355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Казарин » Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров » Текст книги (страница 17)
Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров
  • Текст добавлен: 17 мая 2019, 01:00

Текст книги "Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров"


Автор книги: Юрий Казарин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 36 страниц)

но разных полюса, они никогда не поймут друг друга. Поэтому артисты

всегда очень плохо читают стихи. Что касается кино, в былые времена мы

смотрели абсолютно все, что выходило. Самое первое наше кино – это

были трофейные фильмы, которые сыграли очень большую роль в нашем

мировоззрении. В совершенно разоренной, нищей стране на нас обруши-

ваются кружева, шляпы, страусовые перья, безумные романы, коляски,

кареты… Мы эти фильмы смотрели по раз 10–15. С одной стороны, это

явление восполняло дыру полного отсутствия не то что красоты, но до-

статка. Мы же были глобально нищие. А с другой стороны, то, что это

неправда, несерьезно, мы понимали. Все трофейные фильмы никогда не

вызывали восторга: «Ах, какая там красота!» Отстраненность, нездеш-

ность, то, что это не наше, – это понималось. Но все это смотрели, и это

было даже хорошо, потому что уровень полной неимущности нашей был

203

просто  невероятен.  Получается  так,  что  у  нас  с  раннего  детства  была

привычка смотреть подряд все кино. Подряд все кино и смотрели. Это

же было очень дешево: утренний сеанс стоил 10 копеек. Сейчас говорят,

что  это  идеологическая  обработка…  Мол,  показывают  вам  «Кубанские

казаки», когда наши нищие колхозники, без паспорта… «Кубанские каза-

ки» и смотрели все как сказку. «Сказание о земле Сибирской» – это тоже

смотрели как сказку. С другой стороны, среди советских фильмов были

шедевры.

Ю. К.: Мы  даже  считали  с  Леной  Дуреко.  Мы  взяли  Тарковско-

го «Зеркало», «Андрей Рублев», у Михалкова мы взяли «Неоконченная

пьеса для механического пианино», мы взяли Козинцева «Гамлет», взяли

«Летят журавли», «Судьбу человека»…

М. Н.: Я могу добавить: «Весна на Заречной улице» про чисто чело-

веческие отношения, про то, что человек склоняется к общечеловеческим

ценностям и в этом он прав остается. Еще я должна сказать про советское

кино вот что: в советском кино были очень красивые люди: Сергей Столя-

ров, Дружников, Ливанов, Бабочкин – просто высокопробные красавцы!

Сейчас лица тех, кто снимается в сериалах, невозможно запомнить. Тама-

ра Макарова была красивая женщина.

И еще, что было интересного в советском кино: за жизнью актеров

мы следили. И в этом отслеживании мы как зрители всегда были на сто-

роне высоких человеческих ценностей. И в романе Пырьев – Ладынина82,

все были на стороне Ладыниной… Это было очень важно. Это сейчас: по-

жалуйста, выходит и голой задницей машет. Ему можно, он особое место

занимает! А раньше было не так: он занимает особое место, поэтому ему

нельзя! Я помню, мы с Аркашей очень любили смотреть плохие картины.

Если смотреть их постоянно, это жутко поучительно.

Людей,  которые  учатся  в  киноинституте,  я  бы  заставляла  сотнями

смотреть плохие картины. В некоторых плохих картинах есть такие за-

губленные  идеи,  такие  возможности!..  И  еще  я  целиком  просмотрела

«Рабыню Изауру».  (Общий смех.) Мы все ждали, сколько серий это все

продлится. Меня поражает, почему кинокритики до сих пор не напишут

об этом серьезное исследование: почему весь мир, как безумный, кинулся

смотреть эту ерунду, почему всех стало привлекать это растянутое вре-

мя, немыслимые ситуации, ходульные люди?! Почему никто не займется

этим феноменальным явлением?!

82 Ладынина Марина Алексеевна – советская актриса театра и кино; Иван Алек санд-

рович Пырьев – советский кинорежиссер. В 1936 году Иван Пырьев и Марина Ладынина

вступили в брак, который просуществовал до 1954 года.

204

Ю. К.: Может, это был образец первого в истории России иноземно-

го бескультурья? Так же как вот вышел сейчас «Прожекторпэрисхилтон»:

я посмотрел первые выпуски, больше не могу.

