Текст книги "Серое братство (СИ)"

Автор книги: Валерий Гуминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц)

Лация проявила настойчивость, освобождая свои руки. Она встала и сказала куда-то в сторону:

– Как странно! Ты обречен, но не боишься сказать мне безумные, но такие удивительные слова. Играешь в смельчака? Надеешься, что размякну и заплачу?

Плакать хотелось мне. Я обманывал не раз, но эта ложь казалась мне страшнее всех. События, в которые судьба вовлекла не только меня, но и эту славную, по сути, девушку, требовали жестокости и обмана. На кону была победа, празднование которой я никогда не увижу. Я был простым исполнителем – а Лация могла потерять власть. Зачем ты встала на моем пути?

Утром она не пришла. А пришел Григ в компании с бородатым Хранителем. Лица их не предвещали ничего хорошего для меня. А я уже думал с робкой надеждой, что все дела разрешились в мою пользу.

– Чужеземец, – тусклым голосом сказал Хранитель, – согласно указу королевы Лации тебя надлежит казнить. Энн советник прочитает указ полностью. Ты выбрал эшафот, не забывай. Тебе отрубят голову. Я бы тебя просто вздернул, как проходимца…

Вот и все. Никаких надежд, никаких. Королева сделала все, что смогла. А может быть и так, что она послушалась моих слов и махнула рукой. Собственное благополучие реальнее, чем помощь чужака в каком-то сомнительном деле. Ладно, чего там. Переживем. Лучше сразу разорвать незримую нить, связавшую нас за последнее время. Это по-королевски.

Григ зачитал указ, в котором в черном свете расписывалась моя кровожадная роль в разрыве отношений с кочевниками. Я рассорил Ваграм со Степью, жаждал проникнуть в королевство с целью шпионажа и передачи тайных сведений врагам.

Я вызывающе усмехнулся. Лация сама назвала недавние события в Степи «мелочной склокой», и выразила надежду, что мои хозяева прослышали про нее. Может быть это обстоятельство поможет мне избежать топора.

А Григ прятал глаза, зачитывая мой приговор. Забавно, если учесть, что он был активным сторонником моей казни. Советник скатал приговор в трубку, щелкнул пальцем, вызывая стражников. Это были другие ребята, они не охраняли меня денно и нощно. Их мундиры были черного цвета с оловянными пуговицами, на рукавах блестели желтые нашивки, а на головах торчали каски, больше похожие на сдавленные великаньей рукой ведра.

Меня аккуратно, дабы я не упал с лестницы, не повредил себе конечностей, проводили вниз до такой же черной кареты без окон, тычком в спину закинули вовнутрь, что живо напомнило мне ночь гадания. История странным образом заканчивалась тем же. Я до конца жизни буду ненавидеть черный цвет. Два стражника залезли следом за мной и застыли истуканами. Карета жалобно скрипнула и провисла. Меня собирались охранять с надлежащим рвением. Помимо возницы на нее запрыгнуло не менее трех человек.

Интересно, Лация придет на мою казнь? Нет, не думаю. Пусть она трижды королева, но в первую очередь она – женщина, которой неприятно лицезреть унизительную процедуру умерщвления человека, которому пела песню.

Ехали мы недолго, к моему неудовольствию. Я, признаться, надеялся на бесконечное путешествие, но все когда-нибудь кончается. Сквозь единственное зарешеченное оконце, прикрытое, к тому же, плотной шторой, доносился неясный гул голосов. Наверняка, большое сборище зевак.

Карета остановилась, стражники цепко схватили меня за руки и выпихнули прямо на землю, где уже другие бравые ребята поддержали будущего мертвеца, чтобы он совсем не упал от страха. Боятся – значит, уважают! Я огляделся. Мы находились на большой площади, окруженной со всех сторон двухэтажными, а где и в три этажа домами. Слева находилось какое-то круглое здание с тонким позолоченным шпилем на остроконечной крыше, вознесшимся в прозрачную синеву неба. Напоминает церковь. Такие я видел в Ламберге.

В воздухе кружились вороны, орущие во всю глотку, а на земле такое же ненасытное воронье в человеческом обличии жадно ждут крови, которая прольется им под ноги. Как все одинаково! Хлеба и зрелищ просят все, кто не понимает истинности происходящего. Животная радость от того, что голову отсекают другому!

Вот и эшафот. Большая плаха на деревянном помосте. Возле нее крутится широкоплечий палач с огромным топором. Я истерично подумал, что в масле, пожалуй, было бы помирать не в пример труднее. Только бы этот мужик сделал свое дело быстро.

Меня завели на помост, связали руки. Палач рванул ворот рубахи, обнажая шею. Потом ударил носком сапога под колени, чтобы я рухнул на пол. Прижатый крепкой рукой к чурбаку, тошнотворно пахнущему застарелой чужой кровью, скосил глаза. Главное – не пропустить взмах. Резко откатиться в сторону, прыгнуть на стражу, головой в живот… Плевать, пусть смерть придет в честном бою, а не на скотобойне! Ах, где же старина Поэт? Уж более не расскажет он мне свои истории, не прочитает бессмертные вирши ушедших эпох. Почему я не ушел с Шипом, а бросился в авантюру, которая и привела меня к такому печальному концу? Что мне за дело до проклятого Братства?

А вот и Григ. Он все такой же бледный, но держится хорошо, не в пример мне. Что-то он странно выглядит. Развернув грамоту, он громко начал читать приговор. Но тут что-то случилось, и его речь мгновенно иссякла.

По толпе, плотно сомкнувшейся вокруг эшафота, пронесся какой-то ураган. Все пришли в движение, образовывая проход, по которому стремительно шли гвардейцы в черно-желтых мундирах. Они оттесняли зевак в сторону остриями пик. А за ними по освободившемуся проходу шла Лация.

– Высшая милость! Высшая милость! – зашелестело в воздухе.

Ого! Становится интересно!

Королева сама была в гвардейском костюме, так славно подчеркивающим ее фигуру. Ее волосы лежали в аккуратной прическе. Она широким жестом заставляла людей расступаться, стремительно приближаясь к эшафоту. Я же глядел в ее глаза. Вы бы видели их сейчас! В них светилась радость, торжество, потрясение, тысячи мелких оттенков чувств, отчего мое сердце бешено заколотилось, а горло сжали спазмы. Я поднялся на дрожащих ногах и бесцеремонно оттолкнул застывшего палача в сторону. Негоже показывать свою слабость.

Лация чуть ли не бегом поднялась на помост, собираясь броситься ко мне, но я незаметно покачал головой, показывая ей невозможность и абсурдность такого поступка. Королева поняла. Срывающимся от волнения голосом она крикнула поверх голов толпы:

– Объявляю Высшую Королевскую Милость человеку, стоящему возле меня!

– Имя! – заревела площадь.

– Оно будет возвещено через несколько дней, когда будут улажены все формальности! – отрезала Лация, и народ не стал возражать, медленно расходясь в разные стороны. Не очень-то они и огорчились, лишившись зрелища. А я уже заклеймил их в кровожадности. Григ уныло опустил голову. Честный служака не понимал, почему из врага я немедленно превратился в героя. Я подмигнул ему, на что советник распахнул от удивления глаза.

– Освободить! – властно приказала Лация, и гвардейцы засуетились вокруг меня, срывая с рук веревки. Молодец, девочка! Есть что-то в ее настойчивости спасти меня!

Через мгновение я стоял со свободными руками, потирая запястья. И широко вдыхал пыль площади полной грудью.

– Ты свободен! – глаза королевы искрились улыбкой. – Мы сейчас же едем во дворец.

– Прекрасно выглядишь, – пробормотал я невпопад, чувствуя, что сморозил глупость.

– Комплименты будешь дарить позже. Едем же, счастливец!

****

Я, наверное, был в глубокой задумчивости, ошалевший от неожиданного спасения. Лация удивленно смотрела на меня, но ничего не говорила. Первое время мы так молча и тряслись в ее просторной карете, не в пример той, черной. Но у королевы, наконец, лопнуло терпение.

