Текст книги "Серое братство (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

После разговора мы собрали десятников, позвали Башара и Молота, чтобы у них не возникло подозрений в сговоре против Басаги. Лишнего при них старались не болтать, но в общих чертах объяснили, что придумано. Все, кроме Молота одобрили его. Соглядатай скривил губы:

– Мастер ведает ли, что может произойти, если его выводы окажутся неверными? А вдруг правитель Шаурафа Сахиб Второй Дерзновенный вздумает послать корабли вдоль южных берегов Муфазара? Или разрушение рыбачьих и крестьянских поселений – отвлекающий маневр?

– Это как раз тот момент, что враги ждут нашего наступления в междуречье, – ответил Мастер. – Вот почему они выжигают земли. А что бы делал ты в таком случае? Большая армия без воды и фуража для животных не имеет шансов подойти к решающей битве свежей и отдохнувшей.

– Мастер прав, – Башар хмуро посмотрел на Молота. Ему нелегко было противоречить помощнику. Но, как ни странно, именно он осознавал правоту пятидесятника.

– А если нас ждут на границе? – не унимался Молот.

– Какая армия у Сахиба? – повернулся Мастер к Башару. – Тебе что-нибудь известно?

– Достаточно большая, чтобы пустить сто тысяч сабель по Сузаю, и еще столько же, чтобы сомкнуть челюсти с флангов, – Башар крепко сжал губы. – Но будь спокоен: нисайцев еще больше.

– Прекрасно, – Мастер оглядел всех своим прищуром, в котором таилось нечто, что могло не понравиться многим из сидящих. Но они плохо знали командира. – Завтра мы сворачиваем к Сузаю, переправляемся через реку и ждем противника. Я не думаю, что они уже начали движение к Ахайе. Десятникам проверить готовность своих бойцов к походу. Накормите лошадей. Выступаем с рассветом. Все! Отдыхать!

5

«Морской Лев» не достиг берегов Пафлагонии – таково было известие, которое нашло Лацию в Кротах – фортификационной крепости на границе со Степью. Писал Абилард, которого она неплохо знала. Почерк был мелкий, убористый, но хорошо поставленный, и девушка легко разобрала его. Абилард писал:

«Моя дорогая королева! Позвольте так обращаться к Вам несмотря на то, что я остаюсь подданным другой страны. Мое отношение к Вашим благодеяниям вызывают в моей душе положительные отклики. А Ваше знакомство с Гаем Вадигором просто-напросто заставляет меня просить Вас поддерживать отношения со мной. Случайно я узнал, что Вы находитесь в поездке по Золотой Цепи. Посредством каких методов – позволю себе умолчать. Но теперь о главном, что и подвигло меня написать письмо. Господин Ральер, которого я уважаю и ценю, узнал, что Гай Вадигор и госпожа Амалея не вернулись в Пафлагонию. Это меня весьма насторожило и обеспокоило. Я посчитал нужным известить Вас об этом. Но прежде, чем впадать в отчаяние, я долго проверял надежность сведений. Выходило, что «Морской Лев» и в самом деле пропал без следа. Боюсь, и не без оснований, что он попал в «Мышеловку», где орудуют пираты муфазарца Фаль-Адени. Может статься и так, что корабль не выдержал шторма и затонул. Я бы предпочел тот исход, при котором Вадигор остается жив, пусть даже и в руках Фаль-Адени. Будем откровенны, энни Лация – шансов, чтобы еще раз увидеть человека, предназначенного судьбой изменить мир, почти нет. Увы, все мы смертны в этой юдоли печали, и нет ничего слабее нити человеческой жизни. Конечно, Вадигора долго учили выживать в тяжелых ситуациях, и я до сих пор надеюсь и верю в его спасение. Его смерть не выгодна тем силам, которые видят его в первых рядах новой эпохи. Когда идет игра, цель которой – Власть и Безграничная Сила, такой игрок обязан присутствовать на поле боя. Я считаю своим долгом уведомить и заверить Вас, что в моем лице Вы найдете союзника в Игре, которая началась с поездки в Энгл. Я знаю много, но предпочитаю поделиться некоторыми соображениями, не раскрывая истинных намерений и имен, которые готовят хаос и смуту.

