Текст книги "Локи. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 54 страниц)

– Он не просто светился! Готова поставить жизнь против ржавого игольника, что он купил мне новый комм и кучу шмотья, что в красках представлял, как будет показывать купленный флаер и вредничать, не давая прокатиться, что уже вписал меня вторым владельцем… – потеплев взглядом, промурлыкала Забава и не ошиблась. Ни в одном слове – он действительно делал все вышеперечисленное, да так искренне, что вызывал во мне вспышки зависти напополам с горечью. Впрочем, говорить о зависти было глупо, так что я описала те его поступки, логики которых не понимала:

– Да, так и есть. Но меня удивило не это. Сразу после вылета из «Престижа» он прописал третьим владельцем «Дракона» меня; когда я активировала подаренный им комм, дал полный доступ к своему банковскому счету; после моего нервного срыва не побоялся защитить перед командиром…

– В этом весь Ярик! – гордо заявила она. – В его картине мира личность, давшая клятву Служения, по умолчанию верна своему слову, а значит, просто не способна подставить, обокрасть или предать. Поэтому он будет тебе доверять, как самому себе, защищать перед кем угодно и, при необходимости, пойдет войной хоть против всего Галактического Союза! Черт, а вот и он! Э-э-эх… Сейчас забежит в оружейку, снарядит гору запасных магазинов и начнет воевать…

…Первые несколько минут Ярослав просто разминался, вдумчиво готовя мышцы и связки к нагрузкам. А потом вытащил из набедренных кобур оба своих «Скорпиона» и начал всаживать иглу за иглой в абсолютно неподвижные мишени. Да, стрелял он очень быстро и очень точно, но ничего фантастического в этом не было, и минуты через три я заскучала. Как оказалось, зря – разогревшись на этом упражнении, он ненадолго застыл, изменил режим работы системы подачи мишеней и начал уничтожать движущиеся цели, появляющиеся в секторе с центральным углом в сто двадцать градусов на расстояниях от двадцати пяти до пятидесяти метров. Но этим дело не закончилось – еще минут через пять стандартные круги стали уменьшаться в размерах, а затем уступили место дроидам, которые открыли ответный огонь!

Тут я забыла, как дышать: Локи метался от укрытия к укрытию, причем в настолько рваном ритме, что уклонялся практически от всех имитаторов игл. А те немногие «ранения», которые все-таки получал, стоически игнорировал!

– Здорово! – восхищенно выдохнула я и наткнулась на насмешливый взгляд Забавы:

– Даш, и это пока всего лишь разминка! Подожди еще минуту-другую…

Подождала. И от души поломала голову, пытаясь представить, чем еще можно усложнить процесс. Автоматическое оружие, гранаты, боеприпасы объемного взрыва и тяжелое вооружение отмела, не задумываясь, прекрасно понимая, что выжить при взрыве той же ОДАБ , будучи одетым в рубашку, летние брюки и легкие ботинки, нереально. Равно, как и при использовании химического, бактериологического и других видов ОМП . А после очередной остановки Ярослава несколько раз моргнула, ибо решила, что брежу: мой сверстник, вооруженный двумя игольниками, вел безумно «плотный», «вязкий» и «быстрый» бой с кучей дроидов при постоянно меняющихся векторе и модуле силы тяжести!!!

Я устала следить за мельтешением этого ненормального минут через десять, так как дергалась вместе с ним каждый раз, когда он, переворачиваясь в воздухе, возносился к потолку, улетал к одной из боковых стен или «ловил» имитатор, кстати, оставляющий очень неслабые синяки. Поэтому прикрыла глаза и сжала челюсти. А еще через четверть часа, услышав его сдавленный стон, поняла, что очередная игла попала по уже имеющейся «ране», и взорвалась:

– Все, хватит, я больше не могу на это смотреть! Скажи, зачем он так уродуется?!

Забава тут же свернула экран в трей, расслабила сжатые кулаки и нехорошо оскалилась:

– Потому, что года два тому назад повелся на очередную манипуляцию уже знакомого тебе Демьяна Егорыча, восемь месяцев убивался, чтобы выполнить данное обещание, а потом счел, что этот мазохизм – лучший способ сбросить напряжение!