М. Н.: Что касается иноземного бескультурья, три четверти телека-

налов демонстрируют нам цветущее иноземное бескультурье.

Ю. К.: И нам это нравится.

М. Н.: Ну мне не нравится… Но людям нравится.

Ю. К.: Но мы не люди.

М. Н.: Вот «Иваново детство» – очень хорошо. Обычно кино полу-

чается хуже, чем литературное произведение. А вот в этом случае кино

лучше!

Ю. К.: Я еще один случай знаю, когда кино лучше, чем произведе-

ние. «Собачье сердце» Булгакова. Читать невозможно. Помнишь, «Дьяво-

лиада», «Записки на манжетах» – скучно.

М. Н.: Экранизация  –  это  очень  сложная  работа.  Скажем,  даже

«Дама  с  собачкой»,  которая  уже  считается  классикой,  хороша  тем,  что

мы все любим Баталова83. То, что мы вычитываем из произведения: де-

ревья, туманы, травы – все это выпускается. Получается жутко обидная

недостаточность. Как-то я видела фильм – экранизация рассказов Буни-

на  (режиссера  не  знаю,  ночью  показывали).  Я  досматривала  стоя!  Там

очень много природы: с дождями, с ветками, стучащими в окно, струи

воды, запотевшие окна. Кажется, когда это показывают, просто растяги-

вают время, но на самом деле оно размещается на должном пространстве.

Очень интересно с «Войной и миром»: у них другой менталитет, им не-

понятно, зачем князю Андрею этот дуб, никому никогда не понадобился

дуб. Но мы же без него не можем! Это главное для нас, поскольку наша

вписанность в природное пространство другая.

Ю. К.: Когда  я  был  в  Индии,  я  учил  английский  таким  образом:

я взял «Улисса», взял словари и прочитал всего Джойса на английском.

Решил  пойти  тем  же  путем  с  индийскими  студентами:  взял  «Войну  и

мир» и начал с ними читать. Вот доходим до фрагмента, когда Андрей

остановился у дуба и стал с ним мысленно говорить. Индийская ауди-

тория ржала. Они не понимают, как это человек разговаривает с дубом.

Зачем? Европейцам тоже надо объяснять, зачем князь, богатейший чело-

век, разговаривает с дубом, когда он должен заниматься чем-то другим.

Ну, хотя бы богатство свое сохранять.

М. Н.: Что делают наши богатейшие люди… Никто никогда не умел

так быть богатыми, как русские. Мне безумно нравится пример Михаила

83 Баталов Алексей Владимирович – советский и российский актер.

205

Семеновича Воронцова84: она [Елизавета Ксаверьевна Воронцова85] – бо-

гатейшая невеста, за ней деньги Потемкина, за ним – ни единого гроша,

но он самый престижный жених. Почему? Корпус кавалерийский в Па-

риже – по бабам и так далее: поистратились, в долгах, лошадей продали.

Он всех садит на новых лошадей, на всех надевает новые мундиры и без

единой копейки возвращается в Россию. Эту штучку всегда надо расска-

зывать, когда мы говорим об Александре Сергеевиче Пушкине и его ро-

мане с Елизаветой Ксаверьевной. Воронцов никогда не падал до ревности

к Пушкину! Ему и в голову это не приходило. И в ответ на это Александр

Сергеевич пишет: «Полу-милорд, полу-купец…»86, а мы верим Пушкину,

потому что это наше все.

Ю. К.: А  этот  миф  о  том,  что  Елизавета  потом  родит  девочку  от

Пушкина, это правда? Девочка черненькая была…

М. Н.: Да, роман у них был. Я всегда говорю, что неприлично и нехо-

рошо не любить Пушкина, если он тебя любит! Это безнравственно, это

неправильно. У Пушкина было четыре романа – одновременно! И Ама-

лия Ризнич87, и Каролина Собаньская88 – демон его. Перед свадьбой с На-

тальей Николаевной он пишет письмо Собаньской: «Я живу только для

того, чтобы упасть к Вашим ногам и сдохнуть от блаженства». Это про-

сто невероятно. Он их навещал каждый день. Пушкину надо поставить

памятник! Товарищи, это наше все! Ведь он не мог от одной к другой

просто так – надо было прийти домой, переодеться, умыться… Титан!

