355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлиана Суренова » Дорога в бесконечность » Текст книги (страница 27)
Дорога в бесконечность
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 23:08

Текст книги " Дорога в бесконечность"


Автор книги: Юлиана Суренова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

"Я хотела бы остаться навсегда в мечте отца... – это действительно было так. И Мати уже решила для себя, что обязательно вернется сюда. Конечно же, ведь отец не пожелает для нее ничего плохого. – Это – именно то место, в котором мне будет лучше всего!"

Да, все так, все так... Вот только...

"Я вернусь... Но сейчас я должна уйти. Ненадолго. На мгновение. Все равно без меня эта мечта не возможна, так что я обязательно вернусь, – успокаивала она себя, закрывая глаза. – Только проверю, все ли в порядке с Шамашем. Ведь он тоже оказался в этом городе... Конечно же, демоны не в силах справиться с могущественнейшим из богов, но... мало ли... Ведь у него тоже есть мечта... – да, вот что на самом деле сильнее всего хотелось ей узнать: о чем мечтал ОН?"

И только она успела подумать об этом, как все вокруг наполнилось свистом ветра. Его резкие порывы разбросали волосы, растрепали их, запутывая...А потом сильные, могучие крылья ветра подхватили ее, понесли неизвестно куда...

...Мати очнулась оттого, что прямо возле самого уха прозвучал громкий женский голос:

–Полеся, проснись!

–Я не... – начала она, но остановилась, задумавшись, не зная, что ей следовало сказать в первую очередь: что она не спала или что она не Полеся, чтобы это ни значило.

–Я не сплю! – ответил тоненький девичий голосок.

Караванщица прикусила губу, нахмурилась, сосредоточенно разглядывая причудливый узор половиц, на которых сидела.

"Демоны говорили, – перекладывая мысли, словно монетки, с ладони на ладонь, размышляла она, – что в мир легенд можно войти только в образе того, кто в нем жил... Может быть, в мир чужой мечты тоже можно прийти лишь тем, кто там есть, – ее губы сжались сильнее и она почувствовала солоноватый привкус крови, вдруг с совершенной ясностью осознав: – Но раз я здесь не я, значит, мне нет места в его мечте! – эта мысль... Она была для нее страшнее любой угрозы, больнее обиды и нестерпимее проклятья. – Но почему?! Я... Мне ведь и надо было совсем немного, так, доброе слово, краешек повозки, просто возможность быть рядом, и... " – ей захотелось заплакать, но она не могла. В глазах было столько слез, словно они копились в их морях не миг, не день, а целую вечность, но грань век, являя собой непреодолимую преграду, не пропустила ни одну слезинку, не позволила и капельке горячей горечи пролиться на похолодевшие, сделавшись бледными, неживыми, щеки. В первый миг она была готова возненавидеть Шамаша, но потом немного успокоилась, вспомнив: – А, может, я сама во всем виновата. Демоны советовали мне быть точной в своих желаниях, я же хотела просто попасть в мечты Шамаша, не подумав даже о том, кем я там буду. И Курунф сам выбрал, сделав меня неизвестно кем..." – она не знала, почему он поступил с ней так, может быть, решил проучить за не выученный урок, но, в любом случае, это было не столь обидно, как мысль о том, что Шамаш забыл о ней, словно ее и не было никогда.

В какое-то мгновение ей захотелось убежать из этого края мечты, вот так, сразу же, не оставаясь ни на мгновение там, где ей не были рады. Но потом любопытство взяло верх над обидой и Мати огляделась вокруг.

Она увидела небольшую комнатку. Каменные стены были покрыты рисунками – цветы всех оттенков, размеров и видов переплетались, образуя причудливый узор, такой завораживающе красивый, что от него было невозможно оторвать взгляд. Маленькое узкое оконце, распахнутое всем ветрам, глядело в зеленый сад, который, казалось, заполнил собой всю землю за стенами этого удивительного дома. Обстановка комнаты, которую можно было принять за дом богатого жреца и даже залу храма, показалась гостье на удивление скромной и была подстать скорее жилищу бедного ремесленника, который не мог позволить себе никаких излишеств. У окна – деревянный стол, застланный белой вышитой незамысловатым рисунком-орнаментом скатеркой, в углах – по большому кованному сундуку, вдоль стен – узкие деревянные скамьи, на одной из которых поверх тонкой, скорее травяной, чем пуховой перины лежали две крошечные подушки. Вниз, на застеленный рогожей пол, свисало одеяло – не меховое, бедное – шерстяное, хотя и добротно выделанное, покрытое, как и скатерть, рисунком – переплетением линий и точек.

