Текст книги "Серое братство (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц)

– Вполне вероятно, – задумалась Лация. – Как она выглядит?

Я описал старуху во всех красках, не жалея даже полутонов. И, видимо, получилось здорово. Потому что королева усмехнулась, кивнула.

– В Судейском зале, где раньше проходили заседания гильдии, висят портреты всех Главных Судей. Амалея – последняя, которую успел запечатлеть на холсте придворный художник. Моя мать не захотела снимать сии шедевры. Пошли, посмотрим. Сразу и развеешь свои сомнения. Вендис!

Дверь распахнулась, и в проеме выросла фигура охранника в темной кольчуге на широких плечах.

– Передай знатным господам, что время приема переносится на полдень. И еще… Видишь этого человека?

Палец Лации выразительно уставился в меня. Вендис кивнул.

– Чтобы я больше не видела его во время приемов. Это касается всех, кто несет охрану рабочего кабинета.

– Да, энни, я все понял! – Вендис с укором посмотрел на меня, чтобы я почувствовал стыд за свою мальчишескую выходку.

Я виновато развел руками. Что с меня взять? Дитя леса…

Когда мы вошли в полусумрак большого зала, где кроме пыльных рядов лавок, оббитых красным бархатом, ничего не было, я сразу обратил внимание на стены, где под самым потолком висели картины в великолепных золоченых рамах. Лация взяла меня за плечо и повернула в ту сторону, где была картина той самой Амалеи.

– Смотри, вот она.

Несмотря на плохое освещение – солнце едва проникало сквозь окна, завешанные тяжелыми шторами – я сразу узнал свою опекуншу. Тот же упрямый подбородок, тяжелый взгляд, упрямо сжатые губы – все волевые качества, взятые из многочисленных судебных баталий – подтвердили все подозрения. И мир для меня стал не таким уж и добрым и честным. Нет, я и раньше не питал иллюзий на этот счет, но предательство Брюнхильды потрясло меня больше всех подлостей на свете. Из меня сотворили орудие мести, даже не предоставив мне право выбора. А я, дурак, поверил Братству, думая, что нашел семью. Чтоб его…

– Я хочу напиться, – решил я. – Здесь есть хорошие недорогие кабаки? Чтобы подавали к вину сыр. На Континенте в ходу лебенские сыры. Их предпочитают даже святые отцы из храма святого Патрика. И мне нужны собутыльники. Я не пью один.

– Тебе надо отдохнуть, Вадигор, – с чисто женской жалостью сказала королева. – Слишком многое ты узнал за последнее время. Такой груз может свалить человека, более умудренного жизнью, чем ты. А вообще – ваша пища очень варварская. Но твое желание я постараюсь выполнить. У меня есть на примете парочка крепких выпивох, которые от количества выпитого лучше держат меч. Они присмотрят за тобой.

5

«Люди считают за благо жить в благолепии и сытости, всеми правдами и неправдами стараясь обеспечить себя и будущих потомков солидным капиталом, соизмеряемым в количестве накопленных мешков с деньгами, драгоценностями и прочим вещественным хламом. И это ради спокойствия жизни без потрясений, которые могут ввергнуть их в бездны нищеты и вечного мучения. Кто может точно сказать, как поведет себя человек в ситуации, когда все само идет ему в руки: богатство, титулы, почести? Соблазны высшего порядка губят душу, и я говорю это с уверенностью, потому что не раз встречал таких несчастных, обретших, как им казалось, истинное счастье. Но, изменяя свою жизнь, нельзя оставить при себе образ мышления прежний, живя по новым правилам. Забываются те, с кем ты раньше думал одинаково, с кем вел долгие беседы о порочности тех, кто выше по званию и должности. В сущности, в жизни ничего не изменилось, даже если сейчас идешь по другой тропе. Просто интереснее стало смотреть сверху вниз на ползущих внизу; кто остался там, в бессилии своем взирающим на небожителей. А ведь прошлого не вернешь, как ни старайся…».

Ральер отложил в сторону стило с черным наконечником. Твердые стержни из спрессованного угля с добавлением какой-то специфической жидкости (постарались ваграмские маги) пользовались большой популярностью у придворных писцов, у дворян и у титулованной знати. Что до остального народа, умевшего писать – купцов там, управляющих, крупных ремесленников – в ходу были перья и жутко плохие чернила.

Бывший министр размял кисти рук, затекшие от долгого писания. Писал он много, старясь закончить запланированное до сумерек. Он экономил на свечах, невзирая на неплохое жалование, которое ему выписала королева Женнис по уходу с поста министра финансов. А ведь была еще рента.

Ральер уже несколько дней копался в архивах, выискивая основания для возвращения статуса новоявленному принцу Вадигору. Тем более что об этом попросила сама молодая королева, крайне заинтересованная в возвращении пришельцу всех привилегий. Что-то затевалось, и любознательный министр ломал голову – что. Так уж получилось, что Лация не торопилась делиться своими мыслями не то что с приближенными, но и с матерью. Ральер справедливо рассудил: приближая к себе появившегося из небытия своего соперника по трону, Лация хочет использовать его в деликатном деле. Листая документы, написанные крупным витиеватым слогом, бывший министр принимал официальную точку зрения постольку, поскольку не желал идти наперекор власти. Одемиры дали ему все, о чем может мечтать человек. Но теперь, когда королева-мать удалилась от государственных дел, ситуация изменилась. Своим неожиданным поступком королева Лация дала понять, что правда воцарения ее рода на троне Ваграма не должна быть закопана под грузом отписок и лживой истории. Глубокие подземелья королевского архива могут долгое время хранить тайны, но стоит ли держать в постели гремучую змею? Впрочем, Ральер мог не волноваться насчет правды. Ее и в архивах не было. Все придворные летописи и небольшое количество документов, относящихся к тому времени, придерживались официальной версии, распространенной королевской канцелярией. Бывший министр уже несколько лет был в отставке, и все за всеми событиями, связанными с борьбой за трон, следил из своего особняка. Он не разделял методов, которыми расправлялись с Вадигорами, однако, предпочел промолчать, оберегая себя и свою семью от гнева Женнис. Головы тогда летели направо и налево. Именно то обстоятельство, что королева переступила через неписанные законы между родами, настроило ее против всего Ваграма. Народные возмущения заставили Женнис дать слово, что по достижении ее дочери Лации семнадцатилетия, она добровольно сложит свои полномочия и передаст ей трон. Таким образом она успокоила надвигающиеся бунты, и слово свое сдержала, вызвал немалое удивление среди дворцовой знати. Уж они-то, привыкшие к другой Женнис, справедливо полагали, что она просто сыграла на публику.

Ральер откидывал один документ за другим, потом взялся за толстые фолианты, постепенно погружаясь в историю двух родов. Одна неотступная мысль преследовала его. Мало найти доказательства вины Одемиров. Для признания мальчика наследным принцем нужна одна немаловажная деталь: люди, которые могут подтвердить, что ребенок спасся, а не погиб. А потом устроить встречу, где и будет окончательно подтвержден статус Вадигора. Если, конечно, это не чья-либо утонченная интрига с целью посадить на трон своего человека. Ральера обдало холодом. Королева-мать так и подумает. И ее не столкнешь с места доказательствами одного-двух человек. Королева Лация говорила что-то об Амалее. Да где же ее искать? Стало совершенно ясно, что без помощи Абиларда не обойтись. Этот человек внушал доверие и спокойствие своими неограниченными связями. Он может найти все и всех.

На следующее утро Ральер выехал из Одема в своей дорожной карете в сопровождении двух своих слуг. Путь его лежал в Задар – этот великолепный город, обдуваемый теплыми океанскими ветрами. Несмотря на то, что Задар находился на землях соседнего королевства – в Камбере – это не особо беспокоило отставника. Между странами Союза была договоренность о беспрепятственном проезде лиц дворянского сословия и высшей знати через границы, кроме, простолюдинов, разумеется. Передвижение по дорогам Союза требовало лишь исправно выполненной подорожной, коей Ральер загодя запасся.

Через два дня пути Ральер прибыл на место. Абилард жил в большом особняке, окруженном с трех сторон кипарисами, и лишь с одной эти вечнозеленые деревья расступались, широкой аллеей беспрепятственно стелясь до крыльца особняка. Карета подкатилась прямо к крыльцу, на котором уже стоял хозяин, предупрежденный заранее письмом, которое Ральер послал с нарочным с постоялого двора. Абилард раскинул руки и радушно произнес:

– Не ожидал от вас, энн Ральер, что вы отважитесь на такую трудную дорогу в таком-то возрасте! Но весьма кстати. Нам есть о чем поговорить.

– Слишком много накопилось вопросов, чтобы отвечать на них самому себе, – ворчливо произнес отставной министр, вылезая из кареты. Слуга почтительно поддерживал его под руки.

– Вы как раз к обеду. Прошу к столу. Отдохнуть успеете. Обещаю, что после того, как удовлетворю свое любопытство, не буду вас тревожить. Можете валяться в постели, сколько захотите!

– От хорошего обеда отказываются по глупости, – хмыкнул старик и стал подниматься по лестнице. Абилард сам пошел навстречу помочь гостю.

– Сегодня я распустил своих слуг, чтобы не болтались под ногами. Оставил лишь двоих, чтобы было кому наливать вино и смотреть за порядком в имении. Я, знаете ли, слегка разленился.

– Так ведь тоже не молодой, я вижу, – Ральер выпрямился, вдохнул полной грудью свежий ветер, пахнущий водорослями и еще каким-то резким запахом, не вызывающим, однако, неприятных ощущений.

Они прошли в большой зал, где уже был накрыт стол. Неизменные фрукты, светло-желтые ломти сыра, сочащаяся янтарным жиром рыба возбудили аппетит Ральера. Из высоких окон лился солнечный свет, и Ральеру стало так хорошо, что он довольно потер руки, усаживаясь за стол.

– Завидую тебе, друг мой. Живешь в божественном месте, без забот, без излишних хлопот, – Ральер внимательно следил за тем, как худощавый слуга с напыщенным видом наливал вино в бокалы.

– Ну, не настолько я беззаботен, энн Ральер, – усмехнулся Абилард. – У меня тоже достаточно дел: проучить слуг, чтобы шевелились как следует, следить за управляющим, чтобы не проворовал все мое состояние. Этим бестиям дай только волю – вмиг пустят по миру!

Они посмеялись, выпили. Ральер отставил бокал в сторону, который был незамедлительно наполнен, и сказал:

– А теперь ближе к делу, дорогой граф. Хотелось бы обсудить это безотлагательно.

Абилард знаком показал слуге, чтобы тот удалился и внимательно посмотрел на гостя. Ральер, видя, что тот полностью во внимании, изложил свою историю со всей прилежностью. Во время рассказа граф молчал, усиленно попивая из золоченого бокала неразбавленное вино.

– Вот так обстоят дела, – закончил Ральер. – Одни предположения, и никаких точных деталей. Может, обстоятельства той трагедии известны тебе, мой мальчик? И как нам найти Амалею?

«Мальчик», которому было немногим меньше лет, чем отставному министру, покачал головой.

– Нелегко. Не из-за отсутствия каких-либо документов и нужных людей, а из-за сроков. Я понимаю, это нужно проделать быстро. Десять дней…

– Это удача, несомненная удача! – обрадовался Ральер. – Я постараюсь встретиться с теми людьми, которые вхожи в кабинет королевы Лации. Если за десять дней будут готовы все документы, найдены свидетели – мы выиграли.

– А вам какой интерес, энн Ральер? – насмешливо глянул на него граф. – Я еще могу понять молодую королеву, которой, как я заметил, понравился этот сумасшедший парень, но вы?

– Считайте, что у меня тоже появились виды на Вадигора, – лихо увернулся Ральер. – Что вы можете рассказать о тех днях, дорогой граф?

– Род Вадигоров очень давно соперничал с Одемирами за право обладать короной Ваграма. До какого-то времени все шло чинно и спокойно. Эти два рода менялись на престоле каждый раз, как только умирал кто-нибудь из правящей династии Вадигоров или Одемиров. Все просто, без споров и склок. Но однажды, как бывает в нашей незадачливой жизни, когда на сцену выходят личные мотивы, разыгралась безобразная история. Одемиры обвинили Вадигоров в покровительстве тайному Ордену. Якобы Вадигоры руками тайной общины хотят уничтожить соперников. Скандал выплеснулся из дворца и пошел гулять по королевству. Многие поверили в то, что Одемиры стали жертвой черного заговора. Это, так сказать, было неэтично со стороны Вадигоров. Но кто знает, где правда? Серое Братство, видимо, уже существовало приличное время, но о нем практически не было слышно ничего, да и род деятельности тоже был окутан тайнами. Вадигоры, если и были они связаны с Братством, молчали.

– А они имели связи?

– Когда-то предок Вадигоров основал этот злосчастный Орден, но потом отрекся от него. Братство жило своей жизнью, не напоминая о былом. Это устраивало всех. Но почему Женнис начала травлю соперника? Этого я до сих пор не знаю. Известно лишь, что она любыми путями хотела закрепить права своего рода на трон. Единственная династия, женская. Какая муха ее укусила?

Абилард замолчал, протянул руку к изящной высокой вазе, в которой лежали свежие фрукты, взял кисть винограда и задумчиво отправил в рот ягоду.

– И каким же образом Женнис решила избавляться от Вадигоров?

– Очень простым и действенным. Как-то незаметно стали умирать люди из рода Вадигоров. Странные смерти, надо сказать. Одемиры тонко намекали противникам, чтобы те хорошенько подумали о последствиях. А знаете, энн Ральер, что в Ваграме издавно существует закон крови?

– Я знаю, знаю. Как и то, что Женнис стремилась сразу же издать эдикт о запрете такого закона. Тем более что он негласный, но соблюдается исправно. Она боялась… Вадигоры стали мстить?

– Не совсем. Дело в том, что понятие «род» не совсем точно для определения оного. Род Вадигоров очень древний, куда там Одемирам. И сложился такой странный вид отношений: в род могут входить вассалы других, более мелких семей, связанных между собой клятвой крови. Из рода можно выйти только мертвым. Зачастую вассалы так себя и называли: «из рода Вадигоров». Отец Гая попробовал обратиться к Серому Братству лишь после того, как вокруг его семьи стало смыкаться кольцо смерти. Но так как напрямую из его семьи никто не пострадал, он не имел право объявить кровную месть. И сдается, Одемиры только и ждали этого шага своих соперников. Ведь налицо явное подтверждение слов Одемиров о черной магии, о наемных убийцах…

– Хитро, – хмыкнул Ральер. – Вадигор обращается к Братству, а Женнис тут же предъявляет доказательства сговора высшей знати.

– Правильно. Налицо страшное преступление. Как тут можно оставаться в стороне? Духовенство, знать, дворянство – все они пытались уговорить Вадигора прекратить всяческие сношения с Орденом. Но он не понимал, что хотят от него. Ведь, по сути, шла кровная война! Этого не могли понять узколобые бароны и графы. А Серое Братство ответило отказом Вадигору. Никакой помощи ради личной выгоды. Те, кстати, поступили правильно, предчувствуя множество бед. А люди гибли. И однажды произошло непоправимое. Семья Одемиров вышла в плавание вдоль побережья, отдохнуть от всего кошмара, успокоиться, обсудить дальнейшие ходы. На корабле произошел пожар, да такой ужасный, что никто не спасся, хотя была возможность. В случайность гибели никто не поверил, кто хоть умел правильно сопоставлять факты. Официально род перестал существовать. Был проведен ритуал Поминовения и Признания. Отныне только Одемиры могли единолично править Ваграмом.

Ральер сидел, не шелохнувшись, даже забыв про еду. Вот и исчезли последние загадки, возникшие по ходу чтения документов. Кроме одной. Почему Одемиры пошли на преступление? В чем корень зла?

– После пожара немногие обратили внимание на исчезновение судьи Амалеи, тихое и незаметное. Поначалу думали, что она тоже была на том злополучном паруснике в качестве приглашенной гостьи, но кто-то видел ее во дворце Вадигоров в тот день. Сразу после известия о гибели семьи Гая, она исчезла со свертком в руках. Это, я уверен со всей вероятностью, был наследный принц. Таким образом, Гай попал на Континент, и до сей поры жил под присмотром Судьи Гильдии.

– Амалея поддерживала Вадигоров? – Ральер задумался. – Я ее неплохо знал, но чтобы она так откровенно приняла сторону опального рода – на нее не похоже.

– Она всегда слыла неподкупной Судьей, честной и справедливой. И я тоже смею утверждать, что в этой истории Вадигоры пострадали безвинно. Молодые должны сами решить, как им жить дальше. В ненависти или в дружбе. Но Женисс так дело не оставит. Я знаю ее.

Абилард допил третий бокал вина, изящно отправил в рот кусочек вкуснейшего сыра, медленно прожевал. Потом приложил к губам салфетку, давая понять, что обед закончен.

– Это, пожалуй, все, что я могу вам дать, дорогой барон.

Ральер задумчиво созерцал пустой бокал. Его мысль оформилась окончательно, и он мучительно решал, нужно ли посвящать графа в свои тайны. Подумав, барон все-таки решил не разглашать до поры до времени некоторые щекотливые моменты. Один из них был несколько крамольным: Кайд, вероятно, имел особые отношения с Женнис. Абилард был надежным человеком, но со своими странностями, недомолвками и двусмысленным поведением. Ральер был склонен считать графа тайным агентом Братства. На чем крепилась это подозрение – сейчас бы Ральер не смог этого объяснить. Интуиция, догадки. Возможно, когда-нибудь они откроются друг другу, когда будет смыто грязное и отвратительное пятно родовых войн, но не раньше.

****

Я погрузился в тихий омут, где нет бесконечных интриг, скачек, погонь, постоянной игры со смертью. Прозаические дела похожи на болото, которое засасывает с неотвратимой последовательностью. Оказавшись в роли праздно болтающегося по дворцу гостя, я изнывал от вялого течения времени. Лация не показывалась, с головой погрузившись в ворох дел, накопившихся за то время, что она билась за меня перед Советом. Прошло уже три дня, как она, виновато улыбнувшись, предупредила меня о невозможности посещения. Да я уже и так понял намеки на недопустимость повторения той выходки. Мне ничего не оставалось делать, как изучать расположение дворца. За хорошо охраняемые ворота меня не выпускали. Обещание королевы найти мне достойных собутыльников так и осталось невыполненным, да и желание напиться пропало. А вот интерес к Одему разгорался у меня с каждым днем. Нужно как-то выйти за пределы дворца и побродить по городу. Наступил вечер, один из тех, когда звезды густым роем высыпают на погасшем небосводе, а луна только начинает выглядывать из-под морской глади робкой гостьей. Я решил прогуляться на свежем воздухе, изменив ежедневный маршрут. Стояние на балконе мне наскучило, а открытая галерея как нельзя лучше подходила для этой цели. Да и к покоям королевы ближе. Я ощущал потребность видеть ее, словно желание больного унять жар тела холодной водой.

Открытая галерея, вознесшаяся над землей на уровне двух этажей, кольцом опоясывала королевскую резиденцию. Прежде чем выйти на нее, пришлось преодолеть три поста; большинство гвардейцев уже знали меня в лицо – я времени даром не терял – и поэтому давали мне беспрепятственно пройти на галерею. Я прислонился к каменным перилам и стал обдумывать свое положение. Непонятная и загадочная жизнь чужой страны увлекала меня в неведомые глубины, откуда шли тревожные сигналы опасности. Находясь в положении заложника, я поневоле задумывался о решительных действиях. Ситуация того требовала. Абилард ведь не зря здесь появился. Значит, существует связь между ним и Братством, и скоро Егерь даст о себе знать самым решительным образом. Создавалось щекотливое положение. Лации выгодно держать на коротком поводке своего главного соперника, а, по мнению многих прихлебателей – еще и опасного врага, одержимого местью за уничтоженный род, пусть и хорошо спрятанной за маской доброжелательности. Не знаю, как реагирует на эти слухи королева, но клеветников хватало во все времена. В душу Лации не заглянешь. Выполнить свою миссию и вернуться на Континент – вот лучший выход. Только вот Магвана не убедишь, что иногда можно с легкостью отказаться от притязаний на трон. Он будет преследовать меня до конца дней моих, или до тех пор, пока кто-нибудь из наших не успокоит его навечно. Другого, к сожалению, не дано.

Лация вышла из темноты настолько неожиданно, что я сначала вздрогнул от появления темной фигуры, попавшей в полосу света, льющегося из широкого проема окна, за которым сновали придворные, слуги и прочие обитатели дворца. Странно, что сюда никто не выходил.

– Давно стоишь? – она подошла ко мне, нарочито внимательно посмотрела в угольную черноту внизу. – Стражники сказали мне, где ты прячешься от суеты дворцовой жизни.

– Нет, даже не успел замерзнуть, – бодро ответил я.

– Ночи у нас холодные, сырые. По утрам я дрожу от свежего воздуха. Постель сыреет – ужасно неприятно.

Королева откровенничала перед чужаком – это сразу расположило ее ко мне. Ей тоже приходится быть как и все, кто окружал ее в жизни. Так же, как и я, стучащий зубами по утрам от мерзкой сырости, страдающий от бездарности истопников (вырубка редких лесов в Ваграме строжайше запрещена, а уголь ужасно дорог), расходующих драгоценное топливо без толку.

Лация была в светлом теплом платье с пышным воротником, а на плечах – шерстяная накидка, расшитая замысловатым орнаментом, наверняка, древним и с магическими рунами. В мягком свете блестели золотые серьги, а на груди изредка вспыхивали крохотными искорками бриллианты в колье. В неясном освещении лицо королевы показалось мне грустным и задумчивым. Я поспешил заполнить возникшую тишину.

– Как прошел день? – я пытливо посмотрел на Лацию. – Думаю, не все, что ты сегодня обсуждала – секрет.

– Нет, – улыбнулась королева. – Так, пустяки. Просители, военные вопросы… Я думала: если мы отыщем Амалею, она наверняка докажет твой статус. Представляешь свои выгоды? По закону королевства ты, как представитель, нет, как прямой наследник рода Вадигоров, получишь в свое пользование владения на берегу Западного океана. Там изумительный климат, можно разводить породистых скакунов или племенных быков. Ну, со вкусами определишься сам. Королевским указом ты будешь получать каждый месяц жалованье как советник по внешним связям… Наберешь себе людей, управляющего… Я уже подготовила указ, но требуется присутствие Судьи.

– Жалованье хорошее? – с трудом скрывая сарказм в голосе, спросил я.

– Состояние Вадигоров оценивалось достаточно высоко. Представители рода очень много денег давали в рост. Я распоряжусь, и моя служба найдет этих людей и векселя, подтверждающие сделки. Поверь, это малая толика того, что я могу тебе дать. Я очень сожалею, что наш род стал причиной твоих злоключений, пусть и косвенной.

– Энни Лация! – я мягко оборвал ее речь. – Не стоит извиняться за то, чего ты не делала. Было бы глупостью таить на тебя злость. Я не интриган, как думает большинство бездарей во дворце. Можешь заниматься королевскими делами, не беспокоясь за меня. А я буду получать денежки и спокойно греться на солнышке под плеск волн. Единственное – вы не вернете моих родителей! Не говори ни слова! Я не обвиняю. Мне, может быть, повезло, что я их никогда и не видел. Нет той щемящей грусти, тоски. Я не знал, что такое ласка матери – а значит, я не буду особо страдать от отсутствия ее. Да, я циничен в некоторых вопросах. Но я честен!

Королева молчала. Удар, который предназначался другим людям, задел и ее. По странным изгибам судьбы именно она старается смягчить неизбежные проблемы в будущем. Шероховатости и неровности межродовых отношений слишком опасны, чтобы их не принимать во внимание. Где-то остались сторонники Вадигоров – а они не особо щепетильны в вопросах мести. Лация это понимала. Призрак кровной мести поселился во дворце. Меня пытаются задобрить, откупиться тем малым, что у них есть. Неудачная попытка, я полагаю. Но я ценю самоотверженность Лации. Каждое слово, которое сорвется с ее губ, тяжким грузом ляжет на сердце. А я страдал лишь от невозможности прижать девушку к груди, поцеловать эти еще припухлые по-детски губы, эти глаза, отражающие блеск тысячи свеч из окна. Почему именно она правит немыслимым количеством людей, государством и Союзом трех стран, вместо беззаботного кружения голов молодых и достойных людей королевства? Еще немного – я бы не выдержал душевной пытки и рассказал все, о чем думаю, что переживаю, несмотря на будущие изменения в моей судьбе.

– Не надо слов! – предупреждающе поднял я руки, предугадывая вопрос. – Произошедшее – не на твоей совести. Пусть другие принесут извинения. Пожалуй, этим я и удовлетворюсь.

Лация, показалось мне, вздохнула с облегчением. Ее тяготил разговор о давно минувших днях, к которым она действительно не имела никакого отношения. Мы ведь были схожи в одном: судьба выбрала нас для примирения.

– Мы не откупаемся, как ты решил про себя, а восстанавливаем равновесием в высших слоях общества. Род Одемиров очень практичный. Ваграму требуется здоровая конкуренция, чтобы мы не забывали о своем долге укреплять и обогащать королевство. А также нужна нам свежая кровь. Многие в силу полного счастливого бездействия заплыли жиром. Они привыкли к тому, что их покой защищает армия и королевская гвардия. Но я вижу далеко, и мне становится страшно.

Вдруг Лация схватила меня за руку и снизила голос до шепота:

– Не знаю, почему я доверяю тебе. Но сказанное мной не должно выйти наружу и гулять по Одему, что станет причиной возмущений среди знати и дворянства.

– Лация, – я мягко пожал кисть ее руки, ощутив тепло и мелкую дрожь пальцев. – Я не даю обещаний и клятв. Я живу по другим законам, и знаю только одно: нельзя доверять никому, даже близким тебе людям. А я пришелец. Поэтому мы заключим договор на взаимных условиях. Серое Братство не нарушает слово, а ты, королева, получишь мощную тайную поддержку. Если тебя это устраивает. Итак?

– Пусть будет договор, – кивнула королева. – Это разумнее, чем всецело полагаться на одно лишь слово. Ты прав. Но ведь ты потребуешь военной помощи своей Алой Розе?

– Это было бы очень просто – обязать тебя выполнять условия нашей стороны. Но не забывай, что и первоначально наша просьба заключалась именно в помощи. Я тебя внимательно слушаю.

Поведанное королевой привело меня в уныние. Лация решилась на немыслимое: подрубить все столбы, на которых держался Ваграм. В новом королевстве должна была пройти грандиозная чистка, в результате которой на все ключевые посты становились преданные ей люди. Деятельный ум молодой правительницы простирался на много лет вперед, и мне отводилась роль тарана, способного разломать древний фундамент королевства. Первым делом она хотела подтолкнуть местную аристократию на хоть какую-то деятельность, отвлекая ее от праздности и безделья. Но для небывалой реформы требовалось очень много людей, шустрых и отчаянных, которые могли бы держать в своих руках сведения обо всех делах, происходящих в армии, на флоте, во дворце, в торговле, в среде бандитов и нищих, среди аристократии и среднего сословия. В общем, во всех местах, откуда могла пойти угроза новым преобразованиям. На меня Лация полагалась особо. С моим опытом добывания сведений я обеспечу ей победу.

– А королева-мать? А бароны, графы, министры, наконец? – я пристально посмотрел на девушку. – Они не дадут мне просто так развить активность в чужой стране. Допустим, мы совершили невозможное. А что дальше? Есть ли у тебя настоящая поддержка в лице опытных политиков и влиятельной знати?

– Весьма небольшая, – честно призналась Лация, – но именно это обстоятельство должно сыграть против оппозиции. Никто не принимает меня всерьез, полагая, что в свои восемнадцать лет я мало гожусь на роль королевы. Слишком подвержена вспышкам человеколюбия, как это произошло с тобой. До сих пор министры и Коллегиальный Совет косо смотрят на меня. По их мнению – я ошиблась. Но сейчас меня по-настоящему волнуют Камбер и Сатур. Они – ненадежные союзники. Мало того, что их земли в особенности Камбера, давно уже стали объектом споров, правители часто напоминают мне о пересмотре статуса Золотой Цепи.

– Что это такое? – навострил я уши. Об этом я не слышал ни из одних уст. Хранить молчание здесь умели. И то, если бы Лация не открылась мне в силу обстоятельств, грозящих ее правлению, я бы оставался в полном неведении.

– Золотая Цепь – это линия городов-крепостей, фортификационных укреплений, построенная от Западного океана до моря Сумерек. Она протянулась через весь материк. На строительство укреплений наши предки потратили много лет, и в результате появились шесть отлично укрепленных городов на особо опасных направлениях из Степи. Вот уже триста с лишним лет крепости сдерживают аппетиты кочевников. Каждые пятьдесят лет меняется надзор над Цепью. Сейчас наша очередь держать крепости в боеготовности и порядке. Но срок истекает уже через три года! – Лация перевела дух и оглянулась, опасаясь чужих ушей из стен. Она боялась в собственном дворце!

И я стал ощущать слабо шевелящиеся потоки невидимой угрозы. Внешнее спокойствие Ваграма – это не только жизнь портового Одема. Это благополучие Лации, ее королевства и будущего. Ради нее я смету любую преграду и опасность. Лация будет моей добычей, добычей вона, которую я пронесу через хаос и пожарища разрушенных городов.

– …Гай! Ты слушаешь меня?

– Да, – очнулся я от сладких грез. – Мне только не ясна опасность передачи надзора Камберу или Сатуру.

– Берет управление Камбер, – уточнила Лация. – Вот именно это и беспокоит меня. Агенты донесли о какой-то непонятной подковерной возне Филисса Второго со Степью. Как только Золотая Цепь перейдет в его распоряжение, он откроет границы. Орды степняков хлынут в Ваграм. Я предполагаю, что в Ваграм. Представляю, какие гарантии вытребовал себе Филисс, если заговор имеет место.

Я испытывал немалое смущение от непонимания ситуации. Одно время Брюнхильда пыталась вбить в мою голову важность таких знаний, но я убегал в глухую тайгу и бродил там до тех пор, пока старуха отчаянным голосом оглашала окрестные горы. Я появлялся на пороге, получал порцию подзатыльников вместо знаний и благополучно забывал про учение. А спустя несколько дней все повторялось. Теперь я знал, что крылось за непрекращающимися попытками старухи дать мне оружие, которое сейчас бы пригодилось мне.

– Почему ты так полагаешь? Агенты могли ошибиться…

– Агенты могли ошибиться в деталях, но я хорошо знаю Филисса. Интриган и неудачник. Что для него договор и правила поведения между королями? Но меня беспокоит его желание сбить с толку Сатур. Они и так колеблются, выходить из Союза или остаться.