Что касается девочки Сони, Михаил Семенович обожал ее. Портрет де-

вочки всегда висел у него в кабинете. Что касается того, что черненькая…

84 Воронцов Михаил Семенович (1782–1856) – российский государственный деятель,

граф,  с  1845  года светлейший  князь,  генерал-фельдмаршал,  генерал-адъютант;  почетный

член Императорской Санкт-Петербургской академии наук (1826); новороссийский и бес-

сарабский генерал-губернатор (1823–1844).

85 Воронцова Елизавета Ксаверьевна (1792–1880) – светлейшая княгиня, статс-дама,

почетная  попечительница  при  управлении  женскими  учебными  заведениями,  фрейлина,

кавалерственная дама ордена св. Екатерины; адресат многих стихов А. С. Пушкина; жена

Новороссийского  генерал-губернатора  М. С. Воронцова,  сестра  генерал-майора  графа

В. Г. Браницкого.

86 А. С. Пушкин «Полу-милорд, полу-купец…».

87 Ризнич Амалия (1803–1825) – первая жена одесского негоцианта сербского проис-

хождения Ивана Ризнича, с весны 1823 г. по май 1824 г. проживавшая в Одессе. В первый

период южной ссылки Пушкина была предметом его пылкой и мучительной страсти, адре-

сат нескольких его стихотворений.

88 Собаньская Каролина Адамовна (1794–1885) – графиня, дочь киевского губернского

предводителя дворянства, жена генерала И. О. Витта.

206

Я портрет ее прекрасно помню. Я в Воронцовском дворце много времени

провела. Дворцы сильно, товарищи, пообобрали.

Ю. К.: Хохлы?

М. Н.: Не  знаю,  кто.  Но  пообобрали  сильно.  Там  были  вещи  уни-

кальные:  был  там  сделанный  по  личной  просьбе  Феликса  Юсупова89

сервиз, он был не обливной, а хрупкий, матовый. Я все приходила по-

смотреть на него. Так что портрет Сони помню очень хорошо. С другой

стороны,  Елизавета  Ксаверьевна  сама  его  выбрала.  Он  был  достойной

парой. Михаил Семенович – был человек во многих отношениях заме-

чательный:  работяга  чудовищный,  администратор  хороший.  У  него,  на

мой ум, была одна слабость, которая его не украшала: почему-то он, имея

такие достоинства, имел еще и желание стать военачальником.

Ю. К.: О театре мы не будем говорить?

М. Н.: Тогда вообще было принято смотреть все городские премье-

ры. Но тогда это не было сферой развлечения. Это было сферой культуры.

Как вспомню, как в лютые холода носили туфли в газетке! А сейчас в те-

атр – в сапогах и в джинсах.

Ю. К.: Осталось у нас два разговора – о прозе вообще и о тебе, о тво-

их книгах. Но ты о себе не любишь…

М. Н.: Я собой в своей жизни занималась чрезвычайно мало. У меня

на себя времени никогда не было. Если б не стихи, я бы прожила, не имея

о себе никакого представления. Я поняла, что «да, это я!» в Севастополе.

Про Севастополь и про всю мою родню всегда говорили только мне. Это

мы с мамой нашли всех наших потерянных родственников.

Ю. К.: А как в семье относились к твоим стихам?

М. Н.: Юра, ты мне задаешь вопрос, на который сам знаешь ответ.

Отец  относился  очень  ревностно.  Отец  вообще  считал,  что  я  человек

очень умный и способный.

Ю. К.: А какое было отношение к твоему писательству?

М. Н.: Никто  никогда  этого  не  видел.  Этого  факта  не  было.  Отец,

правда, пробовал это собирать, но я это пожгла. Я не люблю, когда на

меня обращают внимание, когда меня трогают… Я считаю, что это абсо-

лютно мое личное дело.

89 Юсупов  Феликс  Феликсович  (1887–1967)  –  князь,  граф  Сумароков-Эльстон.

Принадлежал к одной из наиболее знатных и богатых российских фамилий, сын княгини

Зинаиды Николаевны Юсуповой (последней в роду, ведущем происхождение от ногайского

хана  Юсуф-Мурзы,  а  родоначальником  имеющем  племянника  пророка  Мухаммеда)

и  Ф. Ф. Юсупова  (старшего),  графа  Сумарокова-Эльстон,  в  1915 г.  –  генерал-адъютанта,

главного начальника Московского военного округа. Единственный наследник фамильного

состояния Юсуповых.