Еще два года назад степные ханы начали активно собирать по всему огромному пространству Хибустана кочевые племена, столь малочисленные, что и не принимались всерьез нашей разведкой, да и не только нашей. Однако нашлись люди, которые сумели лестью, коварством, а где и силой, и деньгами склонить мелких ханчиков к союзничеству. С тех пор Степь активно готовится к Большому Набегу. Удар придется в слабое место Цепи. А мест этих несколько, и правильно, что Вы вовремя начали проверку боеготовности крепостей. Но, кроме этого, предстоит выявить эти самые места. Они не обязательно будут сопоставляться с недостатком людей, оружия, продовольствия. Ищите также и склонных к измене старших офицеров. Порой коварство тех, кому доверяешь почти слепо, приносит больше горя, чем прочие «удовольствия» в виде обидных поражений на поле боя.

Мне очень хочется встретиться с Вами и обсудить проблемы, возникающие постоянно и без причины. Пишите ответ господину Ральеру (не ругайте старика. Он не корыстен и не держит в уме зло. Все лишь ради науки и вас), и он найдет способ передать мне письмо.

С глубочайшим уважением Абилард.»

Лация медленно положила письмо на колени, сжала дрожащие пальцы в кулаки. Хотелось быть спокойной, но яростный крик боли и ненависти к миру, погубившему ее любовь, рвался из груди, крушил последние барьеры, сдерживавшие чувства девушки. Зачастую люди хотят верить в лучший исход, верить в то, что их любимые и близкие, ушедшие безвозвратно в никуда, просто немного пошутили; они вернутся, тихо зайдут со спины и, закрывая теплыми ладонями глаза, будут радоваться вашему счастью. Эти мгновения стоят многого, за них готовы отдать почти все.

В комнату, предоставленную комендантом Кротов для королевы Лации, вошла Фавия. За месяцы путешествия она немного похудела, только яркий румянец на щеках горел пунцовым цветком. Служанка осторожно подошла к постели с кувшином воды и полотенцем, прекрасно замечая, что утреннее письмо, о котором шепнул ей на ухо Крикун, принесло королеве большие неприятности.

– Вас ждут господа офицеры, – сказала Фавия.

Нужно идти, потому что личные переживания никого не разжалобят. Каждый день кто-нибудь теряет близких или друзей. Королева остается символом вечного спокойствия и железных нервов. Нельзя показывать посторонним, как страдает сердце.

Кроты – это крепость, подчиняющаяся Камберу и его законам. Все административное управление состоит из камберцев. Но в данной ситуации Лация имеет право властвовать в сфере своих интересов, не касаясь чужих.

Кажется, все повторяется изо дня в день: стремительно войти в зал, где все офицеры ждут ее появления, кивнуть головой, пройти на возвышение, сесть, слегка улыбнуться, смущая своей красотой молодых безусых мальчиков в мундирах, а потом начать разбор всех недостатков, увиденных накануне. И здесь она заставит краснеть бывалых вояк, прошедших не одну кампанию в Степи. А все потому, что такой организации обороны она никогда не видела. Кроты были открыты всем ветрам: приходи и забирай. Вся мощь великолепной крепости использовалась впустую. Совершенно не учитывались особенности ландшафта, дозорные вышки были полуразрушены, ров осыпался. Ворота находились в ужасном состоянии, прохудившись настолько, что железные пробои провисали и болтались в дырах, стрелковые башни использовались как склады какого-то хламья, бочек, ящиков. Верхние площадки загажены птичьим пометом. Конечно, птицы не могли служить помехой для войны, но Лацию возмутил сам факт данного безобразия. Военная подготовка гарнизона проводилась по настроению строевого офицера, которого Лация тут же сняла, назначив другого, мелкого дворянчика из обедневшей семьи, пообещав тому продвижение по службе, если он рьяно возьмется за исправление недостатков.

Продовольствие использовалось без оглядки на будущую войну. Процветало воровство. Простые солдаты мясо ели раз в пять дней. Сказать, что королеву эту возмутило, значит, не сказать ничего. Она была взбешена до белого каления, и Калиусу пришлось срочно убирать пройдоху-интенданта с глаз долой. В воздухе запахло грозой. Казалось, фигуру девушки окутали яркие блестки искр. Магия, пусть и слабая дала о себе знать. Офицеры знали – и поежились. Она даже не стала садиться на стул.

