Текст книги "Локи. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 54 страниц)

Глава 14

Глава 14. Ярослав Логачев.

26 марта 2352 года по ЕГК.

…Найти время для просмотра записи допроса второго помощника капитана «Левиафана» удалось лишь после общего отбоя. Вернее, после того как я навестил медблок и полюбовался на умиротворенное лицо спящей Даши, заглянул в спальню, в которой Забава нянчилась с Титовыми, и пожелал добрых снов сестрам Шереметевым, пьющим кофе в гостиной. Завалившись в джакузи, первым делом вывесил перед собой крошечный двумерный экран, убрал звук почти до предела и включил воспроизведение. Самое основное, согласно меткам, заботливо поставленным Забавой, было озвучено всего за семнадцать с четвертью минут, но для полноценного анализа ситуации требовались нюансы, поэтому я просмотрел весь материал с начала и до конца, а потом еще раз прошелся по некоторым фрагментам. Увиденное, естественно, не порадовало. И в то же время почти не удивило – да, операция, в одной из фаз которой нам довелось «поучаствовать», задумывалась с нешуточным размахом, но и в ней во главе угла стояли такие чувства, как честолюбие, беспринципность, подлость, алчность, двуличность и так далее. Тем не менее, настроение упало в ноль, и я, свернув программу просмотра видеороликов в трей, вырубил свет, откинул голову на бортик, закрыл глаза и попытался побыстрее выбросить из головы запомнившиеся фрагменты не самого приятного фильма в моей жизни. Но не добился ровным счетом ничего – стоило отодвинуть куда подальше одну картинку, как ей на замену приходила другая. И продолжала добивать остатки веры в тезис эпохи Темных Веков «Человек – это звучит гордо».

Шелеста открывающейся двери я не услышал – был слишком глубоко в себе. Зато, почувствовав, что уровень воды в джакузи резко поднялся, а в грудь начали биться поднявшиеся «волны», сначала рефлекторно накрыл ладонью рукоять игольника, а уже потом приподнял голову и вслушался в тишину. Проснувшаяся было паранойя посоветовала принять боевой коктейль, но разум рассмеялся. И через несколько мгновений помог почувствовать знакомый запах.

Паранойя тут же куда-то испарилась, следом «отодвинулся» на край сознания разум, и в свои права гордо вступили чувства. Поэтому первое касание ищущих пальчиков к плечу вызвало вспышку радости, последовавшее за ним ощупывание – нетерпение, а «Девятый вал» очередной волны – острое, как стилет, предвкушение.

Забава не разочаровала – определившись с моим положением в пространстве, обожгла щеку коротким, но ласковым поцелуем, затем забралась под мышку, осторожно поерзала, принимая любимое положение, и, словно заявляя права на меня, накрыла горячей ладошкой бедро. Прекрасно зная ее характер, привычки и потребности, я «отдал» правую руку и не прогадал – получив возможность вцепиться в пальцы, она окончательно расслабилась и занялась «делом», помогающим настраиваться на сложную беседу. Сначала, как водится, прощупала тенар. Затем гипотенар . Уделила эдак секунд двадцать червеобразным, ладонным и тыльным межкостным мышцам, после чего, наконец, дорвалась до проксимальной фаланги безымянного пальца. Место, традиционно предназначенное для ношения обручального кольца, оглаживала минуты три, почему-то еле слышно вздыхая. Потом, наконец, вернула воспоминания о погибшем женихе в самый дальний чулан своей памяти и… заставила меня подобраться:

– Все, простилась. Раз и навсегда.

Для того, чтобы столь решительно отказаться от воспоминаний о человеке, которого она когда-то считала абсолютным идеалом и центром личной Вселенной, требовались очень веские основания. И мне, естественно, захотелось их услышать. Вот я и дал это понять, едва заметно шевельнув «терзаемым» пальцем.

Беклемишева поняла всю подоплеку вопроса без каких-либо объяснений и грустно усмехнулась:

– Причина первая предельно проста – эталон, который я создала, оказался куда совершеннее, чем мне казалось, и теперь сравнения с ним не выдержал даже Сашка Потемкин. Ну, а вторая стала следствием размышлений о наиболее вероятном будущем.

Просить объяснить смысл последней фразы как можно подробнее не было никакой необходимости – Забава чувствовала меня так же хорошо, как я ее, поэтому была готова открыть душу без каких-либо просьб с моей стороны. А молчала из-за того, что собиралась с мыслями.

Начала в своем любимом стиле. В смысле, с вопроса, который должен был натолкнуть на некий объем уже известной информации, требующийся для дальнейших размышлений:

– Запись… обдумал?

Пауза между словами тоже несла смысловую нагрузку – намекала на то, что обсуждать эту проблему открытым текстом крайне нежелательно. Поэтому я ограничился утвердительным кивком.

– И как тебе новые перспективы?

– Если очень коротко и емко, то можно обойтись четырьмя буквами. И получающееся слово будет отнюдь не «лето».

– Рада, что в этом наши мысли совпадают… – без тени улыбки заявила она и начала добавлять рисуемой картине «объемов»: – Ты обратил внимание на… нестыковки…?

Первая пауза сопровождалась «объяснением» – указательный палец Забавы накрыл мой и помог ткнуть в ее же солнечное сплетение. Столь недвусмысленная подсказка мгновенно отсеяла все альтернативные варианты понимания этого вопроса и помогла заполнить вторую паузу недостающим словосочетанием «…в моем рассказе».

Да, над причинами, вынудившими ее описать столкновение со вторым помощником капитана, скажем так, не очень точно, я уже задумывался. Так что кивнул еще раз.

– А что будет с командой в том будущем, которое ты планируешь?

К указательному пальцу, все так же касающемуся ее кожи, я добавил средний и безымянный, намекая, что никаких Шереметевых добирать не собираюсь. А когда почувствовал удовлетворенный кивок Панацеи, поцеловал ее в темя.

– И правильно. Но мы все равно слишком уязвимы… – грустно усмехнулась она, выждала паузу, чтобы лишний раз подчеркнуть важность последнего предложения, и, решив, что по этому вопросу мы достигли полного взаимопонимания, перешла к следующему. Начав с тяжелого вздоха: – Сегодня мне было суждено умереть. Может, это покажется глупостью, но я и видела, и чувствовала ту иглу, которая летела мне в лицо. Знаю даже точное место, в которое она должна была попасть – в левую слезную кость. Как Даша успела выбить меня с траектории ее полета, не понимаю даже сейчас. Зато могу дать пощупать вполне реальную царапину на виске и показать срезанную прядь.

– Контузило?! – прекрасно зная, как сказывается на человеке даже такое «легкое» касание иглы, встревоженно спросил я, схлопотал удар локтем за нетерпеливость и прикусил язык. А она продолжила монолог. Слава богу, все-таки ответив на заданный вопрос:

– Да, немного. Но полчаса, проведенные в медкапсуле, помогли убрать последствия, так что я не об этом. И не о том, что Федосеева, по сути, уже расплатилась с нами по всем долгам. Я хочу обратить твое внимание на потенциал этой личности. Поэтому перечислю те ее поступки, которые считаю из ряда вон выходящими. Для начала девочка, которую всего несколько дней назад вытащили из логова людоловов, согласилась нацепить «Паук», «Капюшон» и «Пробку», хотя по определению, еще не могла отойти от всего того, что перенесла на Фуджейре. После этого отправилась на меддроиде в неизвестность, чтобы второй раз за несколько дней проделать путь, который запросто доведет до заикания любого взрослого мужчину. И, толком не успев отойти от «прелестей» этих покатушек, адекватно среагировала на абсолютно неожиданную атаку! Причем не только закрыла меня собой, но и придумала тактику, которая, в конечном итоге, позволила переломить абсолютно безнадежную ситуацию в нашу пользу…

По первым двум пунктам я мог сказать гораздо большее нее, так как видел, насколько тяжело дались Федосеевой принятые решения. Ну, а о третьем судил косвенно, по рассказам и записи. Так что пожал плечами:

– Да, из нее можно сделать знатную порубежницу!

И аморфностью этой фразы вывел Забаву из себя:

– Закрой глаза, представь себя на ее месте и пропускай через свою душу каждое слово, которое услышишь! Итак, слушай, это кусочек ночных откровений твоей Спутницы…

Я закрыл глаза, затаил дыхание, а секунд через двадцать услышал пьяный, прерывистый, но очень твердый голос Федосеевой:

– Насилие пугает… только первые раз пять-шесть. Потом ты… привыкаешь ко всему, без особых проблем покидаешь свое тело, отрешенно смотришь на него со стороны и обдумываешь… самые разные вещи. Не знаю, как другие, а я… каждый раз вспоминала рыжую девчонку лет четырнадцати из… четвертого ролика о «развлечениях» Аббаса… Пыталась придумать алгоритм, который мог бы помочь… получить такую же культю, как у нее. Что в ней было особенного? О-о-о, там, под тоненьким слоем кожи, склеенной биогелем и приживленной портативным регенератором, прятался совершенно потрясающий выступ плечевой кости, которым, при удачном стечении обстоятельств, можно было выколоть своему мучителю глаз. А знаешь, почему именно его? Да потому, что после четырех-пяти часов насилия и пыток… бить в висок, переносицу или горло абсолютно бессмысленно, ибо сил не хватает даже для того, чтобы нормально дышать. А зубы у жертв шейха удаляются в конце пятого-шестого часа истязаний… следом за тем, как на культю четвертой отрезанной конечности… цепляется регенератор. Рыжей повезло – в тот момент, когда Аббас… допиливал ей кость, его отвлек один из телохранителей, и срез… получился косым. А эта дура… так и не додумалась его использовать… по единственно верному назначению…

На этой фразе Забава оборвала запись, но и прослушанного отрывка мне хватило за глаза – я задыхался от бешенства, мечтал дорваться хоть до какого-нибудь мозголома, людолова или торговца живым товаром Халифата, чтобы провести его по тому же пути, по которому прошла Федосеева, но только в реальности!

– Как тебе ее откровения? Цепляют, правда?! – желчно поинтересовалась подруга детства и пододвинулась поближе: – Теперь послушай мои: вся ее душа – один сплошной сгусток ненависти и боли. А островка, подобного глазу урагана, там нет. Если нам удастся его создать, то Даша с легкостью справится с тем, что нас ждет в самом ближайшем будущем. Нет – сломается. Ибо второго подобного испытания не переживет. А ведь в этом самом «будущем из четырех букв» нами будут заниматься люди, для которых нет абсолютно ничего святого!

«Если что-то пойдет не так, убей!» – услужливо напомнила память, а потом показала и взгляд, в котором горело то же признание, которое только что озвучила Забава: – «…ибо второй раз я всего этого не выдержу!»

Бешенство тут же «остыло», превратившись в ледяную решимость, а «взгляд», направленный в прошлое, устремился в будущее, к тем, для кого нет ничего святого. Однако через миг пальцы, судорожно сжатые в кулак, накрыла ладошка Панацеи, и я услышал ее Решение:

– Я сделаю все, чтобы у нее появился этот «глаз». И чтобы ее не смогли от нас оторвать никем и ничем…

Первое слово, подчеркнутое касанием, ничуть не удивило – я знал, что Забава не приемлет отношений середина на половину, и для тех, кто дорог, делает действительно все. А второе заставило сначала задуматься, а потом похолодеть. Ибо использование классической медовой ловушки против Федосеевой было вполне вероятно! А Панацея, не дав мне возможности прийти в себя, тут же шарахнула по перетянутым нервам еще раз:

– Теми же самыми «подсадными утками» обязательно испытают на прочность и меня. Ведь стоит немного покопать, как окажется, что имеющаяся эмоциональная привязка к тебе ущербна, а я живу, находясь в «подвешенном» состоянии. Поэтому в одних компаниях называю тебя любимым сыночком, братиком и далее по списку, в других лишь изображаю твою девушку, в третьих усиленно ищу принца на белом коне и так далее. При этом веду себя столь беспечно, будто впереди вечность! Слава богу, сегодня, чудом разминувшись со смертью и задумавшись о будущем, я увидела себя со стороны и прозрела…

После этих слов Забава внутренне подобралась, готовясь озвучить что-то очень важное, и даже перестала перебирать мои пальцы:

– Жизнь может закончиться в любое мгновение, значит, надо жить, а не играть. У меня есть команда, из которой я ни за что не уйду, есть абсолютный идеал мужчины, без которого я себя не мыслю, и я не Логачева, а Беклемишева! В общем, сегодня все привычные образы легко и непринужденно слились в один-единственный – любящей женщины. И теперь мне плевать на любые проверки на прочность.

– Любящей? – сообразив, что она имеет в виду, уточнил я, пытаясь выгадать хотя бы несколько лишних секунд для того, чтобы прийти в себя.

– О свадьбе, белой фате и обручальном кольце я мечтала лет с тринадцати и до выстрела в лицо. Контузия помогла понять, что правильная реальность в разы слаще, чем любые мечты. Так что да, «любящей»! И «слились». Уже… – чуть ли не с улыбкой сообщила она. После чего тихонько хихикнула: – Что, в шоке?

– Не то слово! – честно признался я.

– Сама такая. С тех пор, как сообразила, что могла до этого не додуматься, уйти к Потемкину или добровольно уступить тебя какой-нибудь левой бабе!

Как обычно, ее страх, выданный биением сердца, ритмом дыхания и тембром голоса, вышиб из меня все, кроме желания защитить. И вызвал у Панацеи, чувствующей порывы моей души ничуть не хуже, чем я ее, истерический смешок:

– Ну что, защитничек, с этим «врагом» справишься или как?!

– Справлюсь… – угрюмо буркнул я. И все-таки оставил нам свободу для маневра: – Если ты, переспав с этим решением, не передумаешь.

Беклемишева или, учитывая ее фантастическое упрямство, «любящая женщина», запросто прочитала и этот порыв души. Однако доказывать, что ни за что не передумает, сочла необязательным – коснулась губами щеки, пожелала доброй ночи и ушла выполнять поставленное условие. А я, с большим трудом заставив себя успокоиться, вернулся к анализу наиболее вероятных вариантов будущего. И занимался этим до очередного «пробуждения» комма.

Почувствовав его вибрацию, кинув взгляд на экран и прочитав коротенький текст под пиктограммой сработавшего таймера, плеснул в лицо водой, чтобы взбодриться, раздраженно отметил, что она для этого слишком теплая, и решительно выбрался на бортик. А через пару минут, выйдя из душевой кабинки, закрепил на бедрах «Скорпионы», накинул халат и поплелся в медблок.

Относительно небольшая, но очень уютная комнатка встретила меня приятным полумраком, теплым мерцанием панели управления работающей медкапсулы и еле слышным шелестом ее же системы охлаждения. До пробуждения Федосеевой оставалось чуть больше полутора минут, поэтому я, мазнув взглядом по мягкому уголку, подошел к терминалу ВСД и заказал две упаковки сока.

К моменту, когда прибыл контейнер с заказом, комм завибрировал еще раз, и я, вытащив добычу, развернулся на месте:

– Тебе ананасовый или вишневый?

– Ананасовый… – окончательно вернувшись в реальность, как-то уж очень мрачно ответила Даша, вцепилась в протянутую руку и села. А через мгновение, потянувшись к бутылке с соком, почувствовала, что со мной что-то не так, и оказалась на ногах: – Что случилось?!

– Все в порядке. Просто говорил с Забавой о будущем и основательно загрузился… – грустно улыбнулся я, затем снял с поднятой крышки медкапсулы знакомый халатик, подал Федосеевой и пошел навстречу своей паранойе, активировав глушилку. А когда девушка утолила жажду, поставила пустую бутылку на пол, вдела руки в рукава и затянула поясок, мотнул головой в сторону дивана и кресел:

– Может, присядем? Я бы хотел с тобой кое-что обсудить.

– Я тоже… – кивнула она. Но шагнула не к мягкому уголку, а ко мне. И, обхватив руками за талию, уставилась в глаза: – К сожалению, вытащив меня с Фуджейры, ты не вытащил Фуджейру из меня! И я не знаю, что с этим делать…

– А чуть подробнее можно? – услышав в ее голосе панические нотки, мягко спросил я.

Она кивнула и уткнулась лбом в мою грудь:

– Соглашаясь на «упаковку» с последующей поездкой на меддроиде, я, как вскоре выяснилось, сильно переоценила свои силы. И когда «Капюшон» отрезал меня от реальности, почти сразу оказалась в привычном Безвременье. Первое время было еще терпимо, ибо я чувствовала вкус твоих губ, обручи иммобилизатора и поверхность поддона. Но как только в сознании мелькнула мысль, что твое появление в номере Жнеца и все, что произошло после этого – лишь бред воспаленного сознания, а на самом деле я продолжаю находиться в лапах мозголомов «Аиши», как меня захлестнула волна дикой паники. Да, в итоге я выплыла. Но только потому, что изо всех сил держалась за воспоминания о чувствах, которые ты вложил в поцелуй.

Я провел ладонью по ее спине, почувствовал, насколько напряжены мышцы, и мысленно вздохнул: Забава была права – вся душа Федосеевой представляла собой один сплошной сгусток ненависти и боли. А значит, времени на колебания и раздумья уже не осталось. Да, принимать серьезные решения сходу, без тщательного обдумывания, я не любил. Но ощущение стремительно утекающего времени стало настолько острым, что все сомнения были посланы куда подальше:

– Нельзя вложить то, чего нет. А раз чувства уже есть, значит, тебе всегда будет за что держаться!

– Ты… уверен? – еле слышно спросила она.

– Да! – твердо ответил я. – И сейчас объясню, почему…

Лгать в глаза или что-либо недоговаривать человеку, давшему клятву Служения, да еще и закладывая фундамент будущих отношений, было глупо, поэтому я решил рассказать все. И стал предельно подробно описывать наиболее вероятные последствия развала Большой Игры. Однако буквально через пару минут услышал шелест открывающейся двери и был вынужден прерваться.

– Прошу прощения за то, что опоздала… – ворвавшись в помещение, протараторила Панацея и метнулась к блоку управления, чтобы ознакомиться с результатами проведенного лечения. При этом прерываться даже не подумала: – Встала по будильнику, но заглянула во вторую спальню и обнаружила, что Шереметевы никак не успокоят расхныкавшуюся Танюшку. Вот и задержалась.

– Это мелочи! – улыбнулась Дарья. – Ты ничего не пропустила. Локи только-только начал рассказывать о будущем, которое нас ждет.

– Та-а-ак… с тобой все просто замечательно… Значит, этот рассказ продолжу я… Ибо нам пора учиться решать серьезные вопросы коллегиально!

Такая постановка вопроса мигом сняла все возможные аргументы против – если они, конечно, у кого-то имелись – и Забава взяла нить беседы в свои руки:

– Итак, мы развалили Большую Игру. Однако она не единственная – там, «наверху», играют все, всегда и со всеми, с кем в принципе позволяет текущий статус. Поэтому, как только в высшем свете станут известны имена тех, кто помешал очередному высокопоставленному неудачнику добиться своих целей, нам начнут предлагать вступить в разного рода группировки, альянсы и союзы. Естественно, не на первых ролях, а в качестве разменных фигур, которые в дальнейшем можно будет использовать в своих интересах.

– Угу, так и будет… – кивнул я.

– Более-менее значимых… даже не фигур, а фигурок в нашей компании две – порубежник, который в одно рыло завалил Жнеца, а потом обломал подготовленную боевую группу заговорщиков, и его полулегендарная Спутница. А меня будут воспринимать, как пешку или аргумент, с помощью которого при необходимости можно будет воздействовать на вас двоих. При этом наши интересы будут учитываться в самую последнюю очередь, соответственно, если кому-нибудь потребуется, скажем, только Локи, всех остальных просто уберут. И хорошо, если куда подальше. Что интересно, разбегаться в разные стороны и забиваться в подходящие щели вообще не вариант – нас все равно найдут и используют по назначению. Единственный реальный вариант выжить – стать монолитным кулаком и не позволять кому бы то ни было разделять нашу компанию.

Даша потемнела взглядом и заиграла желваками. А Забава и не думала замолкать:

– Неуправляемые «фигурки» и пешки никому не нужны. Поэтому наши потенциальные «друзья» и те, кто стараниями Ярослава превратился в очередных врагов, начнут свои партии с одного и того же шага – поисков инструментов давления или шантажа. То есть, проанализируют все, что найдут о нас-любимых в Сети Рубежа, а затем начнут покупать информацию с каждой камеры СКН, перед которой мы засветимся после того, как покинем борт этого лайнера. При этом анализировать полученную информацию будут отнюдь не дети, а специализированные искины, соответственно, любая игра будет расколота в считанные мгновения и даст «зрителям» дополнительные «аргументы». Вывод напрашивается сам собой – к моменту появления спасателей на борту «Левиафана» связи между нами должны обрести предельно возможные прочность и жесткость, а самые очевидные изъяны и слабости исчезнуть без следа. Согласны?

Мы с Федосеевой утвердительно кивнули.

– А какой изъян у нас самый очевидный?

Даша пожала плечами:

– На мой взгляд, нас проще всего оторвать друг от друга «подсадными утками» или «селезнями» из классических «медовых ловушек».

– Верно… – согласно кивнула Забава и включила режим врача: – Если рассматривать эту проблему в упор, то вырисовываются интересные нюансы. Ярик – парень и живет активной половой жизнью почти два года, поэтому зацепить его на крючок первой влюбленности или первой близости уже не удастся. Следовательно, ему грозят браки по залету, скандальные связи, проблемы с родичами дискредитированных девушек и так далее. Защититься от всего этого не так уж и сложно – ему достаточно на некоторое время отказаться от любых романов на стороне. С нами все куда сложнее, ведь мы девушки и в том, и в другом смысле этого слова, и вариантов испортить жизнь нам просто немерено. При этом специалистов по пробуждению основного инстинкта и соответствующей химии хватает не только в спецслужбах, но и во всех более-менее крупных родах Метрополии. Не знаю, как ты, а я не собираюсь давать ни единого шанса принцам на белых лимузинах, героическим флотским офицерам, наследникам древних аристократических родов, блестящим молодым ученым, кровным родственникам, жаждущим вернуть меня в род Беклемишевых, и девушкам, которые без ума от моей красоты и обаяния. Поэтому не сегодня-завтра стану женщиной Ярослава и сделаю все, чтобы замкнуть его сексуальные интересы на себя, а свои на него.

– Ста-нем. Сдела-ем. Замк-нем… – после недолгих колебаний твердо уточнила Даша, намеренно выделив интонацией последние слоги всех трех слов, а потом подытожила: – В нашей команде слабых звеньев не будет…

…Открыв глаза и обнаружив над собой закрытую крышку медкапсулы, я решил, что брежу, ибо привык, что она поднимается за пять-десять секунд до пробуждения пациента. Однако проверить эту мысль не дал слишком хорошо знакомый голос, раздавшийся откуда-то справа:

– …зачем загонять человека в безвыходное положение? Оставляешь ему один-единственный выход, который устраивает тебя целиком и полностью, позволяешь всесторонне оценить ситуацию, а затем ласково спрашиваешь: «Милый, ты уже определился с формулировкой положительного ответа?» Ну, или начинаешь издалека: «Наш повелитель, как ты и просил, с решением мы переспали. Потом с ним же позавтракали, пообедали и даже потренировались. Так что теперь дело за тобой…» Вот увидишь, не пройдет и пары суток, как он радостно ломанется туда, где его ждет выстраданное тобой счастье…

– Перепрограммировали? – щелкнув ногтем по прозрачному пластику, поинтересовался я.

– Угу… – сыто мурлыкнула Забава. – Но это к делу не относится. Что там с твоим положительным ответом?

Несколько часов раздумий перед процедурой дали возможность хорошенечко обдумать все возможные перспективы и, заодно, окончательно вправили мне мозги. Говоря иными словами, решение было принято. Однако сдаваться вот так сразу было нельзя, и я капризно поморщился:

– А это ваше «счастье» свежее? А можно на него предварительно посмотреть? А как ознакомиться со всеми альтернативными?

Со стороны мягкого уголка, прикрытого от меня непрозрачной частью медкапсулы, раздался сдавленный смешок, секунд через сорок в комнате заиграла музыка, а потом в поле моего зрения вплыла Беклемишева. С распущенными волосами, в любимом шелковом халатике и босиком. На меня даже не посмотрела – изобразила добрый десяток фантастически красивых и чувственных танцевальных пируэтов, затем прервала выступление, уперевшись ладонями в стену, чертовски эротично прогнулась в пояснице, медленно приспустила ткань халата с точеного плечика и… вернула ее на место:

– Остальное – только после оплаты душой и сердцем всего предложения!

Два последних слова, выделенные интонацией, свидетельствовали о том, что девчонки обо всем договорились, и я перестал валять дурака:

– Да согласен я, согласен! Только мне придется к вам заново привыкать.

– Мы тебе поможем! – хохотнула она, подскочила к капсуле и ткнула пальчиком в панель управления. А когда крышка поднялась, склонилась надо мной и изобразила строгую учительницу: – Тема первая, «Поцелуй». Выполняется…

Я притянул ее к себе, легонечко укусил за нижнюю губку и выскользнул из слишком высокотехнологичной ловушки. Потом натянул трусы, шорты и майку, подмигнул смеющейся Даше и виновато развел руками:

– Да, пока дается не очень. Но я обязательно научусь! Кстати, как там мелкие?

– Они в УТК. С Лизой. Играют в «Хозяйку Замка Двух Лун». Полчаса назад судили рыцарский турнир, а теперь, скорее всего, развлекаются на балу в честь победителя… – доложила Федосеева, встав с кресла и потянувшись. – А Настя, как дежурная по гостиной, накрывает на стол.

– Левая бровь, приподнятая на слове «как», говорит о том, что Ярика интересуют их характеры, особенности поведения и самые неприятные привычки… – подсказала Забава, повернулась ко мне и продолжила «доклад»: – В общем и целом девочки очень даже ничего. Анька воинственна, излишне непоседлива, жутко болтлива, но управляема и понимает слово «Нет». Танюшка вроде бы мягче и спокойнее, но при этом избалована и, бывает, капризничает. Вернее, капризничала. До тех пор, пока не узнала от Шереметевой-младшей, как ты, жуткий порубежник, отреагируешь на непослушание.

– И как же? – заинтересовался я.

– Выдашь запас еды и воды на десять суток, разблокируешь входную дверь и отправишь слишком самостоятельную особу ждать помощи в гордом одиночестве.

– Что ж, суть образа, который надо изображать, понял. И если вам нечего добавить, идем ужинать. А то я что-то проголодался.

– У нас есть вопрос. Важный… – приобняв меня за талию и заглянув в глаза, томно мурлыкнула Беклемишева. И хищно впилась в спину коготками: – Что именно ты обещал Шереметевым?

Я почесал затылок, восстановил в памяти разговор в ванной и вздохнул:

– Дать им возможность взыскать долг жизни натурой после того, как ты сочтешь меня здоровым.

Забава задумчиво потерла переносицу, переглянулась с Дашей и ехидно продекламировала придуманное одностишие:

– Ты им отдашь долги сегодня. А мы присмотрим за детьми…

…Торжественный ужин, посвященный излечению последнего участника эпической битвы за «Левиафан», начался с небольшой застольной речи. Нет, никакого желания ездить по ушам Шереметевым и Титовым у меня не было. Но моя… хм… в общем, просто «старшенькая» решила, что небольшой праздник нам не помешает, и убедила его организовать:

– Империя Росс – это десятки населенных систем, расположенных на умопомрачительных расстояниях, сотни миллиардов людей и одно мировоззрение на всех. Да, мы, россы, можем не знать о существовании друг друга, но при необходимости встаем плечом к плечу против общего врага или закрываем собой тех, кому угрожает опасность. Именно поэтому две добрые, кроткие и миролюбивые девушки с Усть-Илимска с легкостью влились в команду своих сверстников с Рубежа и помогли уберечь пассажиров круизного лайнера «Левиафан» от тварей в человеческом обличье. Да, противостояние длилось не так уж и долго, но за эти часы каждый из нас выложился до предела и помог другим совершить невозможное – переиграть группу профессионалов, готовившихся к захвату корабля не один месяц. Теперь, когда все это уже позади, я хочу сказать несколько слов о вкладе каждого из нас в эту победу. Вся слабая половина нашей компании рискнула свободой и изобразила пленниц, чтобы дать мне возможность подобраться к паре злоумышленников на расстояние выстрела. Сестры Болотниковы спасли мне жизнь во время скоротечной схватки с людоловами на второй палубе. Даша Федосеева закрыла собой Забаву во время боя на восьмой. А Забава со снайперской точностью отстреливала тварей, поднимавшихся к нам с добычей, а потом выбила из них очень важную информацию. Говоря иными словами, дрогни кто-нибудь из нас хотя бы раз – и этой победы не было бы. И тогда сто пятьдесят семь девушек, отобранных людоловами, были бы проданы на аукционах Арабского Халифата, а девять с лишним тысяч человек погибли во взрыве реактора «Левиафана». В общем, девчонки, я перед вами преклоняюсь. И горжусь тем, что сражался с вами плечом к плечу!

Учитывая то, что я не поленился немного подготовиться и сопроводил свои слова показом фрагментов соответствующих записей, речь получилась настолько зримой, что впечатлило даже непосредственных участниц демонстрируемых событий. Ну, а мелкие вообще сидели, вытаращив глаза, и тихо дурели.

Старшие тут же попытались захвалить, затискать и зацеловать меня. Но я отбился и подарил «боевым подругам и спасительницам» те же самые ножи, которые одалживал перед визитом людоловок. А когда сказал, что это – на долгую память, Шереметевы расчувствовались и дали волю слезам!

На этом я собирался закончить официальную часть и начать неофициальную, но не тут-то было. Меня начали рвать на части, требуя чуть ли не посекундного анализа действий каждой героини и ответов на вопросы. Иногда довольно заковыристые. Я отвечал. Долго. Потом устал и попросил пощады. Мелочь великодушно пошла навстречу. Хотя все-таки задала «самый последний»:

– А почему мы отмечаем победу, хотя победили не всех людоловов?

– Мы победили всех. Но оставили пять человек вроде как на свободе, чтобы не расстраивать экипажи боевых кораблей, которые прилетят нас спасать! – пошутил я. – Представьте, врываются они на лайнер в штурмовых скафах и увешанные оружием, как новогодние елки игрушками, все из себя такие героические-прегероические, а им сообщают, что пятеро школьников не оставили ни единого шанса отличиться! Обидно же?

– А если серьезно? – поинтересовалась Анька после того, как все отсмеялись.

– А если серьезно, то школьников было только четверо. Плюс военный врач с Рубежа. Что, конечно же, существенно меняет дело!

– Ну Локи-и-и…

– Ладно, сдаюсь! Слушайте. Двери ходовой рубки и всех кают, кроме нашей, заблокированы насмерть. И вломиться в них без специальных инструментов абсолютно нереально. Впрочем, даже если бы у меня было все нужное оборудование, то я бы туда не сунулся как минимум по двум серьезным причинам. Во-первых, соотношение потерь между атакующими и защищающимися в приблизительно равных условиях – четыре к одному, а мне как-то уж очень дороги все боевые подруги. И, во-вторых, в распоряжении каждой группы людоловов есть заложники, рисковать жизнью которых я не имею права.