– У тебя такой вид, словно ты потерял любимую игрушку, – с едва уловимой обидой произнесла она. – Я, конечно, понимаю тебя. Нелегко пережить второе рождение, чувствуя, насколько близко дыхание смерти…

– Это сказал Гладис, – очнулся я.

– Кто? – не поняла моего бормотания Лация.

– Стихотворец из Фобера, – пояснил я. – Он сочинял трактаты о сущности всего живого на земле, о смысле бытия и прочую ерунду. Я категорически против его высказываний о предначертанности…

Лация с сочувствием закрыла своей ладошкой мой рот. Она посчитала меня свихнувшимся от радости, и решила прервать мой рассказ. Я кивнул головой, давая понять девушке, что буду молчать. Она убрала руку.

– Ты хотел сказать что-то другое, ведь так?

– Карета плохая, энни королева. Колеса плохо закреплены, рессоры просели. Казни ты этого кучера. Совсем не следит за королевской собственностью. У меня от этой тряски голова заболела.

Лация громко рассмеялась, да и у меня впервые отлегло от сердца. Я ведь до сих пор не верил в свое прощение. А стоящего на краю смерти не так легко убедить в обратном. Я лихорадочно соображал, что же могло произойти. Переворот? Нашлись люди, которым я нужен? Я прямо и спросил об этом.

– Все гораздо проще и приятнее, – Лация слегка сощурилась, когда солнечный луч попал на ее лицо, заметив отлетевшую от порыва ветра занавесь в окне. – Только я не хочу раньше времени давать тебе повод падать в обморок.

– Я не девка, чтобы хлопаться в обморок, – буркнул я.

– От таких вещей падают, и еще как, – продолжала интриговать королева.

Мне пришлось сдерживать свое нетерпение, перебирая в уме сотни вариантов. Мой сосредоточенный вид Лация восприняла по-своему. На ее вопрос, что меня беспокоит, я ответил, что голова раскалывается. Так оно и было, врать не буду. Тряска в карете по булыжникам плохой мостовой утомила меня. Виски сдавливало болью. Наверное, у меня был очень бледный вид. Королева властно притянула мою голову к своей груди, сосредоточенно пробежала пальчиками по затылку, вискам; я ощутил прохладу ее рук на своем лбу. Самое удивительное – боль исчезла, судорожно прячась в неведомых мне местах. А мне стало жарко от близости девичьего упругого тела.

– Ну, что чувствуешь?

– Это самое приятное, что происходило со мной за все время, что я здесь, – признался я. Звучало довольно двусмысленно и фривольно. – Это колдовство?

– Да так, пустяки, – махнула рукой Лация, словно не придавала значения своим способностям. И сразу оттолкнула меня от себя. – Каждая правительница умеет делать такое. Мелкая магия, без особого ущерба или выгоды для себя.

После приезда во дворец меня поселили в апартаментах, несоизмеримых в своей роскоши с сырой и холодной башней. А посему и выглядеть нужно было подобающе. Для этой цели королева приказала приставить ко мне целую армию слуг – для обслуживания уважаемого гостя. Поразительно, как меняется отношение людей! Еще утром я был для всех врагом, шпионом, лазутчиком, и мне достался целый воз ненависти и презрения. А сейчас я стою вымытый и вычищенный перед портным, который снимает мерку. Тут же суетится сапожник. Лация приказала им в срочном порядке изготовить все, что я пожелаю, не изменяя традициям своей земли. За оплатой королевский дом не постоит?

После всей этой суеты я завалился спать в мягкие перины, и спал бы, наверное, не меньше двух суток, если бы меня не разбудили самым банальным потряхиванием за плечо. Один из слуг виновато развел руками, передавая указание королевы быть в ее покоях во всем блеске. За окном ярко светило солнце. Уже далеко за полдень – определил я. Одежда и обувь уже были готовы. Я оделся, критически оглядел себя, и, не доверяя собственному мнению, спросил слугу:

– Ну, как?

– Вы отлично выглядите, энн, – кивнул слуга. Вот так: энн. Расту в привилегиях, однако.

Я согласился с его оценкой. Правда, портной перестарался. Под мышками камзол темно-бордового цвета немного жал, но в целом одежда была сшита на совесть. Так же, как и сапоги, приятно поскрипывающие при каждом моем шаге.

– Веди меня, – кивнул я слуге. – Я же не знаю, где меня ждет королева.

Лация сменила свой костюм на светло-сиреневое платье с пышными оборками и кружевами. В глубоком вырезе на груди я увидел сияющее колье с кучей драгоценных камней. Полагаю, будет дан обед в честь моего спасения. Она распорядилась накрыть стол в личных покоях, выгнала слуг и жестом пригласила меня за стол. Я сел напротив нее. Странное дело – но аппетита не было.

– На Континенте за такой стол Дома дерутся друг с другом, – кивнул я на гастрономическое великолепие. – А правящий Дом сжирает половину всех продуктов, производимых крестьянами.

– Ты плохо ешь, – заметила Лация.

– Кусок в горле застревает, – я стал уворачиваться от излишних расспросов. – А вот вина я выпью, пожалуй. Не привык я к такой пище. Дешевая рыбная похлебка, кусок хлеба да стакан вина, кислого и противного.

– Ну, вино у нас отменное, – усмехнулась Лация, глядя, как я наливаю из хрустального кувшина рубиновую жидкость в ее бокал.

Плачь, плачь! Ты еще скажи ей, как чревоугодничал, когда выпадала возможность нажраться так, что со стоном выползал из-за стола и ложился плашмя на лавку, со страхом ожидая треска лопнувшего живота.

– Ты можешь вернуться домой, – невинно взглянула на меня Лация.

– Послушайте, энни королева, я не пойму, что же произошло на самом деле? – я все же откусил кусочек отменно прожаренного перепелиного мяса. – Какие события повлияли на мое освобождение? Я не глуп, чтобы не понимать: за это нужно платить. Или Хранителей убедили ваши доводы о моей безопасности?

– Мы перешли на «ты», и не в моих привычках изменять правилам, – заметила Лация. – И не пугайся. Нарушения этикета в данном случае здесь нет. Тем более что новые известия позволяют мне опустить лишние условности в разговоре.

– Спасибо, моя королева, – кивнул я. – До сих пор не могу прийти в себя. Настолько все неожиданно и непонятно. Это меня и настораживает.

– Просто… Я хочу сказать, – королева взяла в руку сочный абрикос, покрутила его, старательно пряча глаза, – что ты свободен, и в твоей воле распоряжаться своей судьбой как ты сам того пожелаешь.

– А если не прятать истину за красивыми словами? – я решил спрашивать напрямую, пусть даже если она сочтет это грубостью и невежеством. Меня чрезвычайно волновал вопрос: как удалось Лации отменить казнь, кто посодействовал такому решению? Неясные надежды, вроде неожиданной помощи Братства, меркли перед мыслью, насколько тяжело было бы прорваться товарищам в Ваграм. Это нереально, сознавался я самому себе, почти неосуществимо.

– Я на тебя надеялась, – честно призналась девушка. – Конечно, ты можешь меня ненавидеть, но в первую очередь ты мне нужен для крупных дел. Своих подчиненных я не могу использовать, потому что они не способны оценить масштабы моих преобразований. Это верно настолько, насколько Коллегиальный Совет закоснел в своих привычках и догмах.

– Я шпион по сути, – предупредил я тоже искренне. – А кроме этого я еще убиваю и воюю. И я беден…

– Ты оплатишь свое спасение служением мне. Если все пройдет так, как я задумала – быть тебе в почете. Сегодня я получила козырную карту в свои руки, – Лация довольно улыбнулась. – Надеюсь, она сыграет.

– Мне не оставляют выбора, – я в смятении налил себе еще вина, сделал приличный глоток. – А я не привык отказывать, когда меня просят красивые девушки. И вообще, это предложение как дорога в один конец.

– Вот почему нам не прислуживают лакеи. Лишние уши мне совершенно не нужны. Иначе о нашем договоре узнает весь двор. Но это попозже. – Лация встала. – Ладно, если не хочешь есть – собирайся. Нас уже ждут в резиденции королевы-матери.

Мы вышли из покоев королевы, и за нами тут же увязался вездесущий слуга-телохранитель, а с ним еще парочка гвардейцев. Мы прошли просторный зал насквозь и вышли в услужливо распахнутые двери во внутренний двор, спустились по лестнице под неусыпным взглядом гвардейцев, стоящих на карауле. Королевская карета уже ждала нас.

Резиденция королевы-матери находилась неподалеку от дворца в живописном месте. Великолепный особняк из ослепительно белого камня скрывался между огромных елей на высоком холме. А вымощенная камнем широкая аллея делала причудливый изгиб, два раза делала круг вдоль резиденции, карабкаясь вверх, прежде чем плавно закончить свой бег возле мраморного крыльца.

Нас уже ждала приличная свита, где я углядел и вездесущего Грига. Рядом с ним колыхает огромным животом в алом плаще какая-то важная личность. Помимо них возле крыльца стояло около десятка сановных господ, приодетых как яркие птички, все в золоте, драгоценных камнях и многочисленных наградах. При виде вышедшей из кареты Лации они разом склонили головы, а откуда-то сбоку грянули фанфары. На высоком шпиле взвился ярко-голубой штандарт с поперечной желтой линией, а за ним – флажки поменьше.

Господа недолго держали головы склоненными. Они тут же выпрямились и гордо стали глядеть в нашу сторону.

– Бергские правители за такое непочтительное поведение давно бы сняли им головы, – пробормотал я едва слышно, скорее для себя, чем для других ушей.

Лация фыркнула и остановилась, потому что к нам, печатая шаг, приближался офицер-гвардеец в позолоченном парадном мундире. Я скромно стоял позади, а еще дальше – слуга и телохранители. Она же услышала, слегка повернула голову и тихо ответила:

– У нас существует равенство между людьми знатных родов и королевским двором. И это все закреплено законом. Я не могу заставить их склонить шею до самой земли. Но хорошая скачка за оленями одному из них не помешает.

– Я думал об этом. Кто он?

– Министр финансов барон Артус, – любезно представила его Лация.

Офицер подошел ближе и рявкающим голосом отдал рапорт, который королева выслушала с непроницаемым лицом. Потом он резко отошел в сторону, давая Лации дорогу. Кое-что я уже понимал в речи ваграмцев, и довольно сносно мог говорить, благо учителя у меня были неплохие. Те же ребята из башни.

– Королева-мать ждет вас в аудиенц-зале, моя королева, – сказал Григ. – Прикажете доложить?

– Формальный протокол задержит нас, – отрезала Лация, – поэтому обойдемся без церемоний, Григ. Ведите нас.

Можно ли удивить человека, получившего только вчера право на жизнь, чем-то еще более ценным и приятным? Да и какая награда сравнится с самой дорогой – жизнью? Когда смерть уже дышала в затылок? Я думал, что отвык удивляться, получив самое большое потрясение. До сего момента…

Нас ждали три человека. Королеву-мать я узнал сразу, потому что из женщин она была единственной в этом зале. Двое других были мужчины. Один – старик с длинными седыми волосами, бледным лицом, что бывает с теми, кто редко появляется на солнце, тем более таком жарком, как в Одеме. Второй выглядел посвежее, но и ему было уже около пятидесяти. Он больше всех привлек мое внимание, так же, как я – его. Мы обменялись быстрыми взглядами, прощупывая друг друга. Жизнь его проходила явно не среди дворцовой роскоши.

– Королева Лация с помилованным! – громко объявил наше появление неожиданно откуда вынырнувший глашатай с большой тростью в руке. Ею он так стукнул по мраморному полу, что эхо еще долго гуляло под широкими сводами зала. Королева-мать поморщилась, но тут же взяла себя в руки.

– Это и есть тот самый знаменитый шпион по имени Гай? – с плохо скрываемой насмешкой спросила она. Для нее я казался жалкой букашкой. – У тебя всегда было в порядке с чувством юмора, дочь моя. Такую головушку рубить грех…

Лации это не понравилось.

– Я старалась быть справедливой, но старые законы уже не дают того эффекта, что было раньше. Я пошла на заведомое нарушение законов, чтобы спасти человека.

– Это из-за новых обстоятельств. Не появись веская причина, ты бы не побежала на площадь самолично объявлять амнистию.

Н-да, мамаша клевала больно.

– Не сердись, дочь моя, – попыталась сгладить резкость в своих словах королева-мать. – Раз ты посчитала нужным поступить именно так – значит, так оно и должно быть.

Она подошла настолько близко ко мне, что я ощутил сладковатый запах душистой воды. Я поспешно склонил голову, стараясь не смотреть в ее лицо.

– Ты нашла изъян в железном строю законов и воспользовалась им. Что ж, я бы поступила так же.

Лация предпочла промолчать. Правильно. С взрослыми и умудренными жизнью людьми лучше не спорить. Королева-мать едва слышно хмыкнула и пошла обратно, и ее голос рассыпался по залу:

– Итак, господа, я свое любопытство утолила, а посему не хочу больше сдерживать любопытство ваше. Я удаляюсь с королевой, а вы можете разговаривать хоть до бесконечности. Нашему гостю уже не нужно никуда торопиться. Да и вы, энн Ральер, сгораете от нетерпения.

Дамы исчезли в боковой двери. Незаметно удалился и Григ, и остальные лица, которые меня совершенно не интересовали. Седоволосый старик быстро подошел ко мне и представился:

– Я – Ральер, бывший министр финансов, чей пост занял жирный мешок с салом Артус. Ныне я нахожусь в отставке, и времени у меня тоже достаточно, как заметила энни Женнис. А этот господин – мой хороший товарищ. Его зовут Абилард. Граф Абилард. Мы услышали про невероятное появление твое у нас в Одеме. Твое имя ведь Гай, не так ли?

– Совершенно верно, – кивнул я.

– Не называли тебя как-нибудь иначе?

– Никогда, – я насторожился. Не называть же себя Философом! – Всю свою жизнь был Гаем.

– Кто твои родители?

– Не знаю, господа, не знаю! Меня воспитала бабка, и я даже не уверен, родная она мне или нет.

– Как зовут ее?

– Брюнхильда, – я решил, что скрывать абсолютно все бессмысленно, да и не нужно. Хуже от таких «секретных» сведений не будет, а союзников и хороших знакомых в чужой стране иметь не мешает.

– Странное имя, – пробормотал Ральер. – Скажи, Гай, а в твоей жизни не появлялись люди, которые могли повлиять на твои мысли, решения? Которые словно бы невзначай толкнули тебя на тот путь, о котором ты и не подозревал? Ну, хотел стать лекарем, а стал воином?

Абилард проницательно глядел на меня, отчего становилось не по себе. Он что-то подозревал. И не случайно находится здесь. Не с ним ли связано мое спасение? Ральер слишком осторожно подбирался к вопросу, который хотел задать мне. Я облегчил его страдания.

– Господа, я воин Ордена Серого Братства, который действует в Пафлагонии. И мое появление в Одеме связано с некоторыми проблемами, возникшими там. Не считайте меня слишком наивным, что я вот так сразу открыл свое истинное лицо. Подозреваю, что обо мне уже многое известно.

– У тебя есть татуировка?

– Да.

– Покажи, – потребовал до сих пор молчавший Абилард.

Странный какой-то разговор. Не знаю, плакать или смеяться в такой ситуации. Делать нечего – я обнажил свое плечо и продемонстрировал татуировку этим людям. Абилард отошел в сторону, наклонил голову и внимательно осмотрел ее, после чего сделал жест, от которого у меня забилось сердце. Егерь не забыл меня. Значит, Ордену я не безразличен. И словно камень свалился с плеч. Теперь я не один. Абилард был из наших.

– Мальчик, ты знаешь, кем ты являешься? – чересчур торжественно спросил Ральер.

– Понятия не имею, – пожал я плечами. – Если вы объясните мне, кто я: уже принц или еще бедняк – буду весьма вам благодарен.

– Гай Вадигор, Наследный принц рода Вадигоров, последний, кто еще может восстановить поруганную честь и славу!

И слегка сбавил неуместную в данный момент торжественность:

– Ты должен знать, что настоящее твое имя тебе должны были дать родители.