Текст книги " Дорога в бесконечность"

Автор книги: Юлиана Суренова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)

А еще было море... Море, ненавистное и презренное, которое со страшной силой манило к себе ее душу и сердце, влекло, доносясь и в сад, и в залы дворца настойчивым рокотом – криком. Его постоянный гул молил, просил, приказывал, порой – заполнял собой все, не давая покоя. И тогда, сама не своя, она неслась к лестнице, бежавшей с вершины горы вниз, на берег моря, пересекала беседку, даже не замечая ее, однако, ступив на первую же ступеньку, останавливалась, чуть наклоняла голову, начиная освобождаться от власти наваждения.

"Подожди-ка! – говорила она себе. – Почему я делаю то, чего не хочу? Мне нужно на берег? Нисколечко! Скорее – наоборот, хочется быть где-нибудь подальше от него!" – и, решительно поворачиваясь спиной к звавшему ее морю, она, гордо откинув назад голову, начинала вышагивать по пальмовой аллее, все дальше и дальше углубляясь в сад.

Но однажды, остановившись так же на первой ступени, она сказала себе совсем другие слова:

"А почему, собственно, я не могу спуститься вниз? Это ведь мой мир, весь, целиком, и берег тоже. И вообще, что такого в море страшного? Если бы оно по-настоящему хотело меня убить, то сделало бы это. Проще простого. Даже без помощи духов, демонов и кого там еще. Я бы и сама утонула. Потому что не умею плавать", – она ничуть не стыдилась признаваться в этом. Зачем караванщице умение плавать, если почти вся ее жизнь проходит в снежной пустыни, где вода под толстым слоем льда, и даже если в нем будет трещина, провалившийся замерзнет быстрее, чем успеет утонуть. В тазу же не захлебнется даже младенец, конечно, если его не зададутся целью утопить. Ведь именно так в некоторых караванах избавлялись от проклятых детей.

Обоженная холодом воспоминаний, Мати, зябко поежившись, нервно дернула плечами. Хотя времена этого жуткого обычая – первого из тех, которые отменил повелитель небес, вернувшись в земной мир, – остались позади, ей, рожденной в снегах, всегда было невыносимо думать о нем. Даже здесь, в крае, где было все, о чем она мечтала, эти мысли вносили смятение в душу, хотя все, с чем они были так или иначе связаны, осталось где-то бесконечно далеко, в другом мире.

А рядом... Рядом было море.

"Но раз здесь есть большая вода, – мелькнуло у нее в голове, – почему бы мне не научиться управлять ею? Сперва, – у нее в голове уже зародился план. Мысль продвигалась вперед, в то время как ноги делали шаг за шагом вниз по золотым ступенькам, – выучу язык волн, стану их понимать, и они будут понимать меня. Потом составлю заклятие для водяных духов... У меня все получится... Все будет хорошо. И я встану на спину волны и пройдусь по солнечной тропинке. И в этом мире не останется ничего, что не было бы мне подвластно".

Она широко улыбнулась. На дуде было радостно, беззаботно и легко, словно за спиной выросли крылья.

"А ведь действительно, – Мати уже не шла, бежала вниз по ступенькам, едва касаясь их ногами, – почему бы мне не... – и на верхней площадке она, разогнавшись, легко запрыгнула на перила, оттолкнулась от них что было сил, взлетев над невысоким юным кустом данаи, и... Ее просто захлестнул восторг, губы растянулись в счастливой улыбке, на лице застыло выражение полного, совершенного блаженства. – Какое же это чудо – летать!"

И, все же, она не долго оставалась в небесах, поспешив вернуться на землю. Под ее ногами тотчас хрустнули, рассыпаясь, возведенные морем каменные башенки.

На этот раз Мати пришла на берег не босой, на ее ногах были сандалии – тончайший плетеный из серебряных нитей верх и прочная, надежная подошва, защищавшая ступни как от острых краев камней, так и от их жарких боков. Она остановилась на расстоянии, достаточном для того, чтобы набегавшая на берег волна не могла дотянуться до ее ног.