Возле сидела, опустив босые ноги на пол, девочка лет десяти – невысокая, тоненькая, даже хрупкая. Ее светлые, хотя и темнее, чем у Мати, волосы были заплетены в две косички, однако же, растрепавшись со сна, пряди выбивались, падая на лицо. Ее нельзя было назвать красивой – обычная, каких множество. Девочка и девочка.

У входа в комнату, держась за ручку деревянной двери, стояла женщина. Сначала Мати решила, что это мать девочки, но потом засомневалась – нет, хотя, спроси ее кто, почему, она б не смогла объяснить.

–Милая, – тем временем, оставив дверь, которая с негромким вскриком-скрипом закрылась у нее за спиной, женщина вошла в комнату, села на лавку возле девочки и, подбирая одеяло, чтобы затем его аккуратно сложить, продолжала, – мне нужно уйти. Ненадолго. Недалеко, – опережая все возможные вопросы, продолжала она, – до замка Старшего.

Услышав эти последние слова, Мати кивнула: она поняла, где оказалась.

"Это действительно мечта Шамаша! Тот мир, который являлся ему во сне-бреду! Тот, который он считал своим, родным! Ну конечно же! Он всегда хотел вернуться в него, беспокоился о тех, кого ему пришлось оставить... Да, он говорил, что у него не было своей семьи, но... – почувствовав, что от страха и нервного напряжения ее пальцы вновь задрожали, Мати с силой стиснула кулаки, сглотнула подкативший к горлу ком. – Эти люди... Должно быть, они были очень важны для него, раз он помнил о них спустя столько лет.

–Наставница... – испуганно взглянув на взрослую, несмело начала девочка. В ее глазах стоял испуганный вопрос: "Что-то случилось?"

–Не бойся, милая, – та тепло улыбнулась ей, пригладила ладонью растрепавшиеся волосы, – все в порядке. Все просто замечательно!

–Старший! – в глазах девочки вспыхнула радость озарения. – Он вернулся!

–Да, дорогая моя! – подтвердила ее догадку женщина. – Вернулся!-она не скрывала своего счастья, которым просто лучилась вся с головы до ног. – Ты ведь понимаешь, мы... Мы с Власом должны, просто обязаны быть с ним.

–А я? Я могу пойти?

–Не сейчас. Потом. А пока я хотела попросить тебя посидеть с Светланой. Домовой, конечно, позаботится о малышке в мое отсутствие, но мало ли что. Ты ведь не откажешься мне помочь?

–Конечно, наставница, я посижу!

–Вот и умница, – улыбка женщины стала еще шире, она встала, повернулась, собираясь уйти, но в тот миг, когда уже подходила к двери, девочка, вскочив следом, спросила:

–Наставница, с ним все в порядке? – в ее голосе, глазах было столько заботы, неподдельного, искреннего беспокойства, что женщина вернулась к ней, остановилась рядом, положив руку ей на плечо:

–Я не знаю, – и глядевшая чужачке прямо в глаза Мати поняла, что за внешним уверенным спокойствием скрывалась бескрайняя снежная пустыня страхов и волнений, – я еще не видела его. Мне сказал Влас. Я не успела его ни о чем расспросить – он так спешил в замок. Если бы не вы со Светланой, я побежала бы следом. Но из-за вас я должна была вернуться. Старший осудил бы меня, если б я пришла, не позаботившись о вас. Он всегда говорил, что для матери важнее всего ее дети. И пусть мы с тобой не одной крови, я считаю тебя не только своей ученицей, но и дочерью. Ты ведь не против того, чтобы я изредка называла тебя...

Вместо ответа девочка, прежде чем женщина успела договорить, бросилась ей на шею, прижалась, беззвучно заплакав.

–Ну все, все, успокойся. Мне нужно идти, – осторожно отстранилась от нее женщина, – может, понадобится моя помощь...

–Старший... – вздрогнув, словно от удара плеткой, испуганно втянув голову в плечи, Полеся со страхом глянула на нее. – Он...

–Милая, – женщина заглянула ей в глаза. Она не хотела пугать воспитанницу своими словами, но понимала, что молчание напугает ее сильнее. – Ты ведь понимаешь, бой с Потерянными душами – тяжелое испытание. Но теперь он дома, среди тех, кто любит его больше всего на свете. Мы позаботимся о нем.

–И с ним все будет в порядке?

–Конечно, – уверенно кивнула женщина, а потом вновь заспешила к двери. – Будь умницей, – уже уходя, проговорила она. И дверь закрылась за ее спиной.

Но если девочке сказанного той, кому она привыкла всецело доверять было достаточно, то Мати – нет. И дело тут было не только в том, что эта женщина была ей совершенно чужой, даже не из ее мира. Ее беспокойство возросло до небес, когда она с совершенной ясностью поняла:

"Шамаш мечтал не просто вернуться в свой мир, он хотел никогда не покидать его!"

С одной стороны, это открытие немного успокоило ее.

"Раз так, понятно, почему меня здесь нет. Шамаш не помнит меня, потому что никогда не встречал!"

Но, с другой стороны...

Дочь хозяина каравана слишком хорошо помнила тот день, когда встретила его в снегах. Он был совсем плох. Так плох, что Лигрен, несмотря на все его лекарское искусство, сомневался, выживет ли он.

Сердце забилось в груди бешено и нервно, душа наполнилась болью, а разум – страхом.

"А что, если... Если они не смогут помочь? И он... Он..." – девушка не могла даже в самых страшных кошмарах представить себе, что он умрет. Это было выше ее сил. Одна подобная мысль заставляла гаснуть солнце в небесах, обращая весь мир в мрак и пустоту, которая, единственная, отняв все мысли и чувства, ослабляла боль отчаяния. Но, однако же, и не думать об этом она тоже не могла, потому что все мысли вновь и вновь возвращались... все воспоминания заканчивались...

Мати понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться, не полностью, нет, но достаточно для того, чтобы вернуть себе способность думать о будущем без дрожи, заставлявшей, в кровь кусая губы, мотать головой. Первой ее мыслью было: "Мне следовало пойти с ней, с этой женщиной! Она привела бы меня к нему!"

Так было бы много быстрее, чем самой искать путь в совершенно чужом мире.

"Ничего, ничего, – начала в какой уж раз за краткий день успокаивать она себя, – я доберусь. Чужачка сказала – он в замке Старшего. Старшие в этом мире... Они подобны легендарным царям, возглавлявшим наших магов в те времена, когда города и их Хранители были связаны чем-то большим, чем караванной тропой. Должно быть, этот замок похож на храм. А храм... Я найду его даже с закрытыми глазами!" – и Мати метнулась к двери, схватилась за ручку, рванула на себя...

Но дверь не поддалась, словно была не из дерева, а неподъемного камня. Или ее и не было вовсе, так, рисунок на стене.

Мати заволновалась, забилась о настоящую-ненастоящую дверь, не желая отступать. А когда поняла, что у нее ничего не выходит – метнулась в сторону окна, благо то было открыто. Однако когда до разбитого за домом сада оставался всего лишь шаг, какая-то невидимая, неосязаемая, но оттого только еще более непреодолимая преграда, поскольку ее нельзя было ни обойти, ни отодвинуть, ни разбить.

Девушка была в отчаянии. Ее охватил ужас, когда она поняла, что заперта в этой комнате. Она чувствовала себя ветром, пойманным в ловушку подземной пещеры, который метался от стены к стене, не находя выхода.

"Но почему, почему?! – она кричала, топала ногами. – Я совершенно чужая в этом мире! И не только потому, что никогда не бывала здесь ни в этой своей жизни, ни в прошлых рождениях, но и потому, – и это было для нее главным, – что этот мир принадлежит совсем другим богам! И не у кого просить о помощи! Потому что никто не услышит моей молитвы! Даже Шамаш! Ведь здесь он не бог, а человек! Здесь он даже не Шамаш, его и зовут иначе! Но он здесь! – эта мысль давала ей силы, заставляла искать выход, пытаться вырваться на свободу из ловушки, которой стала для нее эта комната, поскорее прийти ему на помощь... – Если меня здесь действительно нет, если я – никто, эти стены не смогут меня удерживать! Потому что я для них не существую!" – она повторила свою попытку открыть дверь, но вновь тщетно.

