Текст книги "Из чего созданы сны"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 45 страниц)

– Да, вот здесь она и ушла. Но мы здесь уже все обшарили не один раз. Здесь внизу ее нет.

– Но она должна лежать здесь!

– Да. Должна бы. Но не лежит. Мы ничего не нашли. – Он снова удалился с помощью своей жерди. А я еще долго лежал без движения возле тропки с последним следом на снегу и думал о фройляйн Луизе. Потом я продрог и поспешил из болота. Я скинул комбинезон, переоделся в свое пальто и спросил пастора, нельзя ли мне еще раз пойти в лагерь, в комнату фройляйн Луизы.

Он кивнул и молча пошел со мной.

Под нашими ногами скрипел снег. Ни кусочка красной земли больше не было видно. Перед оградой не стояло ни одного автомобиля. За забором – ни одного ребенка. Мне было холодно. Те же охранники у входа грустно кивали мне. Над всем необъятным лагерем с его березами и ольхой, как тяжкий груз, нависла печаль. Было очень тихо. Мы с Демелем меряли шагами снег.

Бараки на заднем конце лагеря, где снова над болотом уже расстилался туман и морок, выглядели пустынными и заброшенными, потому что оттуда не доносилось ни голосов, ни шорохов.

Мы прошли в кабинет фройляйн Луизы. Внутри был леденящий холод, но все выглядело так же, как в тот день, когда я был здесь в первый раз.

Я огляделся. Уродливая мебель. Папки. Документы на письменном столе. Когда-то давно здесь, наверное, и убирались, но сейчас на всем снова лежал слой пыли. Кактусы в горшках на подоконнике казались замерзшими. Морозные узоры покрывали стекла. Вот плитка, которую ремонтировал пастор. Вот напротив окна висит огромный рисунок в черно-белых тонах, на котором изображена гора из человеческих костей и черепов, а над ней в чистое небо возносится массивный крест. Внизу справа подпись: «Готтшальк, 1965». Три года назад она нарисовала эту картину. Теперь она мертва. Она мертва? Я не спеша прошел в ее комнату. Здесь было так же холодно. Вот ее лоскутный коврик из обрезков ткани, вот шкаф и книжная полка, по стенам шесть детских рисунков, торшер, радиоприемник на тумбочке у кровати, а рядом та самая книга, в которую я уже однажды заглядывал. Постель была перестелена с тех пор, как фройляйн Луиза поднялась той далекой ночью и поспешила к своим друзьям на болото, перед ее поездкой в Гамбург.

– Зачем вам непременно понадобилось еще раз прийти сюда? – спросил меня Демель.

– Хочу узнать, что остается после жизненного пути такого человека.

– Ну, посмотрели? – печально сказал он. – Немного, да?

– Кто знает…

Я взял с тумбочки книгу. Она лежала возле будильника и упаковки с таблетками, все так же раскрытой на том же самом месте, отчеркнутом красным карандашом, которое я однажды уже начал читать. Шекспир. Собрание сочинений. Том третий. «На этот раз, – подумал я, – я уж дочитаю до конца те строки, что отчеркнула фройляйн Луиза». Итак, «Буря», акт IV, сцена 1.

Просперо: «Окончен праздник…»

Я прочитал их, а потом передал книгу Демелю. Он взял томик и тихим голосом в этой ледяной комнате прочитал строки, которые теперь звучали как некролог фройляйн Луизе:

…Окончен праздник. В этом представленье

Актерами, сказал я, были духи.

И в воздухе, и в воздухе прозрачном,

Свершив свой труд, растаяли они. —

Вот так, подобно призракам без плоти,

Когда-нибудь растают, словно дым,

И тучами увенчанные горы,

И горделивые дворцы и храмы,

И даже весь – о да, весь шар земной.

И как от этих бестелесных масок,

От них не сохранится и следа.

Мы созданы из вещества того же,

Что наши сны. И сном окружена

Вся наша маленькая жизнь…

^[141]

20

«Мы созданы из вещества того же, Что наши сны…»

Я неотступно думал над этой строкой, пока ехал обратно поездом из Бремена во Франкфурт через заснеженную страну и в мыслях своих прощался с фройляйн Луизой, которая так тронула мое сердце, как никто и никогда. Тогда я еще не знал, что на самом деле никогда не расстанусь с фройляйн Луизой, что она всегда будет рядом со мной, вокруг меня, во мне.

