Текст книги "Из чего созданы сны"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 45 страниц)

– Мужик мчался как сумасшедший, – продолжал Берти. – Я ему сказал, дело срочное. У меня было предчувствие, что мы понадобимся. – Он потрогал свою голову. – Сукин сын, чертовски больно. Всегда по больному месту. Что же все-таки произошло?

Ирина вдруг начала так дрожать, что все ее тело просто сотрясалось. Шок проявился с опозданием.

– Они хотели похитить меня… Они хотели похитить меня… Они хотели… – Она вдруг пронзительно завизжала: – Что здесь происходит? Что здесь происходит? Я этого больше не выдержу! Я хочу знать, что здесь… – Она снова вцепилась в руль, «ламборджини» швырнуло в сторону.

– Проклятье! – завопил я. – Не смейте…

Берти влепил ей две пощечины: одну справа, другую слева. Она замолкла и растерянно посмотрела на него. Руль однако отпустила, к счастью. Я уже был двумя колесами на тротуаре.

– Сожалею, – произнес Берти. – Я не мог иначе. Все в порядке?

Она кивнула и снова принялась всхлипывать, я тем временем сбросил скорость и свернул на Ротенбаум-шоссе, на этот раз в южном направлении. Она проговорила:

– Извините. Мне действительно очень жаль. Но у меня все смешалось в голове. Я абсолютно ничего не понимаю. Что здесь произошло? Скажите же мне!

– Мы это выясним, – ответил я. – Вы же сказали в лагере, что доверяете мне, разве не так?

– Да.

– И сейчас еще доверяете?

– Да, господин Роланд. – Это прозвучало очень тихо.

– Тогда все в порядке. – Я посмотрел в зеркало заднего вида.

– Твой дружок исправно едет за нами, – заметил я.

– Слава Богу, – отозвался Берти. – У меня остались бумаги по этому гомику Конкону в его машине.

Я свернул налево на Хагедорнштрассе. Такси ехало следом. Я пересек улицу Миттельвег и оказался на Харвестерхудер-вег. Мы поехали вдоль темного Альстерпарка, за которым я увидел пенящуюся воду озера Альстер.

Я миновал дом с мемориальной доской в честь Генриха Гейне, «поэта, борца и голоса совести», как там было написано. Я часто видел эту доску, когда останавливался в «Метрополе». На другой стороне улицы, в парке, находился Англо-Германский клуб. За улицей Софиентеррассе возвышалось внушительное здание гарнизонного управления, дальше шли виллы, а за ними концерн Герлинга. Большинство домов на правой стороне улицы скрывалось за пышными палисадниками.

– Цирк какой-то, – произнес Берти. – Ни за что на свете не поверю в такие вещи. Но если кто-то поверит, он с этим нахлебается.

– С чем нахлебается? – не понял я.

Такси неизменно шло следом.

– Ну, с твоей шизанутой фройляйн Луизой и ее друзьями. – Незадолго до этого я рассказал ему о своих приключениях с французским антикваром, польским портье и норвежским матросом. – Бред какой-то. А может, нет?

Я пожал плечами.

– Я спрашиваю себя: а может нет? Так просто, не потому что я мог бы в это поверить. Я ни во что не верю. Только странно все как-то.

– Что? – спросила Ирина.

– Шофер, – пояснил Берти.

– А что с ним?

– Да так, – сказал Берти. – Глупо просто даже говорить об этом. Но его фамилия Иванов. Владимир Иванов. Он сам мне рассказал. Он приехал в Германию ребенком с родителями и остался здесь. Тыщу лет назад. В Гамбурге. Говорит вообще без акцента.

– Русский? – переспросила Ирина в полной растерянности.

– В том-то и дело, что русский, – ответил Берти. – Все ведь становятся такими хорошими, когда умрут, как сказала фройляйн, разве нет? Могу только сказать, если бы американец и норвежец вздумали вернуться к жизни, хорошими они бы сейчас точно не были. Но это, конечно, чистейший бред. Мы же нормальные, а фройляйн сумасшедшая. Мертвые не возвращаются.

– Разумеется, нет, – сказал я, вспомнив о своем телефонном разговоре с Хэмом.

– Чушь собачья, – сказал Берти.

– Чушь собачья, – отозвался я.