Морская вода задумчиво перебирала сверкавшие в лучах солнца камешки, так, словно они – драгоценности в казне купца. Некоторые из них действительно были прекрасны – с одного края ярко-зеленые, словно лес, с другого – синее небес, да еще с полосой посредине, красной, как зарница. Цвета переплетались, переходя один в другой, и при этом не тускнели.

И Мати не удержалась от искушения. Дождавшись, когда волна схлынет, она быстро шагнула вперед, схватила очаровавший ее камешек и поспешно отступила назад. И хотя волна, вернувшись, все-таки успела бросить в нее пригоршню солоноватых брызг, Мати этого даже не заметила. Главное, она сжимала в руке свое сокровище – удивительный трехцветный камень, красотой которого могла теперь наслаждаться где угодно и сколько захочет.

Солнце припекало так сильно, что прошло всего несколько мгновений, и камень в ее руках совсем высох. Вместе с влагой его покинули и цвета. И вот уже на ладони обиженно поджавшей губы девушки лежал серовато-желтый блеклый кружочек, ничем не примечательный, такой же, как множество других, покрывавших берег моря.

"А чего я ждала? Камень-то мертвый. Это вода, должно быть, не простая, способная подарить и мертвому жизнь. Но лишь до тех пор, пока тот не покинет ее пределов..." – и тяжело вздохнув, она с нескрываемым сожалением разжала пальцы, позволяя камню вернуться на свое место. Звякнув, ударившись о бока своих сородичей, он откатился к самой кромке, и уже следующая морская волна, нахлынув на берег, окатила его, вернув блеск и яркость цветов.

Видя это, девушка вновь вздохнула. Ее глаза наполнились горькой обидой разочарования:

"Ну почему так всегда!"

Какое-то время она брела по берегу, поддевая то один камешек, то другой, с интересом следя за тем, как они отлетали в сторону, позвякивая друг о друга. Пару раз среди бесцветных катышков ей мерещились драгоценные камни, но стоило ей наклониться, как становилось ясно – ничего, кроме капелек воды.

"Я так и думала... Как обычно: тянешь руку к алмазу, а берешь кусочек льда!"

А еще берег покрывали раковины. Их было множество, маленьких, побольше и просто огромных. Некоторые из них просто завораживали. Но назвать их "красивыми" и тем более коснуться рукой Мати не могла, не смела, ведь это были морские существа и откуда она знала, может быть – живые, опасные. А если не живые – тем более. Нет ничего хуже призрака чужака, особенно – создания чужой стихии.

Идти по песку и каменной гальке было тяжело, ноги все время разъезжались. Мати устала. Подняв голову, она огляделась, нашла взглядом большой серый валун, который одним, мокро-мшистым краем уходил в море, вторым, совершенно сухим, выбеленным солнцем, вытянулся на берегу. Он походил на неведомого покрытого каменным панцирем морского зверя, который выбрался на берег погреться на солнышке, и застывший на границе стихий. И, все же, это был только камень, совершенно неподвижный и неживой. Мати приблизилась к нему – очень осторожно, не забывая, что в этом краю возможно все, что угодно. Однако ни когда она подходила к камню, ни когда опускала руку на жесткую прохладную, несмотря на жаркий день, поверхность, в нем ничего не изменилось.

И, попинав себя: "Ну что за трусиха! Даже в земле своей мечты всего боишься!" – она с ногами забралась на валун, устроилась поудобнее и, подтянув колени к груди, обхватила их руками, сжалась в комочек, замерла, прикрыв глаза.

Мати слушала рокот моря, уже почти различая повторявшееся раз за разом слово, произносимое на непонятном ей языке. Она не сомневалась, что если будет вслушиваться в морскую речь вновь и вновь, то рано или поздно поймет, чего же хочет от нее водная стихия, куда зовет и зачем.

А потом... Ее глаза открылись, взгляд упал на волну, которая, пенясь, со всей силы билась о камень, рассыпаясь на множество брызг, а затем отползала назад, в море, чтобы набраться там силы и вернуться вновь...