– Безобразие! – Лация с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик отчаяния, понимая, что это уже был бы просто бабий визг. Им можно пугать воробьев, но никак не вояк. – Крепость в совершеннейшем запустении! И это накануне войны, которая не за горами! Да вас можно просто оставить в тылу и не осаждать, приберегая силы для настоящего боя! Вы должны оттягивать на себя многочисленные силы противника до прихода объединенной армии, щипать его пятки, всячески обращать на себя внимание! Вот что такое ваша крепость! Вам самим не стыдно?

Им было стыдно, и еще как! Господа офицеры прятались друг за друга, опускали глаза, заливались краской стыда. Молодежь топталась на месте, и по их виду королева поняла, на кого стоит положиться. Но без опыта старых воинов мало что получится. Так почему бы не попробовать? Лация на минуту задумалась, окинула взглядом угрюмо молчавших офицеров, и чтобы разрядить ситуацию, слегка улыбнулась.

– Я не принижаю ваши достоинства, господа! Но есть важные мелочи, которых стоит придерживаться, иначе нас постигнет хаос и запустение. Я бы попросила вас принять сказанное мной к действию, но никак не сердцем. Обиды не копите. Мне нужны люди, способные на авантюры. Есть ли среди вас такие?

– Мы все немного авантюристы, – осторожно ответил комендант Кротов, – только смотря, на что направить свой интерес.

– На Степь.

– На Степь?

Офицеры заметно оживились, не ожидая такого ответа. У кого-то понимающе загорелись глаза.

– Мне нужны трое толковых молодых командиров, не боящихся настоящей рубки, – Лация наконец присела на стул, услужливо приставленный кем-то из офицеров. – В Кротах легко самоуспокоиться за толстыми стенами. Нужна хорошая разведка. Меня интересует, чем дышит Степь, ее обитатели. Это очень важно. Какова реальная сила степняков на сегодняшний день…

– Когда предоставить вам их? – осведомился комендант.

– К вечеру, пожалуй. И еще одно, энн комендант: у меня к вам одна просьба. Нет, нет, это с глазу на глаз, – заметив движение старого офицера, поспешила поднять руку Лация. – И тогда же я предоставлю план разведрейда.

– Авантюра же, – проворчал комендант, вызвав смех сослуживцев.

Проводив задумчивым взглядом последнего человека, королева тихо вздохнула и развела руками:

– Ну, энн Коваш, я надеюсь на ваше понимание моего плана и личной просьбы. Степь беспокоит меня больше всего, но я даже не имею соглядатаев в рядах кочевников. Чье это упущение, Коваш?

– Наше? – выдержав паузу, спросил комендант.

– Неправильно, Коваш. Это упущение всех коронованных особ, их нежелание почувствовать угрозу, исходящую из Хибустана. Я должна взвалить эту ношу на свои хрупкие плечи. Помогите мне – и я помогу вам. Я не преувеличиваю, Коваш. Ситуация очень серьезная.

– Я понимаю, энни королева, – комендант почесал мизинцем переносицу, – что всю ответственность за, скажем так: провал рейда – на мне не будет лежать?

– Никоим образом, – заверила Лация. – Но я не все сказала. В этом рейде буду участвовать я. Очень важно.

– Я не могу, – побледнел Коваш. – Убейте меня, казните самой страшной казнью, но на такую авантюру я не соглашусь.

– В чем дело? – вздернула брови Лация. – Что беспокоит лично вас? Забота обо мне?

– Нет. У меня есть свой король. А он запросто может голову срубить за своевольство. У правителей ведь своя этика.

– Как человек чести вы все делаете правильно, – девушка задумчиво сделала два шага по комнате. – Но я сама вольна выбирать свой путь в жизни.

– Был бы я молод, – улыбнулся комендант, – то не стоял бы, разинув рот, как эти юнцы, глупые и наивные. Однако же я несу ответственность за венценосную особу союзного государства, и увлекаться мне не положено.

– Мало кто знает, что я в Кротах, – попробовала зайти с другого конца Лация.

