Текст книги " Дорога в бесконечность"

Автор книги: Юлиана Суренова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц)

–Этот парень – великий Гамеш, – между прочим обронила Мати.

–Ой! – вскрикнула Снежинка, закрыв руками рот.

Сероглазка внимательно взглянула на подругу, стремясь убедиться, шутит та или говорит всерьез, потом повернулась к фрескам.

–А на троне тогда кто?

–Гамеш.

–Ты еще скажи, что и старик – тоже он!

–Да.

–Но как такое возможно! Я не знаю ни одной легенды, где великий царь встречался бы с самим собой!

Мати кивнула, соглашаясь с подругой, затем негромко проговорила:

–Вот именно. А на фресках в храме можно изображать только сцены из легенд.

–Да какая разница! – всплеснула руками Снежинка. – Картинки и есть картинки! – она потянула подруг к внутренним вратам. – Пойдемте, нужно догнать остальных!

–Сначала следует разобраться, – Мати не хотела уходить, не получив ответ

Сероглазка нахмурилась, сосредоточенно обдумывая увиденное и услышанное.

–Знаешь, Метелица, это, конечно, хорошо – понимать, – спустя какое-то время проговорила она. – Но... Мы ведь всего лишь караванщицы. Не служительницы, даже не горожанки. Так что... Давай оставим эту бесполезную затею.

–Да что тут вообще понимать! Главное увидеть!

–Это храм, а не... – все еще пыталась переубедить их Мати.

–Ну и оставайся тут! – Снежинка не могла больше ждать. И дело было не только в любопытстве. – А я пойду! Пока родители не хватились меня! И не выпроводили вон! – она побежала к внутренним вратам, лишь возле самых створок обернувшись к Сероглазке: – Ты со мной?

–Да, – и она повернулась к Мати, ожидая ее решения.

–Я... Мне нужно... Здесь... – она была не в силах оторвать взгляд от фрески.

–Метелица, – Сероглазка нахмурилась. – Это не правильно. Ты не должна оставаться одна. Мы не можем бросить тебя...

–Родители убьют меня! – чуть не плача прошептала Снежинка.

–Все в порядке. Вы и не бросаете меня. Я... Я просто... В общем, я догоню вас. Идите!

–Ты уверена?

–Конечно.

–Пошли, – Снежинка схватила подругу за руку, потащила за собой, – пока нас не хватились...

–Будь осторожна! – бросила через плечо Сероглазка, и девушки исчезли за створками врат.

И как только их голоса стихли, от стены отделилась тень.

–Ой! – увидев ее, Мати шарахнулась в сторону, хотя скорее от неожиданности, чем от страха.

–Тише, дитятко, тише, – проговорил мягкий женский голос. А через миг девушка уже увидела, что пришедшая – не демон и не призрак, а невысокая сухенькая старушка в одеждах служительницы. – Не бойся меня. Я не хотела тебя напугать, нет! Только поговорить...

–Я... – Мати сглотнула комок, кашлянула, прочищая горло. – Я не испугалась. Ну... Почти. Просто... Все случилось так вдруг...

–Да, деточка, прости, я понимаю, порядочным людям не следует появляться столь внезапно, словно демонам или теням. Однако... Ты была так увлечена разговором, что не заметила...

–Да, – Мати кивнула. Пусть так. Не заметила. Она сама во всем виновата. Лишь бы чужачка оставила ее в покое.

"Хотя, нет, – подумав мгновение, она, чуть прищурившись, взглянула на горожанку. – Раз она появилась в моем сне, значит, так нужно".

–Эти фрески, – старушка окинула взглядом стены. -Они заинтересовали тебя? Почему?

–Они не обычные.

–Как и статуи. Особенные, живые... Обычно гости храма слишком увлекаются лицезрением стражей, чтобы обратить внимание на что-то еще...

–Стражи – они и есть стражи. И больше ничего. Они призваны защищать... Служительница, а от чего можно защищать в храме, в который не может проникнуть зло?

Старушка улыбнулась, ее глаза блеснули.

–Поймала меня! Молодец! И от чего, ты думаешь, они защищают?

–Сначала нужно понять, что, – Мати огляделась вокруг. – Если бы сокрытое в следующем зале, то они стояли бы у внутренних врат... И вообще, на пути, а не в стороне. Мастер, который создавал такое чудо, был великим человеком. И все бы предусмотрел.

–Так-так, молодец, продолжай.

–Значит, они охраняют что-то, находящееся в этом зале. А здесь ничего нет. Ничего, кроме них и фресок. Значит...

–Фрески?

–Да.

–И от чего их нужно охранять? – старушка улыбнулась. – Мастер что же, боялся, что гости растащат их по кусочкам, желая оставить себе что-то на память о храме?

–Нет, конечно! Никто не осмелится пойти на такое святотатство!

–Так в чем же дело?

–Я думаю...

–Говори, милая. Не бойся ошибиться в словах. В этом нет ничего страшного. Хуже оставаться с ошибкой в мыслях.

–Я думаю, что стражи защищают фрески от чужих взглядов. Они привлекают все внимание к себе. И гости, отмечая красоту фресок, не обращают внимание на то, что на них изображено.

–Но зачем?

–Это не сцены из легенд.

–А должны быть?

Мати кивнула.

–С чего ты взяла?

–Так во всех храмах.

–А ты бывала в других храмах?

Мати снова кивнула.

–И такие стражи обычно ставятся у трона Хранителя, – чуть слышно прошептала она, но служительница услышала ее и закивала:

–Все так, все так... Милая, ты сказала своим подругам, что на этих фресках изображен великий Гамеш...

–А это не он?

–Ты сомневаешься?

–Да нет, – просто она не любила, когда с ней говорили так настойчиво, давя.

–Странный ответ. В нем и "да", и "нет".

–Я всегда так говорю... – караванщика начинала злиться. – Я имела в виду...

–Я поняла. Прости, если моя невольная улыбка обидела тебя. Ты еще так молода...!

–Для чего-то – да, а для чего-то – уже нет, – с грустью опустила глаза девушка.

Женщина не смогла сдержать смешка.

–Прости, милая, но даже когда проживешь всю жизнь, думаешь, что самое главное впереди. Ты же еще ребенок! В моем возрасте нельзя не улыбнуться, слыша, как юность называет себя старухой!

–Но это так.

–Тебе открыты все пути!

–Не все... – Мати говорила все тише и тише, словно боясь, что кто-то из спутников услышит ее слова. – Например, мне никогда не стать служительницей. Потому что я родилась в караване.

–Подумаешь – родилась в караване! Когда боги выбирают своих слуг, Им все равно, чем занимаются его родители. Потому что служение – нечто большее, чем судьба. Это – предназначение.

–Я не знала... – задумчиво проговорила Мати.

–Если что-то подобное до сих пор никогда не происходило в вашем караване, это не значит, что такого не случалось никогда в мире.

–Да...?

"Стать служительницей... – сперва эта мысль показалась ей забавной. Но уже через мгновение, задумавшись, девушка начала думать иначе. – Где еще, как не в храме, я смогу научиться бороться с демонами?"

–Когда идет речь о предназначении, – между тем, продолжала служительница, – ничего другое не имеет значение! А ты предназначена для служения!

–Н-нет, – стрелки бровей сошлись на переносице, синие глаза глядели на собеседницу с недоверчивой подозрительностью.

–Да! Да, милая! Это говорю тебе я, Арнин, жрица Эмигарда.

–Но почему ты считаешь, что я...

–Потому что эти фрески – испытание! Которое ты так блестяще прошла!

–И что они обозначают?

–Что обозначают? – старуха с осторожным интересом взглянула на нее.

–Да. Три Гамеша.

–В каждом из нас, – она говорила, не спуская внимательного взгляда с лица собеседницы, не желая пропустить не только случайно оброненное гостьей слово, но даже тень, набежавшую на черты, движение брови, вздох, сорвавшийся с губ, – живут трое. Душа – наивное и невинное детство, дух – сильная и властная зрелость, и плоть – слабая, но гордая старость. Юноша, мужчина и старик.

–И еще трое – прошлое, настоящее и будущее... – прошептала Мати. Она начала понимать. – И еще – мечта, явь и сон... И еще... – умолкнув, она с опаской взглянула на служительницу, не сомневаясь: той не понравилось бы то, что чуть было не сорвалось с ее языка.

–Продолжай, дитятко, не бойся, – старая женщина слушала гостья, затаив дыхание.

–Да так, ничего, – она опустила голову на грудь, задумавшись.

"О чем я вообще думаю? Чему удивляюсь? Три Гамеша рядом. Ну и что? Что это мне дает? – она вновь подняла взгляд на рисунок, покрывавший стены. – Начнем сначала. Это мой сон. Фрески -образ, загадка, которую я должна разгадать. Загадка... И ребенок, и взрослый человек, и старик... Все прошлом, настоящем и в будущем... В один и тот же миг..."

Девушка болезненно поморщилась. У нее не было никаких мыслей по этому поводу.

–Я... Мне нужно идти... – пробормотала она, спеша убежать от поражения.

–Конечно, конечно, – жрица не удерживала ее. – Тебе нужно обдумать то, что ты узнала, понять... Милая, я не прошу у тебя клятвы, что ты не расскажешь никому о том, что узнала здесь...

–Потому что знаешь, что я скорее нарушу клятву, чем выдам тайну, – она взглянула на старуху тем ледяным взглядом, под которым все обычно отворачивались, чувствуя непреодолимое желание закутаться с ног до головы в меховое одеяло. Та же, улыбнувшись, кивнула.

–Приходи еще, дитятко. Когда захочешь. Мы поговорим о другом. В храме ведь не одна зала.

–Их слишком много, чтобы обойти все за семь дней, – Мати нахмурилась. Ей это перестало нравиться. Как она сможет разгадать все тайны храма, если они такие сложные, а времени совсем мало?

–Милая, ты что, еще ничего не знаешь?

–Что? – тотчас насторожилась Мати. – Что я должна знать?

Жрица медлила с ответом.

–Вообще-то, – наконец, заговорила она, – тебе должны были сказать родители...

–Мой отец – хозяин каравана.

–А! Вот даже как!

–Он слишком занят, особенно во время остановок в городе, чтобы найти время на разговор с дочерью, не первый день живущей в повозке невест.

–А может быть, он и сам еще не знает... – пробормотала под нос старуха, словно говоря с самой собой. – Дамир – взбалмошная девчонка, даром что Хранительница. Торопится с тем, что могло бы обождать, и медлит, когда, казалось бы, дальше откладывать некуда...

Мати слушала ее, приоткрыв от удивления рот и чуть отстранившись, будто боясь, что безумие старой женщины передастся и ей.

–Что, милая? – видя, как в состоянии, близком к ужасу, округлились глаза собеседницы, спросила жрица.

–Мне... Я... Наверное, мне следовало зажать уши, чтобы не слышать твоих слов. Но я думала, что ты отвечаешь мой вопрос, и... И, потом, я ведь не горожанка... – в конце добавила она, пожав плечами. На самом же деле ее сердце торжествовало: "Вот! Я – милая, а эта... ведьма – взбалмошная девчонка!" – эта мысль была ей почему-то особенно приятна.

–Не привыкла, когда кто-то ругает Хранителя? Но, дитятко, ведь время от времени все люди ошибаются. И зачем служители, если не для того, чтобы указать хозяину города на его ошибки?

–Не знаю... – Мати нахмурилась, чувствуя, что собеседница вновь подталкивает ее к той невидимой грани, из-за которой для нее уже не будет дороги назад. – Жрица, если та новость, которая еще не дошла до моего слуха как-то связана со мной, позволь мне узнать ее сейчас, чтобы я не терялась в догадках, выдумывая нереальные миры!

–Неплохо сказано! – хмыкнула служительница. – Есть с чего начинать обучение... А чему-то и ты уже можешь поучить нас... Однако ты ждешь ответа... Что же, думаю, ничего страшного не случится, если ты узнаешь это уже сейчас. Дамир собирается объявить о своем решении разделить свою власть с Хранителем каравана.

–Как это? Зачем? А если он не захочет?

–Боюсь, я не многое могу объяснить тебе сейчас, поскольку остальное уже относится к тайнам, даруемым при посвящении... Скажу лишь, что у Хранительницы есть некоторые права, которые не даны Хранителям. И одно из них – право самой выбирать себе мужа во имя будущих детей.

–Му-жа? – Мати оторопела. Ее душа металась, не находя места, сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, дышать стало трудно, будто в храме не осталось ни глотка воздуха, а стены так давили на плечи, что все, о чем она могла думать в этот миг – поскорее выбраться на волю из этой тесной пещеры! – Прости, – сорвалось с белых, как снег, губ. Она чувствовала себя так, словно ее вот-вот вывернет наизнанку.

–Милая, – старуха не понимала, почему собеседница так странно восприняла ее новость,-это ведь значит, что все вы, весь ваш караван останется в нашем городе! И ты сможешь исполнить свое предназначение – стать служительницей!

Но девушка не слушала ее. Она совершенно забыла о том, что все это происходило только во сне.

Глава 5

"Гор, ты собираешься жениться на этой... – не найдя нужного слова, которое отражало бы всю ее ненависть к чужачке, девушка сплюнула: – ведьме?"

"Нет, – недовольно поморщившись, мотнула она головой, – не так... Гор, ты знаешь, что Хранительница собирается выйти за тебя замуж? Она хотя бы спросила, согласен ли ты, или оставила на потом? А что? Брачная церемония – самое подходящее время для того, чтобы задать этот вопрос. В первый раз..."

"Опять не то, – она с силой стукнула себя кулаком по ноге, – м-м!"

Мати была просто в ярости. Ее переполняла злость. Злость на отца за то, что тот ей ничего не сказал. И не важно, что он скорее всего сам ничего не знал. Злость на Гора за то, что тот не заставил караван обошел стороной этот город!

"Ну что ему стоило?! – она была готова заплакать от боли и обиды. – Ничего сложного! И вообще..."

Она чуть ли не бегом спускалась с холма, вниз, к остановившемуся на главной площади каравану, на ходу придумывая слова для будущего разговора с магом. Пока вдруг не остановилась посредине своего пути. Тяжело вздохнув, она опустила голову на грудь, глядя на камни у своих ног. Подпнула один – и потом долго бесцельно следила за тем, как он летел вниз, спотыкаясь и сталкиваясь с другими камнями, поднимая волны пыли, пока не исчез из виду где-то в расселине.

"Ничего у меня не получается, – Мати опустила руки. И зачем вообще пытаться, если она и так понимает, что все бесполезно? – Я не смогу его ни о чем спросить. Потому что... Потому что я не имею никакого права задавать ему такие вопросы. Ведь я не помолвленная. Не в этом мире. Потому что здесь не было Курунфа. Зато здесь есть этот город... Как бишь его? Эмигард. В котором мне предстоит прожить всю свою жизнь, забыв о дороге, о мечте, служа богам, тому, кого я люблю... и его жене... НЕТ!" – замычав от боли, она сорвалась с места, понеслась вниз, не разбирая дороги.

Девушку совсем не заботило, что она могла споткнуться, упасть, расшибиться насмерть. Возможно, где-то в глубине души, полубессознательно, она хотела, чтобы все так и случилось, положив конец проблемам...

"Так было бы лучше всего... – мелькнуло у нее в голове. – Конечно. Проблемы только от жизни. В смерти же все легко и просто..."

"А еще лучше было бы расшибиться не насмерть, – мысленно продолжала она, – но достаточно серьезно, чтобы все вокруг забегали, запереживали..."

Что же до разговора с Гором или кем-то другим...

"Не стану я ничего говорить! Зачем? Так только хуже будет. И вообще... Ну что в этом плохого: остаться в городе, стать служительницей? Разве я не об этом мечтала?"

Мати вновь остановилась, прикусив губу, оглянулась назад, на возвышавшийся над землей, уходя башнями в высокое синее небо, храм. И как она прежде не замечала, как он красив! Белоснежный, легкий, воздушный, словно вырезанный из пушистых облаков, он излучал такое тепло, что душа не могло не тянуться к нему. И даже сердце было готово признать: "Да, в нем есть что-то... Что-то очень доброе, близкое, что можно было бы полюбить искренне и на всю жизнь. Почти так же сильно, как Шамаша".

Однако стоило ей вспомнить о Нем, как зубы так сильно впились в губу, что во рту стало солоно от привкуса крови. Лишь боли не было. Словно она вся ушла куда-то.

"Подумай о себе! Хотя бы раз! И пусть другие заботятся о себе сами! Он – сильный маг. Даже если и не бог... Он могущественнее хозяев всех городов, через которые проходил караван, и уж конечно – правящей здесь магини. И пусть она имеет право настаивать на своем, какая разница? Законы городов, да вообще всего мира снежной пустыни всегда были для него чужими, и... Он сам говорил, что следует им только до тех пор, пока они не мешают его планами. А раз так... Ничто не остановит его. Если же он сам захочет остановиться... Значит, такова судьба. И даже лучше, если она определится сейчас ... Надо будет спросить жрицу, может ли служительница избрать для себя бога, а не богиню? Я бы тогда выбрала Шамаша. Ведь на самом деле я люблю именно Его, а не Гора... Да, может быть, что ни делается, все к лучшему..."

Она повернулась, стала вновь карабкаться по склону холма наверх, к храму.

Старая женщина ждала ее у врат, улыбаясь всем сердцем, всей душой, так что добрые огоньки лучились не только в глазах, на губах, но в каждой морщинке.

Девушка остановилась перед жрицей, замерла, опустив голову на грудь, прошептала:

–Прости меня, я вела себя как последняя дура, пробуя убежать от своего предназначения.

–Все хорошо, милая, – ладонь теплом коснулась щеки, горячие, пахнувшие травами пальцы взяли молодую караванщицу за подбородок, поднимая голову. – Я знала, что ты вернешься.

–Я не потеряла права стать служительницей, повернувшись спиной к этому пути?

–Все происходит так, как должно. Жизнь – не более чем цепь испытаний. И, наверное, самое трудное среди них – исполнение мечты. Ведь этот миг представляется столь прекрасным, что хочется остановить время, заставить его заснуть, что боишься сделать хотя бы шаг, да что там шаг – и шевельнуться – а вдруг это все изменит? Забываешь о том, что позади – к чему минувшее, ведь там ничего не было. Не думаешь о том, что впереди. Зачем? Идти больше некуда. Больше не о чем мечтать.

–Но ведь это глупо! Мечтаешь же не о том, чтобы мечта исполнилась... Вернее, не только об этом. Мечтаешь жить мечтой, давая ей возможность маленьким зверенышем расти в твоих ладонях... – глаза девушки устремились куда-то вдаль, на губы легла задумчивая улыбка. О да, она не сомневалась, что сумеет правильно распорядиться исполнившейся мечтой. И уж конечно не станет ее замораживать, обращая в мертвую холодную ледышку.

А прошлое... Как можно забыть его, отказаться от всего? Ведь оно – не только часть мира снежной пустыни, но и ее самой. И...

Мати вдруг окатило с головы до ног таким потоком ледяного ветра, что она поежилась, зубы застучались друг о дружку.

–Служители... Они ведь отказываются от своего прошлого...

–Зачем? – искренне удивилась старушка.

–Ну... – девушка пожала плечами. – Потому что так нужно...

–Нужно? Кому?

–Богам. Ведь для того, чтобы служить Им, человек должен забыть о себе. А значит – и о своем прошлом...

–С чего ты это взяла!

–Ну... – она втянула голову в плечи, испугавшись: "Наверное, я сказала что-то не то," – Мне казалось... Я слышала...

–Дитятко! Тот, кто говорил такое – не знает ничего, поскольку не только никогда не был служителем сам, но даже не разговаривал ни с кем из нас! Отказываться от прошлого! Да кому будет нужен тот, кто перестанет быть самим собой! Во всяком случае – не небожителям! Или у Них нет рабов-теней – тех, кто действительно отказался от всего, что было?!

–Потому что умер, – прошептала девушка.

Бровь старухи удивленно приподнялась:

–Однако! Ты многое знаешь.

–В снегах пустыни достаточно свободного времени. Хватает и на чтение, и на разговоры.

–Хорошо. Тем легче и быстрее будет обучение.

–И... И когда оно начнется?

–Если ты готова – прямо сейчас.

–Нет, – она мягко остановила ее, коснувшись холодными пальцами сухой морщинистой кожи руки.

Старуха понимающе улыбнулась:

–Действительно, такое решение не принимается без размышлений. Самый важный, ответственный шаг в твоей жизни. Ты должна к нему подготовиться.

–Мне нужна неделя!

Жрица удивилась, даже – как показалось Мати – расстроилась.

–Так много? Но почему? Милая, чем дольше ждешь, тем больше сомнений в душе и боли в сердце...

–Я знаю, – вздохнула та, – но так нужно, – она все еще надеялась, что произойдет чудо, однако не то, о котором говорила жрица города.

–Что ж, – старой женщине ничего не осталось, как развести руками. – Хорошо. Раз ты считаешь, что так нужно.

–Да.

–Тогда возвращайся к своему каравану.

–И я могу жить прежней жизнью? Словно ничего не случилось?

–Это было бы весьма разумно. К чему другим знать о том, что еще не произошло? Ты ведь, надеюсь, умеешь хранить секреты?

Молодая караванщица кивнула, тяжело вздохнув:

–Я всю жизнь только это и делаю.

–Ну, вот и славно! Раз так, приходи в храм через неделю. Я предупрежу стражу, чтобы тебя пропустили. И буду ждать.

–Жрица, а мой отец... – неуверенно начала девушка.

–Что с ним?

–Ничего, все в порядке, хвала богам. Я просто хотела спросить, должна ли я буду сказать ему?

–Мы же, кажется, договорились.

–Конечно... Я... Я имела в виду – должна ли я буду сказать ему через неделю, когда мне нужно будет уходить в храм? Ведь... Ну... Мне бы хотелось с ним попрощаться...

–Но разве у вас, в караване девушка не прощается со своими родителями, переходя в повозку невест? Из которой, если мне говорили верно, она выходит лишь женой.

–Да, это так.

–Тогда в чем же дело?

–Я ведь еще не прошла испытание. И... У меня нет своей судьбы, а, значит, я не могу принимать решение.

–Не прошла испытание? Но ты казалась мне достаточно взрослой...

–Осталось совсем недолго, но... Но больше, чем неделя.

–М-да... – старая женщина покачала головой.

–Это может стать проблемой? – насторожилась Мати.

–Не беспокойся, милая, – улыбнулась горожанка, однако при этом губы ее были поджаты, а черты лица напряжены, – все будет хорошо. Однако, ты права: нам придется все рассказать твоему отцу.

–Для того чтобы стать служительницей мне потребуется его разрешение?

–Не разрешение, нет. Ведь такова воля богов, а против Них не осмелится пойти ни один смертный. Но вот согласие... Без согласия не обойтись. Ну да это не проблема. Не переживай, милая. Я уже говорила: никто никогда не пойдет против воли богов. Дитятко, не думай об этом. Когда придет время, я поговорю с твоим отцом.

–Я могу и сама...

–Но ты ведь не полноправная. А раз так, нам придется делать все по обычаю – как когда мы берем в ученики детей. Прости. Конечно, ты уже взрослая, но...

–Ничего, я понимаю. Перед законом я – ребенок, – она прикусила губу, думая: "А может так и лучше... Этот разговор с отцом... У меня ничего бы не получилось. Потому что после всех моих слов о мире снов, мне никто не поверит: решат, что я опять запуталась между реальностью и грезами. И вообще, это ведь куда проще, когда решают за тебя... " – Я... Я пойду?

–Да, милая, – ее улыбка стала шире и теплее и, самое главное – куда искреннее. – Отдыхай, веселись. И привыкай к Эмигарду, потому что...

–"Потому что тебе придется прожить в нем всю свою жизнь", – беззвучно прошептала Мати.

–Потому что тебе предстоит прожить в нем всю свою жизнь, – словно повторила за ней жрица. – Ну, до встречи, милая. До скорой встречи.

–Да, жрица, – и, склонив на миг голову в почтительном поклоне, девушка покинула храм.

Мати вернулась к себе в повозку, испуганным зверьком забилась в дальний угол. Ей не хотелось никого видеть, она боялась попасть кому-то на глаза. Ее душа разрывалась на части при мысли о том, что должно было произойти, став первым шагом на пути к ее будущему. Конечно, быть служительницей лучше, чем женой шута Киша, но...

Ей хотелось совсем другого, невозможного, неисполнимого.

"Госпожа Айя! Помоги мне! Сделай так... Сделай так, чтобы мое сердце превратилось в кусочек льда! Богиня снегов, если Ты хочешь, чтобы я стала служительницей – Твоей или бога солнца – исполни мою просьбу! Потому что иначе я не смогу посвятить себя служению! Я... Я даже жить не смогу!"

Она протерла глаза, щеки, стирая с них следы слез-невидимок, зевнула, вдруг поняв, что страшно хочет спать.

"Вот и хорошо. Госпожа Айя решила исполнить мою просьбу. А для этого Ей нужно, чтобы я спала. Ведь власть повелительницы сновидений сильнее над спящей..."

...Время в городе пролетали в сплошном веселом празднике. Шумные игры по утрам, танцы – по вечерам. Дни же были отданы торговле, а ей, благо она шла успешно, нужны были все свободные руки. Впрочем, оказалось, что даже в этом деле был свой несомненный интерес. Ведь если торговаться умеючи, от этого можно получить немалое удовольствие. Даже наслаждение. И дело было вовсе не в желании заработать лишнюю монету, но в азарте – продать по наибольшей цене. А главное – можно было ни о чем другом не думать, не беспокоиться. И вообще...

"Самое веселое в том, что не приходится грустить!" – Мати сидела на камне, подставив лицо под жаркие лучи полуденного солнца, и млела от наслаждения.

–Дочка, все в порядке? – мимо нее как раз проходил хозяин каравана.

–Ага, – не открывая глаз, проговорила та. – Лучше не бывает!

–Я хотел сказать... Ты молодец, помогла мне. Завтра можешь отдохнуть, сходить куда-нибудь.

–Хорошо.

–И твои друзья тоже, – вообще-то, ему просто не хотелось отпускать дочь одну. Хотя жители этого города и были в высшей степени благосклонны и доброжелательны, относясь к караванщикам не как к чужакам, а скорее как к дальним родственникам, которые когда-то выбрали путь странников и вот теперь, после разлуки, длившейся целую вечность, вернулись назад, все равно Атен не позволял себе расслабиться, забыть об осторожности. Мало ли что.

–Ладно.

–Не сомневаюсь, вы найдете, чем себя занять... – он ждал, что дочь обрадуется. Однако лицо Мати оставалось неизменным. Отрешенным и безразличным.

"Словно ей все равно, что происходит вокруг. Ничего не трогает... -караванщик качнул головой, вздохнул. Это было не правильно, не хорошо. Но что он мог поделать? Не заставлять же дочь измениться силой. – Все, что я могу, это принимать ее такой, какая она есть. И надеяться, что когда-нибудь она сама все поймет, что ее душа оттает. Ведь может же девочка быть доброй, отзывчивой... Как в тот день, когда умерла Рамир... Будем надеяться, что этот город поможет ей...– он огляделся вокруг. – Это чудесное место. Жаль, что уже совсем скоро придется уходить обратно в снега..."

Ему не хотелось. Настолько, что он даже подумывал о том, как было бы хорошо остаться в городе... Нет, не городе вообще, а именно в этом оазисе. Эмигард... Странно. Обычно караванщики не знали названий городов, через которые проходили. Кто доверит чужаку одну из самых сокровенных тайн? Здесь же все произошло... как-то само собой, незаметно, словно так и должно было быть. Но имя этого города не просто открылось, оно так сильно врезалось в память, что Атен был почти уверен: оно не забудется не только в вечном сне, но даже в краю благих душ.

Он вздохнул, огляделся вокруг, заметил оживление рядом с местом, отведенном работорговцам. Должно быть, кто-то из горожан назвал достойную цену.

–Ладно, дочка, я пойду. А ты отдыхай.

–Ага, – вновь кивнула она, продолжая безмятежно загорать на солнышке.

Когда воздух вокруг нее успокоился, девушка с наслаждением втянула в себя аромат росших на холме у нее за спиной цветов, потянулась.

"Птица с желтым опереньем,

Обрати меня виденьем,

Чтобы я смогла пройти

По рассветному пути

Горизонтною границей,

В край небес, открытом птицам,

Да виденьям, в те края,

Где живет мечта моя..." – беззвучно шептали ее улыбавшиеся губы.

Мати и сама не знала, откуда пришла в ее память эта песенка.

"Должно быть, слышала где-нибудь. В городе. Или в караване. Какая разница? – она зевнула. – Забавная песенка. Птица с желтым опереньем..."

Она была готова повторить слова, чем-то похожие на заклинание, еще раз, но не успела.

–Мати! – плеткой стеганул воздух, заставляя его задрожать, полный боли и отчаяния крик.

Удивленно приподняв бровь, Мати даже приоткрыла один глаз, но, увидев подбегавшую к ней Сати, вновь закрыла его, возвращаясь к своему занятию.

–Мати! Там... – караванщица запыхалась, однако же, продолжала говорить, боясь потерять хотя бы одно драгоценное мгновение на то, чтобы перевести дыхание. – Проснись!

–Я не сплю. Что случилось? – совершенно ровным голосом спросила девушка. Открыв глаза, она воззрилась на караванщицу безмятежно ровным взглядом синих глаз.

–Они продают Лигрена! – на одном дыхании выпалила Сати, уверенная, что эти слова не просто все объяснят, но заставят собеседницу вскочить и побежать к ряду рабов, стремясь сорвать сделку, пока она не состоялась.

–Ну... – Мати лишь чуть повела плечами. – Я, конечно, могу тебе помочь...

–Да, бежим скорее!

–Ты хочешь, чтобы я подняла цену?

–Что? – Сати даже остановилась. Ее глаза переполнились удивлением, так что, казалось, еще немного, и оно перельется через края век.

–Ты имела в виду – "как"? Ну, поверь, я найду способ. Он ведь не только лекарь. Когда-то он был жрецом. Ему многое известно, а за знания нужно платить. И я думаю – даже больше, чем за красоту и юность... Впрочем, что я тебе-то все это говорю? Мне не нужно опробовать мою речь перед покупателями, когда я и так знаю, что она сработает. Какая цена названа?

–Мати!-молодая караванщица глядела на нее с ужасом. Она не могла поверить, что это говорит та, которая еще совсем недавно плакала вместе с ней над телом Рамир. – Ты... Ты не понимаешь...

–Так ты не хочешь, чтобы старика продавали?

–Он нужен каравану! Ведь он – лекарь! И он нужен мне! Чтобы я могла продолжать учиться, и...

–Ну, допустим, если бы он был нужен каравану, его никто бы не выставил на продажу. Что же до тебя... Перекупи.

–Что?

–Ты что, действительно такая дура или притворяешься, что ничего не понимаешь? Перекупи. Назначь цену, большую то, которую предложил горожанин. И старик будет учить тебя всему, что ты хочешь и сколько хочешь.

–Но... У меня нет таких денег!

–Попроси родителей.

–Они не дадут! На раба – нет! Ведь ни у кого в караване нет личных рабов, даже у Гора! Только общие!

–Сати, – она устало глянула на караванщицу, – от меня-то ты чего ждешь? Я не могу дать тебе денег, потому что хотя у меня они и есть, я не имею права ими распоряжаться до тех пор, пока не пройду испытание.

–Но ты можешь поговорить с отцом!

–Ты тоже можешь с ним поговорить. Он хозяин каравана и выслушает любого, идущего одной с ним тропой.

–Но он твой отец! Тебя он послушается! Тебе даже не придется его просить! Лишь намекни...

–Зачем?

–Но... – Сати совсем растерялась.

–Мне это не нужно. Если караван хочет продать своего раба – что ж, хорошо, больше золота, меньше едоков.

–Ты... Ты действительно так думаешь? Ты... Ты не шутишь?

–Шучу? Нет, отнюдь. Я сейчас не в том настроении.

–Я, пожалуй, пойду... – не спуская с нее ошалевшего взгляда широко открытых глаз, Сати попятилась назад.

–Иди.

–Я... – она вдруг вскинулась, огляделась вокруг, и, увидев кого-то, кивнула: – Да, я пойду!

Взглянув в ту сторону, куда побежала Сати, Мати скривила губы в тонкой усмешке: караванщица бросилась к Гору.

"Нашла себе другого помощника. Настырная. Вот что значит чего-то захотеть. А то все – тихоня да тихоня. Ну ладно, – откинув голову назад, девушка закрыла глаза, подставляя лицо под солнечные лучи, – на чем я там остановилась? Птица с желтым опереньем... А, какая разница? – ей не хотелось ни о чем думать. – Хорошо-то как! Вот бы это мгновение продлилось всю жизнь!"