"Зачем? – Мати не понимала. – Чего она добивается? Сдвинуть камень? Но ей это не под силу. Зачем пытаться, повторяя попытки, когда видишь, что все они тщетны, бесполезны, напрасны? Глупо..."

А за первой волной шли другие, ее сестры, и их было там много, что и пересчитать невозможно, от берега и до самого горизонта.

"И что им не живется, не играется в своем морском мире? Что гонит их на острые камни берега? Ведь должна же быть причина, хоть какая-нибудь, совсем маленькая! ...А может, – она нахмурила брови, беспокойно повела плечами. – Может, эта причина – я? – ее сердце быстрее забилось в груди, душа затрепетала, заметалась, ища ответ на такой нелепый и вместе с тем, ужасно важный для нее вопрос. – Но что им нужно от меня? Утянуть в свою пучину?" – она заерзала на камне, спеша передвинуться подальше от края воды. А тут еще солнце забежало за облако...

С моря подул холодный, пронизывавший насквозь ветер, черными точками мелькнули над самой гладью воды и исчезли, словно провалившись в никуда, птицы. Волны стали другими – не смиренными рабынями, раз за разом повторявшими свой бесполезный и оттого еще более тяжелый труд, а дикими ветрами метели, полными сил и упрямства. Их белые снежные пальцы цеплялись за берег, забираясь все глубже и глубже. Даже золотая солнечная дорожка, еще мгновение назад звавшая за собой, расстилаясь у ног, раскололась на части, чтобы затем, миг за мигом, шаг за шагом, начиная с той части, что подходила к берегу, погружаться в черную пучину, уходя все дальше и дальше в море, пока, наконец, от нее не осталось лишь яркое золотое свечение возле самого горизонта, такое недосягаемое и потому – манящее...

Мати встала, помялась, нерешительно переступая с ноги на ногу, зябко потерла голые плечи...

"Пойду, пожалуй, – она спрыгнула с валуна, зашагала в сторону лестницы, намереваясь поскорее подняться наверх, к своему белоснежному дворцу, но потом вдруг остановилась, передумав: – Чего ради я буду карабкаться ступенька за ступенькой, когда могу просто взлететь!"

Она больше не боялась полета, и, поэтому, ей оказалось достаточно просто подумать, чтобы ноги сами оторвались от земли, вставая на небесную тропу. Поднявшись же в воздух, Мати как-то сразу расхотела возвращаться на твердь:

"Куда мне торопиться? Никто меня не ждет, никто не станет ругать или отчитывать. Я живу здесь в свое удовольствие и, значит, буду делать то, что хочу. А сейчас я хочу... – думала она, наслаждаясь покоем воздушной стихии. – Летать! ...Облечу свою землю... – она почему-то была совершенно уверена, что это – остров и притом небольшой. У нее все как-то не находилось времени обследовать его, нынешний же день подходил для этого как нельзя лучше.

И что-то весело напевая себе под нос, словно пичужка, девушка закружилась, купаясь в лучах солнечного света и тепла, все выше и выше поднимаясь над землей.

То, что было потом, с точностью до вздоха – "А-х!" – соответствовало ее ожиданиям. Небольшой гористый остров с густыми зелеными лесами, прямыми аллеями, ведшими прямо к белоснежному дворцу, за ним – цветник, в котором, насколько Мати могла видеть, царила роза, но были и другие цветы всех красок и оттенков, огромные и совсем маленькие, точеные, они, по большей части безымянные, сплетались в причудливый узор – вышивку. За цветником был сад, переходивший в лес, и горы, горы, до небес...

Среди зелени то там, то тут мелькали осколки скал цвета обоженного кирпича, ветер доносил веселый звон ручьев. Слетая с вершин скал водопадом, они пугливым зверьком поспешно юркали под покровы лесов, исчезая в них.

А посреди всего этого великолепия, словно драгоценный камень в кольце, сверкало озеро с прозрачной, словно стекло, водой, сверкавшей в солнечных лучах, переливаясь всеми цветами радуги.