– Не имеет значения.

– Я ваша гостья, и нахожусь на территории Сатура. За частным визитом мало кто наблюдает. Скажем, произошло следующее: двести всадников выехали в Степь на приграничную линию. Кто-то будет проверять такие слухи?

– Нет.

– Коваш? – обворожительно улыбнулась Лация, зная, что этот маневр подействует даже на черствого коменданта.

– Да, энни королева, – вздохнул Коваш, – вы умеете убеждать. Я закрою глаза на вопиющее безобразие. Вы совершенно не думаете о последствиях. Ведь можете пострадать не только вы, но и множество офицеров гарнизона. А я могу лишиться головы, если ваша мать-королева узнает, кто не предотвратил безумную выходку молодой королевы. А нас вас бремя власти, и лишь это должно сдерживать ваши порывы.

– Я постараюсь поберечься и не рисковать излишне. Тем более, что рядом со мной верный телохранитель.

Лация скрыла от коменданта, что из Энгла, Блика и Горба уже тайно выдвинулись к степным границам по пятьсот всадников, вооруженных до зубов, отчаянных рубак. Аншеф Бивар сам выбирал добровольцев, от которых не было отбоя, и брал с них клятву не щадить своего живота ради королевы. Поэтому называя численность отряда из Кротов всего лишь в двести человек, Лация намеренно усыпляла бдительность Коваша. Он здраво рассуждал, что с таким отрядом никто не посмеет совать нос в Степь. Открывая свои намерения коменданту, королева заодно решила проверить, не кроется ли в Кротах та самая измена, то слабое звенышко в Золотой Цепи, о котором упоминал Абилард. Но главная причина крылась в другом. Сосущая душу тоска искала выхода, мысли постоянно возвращались к Гаю, иссушали и мучили. Да и вся идея с инспекцией была порывом, необдуманным и спонтанным. Но к ее удивлению верный Пак не стал возражать, когда девушка объявила, что они выходят в Степь, и лишь кивнул головой и пошел точить мечи и ножи. Такое поведение озадачило Лацию. Пак буркнул что-то вроде «необходимо выпустить кровь кому-нибудь». Лация стала подозревать, что телохранитель тяжело переживает потерю человека, к которому привык. В чувствах, как и в оружии, он был весьма разборчив. Оставляя душу закрытой для других, он, тем не менее, такими вот неожиданными поступками разоблачал себя в привязанности.

Степь только просыпалась, когда всполошенные ото сна птицы, прятавшиеся в густом ковыле, взмыли вверх, оглашая утренний воздух треском сильных крыльев. Конный отряд на рысях, приминая траву, мчался по бездорожью, направляясь вглубь вражеских земель. Лация ничем не отличалась от других ратников, упрятанная в облегченную кольчугу, в шлеме, скрывающим ее волосы. Накануне похода Фавия, размазывая слезы по щекам, укоротила их. Королева прикрикнула на нее, когда служанка заупрямилась. В походе нельзя выделяться, тем более, если ты женщина.

У Лации были сомнения насчет Калиуса: брать его или обойтись без присутствия министра. Поразмышляв на досуге, она все-таки решила взять его в отряд. Пожалела Коваша. Девушка представляла, что произойдет, когда Калиус узнает о ее детской выходке. Поступили просто: разбудили его глубокой ночью и приказали срочно собираться. Спросонья Калиус ничего не понял, предположив, что королева желает продолжить инспекцию. Прозрение пришло лишь тогда, когда сплошь бронированный и вооруженный всевозможным оружием отряд вломился в земли кочевников. Возвращаться уже не было смысла. Крепость исчезла из виду.

– Моя королева, я уважаю в вас решительность во всем, – хмуро сказал Калиус, когда сумел поравняться с ней, сдерживая своего горячего коня. – Однако это лихачество может дорого нам обойтись. Буду вынужден доложить королеве-матери.

– Конечно, энн министр, – кивнула с улыбкой Лация. – Сколько угодно и когда угодно.

– Цените то, что вам дано, моя королева, – Калиус пристально посмотрел на девушку. – Ваша жизнь – это судьба Ваграма.

– Есть нечто важное, что перевешивает судьбу Ваграма, дорогой Калиус, – тень набежала на лицо королевы. – Выше трона, который я занимаю… Это Корона Мира.