Мы помолчали, я ехал мимо Пезельдорфервег, мимо многочисленных красивых вилл по правой стороне улицы и темного парка и воды по левой стороне. Я миновал Альстер-шоссе, продолжение которого, уходящее в парк, называется Фэрдамм.

Я знал, что Фэрдамм ведет к причалу парома, который был меньше, чем ходящие по Альстер теплоходы. Днем он все время курсировал между парком и домом паромщика в Уленхорсте на другой стороне озера Альстер. Возле причала стояла маленькая будка паромщика. Сейчас, конечно, паром не ходил, а летом там можно было видеть множество пестрых столиков и шезлонгов под кронами деревьев.

На правой стороне улицы между фешенебельными виллами возвышалась череда монументальных зданий: концерн «Райхольд Альберт Хеми», Главный финансовый комитет Гамбурга, Государственный институт музыки и изобразительных искусств, Британское Генеральное консульство, а внизу, на Альте-Рабенштрассе, находилось Немецкое граммофонное общество…

Ирина произнесла:

– Наверное, мертвые остаются хорошими, пока они мертвы, и снова становятся злыми, когда возвращаются в жизнь?

– Ирина! – возмутился я. – И вы туда же?

– Нет-нет, – смутилась она. – Слишком много виски, шока и страха. Из-за этого я несу такую чушь.

– Нам нужно сохранять ясную голову, – сказал Берти. – Одной сумасшедшей достаточно во всей этой истории. Дайка мне бутылку, Вальтер. Вот скотство, как же этот мерзавец дал мне по башке!

– Ну, ты ему тоже, – заметил я.

– Да уж, – улыбнулся Берти своей ангельской улыбкой и отхлебнул из бутылки. – Я ему тоже пару раз знатно врезал, скажи?

– Первоклассно, старичок, – сказал я, переехав на другую сторону улицы. Мы доехали до отеля «Метрополь». Я остановился у входа. За нами притормозило такси с русским водителем. Из отеля вышел знакомый мне служащий. Мы пожали друг другу руки. Он занялся нашим багажом и моими костюмами, а этот русский – Владимир Иванов – ему помогал.

У Иванова было весьма приятное лицо, он был очень дружелюбен. Я поблагодарил его и дал денег, довольно много. Сначала он не хотел брать, потом, разумеется, взял. Он протянул мне визитную карточку со своей фамилией и номером его такси с радиосвязью и пояснил:

– Там стоит телефон диспетчерской. Я сейчас посплю пару часов, не больше. Если вам завтра, я имею в виду – сегодня утром, понадобится такси, закажите меня. Я вас отвезу куда угодно. Я надежный.

– Да, – согласился я, – мы это заметили.

– А дела идут не слишком хорошо, – добавил он. – Вы вспомните обо мне, господин?

«Почему бы и нет», – подумал я и произнес:

– Непременно.

3

Номер люкс 423 в отеле «Метрополь» представлял собой полную противоположность барачной комнатке фройляйн Луизы, где я впервые увидел Ирину. Я все время возвращался в мыслях к этой каморке. Если она олицетворяла собою нищету, то этот номер – богатство ФРГ. Все окна выходили в парк. Через переднюю вы попадали в салон, откуда мягкая обитая дверь вела в спальню. Из спальни можно было пройти в ванную – синий кафель, пол с подогревом, две ванны и две раковины огромных размеров. Спальня и салон были обиты темно-синими шелковыми обоями с вышитыми лилиями, полы были устланы коврами поверх синего велюра; изысканная мебель, белые потолки с лепниной и плотные шторы из синей камки довершали картину роскоши. Ложе было немыслимых размеров, как и полагается французским двуспальным кроватям, с кремовыми деревянными спинками, позолоченными сверху. В салоне стоял диван. В обеих комнатах были и хрустальные люстры, и торшеры, и интимная подсветка – на любой вкус. Ну и, разумеется, электрические подсвечники на стенах. В салоне висели старинные офорты с видами Гамбурга, в спальне – репродукции картин Буше.

Ирина в своем матерчатом пальтишке, надетом на кофту и жакет, стояла посреди салона. Оглядев все это великолепие, она сказала:

– В таком отеле я еще никогда не жила. А вы, да. Вы, конечно, всегда останавливаетесь в таких?

– Да, – ответил я. – Если нет ничего получше.