207

Ю. К.: Ну а написала ты стихотворение – надо же кому-то показать!

М. Н.: Никому не показывала.

Ю. К.: Мандельштам говорил о собеседнике. О провиденциальном

собеседнике. Ну а когда не с кем поговорить?.. Когда ты стала взрослым

человеком, тебе же необходим был собеседник?

М. Н.: Когда я стала взрослым человеком, я стала санитаркой, убор-

щицей, кормилицей. Это наполняло мою жизнь на 100 %. Если учесть,

что я была ужасно больным человеком: голова болела у меня всегда…

Но рядом были люди, которым было в тысячу раз хуже. Я помню, у меня

так болела башка, что если с ровным промежутком меня три человека

обгонят, я отключалась. Я не могла ездить на трамвае, на троллей бусе…

Постоянно укачивало. Помню Маша, ангел мой розовый, подходит к ба-

бушке  и  говорит:  «Нина,  она  еще  тепленькая!»   (Смеется.)  Классно!

То есть жива.

Отца мы здоровым не видели никогда. Это проявлялось очень тяже-

ло и мучительно. Но мама была как ангел… Да еще бабушка с народной

мудростью. А мама моя выглядела очень молодо, была очень красивая.

Мы, когда выросли, стали говорить: «Да ты что, зачем тебе это терпеть!»

Мама даже запрещала говорить об этом. Границы моего домашнего по-

ведения были заданы. Отцу я сочувствую ужасно. Он сделал блистатель-

ную карьеру. Человека в 22 года взяли лесничим на завод. И все сразу

появилось: дом, прислуга, лошади. А он еще к тому же безумно любил

работать. Человек понимал, что это его место. Когда уезжал старый лес-

ничий, он подарил отцу кабинет свой.

А мама… Когда случилась революция, ей было шесть лет. Эти люди,

с которыми она осталась, были прекрасно воспитаны. Мать ее никогда

бы не позволила унизить их страхом… Все, что касается Севастополя,

Черного моря, это такая мощь, это ты так прикрыт! Мы с мамой всегда

мечтали: «Война кончится, и мы поедем домой. Там море и корабли».

Как-то прихожу домой, Машке было 9 месяцев, мама ей рассказыва-

ет про Мамаев курган и адмирала Нахимова. Когда мы с Машей приехали

в Севастополь, ей было два года, она встала на Приморском бульваре и

сказала: «Вот здесь адмирал Нахимов затопил корабли».

Так, отец начал это собирать и переписывать. Но я все потом пожгла.

Отец мой был человек зверски начитанный. Не пропускал ни одной пре-

мьеры. Всех видел: Маяковского, Есенина, Гиппиус, Северянина… Когда

он приехал сюда, у них был театральный кружок, они Островского стави-

ли. Это не был медвежий угол, это было вполне культурное место. Но тут

устроилась Великая Октябрьская Социалистическая революция. Я про-

сто очень рано поняла, что ему досталось здорово, что это очень жутко

208

пережить.  Мама  всегда  говорила:  «Зато  у  меня  дети».  Она,  вообще-то,

права: все остальное неважно.

Стихи  в  молодые  годы  я  никому  не  показывала.  Не  могу  сказать,

что в этом нуждалась. А в оттепельные времена появились Боря Марьев,

Вова Кочкаренко, Гера Дробиз, Юра Трейстер. Юра Трейстер читал боль-

ше  всего.  Поскольку  он  был  по  своему  внутреннему  устройству  очень

не чужой мне человек. Я никогда, естественно, нигде не выступала. Мне

это не нравилось и сейчас не нравится. Хотя, надо сказать, что 60-е годы

были неоднородные. Скажем, здесь была очень видная фигура – Ленеч-

ка Шаргунов, сейчас – отец Александр. Из института его выгнали. 60-е

годы: тут же Тарковский, Ахматова… Люди начали читать. Но редко кто

замечает, что то, что культивируется и нравится, – несравненно хуже. Это

схлынет «водой быстротекущей», как написано в Библии. Разница была

невероятной. Разница должна была ухо резать, но мало кому резала.

