Текст книги " Дорога в бесконечность"

Автор книги: Юлиана Суренова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 36 страниц)

–Как... – она даже не нашлась, что сказать.

–Выбери, что тебе ближе. Духов ведь много. Домовые, водяные, луговые, лесные, садовые и огородные, подземные и небесные. К людям ближе всего домовые, – он говорил медленно, с чувством, знанием дела.

А Мати ничего не могла поделать: ни, сорвавшись с места, убежать прочь от всех этих медленных речей, которые, казалось, и были-то нужны лишь для того, чтобы удержать ее на месте, ни поторопить духа, который мог на нее обидеться – в конце концов, он ведь о ней думал, рассказывая все это.

Ей оставалось только терпеливо слушать, утихомиривая рвавшееся к Шамашу сердце, на свободу душу и прочь от непонятных мыслей разум.

Дух же, хотя и прекрасно все видел и понимал, только растягивал паузы между фразами, словно специально. – Ты ведь из людских духов...

Мати открыла рот, чтобы сказать, что она – дочь огня, а не какой-то там людской дух, но не успела, поскольку именно в этот миг домовой решил продолжать:

–И до сих пор ведешь себя, как человек. Ну, ничего, это скоро пройдет. Едва прошлое забудется.

–Но я вовсе не хочу забывать! Как раз наоборот! Я только что все вспомнила и дорожу этой памятью почти так же сильно, как жизнью!"

–Забыть – это всегда к лучшему. Зачем вечность тащить груз, который был слишком тяжел даже для мгновения? И вообще... – он махнул рукой, умолк на мгновение, спросил сам себя: – О чем это я? – словно, выпустив на мгновение нить разговора, не сразу поймал ее вновь. – Ах, да! – домовой хлопнул себя по лбу. И этот его жест... Не то чтобы он был лживым, просто очень уж наигранным, придуманным давным-давно и мысленно повторенным не раз. – Так вот. Людские духи обычно выбирают путь домового. Он им ближе всего. А что, неплохая работенка. И, главное, нужная. Здесь, в мертвых землях давно никто не жил. А сейчас понаехали – у, только держись! Домов понастроили... А домовых – п-ш-ш – не хватает. Так некоторые даже других духов начали уговаривать... ну, стать нами... Вот только глупые все эти уговоры. Неужели не понятно, что, раз выбрав сущность, от нее уже не откажешься. Так прирастает, что и неотделима вовсе. В общем... Новый домовой придется очень к месту... Подберем тебе дом... Большой, просторный, чтобы было, где развернуться. Будем помогать, пока не привыкнешь. По мере, как говорится, возможностей...

Мати слушала его, слушала... Ее глаза, обращенные к духу, делались все шире и шире, полнясь удивлением, непониманием и страхом:

"Что же это?" – беззвучно шептали губы. Всем телом, всей душой она ощущала, как внутри нее вновь начала расти пустота. От нее веяло холодом, смертоноснее того, что был заключен в ледяном дыхании метели. Лишенный и тени сочувствия, он был способен заморозить целый город, как бы силен ни был его Хранитель. И эта пустота все росла и росла, по мере того, как дух говорил и девушка, следуя за его словами, точно повозка за оленем, все глубже погружалась в осознание того...

Она глядела на домового полными слез глазами, а внутри нее все кричало:

"Неужели он не понимает, – ее сердце было полно отчаяния и боли, – не видит, что его слова делают со мной?! Или это он специально? Проверяет, выдержу ли я отчаяние или спрячусь от всего, самой себя, этих проблем и забот, боли и страха в том единственном, что у меня есть, что несет в себе успокоение – пустоте? А если я действительно не выдержу? Так бы выдержала, а из-за его слов... Словно он подталкивает меня... А если это так? – в ее душу уже закрались сомнения. – Может быть, он действительно хочет, чтобы я потеряла себя, потерялась для всех, и для Шамаша тоже? Одна Потерянная душа не опасна, так говорил дух. А я со всеми своими воспоминаниями – очень. Очень опасна. Потому что пришла за Шамашем и не успокоюсь, пока не верну его в свой мир!"