Она отодвинула одну из тяжелых портьер и выглянула в темный парк. Я подошел к ней. Дождь хлестал по стеклу, а на другом берегу, на улице Шене Аусзихт, еще сверкали огни, отражаясь в водах озера Альстер и небольшого пруда, расположенного в парке.

– В этом пруду тоже вода из Альстера, – заметил я.

Она опустила портьеру и серьезно посмотрела на меня, ее большие глаза были полны грусти.

В дверь постучали.

Служащий отеля принес мой чемодан, костюмы, магнитофон, дипломат и пишущую машинку, получив за это, как обычно, чересчур щедрые чаевые.

– Спасибо, господин Роланд. Вашу машину диспетчер гаража отогнал вниз, в гараж.

– Прекрасно, – кивнул я. Самое время исчезнуть «Ламборджини». – А можно у вашего диспетчера взять сейчас напрокат машину?

– Разумеется, господин Роланд. Мы работаем круглосуточно.

Он улыбнулся и исчез. Сразу же за ним появился этажный кельнер, свежий, безукоризненно одетый, бодрый и вежливый. (Было 3 часа 25 минут ночи!) Он принес серебряный термос со льдом, два бокала, содовую и бутылку виски «Чивас».

– Ваша бутылка, господин Роланд. Господин Хайнце сразу же уведомил нас, что вы прибыли.

– Спасибо, – сказал я. Кельнер, в свою очередь, также получил чересчур щедрые чаевые.

Затем явился другой служащий и принес упакованную в целлофан зубную щетку, зубную пасту, щеточку для ногтей, жидкость для полоскания рта и баночку очень хорошего крема для снятия косметики.

– С наилучшими пожеланиями от господина Хайнце, – произнес он. – Желаю хорошо отдохнуть.

– Минутку! – ухватил я его у самой двери. – Чаевые.

– Премного благодарен, господин Роланд!

Самые большие чаевые, разумеется, получил господин Хайнце, ночной портье. Он был один. У расположенной напротив стойки приема постояльцев в это время никто не работал. Лишь двое служащих стояли наготове. Я здесь знал всех портье, и тех, кто работал в дневную смену, и ночных. Знал всех по имени. Это было важно. Любому человеку приятно, когда помнят его имя. Я знаю десятки портье во всем мире. Зубную пасту и остальное Хайнце собрал из запасов гостиницы. Ведь у Ирины не было ничего, кроме того, что на ней. «Надо будет пойти и купить ей днем все, что положено», – подумал я.

Хайнце был крупным мужчиной с бледным лицом и большими мешками под глазами. Он просто просиял, когда мы вошли. Я всегда спрашивал себя, искренне ли радуются портье некоторым постояльцам, если, конечно, не брать в расчет чаевые. Думаю, что искренне. Им так часто приходится иметь дело со всякой мразью, что они рады приветствовать того, кто им симпатичен.

В огромном холле позади стойки Хайнце горели все огни. Бесшумно двигаясь, уборщицы основательно драили холл. Даже их пылесосы почти не производили никакого шума. Я сказал Хайнце, что мне нужен номер люкс, желательно как можно выше, и отдельный номер с ванной для Берти.

– У нас сейчас два конгресса, господин Роланд… Но для вас мы, конечно, что-нибудь подыщем, как всегда…

Как всегда.

С какими девочками я здесь только не останавливался. Достаточно было лишь подписать карточку постояльца. Я просто писал «с женой». Так я сделал и на этот раз. Господин Хайнце и бровью не повел. Он обращался к Ирине с изысканной вежливостью, та безумно стеснялась. Казалось, он не замечал, что наша одежда еще хранила следы уличной грязи после драки. Мне никогда не приходилось самому заполнять карточку; если я приезжал ночью, это делал портье, днем – кто-нибудь из администрации напротив. У них были все сведения обо мне. Они меня знали. Я рассказал Хайнце что-то насчет багажа Ирины, по ошибке попавшего не в тот самолет, и он пообещал собрать все необходимое и прислать в номер. Нам отвели номер 423. Классный парень, этот Хайнце. Вообще, все ребята из отеля были классные.

Берти получил номер этажом выше, по-другому не получилось. Хайнце ненадолго оставил свой пост и поднялся с Ириной и со мной в номер, включил свет и убедился, что все в порядке. Уходя, он получил свои чаевые. Если все постояльцы дают ему столько же, он скоро сможет открыть собственный «Метрополь»…

Бесконечно смущенная, Ирина стояла в своем пальтеце посреди салона и осматривала мебель и офорты. От замешательства и усталости у нее слипались глаза. Я подошел к серебряному подносу с виски и откупорил «Чивас». Сделав два крепких напитка, я протянул один стакан Ирине.

– Нет, спасибо, – отказалась она.

– Давайте, давайте, – сказал я. – Выпейте. Иначе вы не сможете заснуть.

– Я не хочу.

– Надо! – Я сунул ей стакан в руку. – Пожалуйста!

Мы оба выпили. Ирина посмотрела на меня с беспокойством.

– Я должна знать, где Ян. Я должна знать, где эта другая женщина. И кто она. Я должна знать…

– Да, – произнес я. – Да, да, да, мы тоже должны это знать. И мы это выясним! Но без вас! Вы останетесь здесь. Для вас это слишком опасно.

– Опасно?

– Разве вы только что не испытали на своей шкуре, что они собирались с вами сделать?

– Вы действительно считаете, что меня хотели похитить?

– Нет, не думаю, – сказал я и закурил сигарету.

– Но почему? Почему, господин Роланд? – заорала она вдруг, и я подумал, а не врезать ли мне ей, как это сделал Берти, пару пощечин, поскольку она все время была на грани истерического срыва. Я надеялся, что виски ее успокоит или она свалится и, наконец, угомонится. При том, что предстояло нам с Берти, Ирина и в самом деле была ни к чему. Я был страшно рад, что привез ее сюда, в «Метрополь». Сначала у меня мелькнула мысль остановиться в гостинице подешевле, где бы меня никто не знал, но потом я решил, что там Ирина будет не столь надежно защищена.

– Почему, господин Роланд, скажите на милость? – Теперь она шептала. Она была такой сонной, что покачнулась, но все же устояла на ногах.

– Дайте мне время. Пару часов. Потом я смогу вам ответить, – сказал я.

Она испугалась.

– Вы хотите опять уйти?

– Я должен.

– Куда?

– Я еще сам не знаю. Мы должны найти этого парня Конкона. Если мы его найдем, мы выудим из него, почему он хотел увезти вас из лагеря. Но сейчас надо действовать быстро. Мы и так уже чертовски опаздываем.

– И я останусь здесь одна?

– Да, когда я уйду, я вас запру…

– Что?

– …и скажу портье, что он имеет право отдать ключ только мне. Вы будете спать глубоким сном и не услышите, если кто-нибудь постучит. Я закрою дверь в салон. Правда, телефон у кровати вы, наверное, услышите. Я не хочу его отключать, потому что сам могу позвонить вам. Отвечайте лишь в том случае, если вы точно узнали мой голос или голос господина Энгельгардта. Ясно?

– Да.

– В других случаях вешайте трубку.

– Но почему?

– Потому что вашей жизни грозит опасность, – грубо отрезал я. – До вас это все еще не дошло?

Она слегка задрожала, допила свой стакан и протянула его мне. Она была очень, очень красива. Я подумал, с каким удовольствием я бы ее… Я снова наполнил ее стакан и сказал:

– Я желаю знать, дошло это до вас или все еще нет?

– Да, – вздохнула она. – Дошло. Но почему…

– Все, больше никаких вопросов. У меня нет времени. Марш в постель. – Я пошел в спальню, где на полке стоял мой чемодан, открыл его и достал темно-синюю пижаму. – Вот, – протянул я ей. – Завтра прибудут новые шмотки.

Ее лицо вдруг запылало.

– Ну что еще на этот раз?

Она показала на французскую кровать.

– Когда вы вернетесь… Я хочу сказать… Вы ведь тоже должны где-то спать, а…

– Ладно, ладно, – сказал я, взял подушку и одеяло с одной стороны кровати и бросил их на диван: – Вы будете спать на кровати, а я тут. – Я вытащил из чемодана вторую пижаму, тапочки и пакет с туалетными принадлежностями. – Не бойтесь. Я не подойду слишком близко к вашей чистой народно-демократической душе.

Затем я прошел в ванную и оставил там свой пакет.

– Неизвестно, когда я вернусь. Раз за ночь мне нужно… я имею обыкновение сходить в ванную. Вам придется извинить меня. Многолетняя привычка. Я пройду очень тихо и ни в коем случае не буду пытаться вас изнасиловать.

– Вы так добры ко мне, – проговорила Ирина.

– Да, – согласился я.

– Как подумаю… Еще пару часов назад я была в этом грязном лагере… а теперь здесь, в этом роскошном отеле…

– Да, – сказал я.

– Все как в кошмарном сне.

– Да, – опять сказал я, подумав, что это был не сон и все еще будет намного кошмарнее. Еще я подумал, с каким огромным удовольствием я бы лег спать с Ириной, как со всеми другими девушками, которых брал с собой в отели. Но потом мне стало ясно, что в действительности я не хочу этого. Это была странная мысль. Я не понимал самого себя. С этой девушкой по имени Ирина впервые в моей жизни все было иначе. Это бесило меня.

– Все, немедленно в постель! – набросился я на нее. – Мне нужно работать.

Она испуганно взглянула на меня, потом затрясла головой, пробормотала что-то по-чешски, неуверенно побрела в спальню и закрыла за собой дверь.

Я снова налил себе виски, почти не разбавляя, уселся возле телефона цвета слоновой кости, который стоял на красивом низком шкафчике, и снял трубку.

Отозвался девичий голос с коммутатора. Я назвал номер Конни Маннера.

– Секунду, господин Роланд, – любезно произнесла девушка.

Сразу же раздались длинные гудки. После трех гудков я услышал, как у Конни сняли трубку. Никто не подавал голос. Кто-то дышал в трубку.

– Эдит, это Вальтер Роланд, – произнес я. – Если вы не уверены, что узнали мой голос, я не обижусь, если вы не ответите.

– Я узнаю ваш голос, – сказала Эдит. Она явно продолжала пить и была полупьяной, что было заметно по манере говорить, реагировала она однако достаточно быстро. Слава Богу.

– Где вы остановились, Вальтер?

– Там же, где всегда останавливаюсь в Гамбурге, – ответил я, по-прежнему не слишком доверяя телефону в квартире Конни.

– Ах вот как, в… понимаю.

– Из больницы звонили?

– Да.

– Ну и?

– Я должна немедленно приехать, Конни стало гораздо хуже, сказал какой-то мужчина… Я перезвонила в больницу и спросила, звонили ли они… – Она всхлипнула. – Они сказали, что нет. Точно не звонили. Состояние Конни не изменилось. До вечера я ничего другого не услышу, сказали они. Вальтер, кто хотел выманить меня из квартиры?

– Не знаю, – ответил я и выпил. – Видите, как хорошо, что я вам посоветовал всегда перезванивать в больницу?

– Да. Почему вы звоните только сейчас? Вы ведь говорили…

– Раньше никак не получалось, извините. Еще кто-нибудь звонил?

– Да. Какой-то незнакомый мужчина. Явно накрыл трубку платком, такое было впечатление.

– Что он сказал?

Она всхлипнула.

– Эдит!

– Он… он сказал, что Конни умрет, даже если перенесет операцию… умрет… очень скоро… Если скажет хоть слово…

– Кому?

– Мне… если я его увижу… Мужчина сказал, я должна его сразу предупредить, если приду к нему. Одно слово – и он не доживет до следующего дня. Они доберутся до него и в больнице.

– Он именно так и сказал?

– Как так?

– Короче, что он дословно сказал?

– «Одно слово – и он не доживет до следующего дня. Мы доберемся до него и в больнице».

– Мы? Не я?

– Нет, мы! Мы! Мы! Мы!

– Эдит!

– Извините. Я уже почти обезумела от страха, Вальтер. Вы должны понять меня!

– Я понимаю. С вами ничего не может случиться, и с Конни тоже ничего не случится, – сказал я, добавив про себя: «Надеюсь».

– Кто был этот человек?

– Я это выясню. Дайте мне время. Я все выясню. А сейчас перестаньте пить и постарайтесь немного поспать!

– Я не могу заснуть!

Мы еще немного препирались, потом я сдался. Я закурил новую сигарету и снова снял трубку. Опять отозвался девичий голос с коммутатора. Я назвал ей домашний номер Хэма во Франкфурте. Он моментально снял трубку.

– Что случилось, малыш?

Я все рассказал ему. Он ни разу не перебил меня. Под конец произнес:

– Это будет крупное дело, я это сразу почуял. Херфорд согласен освободить три или четыре страницы. До десяти мне нужны твой убойный текст и подписи под картинками.

– Да, Хэм.

– Что с этим Конконом?

– Пока не знаю. Мы сейчас туда как раз отправляемся.

– С девушкой ничего не должно случиться, Вальтер! Это самое важное! Что она делает?

– Уже в постели. Я ее запру. На людей в отеле можно положиться.

– Хорошо. Позвони мне, когда сможешь и когда будут новости. Я не сплю. Слишком волнуюсь.

– Не больше моего, – ответил я. – Что вы делаете? Курите трубку?

– Да, – сказал он. – И слушаю пластинки.

– Шёк?

– Да, Шёк, – подтвердил Хэм.

– А что именно Шёка?

– «Заживо погребенный», – сказал Хэм. – Под него хорошо думается.

– О чем?

– Как будут развиваться эти события, чем все закончится.

– И как вам кажется? Хорошо все кончится?

Вместо ответа он только тихо произнес:

– Ни пуха ни пера, Вальтер.

И повесил трубку. Я чувствовал на далеком-далеком расстоянии своего «шакала» (который имел дьявольскую привычку мгновенно оказываться совсем рядом). Поэтому допил залпом свой стакан и поднялся, чтобы пойти в ванную. Мне приспичило. К тому же я хотел посмотреть, спит уже Ирина или нет. Она не спала. Спальня вообще была пуста. В ванной комнате горел яркий неоновый свет. Спиной ко мне стояла Ирина. Склонившись над одной из раковин, она чистила зубы. И была совершенно голая.

Она явно заметила в зеркале над раковиной мое появление, потому что испуганно обернулась, держа в руках стакан и щетку, с пастой вокруг рта. У нее были красивые, крепкие груди с крупными коричневыми сосками и широкими ободками, совсем узкие бедра, длинные ноги, маленький живот, какой бывает у всех истинно красивых женщин, а под ним я увидел темный треугольник.

В мою плоть моментально ударила кровь. Я еще никогда не видел такого совершенного девичьего тела. Я вдруг забыл обо всем, что намеревался делать, обо всем, что произошло и еще должно произойти. Я хотел Ирину здесь и сейчас. Немедленно, сию минуту. Это была единственная мысль, которая владела моим разумом. Я начал приближаться к ней. Она замерла, повернувшись ко мне, не в состоянии сдвинуться с места, в ее глазах застыла паника. Плевать. Мне на все было наплевать. Я хотел обладать этой девушкой. Я должен был обладать ею. У нее была совершенно чистая и белая кожа, соски набухли и устремились ко мне. Я ощущал, как в моем члене неистово и неукротимо стучит кровь. Я медленно приближался к ней. Мысленно я уже был на ней, в ней. Кровь гудела во мне.

Ирина выронила стакан. Он разлетелся вдребезги на полу, выложенном плиткой. Щетка отлетела в сторону. Она стояла, не двигаясь, не делая даже попыток прикрыться. Я дошел до нее. Коснулся ее плеч. Мои руки скользнули ниже. Она смотрела на меня широко раскрытыми черными глазами. На ее губах все еще пенилась зубная паста.

Во всем виноваты были ее глаза. Только глаза.

Я не смог этого сделать. Разумеется, я мог бы. Но это было бы такой подлостью. Эти темные грустные глаза сказали мне, какой бы я был скотиной, если бы сделал это.

Я не сделал этого.

Я схватил свою пижаму, лежавшую на обтянутом махровой тканью табурете, и, подумав, что еще никогда в своей жизни не вел себя так, сказал:

– Простите. – Потом я произнес: – Давайте, я помогу вам. – Я помог Ирине надеть мою пижаму, которая была слишком велика ей. Мы закатали рукава и штанины, Ирина выглядела в ней ужасно смешно. Только мне она не казалась смешной. Ей тоже было не до смеха. Все это время ее глаза ни на секунду не отпускали меня. Я вытер ей платком пасту с губ. – А теперь в постель, – приказал я. – Осторожно, осколки. Подождите. – Я поднял ее, отнес в спальню, уложил в кровать и прикрыл. – Спокойной ночи, – буркнул я, она продолжала неотрывно смотреть на меня. Я пошел. Когда моя рука коснулась ручки двери в салон, раздался ее голосок, такой тихий, что я с трудом услышал его:

– Господин Роланд…

– Да? – Я обернулся.

Все те же глаза. Ее чудесные, грустные глаза.

– Подойдите ко мне, – прошептала Ирина.

Я вернулся к ней, медленно, нерешительно. Остановился перед кроватью. Она сделала знак, чтобы я наклонил к ней голову. Я низко нагнулся. Она легко поцеловала меня в губы и шепнула:

– Спасибо.

Я выпрямился, неожиданно поняв, что не могу больше выносить взгляд этих глаз, этой безбрежной чистоты, ясности, беспомощности.

Я быстро вышел из спальни. В салоне я снова доверху наполнил серебряную фляжку, захватил свое пальто, блокнот, диктофон и вышел из номера, заперев на два оборота входную дверь.

4

Когда я вошел в номер Берти на шестом этаже, он разговаривал по телефону. Я кивнул ему, прошел через комнату в ванную, бросив при этом взгляд на разложенные на кровати вырезки, посвященные Карлу Конкону, которые нам прислали из архива. Они были разбросаны по всей постели. В ванной я воспользовался туалетом, слегка ополоснулся и счистил грязь со своего пальто. После чего вернулся к Берти. Тот все еще висел на телефоне. Теперь он молчал, хотя на другом конце провода явно никого не было.

– С кем это ты? – поинтересовался я.

– Автоинспекция, – улыбнулся Берти. В нем не чувствовалось ни капли усталости.

– Разве там кто-нибудь есть в это время? – удивился я.

– Один-единственный человек. На случай срочных запросов полиции. Но я его знаю. Выиграл у меня когда-то пятьсот марок в покер и с тех пор страдает комплексом вины. Повезло мне, что у него как раз ночное дежурство. Конечно, то, что он наводит для меня справки, запрещено, но он это делает. Друзей надо иметь.

– Тогда, в покер, ты, конечно, помог ему выиграть?

– Ясное дело, – просиял Берти. – Друзей много не бывает.

– А что с полицейским управлением? Ты там кого-нибудь застал? Хэм говорит, мы должны обязательно срочно заявить туда, сам понимаешь.

– Само собой, я уже звонил в полицейское управление. У меня там есть знакомый начальник отдела по розыску пропавших. Ведь нам нужен отдел по розыску пропавших, я правильно мыслю?

– Да.

– Херинг его фамилия. Старший советник по уголовным делам. Он был в Париже. На конференции Интерпола. Вернется только сегодня утром. Фамилия его заместителя Никель, советник по уголовным делам. Этого Никеля я тоже знаю, но поверхностно. Я его из постели вытащил. Он сказал – шеф в спальном вагоне, едущем в Гамбург. Я Никеля здорово прижал. Он назначил нам встречу. В одиннадцать, в управлении у Херинга.

– Чем же ты его прижал?

– Сказал ему, что речь идет об инцидентах в лагере «Нойроде», – ответил Берти, все еще держа трубку у уха. – Тот вмиг проснулся. Старик, мы должно быть угодили в огромное осиное гнездо. Этот Никель во что бы то ни стало хотел знать, в чем дело. Но я оставался непреклонен. Сказал, это мы можем открыть только Херингу. Он так разволновался, что даже забыл спросить, откуда я звоню. Так что – в одиннадцать. – Он ухмыльнулся еще шире. – Ну как, уложил крошку баиньки?

– Заткнись! – разъярился я вдруг.

Однако на Берти это не произвело ни малейшего впечатления.

– Я это сразу заметил, – пояснил он с нежной улыбкой.

– Что именно?

– Что ты испытываешь благосклонность к молодой даме. Такое от Берти не укрывается. От Берти, большого психолога. Однако большой психолог Берти говорит тебе, что юная леди любит своего жениха, даже если у жениха есть вторая невеста, насколько я слышал. Женщины – смешные созданья. На этой ты обломаешь зубы. Если уж такая кого-нибудь полюбит, парень может делать все, что угодно, она все равно будет и дальше… – Он осекся, потому что в трубке объявился его приятель. – Разумеется, я еще здесь! Так вам удалось это выяснить, Штеффене? – Он кивнул мне, сияя во весь рот. – Да? Чудесно! Потрясающе! Огромное спасибо. И кому принадлежит машина? – Он все еще улыбался, однако нервно потирал при этом подбородок. – Гм, – наконец издал он. – Вы уверены? Абсолютно уверены? Я хочу сказать, машина имела допуск на… – Я подошел к нему. – Ну ладно, – произнес он, – если это так, то тут вряд ли может быть ошибка. Я вам очень признателен, Штеффене… Что? Нет, я пока не знаю, сколько пробуду в Гамбурге. Если будет время, загляну… Ах вот как, у вас сорок восемь часов свободных! Ну тогда сыграем снова партию?.. Ерунда, вы вовсе не выуживали у меня деньги! Просто вы лучше играете в покер, чем я, вот и все. Так что ждите моего звонка! И еще раз огромное спасибо. – Он повесил трубку, продолжая расцарапывать свой подбородок и при этом улыбаться.

– Ну, – занервничал я, – может, раскроешь свою пасть?

– Это уже забавно, – произнес он.

– Что, наконец?

– Чертовски забавно. Машина, – сообщил Берти, – на которой уехали Билка, Михельсен и невеста Билки, та, вторая, имела допуск на городские похороны, и она не числилась в угнанных! Городские похороны…

5

Колеса поезда яростно стучали. Психиатр Вольфганг Эркнер встал и подошел к двери купе, чтобы опустить жалюзи.

«Западня, – подумала фройляйн Луиза. – Я попала в западню, глупая гусыня. Если я окажусь в руках этого доктора, он мне никогда уже не даст уйти. А мне ведь надо уйти! Я ведь должна…»

Когда доктор Эркнер опустил вторые жалюзи, она вскрикнула так, словно почувствовала сильную боль. Врач испуганно оглянулся. Схватив свою сумку, фройляйн Луиза бросилась вперед, налетела на Эркнера, оттолкнула его с такой силой, что он отлетел на мягкую полку, и выскочила в проход вагона.

Она промчалась по коридору до последнего купе. Осторожно и тихо отворила дверь. В купе было темно. Фройляйн Луиза различила силуэты трех людей. Все спали. Один тихонько храпел. Фройляйн Луиза вошла и медленно закрыла дверь. Она села. Колеса грохотали. Вот снаружи, в проходе, раздались шаги, они приближались, все ближе… ближе… проскочили мимо. «Это врач, он ищет меня, – проносилось в голове у фройляйн. – Что мне делать? О Боже, о Боже…»

И в этот момент раздался голос умершего студента:

– Будь бесстрашна, Луиза. Ты встретилась со своей судьбой. Это тебе предначертано.

Сердце Луизы громко заколотилось.

Голос умершего американца продолжал:

– Мы послали тебе человека, который поведет тебя к счастью.

Голос умершего поляка:

– Ты вновь увидишь этого человека, Луиза. И когда ты его снова увидишь, все дела будут жалкими и бренными. Но все обернется добром, и ты будешь услышана.

«Друзья мои, – растроганно подумала Луиза, – друзья мои, они начеку, они не оставляют меня в беде, нет-нет! И говорят мне вдруг „ты“ и „Луиза“! Впервые!»

Голос умершего русского прозвучал твердо и громко:

– Не бойся, Луиза! Нисколько не бойся! Выходи. Сейчас!

Фройляйн не задумалась ни на секунду. Она знала: ее защищают и оберегают, она неприкосновенна благодаря своим друзьям. Она поднялась, тихо вышла из купе и пошла по пустому проходу к двери вагона, намереваясь сойти, как ей было приказано. Поезд шел очень быстро. Фройляйн отметила это с легким удивлением. Она дошла до двери и нажала на ручку. Дверь приоткрылась лишь на узкую щелку, попутный ветер давил с другой стороны. Фройляйн Луиза навалилась со всей силой на дверь, чтобы открыть ее. Она была полна решимости сойти, именно сейчас, не медля ни секунды, хотя мимо проносились огни. Ей нисколько не было страшно.

– Мои друзья знают, что делают, – пробормотала фройляйн.

Поезд встряхнуло, заскрипели тормоза, ход замедлился. Неожиданно фройляйн Луиза увидела освещенные улицы, дома, которые быстро увеличивались в размере и надвигались на железнодорожную насыпь, большие белые лампы на сигнальных мачтах и подсвеченное табло перед похожей на бункер бетонной колодой, на которой стояло: Централизованный пост № 2. Фройляйн Луиза никогда раньше не ездила в Гамбург поездом, всегда только на машине. Она не знала маршрута. Поезд въезжал на вокзал.