Текст книги "Тяжкий груз (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)

Счет времени он потерял, но не настолько. Еще слишком рано было для ужина, и этот звук казался каким-то торопливым и беспорядочным. Он видел, как его сокамерники затаили дыхание, навострив уши, и вслушиваясь в лишенную всякого ритма дробь он не сразу понял, что это были шаги двух человек. Два человека, шагающие к их камере могли обозначать лишь одно – кто-то из них опять возьмется за оружие, чтобы другой мог спокойно открыть дверь в камеру и сделать что-то…

Ленар не мог ничего дать захватчикам, потому что у него уже и так все забрали силой, и эта мысль его пугала даже сильнее, чем мысль о том, что где-то там у кого-то действительно зудит желание пустить оружие в ход. Густав уже однажды так сделал, и по заверениям Эмиля сделал он это твердой рукой. Что мог испытать человек, выстрелив кому-то в голову, и при этом не нанеся вреда? Наверное, лишь разочарование. Ленар помнил это чувство. Каждый раз, когда он находил зайца и пускал стрелу в тщетный полет, он лишь рычал от злости и все сильнее становился одержим желанием наконец-то пригвоздить проворное животное к земле. Его жажда заячьего жаркого постепенно перерастала в жажду заячьей крови, и теперь он сильнее всего боялся, что где-то поблизости бродит вооруженный человек с подобным складом характера.

Как только шаги стихли у самой двери, в окошке для передач появилось лицо Акселя. Свежевыбритое, чистое, бодрое… в общем, у него было мало общего с заключенными. Его взгляд пересчитал головы, а рот с озадаченным свистом всосал воздух.

– Прижмитесь, пожалуйста, к дальней переборке, – скорее попросил Аксель, нежели потребовал, хотя мог себе позволить любую степень грубости.

Это не первый раз, когда захватчики произносили волшебное слово. Было даже забавно слышать, как они цепляются за формальности этикета после грубого нарушения большей части законов межзвездного права. Ленар не раз замечал все то неудовольствие, с которым Аксель с Ильей вступали с бывшим экипажем в контакт, но до сих пор рассматривал это как какую-то личную неприязнь. Возможно, он ошибался, и дело было в чуть более очевидных вещах, на которые он все это время упорно закрывал глаза.

Пленники медленно прижались к переборке, борясь с неохотой ленивыми движениями. После трех дней, проведенных на лежанках с перерывами на еду и вынужденные прогулки до ширмы рядом с вентиляционной решеткой, тело начинало ржаветь. Загустевшая кровь с неохотой проталкивалась по жилам малиновым вареньем, а мышцы теряли эластичность, но главной причиной их нерасторопности было коллективное желание досадить Акселю затянувшимся ожиданием. Других развлечений все равно не было.

А затем дверь открылась.

Пиратства не существует, напомнил он себе. Пиратства точно так же не существует, как и боевого оружия на коммерческих грузовых судах, однако если бы пиратство существовало, то можно было бы смело заявить, что перед ним предстал самый красивый пират за всю ничтожную историю космической организованной преступности. Он не питал к Вильме никакого влечения, особенно после недавних событий. Просто еще раз отметил для себя общеизвестный факт, чтобы зацепиться за хоть какой-то порядок в воцарившемся хаосе у себя в голове, и встретить врага так, как он и хотел – с достоинством.

Это враг, повторял он самому себе в такт робким шажкам, с которым Вильма не вошла, а скорее вплыла в камеру. Ее лицо со времен их последней встречи не изменилось. Все тот же серьезный сосредоточенный взгляд, все те же тени, легкой вуалью застывшие над ее бровями, и все то же напряжение в желваках, ощущающееся на расстоянии даже сквозь ее припухлые щеки. Она смогла завладеть вниманием лишь временно. Оглянувшись, она обратила взоры на Акселя. Матовый блеск на его лбу выдавал его. Он нервничал, и все так же неуверенно сжимал в руке «кадиевку», словно провожал свою спутницу в клетку к голодным медведям. Взгляд, которым он полировал Вильме спину, не был каким-то особенным. В его страшащихся моргнуть глазах читалась все та же тревога и настороженность, а в плечах – мучительное желание как можно скорее закрыть дверь.