Домовой с интересом посматривал на девушку, читая ее мысли. А может и нет. Так или иначе, он никак не отреагировал на них, а вместо этого ни с того ни с сего заметил:

–Наверно, я тоже был людским духом.

Мати так удивилась, что, даже отвлекшись от своих забот, спросила:

–Ты помнишь...

–Нет, конечно! – фыркнув, прервал ее, не давая закончить вопрос, домовой. – Я же говорил: когда дух выбирает свою сущность, он забывает о том, кем было прежде!

–Но тогда с чего ты решил...

–Ты еще не отделилась от своего людского прошлого, а, значит, не стала одной из духов, а все духи, чтоб ты знала, говорят на одном языке. Так вот, несмотря на это я ведь слышу тебя, – он умолк, глядя на собеседницу с таким видом, будто этот довод решал все. Возможно, так оно и было. Для него. Для других. Но только не для Мати.

–А что остальные...

–Духи ветра... Они любопытные. Собирают все, что могут найти. Вот только глупые, пустые. Услышать – услышат, а понять не поймут. Подземные – до этих вообще не докричаться. Они замкнутые. И вообще у себя на уме. Духи лесов, садов, полей и лугов держатся друг друга, живут своим мирком... Впрочем, надо признать, как и мы. Так что...

–Постой, постой, – Мати пыталась привлечь к себе внимание собеседника, прервав его рассказ с самых первых слов.

–Что? – он взглянул на нее с долей раздражения. Однако, поскольку чужачка могла скоро стать своей, он был с ней терпеливее, чем он сам от себя ожидал.

–Я... Прости меня, пожалуйста, я понимаю, ты все это рассказываешь для меня, но я... Я очень спешу, – наконец, решилась сказать она и тотчас почувствовала такое облегчение, словно камень упал у нее с души.

–Если ты приняла решение по поводу своей новой сущности и хочешь поскорее ее обрести...

–Нет! – не сдержавшись, испуганно вскричала девушка.

Ее вскрик прервал духа на половине фразы. Сперва в его взгляде, обратившемся на чужачку, было только раздражение, однако уже скоро к нему примешалась тень удивления. Лохматые брови чуть приподнялись:

–И куда же ты тогда так торопишься?

–К Шамашу! – выпалила Мати.

–Перестань называть Старшего этим глупым словом! – дух недовольно нахмурился. – Бессмысленный набор звуков. Не то шипение огня, в который плеснули воду, не то шуршание листвы. Его зовут Черногором.

–Как скажешь...

–И вообще, теперь, когда он вернулся, надеюсь, людям удастся убедить его принять титул колдовского короля. И тогда – повелитель – вот как должны будут именовать его духи!

–Я пойду, да?

–Ну ни дура ли? – теперь он смотрел на нее со снисходительным сочувствием. – Чем ты слушаешь? Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?

–Да... – втянув голову в плечи, пробормотала она.

–И понимаешь? Я уже начинаю сомневаться, что правильно поступил, предложив тебе стать домовым. Видимо, тебе ближе духи ветров. Во всяком случае, ты ведешь себя по их обычаю: в одно ухо влетело, в другое вылетело. Ну зачем, зачем тебе он?

–Я... Я должна убедиться, что с ним все в порядке!

–Так не проще ли спросить?

–Ты знаешь?

–Знаю, – нахмурившись, проворчал домовой. – Мы, духи жилища, тоже общаемся между собой. И вообще, не думаешь же ты, что одна о нем беспокоишься! – он фыркнул, скривил губы, словно от боли. – Как будто ты можешь понять, что он значит для нас, для всех здесь, собравшихся по его воле в Мертвых землях и вернувших в них жизнь, да что там, для всего этого мира!

–Я понимаю... – она опустила голову. Что вообще он говорил? Как мог сомневаться в ее любви к Шамашу? И вообще, что такое этот край – мир мечты, когда есть земля снежной пустыни и вот там...

–Там – ничего нет! – не сдержавшись, на этот раз дух вмешался в течение ее мыслей. – Есть только здесь! Слышишь? Все остальное – было – может быть. Привиделось во сне – что ж, возможно. Явилось в бреду на грани жизни и смерти – скорее всего. Но не более того! Есть только один мир!

