Текст книги "Тяжкий груз (СИ)"

Автор книги: Юрий Кунцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

Она сказала то, в курсе чего и так было все население мостика. Удивительно, но после этих слов Ленар вдруг утвердился в своем ощущении реальности. Ситуация окончательно перестала казаться ночным кошмаром, и он практически чувствовал вкус той субстанции, в которой увяз по самые уши.

– Спасибо! – саркастично ответил он и захотел швырнуть пропуск в дальний конец мостика. Мысль о том, что пропуск, возможно, ни в чем не виноват, убедила его приложить усилия и заставить себя аккуратно положить персональную карточку на капитанское кресло. – Давай ты.

– Что?

– Как это что? Заткни эти проклятую сирену!

– А, – акнула Вильма, словно только что вспомнила, что она здесь работает. – Да, конечно.

От нее все еще веяло холодом, но былая невозмутимость растворилась без остатка. Ленар видел, как дернулся ее глаз, и видел, как ее пальцы взволнованно выплясывают движения закоренелого алкоголика. Она попала в считывающее устройство со второй попытки, скормила свою карточку машине, и…

– Вильма, это что такое?! – крикнул он так, будто Вильма была виновата в серьезном преступлении. Так и было. Вильма была виновна в том, что оказалась рядом. – У нас что, у обоих сразу пропуска размагнитились?

Она не сразу ответила. На ее лице проступила целая гамма расстроенных чувств, и казалось, что разум ненадолго покинул ее голову, чтобы взять передышку от суровой действительности хотя бы на пару секунд. Он проследил за тем, как она отступила в сторону. Он собрался спросить, куда она уходит, но передумал, когда она обессилено села в свое кресло, холодное и бесполезное, как весь ее штурманский пост вместе с остальной частью мостика.

– Это точно не «Магомет», – заговорила она, вдохнув в себя немного уверенности.

– Что?

– Это точно не «Магомет»! – повторила она громче. – У нас корабль экранирован со всех сторон. Если что-то и могло испортить наши пропуска, то только изнутри.

– Изнутри… – задумчиво протолкнул Ленар сквозь стиснутые зубы.

– Может, не все пропуска испорчены?

– А может дело не в пропусках?

– Может, не все пропуска испорчены? – настойчиво повторила Вильма.

– Скажи, Вильма, ты чувствуешь, как с тебя кожа слезает? – настойчиво проигнорировал он ее вопрос.

– Это вопрос с подвохом или очередная твоя едкая шуточка?

– Похоже, Радэк был прав, и первичный охлаждающий блок продолжает работать. Но Марвин поднял нас всех на уши, включил эту проклятую сирену и теперь отказывается принимать наши пропуска!

– И что? – выглянула она со своего поста. – Думаешь, Марвин во всем виноват?

– Ну не я же!

– Если у нас ничего не горит, значит, у нас есть время подумать.

– Ага, подумать, как же! – выплюнул Ленар, с ненавистью посмотрев куда-то вверх.

Он мог запросто повысить голос и активно этим пользовался, чтобы сквозь шум сирены донести свою мысль до собеседника, но громкость собственной мысли он повысить не мог. Ему было сложно думать, а те мысли, которые обладали достаточной громкостью, подсказывали ему, что он должен взять инструменты и начать систематически скрывать по всему кораблю облицовочные панели, чтобы затем вырвать вместе с мясом все динамики системы оповещения. Он хотел тишины.

И тут произошло волшебство.

Ленар не верил в волшебство. Не верил в магию, в телепатию и в джинов из бутылки, но вопреки этому здравому материализму на какую-то долю секунды ему показалось, что кто-то прочел его мысли и исполнил его желание.

Сирена замолчала.

Он, наверное, должен был хоть немного этому обрадоваться, но лишь впал в растерянность. Вильма испуганно вскочила со своего кресла. Она разделяла его растерянность. Это была не нормальная тишина. Нормальная тишина могла наступить только с приказа капитана, а все то, что происходило на этом корабле за последние полчаса, было вопреки его воле. Он еще никогда не чувствовал себя настолько беспомощным, и даже желанная тишина была отравлена привкусом ускользнувшего сквозь пальцы контроля.

– Ленар! – всколыхнул интерком успокоившийся воздух.

– Да, Эмиль, – бросился Ленар к одному из немногих приборов, которые были ему подвластны. – Есть хорошие новости?

– В общем, как и предполагалось, блок первичного охлаждения исправен и продолжает охлаждать энергосистему, – вместе с голосом Эмиля динамик плевался помехами, похожими на возню с того конца линии. – Ради того, чтобы в этом убедиться, нам пришлось разобрать половину блока.

– Так быстро?

– Ну, мы тут работали в десять рук, и мотивация была будь здоров.

– Так это не вы отключили сирену?

– Технически ее отключил Густав, – смущенно промолвил Эмиль, с неохотой признавая всю степень участия чужаков. – Блок работал, но это не значит, что с ним было все в полном порядке. Как я и сказал, нам пришлось половину блока разобрать, чтобы получить непосредственный доступ ко всем платам, контроллерам и важным узлам. Я первым делом подумал, что где-то произошло замыкание, или что-то сгорело. Это, конечно, было маловероятно, но Радэк настоял, что мы обязаны были проверить это в первую очередь. И мы проверили, как дураки. Но, еще раз повторюсь, что охлаждение работало, компрессоры качали, хладагент циркулировал, дросселя были под штатным давлением, а в машинном отделении до сих пор никто не сварился заживо. Но мне не давала покоя мысль, что Марвин приготовился сбрасывать нашу воду за борт, а затем Илья меня успокоил, что у нас на прицепе еще триста тысяч тонн воды, и беспокоиться не о чем…

Чем больше Эмиль говорил, тем сильнее его речь напоминала скороговорку. Ленар не знал, как это возможно, но звуки постепенно начинали сливаться друг с другом, словно атомы водорода в рождающейся звезде, провоцируя цепную реакцию, от которой мозг Ленара становился на грань взрыва.

– Короче, Эмиль! – крикнул он на микрофон. – Из-за чего Марвин нас всех поднял?

– Я не знаю, как это объяснить.

– Тогда дай мне поговорить с тем, кто знает.

– Никто не знает.

– Эмиль, – прилагал Ленар последние усилия, чтобы говорить членораздельно. – Что вы сделали, чтобы сирена заглохла?

– Я скажу только то, что знаю. Густав взял пинцет и удалил из контроллера перемычку, которая замыкала контур, вводящий весь блок в режим диагностики и рвущий его связь с Марвиным.

– Так… – протянул Ленар, чтобы взять паузу, в течение которой он трижды проговорил в уме услышанное. – И как же там оказалась эта перемычка?

Ответ ему не понравился.

22. Запрещено законом

Когда группа детей по каким-то причинам вынуждена проводить ночь вместе, что-то, прописанное в их генах, так и тянет их скоротать темное время суток рассказами страшных историй. Это было похоже на соревнование в дисциплине по порче настроения для сна, и пока голос в темноте вещал затаившим дыхание слушателям очередную байку, наполненную кошмарами, откуда-то из запрограммировано примитивными инстинктами слоя подсознания упорно лезли наружу инопланетные монстры, демоны из параллельных измерений, призраки трагически погибших людей, каннибалы, мутанты и прочие персонажи, лишенные добрых мотивов.

Все успели пройти через возрастной отрезок, когда человек достаточно сознателен, чтобы понимать нереальность выдуманных монстров, но при этом не дорос до возраста, в котором иррациональные страхи по ночам перестают оживляться навязчивым «а вдруг».

В космосе понятие ночи вытеснялось понятием «отбой», но если взять что-то за эквивалент периода, в течение которого человек до смешного беспомощен, а чудовищам самое время выйти на охоту, то это, однозначно, период криостаза.

Ленар знал, что посреди межзвездного пространства не может быть никаких чудовищ, но, как и в детстве, его невольно посетила та самая страшная мысль – а вдруг? Нет, он не всерьез думал, будто в произошедшем были замешаны не описанные современной наукой силы, но когда все варианты объяснения происходящей на корабле чертовщины исчерпали себя, он сдался и решил дать своему воображению глоток свободы.

Это была жвачка для ума. Она абсолютно бесполезна, но помогает расслабиться в те моменты, когда от напряжения из ушей начинают выходить струи пара. Как и с любой жвачкой, жевать ее в компании было неприлично. Его компанию нельзя было назвать той, в которой следовало постоянно стоять вытянутым по струнке и сверять каждое сказанное слово с правилами этикета, чтобы произвести хорошее впечатление, но он все равно старался жевать осторожно. Он тщательно пережевывал каждое слово, прежде чем выплюнуть его в три пары ушей, и наблюдал за тем, как три пары глаз смущенно бегали по лазарету, периодически цепляясь за искрящиеся хрусталем капели внутри капельниц. День выдался настолько нелегким, что даже недавний горячий душ, вопреки привычным ожиданиям, вместе с гелем смыл с космонавтов силы и бодрость, оставив бренную плоть наедине с интоксикацией и легким шоком.

– Ленар, – устало провела Вильма ладонью по лицу и в четвертый раз поправила катетер, тянущийся к ее вене, – ты совсем с ума сошел?

Немного приподнявшиеся брови выдали в нем удивление. Он ожидал иной реакции. Более громкой. И с более обидными эпитетами.

– Я просто хочу рассмотреть все возможности.

Лазарет совсем не был предназначен для собраний. Для четверых человек в нем нашлись сидячие места, но когда все четверо подключили себя к капельницам, оказалось, что на этом свободное пространство кончилось. Капельницы тоже. Двое техников, теснящиеся на койке, мешались друг другу не только физически, но и вербально, и когда они в очередной раз хором произнесли какую-то непереваримую человеческим восприятием кашу, Радэк поспешил доверить диалог профессионалу:

– Говори, Эмиль.

– Меня, как техника… – замолчал он и тут же поправился, – нас с Радэком, как техников, ответственных за поддержание работоспособности корабля, готовили к крайне широкому спектру различных неполадок, способных возникнуть в полете по самым разным причинам. Поверь, корабли дальнего следования совсем не дураки собирают, и они даже не стесняются вслух говорить, что устанавливая на судно отказоустойчивые системы они хотят, чтобы мы были готовы к их внезапному отказу. От нас ничего не скрывали. Нам показывали цистерны с той самой кровью, которой были написаны правила техники безопасности. Нас заставляли учить наизусть все несчастные случаи, которые привели к человеческим жертвам посреди космоса. Нас пугали всеми возможными способами и напоминали, что даже незаправленная постель может привести к катастрофе. – Эмиль сделал вдох. – Но нам ничего не говорили ни про каких «гремлинов».

– Гремлины – это сказки, – подытожил Радэк, почесав висок. – Кстати, верить в них противозаконно.

– Я и не верю. Но, пока мы все лежали в холодильниках, с нашим кораблем произошло что-то, что не могло произойти само по себе. Предположим, что в Марвине действительно произошел какой-то сбой…

– Быть не может, – перебила его Вильма. – Марвин отказоустойчив…

– Что я только что говорил об отказоустойчивости? – перебил ее Эмиль. – Главная разница между отказоустойчивыми системами и отказонеустойчивыми в том, что отказоустойчивые системы гораздо сложнее починить, когда они все-таки откажут.

– Технически Марвин не совсем отказоустойчив, – задумчиво продолжил Радэк. – Как и у всех остальных отказоустойчивых систем, у Марвина есть свой срок отказоустойчивости. По документам гарантия отказоустойчивой работы – шестнадцать лет без полного техобслуживания.

– Марвин – это машина, – настойчиво напомнил Ленар. – Любая машина может сломаться преждевременно. И мы предположим, что он сломался, и поэтому аннулировал все наши пропуска. Но Марвин не мог засунуть в блок охлаждения лишнюю перемычку, даже если его программа деградировала до поджарки тостов. Это мог сделать только тот, у кого есть руки.

– Если ты упорно продолжаешь намекать на гремлинов, то я должен напомнить, что гремлины не суют никуда никакие перемычки. Они выкручивают болты, размыкают коммуникации, дырявят рукава, но что-то куда-то подключать…

– Почему мы до сих пор говорим о гремлинах? – всплеснула Вильма руками. – Простите, но этот разговор все сильнее становится похож на детский сад.

– Согласен, но у меня сейчас страшно болит голова, и мне необходимо если не знать, то хотя бы придумать причину, по которой она болит.

– Все просто, – беззаботно бросил Эмиль куда-то в потолок, щурясь от света. – Кто-то залез в блок охлаждения, пока мы были в заморозке, и вставил перемычку.

– Правда? – попытался саркастично спросить Ленар, но не нашел в себе сил на саркастичный тон. – Гениальное умозаключение. Ну, а с Марвиным что?

– Пока мы этого не выяснили, предлагаю придерживаться версии, что за аннулирование наших пропусков ответственен тот же, кто поколдовал над блоком охлаждения.

– Слово «колдовать» тоже запрещено законом, – не удержался Радэк. – Ну, так что вы сейчас хотите сказать? Что на борту есть кто-то посторонний?

– Да, есть. Я бы сказал, целых шесть посторонних.

– Нет, постойте-ка, – нахмурилась Вильма. – Они ложились вместе с нами. Я сама лично их заморозила. И разморозились они тоже вместе с нами.

– Ну, за исключением Софии и Уве.

– О них можно даже не вспоминать, они у нас вообще мертвый груз.

– Вильма…

– Клинически мертвый груз. Кстати, как они?

– Как и прежде, – развел руки Радэк и поправил иглу в своей вене. – Они не подключены к централизированной системе управления, так что без ручной команды они не разморозятся. Кстати, их капсулы охлаждаются как раз от второго блока первичного охлаждения.

– И что это значит?

– Не знаю, это я просто к слову сказал.

– У нас может быть заяц на корабле?

– Не знаю, но есть простой способ это выяснить. Кто-нибудь уже был на продуктовом складе?

– Только не я, у меня до сих пор желудок просится наружу.

– Аналогично.

– По-вашему версия с зайцем более правдоподобна, чем с гремлинами? – устал Ленар выслушивать, как ход мыслей его подчиненных идет не в том направлении.

– Все версии правдоподобнее, чем с гремлинами.

– Но одна правдоподобнее остальных. У нас на борту шесть посторонних лиц.

Ленар не верил в гремлинов. Но он должен был предложить какую-нибудь совершенно нейтральную и бредовую версию, чтобы избавить себя от необходимости первым начинать искать виноватых среди гостей. Он должен был заставить своих подчиненных самостоятельно рассмотреть эту версию. Он должен был убедиться, что такие мысли посетили не только его голову. Он должен был меньше общаться с Петре.

– Даже если и искать подозреваемых среди учтенных лиц, – начал размышлять Эмиль, – то Софию с Уве можно сразу отсекать. Они физически не могли сделать такое без посторонней помощи.

– Тогда и Петре тоже нельзя брать в расчет, – добавил Радэк.

– Почему?

– Не в обиду ему, но он ни черта не смыслит в нашей технике. Он не мог просто взять и найти место, куда надо вставить перемычку, чтобы…

Радэк замолчал, поморщившись от боли, которая до сих пор вытесняла мысли из его головы.

– Чтобы что? – спросил Ленар, повернувшись к Радэку левым ухом. – Чтобы поставить нас всех на уши? Никто из вас не рассматривал версию, что в этом действии нет видимого мотива? Словно тот, кто это сделал, вообще не осознавал, что делает.

– Допустим. Но что насчет Марвина? Петре уж точно не хватило бы навыков, чтобы напортачить до такой степени.

– Я предлагаю бросить попытки все валить на Петре, – предложила Вильма. – Понимаю, что он у нас не на самом хорошем счету, но давайте охотиться на ведьм в другом месте.

– Верно, – с неохотой произнес Радэк и щелкнул пальцем по капельнице, словно это могло как-то облегчить ему головную боль. – Предлагаю начать все валить на трех основных подозреваемых.

– На Илью, Густава и Акселя?

– Именно. Особенно на Густава.

– Почему?

– Не знаю, но если у нас тут открылся кружок охоты на ведьм, то давайте в первую очередь отправим на костер того, кто первым нашел неисправность.

– Радэк, я тебя не понимаю, – покачала Вильма головой. – Когда ты говоришь с такой интонацией, можно подумать, что ты серьезно, но на словах ты как будто только что пытался неудачно пошутить.

– Давайте немного отвлечемся от ведьм и вернемся к фактам, – эти слова дались Ленару сквозь боль. У него зародилось ощущение, что это разговор начинает идти по кругу. – Мы знаем, что кто-то с человеческими руками вмешался в работу блока охлаждения. А еще… – попытался Ленар думать, – …еще мы ничего пока не знаем.

– Вам, наверное, не понравится то, что я скажу, – вяло пробормотал Эмиль, – но если оперировать сухими фактами, то нельзя отказываться от вероятности того, что виновный может быть среди нас.

Все четверо переглянулись.

– Как? – спросила Вильма. – Мы все разморозились одновременно.

– Вот тут мы уже и отходим от фактов, – вдруг посетила Ленара мысль. – Если принять за истину, что мы все разморозились одновременно, то из этого выходит, что ни у одного человека на этом борту не было возможности поковыряться в блоке охлаждения. Однако, если предположить, что один из нас разморозился раньше остальных, аннулировал наш доступ, а затем зачем-то вставил перемычку в контроллер блока охлаждения, испачкал себя в геле и сделал вид, что очнулся одновременно со всеми, то некоторые моменты начинают обретать смысл.

– Ну, и кто же мог разморозиться раньше остальных?

– Технически кто угодно с допуском к Марвину мог тайно запрограммировать определенную капсулу на разморозку в определенный срок, – начал Радэк рассуждать лишенным жизненных сил голосом. – Это вы двое и Ирма. Но если мыслить чуть более приземлено, то самая удобная возможность была у того, кто сначала сам уложил всех по холодильникам, а затем заморозился самостоятельно.

Еще один клубок боли вошел Ленару в голову. Он поморщился и с ненавистью посмотрел на шкафчик с лекарствами. Спасительный анальгетик лежал в шаговой доступности, но организм уже получил такую дозу химикатов, что каждая лишняя таблетка была подобна хорошему пинку по переломанным ребрам. Его ладонь сама прижалась ко лбу в тщетных попытках убавить огонь, на котором кипело содержимое черепной коробки, но получившийся суп становился все более наваристым. На поверхность без устали всплывали образы с графиком дежурств.

И с Вильмой.

– Не надо так на меня смотреть, – испуганно огляделась она на три пары изучающих ее глаз. – Да, у меня была возможность, но это не повод обвинять меня в саботаже.

– Обвинять коллегу в саботаже без доказательств запрещено законом, – успокоил ее Радэк. – Но ты должна понять, что у нас сейчас непростой выбор – подозревать тебя или гремлинов.

– Так, это уже переходит всякие рамки охоты на ведьм, – шумно потер Эмиль ладони. – Давайте не будем преждевременно давить на нашего будущего капитана.

Вильма ответила ему немой благодарностью во взгляде.

– Верно, – кивнул Ленар. – К тому же есть способ узнать наверняка, кто и в какой именно момент разморозился.

– Какой же?

– Заглянуть в электронные журналы, разумеется!

– Что, все так просто? – кисло улыбнулся Эмиль. – И кто же ведет электронные журналы?

– Марвин, разумеется.

– И как мы его убедим дать нам доступ к электронным журналам?

– Как-нибудь, – пренебрежительно крякнул Ленар, отказавшись лишний раз думать на больную голову. – Мы ведь разморозились очень рано, так?

– Да, до разворота еще полтора месяца.

Ленар впервые услышал точные цифры, и что-то в нем меланхолично заныло. Это был уже второй раз подряд, когда его вытаскивали из криостаза не по расписанию. Он еще не оставил пост капитана, но уже начинал скучать по рутине и нормальным рабочим будням. Кто-то отчаянно пытался разрушить всего его планы по прощанию с межзвездными перелетами.

– Значит, у нас есть полтора месяца, чтобы подумать над тем, как вернуть контроль над кораблем…

– Ленар, постой, – обеспокоенно окликнула его Вильма. – Я не хочу тратить полтора месяца на возню со сломанным компьютером.

Ленар тоже не хотел. Он посмотрел на своих техников, будто взглядам спрашивая их мнение, и кожа, устало повисшая на их черепах, доходчиво ответила ему без слов. Никто не хотел тратить полтора месяца своей жизни настолько впустую. Это было подобно пребыванию в космической тюрьме. Не в той, которой являлась станция «Магомет», а еще хуже. Где нет удобств и оплачиваемой работы, а есть лишь ускользающее время, каждая секунда которого могла быть сэкономлена с помощью криостаза.

– Ну, мы могли бы опуститься до варварства, – задумчиво поежился Радэк, чувствуя дискомфорт от того, что собирался предложить, – и просто разрезать двери, ведущие в отсек Марвина. Вот только это опасно и…

– …запрещено законом, – закончил за него Эмиль.

– А не выйдет использовать его протоколы самозащиты, чтобы убедить его впустить нас?

– Линейка Марвиных не настолько продвинутая. Они не умеют вестись на угрозы.

– Есть еще вариант, – заявила Вильма.

Вставшие дыбом волоски на спине моментально поняли, что она собирается предложить.

– Нет, это мы оставим на крайний случай, – резко отрезал Ленар, и оба техника заметно оживились.

– О чем это вы?

– Ни о чем.

– Есть один способ…

– Вильма, молчи.

– …чтобы вернуть себе контроль над кораблем…

– Вильма!

– Что?! – вскрикнула она.

– Я не хочу прибегать к этому способу, пока у меня на борту есть посторонние.

– А достойные альтернативы у тебя на борту есть?

– Нет, – признался он, но не утратил уверенности в голосе. – Но это не значит, что они не появятся. Давайте сойдемся на том, что ситуация сейчас не критическая, и времени на поиски решения у нас вагон. Я тоже не хочу возиться с компьютерами полтора месяца, но в ближайшие две недели мы не ляжем в холодильники в любом случае. Эти две недели мы потратим с толком. Или без толку. Но будем пытаться.

– Решать, разумеется, тебе, – поддержал его Эмиль. – Но можно все же узнать, о чем только что заикнулась Вильма, и почему ты тут же заткнул ей рот? У вас какие-то секреты от меня?

– От нас, – поправил его Радэк. – Я тоже не понял, о чем они.

Ленар устало потер переносицу, и взвесил взглядом мешочек со своим физраствором. Жидкость впитывалась в его жилы мучительно медленно. Вильма напряженно сверлила его взглядом, всем своим видом показывая, что если Ленар не поделится ее планом с техниками, то это сделает она. Он мысленно отмерил безопасную дозу информации, и лишь тогда решился спустить ее с языка:

– Вы ведь понимаете, что если экипаж теряет контроль над несущимся на большой скорости грузовым составом массой в миллионы тонн, то это уже само по себе можно назвать катастрофой?

– Разумеется, понимаем. За кого ты нас принимаешь?

– Значит, вы так же должны понимать, что даже для таких случаев тоже предусмотрена своя процедура. – Слова давались ему с неохотой, и какое-то непонятное чувство подсказывало ему, что произношение этих слов лишь усугубит необходимость «крайних мер». – Понимаете, плата управления контролем доступа у Марвина имеет подключение к резервному контуру питания повышенного напряжения, снабженному двумя последовательными предохранителями. Вкупе эти предохранители способны пропустить точно рассчитанный электрический разряд, способный сжечь плату, не навредив при этом остальным системам. В этом случае Марвин начнет работать в обход платы контроля доступа, и тогда… – Ленар тяжело вдохнул, – не будет никакого контроля доступа. Все двери открыты, все системы доступны. Делай, что хочешь.

– Брехня, – скептически выплюнул Радэк. – Если бы все было действительно так, люди, отвечающие за работоспособность корабля, были бы в курсе.

– А вам по окладу не положено об этом знать. Это секретная информация. Кроме того, Марвин вообще за пределами вашей зоны ответственности.

– Звучит немного обидно, знаешь ли, – пожаловался Эмиль.

– А ты надеялся, что тебе доверят еще и мозги корабля в придачу к сердцу и остальным органам?

– Да, – последовал ответ без капли посредственности.

– Это называется разделением обязанностей, Эмиль. Смирись.

– Думаю, Эмиль хотел сказать, – начал переводить Радэк, – что люди, которые отвечают за работоспособность судна, должны знать обо всех его уязвимостях. Вот вы сейчас говорите, что это секретная информация, которая доступна лишь экипажу мостика. Но получается, что Илье об этой намеренно допущенной уязвимости так же известно. Я не хочу сейчас тыкать в него пальцем, но если вдруг за ним действительно стоит злой умысел, то он просто сможет сжечь нужную плату, и…

– Не сможет, – перебила его Вильма. – По крайней мере не так просто, как ты думаешь. Доступ к этой плате намеренно затруднен, и сжечь ее быстро и незаметно просто не получится. Это сложная процедура со своей собственной защитой от дурака.

– И деталями этой процедуры вы со мной не поделитесь, я правильно понимаю?

– Прости, Радэк, но делиться такой информацией с непосвященными лицами без крайней необходимости…

– …запрещено законом, я понял.

Ленар еще раз скосил взгляд в сторону. Из жидкостных часов, свисающих со штатива, вышел весь физраствор, и для него это значило, что совещание закончилось. Совещание в неполном составе экипажа в лазарете под капельницами определенно можно было назвать самым странным в его карьере. Целых семьдесят лет он проработал в межзвездном пространстве, а эта работа продолжает его удивлять. Он вытащил иглу из своей вены и задавил проступающую каплю ватным тампоном. Его удивил цвет собственной крови. Она все еще была красная.

Ирма с Петре были среди первых людей, которые прошли через капельницу. Отчасти потому, что им досталось работы меньше остальных. Отчасти потому, что их организмы были наименее толерантными к химии. Отчасти потому что Ирма была не на самом хорошем счету у действующего капитана.

О чем только думал Ленар? На его глазах его подчиненная ударила гостя, а затем этот гость дал ей сдачи. И не имеет значения, что они оба были под наркотиками, оправданием неподобающего поведения это никогда не являлось. В конце концов, все остальные как-то смогли держать себя в руках. Даже блок охлаждения починили, пока Ирма нянчилась с корреспондентом и пыталась успокоить его, параллельно отвлекаясь на попытки успокоиться самой. Когда наркотическая горячка начала рассеиваться, ей на смену пришла целая гамма чувств, и среди них затесался стыд. Возможно, в этом была основная причина, по которой ее заставили сидеть рядом с Петре, – у них должна была появиться достаточно удобная возможность извиниться друг перед другом и как можно скорее привести себя в рабочее расположение духа. В этом была доля мудрости – конфликты между двумя людьми, запертыми на одном судне, должны были разрешаться быстро. С другой стороны, в последний раз, когда на корабле произошел конфликт, все кончилось показательным мордобоем.