Вильма послала ему короткий кивок, и клетка снова захлопнулась.

За те несколько секунд, что она молча разглядывала своих бывших коллег, Ленар смог разглядеть ее внимательнее. На ней не было куртки, оружия и подводки над верхней губой, а кудри, бьющие штопором из ее головы, выглядели чуть иначе, словно кто-то бросил в них щепотку хаоса. Глядя на нее, возникали некоторые сомнения в ее истинной роли во всем происходящем, и Радэк первым начал разговор, о котором совсем не просил:

– Если ты сейчас развернешься и постучишь в дверь, тебя выпустят?

– Да, – развеяла она большую часть сомнений, не проявив эмоций.

Было непривычно видеть ее такой. Он могла быть сердитой, возмущенной, расстроенной, раздраженной, иногда веселой и заботливой, но Ленар не мог вспомнить случаев, когда она была такой холодной и равнодушной. Она отстранилась от своего экипажа. Этого стоило ожидать, но Ленар надеялся, что их встреча пройдет чуть ярче, с криками, обвинениями и оттопыренными указательными пальцами, но они оба поняли, что в этом не было нужды.

– С тобой хорошо обращались? – выразила Ирма обеспокоенность, способную смутить любого человека по обратную сторону баррикады.

– Вам больше не стоит обо мне беспокоиться.

– Может быть ты расскажешь, о чем нам стоит беспокоиться? – предположил Ленар. – Ты ведь за этим сюда пришла?

– Вам не причинят вреда, – пообещала она. – Если вы будете хорошо себя вести, разумеется.

– И до каких пор мы должны «хорошо себя вести»?

– До тех пор, пока мы не найдем то, что ищем.

– И что же это? Заповедник? – плюнул Эмиль порцией скепсиса. – Это тяжелый буксир, а не легкое разведывательное судно. На такой махине вы можете искать заповедник веками.

– Нет, – качнул головой Радэк. – Максимум полвека, а затем они и это судно угробят.

– Он прав, – согласился Ленар. – Вильма, не глупи, ты же штурман. Должна понимать, что заповедники на звездных картах никто не отмечает.

У нее был готов ответ.

– А если я скажу, что координаты заповедника можно извлечь из бортового самописца? Туда записываются все пункты прибытия и отправления даже после плановой очистки журналов управляющего интеллекта. Надо лишь расшифровать самописец, извлечь из него координаты всех пунктов назначения и исключить из них те, которые уже числятся в наших звездных картах.

– Чушь какая-то, – Ленар скосил взгляд на техников. – Наш корабль хоть раз посещал заповедник?

– При нас с Радэком это был только Витус.

– Витус, – спасовал он Вильме. – Я и без самописца могу указать тебе его местоположение, а если ты и твои новые друзья проявят сотрудничество, выпустят нас отсюда, а затем добровольно сдадутся властям, на вашем суде я постараюсь говорить о вашем поведении только хорошее.

И тогда маска из холодной стали на ее лице раскалилась до пастельного оттенка красного и начала плавиться. Когда ее ноздри увеличились в просвете, а верхние резцы выглянули из-под сведенной судорогой губы, Ленар понял, что она ожидала услышать что-то другое. На волю показалась прежняя Вильма, и она была более прежней, чем хотелось бы.

– Какая нахальная самоуверенность! – протолкнула она через сдавленное возмущением горло. – Какое тщеславие и эгоизм! Ты тут уже несколько дней сидишь, и на что ты потратил это время?!

– Я ждал, когда хоть кто-то из вас, вредителей, образумится.

– Взаимно! – вскрикнула она и запустила пятерню в свои кудри, успокаивая пожар у себя на душе. – У тебя было много свободного времени, которое ты мог потратить с пользой, а ты все это время лежал на спине, жрал и тешился мыслями о том, что ты жертва, мученик и на твоей стороне находится правда.