Когда эти товарищи появились, они знали мои стихи. Тогдашние мои

стихи были не такие, как сейчас. От них почти ничего не осталось. Я даже

не могу их оценить. Боря Марьев кому-то говорил: «Это чистая, культур-

ная, милая, камерная… ну как у Мандельштама».  (Смеется.) Боря – ти-

паж трибунный. Все его увлечения марксизмом были не в критиканском,

не в экономическом духе, а совсем искренние. Боря вообще был собой

очень увлечен. Он сделал для города большое дело: собрал людей, кон-

солидировал их. Это очень трудно. А тогда он был вообще в пацанском

возрасте. То, что с ним произошло, – классический случай, который име-

ет объяснение. Это эффект интеллигента в первом поколении: его начи-

танность, стихи кажутся таким большим отрывом от начального уровня,

что разумной оценки они этому дать не могут. Нужно быть абсолютным

самородком – Сергей Александрович Есенин. Но Сергей Александрович

Есенин не был интеллигентом, он был крестьянином в N-м поколении.

А  крестьянская  культура  –  очень  серьезная  культура.  А  язык?  Сказки,

прибаутки, поговорки – все это было живо.

Быков говорит, что Пастернак говорит обо всем, а Мандельштам го-

ворит только о себе и больше ни о чем. Все зависит от того, какое огром-

ное  пространство  за  тобой  стоит.  Если  я,  как  Мандельштам,  включаю

в себя от Шумера до Сталина и дальше… Быков идет странным путем:

посмотрите у Блока, сколько начинается с «Я», ну что, это значит, что он

только о себе? Что это за глупость? Что за механический подход?

Ю. К.: Это  современный  подход.  Отрицание  какого-либо  лиризма,

откровения.

М. Н.: Ну  нельзя  это  о  стихах  говорить.  Пусть  это  будет  сказано

о психологии… О том, каким способом человек ищет выходы…

209

Ю. К.: Человек может познать мир только через себя.

М. Н.: Вот я живой человек, а чем я еще располагаю? Больше ничем.

Моя мать – это я? Я. Моя дочь – это я? Я.

Ю. К.: Быков – иронист. Они все иронисты. Они не иронисты, а ни-

гилисты. Они нигилируют культуру, традицию.

М. Н.: Иронисты – это и есть нигилисты. Да, все правильно.

Ю. К.: Блок понимал это очень хорошо. Он сказал прямо: «Стихот-

ворение, которое больше 20 строк, не лирика». Поэтому «Скифы» у него

не лирика, нечто другое.

М. Н.: Я недавно прочла «Скифов», между прочим, жутко современ-

ная вещь. Блок – это наш человек. Очень переживаю и страдаю, когда

ругают Блока. Я в таких случаях всегда вспоминаю слова Н. С. Гумилёва,

который, между прочим, был его соперником и очень ревностно относил-

ся к его славе: «Когда я думаю о Блоке, я знаю только одно – это лучший

человек на свете». Когда я о нем думаю – бедный! Эта мать истеричная,

Любовь  Дмитриевна,  тетушки…  А  он  как  ангел-хранитель  всю  жизнь.

Вечно они его садили на заранее подготовленное место. Ужасно. Я еще

понимаю, что Цветаева и Ахматова обругали Наталию Николаевну. Баба,

даже самая умная, есть дура. Потому что она перед лицом природы права:

я – гениальная баба, и я – дура в сущности одно и то же. Мужик-то тоже

где-то дурак, но лучше. Баба она всегда в обороне, любая другая баба для

нее враг. А мужчина лучше. Зато, товарищи, совершенная женщина – аб-

солютно богоравное явление. Вот Наталья Николаевна была совершен-

ная женщина. Этого-то ей не могли простить Анна Андреевна и Марина

Ивановна.

Ю. К.: И Анна Андреевна, и Марина Ивановна проявили здесь свое

абсолютно бабское отношение, потому что и та, и другая ужасно любили

разбираться в любви, в бытовой ее части. Их не творческое, а жизненное

поведение было бабским.

М. Н.: Да, при их уме могли бы сдержаться!

Ю. К.: Особенно Ахматова. Ведь она была человеком сдержанным,

воспитанным. У Цветаевой было немножко другое происхождение.

М. Н.: У Цветаевой был темперамент пояростнее. А еще она была

настолько склонна к поставленному, срежиссированному, литературному

роману, который не имеет никаких связей с реальной жизнью, только для

того, чтоб взять перо в руки и это все фиксировать. Не будь она таким

поэтом, ее можно было бы в этом обвинить. Но кто ее ругает! Для меня

Цветаева, как Герцен. Я была бы готова ее в чем-то обвинить, но она за

все отстрадалась. Так же как Герцен отстрадал свое честно.

