Текст книги "Из чего созданы сны"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 45 страниц)

Штальхут поднялся, подошел к монитору и нажал на кнопку. Тем самым он, очевидно, подал сигнал своим друзьям прервать демонстрацию программы, потому что зеленые буквы погасли, и на черном экране снова замерцали искры. Снизу издалека еле слышно донесся до двенадцатого этажа гул работ на строительстве метро.

– Судя по итоговым результатам, – снова заговорил Штальхут, – первостепенной темой, гарантирующей наибольший успех, компьютер считает репортаж или серию репортажей о беженцах – детях и молодежи, если «Блиц» собирается сделать поворот на леволиберальный курс. У этой темы – наивысший рейтинг, она интересует в одинаковой степени женщин и мужчин – независимо от уровня доходов, профессии, возраста и социального положения.

– Значит, с первой темой решено, – торжественно произнес издатель. – Херфорд пригласил вас, чтобы продемонстрировать результаты этого исследования, равно как они были продемонстрированы его жене и ему, в первый раз и одновременно с вами. Есть ли у кого-либо из господ возражения против намеченного леволиберального сдвига? Мы живем в условиях демократии. В моем издательстве демократическое руководство. Я и сам демократ.

Меня чуть не стошнило.

– Если большинство аргументированно убедит Херфорда, нет, если просто образуется большинство, то Херфорд готов отказаться от своего плана. Итак?

Молчание.

– Ни у кого нет возражений?

– Ни у кого, – с верноподданическим усердием откликнулся Лестер. – Мы все в полном восторге. Не так ли, господа?

– Все – за, – коротко заключил Ротауг.

– Хорошо, хорошо. Херфорд просил вас, Роланд, и вас, Энгельгардт, принять участие в этом обсуждении, потому что вы – наш лучший автор, а вы – наш лучший фотограф. Херфорд хочет, чтобы первый репортаж или серия, или что там получится были сделаны его лучшими людьми. Понятно?

– Да, – ответил я. Сейчас мне снова стало немного лучше. В фирме с левым уклоном работать куда приятнее, чем с правым, хотя я хорошо понимал, что это только временное состояние. Я имею в виду уклон.

– Это большая честь, благодарю вас, господин Херфорд, – сказал Берти. – С удовольствием поработаю снова с Вальтером. И ваше решение я тоже приветствую. Интеллигентный человек вообще не может быть сегодня ни кем другим, кроме как социалистом.

Все озадаченно молчали.

Наконец Херфорд гулко рассмеялся.

– Вы правы, Энгельгардт. По крайней мере, это свидетельствует о том, что Херфорд не идиот, не так ли? – сказал человек с миллионным состоянием. Он снова стал серьезным: – Значит, вы двое напишете репортаж о детях и подростках.

– Но просветительская серия… – тут же влез в разговор Лестер.

– Бывало, я писал четыре серии одновременно, – возразил я.

– Так-то оно так. Только вот с этой последней частью, которую вы сдали сегодня… – коварно добавил Лестер, он долго ждал этой минуты.

– А что с этой частью? – спросил Херфорд.

– У женской конференции была масса возражений, – пояснил Лестер и улыбнулся мне.

Я улыбнулся ему в ответ.

– Ради Бога! Вы конечно же должны их все учесть, Роланд, – испуганно сказал Херфорд. – И как можно быстрее. Сегодня для вас последний день. Самый последний. А почему…

– Болел, – вставил Хэм.

– Опять слишком много… ага, – Херфорд откашлялся. – Ну, так теперь перепишите, и поскорее.

Лестер выжидающе посмотрел на меня.

«Вот дерьмо!» – подумал я. Видите, какой у меня благородный характер?

– Разумеется, господин Херфорд, – ответил я. – Прямо сейчас и перепишу.

Лестер перекосился от злости. Он так надеялся, что я снова откажусь, и будет скандал.

– И обязательно напишите еще одну часть для следующего номера, раз вы с Энгельгардтом уезжаете! – добавил Херфорд.

– Сегодня к ночи сделаю, – снова согласился я. Вот так характер! Но я хотел писать о детях. Неважно, что у меня получится. Мне нужно, наконец, снова написать о чем-нибудь другом, кроме оргазмов, объятий, петтинга и эрогенных зон. Чтобы не сойти с ума.

– Очень хорошо, – сказал Херфорд.

– Знаем, знаем, чего от вас можно ждать, – добавила Мамочка. Мне опять стало плохо. – Боже мой, да он еще может краснеть, посмотри, Херфорд!

– В самом деле, – искренне удивился Ротауг. Он смотрел на меня, напряженно размышляя.

– Где находятся эти дети, Штальхут? – спросил Херфорд.

– Подростки до восемнадцати лет и дети находятся в лагере «Нойроде». Он расположен к северу от Бремена. Взрослые размещены в других лагерях. В «Нойроде» находятся дети многих наций. Сейчас, конечно, большей частью чехи. Но также греки…

– Греция входит в НАТО, – напомнил Ротауг.

– …поляки и испанцы.

– А как же наш дом на Мальорке! – вскрикнула Мамочка и нервно прикрыла рукой рот.

– Кончайте мне про НАТО и наш дом на Мальорке, – произнес Херфорд, поднимаясь. На лице у него появилось свирепое выражение. – Хотим мы леволиберального курса или нет? Ну, то-то же! Тогда нам нужно немного мужества. Ничего не случится. Целая толпа социалистов имеют дома в Испании. И НАТО ничего не может Херфорду сказать. Кроме того, это будет репортаж с human appeal и human interest! – Он увлекся, широко раскинул руки. – Дети, невинные дети! Конечно, политический background,^[83] но с человеческой точки зрения! С человеческой, господа, понятно?

– Да, – сказал Берти.

– Да, – повторил я, – с человеческой. – Я вспомнил о старике Клефельде, которого вовремя не уволили.

– Ну и в то же время – это ваше дело, как вы сделаете, за это вам Херфорд и платит! – в то же время, чтобы это было потрясающее обвинение против бесчеловечности во всех государствах и при всех режимах! Вы слышите, Ротауг? При всех!

– «Нойроде», эта Голгофа невинной молодежи… – изрек Хэм на полном серьезе.

– Голгофа, да-да, Голгофа! Надо бы вынести это в заголовок! – воскликнула Мамочка и снова провела рукой по глазам.

Может, вы думаете, что я здесь преувеличиваю, представляю людей в карикатурном виде. Нет, вовсе нет. Все именно так и было. Именно так. Слова Мамочки казались чудовищным цинизмом, если вспомнить, что творилось в этом издательстве с его компьютерной направляющей. Но Мамочка и Херфорд не были циниками. Они были слишком ограниченными, чтобы быть циничными. Не были они и плохими людьми. Я имею в виду: не хуже других миллионеров, желающих иметь еще больше миллионов. Они были просто частью общественной системы, в которой жили. Ей они были обязаны своим возникновением и своим существованием. Как и все мы. Тот, кто понимал это, как Хэм, был умным и достойным сочувствия, потому что, если в нем еще оставалась хоть капля порядочности, он вынужден был постоянно одурманивать себя, чтобы выдержать на этом предприятии, не послать все к черту. Одурманивать себя музыкой и философией, не ведущей никуда. Одурманивать себя бабами и пьянством, как я, друг и ученик Хэма. «Прямо сейчас в издательстве перепишу это дурацкое продолжение, – думал я, – а потом поеду домой и набросаю еще одну часть для следующего номера. Тогда поздно ночью или рано утром мы сможем двинуться в путь. Главное, не забыть взять с собой карманную фляжку и пару бутылок „Чивас“».

– И позаботьтесь о подходящей фотографии на обложку, господа, – напомнил очень похожий на английского аристократа директор издательства Освальд Зеерозе. Он вообще заговорил в четвертый или пятый раз за эти полдня. Молчаливый господин. Его время говорить было еще впереди, но тогда я об этом не догадывался. – Мы должны подчеркнуть изменение политической ориентации, в том числе и зрительно.

Берти кивнул.

Херфорд снова пошел к конторке. Все встали и молитвенно сложили руки, кроме Хэма, Берти и меня.

– Херфорд прочтет еще одно место из Книги книг. Пусть оно озарит свершение нашего плана, – произнес издатель. Он перелистал огромные тяжелые пергаментные страницы, довольно много, пока нашел то, что искал. Он знал Библию наизусть. – «Господь мой пастырь… – читал Томас Херфорд, и Мамочка взволнованно кивала. – Ни в чем не будет у меня недостатка. Он укрепит мою душу; Он выведет меня на правильную дорогу именем своим». – Херфорд замолчал, потом твердо сказал: – Аминь.

– Аминь, – повторили снова все, за исключением Хэма, Берти и меня. Зазвонил телефон.

Парой широких шагов издатель пересек кабинет, подошел к письменному столу и поднял одну из трубок.

– Да? – Он послушал. – Хорошо. – Нажал клавишу серебряного селектора и прогудел: – Ну, что, Харальд?

– Повезло, Томми! – раздался из динамика ликующий голос шефа отдела кадров. – Сразу же порылся в картотеке и нашел одного! Петер Миле! Работник группы «Кружки читателей»… У нас всего два года. Социалист. Давно уже выступает и подстрекает людей насчет их прав и профсоюза и так далее!

– Значит, социалист? Подстрекатель, да? – прорычал Херфорд.

– Да. И с ним у нас еще достаточно времени для извещения об увольнении! У него жена, трое детей, квартира на правах собственности и куча долгов на шее. Всего двадцать девять лет. Он не будет скандалить и сразу уйдет, не сомневаюсь!

– Ну, отлично, – провозгласил Херфорд, и его лицо расплылось в счастливой улыбке. – Надо увольнять парня, тут и думать нечего! Херфорд знал, что ты кого-нибудь найдешь, Харальд! Так что, Херфорд может немедленно принимать молодого Хеллеринга на фирму, ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха! – доносился из динамика пронзительный смех Харальда Фиброка. А мы, значит, перешли на левый курс.

Боже, укрепи наши души.

С леволиберальными принципами.

С грудью, полностью обнаженной.

НАБОР

1

Следующим поездом на Гамбург был скорый из Кёльна, в Бремен он прибывал в 4.30 утра, а в Гамбург – в 5-49. Фройляйн Луиза купила билет второго класса и села на скамейку возле столба. Огромный вокзальный перрон был безлюден. Кое-где на скамейках, как на всех вокзалах, спали, съежившись от холода, бездомные.

Несколько раз фройляйн Луиза вздремнула, но каждый раз, когда ее начинало клонить вперед, она вздрагивала. «Сумка!» – испуганно проносилось в голове. Сумка с огромными деньгами! Сумку она зажала между собой и столбом, и она неизменно оказывалась на месте, когда фройляйн Луиза испуганно встряхивала головой.

В четыре она вышла на продуваемую сильными ветрами привокзальную площадь и купила у торговца сосисками стаканчик горячего кофе, который тут же выпила маленькими глотками. Потом она взяла еще один. Продавец в киоске с закусками безудержно зевал. Он вышел в раннюю смену и явно не выспался. Фройляйн Луиза, вздремнувшая лишь самую малость, была совершенно бодра. «В последний раз я ездила на поезде почти год назад, – вспомнила она. – А в Гамбург я и вовсе никогда не ездила поездом, всегда только на машине. Да, уже три года, как я не была там…»

Фройляйн Луиза чувствовала себя так, словно вместо отчаянно мерзкого кофе выпила шампанского, она просто парила в облаках от счастья. На самом деле, это, конечно, было волнение из-за той авантюры, в которую она пустилась. Из болота и одиночества – сразу в Гамбург, а там куда? Куда податься сначала? И что делать? Плана у нее пока никакого не было. Все, что было, – это телефонный номер, два имени и два адреса.

О, она не имела права ошибиться! А ее друзья! Конечно же, ведь у нее еще были друзья! Они помогут ей, как уже не раз помогали. Разве она добралась бы так быстро сюда без Франтишека? Луиза приободрилась и смело заказала пару сосисок с горчицей. Съедая их, она мысленно взывала к Всевышнему: «Спасибо, что Ты так все устроил и помогаешь мне. Пожалуйста, помогай мне и впредь. Сделай так, чтобы зло было наказано, а добро восторжествовало – так всегда говорит наш господин пастор, правда, он говорит, что это произойдет в отдаленном будущем. Пожалуйста, сделай так, чтобы со мной это произошло очень скоро, у меня больше нет времени долго ждать. Аминь».

После этого она соскребла кусочком второй сосиски остатки горчицы с картонной тарелочки, с которой ела, и отправила сосиску в рот. Затем расплатилась.

– Вы довольны, сударыня? – поинтересовался невыспавшийся продавец.

– Очень, – ответила фройляйн Луиза и великодушно солгала: – Кофе был отличный.

– Спасибо, сударыня.

Луиза внимательно пересчитала мелочь, которую она получила с десятимарковой купюры, пододвинула усталому продавцу двадцать пфеннигов и сказала:

– Это для вас.

– Спасибо, сударыня, – снова сказал продавец.

Поезд из Кёльна прибыл вовремя.

На безлюдной, пустынной платформе завывал ветер. Раскачивались дуговые лампы. Неожиданно раздался хриплый голос из репродуктора. Из поезда никто не вышел. Садились лишь двое – фройляйн Луиза и высокий, крепкий мужчина лет сорока в толстом пальто, без шляпы и с красной книгой в руке.

Дверь вагона, который облюбовала себе фройляйн Луиза, не открывалась.

– Разрешите… – произнес высокий мужчина и улыбнулся фройляйн Луизе. У него были темные глаза, широкое лицо и черные, коротко остриженные, вьющиеся волосы. Он ловко повертел ручку, и дверь внезапно распахнулась. Мужчина протянул фройляйн Луизе руку. – Ступеньки высокие, – произнес он, помогая женщине, словно догадался, что у нее проблемы с ногами. Он поднялся вслед за ней. Как только он закрыл за собой дверь, поезд тут же тронулся. Они пошли по тускло освещенному проходу, фройляйн Луиза впереди. Жалюзи на большинстве окошечек купе в этом вагоне второго класса были опущены.

– Все, конечно, спят, – заметила фройляйн Луиза. – Если открыть дверь, мы их разбудим.

– Там, в конце, в одном купе горит свет, – отозвался мужчина.

Дойдя до него, они обнаружили, что жалюзи были подняты и в купе никого не было.

– Зайдем сюда, – предложила фройляйн Луиза. Мужчина кивнул, и они вошли в купе. Фройляйн Луиза села к окошку, плотно прижав сумку к коленям. Незнакомец, у которого под синим пальто оказались темный костюм и белая рубашка с красно-розовым галстуком, сел напротив нее.

– О, – тут же спохватился он, – вы, может быть, хотите еще поспать? Я выключу свет.

– Нет, нет, не надо, – отозвалась фройляйн Луиза. – Я не хочу спать. Совершенно не хочу. А у вас ведь книга с собой. Вы наверняка хотите почитать.

– Да, если вам это действительно не помешает, – ответил мужчина в розовом галстуке. Он вытащил из нагрудного кармана очки в тонкой золотой оправе и надел их. «Стало быть, он дальнозоркий», – отметила про себя фройляйн. Мужчина улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ. Когда он поднял книгу и открыл ее, у фройляйн Луизы перехватило дыхание. Ей удалось прочитать название, написанное золотыми буквами на красной обложке:

НОВЫЙ ПОРЯДОК НОВОГО НЕБА И НОВОЙ ЗЕМЛИ

А внизу, помельче, стояло:

СТОРОЖЕВАЯ БАШНЯ

Сердце фройляйн Луизы забилось почти с той же скоростью, с какой вращались колеса поезда, уже мчавшегося на всех парах сквозь бушующую непогоду. Мужчина в розовом галстуке читал не что иное, как книгу свидетелей Иеговы! А «Сторожевая башня» – так называлось их издательство!

«Кошмар какой, все будто во сне, – проносилось в голове у фройляйн. – Этот человек… а если он тоже… Наверняка он здесь, чтобы сопровождать ее в Гамбург… А там ее будет ждать еще один друг, чтобы помочь ей… Нет, это было бы слишком чудесно, слишком замечательно»!

Фройляйн Луиза, конечно, побаивалась внешнего мира, который она едва ли знала после стольких лет одиночества на болоте. Поэтому она еще немного сомневалась. Ах, как было бы однако чудесно, если бы друзья вели и наставляли ее в будущем!

Фройляйн Луиза тихонько пробормотала:

– И произошло это в начале судного дня тысячелетнего царства…

– Что? – Мужчина в розовом галстуке поднял голову и, улыбаясь, взглянул на нее поверх очков. – Вы что-то сказали?