– Вильма, успокойся, – потребовал Радэк.

– Я спокойна, – сказала она себе, и ее глаза треснули, словно скорлупа, украсившись сеточкой кровеносных сосудов. – Твой так называемый «капитан» ни секунды не потратил на то, чтобы подумать о своем собственном поведении.

– Так, а вот это уже интересно, – сложил Ленар руки на груди и задрал повыше нос, сгорая от нетерпения узнать, какова на вкус та грязь, которой его собираются облить. – Что же по-твоему я сделал не так?

– Именно твоя дурацкая самоуверенность привела ко всей этой ситуации. Ты всегда думал, что знаешь, что делаешь? Думал, что у тебя все под контролем? Даже после того, как по твоей вине скончался Бьярне?

– Он скончался не по моей вине, – вздохнул Ленар, цепляясь за таящий и выскальзывающий из рук самоконтроль. Он был готов на любое оскорбление, но обвинение в непредумышленном убийстве для него было еще не зажившей раной. Если Вильма хотела выбить его из равновесия, то она знала, куда стоило бить. – Мы ведь уже выяснили это. Я все сделал как положено, и погиб он не из-за моей ошибки.

– Он мертв. По твоей вине или нет, но убило его именно твое решение. А увидев возможность сбросить ответственность на кого-то другого ты так обрадовался, что отпраздновал это рукоприкладством! И в этом отсеке ты был заперт задолго до того, как узнал об этом. Ты наделал ошибок, и в упор их не заметил из-за того, что великий Ленар Велиев имеет эксклюзивное право на правоту и преступную деятельность. А вот тебе новость, которая, возможно, тебя образумит: Бьярне уже второй человек, который расстался с жизнью под твоей ответственностью, и обе смерти сошли тебе с рук.

– И в чем же ты меня сейчас обвиняешь? – вздохнул Ленар еще раз. – В двойном непредумышленном убийстве?

– В некомпетентности, безответственности и преступной халатности, – выпалила она сквозь стиснутые зубы. – В последнее время ты не перестаешь повторять, что это твой последний рейс, и что твой контракт уже истек. Ты еще даже не подписал акт об освобождении от должности, а уже перестал быть достойным руководителем, и ведешь себя как привилегированный пассажир, играющийся с кораблем и экипажем, словно с игрушечным паровозиком. Ты уже наплевал и на корабль, и на устав, и на свой экипаж. Ты не управляешь людьми, а развлекаешься, стравливая одних в кулачных боях ради своего извращенного удовольствия и откладывая на полочку других, словно наскучивших тебе игрушечных солдатиков, и единственный рабочий вопрос, который тебя тревожит – это как бы поскорее сбросить на меня побольше ответственности и обязательств. Знаешь, кто ты после этого? – спросила она и, не дождавшись ответа, нанесла болезненный удар ниже пояса, – Ты вредитель!

Ленар чувствовал, как горит его лицо, колотится сердце и чешутся руки. Вильма произнесла много слов, и все застряли в его голове, водя хороводы и не желая замолкать. Откуда-то издалека доносились крики чувства его собственного достоинства, пока мир окутывался красной пеленой, а разум туманился от желания вложить в один яростный удар всю свою обиду на то, что Вильма за раз произнесла так много правды. Это был бы жест отчаянной беспомощности, который бы увековечил каждое сказанное ей слово в гранитной плите. Ленар умел себя контролировать, иначе ему бы никогда не доверили такую работу, но даже он не мог точно знать, как бы он себя повел, если бы при достижении точки кипения между ним и Вильмой не выросла большая помеха.

– По-моему сказано было достаточно, – бросился их разнимать Эмиль.

– Нет, не достаточно, – раздался голос за его спиной.

– Вильма, лучше молчи.

– Нет, пусть говорит, – в который раз вздохнул Ленар, чтобы дать мозгу вспомнить, что такое кислород. – Она ведь зашла к нам в гости не для того, чтобы молчать, верно?