С вокзала я поехал трамваем в квартиру Хэма у Грюнебург-парка, в старый дом на Фюрстенбергер-штрассе. Я поднялся лифтом, и когда отпирал дверь, мне показалось, что замок как-то странно расшатан и разболтан, но тогда я еще не придал этому значения.

В квартире было тепло. Я знал, что Хэм в «Блице», Ирина у своего психолога, а Берти сидит над моей рукописью. Я позвал его, но не получил ответа. Тогда я прошел по сумеречному коридору к комнатам, которые Хэм выделил нам с Ириной, и открыл дверь в мой кабинет. У окна за письменным столом я увидел Берти. Его голова лежала на столе, а руки свисали вниз. Он был без пиджака. Рубашка на спине вся промокла от крови, на пол тоже накапала кровь, много крови. Содрогнувшись от ужаса, я подошел ближе. По меньшей мере пять пуль из автомата вошли в спину Берти. Убийца должно быть действовал молниеносно. Без сомнения, Берти услышал, как открывается входная дверь, но, не предполагая ничего дурного, думал, что это я вернулся. Он даже не обернулся, когда открывали дверь в кабинет. И вот теперь он сидит обмякнув здесь, карандаш выскользнул из его руки и плавает в луже крови на полу. Голова лежит щекой на столе, глаза закатились, лицо осунулось, а губы растянуты в улыбке. С этой улыбкой он и умер.

Я огляделся. Вся квартира была перевернута. Ящики вырваны из письменного стола и шкафов, их содержимое валяется на полу. Моя рукопись и второй экземпляр бесследно исчезли, нигде я не смог найти ни диктофона (кассетника), ни пленок, ни фотокопий моих блокнотов. В панике я рыскал повсюду. Ничего. Я позвонил в полицию и сказал, чтобы они срочно присылали своих сотрудников. Мне все стало совершенно ясно, я задыхался от бессильного гнева и в то же время был полон глубокой печали.

– А в чем дело? – спросил полицейский у телефона.

– Здесь совершено убийство. Мой друг Берти… Мой товарищ Берти… Он мертв.

– Кого убили, господин Роланд?

– Меня! – ответил я, потрясенный до глубины души, потому что я понял: Берти застрелили в спешке по недосмотру. Навсегда замолчать хотели заставить меня.

– Вас?! Вы что, с ума сошли?!

Я больше не мог говорить и положил трубку.

Через пять минут прибыла первая машина с бригадой из отдела убийств.

21

Полиция присоединилась к моему мнению, что Берти застрелили по ошибке, и пули предназначались мне. В конце концов, ведь исчезла именно рукопись и все связанные с ней материалы. Следствие по этому делу велось в строжайшей тайне, ничего не должно было просочиться в прессу.

Когда Ирина и Хэм вернулись домой, тело Берти уже давно увезли, а я смыл всю кровь. Ирина разрыдалась, когда я рассказал о случившемся, Хэм только коротко выругался:

– Свиньи, подлые свиньи! Как думаешь, кто это сделал?

– Любой, – ответил я. – Любой заинтересованный в том, чтобы эта история не была предана огласке, мог сделать это. Каждый по отдельности. Или все вместе. Скорее всего, наняли киллера. Эта история не должна была выйти на свет. Херфорд не желал этого. Американцы не желали этого. Русские не желали этого. И, как знать, возможно и Ванденберг не желал этого.

– Но зачем же он тогда сказал, что ты должен написать книгу?! – воскликнула Ирина в полной растерянности.

– Да, он сказал так. Может быть, по поручению или в сговоре с другими. Чтобы быть уверенными, что после того, как я пообещал Ванденбергу писать для него, – я об этой истории больше никому не скажу ни слова. Чтобы быть спокойными. Чтобы спокойно убрать меня. Только вот в этом спокойствии они убили другого. Я обвиняю всех и каждого: Херфорда, американцев, русских – и Ванденберга! Я больше никому не верю! Вот увидите, убийца не будет найден!

Я оказался абсолютно прав. Убийца так никогда и не был найден…

– Кто-то из нас должен пойти к матери Берти, – обратился ко мне Хэм. – Если хочешь, Вальтер, я сделаю это.