Ей подумалось: "Вот было бы здорово спуститься к этому солнечному озеру, посидеть в густой траве на берегу... " Так она и собиралась поступить, но не успела – ее сердце острой иглой пронзил страх, душа заметалась, затрепетала, вспомнив с совершенно ясностью другое озеро.

"Тот сон, о городе демонов... – она прикусила губу. Мати страстно хотела его забыть, но никак не могла. – Ну почему я должна вспоминать о нем вновь и вновь?! – она была просто в отчаянии. А затем, задумавшись, нахмурилась. – Вот интересно... Я ведь сняла браслет Эрры. И, несмотря на это, продолжаю все помнить. Даже лучше, чем когда бы то ни было. Обычно я быстро забываю сны, а тут... Они даже кажутся отчетливее яви. Так почему же Курунф не имеет надо мной власти? Потому что я и в самом деле богиня? И если другим он исполняет мечты, забирая память, меня же просто перенес в мой край? Еще бы, кому, даже если это демоны, захочется связываться с богиней снегов! Себе дороже!" – она звонко рассмеялась, закружилась, танцуя в потоках воздуха. На душе у нее вновь стало легко и свободно.

Мати вновь была совершенно счастлива, потому что считала себя победительницей. Солнце припекало, ветерок шептал, что-то тихо-тихо на ухо. Ее вдруг разморило, захотелось спать. Глаза начали сами собой закрываться. Девушка широко зевнула, мотнула головой, прогоняя дремоту, но эта внезапная сонливость никак не желала уходить.

"Устала я, – она с трудом сдержала новый зевок. – Весь день на ногах... А сколько событий, приключений... Просто голова кругом идет! Так что... Ничего удивительного... Тем более, – она повернулась в воздухе, поудобнее устраиваясь, легла, словно на невидимое облако... Впрочем, и без него ей было вполне удобно, – на крыльях ветра так хорошо... Не живешь – грезишь..." – ее глаза начали слипаться, рука потянулась к щеке... Перекатившись на бок, девушка поджала колени к груди, сворачиваясь в клубок...

"Н-е-ет! – она поспешила отогнать сон. – Это не правильно – спать на крыльях ветра. Ветра – они ведь неугомонные баловники. Вечно снуют над землей, что-то придумывают... Еще унесут меня куда-нибудь не туда..."

Ей совсем не хотелось проснуться над бескрайним морем с землей, потерявшейся где-то по другую сторону горизонта. Можно и не найти пути назад. А девушке было слишком хорошо на этом острове, чтобы она согласилась покинуть его навсегда. Конечно, можно было бы заговорить воздушных духов. Но, поскольку воспоминания сна не покинули ее, караванщица не чувствовала себя готовой снова прибегать к помощи заговора.

"Мало ли что..."

Да, решила она, лучше, раз уж она не может обойтись без сна, устроиться спать на мягкой облачной кроватке во дворце или где-нибудь в густой травке, в тенечке. Так привычнее... И безопаснее...

"Только сперва вернусь во дворец..."

И она полетела назад, бурча себе под нос:

–И почему так всегда: получаешь некий дар, о котором прежде только мечтала... нет, даже не мечтала... хотя, конечно, мечтала... в общем, получаешь дар – и вместе с ним, так, в нагрузку – целую повозку всяких разных проблем и забот!

А потом она уснула. И ей снился прекрасный сон. Будто она – Хранительница города, молодая, красивая, могущественная и, главное – любимая. Потому что у нее был свой Хранитель. Такой же молодой, как и она, высокий, черноволосый... Не бог, но и не простой смертный... Впрочем, это было не так уж и важно. Она влюбилась бы и в обычного воина, купца, ремесленника. Главное, чтобы он любил ее всем сердцем...

"Какой замечательный сон!" – подумала Мати, проснувшись. Она не спешила встать с постели, нежась на мягких подушках, прикрыв глаза и растянув губы в блаженной улыбке. Продлевая мгновение, она стремилась сохранить в памяти каждый миг этого сна. И не важно, что, стоило немного задуматься, и сладкая греза стала бы видеться совсем не такой радужной, а, скорее, глупой, наивной... Какая Хранительница? Чародейка из сказки – может быть, наделенная даром легендарной эпохи – когда-то она мечтала ей стать. Но только не обычной Хранительницей, горожанкой, обреченной никогда не покидать границ своего оазиса, не видя снегов пустыни, живя пусть в золотой, но все-таки клетке. А Хранитель из ее сна... Да каким бы могущественным он бы ни был, разве могла бы она променять бога солнца, повелителя небес на какого-то смертного? Но этот сон... В нем она впервые не чувствовала себя одинокой.

Сон закончился. Опять наступила явь. Жизнь закружила ее, не давая опомниться, задуматься, время полетело вперед, словно на крыльях ветра, в порывах которого мелькали на крошечные снежинки, а ночи и дни, сменяя друг друга быстрее, чем Мати могла заметить это...

Как-то раз она вновь оказалась на берегу озера. Не то чтобы она туда собиралась. Все случилось совершенно случайно. Перелетая с одного конца острова на другой, она залюбовалась крошечной птичкой с красочным, многоцветным оперением и последовала за ней, когда та начала опускаться вниз. У кромки воды птица исчезла, так что Мати, как ни старалась, не могла ее отыскать. Во время этих поисков взгляд девушки совершенно случайно упал на спокойную, зеркальную гладь озера, и она увидела...

Длинные, распущенные волосы струились, спадая волной с плеч, словно солнечные лучи катились по снежным барханам. Смуглая кожа, даже темнее, чем у Шамаша, большущие синие глаза в обрамлении длинных черных ресниц... Знакомые и, вместе с тем, совершенно чужие, они глядели на мир с задумчивой грустью взрослой женщины, которой было о чем сожалеть – безвозвратно минувшем, потерянном, не исполнившемся. И ни искорки задорного блеска наивной и веселой юности, у которой все было впереди, и даже самое невероятное казалось возможным... А еще Мати разглядела морщинки: у глаз, у носа, на лбу. Правда, еще совсем тоненькие, едва различимые, но все же...

–Великие боги! Это не я, это не могу быть я! – вскричав, она в ужасе подняла к лицу руки, взглянула на них, только теперь заметив, как изменился цвет кожи, которая стала суше и тоньше, в общем – старее.

Пальцы быстро пробежали по щекам, в то время как глаза с нараставшим ужасом следили за отражением. И когда Мати увидела, что незнакомка в озере повторяет все ее движения, Мати похолодела.

"Но как я могла так измениться! Я... Ведь я выгляжу старше Сати! Сколько же прошло времени? Сколько я уже на этом острове?"

Она спрашивала себя, но сама боялась услышать ответ, бежала от него.

–Нет! – Мати резко взмахнула рукой и что было сил стукнула по озерной глади, разбив водяное зеркало на множество осколков, заставив трепетать их, крошиться еще мельче, еще, пока, наконец, не перестала видеть свое отражение даже в самой крошечной капли воды. Потом, мокрая от летевших во все стороны брызг, тяжело дыша, она отодвинулась от кромки воды, села прямо на песок, не заботясь о том, что может испачкаться, и, подтянув ноги к груди, уткнувшись подбородком в колени, замерла с залитым нездоровым румянцем щеками, полным слез глазами и дрожавшими губами.

А тут еще, ох как некстати, пробуя отвлечься и роясь в воспоминаниях, выбирая то, что получше, посветлее, побеззаботнее, натолкнулась на свой недавний сон о любви и счастье, и... И ее захлестнуло столь жуткое чувство одиночества, что она чуть было не сломалась в его объятьях хрупким цветком.

Эта боль была так сильна, что Мати захотелось выть. Она бросилась бежать прочь от озера, не разбирая дороги, неважно куда. Ветки царапали щеки, цепляли волосы, норовя вырвать, оставить себе на память тонкую золотую нить. Но Мати ничего не замечала, потому что даже самая сильная боль тела не шло ни в какие сравнения со страданиями души, которую словно вырвали из груди, бросили в костер с огненной водой, затем, вынув, тотчас швырнули в лед, чтобы и жара, и стужа стали еще более нестерпимы на этом переходе из одной в другую.

И что бы она ни делала, как быстро ни бежала, эта боль оставалась с ней.

Вконец измучившись, растеряв последние остатки сил, караванщица подломившимся под порывом ледяного ветра деревцом рухнула на землю и так и осталась лежать, прижавшись к траве всем телом, будто ища у этих, еще более хрупких и беззащитных созданий, защиты.

Она не заметила, как день сменила ночь, и лишь утренняя заря, пробежав теплым, ласковым ветерком по спине, словно гладя заботливой любящей рукой матери, вернула ее к жизни. Слезы высохли на щеках. Мысли перестали слепить. Но в них все равно было слишком много боли.

"Неужели я в самом деле стала совсем взрослой? Без испытания? Без семьи? Одна в целом свете? Кто я? Никто. У меня ничего нет и не будет..." – от этих мыслей ей стало совсем тошно и Мати засуетилась, начала себя успокаивать:

"Ну и что? Ну и что? У меня есть этот остров. Чудесное местечко, которое даже лучше сада благих душ. Здесь хорошо и спокойно. Никаких проблем, забот, не нужно ничего решать, выбирать, от чего-то отказываться. Можно представлять себя кем угодно. Хочешь – Хранительницей, хочешь – Творцом заклинаний, хочешь – богиней... И, потом, почему я должна обязательно всегда быть одна? Может быть, я здесь не только потому, что мне тут хорошо, но еще для того, чтобы встретить своего единственного, неповторимого, того, ради которого родилась. А если он будет рядом со мной, мне больше никто не будет нужен. И вообще... – мечтательная улыбка тронула ее губы. – Все будет хорошо. Потому что иначе быть не может. Я знаю!" – и она успокоилась. Во всяком случае, чуть-чуть.

"Однако, – Мати протерла лицо, попыталась привести в порядок волосы, – если он увидит меня такой заплаканной растрепой, то, чего доброго, примет за лесного духа. Так что, будет лучше поскорее привести себя в порядок".

И она зашагала в сторону озера, теперь уже более внимательно выбирая дорогу, стараясь обходить стороной деревья, дожидаясь, когда они раздвинут свои ветви. И пусть путь назад занял куда больше времени, чем бегство, все равно очень скоро Мати вновь оказалась на берегу. Безмятежно – спокойная гладь отражала в себе небо с его единственным облаком, принявшим в этот раз облик какого-то шара – яйца, из которого должно было появиться на свет что-то неведомое.

Подойдя к самой кромке воды, она присела на корточки, несколько мгновений подождала, потом, все-таки решившись, взглянула на свое отражение. Тяжело вздохнув, Мати прикусила губу, качнула головой, прошептала:

–Ну что за рева! Глаза распухли, нос покраснел, щеки в грязи... Угораздило же меня... – она зачерпнула пригоршню воды, даже не разобравшись, холодная она или теплая, плеснула в лицо, потом еще, старательно умываясь. – И, главное, из-за чего все? Ну, выросла и выросла. Кто это здесь видит кроме меня? Кто станет считать мои морщинки? Только не я! А что до испытания... Может, я его уже прошла. Ну да, в том демонском храме в Курунфе. Я ведь не поддалась на уговоры демонов. И если так, то этот остров – моя судьба. А одна я здесь, потому что все время твердила богам, что не хочу никого видеть, что если я не могу быть женой Шамаша, то не буду ничьей! ...Нет, конечно, Курунф выполнил бы даже эту самую невероятную и заветную мечту... – ее голос дрогнул, в носу захлюпало. – Он даже показывал мне во снах, как замечательно все могло бы быть. Пожелай я – и ОН стал бы смертным, пожелай – и я стала бы богиней. Для меня демоны сделали бы исключение. Ведь мне нужна не власть небожителей, а только одно название. Они могли бы... Но я отказалась. И правильно сделала. Потому что они ничего хорошего мне бы не дали, а за подпорченный товар запросили бы потом втридорога. Так что... Все правильно...

Приведя в порядок лицо и волосы, она выпрямилась, чтобы еще раз взглянуть на свое отражение, уже другими, спокойными глазами.

–А я красивая... – Мати только сейчас разглядела это. – Даже очень. Красивее Рамир... – она гордо выпрямила спину, расправила плечи. – Время пошло мне на пользу. А раз так, что на него обижаться? Все хорошо. Все хорошо... – и она задорно подмигнула своему отражению, которое больше не казалось ей чужим. Сердце не сжималось, не рвалось на части, боль отступила...

–Пора возвращаться, – она закрутила головой, пытаясь определить нужное направление, озадаченно протянула: – М-да... Сверху все выглядит иначе. А тут попробуй, разберись. Всюду лес с одними и теми же деревьями. А солнце... – она запрокинула голову, устремив взгляд на небосвод. Не разглядев сразу яркого слепящего шара, она озадаченно нахмурилась. – Это что же выходит, уже вечер? Но ведь только что было утро! – однако, через мгновение она облегченно вздохнула: – У-ф, а я-то испугалась, что время вновь ускорило свой бег. Нет, все в порядке, солнце просто закатилось за облако.

А затем Мати восхищенно выдохнула:

–Ух ты! Красота-то какая!

Действительно, ее глазам предстало удивительное зрелище. Оказавшееся за облачным пологом солнце не слепило глаз, и вообще, лишенное своего светящегося ореола скорее походило на диск луны с его задумчивым тусклым светом. Но само облако, заслонившее дневное светило, преобразилось, вобрав в себя его силы. Оно горело, мерцая, словно состояло из огненной воды, а исходившие из него лучи, необычно широкие и яркие, были скорее похожи на радугу, которую ей доводилось видеть всего лишь однажды наяву и сотни раз – во снах. А еще почти каждая сказка считала своим долгом упомянуть о ней, большинство же и вовсе начиналось словами: "Далеко-далеко, там, где край радуги касается земли..."

–Край радуги... – она мечтательно улыбнулась. – Мне всегда хотелось узнать, что там, на краю радуги... – и тут ее глаза подернулись дымкой. В голове мелькнуло: – А что, если...

–Действительно, почему бы не посмотреть? – спросила она себя, чувствуя, как с каждым мгновением в груди нарастала радость ожидания чуда. – Вернуться домой я всегда успею... – здраво рассуждала она. – А радуга, это ведь... Это.... – и, поспешно, боясь, что вестница чуда исчезнет так же внезапно, как и появилась, Мати побежала вслед за лучом, который, казалось, и в самом деле вел ее куда-то.

–Куда? Куда? – ее душа пела, и губы были готовы подхватить эту песню. – Навстречу чуду! Кто же скрывается за деревьями? Кто ждет меня там, в конце радуги? – а то, что ее впереди ожидала встреча, девушка ничуть не сомневалась.

–Великие боги, пусть это будет... Пусть это будем Шамаш! Пусть он прижмет меня к груди, скажет: "Я так долго искал тебя, малыш! Где ты пряталась все это время?" А я отвечу: "Я не пряталась. Я тоже искала тебя!" А он: – "Как хорошо, что я, наконец, тебя нашел!" – Я: "Это я тебя нашла!" И Он: "Главное, что мы вместе". И тогда я молча склоню голову, соглашаясь. А потом он скажет: "Теперь мы всегда будем вместе...!"

Эти мысли, слова... Они делали ее такой счастливой, что хотелось плакать.

Она уже не шла, бежала по лесу, не замечая ничего на своем пути. Деревья расступались перед ней, втягивая под землю корявые корни, кусты пригибались к земле, птицы с удивленно непонимающим писком разлетались в стороны. А луч все вел ее, вел... И чем дальше это продолжалось, тем дальше заходила девушка в своих фантазиях, тем ярче сверкали ее глаза и жарче пылали щеки.

Но вдруг, когда луч уже был готов коснуться земли, указывая заветное место, он помигал-помигал и исчез. Лес озарился ярким солнечным светом, который заполнил собой все вокруг. Весело запели птицы... И только Мати было грустно. Казалось бы, что случилось, все так, как она и мечтала: Солнце вернулось к ней. Но это солнце было недосягаемо высоко: хотя глаза видели его, руки не могли коснуться, душа прижаться. Она ждала другого, однако...

–Сама виновата, – хмуро бросила она самой себе, – не умеешь точно сказать, чего хочешь, вот и получаешь совсем не то, что надо! Сколько боги давали тебе шансов, все упустила, даже этот!

Раздосадованная, она резко топнула ногой, отчего по земле прошла дрожь. Тоненький желтый цветок сломался под ее сандалией. Увидев это, Мати, устыдившись, присела на корточки, коснулась стебелька, тщетно пробуя вдохнуть в него жизнь.

–Прости, – на ее глаза набежали слезы, – я не хотела губить тебя...! – опасливо оглядевшись, она увидела, что стоит на крошечной полянке, сплошь поросшей невысокими желтыми цветками, чем-то похожими на крошечные ромашки.

Мати бежала оттуда, словно убийца с места преступления, очнувшись лишь в парке, окружавшем белоснежный дворец, увидев который, забыла обо всем. Она немного побродила среди сказочных растений, названий большинства из которых не знала, потом, устав, неторопливо зашагала в сторону дворца, думая о том, что вот дойдет – и пора будет обедать. Она не ела целый день, даже больше, и чувствовала себя проголодавшейся.

Тут за ней и увязалась собака – маленькая, темно-рыжая, с короткими лапками, густой волнистой шерсткой, несчастными глазами и испуганно поджатым хвостом.

Сколько Мати потом ни старалась вспомнить, откуда взялась эта зверушка, у нее ничего не получалось. Выходило, что та просто поджидала хозяйку на одной из дорожек парка, каким-то своим звериным предвидением определив, что Мати пойдет именно по ней. А то, как собака попала в парк и вообще на остров, осталось для девушки загадкой. Ну не могла же она на самом деле приплыть по морю или свалиться с неба! Скорее уж, всегда жила здесь, просто пряталась, не смея попасться на глаза хозяйке. Теперь же решилась.

"И хорошо!" – Мати даже обрадовалась. Конечно, будь у нее выбор, она предпочла бы опасливой псине смелого золотого волка, но... Но с другой стороны, кто-то лучше, чем никто.

"Главное, я больше не буду одна!"

Мати позвала собаку и та, пусть несмело, позади, на некотором удалении, но пошла следом. И осталась дожидаться у врат дворца, пока, наевшись, хозяйка не выйдет к ней, неся ее долю, которую – всю подряд, не разбирая, что там – мясо или овощи, тотчас проглотила без остатку.

Девушка вернулась, принесла ей еще каши, когда же и та исчезла в пасти голодного зверя, встретив все тот же просящий взгляд, качнула головой, сказала:

–Хватит на сегодня. А то объешься – и тебе будет плохо. Завтра. Приходи, я снова покормлю тебя. И буду кормить каждый день. Если, конечно, ты станешь приходить.

Собака поняла ее. Во всяком случае, испугано глянув на хозяйку острова, она в знак благодарности вильнула хвостом, а затем исчезла в кустах быстро, словно тень. И все. Ни следа. Ни шороха кустов. Словно ее и не было.

На следующий день она пришла снова, и на следующий, с каждым разом задерживаясь у дворца все дольше. Потом она начала сопровождать хозяйку в ее прогулках, подходя все ближе и ближе, пока, наконец, не пошла рядом, у ноги. И в этот день собака осталась с ней. К тому времени у нее уже было свое имя – Рашми, которое она узнавала среди других слов и тотчас отзывалась.

Собака вообще оказалась смышленой и не такой уж трусливой, какой показалась в первый миг. Скорее, опасливой, осторожной. Мати привыкла, что та всегда где-то поблизости, разговаривала с ней, делилась своими мыслями и сомнениями, видя в карих глазах понимание и сочувствие. Единственное, о чем она жалела, так это что они так и не стали друзьями. И виной тому были не воспоминания о золотых волках, рождавшие некоторую неприязнь к собакам. Дело было в Рашми.