– Верно, – выглянула она из-под тени бывшего техника, и смягчила свой обвинительный тон до снисходительного, что злило лишь еще сильнее. – Ленар, я знаю, что в глубине души у тебя есть совесть. Настоящая совесть, а не та, которую ты все время пытаешься изображать и которой учишь других. Я видела, как ты умеешь искренне переживать за жизни своих людей, и надеюсь, что в тебе это качество еще живо. Хоть сейчас прояви благоразумие и перестань делить всех нас на героев и злодеев.

– Что тебе нужно от меня?

– От вас, – поправила она его и обвела взглядом всех заключенных. – Отпускать вас никто не собирается, в этом вы можете быть уверенными, но и зла вам никто не желает. Мои, как выразился Ленар, «новые друзья», несмотря на всю неоднозначность ситуации, очень благодарны вам за то, что вы спасли их от смерти посреди космоса, и ничего против лично вас не имеют. Они сделали то, что сочли необходимым. Они не могут вернуться на территории Оси, ведь их там ничего не ждет, кроме тюремного срока или чего-то похуже. Это значит, что и вас туда они не могут отпустить. Я прошу вас смириться с таким положением вещей и сделать то, что вы старались делать и раньше – поддерживать мир и порядок на корабле.

– Вильма, ты совсем чокнулась? – поинтересовался Радэк.

– Я другого ответа и не ждала, – сохранила она невозмутимость, – но прошу вас подумать. Время на размышления у вас есть, и много. Я понимаю, что вы все сейчас сильно расстроены, морально подавлены и не испытываете ко мне ничего хорошего, но со временем вы остынете и сможете взглянуть на все это с холодной головой. И когда этот момент настанет, просто вспомните, что драться и воевать не обязательно. Все можно решить миром.

Ленар всегда был рад мирному решению, но только не теперь. Он окинул взглядом своих подчиненных, словно беззвучно спрашивал их совета. Он увидел страх в глазах Ирмы, озадаченность в растерянном лице Эмиля, сомнения в хмурящихся бровях Радэка и сковывающий ужас во всем корреспонденте. Они обменивались немыми взглядами, ожидая, пока кто-то из них нарушит тишину и выдаст правильный ответ, который не мог быть положительным.

– И что именно ты имеешь ввиду? – спросил Ленар и уточнил. – Каким именно миром должно все решиться?

– Вас не будут вечно держать взаперти, – пообещала Вильма. – Мы найдем заповедник, колонизируем его, и тогда вы вместе с нами начнете новую жизнь. И это будет не жизнь в мире, где все давно построено и решено за нас, а жизнь в мире, который мы сами для себя создадим.

– Вильма! – прорычал Ленар, схватившись за голову с чувством наступающего безумия. – У нас нет координат незанятого заповедника. Ты сейчас предлагаешь какую-то абсолютную бессмыслицу!

– У моих «новых друзей» было сорок лет и шестьдесят семь далеко не самых темных умов на прицепе для решения этой задачи. Думаешь, после всего, что случилось, они стали бы продолжать поиски, не будучи уверенными в успехе? Напротив, смерть Бьярне – это слишком высокая цена, чтобы быть уплаченной за провал. Думаю, ты и сам хорошо это представляешь. Они многому научились за эти годы. Они научились выслеживать попутные корабли, научились тайно проникать на борт во время фазы дрейфа, научились вскрывать шифрование бортовых самописцев и даже научились забирать с чужих кораблей часть полезного груза так, чтобы это выглядело небольшой, но весьма досадной аварией вроде столкновения с метеороидом. Они так делали уже несколько десятков раз, и никто даже не понял, что в действительности произошло. Уже одно это является весьма впечатляющим достижением.

– Я бы им поаплодировал, но, Вильма, опомнись, – обеспокоенно посмотрел на нее Эмиль. – Это же преступление. Они крадут чужое имущество. Они присваивают себе то, чего не заслужили. Они же вредители!

– Да, благородства тут мало, – согласилась она, слегка поморщившись. – Но вы ошибаетесь, если считаете, что это доставляет им удовольствие. Их главная цель не отнять, а найти себе место. Думаю, каждый из вас способен это понять.

– Вильма! – взмолился Петре, ненадолго выйдя из оцепенения. – Я понимаю, что у вас есть какой-то общий эмоциональный груз, но… опомнитесь! Задумайтесь над тем, что вы предлагаете! У каждого из нас есть какие-то планы на дальнейшую жизнь, а вы предлагаете нам просто взять и отказаться от этих планов! Вы хотите, чтобы мы отказались от своей жизни и приняли вашу!

– Петре, я понимаю, что вам это слышать тяжелее всего, – произнесла она с сочувствием в голосе. Возможно, с наигранным сочувствием. – Но, на самом деле я никому ничего не предлагаю. На самом деле я ставлю вас перед фактами. Мне жаль, но, если вас это хоть как-то утешит, то вспомните, что космос – это очень опасное и страшное место. С вами могли случиться вещи гораздо хуже. А что касается вас, мои старые друзья, – обратилась она к своему бывшему экипажу. – То для вас все гораздо проще. У вас изначально не было выбора. Вам всем, как и Ленару, предстояло рано или поздно проститься с космосом, и вернуться в мир, которому вы не нужны, и который тоже может быть опасным и страшным местом. Теперь вы избавлены от этой участи.

– Какая нахальная самоуверенность! – передразнил ее Ленар, вложив в эти слова все отвращение, что наскреб у себя в арсенале. – Ты так рассуждаешь, будто мы полностью в твоей власти, и подчинимся любой бредовой идее, которую нам предложат взрослые дяди со странными пушками.

– Я же сказала – я просто ставлю вас перед фактами. У вас нет альтернативы достойнее.

– Этот преступный образ жизни не имеет никакого отношения к достоинству. Как и ты, – отчеканил Ленар, уколов ее в грудь указательным пальцем. – Было большой ошибкой пускать тебя в космос. И будет еще большей ошибкой принять твои «факты» за факты.

– Это и есть факты. Оглянись, – описала она рукой окружность. – Панель управления заварена, а в вентиляцию даже Ирма не поместится… У вас просто нет другого выхода. Все, что у вас сейчас есть – это время. Воспользуйтесь им с пользой и подумайте над новыми перспективами. Время что угодно способно поменять, даже ваше мнение.

– Даже с помощью криостаза ты не дождешься того момента, – пообещал ей Ленар.

– Мои дорогие старые друзья, – обратилась она ко всем. – Ваш бывший капитан ослеплен гордыней, и его упрямство и самоуверенность сделает лишь хуже. Если пойдете за ним, то он приведет вас туда же, куда привел Андрея, а чуть позже еще и Бьярне. Это не угроза, не волнуйтесь. Просто примите к сведению, что хранить ему верность вас больше ничто не обязывает, ведь, как любит повторять Ленар, у него контракт истек. Смиритесь с новым порядком или забудьте обо мне и катитесь к чертовой матери! – Она закончила с легкой хрипотцой в голосе, ознаменовавшей, что этот разговор затянулся. Обе стороны уже высказались, и никому нечего было добавить. Все понимали, что излишний обмен оскорблениями ничего не решит, и лишь наблюдали за тем, как Вильма пятится обратно к выходу, чтобы три раза хлопнуть по двери с просьбой выпустить ее из камеры для «старых друзей». За дверью ее встретил Аксель, все так же настороже и готовый к отчаянным приступам жажды свободы. Зайдя за порог, Вильма бросила через плечо последний взгляд и попрощалась словами, – Простите, что разрушила ваши планы на новую жизнь.

28. Не надо строить из себя героев

Когда человек ложится в капсулу криостаза, он вверяет свою жизнь и смерть машине, и на какое-то время машина становится для него богом. И телом и разумом человек в первобытном ужасе безвольно падает на колени перед сверхъестественной сущностью, когда в вену вливается череда химических благословений и проклятий, облегчающих болезненный прыжок из жизни в смерть и обратно. Когда эти вещества разливаются по всей кровеносной системе, человек уже находится в состоянии, близком к бессознательному, и практически не замечает, как по хладнокровной прихоти новообретенного божества его жизненные функции приносятся в жертву, и он умирает. Его теплый труп погружается в криостазовый гель, и за доли секунды остывает до сорока Кельвинов, превращаясь в экспонат для антропологического музея. Когда приходит время, механизированный бог столь же стремительно разогревает его до жизнеспособных температур, откачивает излишки геля и совершает чудо. Никто не помнит, с какими чувствами он родился на свет, но процедура пробуждения заставляет предположить, что эти чувства повторяются. В человеческом мозге вспыхивает искра разума, и он, вновь подчиняя члены своей воле, выбирается из геля слабым, дезориентированным, напуганным ярким светом и громкими звуками комком из мяса и нервов. От нескольких минут до пары часов он тратит на то, на что в первый раз требовалось несколько лет: учится заново мыслить, ходить, говорить и строить планы на будущее. Последним в человеке пробуждаются воспоминания о прошлой жизни, и тогда цикл перерождения завершается, и бог сбрасывает с себя непостижимый ореол власти над всей существующей вселенной.

Мир был покрыт едким туманом, и Радэк вытянул руки вперед, пытаясь дорисовать аскетичные контуры отсека осязательными сигналами, срывающимися с кончиков пальцев. Он испуганно отступил, когда стена шевельнулась, и на него накатила мягкая волна прохладного воздуха, разогнавшая мурашек по измазанной гелем коже. Еще раз размазав по лицу желеобразную субстанцию, он понял, что перед ним открылся проход в душевую. Его кончик носа ощутил, как что-то еще взволновало воздух – Ленар бесшумно прошел мимо и успел занять первую кабинку. Радэк занес ногу над порогом, и до его ушей донесся глухой звук контакта обнаженной плоти и металла. Вильма издала протяжный стон, в котором преобладали нотки досады от неуклюжего падения и пары новых синяков на бедре. Радэк попытался вспомнить, обошлась ли хоть одна разморозка без подобных падений, и его мозг не нашел по искомому запросу никаких данных. Затем он задумался о том, почему он сейчас думает о всякой ерунде вместо того, чтобы просто подойти и помочь подняться пострадавшей, но его опередил Эмиль, осторожно опустившийся на одно колено и перекинувший ее руку через плечо. Оставшаяся свободной душевая кабинка все еще выжидающе смотрела на Радэка через распахнутую дверь, готовая подарить ему теплый бодрящий дождь, но он решил, что спешить ему некуда. Когда они с Вильмой встретились взглядами, он попытался вымучить улыбку из своего лица и символично отвел плечо. Возможно, она хотела благодарно кивнуть, но вместо этого опустила голову, забыв совершить обратное действие, и прошла в душевую вне очереди.

Красивый жест, который на практике воспринимался как необходимость. Посреди космоса выживание малой группы людей строится на взаимной поддержке, образующей необходимый слой смазки в тонко настроенном хрупком часовом механизме. Радэк знал это, но ключевым фактором в принятии решения об уступке стали ее волосы, мытье которых занимало невероятные объемы времени.

Эмиль встал напротив Радэка, подперев спиной переборку, и их взгляды, подчинившись искусственной гравитации, медленно опустились на палубу. Уши заложило гелем и неловким молчанием, и в головы традиционно не приходило ни одной темы для светской беседы, чтобы слегка растворить не спеша тянущееся время и густую атмосферу, мешающую расправить грудную клетку. Звук льющейся воды и шумно всасываемого ноздрями воздуха отдавались от стен легкой металлической акустикой, мягкий свет разливался по отсеку, расщепляя тени на элементарные частицы, обстановка была привычной, но что-то было не так. Радэк поднял взгляд, пытаясь произвести экспресс-настройку своих органов чувств, и развернул голову, вылавливая теряющиеся в привычных шумах звуки. Эмиль посмотрел на него и прочитал на его лице беспокойство. Они посмотрели друг на друга, словно обмениваясь мыслями телепатически, и почувствовали прилив бодрости, подпитываемой подсознательной тревогой.

Эмиль резко повернул голову в сторону криостазовых капсул, и его челюсть растерянно отвисла. Радэк смог заметить, как его зрачки стали похожи на два черных блюдца, и попытался уловить направление его взгляда.

В его голове начал просыпаться школьный курс алгебры. Вильма с Ленаром занимали две душевых кабинки, следовательно их было двое. Радэк с Эмилем стояли у входа в душевую, захлебываясь беспокойством неустановленной природы – их тоже было двое. Если к двум прибавить два, то получится четыре. А экипаж состоял из пятерых. Кого не хватает?

На Радэка накатила ледяная волна ужаса, когда он разглядел в одной из криокапсул Андрея, расслабленно лежащего в объятиях остаточного геля, со слегка скошенной головой, впалым животом и безвольно растекшимися по черепу мышцами лица. Он был до такой степени неподвижен, что окружающие его предметы словно заразились его примером: ни один индикатор на терминале не смел мигнуть, ни один пиксель на экране биомонитора не смел поменять цвет, провода с катетерами свисали из открытых капсул, словно хищные змеи, затаившиеся в засаде, даже молекулы воздуха словно прекратили Броуновское движение. Весь криостазовый отсек застыл в мертвой экспозиции, превратившись в жуткую фотографию с эффектом зловещей долины. Следующая волна ужаса, накатившая на двух техников, заставила их сердца ненадолго остановиться, когда они вдруг осознали, что пока они просыпались, собирались с мыслями, помогали Вильме и стояли в очереди в душевую, их товарищ по команде беспомощно доживал свои последние мгновения.

– И как давно это произошло? – поинтересовался Петре.

– Семь лет назад, – ответила Ирма за Радэка. – Андрей был моим предшественником, и именно из-за его гибели меня назначили на этот корабль.

– Так где же он погиб? На подлете к Эридису или на середине пути?

– А вот это очень любопытный вопрос, над которым поначалу было интересно подумать, – без интереса произнес Радэк. – Его жизненные функции прекратились на середине пути, но момент, когда мозг уже невозможно было вернуть к жизни, настал в конце этого пути, примерно через пять минут после разморозки. Мы решили, что эти пять минут ничего не значили, и шансов спасти его у нас не было.

– Так что же пошло не так?

– Именно Андрей в тот раз всех укладывал, – вновь вмешалась Ирма в рассказ. – Он совершил какую-то ошибку в настройке своего криостата, и при разморозке не был реанимирован.

– Не понимаю, – растерянно покачал Петре головой. – Если он стал жертвой собственной ошибки, почему же тогда Вильма винит Ленара в его гибели?

– Я не знаю.

Радэк знал, но не мог сказать. Раньше не мог. Теперь запретная тема казалась не такой запретной, и он озабоченно вздохнул, бросив на Ленара полный душевной усталости взгляд. Он спрашивал разрешения. Ленар в ответ лишь молча пожал плечами. На его языке это могло обозначать только «мне уже наплевать». Сойдет за разрешение.

– Потому что это ложь, – выпалил он и встретился с удивлением, в котором лицо Ирмы пережило некоторые метаморфозы. – Да, Ирма, мы все это время лгали тебе, и никакой ошибки не было.

– Я… – нервно заикнулась она, растерянно посмотрев на Ленара. – Я теперь уже совсем ничего не понимаю.

– Андрей не совершал никакой ошибки. Он все сделал так, как и задумывал. Саботировал работу собственного криостата, чтобы уснуть и больше никогда не проснуться.

– Значит, это был суицид? – уточнил Петре.

– Почти, – поморщился Радэк в сомнениях. – Чтобы вам проще было понять все обстоятельства того события, я должен рассказать вам то, что о покойных рассказывать не принято. Андрей был сущим засранцем.

– Радэк, – прервал его Ленар открытой ладонью. – Не надо так. Ты сейчас выражаешься излишне прямо.

– В общем, он был полной противоположностью Ирмы, – смягчился Радэк в выражениях. – Он не уважал устав, инструкции, кодекс поведения и очень часто был в эпицентре конфликтов. Он запросто мог нарушить прямой приказ, и его бы давно погнали из коммерческого флота, если бы он не был первоклассным специалистом. Самое отвратительное в нем было то, что каждый раз, когда он начинал выступать против остального экипажа, он в результате оказывался прав.

– Радэк, – прервала его Ирма. – Это, вообще-то, обидно звучит.

– Прости, я не то имел ввиду. Просто мы не любили Андрея и порой хотели от него избавиться.

– Так это вы его довели?

– Нет, конечно! – возмутился Радэк. – Он бы сам кого угодно довел.

– Так в чем же было дело?

– Когда мы прибыли в космопорт Эридиса, его тело забрали для изучения, а нас всех допрашивали два дня подряд с перерывами на сон и еду, – погрузился техник в неприятные воспоминания. – Через два дня была установлена точная причина смерти, и расследование закончилось. Андрей страдал от редкой формы криостазовой болезни, и это она стала истинной причиной суицидальных наклонностей.

Петре нахмурился, переваривая информацию. По его лицу было видно, как воображение оживило внутри него страшные образы, и Радэк его в этом прекрасно понимал. Человек был сильным биологическим видом, мог выжить во многих ситуациях и справиться со многими проблемами, но утратив волю к жизни он превращался в холодный мертвый труп еще до остановки сердца и дыхания. Это был один из самых ужасных способов завершить свое существование.

– И все же получается, – решился Петре продолжить этот неприятный разговор, – что вы все равно не виноваты.

– О, нет, мы виноваты, и еще как, – подхватил Ленар. – Не бывает такого, чтобы в один день человек был бодр и счастлив, а на следующий день он внезапно решает умереть. Все это происходило постепенно. Андрей замыкался в себе, становился молчаливым, отстраненным и… в общем, он переставал быть засранцем. Все симптомы были налицо, но мы так обрадовались его неожиданной покладистости и смирению, что просто не увидели в этом тревожных сигналов. Поскольку в уставе прописано, что мы обязаны постоянно следить как за физическим, так и за психологическим состоянием друг друга, то все произошедшее запросто можно было назвать преступной халатностью.

– Получается, что это и была преступная халатность, – сконфуженно промолвила Ирма. – Теперь уже мне интересно, что же было дальше? Почему вас всех не погнали из коммерческого флота?

– Нам грозились, даже очень, – заверил ее Ленар. – Но, ты сама все видела, у них тогда был очень ответственный рейс, и им нужны были все люди. Поэтому тебя и пропихнули на место Андрея чуть ли не силой. Нас даже не оштрафовали. С нас лишь взяли подписку о неразглашении, и велели придерживаться официальной версии – ошибка Андрея при настройке криостата. Должен признаться, я тогда вздохнул с облегчением. Я действительно совершил страшную ошибку, но меня не стали наказывать, а моральных сил смириться с произошедшим и жить дальше у меня хватило. Я отделался незаслуженно легко, чего нельзя было сказать о Вильме. По ней эта ситуация ударила сильнее всех остальных, и если поначалу она грозилась наплевать на все и любой ценой уйти из флота, то по прибытии в космопорт она немного успокоилась, и стала искать менее болезненные способы освободиться от службы. Руководство нашего отделения на Эридисе отказало ей в увольнении и убедило ее продолжать службу. Позже Вильма стала куда-то пропадать на продолжительное время без объяснений, и я до самого отлета боялся, что кто-нибудь поймает ее пьяной в стельку и выгонит из флота с позором и баснословным штрафом.