210

Ю. К.: Ты имеешь в виду историю с Гервегом90?

М. Н.: Да… И не только. Причем человек-то был ничтожный [о Гер-

веге], который пользовался ситуацией в своих корыстных целях. А жена

его? Ставка в воспитании исключительно на высокие мысли – это боль-

шая ошибка. Возвышенное и земное разводить нельзя. А если вспомнить

про Некрасова с Панаевой!.. Потому что все было разведено в пользу воз-

вышенного. Тут надо смотреть на Павла Петровича Бажова. Он увязывал

не возвышенное и земное, а подземное! Страшные категории он увязал

совершенно безболезненно.

Еще  есть  одна  деталь,  которая  меня  поражает.  Когда  кончилась

 война, русские бабы поняли, что война кончилась, смерть отступила, и

надо утверждать жизнь. А утверждать было нечем: надеть было нечего,

нарядиться  было  не  во  что.  И  вот  они  бросились  делать  немыслимые

вещи – вышитые занавесочки, вышитые салфеточки… У всех одинако-

вые цветы на окнах, у всех одинаковый рисунок на окнах – виноград или

смородинки. Как это делалось? Было такое правило: я иду по улице, вижу

рисунок, мне он понравился, я стучу и прошу себе его. И вот что меня

поражало: в доме Павла Петровича Бажова были шторки вот этого типо-

вого рисунка. Как все жили, так и они жили. Это невероятно. Также все

делились отводками. Я всегда говорю, что один добрый человек одним

только своим явлением делает незначительным все мировое зло. Так же

одна какая-нибудь черта русского человека делает незначительной всю

его пьянь и рвань. Мне безумно нравилось, что цветы выставлялись ли-

цом на улицу, к городу и миру.

То, что сделал Павел Петрович Бажов, не мифы. И по этому не мож-

но жить, а должно жить! А сказок много есть с печальным концом. На-

пример, в румынских, болгарских сказках жена, чтобы наказать невер-

ного мужа, кормит его мясом своих детей. А что есть печальнее сказок

Андерсена?.. Что касается Бажова, это не было с его стороны ни жертвой,

ни обдуманным шагом. Формулу человеческой независимости никто не

выразил проще и понятнее, чем Бажов.  «Умный человек правильно рас-

суждает, а я могу рассуждать только по-своему» 91 .  Мне вчера по теле-

визору стали рассказывать, каким мужественным человеком и страдаль-

цем был Вознесенский! Это были баловни судьбы! Все было совершенно

90 Гервег  Георг  (1817–1885)  –  немецкий  поэт  и  публицист,  близкий  друг  семьи

Герценых.

91 Эта  фраза  П. П. Бажова  процитирована  М. П. Никулиной  в  ее  историко-

культурологическом исследовании «Камень. Пещера. Гора». (См.: Никулина М. П. Камень.

Пещера. Гора // Избранное : в 2 т. Т. 2 : Проза. Екатеринбург : ИД «Союз писателей», 2007.

С. 158.)

211

наоборот. Он якобы был очень мощным человеком, который вынес всю

травлю.  Какую  травлю?  Я  тут  читала,  что  пишет  Галина  Вишневская

о своей травле, вот цитирую точно: «Травля доходила до того, что мое

имя в афишах писали не крупными буквами». Это травля?! А в это же

время был Шаламов! А у Бажова жизнь была полной самых невероят-

ных, чистейших бед. Страшнее смерти ребенка ничего не может быть.

Потерь было очень много. И тем не менее, я уверена, что то, как он жил,

он считал для себя естественным, удобным. Что естественно, то и удоб-

но. По Пушкину. Умный человек должен жить естественно.

Ю. К.: Урал – это еще и золото.

М. Н.: Да. Нашли золото. Они построили там поселок Вознесенский.

Они делали то, что до них никто не делал – они сделали товарищество по

открытию сибирских золотоносных мест. Были они старообрядцами. Все

они были богатыми людьми, но понимали, что только со своим богатым

карманом сибирское золото не взять, поэтому они объединились. Самое

поразительное то, что они сами пошли, никто ничего не оплатил им, сами

пошли. Они сами в этой ледяной воде работали, рукава их тулупов вмер-

зали в лед, прежде чем они понимали, золотое это место или нет.