– Да, – произнесла фройляйн Луиза. – Я сказала, и произошло это в начале судного дня тысячелетнего царства…

Мужчина удивленно посмотрел на нее.

– И в самом деле, – проговорил он. – Я об этом как раз читаю. В этот судный день, сказано здесь, земля и небо «бежали» от лица того, кого Святой Иоанн Богослов увидел сидящим «на великом белом престоле». «И не нашлось им места», этому растленному небу и этой растленной земле. Они тогда были навеки уничтожены. Так сказано в «Откровении Святого Иоанна Богослова».

Окончательно осмелев, фройляйн Луиза процитировала: «И увидел я великий белый престол и Сидящего на нем, от лица Которого бежало небо и земля, и не нашлось им места…»

– Откуда же вы это знаете? – серьезно и дружелюбно поинтересовался высокий мужчина.

Почувствовав доверие к нему, фройляйн Луиза уверенно произнесла тоном заговорщицы:

– Ну так ты же сам мне все время об этом рассказывал все эти годы на болоте! В чем дело? Ты что, не узнаешь меня? Я же Луиза!

Последовала короткая пауза, потом мужчина кивнул:

– Разумеется. Как это глупо с моей стороны. Ты – Луиза.

Колеса продолжали яростно стучать, поезд мчался в ночи, вокруг все так же неистовствовала буря.

– А ты мой свидетель Иеговы, – продолжила фройляйн. – Ведь это ты? Мой друг, умерший свидетель?

Мужчина ответил еще дружелюбнее, мягким, вкрадчивым голосом:

– Да-да, я и есть твой умерший друг, твой свидетель.

– Из болота, – уточнила фройляйн.

– Из болота, – подтвердил он.

– Я ведь почему спрашиваю, мне нужно быть осторожной, понимаешь? В плохую историю мы ввязались, вот что я тебе скажу. Между нами говоря, только по секрету: я иногда ужасно боюсь.

– Тебе не надо ничего бояться, Луиза, – произнес мужчина. – Я с тобой.

– Вы ведь все со мной, да? – в вопросе женщины звучала надежда.

– Конечно, мы все, – подтвердил мужчина.

– В чье тело ты вселился? – спросила фройляйн Луиза. – Как мне тебя называть?

– Меня зовут Вольфганг Эркнер, – ответил мужчина. – Ты можешь смело называть меня Вольфгангом, я ведь тоже называю тебя просто Луизой, а не… – Он помедлил.

– А не Луизой Готтшальк, – блаженно улыбнулась фройляйн.

– Луизой Готтшальк, – повторил мужчина, которого звали Вольфгангом Эркнером, и кивнул.

– Я помню все, о чем ты мне рассказывал там, на островке в болоте, – с гордостью произнесла фройляйн Луиза. – Я все взяла себе на заметку. Ты так часто разговаривал со мной, столько лет подряд, и летом, и зимой. Мы ведь и впрямь старые добрые друзья, верно? Ты умерший, а я живая. И когда я к вам приду…

– Ну-ну! – воскликнул Вольфганг Эркнер. – Это еще что такое?

– Да ладно, – отмахнулась фройляйн Луиза. – Я уже старая и не слишком здоровая. Я знаю, еще немножко – и я у вас, у моих добрых друзей. Ну, не будем об этом. Нам еще надо успеть кое-какие важные дела доделать, верно?

– Да-да, конечно, – согласился он.

– А сказать тебе, что ты мне еще рассказывал о новом порядке, сказать? – окончательно разволновалась фройляйн Луиза.

– Да, пожалуйста, – кивнул Вольфганг Эркнер. Его взгляд по-прежнему лучился добротой и благожелательностью.

– В общем, это место из «Откровения», – начала фройляйн Луиза, – точно указывает нам время, когда эту вселенную сменят новое и справедливое небо и новая и справедливая земля, – так ведь?

– Да, это так, Луиза, – подтвердил Эркнер.

– И все это будет не в конце тысячелетнего царства Господа нашего Иисуса Христа, после того как все зло на небе и на земле… – Она споткнулась и беспомощно засмеялась. – Как там дальше?

Он взглянул в свою книгу и быстро произнес:

– После того, как все зло на небе и на земле будет уничтожено в символическом «озере огненном…».

– Точно! – воскликнула фройляйн Луиза. – Ну и память у меня стала, словно решето. – Она икнула и прикрыла рот ладонью. – Извини. Это сосиски.

– Какие еще сосиски?

– По-венски, – ответила фройляйн Луиза.

– Ах вот как, – сказал Вольфганг Эркнер.

– Я на вокзале съела парочку, но слишком торопилась, потому что очень голодная была. Теперь они дают о себе знать… Нет, не тогда придет срок, а в начале тысячелетнего царства Господа Иисуса Христа. Там, в «Откровении», так красиво об этом сказано, ты можешь мне зачитать эти слова, Вольфганг? Они есть в книжке, я знаю, ты не расставался с ней там, на болоте. Прочти, пожалуйста.

– С удовольствием, Луиза, – ответил высокий темноволосый гсподин, поправил очки и прочел нужное место из красной книги: «И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего…»

– Да-да, – вздохнула фройляйн Луиза.

– «…И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло». – Высокий мужчина посмотрел на Луизу. – Вот как это звучит, – произнес он.

Буря продолжала неистовствовать, она словно трепала и раздирала в клочья вагоны мчащегося поезда, в воздухе стоял такой рев и вой, что фройляйн Луиза сказала:

– Какое ужасное рычание. Так, наверное, ревут бедные души в самом низу. Ведь там должно быть ужасно.

– В самом низу, – повторил он.

– Ты ведь понимаешь меня? – спросила фройляйн Луиза.

Мужчина, которого звали Вольфгангом Эркнером, кивнул, серьезно и дружелюбно.

– Эти слова «И смерти не будет уже» – я никогда не могла понять, – произнесла фройляйн Луиза. – Звучит красиво, но ведь все вы, мои друзья, мертвы и счастливы. А в жизни вы были несчастны. Что с вами станет, если смерти больше не будет?

– Сейчас еще рано об этом думать, – заметил темноволосый мужчина.

– Да, конечно, это глупо с моей стороны, Вольфганг, – согласилась фройляйн Луиза. – Это время еще должно прийти. А с ним придут большие перемены, в том числе и для вас!

– Наверняка, – кивнул темноволосый.

– Я вообще-то давно готова быть с вами, – заметила Луиза. – Но не сейчас. Сейчас не получится. Мне ведь надо в Гамбурге дело сделать, верно?

Он кивнул. Теперь буря неслась вдоль поезда. Локомотив издал долгий и жалобный свист. Неожиданно все окутал густой туман, его огромные клочья пролетали мимо окна.

– Убийца маленького бедного Карела должен быть найден, – сказала фройляйн Луиза, – и Ирину мы должны отыскать, пока с ней ничего не случилось. Это самое важное. Это единственно важное! Разве я не права?

– Совершенно права, – ответил темноволосый мужчина. Он наклонился вперед, снял очки и произнес: – Нам надо поговорить, Луиза.

– Так мы ведь это и делаем!

– Еще и о других вещах. О тебе.

– Но ты же все про меня знаешь! – удивилась фройляйн, вдруг почувствовав беспокойство.

– Я еще не все знаю. И должен узнать гораздо больше, – произнес темноволосый мужчина. – И ты должна все обо мне узнать. Меня зовут Вольфганг Эркнер, но я не свидетель Иеговы, и во мне нет духа твоего умершего друга.

– Нет? – испуганно воскликнула она. – Но…

– Подожди, – перебил он. – С тобой ничего не случится. Я позабочусь о тебе.

Странным образом успокоившись, словно смогла заглянуть в будущее, фройляйн Луиза вдруг сказала:

– Да, ты не причинишь мне зла, я тоже так думаю. Все будет замечательно.

Он кивнул. Потом произнес:

– Я должен сказать тебе, кто я по профессии. Я врач.

– Врач? – воскликнула фройляйн.

– Да, психиатр.

– О Господи! – Фройляйн Луиза вновь почувствовала себя несчастной. – А книга? Откуда она у тебя?

– Лежала на лавке на платформе. Я прихватил ее с собой, чтобы почитать.

– А что ты вообще делаешь в это время в поезде? Почему ты не в постели?

– Я бы рад был, – вздохнул он. – К сожалению, мне нужно в Гамбург. И как можно быстрее.

– Зачем? – спросила фройляйн Луиза и почувствовала, что дрожит. Она ошиблась. Он не был ее умершим другом!

– Сегодня вечером из нашей клиники сбежала пациентка, – серьезно произнес Вольфганг Эркнер. – Она очень больна. Мы пока не знаем, как ей удалось покинуть клинику. Во всяком случае, дорожная полиция Гамбурга поймала какую-то женщину и полагает, что это может быть моя пациентка. Поэтому я должен срочно попасть туда, чтобы это установить.

– Вы… Вы… Вы психиатр! – пролепетала фройляйн.

– Да, Луиза, – мягко ответил он.

– Не называйте меня Луиза! – воскликнула она в сердцах.

– Как вам будет угодно, фрау Готтшальк, – произнес он. – Боюсь, что вы не здоровы…

– Я абсолютно здорова!

– …и поэтому нам надо сейчас поговорить о вас. – С этими словами психиатр Вольфганг Эркнер встал и подошел к двери, чтобы опустить жалюзи.

«Западня! – в отчаянии подумала фройляйн Луиза. – Я попала в западню, глупая гусыня! Если я окажусь в руках у этого доктора, он меня уже не выпустит…»

Эркнер спустил первые жалюзи. При этом он повернулся к фройляйн Луизе спиной.

2

Прежде чем потерять сознание, я успел увидеть, как Ирина распахнула дверцу со своей стороны и выпрыгнула из машины. Затем я отключился, жидкость сделала свое дело, и о том, что было дальше, я узнал только потом. Ирина увидела машину, которая спускалась вниз по Эппендорфер Баум, и помчалась на дамбу, размахивая руками. Из оливкового «бьюика», остановившегося за моим «Ламборджини», пулей вылетел мужчина – приятель торговца аптекарскими товарами, который зажал мне лицо мокрой тряпкой. Приятель, который так же мало был в «большом европейском турне», как и второй парень, схватил Ирину за пальто, рывком развернул ее, отчаянно сопротивлявшуюся, и попытался затащить в свою машину. Она ударила его ногой по берцовой кости и заорала как сумасшедшая. Однако буря все заглушила. Ирина освободила одну руку и расцарапала ногтями ему щеки. Из царапин заструилась кровь. Мужчина выругался и изо всех сил ударил Ирину по лицу. У нее перехватило дыхание, и она рухнула. Он подхватил ее и потащил в машину. Парень, так ловко отключивший меня, подскочил к нему, и они вместе попытались засунуть Ирину в «бьюик». Им это почти удалось, но тут, скрипя тормозами, рядом остановилась машина, спустившаяся с дамбы. Это было такси, из которого выскочили двое – Берти и водитель. Шофер, пожилой мужчина, держал в руке домкрат. Он кинулся на парня, усыпившего меня, поднял тяжелый домкрат и обрушил на него. Он целился человеку, который назвался Ричардом Мак-Кормиком, в голову, но попал по затылку. Этого было достаточно. Мак-Кормик дико заорал, упал на колени, держась за шею, а потом опрокинулся. Берти подскочил ко второму парню, воевавшему с Ириной. Она уже почти целиком исчезла на заднем сиденье «бьюика». Берти рванул парня за воротник назад и со всей силой, на которую был способен, ударил его снизу в челюсть. Парень, вероятно, был боксером. Он отряхнулся, словно собака, заворчал и бросился на Берти. В следующую секунду тот повалился, и оба покатились по дамбе. Боксер наносил Берти удары кулаками по лицу. Берти, тоже не какой-нибудь недомерок, изо всех сил молотил того по бокам. Оглушенная Ирина выбралась из машины и стала звать на помощь, но ее крики тонули в реве ветра. Ирина подняла домкрат, выпавший из рук водителя, подбежала к человеку по имени Мак-Кормик, который как раз пытался подняться, и ударила его, опять попав тому по затылку. Он снова повалился.

В этот момент я пришел в себя, и это было первое, что я увидел. Ирина продолжала кричать, но даже я, выйдя из машины почти рядом с ней, не мог разобрать ни слова. Она цеплялась за меня, и наконец я ее услышал:

– Я боюсь… Боюсь… Я так боюсь… Они убьют нас…

– Нет, – ответил я, все еще в легком оцепенении. – Нет! Бегом в мою машину, быстро!

– Но…

– Вперед! – заорал я на нее. Она всхлипнула, обежала «Ламборджини» и снова заползла на переднее сиденье. Понемногу картина вокруг меня начала проясняться. Постепенно ко мне возвращалась способность соображать. Я наклонился, поднял с пола машины из-под руля «кольт-45», выпавший у меня, и вгляделся в этого Мак-Кормика. Он не двигался, и какое-то время должен будет пробыть в отключке. Я подскочил к Берти и второму парню. У Берти дела были плохи. Он лежал на спине, а приятель этого Мак-Кормика, сидевший над ним на корточках, дубасил его кулаками по черепу, обмотанному вновь загаженной повязкой. Водитель пытался оттащить второго парня. Тот размахнулся широким свингом и попал шоферу в живот. Шофер опустился на мостовую, схватившись за живот. Все-таки он был пожилым человеком. Смелым, но староватым. Споткнувшись о него, я направился к Берти и второму парню, поднес к его груди кольт и рявкнул:

– Хватит, или я стреляю, скотина! – Свободной рукой я ударил парня в челюсть. Он прокусил себе губу, и из его рта тонкой струйкой потекла кровь.

– Встать! – гаркнул я.

Покачиваясь, он поднялся, и на нетвердых ногах угодил прямо в руки вновь очухавшегося шофера. Тот размахнулся от всей души и опять долбанул правым кулаком парня в челюсть. Да, сила у этого водилы была. Второй парень закачался. Шофер ударил еще раз по тому же месту. Парень грохнулся о капот «бьюика» и осел.

Водитель побежал к своей машине.

Я заорал:

– Что вы хотите делать?

– Вызвать полицию. По радио…

– Не надо! – закричал я. – Никакой полиции! Пока они приедут, тут все начнется сначала. И кто знает, подфартит ли нам еще раз!

– Вы не высокого мнения о полиции, а? – В его голосе мне послышался подвох.

– Да! – рявкнул я в ответ.

– Ладно, – проорал он. – Мне все равно. Куда вы хотите ехать?

– Прочь отсюда, скорей! – Мне сейчас меньше всего была нужна полиция. После того, как эта полиция расследовала дело Конни Маннера, я потерял к ней всякое доверие.

– Ясное дело, прочь отсюда! Только куда? – заорал шофер. Берти поднялся, слегка покачиваясь и держась за голову, однако снова ухмыляясь. Ох уж этот Берти!

– Отель «Метрополь»! – выкрикнул я.

– Я поеду следом за вами, – проорал шофер. Рев бури почти полностью заглушал наши крики, мы едва понимали друг друга.

– Не нужно! – крикнул я.

– Это вам так кажется! – крикнул он в ответ. – А если снова что-нибудь случится?

– Он прав, – заметил Берти, стоявший вплотную ко мне. – Пусть едет за нами. Старик, это прямо какой-то вестерн. Славный мужик, этот водила. Вовремя мы успели, скажи? – Он махнул рукой шоферу и крикнул: – Езжайте за нами!

Водитель кивнул и прокричал:

– Прихватите мой домкрат! – Он лежал рядом с «Ламборджини». Мы рванули к моей машине, я увидел, что в некоторых окнах зажегся свет и появились силуэты людей. Одно окно было уже открыто. Я не разобрал, что выкрикивал человек в пижаме. Оба туриста, якобы путешествующих по Европе, лежали на дороге. Ну и славно. Я подобрал домкрат, бросил его под сиденье и вскочил в автомобиль. Берти запрыгнул с другой стороны. Обе дверцы захлопнулись. Я с пол-оборота завел машину, мотор взвыл, и, описав на визжащих пневмошинах безумный вираж по дамбе, я помчался в том направлении, откуда мы приехали. За нами, в зеркале заднего вида, я видел фары такси. Старик давал жару, как молодой.

Берти рассказал, что задержался в аэропорту Фульсбюттель, в это время всегда целая вечность уходит на то, чтобы отправить или получить грузы – в отделе фрахта работают только два человека. Такси в аэропорту тоже не было, только то, что сейчас едет за нами.