Мати лишь беспомощно пожала плечами. Что она могла сказать? В первый миг ей захотелось разозлиться, бросить в лицо духу: "Это вашего мира нет!" Но потом она передумала. В конце концов, какая разница, что говорить? Бессмысленно спорить. В снегах пустыни этот мир называли бредом, здесь – наоборот. Да и важнее было другое.

–И как он?

–Черногор? – домовой тяжело вздохнул, надув губы, со свистом процедил воздух. – Дух замка говорит – жить будет. Колдуньи сделают для этого все возможное и невозможное. Если среди их заговоров и отваров не найдутся нужные, они их придумают. Тут сомневаться не приходится. А в остальном... – он качнул головой. Глаза погасли, взгляд погрустнел, плечи опустились и вообще дух весь как-то вдруг сжался, став похож на маленькую пичужку.

–Так плохо? – Мати и сама не знала, что тянуло ее за язык. И так сказанного было достаточно, чтобы разбить ей сердце. И все же... Она словно специально продолжала мучить себя.

–Да уж... – умолкнув, домовой покачал головой, спустя какое-то время – открыл рот, чтобы что-то сказать, но, передумав, опустил голову на грудь, уходя в себя.

–Я должна его увидеть! – она сорвалась с места, но голос духа вновь заставил ее остановиться.

–Зачем? Он в бреду. Да и никто не пустит тебя к нему. Колдуны так боятся его потерять, что готовы дуть на холодную воду. Замок – как осажденная крепость. Его духу довелось пережить не один штурм, так что тень не проскользнет.

–Но я должна! Я не могу просто сидеть и ждать! Я... Я пойду к духу, скажу ему... Он поймет!

–Да даже я тебя плохо понимаю!

–Я очень постараюсь...

–Он не станет тебя слушать! Уж не сомневайся. Я-то его знаю. И дело даже не в тебе. Духам ведь тоже дано чувствовать. Я более чем уверен: сейчас он сидит где-нибудь в черном уголке, достаточно близко от своего хозяина, чтобы прийти к нему по первому зову, и в то же время достаточно далеко, чтобы не путаться под ногами, мешая колдуньям. И вряд ли он покинет свое убежище, тем более спустится к вратам, чтобы выслушать тебя, прежде чем Черногор очнется... А это, увы, может случиться ох как не скоро...

–Что же мне делать? – Мати не просто растерялась, она потерялась в этом мире. – Тогда я поговорю с колдуньями! – наконец, ей показалось, что она нашла выход. Ее глаза загорелись, душу вновь повлекла вперед цель. – Хотя бы с хозяйкой этого дома! Она ведь шла в замок, и... Ей понадобятся травы, она выйдет, и тогда я подойду к ней...

–Ой, глупышка, – вздохнув, покачал головой дух, – ну когда же до тебя, наконец, дойдет, что ты больше не человек и не можешь вот так просто говорить с людьми!

–С людьми – нет! – Мати была готова согласиться с чем угодно, даже с тем, что она стала бестелесной тенью. Не важно. Главное, что... – Но наделенные даром могут говорить с духами!

–Верно, – кивнул домовой, однако в его взгляде ничего не изменилось. Так что было непонятно, с чем именно он соглашается, если на самом деле был совершенно не согласен. – Наделенные даром могут говорить с духами. Более того, некоторые из лишенных дара тоже способны услышать нашу речь. Но ты-то еще не приняла сущность духа. Значит, ты пока не дух...

–Но ты слышишь меня!

–Я уже говорил... – он вздохнул, в который уж раз качнул головой, не то укоризненно, не то сочувственно. – Я слышу тебя, потому что домовой близок к людям. А ты... – он поджал губы, огляделся вокруг, словно ища во внешнем мире нужный ответ. – Ты сейчас стоишь посредине между этими двумя сущностями, при этом уже или еще не принадлежа ни одной из них. Ты сохранила память, а, значит, что-то от людской жизни. Но ты больше не человек.

–Я... Я не знаю, как это выглядит со стороны... Да, может быть, я и не человек. В твоем мире – не человек. Но совсем не потому, что умерла. Я просто здесь никогда не рождалась. Я пришла из другого мира. Там у меня есть прошлое, которое я помню, и настоящее, в котором не было мига смерти...

–А, может, ты его просто не заметила? Такое бывает.

–Я бы заметила! И вообще, у духов ведь нет души, а у меня...

–Что ты знаешь о духах, девочка? А о душе? Что она собой представляет, где помещается, как проявляет себя? Разум думает и помнит, сердце переживает, любит и ненавидит. А душа?

–Ну... Я не знаю. Да какая разница! – она всплеснула руками. – Главное, говорю тебе, я другая! И...

–Хорошо, – неожиданно согласился с ней домовой. – Ты другая. Именно об этом я и толкую. И вообще, что спорить, ты ведь не смогла заговорить с Полесей.

–Потому что пыталась говорить с миражом, сознанным тобой, чтобы увести меня подальше от детей!

–Это потом. Но сперва ты была с ней в одной комнате. И хозяйка, она тоже была там. Однако ни взрослая колдунья, ни наделенная даром девочка не услышали тебя.

–Случайность! Им просто было не до меня!

–Что ж... – домовой развел руками. – Раз ты так уверена... Иди. Поступай, как знаешь. Делай, что хочешь. Может быть, у тебя что-нибудь и получится. Порой уверенность в себе способна сотворить любое, даже самое невозможное чудо. Желаю удачи.

–Спасибо, – она была искренна в своей благодарности, – удача мне пригодится! – и Мати бросилась прочь из дома, удерживавшего ее так долго.

Глава 17

Шамаш и сам не заметил, как заснул, просто на какой-то миг прикрыл усталые глаза и провалился в тишину, холодную и отрешенную, словно снежные покровы земли.

Очнулся же он в совершенно другом мире. Край снежной пустыни растаял без следа, так что стало казаться, будто все то, что продолжала хранить в себе память тысячей осколков огромного зеркала, на самом деле было рождено не явью, а всего лишь сном, только сном, каким бы реальным, живым он ни казался. Сон же не способен оставить после себя ничего, кроме воспоминаний, которые также скоро исчезнут, растворившись, точно туман.

В высоком синем небе искрилось золотое жаркое солнце, кружили, щебеча, стайки веселых пичужек. Где-то совсем рядом пролетел, деловито жужжа, шмель. Воздух был полон сладкого духа цветов...

Проведя рукой рядом с собой, он нащупал не мягкий покров мехового одеяла, а шелка трав. В воздух взметнулись потревоженные движением белые хлопья одуванчика. Большой мягкий подорожник обжег пальцы холодом росы.

Шамаш хотел встать, но смог лишь чуть шевельнуться. Налитое свинцовой тяжестью тело отказалось повиноваться, словно уже не принадлежа ему. Несмотря на все усилия, ему удалось лишь чуть приподняться на локтях, поднимая голову с земли на небольшой покатый камень. Переведя дыхание и кое-как справившись с вдруг накатившей волной дурноты, он огляделся.

Бог солнца лежал на вершине поросшего густой травой и невысоким кустарником холме. Позади, за спиной, возвышалось дерево, тень которого укрывала его своим покоем, а листва, шурша на ветру, пела нежную, задумчивую песню. Хотелось закрыть глаза, вдохнуть полной грудью щемящий дух далекого прошлого, запах детства и юности, и задремать, уносясь во сне в край мечты.

"В том сне, который, если очень захотеть, может продлиться вечно..." – мысль, мелькнувшая в голове, была сладкой, словно леденец за щекой у ребенка.

Но тут к шепоту листьев и трав примешался еще чей-то голос – далекий, чуть слышный, говоривший на непонятном и, в то же время, удивительно знакомом языке.

"Повелитель! – прошло некоторое время, прежде чем он начал понимать его. – Я так рад, что ты, наконец, вернулся!"

Небожитель повернул, насколько мог, голову, ища заговорившего с ним. И тут его взгляд упал на камни стен какого-то строения, неведомого и в то же время знакомого, чужого и, в еще большей мере родного. Сквозь мрак, на краткий миг поглотивший разум, он начал узнавать...

Стены, камнями которых легли сами звезды, башни, выточенные ветрами из осколков луны, строение, от которого исходило тепло, точно это было не рукотворное жилище, а живое существо, чьи камни подрагивали от прикосновения, отвечая волной обожания, а в груди билось, трепеща, чувствующее, вполне человеческое сердце.

Замок колдовского короля. Увиденный раз, он остался в памяти навсегда, пленив навеки душу своей трепетностью и чуткостью, оставшийся в ней всегда, манивший к себе даже в те мгновения, когда оставался неимоверно далеко, по другую сторону мироздания. Теперь же, когда до него было рукой подать...

Сердце заныло в груди. Как же давно он не был здесь! Целую вечность. Никуда больше его не влекло так сильно, не хотелось вернуться так страстно...

Если бы он мог заплакать, то слезы бы уже давно текли у него по щекам. И, отражаясь в них, были бы куда яснее скользившие перед взглядом образы, которые, несмотря на минувшие годы, запечатлелись в памяти столь ясно, словно он покинул этот миг лишь вчера.

"А может, так оно и есть. Может быть, все, что было за гранью этого мира – не более чем сон..." – подумалось ему. Странный, непонятный сон.

...-Черногор! Ты очнулся! – радостный возглас вырвал его из раздумий, возвращая к реальности.

Над ним склонилась женщина с волосами цвета спелой пшеницы, которые, во власти движения, растрепались, упали прядями на лицо, застя взгляд, но та не замечала этого. Ее глаза просто светились счастьем, а на губах лежал вздох несказанного облегчения, словно что-то плохое, мучившее душу не один день, наконец, осталась позади.

–Дубрава... – хрипло, чуть слышно прошептал он, в то время как ему показалось, что он кричал на морозе что было сил. Горло тотчас запершило, дыхание перехватило. Мгновение – и он закашлялся, задыхаясь, не в силах сделать новый вздох.

–Сейчас, сейчас, – поспешила ему на помощь колдунья, – спокойно... Вот, выпей, – она приподняла его голову, поднесла к губам горлышко маленькой бутылочки. – Это особый, целебный отвар, – пока он пил, поясняла та. Ее душу переполняли эмоции, и потому она не могла умолкнуть ни на миг, – мы с Мерцаной составили его для тебя и готовили каждый день с тех пор, как дракон принес тебя к нам.

–Дракон...

–Тихо, тихо, молчи! Подожди, я сама обо всем расскажу! Только... Чтобы знать, с какого момента начинать... Ты... Ты что-нибудь помнишь? Не отвечай, просто кивни. Ты... Помнишь, как привел нас сюда? Да? Хорошо. А бой с Потерянными душами? Ты помнишь его?

–Да, – ему стало легче дышать, да и говорить тоже. – Но разве когда все закончилось, дракон принес меня сюда?

–А куда же еще! Ты был весь изранен. И... Но самое главное, ты был без сознания, и мы никак не могли вернуть тебя, вырвать из власти бреда. Мы уже начали бояться, что... – в ее глазах мелькнула слеза, которую Дубрава поспешила смахнуть, чтобы она не омрачала этого самого счастливого за последнее время мгновения. – Но теперь, когда ты очнулся... Хвала Высшим!

–Как давно...

–Сегодня – пятидесятый дней. Мы считали каждый миг, каждый вздох, надеясь... Что это я? – почувствовав, что она вновь готова заплакать, Дубрава на мгновение закрыла лицо ладонями, успокаиваясь, затем робко улыбнулась: – Как же я рада! Сейчас, я позову остальных! Все так ждали...

–Подожди, Дубрава, – остановил ее Шамаш. – Сначала объясни мне, что, все-таки, произошло.

–Ты был тяжело ранен в том бою. Дракон принес тебя сюда. Чтобы мы тебя вылечили. Все это время ты лежал в замке, позавчера же его дух сказал, что, может быть, если мы перенесем тебя на воздух, под открытое небо, это поможет... Помогло! – в ее голосе зазвучало торжество.

–Мне казалось, что я был в другом мире, жил его жизнью.

–Пятьдесят дней?

–Нет. Дольше. Пять лет.

–Но как это возможно...

–Время относительно. Где-то идет быстрее, где-то – медленнее.

–Да... Особенно во сне или в бреду... А тот мир... Какой он? Хороший?

–Да.

–Лучше нашего?

–Что может быть лучше края, где родился?

–И все-таки...