****

Меньше всего Егерю хотелось глядеть на смазливую девицу, раскинувшуюся на медвежьих шкурах, выставляя без стыда свое привлекательное естество. Желание отвлечься от напряжения последних дней, предшествующих поимке Магвана, было недолгим. Теперь остался непонятный осадок то ли досады, то ли раздражения. Люди сутками сидели под открытым небом, мокли, мерзли, недоедали, а ему досталась эта служанка из харчевни, в которой Егерь снимал комнату. Раз в год он платил хозяину сполна звонкой монетой. Зная, что в любой момент, как только судьба забросит его в Фобер, комната будет свободной, такая оплата не казалась обременительной.

Вчера, кажется, хозяин перестарался в гостеприимстве. Егерь хмыкнул, легким тычком в бок разбудил служанку.

– Одевайся и выметайся, – сказал он, не глядя на нее. – Скажи хозяину, чтобы приготовил поесть.

Девушка, нисколько не обидевшись такому тону, легко поднялась, игриво изогнулась, покачала бедрами, искоса глядя на постояльца.

– Ступай, – не удержался от усмешки Егерь, но чарам обольстительницы не поддался. – Потом… Когда-нибудь.

День прошел в томительном ожидании за одной-единственной чаркой вина за пустым столом в темном углу. Прошли все сроки, когда можно было дать весть о провале или удаче. Егерь боялся признаться себе, что не просчитал до конца ситуацию, все варианты исхода поиска. Магван мог выбрать совершенно иной путь, отличный от того, какой начертали ему опытные бойцы Братства. Шпион имел все возможности проскользнуть в Берг или Фобер. Создавалось впечатление о неуловимости врага. И, кажется, Егерь начал подозревать, что весь север основательно прочесан Магваном. Что-то он там подзадержался. А теперь спускается к морю. Уходит?

Сквозь вечерний гомон полупьяных посетителей Егерь услышал резкий стук входной двери. Поднял голову. На пороге стоял Поэт. Вечно непроницаемый; и не сразу поймешь, что случилось. Он поискал глазами Егеря, увидел его и кивнул головой. Потом жестом показал, что ждет на улице. С бешено забившимся сердцем Егерь вышел из харчевни, спрыгнул с крыльца. Поэт ждал за углом.

– Говори, – приказал Егерь.

– Мы взяли его. Я уверен, что это тот самый человек, пусть даже и не признается.

– Колотушку пригласил?

– Он еще три дня назад приехал в Фобер, – улыбнулся Поэт. – Словно чуял. Ладно, пошли.

– Где вы его держите?

– В подвале городской магистратуры, – Поэт явно был в хорошем расположении духа. – Идеальное место. Туда редко заглядывают даже слуги, и нам можно сполна показать свои способности.

Егерь что-то буркнул себе под нос и зашагал по грязным улицам, не проронив ни слова. Он обдумывал предстоящий разговор с опасным противником, предоставив Поэту смотреть по сторонам во избежание каких-нибудь «случайностей» вроде нападения сообщников Магвана. Фарогар не исключал и такую возможность. За долгое время пребывания в Пафлагонии аламец мог создать серьезную шпионскую сеть.

Колотушка уже ждал их с плохо скрываемым нетерпением. Он приветливо махнул рукой, увидев входящих в двери Поэта и Егеря. Едва уместившись за дощатым столом, Колотушка шелестел бумагой и точил перо в ожидании допроса. За то время, что Егерь не видел писаря, тот весьма раздобрел; давно не стираный камзол не сходился на животе. Фарогар улыбнулся:

– Здорово, пивная бочка! Как поживаешь?

– Неплохо, брат! – Колотушка ухмыльнулся и выполз из-за стола.

– Потише, толстяк! – охнул фарогар, одновременно втянув живот и выскользнув из капкана писаря. Резким движением он схватил Колотушку за мотню.

– Эй, нечестно! – заорал толстяк, отскочив назад.

Посмеиваясь, Егерь прошел в угол, куда не падало пламя чадящих свеч и сел на отчаянно скрипящую лавку. Уже оттуда раздался его вопрос:

– Кто еще будет на допросе? Сознавайся, с кем прибыл в Фобер?