Называть тварью одного из самых значимых представителей рода Логачевых, находясь в их поместье, было крайне неразумно, и я выразилась значительно корректнее:

– На мой взгляд, Ярику пора взрослеть.

– Пора… – эхом отозвалась Забава. И, явно обрадованная тем, что увидела в моем взгляде, вскочила с дивана: – Сразу после тренировки он на десять минут заляжет в медкапсулу, чтобы убрать синяки, а потом припрется в парилку. Я всегда греюсь вместе с ним. А ты нам компанию составишь?

…Тот, кто проектировал личную парную Локи, был гением дизайна – в ней все, начиная от деревянной решетки на полу и заканчивая плафонами на потолке, было на своем месте и идеально вписывалось в мое представление понятия «уют». Точно так же восхищало и все остальное – приятный полумрак, сухой и очень комфортный жар, пьянящий аромат хвойной отдушки, чарующее мерцание цифр на терминале управления и так далее. Поэтому, оказавшись внутри этого великолепия, я захотела ощутить шероховатость стены и провела по ней пальцами. А через миг недоуменно выгнула бровь и развернулась к Забаве.

– Не обожжешься, ведь это африканский абаш, порода дерева, некогда произраставшего на Старой Земле… – сообразив, что меня удивило, мягко улыбнулась она. – Обладает самой низкой теплопроводностью, не поддается усадке, деформации и гниению, не рассыхается со временем и подстраивается под температуру человеческого тела, поэтому считается лучшим натуральным материалом для внутренней отделки парилок и саун.

– Здорово! – восхитилась я, прикинула, где должны находиться любимые места этой парочки, постелила полотенце на место, которое просто обязано было оставаться свободным – боковую часть верхней полки – и улеглась поудобнее.

Как ни странно, Забава не легла, а села. На длинной стороне нижней, да еще почти вплотную к дальней стене. Кстати, сделав это не только очень пластично и красиво, но и абсолютно бездумно. Мысленно отметив, что известная поговорка «Кровь не водица» имеет к этой девушке самое прямое отношение, я невольно оглядела ее с ног до головы и практически сразу подобрала предельно точное определение ее внешности – «ладная». Почему именно это? Да потому, что красота Беклемишевой была, если можно так выразиться, «спокойной»: любая отдельно взятая черта, начиная с чуть курносого носика, покрытого едва заметными веснушками, и заканчивая точеными щиколотками, выглядела заурядно. Но «весь комплект», попавшись на глаза хотя бы раз, цеплял за душу и пускал в ней корни!

Пока я занималась… хм… оценкой экстерьера, Даша успела устроиться поудобнее, затем кинула взгляд на терминал управления, авторитетно заявила, что ее любимый мужчина появится в течение пары минут, и закрыла глаза.

Почувствовав, что и это определение ее отношения к Локи использовано предельно серьезно, я слегка зависла, ибо до этого слышала только «братика», «сыночка» и «друга детства». Но когда вспомнила все, что ради гипотетической возможности отомстить наобещала человеку, которого на момент принесения клятвы не знала вообще, мысленно обозвала себя дурой. Ведь кровного родства между этими ребятами не было, а настолько близкая дружба могла запросто перерасти и в любовь.

К моему удивлению, Локи появился в указанном промежутке времени, с ног до головы покрытый основательно пожелтевшими синяками. Открыв стеклянную дверь, ввалился внутрь, с трудом забрался на нижнюю полку, постелил полотенце на верхнюю и рухнул на него плашмя. Затем, не глядя, потрепал Беклемишеву по волосам и безвольно свесил руку вдоль ее тела. А она, явно обрадовавшись мимолетной ласке, вцепилась в широченное запястье, сдвинула его к себе на грудь и принялась бездумно перебирать пальцы.

У меня тут же оборвалось сердце, ведь еще две недели назад я точно так же «отдавала» руку Оксанке, а она, зажав между тощих бедер маленький фонарик, складывала мои пальцы в разнообразные фигуры и любовалась тенями на потолке! Вскинув взгляд вверх и не обнаружив искомого, я сжала зубы и вытаращила глаза, чтобы удержать слезы. Увы, без толку – они катились по щекам одна за другой и не собирались останавливаться. Попытка переключиться на что-нибудь менее болезненное тоже провалилась – уткнувшись взглядом в противоположную стену, я вдруг увидела перед внутренним взором бьющееся в агонии почти безголовое тело мамы и две кошмарные дыры в грудной клетке сестры. Нет, никаких угрызений совести я не испытывала, убедившись в правильности своего поступка еще в первые дни общения с «мозголомами» «Аиши». Но уверенность в том, что смерть от моих рук уберегла родных от в разы более кошмарной участи, нисколько не мешала плавиться от душевной боли!

Пара минут безмолвного крика – и я, наконец, догадалась, что можно выйти из парилки. Выбегать, сломя голову, было бы крайне некрасиво по отношению к Логачеву и Беклемишевой, поэтому я собралась с силами, более-менее спокойно заявила, что согрелась, и неторопливо вышла наружу. А тем, разбежавшись, прыгнула в крошечную – два с половиной на два с половиной метра – купель.

Ледяная вода смыла слезы и основательно взбодрила, но настроение в норму не вернула. Поэтому я выдохнула из легких большую часть воздуха и ушла ко дну. И висела над ним до тех пор, пока была в состоянии терпеть. Потом оттолкнулась ногами, вылетела на поверхность, вдохнула и… услышала голос Забавы, полный искреннего сочувствия:

– Что, совсем плохо, да?

Я чуточку поколебалась, а затем утвердительно кивнула.

– Что ж, значит, ну ее, эту парилку – сейчас мы с тобой высушим волосы, возьмем пару бутылок вина, запремся в игровой и от души наревемся!

А когда я попыталась что-то возразить, криво усмехнулась:

– Это будет правильно – знаю по себе. Так что уволоку, даже если ты будешь сопротивляться. Или попрошу Ярика тебя туда отвести…

Глава 5

Глава 5. Ярослав Логачев.

20 марта 2352 года по ЕГК.

…Девчонки вломились ко мне в спальню в начале пятого утра пьяными в дым. Забава, игравшая первую скрипку, помогла Дарье вписаться в дверной проем и, запинаясь чуть ли не через слово, продолжила речь, начатую еще в игровой:

– …и даже… не спорь: самое уютное и… безопасное место во всей Все-е-еленной – это место… па-а-ад мышкой у моего… любимого мужчины!

Пока я пытался сообразить, это все еще сон или уже реальность, «любимая женщина» украдкой показала мне кулак и все так же украдкой изобразила последовательность жестов, которые можно было перевести, как «ей ОЧЕНЬ плохо, только попробуй оттолкнуть!»

К этому времени парочка, покачивающаяся из стороны в сторону, преодолела практически все расстояние от порога до моей кровати, а Федосеева созрела до ответа. Правда, его я не разобрал из-за того, что девушка была не в состоянии внятно говорить. Зато ее собутыльница поняла все. И не на шутку обиделась:

– Что ты несешь?! Ты – его Спутница, а зна-… значит, ему и в голову не придет… запретить… Опять же, ты… это… пришла просто проверить… уютно ли рядом и ним… и-и-и все! Па-а-аэтому лезь под простыню… забирайся ему под руку… И не забудь… хорошенечко обнять – так вообще ничего не страшно!

Что самое забавное, Дарья ее послушалась: выпуталась из объятий, сбросила на пол банный халат, кстати, где-то потерявший пояс, и, не удержав равновесия, рухнула на четвереньки. Слава Богу, на кровать. Потом, качаясь, как былинка на ветру, сделала несколько коротеньких «шажочков», кое-как отбросила в сторону простыню, мимоходом оголив меня до пояса, упала рядом, ввинтилась под руку, «хорошенечко обняла» и уткнулась носом в грудную мышцу:

– Ни-иче так, миленько… И-и-и па-ахнет хр-шо…

– Теперь закрой глаза и расслабься… – почти перестав играть, скомандовала Панацея, еще раз показала мне сжатый кулак, затем зябко поежилась, торопливо скинула на пол халат, стянула трусики и, даже не посмотрев в сторону подушки, под которой всегда держала «дежурную» ночнушку, залезла ко мне под другую руку.

Потом затихла. Эдак минут на десять. А после того, как Федосеева отключилась, проартикулировала одними губами:

– Я ее разговорила, и меня до сих пор трясет от ужаса!

Ее действительно трясло. Пожалуй, даже сильнее, чем в день, когда до нас дошло известие о гибели Саши Потемкина. Однако самым неприятным было не это. С тех пор, как я помог ей справиться с шоком от потери жениха, Забава напрочь забыла о таком понятии, как стеснение, но в нормальном состоянии души предпочитала спать в чем-нибудь легком, воздушном и красивом, чтобы утром, проснувшись, увидеть восторг в моих глазах и почувствовать себя любимой. Зато те в дни, когда по каким-то причинам оказывалась на грани нервного срыва и начинала «замерзать», на дух не выносила любые тряпки из-за того, что они «мешали согреваться теплом моей души».

В этот раз ее внутренняя потребность в «тепле души» оказалась настолько сильной, что Беклемишева не только забралась под руку, обняла за шею и закинула колено на бедро, но и вжалась в ребра грудью. Последнее «расшифровывалось» очень просто – Забава была уверена, что другим способом «выключить голову» не удастся! Мысленно вздохнув, я коснулся губами спутанной гривы и ласково провел ладонью по влажной спинке. Потом чуть слышно предложил поделиться тем, что гнетет, и сделал только хуже – «захват» на шее стал жестче, а нервная дрожь заметно усилилась.

Настроение начало стремительно ухудшаться. А через пару минут, когда Забава слегка отстранилась и обреченно приподняла правое плечо, вообще рухнуло в пропасть – она не смогла справиться с чувствами сама, и безмолвно просила о помощи!

Пользоваться одним из тех «якорей», с помощью которых я когда-то вытянул ее из эмоциональной ямы, было почти физически больно, ведь это пробуждало слишком неприятные воспоминания. Тем не менее я собрался с духом, закрыл глаза и плавно заскользил подушечками пальцев к изгибу талии подруги. Коснувшись края реберной дуги, двинулся вдоль нее вперед и вверх, а через Вечность дотронулся до основания груди. Беклемишева подалась навстречу и затаила дыхание, прислушиваясь к своим ощущениям и дожидаясь того самого касания. А когда я, наконец, дотронулся до соска, знакомо охнула и… виновато закусила губу.

– Ты – моя. Давным-давно. Поэтому расслабься и получай удовольствие! – еле слышно потребовал я, пропустил «воспрянувший духом» сосок между пальцами и легонечко сжал упругое полушарие. А когда понял, что этого не хватило, озвучил подходящий комплимент: – Она фантастически чувствительна и настолько любит ласку, что это сводит с ума…

– Твоими стараниями… – проворчала Панацея, на миг «перекинувшись» в режим врача. А когда я чуть-чуть увеличил интенсивность ласк, все-таки сосредоточилась на своих ощущениях. Благо на мои прикосновения реагировала не столько телом, сколько душой.

Увы, в этот раз неприятных мыслей было слишком много, и процесс возвращения в норму несколько затянулся. Тем не менее, в какой-то момент волна возбуждения выдернула Забаву из эмоциональной ямы и «убила» озноб, поэтому я просто накрыл грудь ладонью и дал подруге возможность остыть ровно настолько, насколько она считала нужным. И не ошибся – не прошло и пары минут, как она благодарно поцеловала меня в плечо и начала вываливать наружу то, что жгло ее и без того истерзанную душу:

– Первые трое суток пребывания на Фуджейре Даша искренне считает счастливыми, ведь все это время она провела в медкапсуле, залечивая травмы, полученные от людоловов, озверевших из-за потери командира. На четвертое утро «отдых» закончился: врач, занимавшийся ею, решил, что Федосеева здорова, и передал ее в руки мозголомов. А те, еще раз убедившись в том, что перед ними девственница, начали с «пряников»: пообещали золотые горы и безбедное будущее в гареме какого-то шейха в обмен на абсолютную покорность. Тут Даша, по ее же словам, сглупила – вместо того, чтобы потянуть время и выиграть хотя бы день-другой относительного спокойствия, сходу послала этих уродов куда подальше. После чего пришло время «кнута». Сначала ее приковали к стене и дали возможность понаблюдать за тем, как девушку лет пятнадцати, потерявшую девственность еще до похищения, насилуют трое мужиков. При этом ни на миг не позволяли закрывать глаза или отводить взгляд. А после презрительного плевка в чье-то лицо засунули в учебно-тренировочную капсулу, настроенную под потребности сотрудников «Аиши» каким-то редким уродом, и дали возможность пережить это же насилие в виртуальности, да еще и с полным эффектом присутствия!

Я видел ролик, в котором описывались и худшие методы работы «мозголомов» одной из компаний по торговле живым товаром с четвертой Фуджейры, но все равно похолодел. А Забава, вжимаясь в меня все теснее и теснее, даже не думала умолкать:

– Когда на Дашу не подействовало и это, ей показали смерть от насилия, а затем дали ее почувствовать все в той же «игровой» капсуле. Еще через день продемонстрировали, как снимается кожа с живого человека. Потом разделали его на органы, причем ту часть, которую собирались продавать, деловито упаковали в стазис-контейнеры, а ненужное «мясо» скормили собакам! Не обошли вниманием даже кости – сожгли в том же помещении. И оставили Дашу дышать этим смрадом. На всю ночь. Чтобы она, наконец, перестала упрямиться…

Слушая то, что рассказывала любимая подруга, и представляя то, что пришлось пережить Даше, я воспринимал окружающую действительность сразу в двух разных плоскостях. В одной задыхался от бессильной ярости, изо всех сил старался не скрипеть зубами и мечтал хотя бы на пару минут дорваться до какого-нибудь из этих ублюдков. А во второй сходил с ума, но уже из-за Забавы – пропустив прошлое Федосеевой через себя, она снова вспомнила свое собственное. Причем не гибель родителей и Саши Потемкина, а чудом сорвавшееся похищение. Поэтому примеряла все то, что довелось пережить Даше, к себе, сходила с ума от ужаса и захлебывалась беззвучными рыданиями:

– Поняв, что ее не сломить, эти ублюдки заявили, что она продана, а человек, который ее выкупил, уже вылетел в их сторону, чтобы насладиться очередной дикой кошкой. Даша рассмеялась им в лицо. А они начали демонстрировать ей записи его прошлых визитов. Причем все в той же виртуальности и со стопроцентным эффектом присутствия! Ярик, ты только представь, Даша умирала в руках шейха Аббаса одиннадцать раз и помнит каждую смерть во всех подробностях!! Более того, она, бывает, видит все это внутренним взором даже тогда, когда бодрствует!!!

После этих слов Беклемишеву затрясло снова, причем настолько сильно, что она, не на шутку испугавшись, прижала мою ладонь к своей груди и торопливо сдавила пальцами. Увы, справиться с ужасом, который испытывала несчастная девчонка, одним или несколькими прикосновениями было нереально, и мне пришлось вложить в ласки всю душу и все теплые чувства, какие были. Слава богу, «якорь» и «якорная цепь» оказались достаточно прочными, и минут через двадцать кризис миновал. А Забава, почти добравшаяся до пика, нехотя отстранилась, облизала пересохшие губы и через пару минут продолжила свой рассказ значительно спокойнее:

– В общем, теперь твоя Спутница люто ненавидит черноволосых мужчин, инъекторы, металлические столы, пластиковые ремни и много-много чего еще.

– Ненавидит или боится? – глухо уточнил я.

– Страха в ней нет. Вообще! Зато есть воистину безумная жажда мести: ради возможности убивать людоловов она готова на все. Без каких-либо ограничений.

– Если обо всем этом узнают старшие, то обязательно попробуют использовать ее чувства в своих целях… – плавясь от бешенства, еле слышно выдохнул я. Потом вспомнил, что собирался с утра оставить Дашу дома, и мысленно застонал.

Почувствовав изменение в моем состоянии, Забава забыла о своих проблемах и полыхнула гневом:

– Пусть только попробуют!!!

Я успокоил ее все тем же «последним доводом», дождался, пока она возьмет себя в руки, и озвучил свое решение:

– Утром я улечу в школу один, а Дашу оставлю на тебя. Если к нам в гости под любым предлогом заявится кто-нибудь из старших, скинешь мне сообщение и сделаешь все, чтобы они не смогли пообщаться с ней до моего прилета. Договорились?

– Мог бы и не спрашивать. Кстати, не думаю, что она проснется раньше полудня.

– Раньше, позже – какая разница? Главное, чтобы до нее никто не добрался!

Беклемишева согласно кивнула, коснулась моей ладони и тихонько попросила:

– Все, хватит. А то потеряю голову.

Я послушно переложил руку на ее спинку и… решил, что поторопился – вроде как расслабившаяся подруга внезапно приподняла голову и уставилась мне в глаза:

– У меня тоже есть просьба! Вернее, не просьба, а требование: любое серьезное решение, связанное с тобой или Дашей, ты обязательно обсудишь со мной. Причем ДО ТОГО, как предпримешь какие-либо действия или что-либо кому-либо пообещаешь! Договорились?

– Я не собираюсь делать глупости! – возмутился я, чем разозлил ее до невозможности:

– Любое. Решение. Ты. Обсуждаешь. Со мной. До того, как предпримешь какое-либо действие или что-либо кому-либо пообещаешь! Или я тебе больше не подруга!

Такого аргумента я от нее еще не слышал. И испугался. Всерьез. Так как знал, насколько Забава упряма, и нисколько не сомневался, что она сдержит даже такое слово:

– Все через тебя. Обещаю!

Из Беклемишевой словно выдернули позвоночник – она обмякла, «стекла» на меня и беззвучно расплакалась…

…Прежде, чем отключиться, я перевел будильник комма с шести утра на восемь с четвертью, решив, что после такой ночи прекрасно обойдусь без утренней разминки. Проснулся от вибрации и, открыв глаза, первым делом вгляделся в лицо Даши, благо она дрыхла, положив голову мне на грудь и вцепившись в левую руку, как утопающая в личный антиграв. Слабая улыбка, играющая на ее губах, более-менее успокоила, поэтому я повернул голову в противоположную сторону и окончательно расслабился – Забава спала, обняв любимую подушку. Как обычно, выскользнув во сне из-под простыни и радуя взгляд красотой тренированной попки!

Осторожно высвободив левую руку из захвата Федосеевой, я бесшумно перекатился к любимой подруге и легонько ущипнул аппетитную округлость. А когда хозяйка этого великолепия проснулась и недовольно засопела, шепотом поинтересовался, нет ли у нее желания полюбоваться нашим новым флаером.

В темпе развернувшись ко мне лицом, Беклемишева утвердительно кивнула, расплылась в предвкушающей улыбке и… вспомнила о Спутнице. Поэтому тяжело вздохнула, обожгла щеку поцелуем-извинением и расстроено прошептала:

– Желание есть. И даже много. Но я от Даши ни на шаг.

Пока я задумчиво пялился в дальнюю стену, пытаясь придумать способ соединить приятное с полезным, Панацея поплыла взглядом, прислушалась к себе и села:

– Пока ты еще тут, сбегаю-ка я в туалет. Жди…

Я согласно кивнул, следом за ней встал с кровати и начал одеваться. Когда Забава вернулась, напомнил ей, что мы, собственно, не одни, и протянул ночнушку. Потом наклонился, подставил щеку под обязательный прощальный поцелуй, выслушал классическое «Фу, какой ты колючий!», взъерошил ей и без того растрепанные лохмы, вспомнил о подарках и умчался к «Дракоше». А после того, как вернулся обратно, разложил по простыне все коробочки и свертки, отодвинул в сторону упаковку с логотипом торгового дома «Дарем» и ткнул в нее пальцем:

– Этот подарок выбрал я. Все остальные – Даша. Делай выводы…

Беклемишева, расплывшаяся было в улыбке, мгновенно посерьезнела, и я рванул в ванную приводить себя в порядок. А через полчаса, одетый, гладко выбритый и благоухающий любимым одеколоном матушки, ввалился в трапезную.

Отец, заканчивавший завтракать, по своему обыкновению, встретил меня коротким кивком, жестом предложил присоединиться и поделился бутербродом с ветчиной размером с две ладони. Я изобразил благодарную улыбку, быстренько налил чаю, плюхнулся на свое место и, наконец, услышал голос главы семьи:

– Видел твоего «Дракона». Вещь.

– А то ж! – так же немногословно ответил я и вгрызся в бутерброд. Прекрасно зная, что он сказал все, что считал нужным, и рассчитывать на продолжение беседы бессмысленно.

Нет, это нисколько не напрягло – он был таким, и перевоспитывать его было поздновато. Впрочем, завтракать в компании отца нам с Забавой нравилось намного больше, чем с мамой. Да, он почти все время молчал, а если и задавал вопросы, то исключительно по делу. Кроме того, в принципе не интересовался подробностями, не заострял внимание на мелочах и не вспоминал все наши прегрешения за последние десять лет. Зато мама не замолкала ни на мгновение и за время любой трапезы умудрялась выжать нас обоих, как лимон. Ее интересовало все на свете – как мы спали, что планируем делать в течении дня, почему выбрали именно эту одежду и так далее. Кроме того, она обожала глумиться над привычкой Беклемишевой ночевать в моей постели, поэтому периодически интересовалась, не пора ли придумывать имя ребенку, которого мы не могли не зачать. При этом любую попытку возмутиться, отшутиться или обидеться неизменно принимала в штыки и включала режим Воспитателя.

Однако ее отсутствие на этом завтраке здорово расстроило – при всей своей холодности и несносности матушка была целеустремленной и упертой до безобразия, поэтому при правильной подготовке могла использоваться в качестве очень весомого аргумента в спорах с членами Совета Рода или его главой. В общем, закончив набивать желудок, я пожелал отцу хорошего дня и рванул к ним в спальню. Вербовать себе соратницу.

Слава всем богам, матушка была уже одетой и заканчивала наводить красоту. Поэтому я чмокнул ее в подставленную щечку, стоически перенес шквал стандартных вопросов и, дождавшись первой же паузы в бесконечном монологе, достаточно громко попросил:

– Мам, мне очень-очень нужна твоя помощь!

– Ско-… – начала, было, она, потом сообразила, что я с некоторых пор не нуждаюсь в финансовой поддержке, и прыснула: – Черт, а я и забыла, что теперь наша очередь выпрашивать у тебя деньги на кафе и рестораны!

– Мам, наши родственнички заигрались! – привычно проигнорировав завуалированное предложение не принимать проблемы близко к сердцу, предельно серьезно сказал я. – Вчера они намеренно довели Дашу до нервного срыва, заставив заново пережить все, что было на Фуджейре. Да, в результате ее реакция на использованный раздражитель гарантированно вызвала волну нужных слухов, но Забава почти до рассвета приводила девочку в себя и наслушалась такого, что до сих пор трясется от бешенства!

Зная, насколько сложно вывести из себя пусть молодого, но постоянно практикующего военного хирурга, мама мгновенно перешла в боевой режим – потемнела взглядом, нехорошо прищурилась и лязгнула закаленной сталью:

– Что. Я. Должна. Сделать?!

– Я сейчас улечу в школу. Один. Если в мое отсутствие вдруг заявятся любители садиться на ежей чужими задницами и захотят пообщаться с Федосеевой, то Забава постарается послать их куда подальше или задержать до моего прилета. Но против некоторых личностей ей может не хватить авторитета.

– Зато его хватит у меня! Причем с запасом… – плотоядно оскалившись, прошипела родительница и повелительно взмахнула рукой: – Лети, я присмотрю за твоими девицами…

…Перелет от поместья до школы ничем особенным не запомнился. Если, конечно, не считать особенным «Дракона» под задницей, умопомрачительную мощь его движков и фантастическую скорость, с которой этот флаер пожирал километры. К сожалению, мысли о состоянии Федосеевой и о гипотетически возможной «встрече» с первой партией охотников за моей головой не позволяли полностью отдаться удовольствию, так что я, можно сказать, летел в обычном режиме.

Да, до пересечения границы зоны контроля Зеленоградской СУВД получилось слегка расслабиться, но гонять в городе было слишком накладно, и оставшуюся часть пути я пролетел в притирку к верхней границе допустимого режима скоростного маневрирования. Зато заход на приемную плиту школьного ангара получился феерическим – мой «Дракоша» двигался сквозь стаю машин остальных учеников и преподавателей, как линкор сквозь ордер кораблей москитного флота, и вызывал всеобщее уважение! Повеселили и самые последние мгновения этого пути – сидя в кресле флаера и дожидаясь, пока автоматическая система подачи воздушного транспорта доставит его к парковочному месту, я не мог оторвать взгляд от толпы, собравшейся рядом с моим посадочным квадратом, и плавился от гордости. Почему? Да потому, что в меня встречали не только друзья, подружки и одноклассники с одноклассницами, с которыми я находился в нейтральных отношениях, но и те девчонки, которые еще совсем недавно отвергали мои ухаживания!

«Логачев, я, как и абсолютное большинство порубежниц, придерживаюсь принципов «Лучше свой, чем араб…» и «Лучше смерть на месте, чем Вечность в рабстве». Но спать с тобой ниже моего достоинства – я предпочту отдаться первому попавшемуся людолову!» – услужливо напомнила память в тот момент, когда я наткнулся на заинтересованный взгляд Катеньки Александровой, стоящей в окружении своих верных подружек.

«Если принципы мешают, то ну их куда подальше?» – мысленно усмехнулся я, решительно выбрался наружу, неторопливо поставил машину под охрану, «недоуменно» оглядел встречающих и вопросительно выгнул левую бровь:

– Что стоим? Кого ждем?

– Привет, Локи! – чуть ли не хором выдохнул народ, а через мгновение начал заваливать вопросами. И если активность тех, с кем я общался и до этого рейда, была понятна, то нешуточный энтузиазм девиц, еще недавно не замечавших меня даже в упор, откровенно смешил.

– Дамы и господа, а по очереди можно? – попросил я, не попятившись от напирающей толпы только потому, что сзади парил «Дракон». – Ваши крики сливаются в сплошной гул, и смысл каждого отдельного вопроса ускользает.

– Почему ты сегодня один? – выкрикнул Витька Неплюев. – Мы были уверены, что ты прилетишь со своей Спутницей!

– Оставил. Ее. В поместье… – намеренно чеканя каждое слово, ответил я. Затем нашел взглядом Димку Рудакова, мгновенно озверел и уставился ему в глаза: – А то некоторые уроды, отрабатывая свои тридцать серебряников, напрочь отключают честь, совесть и мозги. В результате чего напоминают девушке, менее суток тому назад вернувшейся из плена, обо всем, что ей довелось там пережить!

– Локи, я…

– Ты урод. Редкий. Так что забудь мое имя и позывной!

После этих слов вокруг воцарилась мертвая тишина. Еще бы, если первые две коротенькие фразы были просто оскорблением, которое можно было смыть кровью обидчика, то последняя являлась устоявшимся выражением, используемым в среде военных в качестве аналога фразы «Я не приду тебе на помощь, даже если увижу, что ты один и в окружении врагов». Говоря иными словами, эти несколько слов вычеркивали оскорбляемую личность из списка людей раз и навсегда!