"Ничего не получается!"

Мати была готова сойти с ума от отчаяния. Наверное, так бы и случилось, если бы она могла себе это позволить.

"Успокойся! – властно приказала она себе. – Тебе здесь ничего не угрожает! Это только мечта! Из которой ты всегда найдешь путь назад. Только пожелаешь оказаться в храме Курунфа – и вернешься. Но пока ты этого не хочешь. Ты должна постараться понять, что здесь происходит. И увести отсюда Шамаша!"

Ее глаза блеснули озарением. Вот оно! Теперь у нее была цель:

"Я должна увести отсюда Шамаша!" – Мати понимала, это будет сложно. Кому захочется покинуть мечту? Она плохо представляла себе даже как сможет убедить Шамаша поверить ей.

"Если бы мне кто-то начал рассказывать о другом мире, отличном от этого как небо от земли, мира, которым владычат другие боги, я бы решила, что этот человек обезумел!"

Но это все потом, потом... Прежде всего, она должна была выбраться из этой комнаты.

Мати вновь попыталась открыть дверь: "Если я оставалась здесь, потому что должна была вспомнить, теперь, когда память ко мне вернулась... – но нет, дверь не поддалась. – Значит, дело в чем-то другом", – она поджала губы.

Однако на этот раз в ней не было ни тени отчаяния. Скорее – затаенная ярость, злость на себя, на весь мир, и готовность идти до конца.

"Я разберусь, в чем тут дело!"

Не находя более ничего внутри себя, она бросила взгляд вокруг, ища причину происходившего:

"Должно же быть что-то..."

Взгляд Мати упал на девчонку, которая, проводив наставницу взволнованно-испуганным взглядом полных слезами глаз, вновь опустилась на лавку и, принявшись выщипывать тоненькие ниточки-шерстинки из края одеяла, забормотала что-то вроде:

–Старший вернулся. Как и обещал. Теперь все будет хорошо.

Караванщица была не в силах слушать этот бред чужачки, не знавшей ровным счетом ничего, не понимавшей, как много Шамаш значил для ее мира, для ее самой...

"И вообще, как она может вот так просто сидеть на месте и ничего не делать!" – ее собственная душа металась из конца комнаты в конец, будто пойманный в ловушку четырех стен ветер, не находивший пути на свободу. Однако... Тут ее глаза сощурились в две тонкие нити.

"Неужели все дело в этой маленькой чужачке? Кто она вообще такая?"

Мати пригляделась к девочке. Ничего особенного. Невзрачная до неприличия. Даже взгляду не за что зацепиться. Да, караванщица тоже стремилась не выделяться, но не до такой же серости! Хотя... Подумав, она взглянула на все иначе. Если девочка живет с наставницей, а не родителями, значит она – сирота. А у сироты жизнь ясно какая – ничего хорошего, не разгуляешься...

"Однако ко мне-то все это какое имеет отношение?" – она была готова потерять терпение.

Но тут девочка, наконец, поднялась со своего места и направилась к двери.

"Куда она?" – подозрительно глядя на чужачку, Мати двинулась следом. И, к огромному удивлению и безграничной радости, ей удалось выскользнуть из комнаты вслед за ней.

"Ну, слава богам!" – обрадованная, она закружилась по маленькому узенькому помещению, скорее всего – коридору, в котором не было ничего, кроме покрытых все тем же растительным орнаментом стен и шуршавшей под ногами рогожки. А, нет, тут были еще двери – одна, другая...

"Интересно, что за ними? – девушка направилась к ближайшей, взялась за ручку, пытаясь открыть, но та не поддалась: толи дверь была заперта, толи, как и первая, закрыта лишь для нее. – На ней что, лежит заклятие, что ли? – Мати не знала, что ей и думать. – Ну ладно, подождем, что там дальше..." – и, догнав девочку... как ее там? Полесю, которая как раз собиралась перейти из коридора куда-то дальше, двинулась за нею шаг в шаг, будто тень. И оказалась в следующей комнате.

Мати огляделась вокруг. С первого взгляда было видно, что это – часть одного жилища – неизменно разрисованные цветами стены, рогожка под ногами, лавки у стен и сундуки в углах. Вместе с тем, эта комната имела и свои собственные черты. Окно было, точно пологом, закрыто белой, покрытой вышивкой тканью. На столе стояла посуда – чашки, блюдца, кувшин с водой – в общем, все самое обычное, но в этом чужом мире казавшееся само по себе необычным. А рядом...

"Великие боги! – глаза Мати сверкнули, губы сами собой растянулись в улыбке, когда она увидела белоснежную, прикрытую кружевами люльку, в которой мирно посапывала малышка. – Ей нет и года! Крошка! Какая миленькая! – вслед за чужачкой караванщика склонилась над люлькой. – Просто прелесть!"

Полеся, убедившись, что с младенцем все в порядке, на цыпочках, боясь потревожить ее сон, подошла к лавке, села. Со стола она взяла кусок хлеба, плеснула в чашку молока из кувшина и принялась за еду, стараясь при этом не чавкать и вообще издавать как можно меньше звуков.

Закончив с завтраком, девочка достала пяльцы, видно, решив заняться рукоделием.

Но это никак не входило в планы Мати.

"Нет!" – она бросилась к ней, остановившись всего в шаге, закричала прямо в лицо:

–Ты не можешь сидеть и заниматься ерундой! Ты должна идти к своему Старшему! – раз уж девушка была обречена ходить за этой чужачкой, привязанная к ней, точно тень, она собиралась заставить девчонку делать то, что было нужно ей. – Давай же, вставай! Ну!

Однако, как громко бы она ни кричала, Полеся не слышала ее и не видела, точно рядом с ней, кроме спавшей в колыбели малышки, не было никого.

Мати не унималась:

–Что за паинька мне попалась! Хочет бежать в замок, ан нет – сидит и терпеливо ждет!

И вновь чужачка ее не услышала. Да что там она, даже малышка продолжала тихонько посапывать в люльке. А ведь известно, что младенцы слышат даже голос теней!

–Ну не сидеть же мне здесь, дожидаясь, пока эта тихоня, наконец, выйдет из дома! – Мати с силой сжала кулаки, чтобы потом стукнуть ими по воздуху, будто тот был ее врагом.

Нет, это было просто немыслимо, невозможно! Ждать неизвестно чего, позволив событиям течь самим по себе! Она слишком привыкла быть в центре событий, а не сторонним наблюдателем! Еще бы, ведь именно о ней были почти все легенды нового мира! А на острове мечты, на котором она прожила столько лет, все вообще крутилось вокруг нее, будто она центр мироздания, существующего лишь затем, чтобы исполнять ее желания. И вот, после всего того, она оказалась ничем и никем.

–Так не пойдет! – Мати с силой стиснула зубы, ее глаза зло сверкнули. – Я не собираюсь быть бессловесной тенью! – она решила вернуться назад, в Курунф, чтобы потом пожелать стать в этом мире кем-нибудь... – Да хотя бы, – она бросила недобрый взгляд на чужачку, – ей, что ли... – не то чтобы ей нравилась эта мысль, просто она не видела никого из этого мира за исключением девчонки, младенца и черноволосой женщины. – Не могу же я стать Шамашем! Однако... – Мати нахмурилась, вспомнив предупреждения демонов Курунфа. – Если я стану ей, я перестану быть собой. И забуду, зачем пришла сюда. И все потеряет смысл... – она тяжело вздохнула. – Что же мне делать? – получался замкнутый круг какой-то: и так плохо, и эдак – еще хуже... Какая же я дура! Госпожа Айя предлагала мне все свои силы! Я же вот так просто взяла и отказалась! Из-за своего упрямства, конечно. И из-за гордыни! А вот сейчас мне бы эта сила очень пригодилась... Хотя... Здесь ведь нет богов моего мира. Госпожи Айи нет и никогда не было... – почему-то эта мысль причинила ей больше боли, чем собственная беспомощность. В душе, в сердце образовалась пустота, в которой, сделай она хотя бы один шаг по направлению к ней, потерялось бы все...

Сердце пронзил острой иглой холод. Исходя из той части души, которая была отведена вере, он все усиливался, как мороз в снегах пустыни по мере того, как уходило в подземные края солнце.

–Нет никого... Папочка! – беззвучно прошептали вмиг замерзшие, онемевшие губы. Сердце екнуло в груди, забилось раненой птицей. Она видела отца так ясно, отчетливо, как будто он стоял прямо перед ней. Спрятанная в усы улыбка, искрившиеся морщинки вокруг глаз, седина в волосах... Все такое знакомое, дорогое... И далекое.

–Его в этом мире нет.

И никогда не было.

–И дяди Евсея нет.

Она перебирала в памяти образы и пустота в душе, в сердце все росла и росла...

–И Сати.

А она ведь была ее подругой...

–И Ри.

Не то чтобы он ей нравился, просто... Она привыкла к тому, что он где-то рядом. Такой забавный... Даже сейчас, вспоминая о нем, Мати не смогла сдержать улыбки... И почти заплакала.

–Нет, нет... – кого бы она ни вспоминала, чей бы образ ни возникал в ее памяти, все они были окружены, точно солнце огненным ореолом, серой, безликой пустотой. – Никого нет!

–И меня тоже! – в глазах вспыхнули слезы, прожигая насквозь душу. – Потому что без них я... меня не может быть! Я... Я часть их, так же, как они – часть меня! – думать об этом было так невыносимо, что показалось, легче умереть, распасться на части, уйти неведомо куда, даже исчезнуть, чем выносить все это.

И пустота продолжала расти.

Когда, наконец, она заполнила собой все вокруг, вытеснив все образы, в ее сердце возникла ярость.

"Ах, так! Раз я никто в этом мире, пусть он сам будет ничем! Пусть он исчезнет без следа в пустоте, которая... Нет! – она замотала головой, отгоняя от себя эту слепую ярость. – Нет! Нет! Нет!" – она не могла разрушить мечту Шамаша. Даже ради того, чтобы вернуть его назад. Она слишком любила его, чтобы так с ним поступить.

И тут в пустоте, заразившей ее душу отчаяние, мелькнул лучик света, робкий, как надежда, и хрупкий, как тепло в снегах. Но и его было достаточно, чтобы Мати поверила в возможность исцеления.

"В этом мире есть Шамаш! – она повторяла это вновь и вновь, схватившись за хрупкую мысль что было сил, как рука вцепляется в спасительную цепь посреди безжалостной метели. – Не важно, кто он! Главное, он здесь! Ведь, что бы там ни было, для меня он – бог солнца. А, значит, мне есть в кого верить!" – ее душу начало заполнять сладостное тепло. Теперь Мати знала, как бороться с пустотой – ее нужно заполнять чем-то живым, прекрасным, любимым, чем угодно, потому что все, даже презираемый и отвергаемый страх лучше нее...

–Ты называешь Шамашем Старшего? – внезапно прозвучавший в тишине голос заставил Мати вздрогнуть, закрутить головой, ища взглядом говорившего.

–Кто здесь? – спросила она и почти в тот же миг увидела крошечного, не выше пятилетнего ребенка, мужичка с длинными лохматыми волосами, косматой бородой, длиннющими усами и косматыми бровями, из-под которых поблескивали черные искорки-глазки. Он был одет в рубаху с косым воротом и такими длинными рукавами, что они закрывали руки по самые кончики пальцев. Широкие серые штаны, перехваченные на животе толстой тесемкой, доходили до щиколоток волосатых ног с огромными широкими ступнями. – Кто ты?

–Дух, сторож жилища, – спокойно ответил тот, сидя, свесив ноги, на краю стола с той беззаботной уверенностью, которая может быть присуща только истинному хозяину дома, а совсем не безропотному слуге. – Люди называют меня домовым.

–Ты... Ты можешь меня видеть?

–Неясно, – осторожно ответил тот. – Для меня ты – безликая серая тень.

–Но ты меня слышишь...

–Да, – на сей раз он кивнул, – так же отчетливо, как и других духов.

–Духов? – сердце Мати нервно дернулось в груди, пальцы задрожали. Прикусив губу, она нахмурилась. – Но я не дух!

–Ну, ты и в самом деле не такая, как мы. Сперва, когда ты появилась здесь, я решил, что ты – Потерянная душа.

–Я... – она сглотнула подкативший к горлу комок. Нет, ей не хотелось быть Потерянной душой! Кем угодно, пусть даже духом, тенью, но только... – Я – не она! Я пришла из другого мира...

–Да, теперь я вижу. Что бы там ни было, ты сохранила часть себя. ...Ты знаешь, кто такие Потерянные души?

–Давай не будем говорить о них, – болезненно поморщилась Мати. Ей было неприятно и даже страшно говорить о них, хотя она и сама не понимала, почему.

Но дух настаивал.

–Ты знаешь?

И девушке ничего не осталось, как ответить:

–Нет. Почти нет. Только то, что рассказывал Шамаш.

–Старший?

–Вы... – Мати старательно подбирала слова, боясь, что какое-то из них, ошибочно сказанное, настроит собеседника против нее. А ей этого хотелось меньше всего на этом свете. Потому что он был единственным, с кем она могла говорить, кто мог ей объяснить, что происходит, и помочь. – Вы зовете его колдуном.

–Старшим, – терпеливо поправил ее дух, а потом продолжал: – Так что он рассказал тебе?

–Что Потерянные души – то зло, которое несло угрозу этому миру и с которым он сражался и которое победил...

–Дорогой ценой... – дух вздохнул, качнул головой. – Ну ладно... Кто бы ты ни была, угрозы ты не несешь. Во всяком случае, сейчас.

–Почему?

–Ты считаешь иначе?

–Нет! Я... – она потерла щеку, потом пожала плечами. – Я не хочу никому зла. Но... Если ты сомневался... Если думал... Почему ты позволил мне прийти сюда? Ведь здесь дети, и...

–Ты ошибаешься. Здесь никого нет.

Мати удивленно воззрилась на него, не понимая, а потом вновь огляделась вокруг... И обнаружила, что стоит не посреди светлой комнаты, а крошечной темной клетушки-чулана, в котором, кроме какой-то старой утвари, покрытой паутиной, действительно ничего не было. Никого и ничего.

–Ну да... – пораженная, пробормотала она. – Ну да... – она не знала, что еще сказать, что подумать.

–Не обижайся. Но я не мог подвергать детей опасности. Я вынужден был пойти на обман.

–Но с ними все в порядке? С этой девочкой и малышкой?

–Разумеется. Здесь, в самом центре колдовских земель, у подножия королевского замка им ничто не угрожает.

–Ничто, кроме Потерянных душ.

–Все, что были, уничтожены в том бою, о котором ты упоминала.

–Но могли появиться другие... – она сама не знала, зачем говорила об этом, особенно если учесть, как ей был неприятен разговор о Потерянных душах.

–Вряд ли. Но никто, кроме Старшего, не может знать наверняка...

–Потому что он предвидит будущее?

Дух несколько мгновений пристально смотрел на нее, затем молча кивнул.

–Нужно всегда быть осторожным, – продолжала Мати. – Ведь часто как бывает: когда исчезает одна опасность, появляется другая...

–Верно... – угольки глаз домового несколько остыли. Они больше не жгли, глядя с одобрением и даже уважением. – И раз ты понимаешь это, то понимаешь, и почему я был вынужден окружить тебя обманом, приведя вслед за наветом сюда.

–Да, я понимаю. Я... Я возникла здесь так внезапно... Но почему ты удерживал меня в этом доме, вместо того, чтобы прогнать прочь? Я бы ушла, стоило тебе снять заклятье. Я сама хотела...

–Избавлять от опасности одних, подвергая всех? – дух закачал головой. – Нет, я должен был сперва во всем разобраться. И, потом, куда бы ты пошла, отпусти я тебя?

–К Шамашу, конечно! – не задумываясь, воскликнула Мати.

–Вот-вот, – вздохнув, глянул в сторону дух.

–Ты думал... – Мати вытаращила глаза. – Что я могу... Причинить зло ЕМУ?! Это... Это просто невозможно! Я... Я люблю его! Люблю больше всего на свете! – она была так потрясена, что случайно выдала тайну, которую хранила от всех, даже самой себя, и потому, поняв, что сделала, покраснела, потом побледнела, чувствуя себя неловко, смущенно... Но слово – как ветер, вылетело – не поймаешь.

Дух же, воспринимая все услышанное совершенно спокойно, как нечто само собой разумеющееся, произнес, повторяя уже сказанное:

–Прежде чем отпустить тебя, я должен был убедиться, что ты не несешь угрозу.

–Ты убедился?

–Да, – кивнул он.

–Теперь ты отпустишь меня?

–Что ты думаешь делать?

Мати уже начала привыкать к тому, что дух дома пропускал мимо ушей вопросы, на которые не хотел отвечать, словно так и надо. Единственное, у нее мелькнула мысль: "Странно. Это ведь создание мира Шамаша, обитатель его мечты. А он всегда отвечает, какими бы глупыми ни были вопросы... Ну, почти всегда, – немного подумав, качнула головой девушка, потому что раз или два за все то время, что она его знала, бог солнца все-таки промолчал. Но, должно быть, у него были для того очень веские причины. Этот же дух... – Ну что ему стоило сказать! Пусть даже "нет"! – это молчание было обиднее всего, даже обиднее отказа. Нет, конечно, она бы не приняла это "нет", стала бы надоедать, канючить: – "Ну почему? Почему мне нельзя уйти из этого дома? Я что, навеки заключена в нем? Почему? Шамашу это точно не понравится. Ведь это несправедливо. Я ни в чем не провинилась. Перед этим миром – уж точно! Я даже не родилась в нем!"

–Вот именно, – не сдержавшись, словно случайно, обронил дух.

–Что? – Мати вздрогнула, сразу все поняв: "Он читает мои мысли!"

–Я не читаю мысли, – хмыкнул в усы мужичок и прежде, чем девушка успела воскликнуть: "Как же! Вот ведь прямо сейчас...", продолжал: – Я говорю на языке мыслей. И другой мне не известен.

–Но... – Мати не могла понять. Прежде она всегда чувствовала разницу между словом, произносимым вслух, и сказанным мысленно. И вот теперь... Нет, она не прибегала к помощи другой, тайной речи. Хотя бы потому, что в этом не было необходимости, так что...

–Дело не в необходимости, а возможности, – качнул головой страж дома. Его взгляд, обращенный куда-то в сторону, был задумчив, голос вкрадчиво-тягуч. – Я не знаю, кто ты, но ближе к духам, чем к теням – это точно... Ты... – на мгновение он умолк, помолчав немного, вновь качнул головой. – Думаю, ты из духов, которым Высшие позволили самим выбрать, кем стать. И сейчас ты выбираешь... – он поднял взгляд на чужачку, словно ожидая от нее подтверждения своих предположений, а затем вдруг, ни с того ни с сего, сказал: – Хорошо, я отпущу тебя. Иди.

–Куда? – она даже растерялась.

–Куда хочешь, – мужичок с интересом смотрел на нее, поблескивая угольками глаз из-под мохнатых бровей.

–А... – она все еще не верила.

–Потерянной душой ты становиться не собираешься, – между тем продолжал дух.

–Нет! – резко мотнула головой Мати. "Они – враги Шамаша, из-за которых он чуть было не погиб!"

–Да и, – между тем, с беззаботным видом болтая ногой, продолжал домовой, – Потерянные души опасны, когда их много, очень много, сотни, даже тысячи. Одна же единственная – п-ф– пустяк, с которым справится даже дух, не то что колдун. Так что... мне с самого начала не очень-то было нужно беспокоиться, но... мне по сущности положено быть опасливым. И осторожным. Все-таки, я дом сторожу, то бишь, страж....

–Я... – девушка, уже достаточно пришедшая в себя, чтобы вспомнить обо всем, сорвалась с места, но успела сделать всего несколько шагов, как вновь оказалась прижатой к земле точно ледяной глыбой, сорвавшейся с крыши ледяного дворца владычицы снегов, следующей пригоршней слов, которые домовой кидал в нее, точно пригоршни снега.

–Только тебе было бы лучше прежде решить, каким духом становиться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю