Текст книги "Тяжкий груз (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)

– Конечно нет, они же недавно перенесли смерть товарища, Петре, не будьте таким глупцом!

– А Бьярне? Вы видели его зубы? Ничего подозрительного не заметили?

– Петре, если вы немедленно не заткнетесь, я злоупотреблю своими полномочиями так, что… – запнулась она, не придумав подходящей колкости… – что вы пожалеете о том, что напросились в эту командировку!

– Простите, – поднялся он вслед, чтобы вновь сцепиться с ней в зрительном контакте. – Я извинюсь перед всеми, как только они вернутся.

– А вот этого не надо, – строго запретила она, и ее голос выдал небольшой испуг. – Мы не сообщали о ваших похождениях Илье, Акселю и Густаву, и в интересах всеобщего спокойствия будет лучшим оставить их в неведении, так что рот на замок и руки в карманы, Петре. Вам все ясно?

– Я постараюсь больше не доставлять проблем, – пообещал он, и слово «постараюсь» сбивало с толку.

– Хорошо, если так, – она указала взглядом в НЭУЧ, все еще отображающий на своем экраном строчки недочитанного текста. – Вам нравится эта штука?

– Да, – кивнул он. – Некоторое время уже подумываю приобрести что-то подобное.

– Если вы перестанете цепляться к нашим гостям, я подарю его вам, – резко сказала она на прощание и направилась к выходу таким шагом, словно пыталась избить палубу. – И не забудьте вернуть нож на склад.

– Вильма, последний неудобный вопрос, – прозвучала фраза, о которую Вильма едва не споткнулась, и с разочарованным выдохом обернулась. – Вы видели синяк на груди Бьярне?

От практически любого вопроса, который касался Бьярне, ей становилось некомфортно внутри собственной кожи. Перед глазами вновь всплыли картинки его лица, а во рту образовался вкус смерти вперемешку с криостазовым гелем, и ей срочно захотелось принять кислотный душ.

– Видела, – ответила она, борясь с желанием бросить чем-нибудь в излишне любопытного пассажира. – Ленар, видимо, от испугу забыл правила оказания первой помощи, и давил на грудную клетку слишком сильно.

– Однажды я слегка сорвал поясницу, и мне пришлось побывать на приеме у мануального терапевта, – начал рассказывать он с увлечением, и каждый его рассказ поначалу звучал как пустая и бессмысленная трата времени, и невольно заставлял бросать взгляд на часы. – Он меня промассировал так, словно пытался выдавить из меня позвоночник. И, к слову, он мне с поясницей не сильно помог, но хоть новых травм не нанес, и на том спасибо.

Вильма нахмурилась.

– К чему вы это мне сейчас рассказываете?

– Просто подумал, что синяки, тем более такие страшные, просто так не образуются. Человеческое тело не настолько хрупкое, ведь так? Такое ощущение, что тело Бьярне ослабло и начало превращаться в кисель.

Ее взгляд закатился куда-то в потолок, и на пару секунд она словно выпала из реальности в попытках найти выход из этого странного разговора.

– Верните нож на склад, – повторила Вильма и поспешила скрыться с его глаз.

Желание принять душ вдруг резко усилилось, но у нее не было времени на такую роскошь. Она спешно шла в радиорубку, убеждая себя в том, что торопится вернуться к своим обязанностям, а не бежит с первой палубы подальше от неудобных вопросов.

Радэк уступил ей место и сказал, что Эмиль с Густавом скоро вернутся. Она поблагодарила его за то, что он ради нее отодвинул свой законный обед, и вежливо отправила его на перерыв. На его вопрос, что удалось узнать о Петре, она лишь уклончиво ответила:

– Мне станет легче, когда он вернется в криостаз.

Все плавно перевернулось с ног на голову. Все стали непривычно раздраженными и нелюдимыми, все с нетерпением ждали конца смены и скорейшего отбоя, все перекусывали чуть ли не на ходу, чем придется, рискуя заработать какую-нибудь космическую язву. Привычный ритм жизни был разрушен, словно и на Ноль-Девять тоже что-то взорвалось. Имя источника взрыва постоянно вертелось у всех на языке, не обращаясь при этом в звуки без необходимости. Радэк чувствовал, эти перемены, и сильнее всего он ощущал их на себе. Если он всегда был не особо компанейским человеком, то теперь ему просто хотелось побыть одному. На космическом корабле подобное желание опасно и способно свести с ума, если не найти способ побороть его в себе. Радэк боролся и блестяще проигрывал. Своему перерыву, который он «заслужил в наказание» за ссору с Акселем, он не радовался. Ведь не может человек радоваться тому, что его ненадолго выпустили на прогулку из трудового лагеря. То, что он чувствовал, было ближе к покою, и ради этого покоя Радэк готов был обойти полкорабля, забиться в угол, в который точно никто не заглянет, и потратить свое свободное время на попытку просверлить пару дырок в потолке своим ничего не выражающим взглядом. Навязчивые мысли все еще с завидным упорством нарезали круги на внутренних стенках его черепа, и моменты покоя для него обозначали временное прекращение борьбы с ними. Он давал волю своему разуму, разрешал вспоминать все то, что так вспоминать не хотел, и отдавался своим кошмарам без остатка в надежде, что те, наконец-то, насытятся им и лопнут. Рано или поздно даже заезженная пластинка в итоге износится окончательно и прервет навязчивый куплет, и вот тогда наступит настоящий покой.

Несмотря на то, что всего четверть корабля была обитаемой зоной, для пятерых человек там было более чем достаточно места, чтобы спрятаться друг от друга, но только до тех пор, пока никто тебя не ищет. Для того, чтобы найти Радэка, достаточно было лишь подойти к ближайшему интеркому, нажать на кнопку и четко произнести:

– Радэк, ты где?

И Радэк не мог не ответить точно так же, как хорошо воспитанная собака не могла нагадить прямо на ковер. Он поднялся с кресла пилота, насладился хрустом в спине и мысленно приготовил себя к продолжению рабочего дня.

– Я в челноке Б, – ответил он Эмилю. – Ты уже пообедал?

– Да. Ну что, идем резать фаркоп?

Обычно в такие моменты он отпускал какую-нибудь шутку, скорее всего неудачную. Чаще всего над его шутками смеялся он сам, что никак не мешало ему продолжать шутить и всеми силами изливать наружу свой веселый характер. В последние дни даже он притих, переживая заново кошмар семилетней давности. Радэк сам себе пообещал, что все это очень скоро закончится, надо лишь пережить все невзгоды внекорабельной работы, как он делал это уже десятки, если не сотни раз.

Они с Эмилем были людьми разного склада характеров, но полными противоположностями их назвать было нельзя. Если кто и был Эмилю полной противоположностью, то это Густав. Эмиль не пожалел слов, описывая, насколько ему с Густавом было тяжело наладить контакт, а Радэк лишь удивлялся тому, что таких людей вообще кто-то додумался поставить в пару. Напарников в космосе, конечно, не выбирают, но не до такой же степени. В случае с Густавом можно было и сделать исключение.

Когда они добрались до фаркопа и зажгли свои горелки, Радэк попросил своего напарника рассказать, чем они занимались с Густавом, и для этого это было подобно включению развлекательной радиостанции. Эмиль рассказывал в деталях о том, как они с Густавом проводили диагностику реакторов на станции «Магомет», и для Эмиля это оказалось подобных экскурсии по королевским хоромам. На станции до сих пор не работало искусственное притяжение, а воздух был тот же самый, что и пятьдесят четыре года назад, и система жизнеобеспечения не тратила энергию на его рециркуляцию, но даже плавая в скафандре по темным помещениям Эмиль понял, что эта станция была подобна маленькому, но вполне настоящему космическому городу, рассчитанному на относительно комфортное проживание тысячи человек персонала. Столовые, санузлы и душевые все еще боли общими, но спальная зона была разбита на двухместные каюты, и был даже отдельный спортзал. Сообщение между палубами осуществлялось в том числе и посредством грузовых лифтов, коридоры делились на пешие и магистральные, по которым мог перемещаться небольшой грузовой транспорт, а на складах хранилось оборудование, которое позволяло станции самостоятельно перерабатывать некоторые отходы во вторсырье, расширяя тем самым запас автономности. Подобные станции предназначались на длительную самостоятельную жизнь рабочих в дальнем космосе. Лишь раз в несколько месяцев к ним посылали корабль, который привозил припасы и увозил очищенные металлы. Грузовые платформы этой станции могли принимать неограниченное количество груза, но после четырех миллионов тонн станция теряла транспортабельность, и вся служба на станции сводилась к тому, чтобы рабочие вовремя превращали четыре миллиона тонн импортных припасов в четыре миллиона тонн продукта на экспорт, но производство шло быстрее, чем потребление, и припасов всегда оставался излишек. Этот излишек объявлялся стратегическим запасом на случай непредвиденных обстоятельств, но на деле это обозначало, что станция жила в изобилии всего необходимого, и единственной заботой было потрошить ближайшие астероиды согласно графику.

Радэк слушал внимательно, и его беспокоил лишь один вопрос:

– Скажи мне, Эмиль, если эта станция добывает руду из астероидов, то на ней должны быть промышленные лазеры?

– Они там есть, и очень мощные, – подтвердил он. – Это ведь горнодобывающая станция, она создавалась для того, чтобы резать астероиды на части.

– Тогда какого черта мы тут мучаемся с плазморезами?! – взревел он и потушил горелку, чтобы в сердцах не прожечь собственный скафандр.

– Жаль тебя разочаровывать, что единственный способ направить лазеры на буксир – это отстыковать станцию и развернуть ее под рабочим углом.

Он издал раздосадованное кряхтение и вновь поджег струю плазмы.

Когда у человека что-то сильно болит в брюхе, а на проведение анализов времени нет, ему делают дырку в пупке и через нее засовывают в брюшную полость специальный инструмент, при помощи которого воочию видят, что там в его кишках не в порядке. У двух техников было в запасе все время вселенной, потому что их пациент был давно мертв, но это совсем не значило, что они никуда не торопились. Едва пробив удобное отверстие в фаркопе, они просунули в него эндоскоп, и с интересом уставились в экран, передающий изображение с дистального конца.

– А вот и заряды, – попытался Радэк указать пальцем, но лишь заслонил своей перчаткой половину экрана.

– Да, я вижу, – промолвил Эмиль, прижавшись к своему напарнику вплотную, чтобы тоже что-то рассмотреть. – Теперь бы узнать, где провода собираются в пучок.

– Где-то совсем рядом.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что во всех остальных случаях мы застрянем здесь еще на полгода.

Эмиля этот аргумент полностью устроил.

Полость, в которой располагался механизм управления зажимами, была небольшой вакуумной прослойкой между рабочей осью фаркопа и подвижной оболочкой. Фокус состоял не только в том, чтобы найти пучок проводов, тянущихся к зарядам, а еще и в том, чтобы прорезать к ним доступ, не прорезав при этом сами провода. Это было невероятное сочетание грубой работы с ювелирной точностью, и постоянное нервное напряжение выматывало сильнее любых физических нагрузок. От нервов Радэк терял столько жидкости, что постепенно превращался в мумию, и когда он в очередной раз обхватил губами трубочку, ведущую в пакет с изотоником, он не смог из нее ничего высосать.

– Мое питье закончилось.

Вильма услышала жалобу и объявила конец рабочей смены.

Возвращение на корабль для Радэка обозначало новую череду рутины, от которой он мечтал немного отдохнуть: обслуживание скафандра, горячий душ, диагностика реакторов и легкий ужин. Добравшись до последнего пункта, он зашел на продуктовый склад, схватил со стеллажа первую попавшуюся банку консервов, этикетку на которой он даже не попытался прочитать, и с опаской бросил взгляд на тело Бьярне. Бьярне лежал без изменений.

Аппетит к Радэку так и не пришел. Его организм требовал лишь кружку кофе и восемь часов сна, но исключительно из практических соображений он заставил себя выкопать банку консервов до дна, и голову вновь наполнили навязчивые идеи.

– Аксель, вы ведь простой оператор? – поздоровался с ним Радэк, когда «случайно» столкнулся с ним в коридоре третьей палубы.

Этого случайного столкновения Радэк прождал около двадцати минут, которые он провел перед шлюзом, ожидая его возвращения со станции «Магомет». Еще десять минут он прождал, пока они с Густавом разойдутся в разные стороны, и лишь тогда поймал Акселя в капкан своей коллегиальной кулуарной беседы.

– Я бы не сказал, что «простой», – нахмурился он.

Из вещмешка, который он приволок с собой со станции, выпирало что-то округлое, и Радэк готов был поклясться, что это не запчасти.

– Могу я узнать, что вы с Густавом делали на станции?

– Эта станция большая, – пояснил Аксель, жестикулируя свободной рукой. – Прежде чем брать ее на буксир, нужно как минимум запустить ее и убедиться, что у нее все в порядке с системой импульсной поддержки, чтобы ваш буксир не разорвал ее пополам.

– Это я знаю, но мне хотелось бы выяснить, что делали там именно вы, простой оператор.

– Помните, были времена, когда на экипажи буксира взваливали ответственность за подготовку груза к отправке?

– Не могу помнить, я тогда еще не родился. И вы, насколько я знаю, тоже.

– Нет, на самом деле я застал те времена. Правда, я тогда был еще младенцем, но мой отец сам был дальнобойщиком и рассказывал мне о том, как среднюю численность экипажей межзвездных судов сократили почти вдвое.

– Так это отец привил вам необходимые знания? – с сомнением спросил Радэк, пытаясь не глазеть на вещмешок собеседника.

– Нет, – перехватил он поудобнее вещмешок, словно дразня быка красной тряпкой. – К тому времени, как я поступил в академию, программу обучения еще не успели скорректировать, и меня наделили этими бессмысленными знаниями, которые по иронии судьбы оказались полезны.

– Весьма удобно… – промолвил Радэк и сдался перед своим порывом. – А что у вас в мешке?

Аксель озабоченно вздохнул. Недоверие, которое излучал Радэк, можно было чувствовать даже сквозь стены, и вместо ответа он лишь развернул мешок и показал содержимое.

– Это что, держат на станции? – сменил он недоверие на изумление, и запустил в мешок руку, чтобы пощупать привет из своей юности.

– Вы слишком много проводите времени в криостазе, – ответил Аксель с укором и передал Радэку мешок. – Вы даже не представляете себе, каково это несколько месяцев бодрствовать посреди космоса, не имею под рукой достойных развлечений.

– Но не это же… – отказывался он верить своим глазам. – Это ведь незаконно.

– Кажется, вы мало знаете о передвижных горнодобывающих станциях. На них законы несколько иные.

– Аксель, – заговорил в Радэке внезапно проснувшийся ребенок, – что вы делаете завтра после смены?

14. Победа или поражение

Людям, чья работа связана с межзвездными перелетами, не так-то просто покончить с этой профессией. Из всех способов сделать это, можно выделить три основных. Способ первый – дождаться окончания действия долгосрочного контракта. Для кого-то это жалкие пару месяцев, как для Ленара, а для кого-то шестьдесят три года, как для Ирмы, поэтому воспользоваться этим способом можно с переменным успехом. Способ второй – вы можете написать заявление об увольнении по собственному желанию. Однако, тут не все так просто, потому что внезапное увольнение по собственному желанию требует сложной процедуры кадровых перестановок, и чаще всего это значит, что вам все равно придется поработать рейс или два, пока не найдется подходящая замена. После того, как замену все же находят, с вас сдирают три шкуры за неустойку, и большая часть лет службы становится для вас бессмысленной. Зато теперь вы свободны. Способ третий, самый легкий – надо устроить драку. Закон на этот счет очень строг, и после грабительских штрафных санкций всех сторон конфликта вы, как зачинщик, стремительно смените ответственную работу грузоперевозчика на каторжный труд в какой-нибудь исправительной колонии. К насилию в космосе относились строже, чем на твердой земле.

Радэк не знал, что было большей ошибкой: тот факт, что он потенциально нарушает закон, или то, что он вообще задумывается об этом в тот момент, когда неуправляемым снарядом ему в лицо летит сжатый кулак противника? Ощутив, как грузовой состав столкнулся с его скулой, он понял, что в последнее время слишком много думает, и стряхнул с себя мысли вместе с парой капель пота.

Где-то наступил тот переломный момент, когда чаша его терпения переполнилась, и из принципиального профессионала он начал превращаться в какого-то зверя, мечущегося из угла в угол в поисках своего места. Началось это со смертью Бьярне или шестью месяцами раньше, а может уже лет десять в нем зрело это первобытное чувство, хорошо прижившееся на почве бесконечной рутины. Он убедил себя, что их с Акселем авантюра не просто вписывается в рамки закона, но еще и в какой-то степени жизненно необходима, однако остальных в этом убедить было на порядок сложнее.

Они ни от кого не прятались. Они прошло нашли единственное помещение на корабле, в котором было достаточно места для небольшого «парного танца», и немного не рассчитали того, сколько шуму они производят. Ирма зашла неожиданно и попросила их немедленно прекратить, на что Радэк ответил отказом и заверил ее, что все в порядке, и они с Акселем просто развлекаются. Поскольку уровень интеллекта Ирмы был выше сорока единиц, она не поверила и пошла делать то, что в таких ситуациях указывали инструкции, – жаловаться старшим. Вопреки общепринятым порядкам на корабле теперь было два капитана, и Ирма могла нажаловаться любому из них. Она была в нормальных отношениях с Вильмой, хотела с ней подружиться, но никак не могла нащупать точки соприкосновения, и все же настоящим авторитетом для нее был Ленар. Такое отношение было непрофессиональным, и в тот вечер Радэк в первый раз был рад ее избирательности.

Когда Ленар пришел, он практически сразу перешел на крик, но быстро успокоился, когда увидел, что Ирма слегка приукрасила, крови и кишок нигде не было, все кости были целы, а ситуация поддается контролю. Он поинтересовался, где Радэк с Акселем добыли себе боксерские перчатки, капы и защитные шлема, и узнал много нового о станциях для дальнего космоса. Люди, вынужденные жить в тесном космическом поселении месяцами, а порой и годами, неизбежно накапливали напряжение, как корпуса кораблей накапливали статику. Боксерские спарринги были хорошим способом снять это напряжение, способствуя при этом поддержанию физической формы. Где именно заканчивалось насилие, и начинался спорт, было скорее философским вопросом, и устав не давал на него четких ответов. Но Ленар, не будучи клиническим идиотом, прекрасно понимал, что схватка между двумя мужчинами, недавно вступившими в конфликт, не могла являться спортивным поведением. Он велел им заканчивать и расходиться, а Радэк попросил у него «еще один раунд». Ленар стал для них на этот раунд чем-то вроде рефери, и внимательно наблюдал за каждым их движением, готовясь в любой момент выкрикнуть «стоп» и раздать подзатыльники. Таймер опередил его, и закончил трехминутный отсчет. Раздался сигнал, заменяющий гонг, и соперники, словно по команде, расслабились. Они ударились кулаками в старинном боксерском жесте, заменяющем рукопожатие, и в тот момент Ленар сдался. Приди вместо него Вильма, она бы уже давно разогнала двух дураков по противоположным частям корабля и заставила бы их в наказание cварить друг для друга тюремные камеры, но в Ленаре взыграл сугубо мужской интерес к контактному спорту, и посеянное зерно начало прорастать.

На следующий день, когда на «Магомете» успешно были запущены реакторы, жизнеобеспечение и искусственное притяжение, Ленар вступил в тайный сговор с Радэком, Акселем, Ильей и… в общем, с половиной населения корабля.

И затем устроил остальной половине приятный сюрприз.

Если Ленар и хотел организовать запоминающееся завершение своего контракта, то он не мог придумать способа лучше, чем показательный боксерский поединок, и показательным он был во всех смыслах. Ленар даже заставил Петре расчехлить свою камеру, а когда Петре поинтересовался, насколько гладиаторские поединки посреди космоса согласуются с уставом, Ленар заверил его, что сможет уладить юридические нюансы. Так он и сделал, заставив Радэка и Акселя заполнить несколько документов, которые освобождали всех троих от ответственности. Они собирались драться, но если они будут драться по всем правилам, то это будет уже не драка, а спорт, который формально не был запрещен уставом. Ленар взял свод правил проведения боксерского поединка, и немного их ужесточил, заставив соперников поставить свои подписи и там тоже. Если поначалу соперники воспринимали его идею с энтузиазмом, то спустя примерно пару десятков подписей поняли, что такой спорт им не нужен. То, что они изначально затевали как средство сброса избыточного давления, Ленар умудрился превратить в средство для его нагнетания. Даже такое чистое и искреннее чувство, как желание одного мужчины промассировать лицо другому мужчине, может быть безнадежно отравлено публичностью. Если между Радэком и Акселем и оставались еще какие-то трения, то они все вдруг исчезли перед перспективой устроить шоу перед зрителями. В какой-то момент Радэку даже показалось, что Ленар их так замысловато наказывает, и взял это на заметку. Когда он будет воспитывать своих детей, он будет знать, как отбить у них все удовольствие от шалостей.

В честь этого события Ленар сократил рабочие смены, и когда все было готово к мероприятию, Вильма сказала:

– Я не пойду.

– Почему? – спросил Ленар в намерении наплевать на любой из возможных ответов.

– Потому что это бред какой-то. Я не хочу смотреть, как двоих людей заставляют избивать друг друга.

– Они делают это по своей воле.

– Еще хуже. Твой долг, как капитана, не допускать подобного поведения.

– Мой долг, как капитана, поддерживать порядок на судне, и если мои подчиненные будут драться, то лишь с моего разрешения и на моих условиях. А твой долг – подчиняться приказам своего капитана.

Она пригрозила ему оттопыренным указательным пальцем.

– Я с этим в корне не согласна.

– Твое право. Но пойти на бой тебе придется.

– С какой стати?

– Предпочтешь сидеть здесь одна и гадать, сколько синяков получил твой будущий подчиненный?

– Да чтоб тебя черти взяли, Ленар! – прохрипела она, ошпарив свое горло неаккуратным глотком кофе, и из ее глаза выкатилась слеза. – Если ты думаешь, что мной можно так легко манипулировать, то ты очень низкого обо мне мнения.

– Хорошо, тогда буду манипулировать тобой по-другому. Я приказываю тебе пойти на бой.

– А твой приказ имеет под собой какую-то рабочую необходимость?

– Разумеется. Как и твоя озабоченность своей внешностью.

– Моя внешность – это мое личное дело.

– Не спорю, но знаешь ли ты, что лучше всего красит женщину?

Она отвела взгляд в сторону, и по нему читалась тысяча вещей, которые промелькнули у нее в мыслях за жалкую долю секунды.

– Чулки? – неуверенно спросила она.

– Улыбка, Вильма! – воскликнул Ленар, и ей в назидание кончиками пальцев приподнял уголки своего рта. – Нам нужно чаще улыбаться.

Их спор закончился на фразе «и чтоб я от тебя больше не слышал ничего про чулки». Вильма осталась при своем мнении, словно столб, вкопанный в землю на шесть метров. Ленар отправился на организацию боя без нее.

На буксире просто физически не было достаточно открытой площадки, чтобы организовать небольшое выступление со зрителями, зато такое место имелось на «Магомете». Ленар был наслышан о том, насколько это была комфортабельная по космическим меркам станция, но в тот единственный раз, когда он был внутри, он видел лишь холодные темные коридоры, запертые двери и отсек криостаза, от одного вида которого мороз по коже бегал прямо внутри накопившего жар тела скафандра. Ему предстояло познакомиться с «Магометом» во второй раз, и, увидев изнутри освещенный шлюз, он понял, что на этот раз оказался внутри совершенно другой станции. Станция по-прежнему была пустой, но потертости и царапины на обшарпанных переборках напоминали, что это место когда-то давно было обжито людьми. Свет, льющийся с потолков, был мягким и теплым, подражая естественному светилу, а воздух был влажным и прохладным, словно в сельской местности ранним утром. Создатели этой станции явно знали, чего не хватает людям при длительной работе в дальнем космосе.

Спортзал, рассчитанный на обслуживание тысячи человек, мог принять в себя около пары десятков человек за раз, но даже это казалось Ленару роскошью: в нем были съемные турники и брусья, навесные утяжелители, ручные снаряды, силовые скамьи, гимнастические кольца и один боксерский мешок, натянутый тросами между полом и потолком. При полном отсутствии многофункциональных тренажеров, которые нельзя было быстро переместить в другую часть зала, все равно складывалось впечатление, что тут есть все необходимое для борьбы с гиподинамией и для поддержания тонуса мышц после длительных работ в невесомости. Пробежки можно было делать и по длинным коридорам с большим радиусом изгиба, а дополнительное отягощение осуществилось при помощи контрольной панели, регулирующей местную силу тяжести. Переборки пестрили мотивирующими плакатами с бегущими спортсменами, схематичными изображениями разных групп мышц, инструкциями по правильной работе с тяжелыми весами и статьями о том, что ждет человека, который мало двигается. Покрытие из этиленвинилацетата, в котором утопал весь спортзал, делало палубу мягкой, и на нее хотелось прилечь.

Чего-то не хватало, и все это изобилие спортивного инвентаря не долго сбивало Ленара с толку.

Не хватало ринга.

Ринг представлял собой стенд от пятнадцати до тридцати квадратных метров, и найти в космосе психа, согласного потратить на ринг такие площади, было не так-то просто. У пришельцев под рукой были инструменты и материалы для того, чтобы собрать самодельный ринг, но Ленар вовремя решил, что это будет уже слишком. Для того, чтобы бой состоялся, ринг не требовался.

– Ты уверен, что не перегибаешь палку? – спросил Радэк, ощущая лицом ветерок, с которым вокруг Ленара вращался шнур.

– Странно слышать это от того, кто спас человека, а через три дня ввязался с ним в драку, – выталкивал он из себя слова в такт оборотам скакалки.

Он любил скакалку, но парадокс скакалки состоял в том, что при всей ее невероятной компактности на корабле для нее просто не было места. Он крутил ее всего минут пятнадцать, и уже ощущал, как его икры наливаются крепким бетоном, но не позволял себе остановиться меньше чем на пару секунд. Чем неохотнее его слушались ноги, тем сильнее он понимал, как давно не давал им настоящей работы, и тем усерднее терпел боль.

