Текст книги "Под прицелом"

Автор книги: Том Клэнси

Соавторы: Марк Грени
сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 37 страниц)

Первая ракетная стартовая площадка была построена здесь в 1950-х годах, в начале холодной войны, и отсюда, с Байконура, стартовал Юрий Гагарин, ставший первым человеком в космосе. Коммерческая космическая индустрия не будет существовать еще тридцать лет, но сегодня Байконур является главным центром частных коммерческих космических операций в России. Они сдают имущество в аренду в Казахстане, платя не долларами, рублями или евро, а военной техникой.

Георгий Сафронов почти двадцать лет ходил по здешним залам, стоял на площадках, водил грузовики по степи. Он был лицом новой России, когда дело дошло до космоса, мало чем отличаясь от самого Гагарина, представлявшего космические операции России полвека назад.

В свой первый день возвращения на Байконур, за день до запланированного быстрого запуска первой из трех ракет "Днепр", сорокапятилетний Георгий Сафронов сидел в своем временном офисе в ЦУП, центре управления запусками, расположенном примерно в пяти милях к западу от трех пусковых шахт, предназначенных для пусков "Днепра" на Байконуре. Район "Днепр", хотя и занимал десятки квадратных миль территории, на самом деле был довольно небольшим по сравнению со стартовыми площадками для систем "Союз", "Протон" и "Рокот" в других частях космодрома.

Георгий выглянул из окна своего номера на втором этаже на легкий снегопад, который скрывал от него вид на космодромы вдалеке. Где-то там, в трех шахтах, уже находятся стофутовые безголовые ракеты, но скоро у них появятся головы, и эти три замерзшие бетонные дыры станут самым важным и внушающим наибольший страх местом на земле.

Стук в дверь кабинета оторвал его взгляд от заснеженного пейзажа.

Александр Вербов, управляющий запусками, наклонился в дверях.

– Извини, Георгий, пришли американцы из ИнтелСат. Поскольку я не могу отвести их в диспетчерскую, я сказал им, что узнаю, заняты ли вы.

– Я бы с удовольствием познакомился со своими американскими клиентами.

Сафронов встал, когда шестеро американцев вошли в небольшой кабинет. Он любезно улыбнулся, пожал им руки и заговорил с ними по очереди. Они находились здесь для наблюдения за запуском своего спутника связи, но на самом деле их контейнер с полезной нагрузкой, содержащий их оборудование, будет заменен контейнером, который в настоящее время находится под охраной в железнодорожном вагоне в нескольких милях от космодрома.

Пожимая руки и обмениваясь любезностями, он знал, что эти пятеро мужчин и одна женщина очень скоро будут мертвы. Они были неверными, и их смерть была несущественной, но, тем не менее, он не мог отделаться от мысли, что женщина была довольно хорошенькой.

Георгий проклинал свою слабость. Он знал, что его плоть будет вознаграждена в загробной жизни. Сказав себе это, он улыбнулся, глядя в глаза привлекательной руководительнице отдела коммуникаций, и перешел к следующему американцу, невысокому толстому бородатому мужчине с докторской степенью в какой-то не относящейся к делу области.

Вскоре американцы покинули его офис, и он вернулся к своему рабочему столу, зная, что процесс будет повторен японскими и британскими клиентами. Официально вход в ЦУП был закрыт для иностранцев, но Сафронов разрешил представителям компаний своих клиентов доступ в офисы на втором этаже.

В течение дня он полностью руководил подготовкой ракет. Были и другие люди, которые могли бы справиться с этим, в конце концов, Георгий был президентом компании, но Сафронов объяснил свое личное внимание тем, что это был первый в истории многократный запуск "Днепра" с тремя запусками в течение запланированного периода продолжительностью всего в тридцать шесть часов, и он хотел убедиться, что все прошло по плану. Он утверждал, что это могло бы помочь им привлечь больше клиентов в будущем, если нескольким компаниям потребуется запустить свое оборудование в определенный временной промежуток. Ракеты "Днепр" действительно имели возможность запускать в космос более одного спутника одновременно, при этом все оборудование загружалось в один и тот же головной модуль, но это было полезно только в том случае, если все заказчики хотели выйти на одну и ту же орбиту. Согласно графику из трех запусков на следующие два дня, спутники будут запущены на юг и на север.