– Известно, с кем! – хихикнул Колотушка. – Как только наши старики узнали, кого вы захотели поймать на крючок – сразу же отрядили в Фобер Беркута. Я, как только мог, сдерживал его, ожидая, когда Шип принесет благую весть. Неизвестно, что Беркут нес с собой: запрет или добро на охоту.

– Молодец, брат. Умеешь, когда надо, врать. И где же сейчас Беркут?

– Я здесь, Егерь, – раздался низкий, тяжелый мужской голос под сводами подвала от входной двери. На пороге стоял кряжистый человек в кожаной, сшитой из лоскутов бычьей шкуры, куртке с короткими рукавами. Мышцы бугрились по всему телу, а внимательные, настороженно осматривающие помещение глаза, остановились на углу, где сидел Егерь. – Я догадывался, что Колотушка заговаривает мне зубы, но особо не беспокоился. Гораздо хуже было бы, не поймай вы нужного человека. В последнее время нас преследуют одни неудачи.

– Магван не принесет нам удачу, если вы так думаете, – возразил фарогар. – Он знает много секретов, но делиться ими, я думаю, не собирается. Железный человек.

– Для этого я здесь и нахожусь, – Беркут осмотрел подвал. – Пожалуй, прятаться в угол мне не с руки. Не люблю задавать вопросы из темноты. Где же Магван?

– Сидит в чулане, отдыхает после путешествия по лесу. Привести? – Колотушка двинулся в сторону низкой дверки, скрывающей за собой маленькое помещение, что-то вроде ледника.

– Давай, пожалуй, – Беркут кивнул. – Чую, тяжелый разговор будет…

Колотушка загремел связкой ключей, и пока отпирал дверь, посланник Братства тихо обратился к Егерю:

– Есть вести от Философа?

– Никаких, – замер Егерь. – Но ходят упорные слухи о разбое на морях. Уже несколько кораблей потоплено. Это достоверные сведения.

– Там ведь не один Философ был?

– И Мастер, и старуха-ведьма.

– С ведьмой разберется Единый, – Беркут в отчаянии махнул рукой и резко повернулся на звуки шагов. Мужчина, сопровождаемый Колотушкой, прихрамывал на левую ногу, держа связанные за спиной руки. Выйдя на середину подвала, он замер, ссутулился, исподлобья посматривая на странную троицу. Егерь, специально севший в темный угол, чтобы его не было видно, жадно впился в лицо Магвана, изучая его до мельчайших подробностей. Действительно, как описывал его Поэт – ничего примечательного, такие на каждом углу встречаются. Только глаза насыщенного темно-зеленого цвета, губы слегка тонковаты, аристократичные. Уши плотно прижаты к черепу, нос с легкой горбинкой.

Магван решил начать первым:

– Что нужно важным господам от меня?

– Все, что запрятано в твоей голове, Магван. Всего-то, – Беркут, тихо ступая по полу в мягких сапогах, обошел чужеземца кругом.

– Вы ошиблись, любезные, – улыбнулся мужчина. – Мое имя ну никак не Магван. Это какое-то недоразумение.

– Возможно, – не стал настаивать на своем Беркут. – В наше неспокойное время ошибки неизбежны. Мы и призваны в этот мир исправлять их. Только ошибиться можно, когда торопишься и делаешь глупости. Мы же долго ходили за тобой, парень. Так что не уповай на счастливый случай.

– Меня в чем-то обвиняют? – чужеземец, в речи которого акцент совершенно не прослушивался, пошевелил затекшими руками.

– Шпионаж в пользу патриканцев, – загнул палец Беркут. – Но не это самое страшное. Далее: создание тайных обществ на территории Дома Лоран, о чем сознались ваши последователи, схваченные еще тепленькими после ночных визитов господина Магвана. Но это тоже можно пережить. За тобой большой грех: поиск артефактов древних эпох, что уже сулит казнь на месте. В моем случае я не допущу прихода демонов в наш мир.

Мужчина с нескрываемым любопытством глядел на Беркута и ждал, пока тот закончит. И когда тот замолчал, усмехнулся.

– Меня впервые обвиняют в таких преступлениях, и надо сказать, очень тяжелых. Но уверяю вас: это ошибка.

– Ты являешься подданным королевства Ваграм, вассалом королевы Лации, тайно проникшим в Пафлагонию для разжигания смуты и уничтожения единственного законного наследника рода Вадигоров. Мы имеем честь защищать этого человека, и полагаем, что Ваграм ведет опасную игру.

Скрипело перо от быстрого бега по бумаге. Колотушка усердно пыхтел, высунув по-детски кончик языка, склонившись над столом. Егерь едва сдерживал изумление, глядя, как Беркут несет откровенную чушь с серьезным видом, примешивая сюда толику правды. Однако же не доверять опытному дознавателю Братства было бы непростительной ошибкой. Беркут учился у лучших мастеров словесной казуистики, потратив на это многие – и лучшие! – годы, не забывая и мечом помахать и ножи покидать.

– Не понимаю, – пожал плечами мужчина, – в чем моя-то вина? Я всю жизнь прожил в Розетте, а меня сделали вассалом какой-то королевы… Как ее там?

Беркут умело проигнорировал вопрос, но занес в память попытку чужеземца направить разговор в нужное для него русло.

– Наше право выносить приговор любому подозрительному лицу, проникшему на земли Дома Лоран с неясными и несущими угрозу целями, подтверждено высочайшим указом герцога Линда, – Беркут намеренно перешел на монотонное перечисление всех кар, отчего задержанный вдруг заволновался.

– Постойте, вот так просто, из-за подозрения?

– Конечно. Время какое, видишь? – невозмутимо кивнул Беркут. – Так что нет смысла запираться, врать что-то насчет Розетты, в которой ты никогда и не жил. Легко попадешь на виселицу. Бывали случаи, что вздергивали на дереве и невиновных. Впрочем, это тоже к лучшему. Воздух чище… А сейчас, кстати, война. Понимаешь, куда я клоню?

– Серьезная организация, – внезапно успокоился мужчина и снова улыбнулся, но как-то кисло, слабо. – А есть ли у вас бумага, подтверждающая право казнить и миловать?

– Ты не простолюдин? – проявил «сообразительность» Беркут.

– Конечно, – напрягся аламец. – Это к чему, уважаемый?

– Дворянин? – спросил из-за его спины Поэт.

– Нет. Я торговец, мелкий, но преуспевающий. Я из разорившегося купеческого рода. В третьем поколении.

– Состоишь в гильдии? – это уже Беркут.

– Состоял, но был изгнан за непотребное отношение к своему делу. Не буду объяснять, в чем состояло обвинение. Хотя это честно, не так ли?

– Имя? – Беркут хищно оскалился. – Мы же все равно проверим. Ложь всегда всплывает, стоит чуть потревожить поверхность.

Егерь с интересом прислушался, что же скажет Магван. Не может у такого опытного шпиона не быть в запасе парочки имен. Наверняка в Розетте проживал человек с именем, которое мы сейчас услышим.

– Мое имя – Картам, – широко улыбнулся чужак, блеснув хорошими зубами.

Егерь обратил на это внимание, насторожился. На его лице отразилась борьба мыслей, но потом морщины разгладились. Свои выводы фарогар сделал.

– Проверим, – заверил Беркут.

Допрашиваемый расслабился, что подтвердило подозрения Егеря. В Розетте проживал Картам, нет никаких сомнений. И вздумай сейчас проверить его наличие, окажется, что именно сейчас уважаемый Картам отъехал по делам. Куда? Не докладывал, извините.

– Тебе знакомо имя Брюнхильда?

– Нет.

– Философ?

– В первый раз слышу.

– Амалея?

– Слушайте, господа, – попробовал возмутиться «торговец», – может, прекратим бессмысленный допрос? Если вы ошиблись – признайте свою ошибку, и выпустите меня. Я даже шума поднимать не буду.

– Гай Вадигор? – гнул свое Беркут. – Я знаю: ты знаком с ним. Слухи идут, что ты ищешь именно его.

Он обошел Магвана и остановился за спиной, но чужеземец не посмел повернуться к нему лицом.

– Меня явно с кем-то путают, – развел руками пойманный, возведя глаза к потолку. – Сплошь загадки… Может быть, по Пафлагонии бродит мой двойник? Бывают же такие случаи.