Поиски  сибирского  золота  начались  с  блестящей  криминальной

истории, не могу понять, почему до сих пор не снимут об этом фильм!

Был у нас в Березовске один каторжник. Егор Лесной. Этот Егор Лесной

сбежал. Он был опытный каторжанин и человек, сведущий в золоте, у од-

ного купца родилась совершенно справедливая мысль: если он сбежал, то

не просто так, не под волков же в лес он сбежал, опытный человек так не

поступит. И он нанимает сыскную группу. Ближайшее место, куда можно

было сбежать, – Алтай. Эти люди отследили там Егора Лесного. Обрати-

ли внимание, что он как-то странно живет: землю не пашет, на охоту не

ходит, рыбу не ловит, но чем-то же живет. Ничего не делает, а сыт, обут,

одет. К тому же заметили, что он ведет странный образ жизни: то его нет,

то появляется. Они увидели, что и вокруг него есть странные люди: при-

ходят по темноте, уходят засветло. И когда они к нему явочным порядком

зашли, он был уже убит.

А дело было вот в чем: тогда науки геологии как таковой у нас еще не

было. Здесь всего было много, золото поначалу просто поверху лежало.

На Урале реки золотые были все. То место, где мы живем, называлось

екатеринбургской  золотой  долиной.  Все  притоки  Исети  были  золотые.

Река Нейва, Реж – все были золотые. Потом (сейчас) золото кончилось.

Павла Петровича Бажова читали? Там же все ясно сказано. Последнее

место,  где  добывали  золото  в  Екатеринбурге,  –  напротив  дендрария  за

Царским мостом. 1837 год. Едет сюда Юрьевич, адъютант, и там написа-

212

но: «Едем по сплошному золоту». А дальше сказал так: «Нигде не видел

такого здорового, красивого народа». Если взять описание Урала у Реми-

зова или в летописи, например, то Урал описан как рай. Плодовые леса,

благоуханные поля и реки со сладкой водой.

А Егор Лесной вот что сделал. Опытным путем он сделал наблюде-

ние: вот Березовск. Там мы добываем золото. Какие там горные породы?

Гранит,  березит,  лиственит,  пушкинит,  кварц  и  так  далее.  Совершенно

понятно, что если золото живет с ними, значит, если я в другом месте

встречу эту компанию, то значит, там есть золото. Вот так он опытным

путем туда пришел.

Для  того  чтобы  по  полному  бездорожью,  по  ненаселенной  тайге

пройти от Екатеринбурга до Забайкалья, можете представить, какие нуж-

ны деньги? Эти люди не только нашли эти месторождения, но и построи-

ли там поселок Вознесенский, в котором были школы, больницы, церкви.

И еще они придумали теплые промывания. Они сами вмерзали в лед и

голодали – они все поняли на себе. Очень важно, что уральская техноло-

гия была поправлена на местные условия. Они поняли, что если рабочие

не будут вмерзать рукавами в лед, дело пойдет лучше. И они придумали

эти  теплые  промывания.  И  промывали  золото  в  поселке  Вознесенском

теплой водой. Дело шло хорошо, и золото текло рекой, пока не спохва-

тились  сибирские  купцы.  Они  стали  с  ними  судиться  и  выжали  их  из

Сибири, потому что количество взяток, которое пришлось давать, стало

таким, что дальнейшая добыча стала невыгодна. Они оставили свои базы

и вернулись сюда. И когда они сюда приехали, тогда и сложился облик зо-

лотого века Екатеринбурга. Именно этот город сейчас гробят и ставят эти

стеклянные банки. Когда они приехали, они жили очень богато. Все это

с поправкой на русскую придурь. Придурь лучше корысти, лучше жад-

ности. Когда один товарищ захотел летом кататься на санках, возили две

недели соль. Прокатился – сорвал охотку. Жители Екатеринбурга любили

золотой век Екатеринбурга.

Ю. К.: А особняк, где располагался «Уральский следопыт»?..