По крайней мере, так все думали.

Никто и бровью не повел по поводу практического подхода Сафронова, поскольку Георгий был практическим руководителем, а также экспертом по системе "Днепр".

Но никто не знал, что его опыт будет основываться на работе, которую он проделал более десяти лет назад.

Когда баллистическая ракета Р-36 была выведена из эксплуатации в конце 1980-х годов, на вооружении Советского Союза оставалось 308 ракет.

Компания Сафронова начала переоборудование их для космических запусков по контракту с российским правительством в конце девяностых, но в то время американская программа "Спейс шаттл" была в полном разгаре, и у Америки были планы на большее количество космических аппаратов на горизонте.

Сафронов беспокоился, что его компания не сможет сделать систему "Днепр" прибыльной только за счет коммерческих космических запусков, поэтому он разработал другие планы их использования.

Одной из идей, которые Сафронов выдвигал и исследовал в течение многих лет, была идея о том, что ракету "Днепр-1" можно использовать в качестве морского спасательного средства. Он предположил, что если, скажем, корабль тонет у берегов Антарктиды, запуск ракеты в Казахстане может отправить капсулу весом в три тысячи фунтов на расстояние до двенадцати тысяч миль менее чем за час с точностью менее двух километров. Другие полезные грузы могут быть отправлены в другие части земного шара в чрезвычайных ситуациях, что, по общему признанию, является дорогостоящей, но не имеющей аналогов авиапочтой.

Он знал, что это звучит фантастично, поэтому провел месяцы с группами ученых, разрабатывая физику телеметрии своей идеи, и разработал компьютерные модели.

В конечном счете его планы ни к чему не привели, особенно после того, как запуски американских шаттлов прекратились, а затем лишь медленно возобновились после потери космического челнока "Челленджер".

Но несколькими месяцами ранее, как только Сафронов вернулся со встречи с генералом Иджазом, он стряхнул пыль со своих старых компьютерных дисков и собрал команду для доработки механики отправки аппаратов "Днепр" в высокие слои атмосферы вместо низкой орбиты, а затем сбрасывания их в определенном месте на парашютах на землю.

Его команда считала это гипотетическим, но они выполнили свою работу, и Сафронов тайно загрузил компьютерные модели и исполняемые команды в программное обеспечение, которое сейчас используется в ЦУП.

Он быстро позвонил в отдел сборки и интеграции: три спутника были выведены из "чистого помещения", помещены в контейнеры с полезной нагрузкой и установлены в головные модули космического аппарата, носовую часть настоящего космического корабля, который, насколько было известно владельцам спутников, выведет свое оборудование на околоземную орбиту. Теперь эти космические корабли будут доставлены в бункеры на транспортерных установках, больших автокранах, которые соединят их с ракетами-носителями, огромными трехступенчатыми ракетами, которые уже ждут своего часа в своих бункерах. Это был многочасовой процесс, который не заканчивался до позднего вечера, и большая часть персонала покидала ЦУП, чтобы просто наблюдать стартовыми площадками.

Это дало бы Георгию время скоординироваться со своими людьми на Байконуре и подготовиться к атаке.

Пока все шло по плану, но Сафронов ничего другого и не ожидал, поскольку каждое его действие было не чем иным, как волей Аллаха.

Французы, работавшие на Фабриса Бертрана-Мореля, возможно, и были хорошими детективами, хорошими охотниками за человеческой добычей, но, по мнению Джона Кларка, они были ужасными следователями. В течение последних двух дней его били кулаками, пинали ногами, давали пощечины, лишали еды и воды и даже не разрешали сходить в туалет.

Это была пытка ?