Ирма провела рукой по щеке, и та отозвалась болью. Ей нравилась эта боль. Боль говорила, что ее тело постепенно начинает очищаться. Примерно о том же говорила мужская фигура, стоящая рядом с ней на коленях и заключившая в крепкие объятия нержавеющий корпус унитаза. Нельзя было сказать, что ее присутствие было так уж необходимо при этом процессе, но она твердо решила убедиться, что с Петре не возникнет осложнений. Столь же смущенно, сколь и беспомощно, она наблюдала за ним краем глаза в ожидании, когда наконец-то его желудок исторгнет из себя последние крупицы завтрака, а сама тем временем обдумывала, как ей самой исторгнуть из себя правильные слова. Что вообще должна говорить провинившаяся девушка блюющему перед ней мужчине?

Такому ее в академии не учили.

Считается неприличным высокомерно и почти злорадно заявлять «я же говорила», но Ирма сказала прежде, чем подумала:

– Я же говорила, что будет лучше поголодать несколько часов.

Он обессилено уселся рядом с нержавеющим троном, стараясь отдышаться от непростого расставания с пищей.

– Я ни в коем случае не ставлю под сомнение ваши слова, – монотонно промолвил он, направив большую часть внимания куда-то вглубь себя, по направлению к желудку, – и сейчас расплачиваюсь за то, что решил их проигнорировать.

Еще раз помассировав свою щеку, она выжала из нее немного решительности.

– Петре, простите меня.

– За что? – посмотрел на нее удивленный взгляд.

– За то, что я вас ударила.

– Нет, это я должен просить прощения. Я вел себя неподобающе, а вы пытались меня урезонить, и я, кажется, ударил вас гораздо сильнее.

– Нет-нет, я не хотела вас урезонивать. Я просто хотела дать вам хорошую затрещину, чтобы выместить на вас злость.

– Вот как? – кисло усмехнулся он. – Так передо мной еще не извинялись. Ну, раз сейчас пора откровений, то я тоже должен признаться, что в тот момент вымещал на вас злость. Надеюсь, я вам ничего не повредил?

От этих слов у нее слегка заныла челюсть.

– Нет, можете не беспокоиться, вы меня ударили открытой ладонью, а не кулаком.

– Хорошо, тогда я прощаю вас, – улыбнулся он, и что-то внутри него тут же сорвало улыбку с лица. Он дернулся по направлению к унитазу, и в тот же миг передумал. – Этот… Будильник надо запретить.

– Не волнуйтесь, он и так запрещен во всех населенных мирах.

– И ваш корабль, как я предполагаю, юридически не считается за часть населенных миров?

– Правильно, – кивнула она. – Понимаете, процесс пробуждения после криостаза проходит с переменным успехом, и часто занимает существенное время. На борту всегда должен быть способ быстро поднять экипаж на ноги, если корабль начнет разваливаться на части.

– Должен признать, способ действенный. Даже я вскочил, как ужаленный. Мне поначалу показалось, что у меня капсула загорелась.

– Да, Будильник оказывает очень возбуждающее воздействие. Отсюда и внезапные эмоциональные порывы и стремление выплеснуть наружу распирающую вас энергию. Но это лишь химия, которая дает на некоторое время ложное ощущение мощнейшего прилива сил. На самом же деле в этот момент ваш организм работает на износ, и крайне важно уметь держать себя в руках, чтобы не навредить себе или окружающим. – Ирма смущенно отвела взгляд и встряхнула уставшую от неравномерно распределенного веса ногу. – Вам, наверное, не рассказывали о возможности таких сценариев, но мне рассказывали, чтобы я была готова к такому, и я все равно не смогла сдержать себя в рамках приличия. Так что теперь с уверенностью можно говорить, что я повела себя недостойнее всех остальных, в том числе и вас.

– Странно слышать такое, сидя в обнимку с унитазом.

Не менее странно было видеть, как человек, который сидит в обнимку с унитазом, шутит, и на этот раз у него получилось выдавить из Ирмы легкую и непринужденную улыбку. Не связанный профессиональным этикетом разговор был приятным разнообразием после долгих месяцев копившегося внутри недовольства, которое просто некому было излить. Она бы с удовольствием излила это недовольство Петре, если бы четырьмя часами ранее не излила его прямо на Ленара. Ей не стало легче от того, что она выговорилась. Просто один груз вдруг сменился другим.