М. Н.: Этот  особняк  появился  позже.  Когда  золотой  век  кончился,

здесь был прекрасный горный начальник, герой Бородинского поля, Вла-

димир Андреевич Глинка. Вот это и был его дом. Все правильно: началь-

ство должно было быть обязательно при плотине, при средоточии энер-

гии.  Тогда  была  горная  аптека  построена,  Малаховские  дома,  обведен

гранитом пруд. Много было интересных вещей. Скажем, горный началь-

ник  вдруг  подумал:  «Как  же  так,  дома  построили,  а  людям  отдохнуть-

то негде…» Купцы немедленно скинулись, построили театр. Приезжает

труппа. Местной публике труппа очень понравилась: барышни все мо-

213

лоденькие, талии тоненькие, дескать, девушки, живите у нас всегда. Не

получилось: девушки были крепостные матушки Ивана Сергеевича Тур-

генева Варвары Петровны. Что сделали купцы? Скинулись снова и вы-

купили девушек.  (Общий смех.) Много фактов, которые и сейчас приятно

послушать.

Когда начали строить заводы, сложилась такая ситуация: казенный

завод – государственное, а частный – это мое. Я тебя пущу на своей земле

золото добывать? Конечно, нет. И вот наши купцы, поняв это, к тому же

они имели склонность к грандиозному масштабу, в Сибирь-то и рванули.

Может, все бы устояло и дольше, если б не отменили крепостное право.

Отмена крепостного права была для них катастрофой.

Ю. К.: Почему катастрофа? Рабочие разбежались?

М. Н.: Нет,  не  так.  Когда  организовывали  заводы,  часть  рабочих

привозили из других губерний, но они оставались крестьянами. Не все

люди прикипали к заводу. Вот пример: умирает Акинфий Демидов. Оста-

ются у него три сына – Прокофий, Григорий и Никита. Один, Никита,

хороший заводчик, Григорий тоже ничего, заботливый хозяин, а Проко-

фий немедленно продает завод, свою долю. А наследство Акинфий оста-

вил сыновьям большое: 28 заводов, 96 рудников, 36 крупных сел, мелких

не считал. Если хочешь гордиться своим Отечеством, почитай историю

Урала. К заводам прикипали не все. Человек, который осознал себя кре-

стьянином, крестьянином и оставался. Уральские рабочие жили хорошо:

нашим давали участок земли, у них была обязательно работа на заводе,

им разрешали пользоваться заводскими прудами, лесом. Если вниматель-

но прочесть Павла Петровича Бажова, все будешь знать: « Пошли раз двое 

наших заводских траву смотреть. А покосы у них дальние были»92, – зна-

чит,  они  держали  скотину.  У  всех  был  приработок.  Заводские  рабочие,

которые таковыми себя осознавали, не хотели с заводов уходить. Но были

подсобники и так далее, которые бы с удовольствием вернулись к своей

крестьянской  участи.  Сами  понимаете,  как  работает  горнодобывающая

металлургическая промышленность: цикл не должен прерываться. Если

он где-то прерывается – остановка. Вот это и случилось. Заводчики, как

вы понимаете, бывают плохие и хорошие. Хорошие – те, которые понима-

ют, что условия жизни рабочих – часть технологического процесса, и чем

условия лучше, тем лучше работает завод. Плохой заводчик считает, что

цель завода – деньги в карман. Все это легко отслеживается на истории

Урала. Идет Пугачёв по Уралу. Часть рабочих присоединяется к Пугачёву

и бьет своих хозяев. Часть рабочих хватает в руки вилы, топоры и защи-

92 П. П. Бажов. «Медной горы Хозяйка».

214

щает завод. Что было у нас в Сысерти? Рабочие встали, у кого что было,

скинули Пугачёва с горы, дальше он не пошел. Мы можем делать вывод:

значит, рабочие на Сысертском заводе жили хорошо.

Безостановочная  150-летняя  работа  заводов  создала  впечатление,

что это естественное положение. А заводы начали вставать. Руда начала

кончаться. К этому никто не был готов, потому что руда стояла горами.

Над Тагилом стояла огромная гора. И над Кушвой стояла гора. И когда

начались сбои, люди болезненно к этому относились. Люди оклемались

достаточно быстро. Произошла интересная вещь: в полном смысле слова,

за ум взялись. Все поняли, раз по-старому жить не получается, надо жить

по-новому, значит, нужны новые знания. Стали обращаться к науке, при-

глашать инженеров. Купцы скинулись, построили гимназию. Стали по-

являться курсы всяческие. Газеты, театры, банки. Поскольку люди были

вынуждены всерьез на себя посмотреть, чтоб понять, что делать, возник


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю