в истории, а стоимость их обслуживания до сих пор бьет по планетарному бюджету похлеще Кассиуса Клея. Считай, что у этой планеты в спутниках шестнадцать тысяч финансовых черных дыр.

– Грандиозно, не правда ли?

– Грандиозно, – согласился Радэк. – И в той же степени бессмысленно.

– Ну, чем-то же нужно было защитить планету от солнечного ветра, – пожала она плечами и затолкала в себя остатки булочки.

– А зачем? Можно было ограничиться воздушными куполами и подземными комплексами.

– В те времена еще не знали, что в галактике есть гораздо более подходящие кандидаты для терраформирования.

– Вообще-то знали.

– Нет, вести о планетах, которые находятся в зоне Златовласки, чей грунт насыщен питательными минералами, а ядро расплавлено и создает естественное планетарное динамо, дошли до сюда уже после того, как здесь подорвали шесть гигатонн термоядерных зарядов, запустили на геосинхронную орбиту первые двести магнитных щитов и открыли полсотни перерабатывающих заводов, насыщающих атмосферу парниковыми газами.

– Стоило на этом и остановиться.

– Возможно, – глотнула Вильма кофе и облизнула верхнюю губу, – Но люди стали заложниками собственных амбиций, вложенных ресурсов и затраченного времени. Это лишь кажется, что они могли остановиться, но на самом деле они не могли поступить иначе. Для местных колонистов терраформирование стало смыслом жизни, и у них попросту не хватило силы воли, чтобы сдаться на полпути. Такой вот оксюморон.

– Картина вселенной в ту эпоху менялась стремительно. Думаю, колонисты просто не успевали за прогрессом.

– Да, – хлюпнула Вильма кофе, – Именно это меня так и трогает.

На фоне космической черноты блеснула звезда, лениво ползущая по бескрайнему полотну и втянувшая в себя внимание наблюдателей. Радэк подошел к блистеру поближе в тщетных надеждах лучше разглядеть контуры движущегося объекта, хотя они оба заранее знали, что это такое.

– Это они? – спросила Вильма с нотками утверждения.

– Да, – спустя неуверенную трехсекундную паузу кивнул Радэк и еще на шаг отошел от блистера, – Кажется, это была самая короткая остановка в моей жизни. Всего два дня.

– И три часа.

– И три часа, – вздохнул он. – Не успели расслабиться, а нам уже пора срываться с места.

Огонек постепенно становился все ярче, и вот он уже приблизился достаточно близко, чтобы сквозь блики можно было различить строгие линии и выпирающие углы его металлического корпуса. Короткими всполохами маневровых двигателей челнок боролся с собственной инерцией, толкая и крутя себя в разных направлениях в поисках удобного положения в пространстве. Вильма привыкла наблюдать за стыковкой сквозь экран навигационного компьютера, где челнок был лишь точкой, робко приближающейся к точке побольше, но при зрительном контакте через один из двух наблюдательных пунктов на всем буксире ей казалось, что челнок пытается вальсировать с невидимым партнером. Она провожала его взглядом до тех пор, пока он не скрылся из поля зрения, и с упоением обнажила дно своей кружки. По ее телу пробежалась дрожь от предвкушения запахов свежих фруктов и типографской краски. Казалось, что в последний раз она ощущала эти запахи на прошлой неделе или сто лет назад. Они были столь же знакомыми и осязаемыми, сколь и давно забытыми и рассеянными, словно сахарная пудра на ветру. Что-то похожее предвкушает ребенок перед тем как заглянуть под елку новогодним утром.

Они вышли из обсерватории, и свет плеснул в отвыкшие глаза расплавленным металлом.

Пока Радэк звал через интерком своего коллегу по машинному отделению, Вильма, так и не выпустившая пустую кружку из руки, встала напротив челночного шлюза, подперла своим плечом переборку и начала ждать. Впитывая ушами тишину, которая вот-вот должна была нарушиться глухим ударом челнока, угодившего в стальные объятия стыковочных зажимов, она отсчитывала секунды ритмичной работой левой ноги по палубной решетке. В том, что происходило, не было ничего особенного, но каждый раз Вильма чувствовала себя маленькой девочкой в предвкушении, что родители подарят ей щенка. За челночным шлюзом ее ждал далеко не щенок, но и она уже была не девочкой, и для счастья ей требовалось уже не так много, как раньше.

Долгожданный звук столкновения двух многотонных металлоконструкций заставил ее сердце на секунду затаиться, а загоревшийся над дверью индикатор шлюзования разрешил ей выпустить из своих легких застоявшийся воздух.

– Эмиль! – послышался крик Радэка с третьей палубы.

– Да иду я, иду! – прокричала ему третья палуба в ответ и наполнилась звуками беспокойных шагов.

На краю слышимости Вильма ощущала, как техники что-то обсуждают по пути к шлюзу. А если точнее, то что-то обсуждал Эмиль, а Радэк, как обычно, в нужные моменты вставлял слова «да», «понятно», «хорошо» и «короче, Эмиль».

С коротким звуковым сигналом на панели индикаторов расцвела зеленью квадратная рамочка – значит, шлюзование окончено. Четыре двери, отделяющие буксир от челнока, одновременно распахнулись, явив на пороге капитана судна, и Вильма расплылась в улыбке.

– Да, я тоже очень скучал по тебе, – передразнил Ленар ее улыбку. – Аж шесть часов не виделись.

– А Ирма где? – не прекращала Вильма улыбаться. – Ирму хоть привез?

– Я здесь, – выглянула она из-за капитанского плеча. – И, вообще-то, это скорее я все это привезла.

– А все остальное? Все остальное вы привезли?

– Все по порядку, – оглянулся он на гору ящиков за своей спиной, занявших почти все свободное пространство челнока. – Сверху скоропортящиеся продукты. Там охлажденные фрукты…

– Неужели…

– …да, апельсины там тоже есть, – раздраженно добавил Ленар и продолжил считать ящики пальцем. – Там охлажденные овощи. Там замороженное мясо четырех видов. Там замороженная рыба трех видов. Лучше поскорее вернуть все это в условия, при которых вода становится твердой. Со второго ряда начинаются консервы. В самом низу сухие продукты… Ирма, поаккуратнее.

– Я справлюсь, – прокряхтела она, практически вывалившись из челнока с ящиком фруктов в обнимку. – Кто не работает, тот не ест, правильно?

– Правильно, – проводил он ее взглядом. – Жаль, что не все это пони…

– Мы здесь! – бодро крикнул Эмиль, вышагивая на пару с Радэком из конца коридора. – Ну что, привезли?

– Да, – устало вздохнул Ленар и указал вглубь челнока. – Повторять для вас, что где лежит, я не стану. Читайте этикетки на ящиках и разбирайте их соответственно.

– Так… – деловито упер Радэк руки в бока, читая надписи на ящиках. – Тут только провизия. Где остальное?

– Разберите все эти ящики, и найдете ваше «остальное».

– Ну, поехали, – потер Эмиль руки и взял ящик с овощами. – Тяжеленький. На все десять тысяч килокалорий. Кстати, вы ведь знаете, что по статистике средний космический дальнобойщик потребляет восемьдесят две тысячи килокалорий в год в то время, как годовая норма для рабочего человека составляет миллион килокалорий. Мы потребляем почти в двенадцать раз меньше пищи, чем положено, и эта мысль не дает мне покоя.

– Добавки не получишь, – проговорил Радэк, выглядывая из-за края своего ящика с мясом, и слегка подтолкнул локтем своего коллегу к выходу. – Ступай давай и радуйся хотя бы этим калориям.

– Я просто хотел сделать заострить внимание на том, что мы ведем не совсем нормальный образ жизни, – прозвучал его удаляющийся по коридору голос. – И меня преследует чувство, что надо что-то менять в нашем ежедневном рационе. Не знаю, может, заменить трехразовое питание пятиразовым, не меняя при этом суточной нормы… или, быть может, немного перебалансировать рацион… Не знаю, наверное, мне просто захотелось каких-то новых ощущений от банального приема пищи…

– Ну, а ты чего бездельничаешь? – с укором посмотрел на нее Ленар, и его глаза неодобрительно сверкнули в свете ламп шлюзовой камеры. – Между прочим, тут еда и для тебя тоже.

– Да, сейчас, дай немного собраться с мыслями, – игриво подшагнула она к своему капитану, пристально посмотрела ему в глаза и повторила насущный вопрос. – Привез?

– А, черт с тобой, – сдался он и нырнул обратно в челнок.

Пока Вильма контролировала взглядом каждое его движение, с которым он обыскивал багажный стеллаж, в ее предвкушение радости медленно просочился яд паранойи. Она отгоняла от себя дурные мысли и спрашивала себя, в чем же может быть подвох, с удовлетворением не находя ответа, и вот, когда диаметр ее зрачков приблизился к диаметру ее головы, Ленар развернулся и протянул ей предмет…

Выглядел этот предмет вполне невинно, и под определенным ракурсом он был даже привлекательным для человеческого глаза, но он был настолько далек от ожиданий, что мозг Вильмы даже не сразу согласился распознать в нем материальный объект из объективной реальности. Исключительно по вине рефлексов она протянула руку и ухватилась пальцами за четырехугольник, который легко можно было перепутать с богато украшенной сувенирной книгой на полсотни страниц. Его обложка была выполнена из мягкого серого пластика, тесненного рядами декоративных узоров, повторяющих характерные элементы каллиграфического письма. Открыв обложку в поисках страницы с предисловием ее глаза уперлись в глянцевую поверхность белоснежного цвета, из которой по краям аккуратными шишками выглядывало несколько черных кнопок с незнакомыми значками. Других элементов, за которые можно было бы зацепиться, ее глаз не нашел, поэтому она сделала судорожный глубокий вдох и сквозь еще не успевшую рассыпаться на части улыбку в смешанных чувствах произнесла единственный родившийся на острие ее языка вопрос:

– Что это за дерьмо, Ленар?

Его взгляд нахмурился в точности как в те моменты, когда ему хотелось сорваться на крик, но он вовремя брал себя в руки и продолжал выдавливать ровный тон со слегка покрасневшим лицом.

– Это то, что ты просила.

– Ты уверен? – продолжала она рассматривать незнакомый прибор, и в ее голос, наконец-то, закрались нотки неуверенности. – Я просила тебя привезти мне что-нибудь почитать, да побольше. Журналы, книги, но главное – побольше. И где они?

– Они все здесь, – указал он взглядом на кусок стекла, металла и пластика в ее руках.

– Ленар, кажется, между нами возникло какое-то недопонимание.

– Там собран архив из нескольких тысяч различных местных изданий за последние пару десятков лет.

– Это что, какой-то компьютер?

– Не совсем. Это Несторовское Электронное Устройство Чтения, – отчеканил он, и язык его тела выдал некоторое напряжение, – НЭУЧ.

– Неуч?! – почти выкрикнула Вильма, содрогнувшись от произношения этого слова вслух.

– НЭУЧ, – поправил ее Ленар.

А вот так чувствует себя ребенок, который на новогоднее утро обнаружил под елкой плюшевого щенка вместо живого.

– Я же просила привезти мне печатных изданий.

– Нет, ты просила привезти тебе «что-нибудь почитать, да побольше», – передразнил он ее, всеми силами давая понять, что этот спор не представляет для него интереса. – Всегда пожалуйста.

– И ты мне назло…

– Ой, вот только не надо тут строить из себя обиженную, – перебил ее Ленар пренебрежительным взмахом руки. – Никто тебе ничего назло делать не собирается. Но, во-первых, информация, записанная в этом устройстве, в печатном виде заняла бы пару тонн и много полезного объема, а нам предписано по возможности экономить и то и другое.

– Чушь какая-то… Мы перевозим миллионы тонн, а тебе стало вдруг жалко добавить в ним пару нормальных бумажных книг?

– А во-вторых тут нет никаких бумажных книг.

– Как нет? – проглотила Вильма скопившуюся слюну, перемешанную с ядом. – Тут что, уже все перестали читать?

– Конечно нет. Просто в этой системе уже некоторое время назад все текстовые публикации перешли в другую форму.

– В какую? – ткнула она ногтем в глянцевую поверхность неуча. – В такую что ли? С каких пор?

– Ну… – протянул Ленар, что-то считая в свое голове, – С тех пор, как закрыли последнюю типографию около четырехсот лет назад.

– Они здесь что, совсем с ума посходили? А как же непередаваемые ощущения от запаха чернил, шелеста страниц, ощущения массы издания и красиво оформленных обложек?

– Вильма, ты меня скоро доконаешь. Тебе что важнее: форма или содержание?

– Мне нужны адекватные люди, которые понимают, что и то и другое одинаково важно.

– Ну извини, поблизости только неадекватные люди, которые решили, что не стоит рубить лес ради книги, которую ты прочтешь за шесть часов и отложишь на полочку.

– И они решили заменить их на эти новомодные игрушки? – взмахнула она неучем так, что он едва не выскользнул из ее хватки, – Это просто профанация какая-то.

– Первые разновидности этих «новомодных игрушек», – отобрал он неуч у Вильмы, пока она его не разбила, – были изобретены больше семисот лет назад…

– Я не верю, что на всей планете не осталось печатных изданий.

– В хорошем состоянии они остались лишь в резервных книгохранилищах, но те издания сделаны не из бумаги, а из пластика.

– Из пластика… – повторила Вильма с ощущением, что вся планета, на орбите которой они припаркованы, в данный момент над ней издевается.

– Да, из пластика, именно из-за него они до сих пор в хорошем состоянии.

Она выцедила сквозь плотно стиснутые челюсти утробный звук, находящийся где-то между рычанием, мычанием и тихим досадливым криком.

– На Каликсе такого бреда не было!

– Ты сейчас не на Каликсе, – неуч лег на ящик с замороженной рыбой, а сам ящик отправился в объятия Ленара, плотно прижавшись к его груди. – Ты сейчас на космическом корабле, и вот уже минуты три ты ноешь по какому-то надуманному пустяку вместо выполнения полезной работы.

– Это не надуманный пустяк, потому что я действительно не на Каликсе! Я на космическом корабле, который сам сделан из пластика и металла, и я прямо здесь и свихнусь, если не буду себя баловать хоть какими-то напоминаниями о живой природе.

– Держи, – сказал ей ящик с рыбой, прежде чем навалился на нее всем своим весом и едва не лишил ее равновесия. Едва успев среагировать, она подхватила его побелевшими от напряжения пальцами, и неуч, лежащий на крышке прямо перед ее носом, издевательским блеснул одним из своих выглядывающих из-под обложки блестящих ребер. – Тут сорок килограмм напоминаний о живой природе, наслаждайся.

– Это серьезный удар под дых.

– Действительно? – взял он другой ящик и равнодушно прошел мимо нее. – В таком случае мне очень повезло, что мне наплевать.

– Ленар… – потащилась она прицепом за своим капитаном.

– Твоя работа ведь состоит в том, чтобы перемещать грузы, верно? – бросил он вдруг через плечо.

– Да, – крякнула она, едва не уронив ящик. – В моем бумажном контракте так и написано.

– Вот и перемещай грузы. А когда закончишь, мы устроим последний ужин на этой орбите. Я приготовил для вас несколько важных новостей, и я уверен, одна из них точно поднимет тебе настроение.

На космическом корабле полагалось держать при себе вредящие рабочей атмосфере эмоции, и внешне могло показаться, что Вильма серьезно нарушила это правило, но глубоко внутри нее клокотало в десять раз больше досады, чем та, которая все же просочилась наружу. Ей хотелось реветь, рвать и метать, но ей мешал голос еще не заглушенного разума и тяжелый ящик, отвлекающий от злости на целую планету неприятной болью в грудном отделе позвоночника. Подумать только, целых четыреста лет назад целая планета отказалась от бумажных книг… Как хорошо, что они улетают уже сегодня. Следующая остановка – колония Фриксус и адекватные люди, но сначала – праздничный ужин.

Ужин действительно был праздничным. Прием пищи из свежих продуктов просто не может быть иным, когда ты – космический дальнобойщик, питающийся преимущественно консервами. Слово «праздник» в межзвездном пространстве теряло всяческий смысл. В космосе не было определенной культуры или каких-либо четких привязок для отсчета времени. Космоплаватели пользовались традиционным календарем сугубо в организационных вопросах, но такие понятия, как дни, недели, месяцы или годы были лишь воображаемыми явлениями, следовательно и не было никакого нового года, международного женского дня или дня знаний. Исключением был лишь день труда, и он отмечался лишь три дня: вчера, сегодня и завтра. А вот праздник в честь приема свежей пищи происходил в любой день, когда на борту еще была свежая пища. Как правило, это были первые несколько дней после снабжения в космопорту, что происходило примерно каждые два-три рейса.

Когда экипаж обрамил собой круглый обеденный стол в кают-компании, Вильма в очередной раз вспомнила, что во вселенной нет тех проблем, которые не могли бы ненадолго отойти на задний план перед апельсинами и треской с овощами от самопровозглашенного шеф-повара Эмиля Кравчика. Апельсины встали для нее на первое место в списке кулинарных предпочтений, потому что именно они били ей в голову сильнее всего, едва по воздуху разнесется кисло-сладкий цитрусовый аромат от сока, брызнувшего из надорванной кожуры. Она положила себе в рот бомбу и невольно прикрыла глаза от взрыва природного вкуса, полученного без помощи специй. В космосе такие взрывы были редкостью, а оттого имели большую поражающую способность.

– Вильма! – вывел ее Эмиль из вкусовой контузии. – Брось апельсин. Аппетит испортишь.

Она опустила взгляд на столешницу, наконец-то наградив вниманием тарелку с остывающей треской. От нее шел по-своему приятный аромат, и она всем своим видом просила, чтобы ее съели, но вид Эмиля явно просил этого сильнее. Кусочек филе, зацепившийся за вилку, отправился Вильме в рот и растаял прямо у нее на языке. Апельсиновое послевкусие слегка портило впечатление, но это все равно было одно из тех блюд, которые не хотелось глотать, чтобы подольше купать вкусовые рецепторы в его соке.

– Напомни мне, – наконец-то сглотнула она, – почему ты стал техником, а не поваром?

– Чтобы дать шанс остальным поварам, – ехидно улыбнулся он в ответ и с чувством удовлетворения принялся за свою порцию.

– Как-то раз он обмолвился, что его кулинарный талант открылся уже после того, как он стал техником, – пробубнил Радэк с набитым ртом.

– На самом деле я в этом не совсем уверен. Всю жизнь меня тянуло на кулинарные эксперименты, стоило мне лишь проголодаться сильнее обычного, но именно в космосе я по-настоящему понял, что питаюсь чем попало, и мне срочно нужно как-то взять в руки собственный рацион, поэтому, однажды утром, когда я, как обычно, ударился макушкой о верхнюю полку…

– Это надолго… – тактично заткнул его Радэк. – Предлагаю насладиться этим рыбным филе молча.

– Кстати, Ленар, – не позволила им Ирма насладиться едой молча, – ты с ними не поделишься новостями, пока мы не отлетели?

– Ты что, уже в курсе всех новостей? – хлестнула ее Вильма недоверчивым взглядом.

– Нет, я скорее в курсе того, что они есть. Ленар меня заинтриговал еще в челноке, но…

– Ладно, дальше я сам, – остановил ее Ленар и промочил свое горло глотком воды. – Да, я приготовил для вас три важных новости.

Это были те самые новости, одна из которых должна была поднять Вильме настроение, но Вильма была уверена, что эта новость поднимет ей настроение лишь по версии самого Ленара. Она обратилась во слух, заподозрив, что после оглашения новостей он не поймет, какая из новостей окажется той самой. Новости в космосе – вообще дурной знак. Космонавты привыкли жить в стабильности, и перемены практически всегда сулили какие-либо неудобства, а иногда внезапную смерть.

– Во-первых, – продолжил Ленар с торжественной интонацией, – к нам скоро присоединится гость.

– Как? – пробежал по лицу Ирмы испуг, и она взглянула на часы. – Нам срываться с места через три часа, а ты предупреждаешь об этом лишь сейчас?

– Он присоединится к нам не настолько скоро. Мы подберем его на окраине системы.

– На окраине? – охватила Вильму тихая паника. – Так это что, весь маршрут теперь пересчитывать?

– Спокойно, дайте мне договорить, – он выдержал небольшую паузу, чтобы убедиться в готовности своих подчиненных слушать молча. – Ничего пересчитывать не будем. Наш гость перепрыгнет к нам прямо на ходу со служебного транспорта.

– Сопровождающий? – задал Радэк первый вопрос по делу.

– Нет, это корреспондент.

– И он не нашел более удобного способа попасть на Фриксус?

– Его цель не Фриксус. Его цель – наш буксир. Ему поручили собрать материал для документалки про межзвездные грузоперевозки.

– Пропаганда?

– В точку.

– Давно пора, – вздохнул Радэк. – Радуйся, Вильма, тебя в кино покажут.

– Я и радуюсь, – равнодушно соврала Вильма, еще не определившись, как на эту новость реагировать. – Это то самое, что должно было поднять мне настроение?

– Нет, вообще-то я ошибочно полагал, что эта новость вызовет у тебя еще больше недовольного ворчания, – Ленар многозначительно прочистил горло. – Вторая новость уже поважнее: официально этой мой последний рейс, а это значит, что на Фриксусе нам предстоит распрощаться.

Никто вечно не живет и никто вечно не летает по космосу. Все это знали, но подобные новости каждый раз являлись для всех неожиданностью, которую требовалось переваривать некоторое время, а до того момента тактично выражать радость за коллегу, который, наконец-то, сможет начать жить настоящей жизнью и даже в открытую ему завидовать. Наступила молчаливая пауза, в течение которой трое человек обдумывали, как бы получше поздравить Ленара с долгожданным освобождением, и лишь Вильма сидела с видом растения, притворяющегося человеком. Она ошибалась. Неуч не был ударом под дых. Вот это было ударом под дых хлестким акцентированным ударом непостижимой силы, который уже был нанесен, и Вильма как раз начала осознавать, что через несколько мгновений отойдет от легкого шока и прочувствует всю гамму чувств от этого удара. В ее груди проснулся давно дремлющий страх. Холодный, липкий, иррациональный. Он прогнал из нее весь аппетит, взболтал мысли в кашу и зазывал к побегу из этой реальности в какую-нибудь другую, менее реальную. Слабохарактерные люди в таких ситуациях сразу хватались за бутылку, но это был не ее случай – у нее под рукой не было ни одной бутылки. Если это была та самая поднимающая настроение новость, то оставшаяся третья новость просто убьет ее на месте. Для одного дня было уже слишком много новостей.

– Жаль, – отреагировала Ирма первой.

Она была в экипаже всего четыре экспедиции, и все это время почти не скрывала, что Ленар был ее любимчиком. Между ними творилось то, что можно было называть нездоровыми рабочими отношениями: из всех подчиненных именно к ней Ленар был строже всего, и порой его строгость проходила по опасной грани, но Ирма смиренно воспринимала это как должное, и, возможно, ей это в нем даже нравилось. Лишь она могла ляпнуть такое, и поэтому Эмиль поспешил сделать ей замечание:

– Лишь ты могла ляпнуть такое. Порадуйся за человека. Он отпахал свои семьдесят лет и теперь сможет порадоваться жизни.

– Я рада его радости, – промолвила Ирма без тени искренности. – Просто, я не уверена, что смогу уважать нового капитана так же сильно.

– Придется, – твердо решил Ленар. – Так написано в твоем контракте, помнишь?

– Помню, я уже почти выучила его наизусть.

– В таком случае, я поздравляю тебя, – сухо промямлил Радэк, даже не попытавшись выразить каких-либо эмоций. – Надеюсь, ты не станешь тратить время попусту и быстро найдешь себе высокую симпатичную блондиночку…

– Спасибо, но я с некоторых пор настороженно отношусь к «блондиночкам». Не обижайся, Вильма, это не про тебя.

– А? – вынырнула Вильма из своих мыслей, услышав среди неразборчивого потока слов свое имя. – Что не про меня?

– Вильма, не спи. Честно говоря, я ожидал от вас чуть более оживленной реакции, – обвел Ленар хмурым взглядом свой экипаж. – А вы ведете себя так, будто я собираюсь умирать. Если вы беспокоитесь о том, что не сможете сработаться с новым капитаном, то тут я сделаю два замечания. Во-первых, в космос стараются не пускать неуживчивых людей, не способных пойти на некоторые жертвы ради командного духа. Если бы вы были такими, вас бы тут не было, и если бы ваш новый капитан был таким, он не был бы вашим новым капитаном. Поэтому с этого момента начинается моя последняя серия приказов, и первый приказ в этой серии будет «Живо поднять носы!».

– А второе? – вопросила Ирма.

– Второе?

– Второе замечание.

– Ах, да, – вспомнил Ленар. – Второе замечание будет не просто вторым замечанием, но еще и третьей важной новостью на сегодня.

Вильма все это время сидела спокойно, и по ее внешнему виду никто и заподозрить не мог, что этот день уже практически выжал из нее все моральные силы. У нее даже не хватило решимости доедать эту потрясающую треску с этими потрясающими овощами, которые молча лежали на тарелке и не несли с собой никаких важных новостей, что само по себе тоже было потрясающе.