–Он не знал вражды между наделенными даром и лишенными его. Колдуны – там их называли магами – правили его городами. И были Хранителями добрых людей.

–Теперь понятно, почему твой разум не хотел возвращаться к нам... Хотя... Хотя у нас здесь тоже все исправилось. Начало устраиваться. Потерянных душ больше нет. И люди... Они стали понимать нас. И признавать... Ну... Наше право жить, будучи такими, какие мы есть. Так что, – она улыбнулась, – для полного счастья нам не хватало только тебя. И теперь, когда ты вернулся... Можно я, наконец, поделюсь этой радостной вестью с остальными? Пожалуйста! Ведь каждый миг ожидания – длиннее вечности!

–Ладно, – Черногор устало улыбнулся, – иди.

–Я быстро! Всего лишь мгновение! Только не пытайся подняться! Не все сразу! – и она пропала из виду.

Но он остался не один.

"Повелитель!"– торжествующий голос заполнил все его сознание.

"Да, дух?"

"Ты обещал мне вернуться! И я несказанно рад, что боги позволили тебе сдержать слово, и ты снова здесь, у моих стен!"

"Да... Я здесь..."

"Ты говоришь так, словно не уверен в том, что это действительно происходит, произошло на самом деле! Неужели ты думаешь, что бред был явью, а самая счастливая из реальностей – не больше, чем сон?"

"Прости... – он вздохнул. – Это тяжело – отказываться от того, чем жил столько времени, даже если, будучи там, все время сомневался в существовании иного мира, мечтая лишь очнуться ото сна..."

"Я понимаю. Не сердись на меня, прошу! Я знаю, это эгоизм, но я так страстно мечтал о том миге, когда ты вернешься, и мои стены вновь станут обителью колдовского короля!"

"Колдовского короля..." – повторил Черногор, закрывая глаза.

"Я... Я опять расстроил тебя, да? Ты уже столько раз повторял, что подобное невозможно... Но ведь ты говорил так, потому что был уверен: тебе не выжить в схватке с Потерянными душами. Теперь же, когда боги сохранили тебе жизнь..."

"Они не должны были".

"Что такое ты говоришь! – боль в голосе духа смешивалась с негодованием. – Все здесь только об этом и мечтали! Молили Высших с зари и до зари!"

"Ладно, дух. Не будем об этом".

"Хорошо. Если ты так хочешь. Но... Пусть я всего лишь дух твоего жилища, прошу, позволь мне видеть в тебе того, кого зрит моя стихийная сущность!"

"Это неправильно".

"Что неправильно? Что? Все так, как должно быть! Потому что... Потому что если бы Высшие отняли у нас тебя, мы, все – и духи, и люди, – отвернулись бы от них, а без нашей веры они не просуществовали бы и мига!"

"Не говори так", – Шамаш нахмурился.

"Да, да, конечно, теперь, когда они исполнили все наши мольбы, нужно быть осторожными, чтобы не спугнуть их благосклонность..."

"Дух..."

"Я все понимаю: тебе нужно время. Чтобы выздороветь, поверить, что ты вернулся к нам, что это действительно случилось...."

"Да. Время".

"Я готов ждать столько, сколько потребуется! Сколько угодно!"

"А остальные?"

"Остальные – это кто? Колдовской народ, который тебя просто боготворит..."

"Я не хочу, чтобы они страдали, дух".

"Страдали?! О чем ты! Да сейчас они – самые счастливые создания на земле!"

Колдун молчал и домовой, сам того не желая, задумался над его словами. И даже в чем-то согласился. В конце концов, слуга не должен перечить хозяину:

"Да, повелитель, им будет тяжело. Какое-то время. Будет больно видеть тебя таким слабым, израненным... Они бы с готовностью приняли на себя твои раны, чтобы облегчить твою боль..."

"Я не об этом".

"Тогда, значит, об ожидании... Ждать всегда тяжело. А ждать возвращения того, кто, как кажется, уже пришел – особенно. Заглядывать в глаза, которые смотрят насквозь, не узнавая, не оставляя им даже права на жизнь, считая всего лишь призраками затянувшегося бреда. Но... Поверь, повелитель, сейчас они вряд ли что-то заметят. Все, о чем могут думать эти люди – чтобы с тобой все было в порядке".

"Чего они ждут от меня?"

"Чтоб ты побыстрее поправился! "

"Дух, – Черногор болезненно поморщился, – ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я говорю! "

"Да, повелитель... Но что об этом сейчас-то? Не вовремя. И вообще, тебе сейчас нужен отдых, а не заботы и головная боль".

"Что-то случилось? – колдун насторожился. – Что-то, о чем я не знаю? Деревне угрожает опасность?"

"Нет, разумеется!" – поспешил заверить его дух, в мысленном голосе которого – трепете образов – почувствовалось некоторое успокоение. Ведь заботятся и беспокоятся о тех, кто дорог. И уж конечно никому не придет в голову волноваться по поводу созданий, в существование которых не веришь.

"Им нужна помощь?"

"Ничего спешного... – он говорил так, словно речь шла о каком-то пустяке, хотя, на самом деле, все было иначе. – Указать путь в грядущее".

"Разве они до сих пор не нашли его?"

"Нет. Они ждали тебя. Они не особенно верят в собственные силы, боятся ошибиться, надеясь лишь на твою мудрость..."

"Так не должно было быть..." – он шевельнулся, пытаясь сесть, но не смог, словно на груди лежал тяжелый камень, придавливая к земле, а в руках не было достаточно сил – ни обычных, ни магических – чтобы его сбросить.

"Лежи спокойно! Ты не должен... Ты нужен нам! Ты и сам не представляешь, как нужен! Наделенные даром... Знаешь, чем они были готовы заплатить богам за то, чтобы ты вернулся? Своим даром!"

"Нет!"

"Да, повелитель!"

"Для народа это губительная жертва! " – даже будучи совершенно обессиленным, не веря в то, что окружавший его мир – явь, он был готов бороться за него, за людей, не желая принимать нарисованную духом замка реальность, считая ее хуже смерти, потому что означала конец колдовского народа.

"Была бы, если бы это случилось, и так бы и произошло, если бы боги сами не возвратили тебя нам... – качая головой, задумчиво пробормотал домовой, а затем тяжело вздохнул: – Прости меня за то, что я ранил твою душу образами мира, которого на самом деле нет и никогда уже не будет, хвала богам. И я никогда не верил, что Ввышние потребуют от своего народа такой платы за твое возвращение. Не беспокойся, повелитель, они не забрали у колдовского народа тот дар, который составляет его сущность".

"Хорошо", – Черногор устало закрыл глаза.

"Повелитель, а ты..." – дух хотел спросить своего владыку, как тот себя чувствует, не нужна ли ему помощь, но колдун понял все иначе. Он опустил голову на грудь:

"Боги ничего не делают просто так. За их помощь всегда приходится чем-то расплачиваться. А поскольку сам бы я не смог вернуться... – на миг он замолчал, прислушиваясь к себе, затем же хмуро продолжал: – Впрочем, на сей раз боги были милосердны: они не забрали у меня колдовской дар, – горькая усмешка скользнула по сухим потрескавшимся губам, – просто сделали меня беспомощным калекой".

"Повелитель, все совсем не так!"

"Ты знаешь, что это правда, так же, как теперь знаю я. Мое тело практически лишено способности двигаться. И ничто, даже дар не может этого изменить".

"Время исцеляло и не такие раны..."

"Уж не пытаешься ли ты утешить меня, дух? Не трудись, не надо. Все нормально..."

"Видя бледность твоего лица и чувствуя боль души, мне не кажется..."

"Даже если бы ложь осталась тем последним, за чем мог бы спрятаться мой разум в стремлении избежать падения в бездну отчаяния, я не обратился бы к ней!"

"Конечно, повелитель, и я никогда бы не осмелился обвинить тебя во лжи, зная, что для наделенного даром нет ничего хуже. Все, что я хотел сказать: "нормально" это ведь не хорошо. Я вижу, как тебе плохо, и..."

"Остальные тоже знают?" – внезапно спросил колдун, заставив духа, озадаченного вопросом, надолго замолчать.

"Ты спрашиваешь меня, изменило ли твое ранение наше отношение к тебе? – когда он заговорил вновь, в его мысленной речи сквозила горечь обиды. – Все мы: я, другие духи, наделенные даром и лишенные ее, драконы, весь мир, который, если бы не ты, уже пятьдесят дней как стал пустотой, – боготворим тебя, любим сильнее, чем..."

–Я видел жалость в глазах Дубравы, – прервал его мрачный голос колдуна. – Так смотрят на собаку, покалеченную в схватке с волками. А я не хочу, чтобы меня жалели.

"Но что плохого в том, чтобы сопереживать чужой боли!"

–Вам придется забыть о жалости, если хотите, чтобы я остался.

"Неужели ты на самом деле готов бросить свой народ?! И из-за чего? Из-за любви, заботы... – дух был просто в отчаянии. Он не мог понять, что произошло с его хозяином, и это заставляло его страдать даже сильнее, чем вид его ран. Но он старался, очень старался понять. – Повелитель, это гордость не позволяет тебе увидеть, что на самом деле нами движет вовсе не жалость, а стремление помочь, отблагодарить..."

"О какой гордости ты говоришь! Все, что у меня осталось, это чувство собственного достоинства! Я не хочу, чтобы меня жалели!"

"Повелитель...!"

"И довольно об этом! – он прикрыл глаза, чувствуя, как тяжесть ложится на плечи снежным покровом.– Я устал..."

"Конечно, – голос, который еще миг назад казался громок и решителен, словно раскаты грома, стал удивительно мягким, даже нежным, наполнившись заботой. А еще в нем зазвучало осознание вины. – Прости меня, повелитель. Я понимаю, тебе нужно время, чтобы привыкнуть к случившемуся, принять его таким, как есть... Уходя, ты думал о смерти. Тяжело возвращаться, когда готовился сделать шаг за горизонт. Возвращаться, но при этом понимать, что никогда не станешь прежним – еще труднее... Но, повелитель, все меняется! Наш мир стал другим, колдуны, лишенные дара, даже я! ...Да, нужно время. Мы подождем. Главное, чтобы в конце этого ожидания нас ждал колдовской король!"

Черногор лишь качнул головой.

Что он мог сказать? Что потерял ту нить, которая всегда, что бы ни происходило, влекла его вперед, проводя дороги даже там, где их никогда прежде не было? Это было правдой – он не видел впереди ничего, словно окружавший его мир был краем одного мгновения. Но нужна ли была эта правда другим, тем, которые надеялись, что он укажет им путь в глядящее? Ведь нет ничего ужаснее, когда теряешь надежду в миг исполнения мечты.

–Мне нужно время, – прошептал он, не уверенный, что оно поможет, но вынужденный признать: если чему это и дано, то только ему.

"Да, повелитель! Прости, что растревожил душу, причинил боль... Я... Я просто не смог справиться с чувствами, которые переполняли меня... Я... Я думал... Я мечтал... Я хотел, чтобы все поскорее, тотчас стало таким, каким должно было стать, каким я надеялся, что станет. Поэтому... Прости..."

"Ничего, дух. И ты прости меня..."

"Что ты, повелитель! За что!"

"За сомнения".

"Повелитель..." – дух хотел сказать что-то еще, успокоить, но тут воздух заполнился голосами – радостными возгласами, смехом, вокруг стало тесно от заполнивших вершину холма людей.

Они окружили Черногора со всех сторон. Их было так много, что казалось – соскользни перо с крыла пролетавшей над холмом птицы, оно не коснется земли.

Никто не смел заговорить первым, нарушив молчаливую тишину, в которой слышался лишь стук сердец и частое, взволнованное дыхание.

–Добрый день... – когда эта тишина стала ему в тягость, тихо проговорил колдун, здороваясь со всеми и, в тот же самый миг – ни с кем. Его глаза смотрели на собравшихся спокойно, без оживления, даже, как могло показаться, с некоторой прохладой, словно узнавая лишь разумом, но не сердцем.

–Да! Добрый! Самый замечательный! Мы... Мы так его ждали! – заговорили все вместе, потом продолжал один, подхватывал другой, так, чтобы голос не умолкал ни на мгновение. – Мы надеялись...! Мы очень рады...! – колдуны не спускали глаз с Старшего, боясь моргнуть. Они ждали, что вот, сейчас, он устало улыбнется им, пошутит, и на душе станет еще светлее.