– Исключено, – отрезал Беркут. – Гай Вадигор пропал недавно, и мы подозреваем тебя, черная душа. У нас есть сведения, что его грозились убить. Но… Ведь бывают ошибки, говоришь? Двойник, значит…

Егерь не понял, что задумал Беркут. Но допрашиваемый вздохнул с облегчением. Дознаватель тем временем подошел к столу и нарочито громко сказал:

– Запиши, что господин Вадигор утонул в море на корабле «Морской Лев» неделю назад, и наследников у него не осталось. Это для тебя, Картам, или кто ты там еще: если кто-нибудь захочет выяснить об этом человеке. Так и отвечай. Мы продержим тебя еще пару дней, пока не выясним, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь.

– Будьте уверены, – бодро заверил назвавшийся Картамом.

Колотушке снова пришлось вылезать из-за стола и уводить его, после чего Беркут присел рядом с фарогаром и спросил:

– Что думаешь, брат?

– Крепкий, стервец, – кивнул Егерь. – Ни разу не дрогнул, когда ты жал на него. Я даже засомневался, того ли человека взяли.

– Да я даже и не жал на него. Однако уверен в себе сильно, – Беркут обхватил ладонью подбородок. – Есть у него прикрытие, есть. Ничего не боится. А ты до сих пор будешь утверждать, что это Магван?

– Более чем…

– А в чем твоя хитрость, Беркут? – к ним подошел Поэт и сложил руки на груди. – Я, признаться, не понял. Ты же не просто так отпускаешь Магвана?

– Не нужно быть провидцем, – буркнул дознаватель. – Я не зря упомянул Философа под его настоящим именем. Ваш дружок Магван, если это он и есть, сразу же бросится бежать из Пафлагонии. Вот тогда мы его и скрадем, как зверя. Хочешь пойти по его следу, Егерь?

– Наверху думают, что я жиром заплыл? – усмехнулся фарогар.

– Как раз наоборот. Магван – опытный лазутчик, и сразу не помчится в Паунс или в сторону Драконьих Зубов. Вот здесь и пригодится твой опыт. Многие в Братстве помнят, как ты три месяца шел за Лабелем-мясником. Вот это было искусство. Сами старики хотели дать тебе Третий Чин[33]33
  Третий Чин – предпоследняя ступень посвящения в тайны Братства. Среди адептов Братства считается, что и Первый получить очень тяжело, не то что Четвертый.


[Закрыть].

– Помню, – улыбнулся Егерь. – Однако и Первый Чин тоже неплох. Поэт же не возмущается, что ему не дают следующий, хотя столько лет служит нашему делу.

– А ведь это я отговорил стариков от необдуманного поступка, – признался вдруг Беркут, и на немой вопрос Егеря объяснил, что для него такой взлет был слишком опасен. Молодость горяча, и каких дров можно было наломать, возомнив себя опытным бойцом?

– Да я не обижаюсь, – Егерь ободряюще хлопнул Беркута по плечу. – И ты не переживай.

– Возьмешь Магвана за жабры – я обещаю тебе Третий Чин, – со всей серьезностью ответил дознаватель. – Я не шучу. Мое слово имеет большой вес.

– Заманчиво, – почесал затылок фарогар. – Но я не могу разделиться на пять частей, так?

– Пусти по его следу всех своих лучших гончих, заставь Магвана нервничать, совершать ошибки. А сам тем временем…

– Сяду на хвост, – закончил Егерь. – Я давно понял твою задумку.

– Так за дело, сынок! Братство ждет результатов, чтобы заняться, наконец, Белой Розой. Сделай это… Ради тех, кого уже нет.

Беркут резко встал, и, не попрощавшись, вышел из подвала. Некоторое время Егерь сидел молча, глядя в пол. Глухо произнес:

– После таких слов должен ли я давать клятву, что выполню наказ?

– Я был уложен в черную могилу,

Навечно спрятавшись от суеты земной.

Три сотни лет прошло – меня забыли.

Забыли, кроме той единственной, родной.

Продекламировав, Поэт выжидающе посмотрел на друга.

– Это твой ответ? – поднял голову фарогар.