– Нет, – ответил я. – Я должен сделать это сам.

Мать Берти жила недалеко от Хэма, в районе Бокенхайма на Ляйпцигер-штрассе. Мне открыла девушка с красными от слез глазами и сказала:

– Фрау Энгельгардт стало плохо, когда полиция сообщила ей о смерти сына, но вы можете пройти, вас ожидают. – Я предварительно звонил по телефону.

Девушка проводила меня в просторную комнату с красивой мебелью. На софе – в черном платье, с прямой спиной – сидела госпожа Энгельгардт. Ей было восемьдесят четыре года, я знал это. Высокая и тоненькая, с седыми волосами и тонкими чертами словно бы прозрачного лица.

– Присядьте рядом со мной, господин Роланд, – сказала она, и ее высокий старческий голос прозвучал спокойно и твердо. – Хорошо, что пришли вы, а не кто другой. Звонило так много людей – издатель, главный редактор и репортеры из разных газет, поэтому час назад я поставила телефон на автоответчик.

Я сидел и смотрел на пожилую даму, которую знал столько лет, – и не мог вымолвить ни слова. Повсюду были расставлены цветы в вазах.

– Все это, – потерянно сказала мать Берти, – только что доставили. У Берти было много друзей. Он был хорошим мальчиком, ведь правда?

– Да. И он был моим другом. Мы столько лет работали вместе. Я… я…

– Ладно, ладно. Он вас очень любил, мой сын, вы знали это? Он восхищался вами.

– Ах…

– Да, правда. И он всегда радовался, когда вам выпадало работать вместе. – Она ласково посмотрела на меня. Я молчал. Я все еще не знал, что мне сказать. Все слова, которые приходили в голову, казались пустыми фразами.

– Пути Господни неисповедимы. Я ждала смерти, и вот я живу. А мой Берти ушел. И теперь я совсем одна. Он никогда подолгу не задерживался дома, но мы всегда были рядом. Он отовсюду звонил мне, телеграфировал, присылал письма и цветы. Надеюсь, Господь смилуется надо мной и пошлет скорую смерть. Что мне еще делать на этом свете?!

– Дорогая госпожа Энгельгардт…

– Нет, нет, не надо ничего говорить. Я знаю, каково вам сейчас. Давайте лучше вместе помолчим и подумаем о Берти. Помолчите со мной?

Я кивнул, и долгое время мы не проронили ни слова. Я думал обо всех перипетиях, которые мы пережили вместе с Берти, и о его жизнерадостности, и о том, как часто он смеялся, и как улыбался даже после смерти – своей вечной мальчишеской улыбкой.

Наконец мать Берти поднялась, подошла к большому сундуку и открыла его. Потом поманила меня. Сундук на две трети был заполнен письмами и телеграммами. Должно быть, их тут были многие сотни.

– Это все от него, – сказала она. – Все годы он писал мне и слал телеграммы. Он ведь не совсем ушел, у меня еще много от него осталось. И я смогу читать и перечитывать все это, да?

– Конечно, госпожа Энгельгардт.

– Это ведь большое утешение!

– Конечно, – повторил я и подумал, изумленно и тягостно, что в горе все может стать маломальским утешением.

Мать Берти показала мне несколько его писем – из Токио, Голливуда, Сайгона, Йоханнесбурга, – все больше забывая обо мне. Она была уже так стара и так устала от жизни, что под конец, когда я прощался, она только кивнула, не вставая с кресла, и последнее, что я запомнил, это как она читала письмо Берти, письмо, которое он когда-то откуда-то из этого необъятного мира написал своей любимой матери. Я осторожно прикрыл за собой дверь, на душе у меня было гнетуще и тягостно.

Двумя днями позже было погребение. Берти завещал кремировать его тело, и поэтому панихида происходила в крематории. Пришло очень много народу. Коллеги по профессии, все, кто только смог из «Блица», во главе, конечно, с Херфордом и Мамочкой. Хэм тоже был там – мы с Ириной не присутствовали, – и после он рассказывал нам, что Херфорд произнес объемистую и безвкусную речь о заслугах Берти перед «Блицем», такую же объемистую и такую же безвкусную, как и он сам. «Я любил его, как родного сына!» – восклицал он со всхлипами. Были огромные венки и букеты, и все было обставлено неимоверно помпезно. Мамочка, рассказывал Хэм, всю церемонию просидела, не шелохнувшись, в первом ряду, ни на кого не смотрела, ни с кем не разговаривала, а когда гроб опустили, попросту встала и вышла.

Вечером этого же дня – это был вторник 14 января 1969 года – мы с Ириной и Хэмом пошли к крематорию. Внутрь уже не пускали, даже близко подойти было нельзя – ворота его территории были заперты. Шел легкий снежок, было пасмурно, светили только несколько уличных фонарей. Мы стояли у ограды и в молчании смотрели на здание крематория, возвышавшееся за кипарисами и тополями. И каждый из нас по-своему в мыслях без слов снова говорил с Берти. Его здесь больше не было, и, кто знает, оставался ли еще здесь его прах, но мы говорили с ним, каждый из нас троих, безмолвно. Я думал о том, что Берти сейчас там же, где и фройляйн Луиза и ее друзья, – где бы, в каком бы царствии это ни было.

По заснеженной аллее мы пошли обратно к главной улице, и Хэм вдруг неожиданно сказал мне:

– Ты ведь знаешь, что все это значит? Что убили не того человека, а ты все еще жив?

– Знаю.

– А ты теперь женат, и твоя жена ждет ребенка.

– О чем вы? – встревожилась Ирина.

– Так, ни о чем, дорогая, – мягко сказал я. – Ничего страшного. Не волнуйся. Просто мне сейчас надо кое-что сделать. Срочно. Так ведь, Хэм?

– Точно, – ответил он. – Очень срочно. Как можно скорее.

– Ах, вон оно что. Да, да, Вальтер, ты должен теперь это сделать, – проговорила Ирина.

Она испуганно смотрела на меня, и мелкие снежинки сыпали на нас с сумеречного неба.

Сам не знаю почему, в моем мозгу всплыли слова фройляйн Луизы, сказанные мне в Бремене, в больнице Людвига:

«Это послание от моих друзей. Для вас и господина Энгельгардта. Я должна вам передать его, потому что вы хорошие люди. Вы будете счастливы, господин Роланд, говорят мои друзья. Только ваш путь к блаженству будет долог, и вам предстоит еще пройти много испытаний, вы должны набраться терпения, прежде всего – терпения. Ваш друг Энгельгардт, у того все будет легче и прекраснее. У него ведь всегда все было легче. Ваш друг, он скоро достигнет всего, к чему только можно стремиться…»

22

Его звали Петер Бленхайм, он был графиком, далеко за пятьдесят. У него был какой-то шарм застенчивости и привычка при разговоре соединять кончики изящных пальцев. Он был высок, улыбчив, с густой копной каштановых волос, острым смуглым лицом, с пушком на подбородке и блестящими темными глазами белки. Несмотря на его рост, в нем было необычайно много от игривости, быстроты и проворности этого зверька, надо было только посмотреть на его лицо.

Разумеется, в нем не было ничего от белочки, он не был высок и улыбчив, не соединял при разговоре кончики изящных пальцев, в нем не было того шарма застенчивости, и он не был графиком. Далеко за пятьдесят – это да. И уж совершенно точно, звали его не Петер Бленхайм. Само собой разумеется, что я не могу назвать его настоящего имени и передать его подлинный облик.

– Друзья Макса Книппера – мои друзья, – сказал он вместо приветствия. А потом проводил нас с Ириной в свою мансарду, через квартиру, дальше в студию, где он работал. По стенам кнопками были прикреплены эскизы плакатов и реклам, большие и маленькие, цветные и черно-белые. На рабочем столе громоздились карандаши, ручки, перья, баночки с тушью и циркули. На треножнике стоял мольберт.

Он усадил нас возле журнального столика на диван без ножек, стоявший прямо на полу и покрытый пестрым покрывалом. Сам он сел напротив, на красный, обитый кожей табурет в арабском стиле. С первого взгляда он показался нам с Ириной достойным доверия, надежным и толковым, таким он, собственно, и был.

– Лучший из всех, кого ты токо можешь заполучить, – сказал мне Макс, когда я обратился к нему со своей проблемой. – Подожди, я сейчас запишу тебя к нему.

– Он что, так загружен?

– Не, но он принимает токо по рекомендации хороших друзей. И пральна делает! Он уж всю жизнь этим занимается и ни разу не привлекался не то что в суд – даже в полицию, так-то вот!

Петер Бленхайм изготавливал фальшивые документы: паспорта, удостоверения о гражданстве, о месте рождения, свидетельства о рождении и крещении – и все, что хотите. Причем любой страны. На любом языке. Крадеными документами он не пользовался. Это нам стало понятно сразу же, как только он спросил, в какую страну мы намереваемся отбыть, и какие желаем имена.

– Работаю я быстро, первоклассно и дорого, – заявил он. – Это мой девиз. Еще ни разу у меня не было недовольных моей работой клиентов. И ни одного прокола.

Очень жаль, что я не могу идентифицировать Петера Бленхайма и порекомендовать его самым наилучшим образом всем нуждающимся. Он нас обслужил и наставил, действительно, по первому классу. И не так уж дорого. После этого – у меня оставались еще бриллианты – я легко смог все оплатить, к тому же еще и билеты на самолет, и все расходы, в той стране, куда мы прибыли. На деньги, вырученные за бриллианты, мы перебились первое тяжелое время.

Сейчас мне кажется, все это происходило целую вечность назад. Разумеется, я не могу назвать и наши с Ириной новые имена, и те края, где мы нашли нашу новую родину. У нас все хорошо. Я больше не пишу, у меня теперь совсем другая профессия, и я зарабатываю кучу денег. Нас уже трое. Ирина родила девочку, ее имени я тоже, естественно, не открою. По нашей девочке я просто схожу с ума. Я так давно хотел ребенка! Порой мне кажется, что Ирина меня к ней слегка ревнует. Работа, которой я занимаюсь, честная и порядочная, не то что прежде. Я тоже стал другим – настолько, к примеру, порядочным, что довольно сложными обходными путями выплатил свои долги перед «Блицем» и задолженности по налогам. И я до сих пор капли в рот не беру…

А тогда мы надолго задержались у Петера Бленхайма, потому что нам надо было очень срочно, и он начал работу прямо при нас. Прежде всего он сделал с нас фотографии для паспортов, вместе с нами перерыл кучу бланков и формуляров из двух своих коллекций, и мы вместе скомпоновали две новые жизни: одну Ирине, другую мне – со всеми именами, местами и датами.

– Эти даты и эти названия вы теперь должны навсегда запечатлеть в вашей памяти – наставлял нас Петер Бленхайм. – Выучить наизусть. Если вдруг вас даже выдернут из сна и окликнут вашими прежними, подлинными именами, у вас не должна дрогнуть даже ресница. Новые имена должны войти в вашу кровь. Тренировка, тренировка и еще раз тренировка! Будите друг друга посреди ночи, называйте прежними именами, спрашивайте, когда и где родились, как звали отца и мать! Это куда важнее всех моих бумаг, понимаете?

– Да, – сказал я. Мы и вправду еще долго после нашего отъезда проделывали эти ночные побудки.

– Я всегда говорю, что и стопроцентно безупречно сфальсифицированные документы не помогут, если человек на сто процентов не сфальсифицирует себя, – терпеливо объяснял Бленхайм.

Тут я посмотрел на Ирину, а потом на него.

– В чем дело? – спросил он.

– У вас такой акцент, такой легкий говор. Вы ведь не из Франкфурта?

– Нет, – с улыбкой ответил он и сложил кончики пальцев. – Я не отсюда, хотя прожил здесь уже целую вечность. А этот акцент, смешно, но я просто не избавляюсь от него.

– А откуда вы? – осторожно спросил я. – Из Австрии?

– Еще чуток дальше, – улыбнулся он. – Из Богемии. Оттуда я родом. Там родились мои родители и все мои предки. У нас было небольшое подворье в Шпиндлермюле.

– Шпиндлермюле? А где это? – поинтересовалась Ирина.

– В Ризенгебирге. Неподалеку от Белого Луга. Это, знаете, огромное верховое болото. Вы не поверите, но когда я окончил школу, я продолжал учебу дальше. В Вене. Штудировал философию! – Он рассмеялся. – Удивлены, да?

– Да. – Я посмотрел на Ирину, она ответила мне тем же взглядом.

– Но это было недолго. Потом я повстречался с людьми этого круга и бросил учебу. Вскоре после этого умерли мои родители. Усадьбу я продал… – Он посмотрел перед собой долгим взглядом. – Но это были замечательные времена, тогда, в университете. На каникулы я приезжал домой в Шпиндлермюле, в Белый Луг. Каждое лето приезжал. – Его улыбка стала еще шире. – Тогда у меня была там любовь, целое лето. С девушкой, которая тоже приехала из Вены. Она работала в детском доме. Воспитательницей. Красивая была девушка – и любовь красивая. Да, а теперь вот и жизнь пролетела…

– Ваша подруга была воспитательницей?! – воскликнула Ирина.

– Говорю же вам. Тогда там было много воспитательниц. Молодых. Молодых и красивых. Но эта мне нравилась больше всех. Все у нас длилось несколько месяцев, пока мы не расстались. Но это была настоящая, подлинная любовь! А у нее, к тому же, еще и первая… хотя она была немножко старше меня… – Он с тоскою покачал головой, старый человек, вспоминающий свою юность. – Иногда – да что там, часто – я думаю о ней. А еще чаще она мне снится, она и то чудное лето, и бескрайнее великолепное болото. Но… – Внезапно он умолк.

– Но? – не отставала Ирина.

– Но зато я могу делать, что хочу, размышлять, обдумывать, исследовать. Ничего не поделаешь! Что вы хотите?! Этому уже без малого сорок лет, я уж и не помню точно, в каком году это было… Да… А имя девушки…

– Имя?! – не выдержала Ирина.

– Нет, имя тоже забыл. – Он застенчиво улыбнулся и сложил кончики все еще прекрасных пальцев, смуглый человек с каштановой шевелюрой, так напоминающий белку. В его темных блестящих глазах застыло выражение изумления и печали, оттого что мы забываем в этом мире все. Боль и обиды, но и красоту и любовь – так скоро забываем.

notes

Примечания

1

От нем. Gott – Бог и Schalk – шельма. – Прим. пер.

2

Способ многокрасочной литографии с картины, писаной маслом, применявшийся в XIX веке; литография, выполненная этим способом. – Прим. ред.

3

«Я жалею о любви» – знаменитая чешская полька. – Прим. ред.

4

1-я (чешская) часть государственного национального гимна Чехословакии. – Прим. ред.

5

«Путники в ночи», известная песня Фрэнка Синатры (англ.).

6

Старший патрульный полицейский. – Прим. ред.

7

…и глядя друг на друга, бродить в ночи (англ.).

8

…мы могли бы разделить с тобой любовь, пока длится ночь (англ.).

9

…что-то в твоих глазах так манило меня (англ.).

10

…мало знали мы о том, что любовь – всего лишь мимолетный взгляд… (англ.).

11

…закончилось теплое объятие танца, и с той ночи мы всегда были вместе, влюбленные с первого взгляда… (англ.).

12

Человеческий интерес (англ.).

13

Сексуальные запросы. Человеческие потребности (англ.).

14

Уведомление об увольнении. – Прим. ред.

15

Перевод М. Донского.

16

Германский промышленный стандарт. – Прим. ред.

17

Сокращенное название Немецкого благотворительного союза католической церкви (ФРГ). – Прим. ред.

18

Имеются в виду католическая и протестантская церкви. – Прим. ред.

19

Маленький (нем.).

20

Очаровательный (фр.).

21

Все женщины без ума от меня… (фр.).

22

От нем. rot – красный, и Auge – глаз. – Прим. пер.

23

Шахт Хьялмар (1877–1970) – один из крупнейших финансистов фашистской Германии. – Прим. ред.

24

Мальчик, о мальчик (англ.).

25

Сцена оплакивания Христа Богоматерью. – Прим. ред.

26

Блокада Берлина – с 24.04.1948 по 12.05.1949 все автомобильные, железнодорожные и водные транспортные пути из Берлина в Западную Германию были блокированы советской военной администрацией с целью парализовать «инородное тело» Западного Берлина как «логово классового врага», что позволило странам Западной коалиции поднять ситуацию на щит военной и политической пропаганды; и на протяжении этого неполного года они снабжали берлинцев всем необходимым по так называемому воздушному мосту, в частности, таким образом в Берлин были доставлены блоки для сборки автомобильного завода Ройтер. – Прим. ред.

27

Перевод Л. Ведерниковой.

28

Морген – немецкая земельная мера = 0,25 га. – Прим. ред.

29

Эстрогены – женские половые гормоны позвоночных животных и человека, стимулируют развитие и функцию женских половых органов, нормальный рост молочных желез. – Прим. ред.

30

Мозговая атака (англ.).

31

Дали Сальвадор (1904–1989) – исп. живописец, представитель сюрреализма. – Прим. ред.

32

Литератор, сочинитель высшего уровня (англ.).

33

Вестник Кинзи-института, исследовательского института по проблемам секса, полов и воспроизводства человечества. – Прим. ред.

34

Хиршфельд Магнус (1868–1935) – немецкий борец за права сексуальных меньшинств. В 1896 г. опубликовал эссе «Сафо и Сократ» под псевдонимом The Ramien, в 1897 г. основал Научный гуманитарный комитет – первую организацию, защищающую права гомосексуалистов, в 1919 г. выпустил на экраны первый фильм о гомосексуалистах. Преследовался нацистами. – Прим. ред.

35

Неккинг – верхний петтинг, включающий область головы, шеи и груди; петтинг – интимные ласки при отсутствии непосредственного соприкосновения половых органов (англ.).

36

Фимоз (от греч. phimosis) – сужение крайней плоти. – Прим. ред.

37

Первый класс (англ.).

38

Здесь: крайний срок (англ.).

39

От нем. Klug – умный. – Прим. пер.

40

От нем. Zille – плоскодонное (речное) судно, и кроме того, аллюзия на фамилию популярного немецкого графика-карикатуриста XIX в. Генриха Цилле. – Прим. ред.

41

Бонза (книжн.) – чванное должностное лицо, надменный чиновник. – Прим. ред.

42

Яркий представитель стиля easy-leasting (музыки настроения), известный дирижер. – Прим. ред.

43

Название стиля модерн в Германии. – Прим. ред.

44

Название стиля модерн применительно к мебели. – Прим. ред.

45

Немецкое пресс-агентство. – Прим. ред.

46

Подъемник (лифт) непрерывного действия. – Прим. ред.

47

Сорта мягкого сыра. – Прим. ред.

48

Крутые парни (англ.).

49

Игра слов: England (нем.) – Англия, Engelland (нем.) – букв, «край ангелов». – Прим. пер.

50

Крабовое мясо (англ.).

51

От нем. Reibeisen – тёрка. – Прим. пер.

52

От нем. Leiche – труп и Muller – мельник. – Прим. пер.

53

Искаж. польск. «пенендзе» – «деньги» (берлинский диалект).

54

Искаж. англ. «home-breaker» – букв.: «разрушительница дома». – Прим. пер.

55

От нем. Knipp, прищелкивание пальцами – буквально: прищелкиватель пальцами. – Прим. пер.

56

Пока (англ.).

57

Макетчик (англ.).

58

Стальной шлем (нем.).

59

Выдающийся английский нейрофизиолог, один из создателей электроэнцефалографии, автор модели нервной системы, изобретатель первых кибернетических моделей. – Прим. ред.

60

Извините (фр.).

61

Обращение к незамужней девушке (фр.).

62

Господин (фр.).

63

Немецкий публицист и философ. – Прим. ред.

64

Американский писатель-беллетрист середины XX века. – Прим. ред.

65

Знаменитые голливудские актеры, известные по фильму «Римские каникулы». – Прим. ред.

66

Лунная река (англ.).

67

Гогенцоллерны – династия бранденбургских курфюрстов в 1415–1710, прусских королей в 1710–1918, германских императоров в 1871–1918 гг. – Прим. пер.

68

Южно-германский род, правивший с 1180 по 1918 год в Баварии. – Прим. ред.

69

Да здравствует Пизанская башня! (итал.).

70

Орден Федеративной Республики Германии. – Прим. ред.

71

Извините за беспокойство (англ.).

72

Да, в чем дело? (англ.).

73

Аптекарь (искаж. англ.).

74

Рад вас видеть (англ.).

75

Хорошо, ладно (англ.).

76

Извините меня, леди (англ.).

77

Вы развернете свою машину и… (англ.).

78

От нем. Seerose – кувшинка, водяная лилия. – Прим. пер.

79

Контаминация от нем. Schmeidig – эластичный, гибкий, и Schmeichler – льстец, лиса. – Прим. пер.

80

Ограниченная способность мышления (англ.).

81

Шёк Отмар (1886–1957) – один из наиболее выдающихся швейцарских композиторов XX века. – Прим. ред.

82

Немецкий поэт-романтик (1788–1875). – Прим. ред.

83

Фон, подоплека (англ.).

84

Бешеная лошадка (англ.).

85

Любовь – великолепная вещь (англ.).

86

Давидсвахе – полицейский участок в Гамбурге. – Прим. пер.

87

Первая жена персидского шаха. – Прим. ред.

88

Бельгийская королева. – Прим. ред.

89

Худющий (нем.).

90

MAD – Военная контрразведка, одна из официальных шпионских организаций в ФРГ. – Прим. пер.

91

Туманный день в Лондоне (англ.).

92

…и вдруг повсюду засветило солнце! (англ.).

93

Хоровод (англ.).

94

Оставь меня в покое, проклятый сукин сын! Каждый человек должен сражаться на своих собственных полях сражений! (англ.).

95

Все, что я хотел сделать – это помочь тебе. (англ.).

96

Немецкий машиностроительный завод. – Прим. пер.

97

Вечнозеленые (англ.).

98

Вы не знаете, Жюль, что все женщины от меня без ума (фр.).

99

Заниматься любовью (фр.).

100

Я собираюсь в сентиментальное путешествие (англ.).

101

Благодарю, сэр (англ.).

102

От фр. L’argent – деньги.

103

Пока, Луиза. И удачи вам! (англ.).

104

Очаровательная старая леди (англ.).

105

В согласии (франц.).

106

Удачи, месье (франц.).

107

Я всегда гоняюсь за радугами (англ.).

108

Черт возьми! (франц.).

109

Тогда (фр.).

110

Polyp (нем.) – букв, полип; перен. разг. полицейский. – Прим. пер.

111

Траппер (Trapper, англ.) – охотник на пушных зверей в Северной Америке. – Прим. пер.

112

Пагинация (от лат. pagina – страница) – последовательная нумерация страниц (полос), столбцов (колонок), иллюстраций в печатных изданиях. – Прим. пер.

113

Красная гора (англ.).

114

Но такова жизнь (англ.).

115

От нем. Knipp, прищелкивание пальцами – буквально: прищелкивающий пальцами. – Примеч. пер.

116

Лютер (Luther) Мартин (1483–1546) – деятель Реформации в Германии. Основатель лютеранства. Перевел на немецкий язык Библию, чем утвердил нормы общенемецкого литературного языка. – Прим. пер.

117

IND (Independent Subway, независимое метро) – название одной из трех подземно-транспортных сетей Нью-Йорка, наряду с IRT (Interborough Rapid Transit, междугородные скорые перевозки) и ВМТ (Brooklyn-Manhattan Transit, Бруклин-Манхэттэнские перевозки) существовавших до 1967 года, когда произошло их слияние. IND была сформирована городом в 1920-х гг. как независимая компания. Некоторые линии IND поддерживали надземные линии IRT и ВМТ. Когда город в 1940-м году выкупил обанкротившиеся компании ВМТ и IRT, многие надземные линии были закрыты. А в 1967-м году были присоединены все оставшиеся компании. – Прим. пер.

118

Береговая парковая автострада (англ.).

119

Святой Крест (англ.).

120

Spring Creek (англ.) – весенний ручей или бьющий родник.

121

Вау (англ.) – залив, бухта. – Прим. пер.

122

Верхний Залив (англ.).

123

Бруклинское объединение газовой компании (англ.).

124

Американское полушарие (англ.).

125

Американский звездный путь (англ.).

126

Вооруженные силы Федеративной Республики Германии. – Прим. пер.

127

Спасибо, синьор, спасибо! (итал.).

128

Наилучшие пожелания! (итал.)

129