В спортзале становилось теплее, а людей прибывало все больше. Вот Эмиль с Ирмой и Акселем помогли Петре перебраться с корабля на станцию, и конвоировали его к месту проведения мероприятия с тяжелой сумкой в охапку. Вот Густав, как всегда нелюдимый, и как всегда явившийся в одиночестве. Его присутствие можно было заметить разве что случайно. А вот пришел Илья, и, к удивлению Ленара, не один. Он спросил, как Илье удалось убедить ее прийти, на что Вильма лишь пространно ответила, что Илья умеет достаточно вежливо просить, и не забыла облить Ленара ведром своего дежурного взгляда, полного укора. Для Ленара такой взгляд уже давно стал чем-то обыденным, вроде утреннего душа.

Петре, будучи человеком, который работал с камерами, обратил внимание, что его камера не единственная в этом зале, и указал на объективы, отдающие едва заметным блеском в верхних углах помещения. Ему объяснили, что таковы местные меры безопасности, и на этом его вопросы окончились. Как только он настроил и навинтил на штатив камеру, соперники нацепили защитную экипировку, а зрители заняли свои стоячие места, представление началось.

Петре вышел в центр квадрата, серебрящегося светоотражающей лентой, наклеенной на палубу, и хлопнул в ладоши.

– Итак, мы ведем репортаж из спортзала станции «Магомет», где собрались экипажи двух межзвездных кораблей ради исторического события – проведения боксерского поединка за звание абсолютного чемпиона коридора Д42, отметки 7389620 в полутяжелой весовой категории…

– Мы ведь дрейфуем, – шепнула Вильма Ленару на ухо, – Это раньше мы там были, а сейчас мы сместились на шесть или семь отметок.

– Тихо, не мешай человеку работать, – пшикнул ей Ленар в ответ.

– В красных перчатках, обмотанных синей изолентой, инженер космических энергосистем, техник буксира Ноль-Девять, Радэк Коваль. В синих перчатках в черных заплатках оператор взлета-посадки буксира Пять-Восемь, Аксель Скоруп.

Петре тянул слова, вытягивая вместе с ними всю душу из соперников. Именно такие моменты для спортсменов были тяжелее всего – затянутое ожидание того, к чему они готовились вот уже… целые сутки. Их нервы уже начинали звенеть от напряжения, а мускулы невольно подрагивали в мандраже. Даже Вильма желала скорейшего начала боя, чтобы дождаться его столь же скорейшего конца.

– …а теперь я оглашаю правила проведения поединка. За неимением ринга у нас есть воображаемый ринг с воображаемыми канатами, – описал он рукой блестящий квадрат, наклеенный поверх мягкого покрытия. – Сторона ринга четыре метра и тридцать сантиметров. Любой шаг за границу ринга будет засчитываться как нокдаун. Любое касание ринга чем-то кроме вашей подошвы будет нокдауном. Ниже пояса бить запрещено. По спине или затылку бить запрещено. Разрешается бить только ударной поверхностью ваших перчаток. Пинаться, кусаться и толкаться запрещено. Дотрагиваться до соперника после окончания раунда запрещено. Если ваш соперник оказался в нокдауне, вы должны отойти на противоположную сторону ринга и дождаться инструкций рефери, то есть меня. Итоги боя будут определяться двумя судьями – капитанами Ленаром Велиевым и Ильей Селицким. Бой может быть остановлен в любом момент по желанию одного из участников или одного из капитанов, представляющего соответствующего участника. Если участник захочет прекратить бой, он должен встать на одно колено, и бой будет немедленно остановлен. Если капитан захочет остановить бой, он должен выбросить на ринг полотенце, и бой будет немедленно остановлен. Бой будет длиться четыре раунда по три минуты. Господа участники, если вы все поняли, кивните и улыбнитесь в камеру.

Радэк с Акселем кивнули и продемонстрировали камере куски термопластика, защищающие их зубы от внезапного переезда и излишней болтовни. Обычно было принято перед съемкой наносить на лица хотя бы гомеопатическую порцию пудры, но вместо этого лица участников были намазаны вазелином, и у Петре сжималось сердце от того, как ужасно они блестят в кадре.