Да, челюсть американца распухла и болела, и он потерял две коронки. И да, его заставили помочиться в штаны, и он был уверен, что за два дня похудел достаточно, чтобы гарантировать, что, если он когда-нибудь встанет, чтобы покинуть это место, ему нужно будет прямиком направиться в магазин одежды, чтобы купить какую-нибудь одежду, которая с него не свалится. Но нет, у этих парней не было ни малейшего представления о том, как заставить кого-то заговорить.

Джон не уловил от агентов ни малейшего намека на то, что их босс каким-либо образом ограничивает их во времени. Это были те же шестеро парней, с которыми он был с самого начала, они засунули его в какой-то арендованный дом, вероятно, недалеко от Москвы, и думали, что смогут поколотить его пару дней, чтобы заставить раскрыть свои контакты и принадлежность. Его часто спрашивали о Джеке Райане. То есть о Джеке Райане-старшем. Его спросили о его нынешней работе. И его спросили об Эмире. У него сложилось впечатление, что люди, задававшие вопросы, недостаточно разбирались в контексте запрашиваемой информации, чтобы видеть хоть какой-то смысл в своих расспросах. Кто-то – Ласка, или ФБМ, или Валентин Коваленко – отправил им вопросы, чтобы они задали их, что они и сделали.

Задать вопрос. Не получить ответа. Наказать. Повторить.

Кларку было совсем не весело, но он мог продолжать в том же духе неделю или больше, прежде чем они действительно начинали его раздражать.

Ему доводилось проходить и через худшее. Черт возьми, дрессировка "морских котиков" была намного, намного хуже всего этого дерьма.

Один из французов, тот, кого Джон считал самым милым из всей компании, вошел в комнату. Теперь на нем был черный спортивный костюм; агенты купили новую одежду для допроса после того, как пот, кровь и слюна Кларка попали на их костюмы.

Он сел на кровать; Кларк был привязан к своему стулу.

– Мистер Кларк. Время для вас на исходе. Расскажите мне про Эмира, мсье Ясина. Вы работали с Жаком Райаном, чтобы найти его, возможно, с кем-то из ваших старых друзей из ЦРУ? Уи?    Видите, мы многое знаем о вас и вашей организации, с которой вы работаете, но нам просто нужно немного больше информации. Вы отдаете нам то, что для вас не имеет большого значения, а потом отправляетесь домой.

Кларк закатил глаза.

– Я не хочу, чтобы мои друзья снова вас били. В этом нет смысла. Вы ведь расскажете, да?

–Нет, – Кларк сказал это сквозь боль в челюсти, которая, как он был уверен, вот-вот заболит еще сильнее.

Француз пожал плечами.

– Я звоню своим друзьям. Они причинят вам боль, мистер Кларк.

– Если только они не будут говорить так много, как ты.

Георгию Сафронову нравилось думать, что он предусмотрел каждую деталь своего плана. Утром, когда он был реализован, сорок три оставшихся подразделения Джамаат Шариат, расположенные поблизости, уже разделились на свои небольшие подразделения, используя тактику, усвоенную в ходе тренировок с очень способной сетью Хаккани в Вазиристане.

Но в любом военном столкновении есть две стороны, и Сафронов не пренебрегал изучением своего противника – сил безопасности объекта.

За безопасность Байконура раньше отвечала российская армия, но они ушли оттуда годами ранее, и с тех пор охрана территории площадью почти в две тысячи квадратных миль была работой частной компании из Ташкента.

Охранники разъезжали на грузовиках, патрулируя территорию, у них была пара сторожей у главных ворот и большое казарменное здание, полное бойцов, но линия ограждения на Байконуре была низкой и некачественной в большинстве районов и вообще отсутствовала в других.

Это была небезопасная обстановка.

И хотя на расстоянии всё казалась ничем иным, как широко открытой местностью, Сафронов знал, что степи пересечены пересохшими ручьями и естественными впадинами, которые можно использовать. Он также знал, что местная мусульманская повстанческая группировка "Хизб ут-Тахрир" в прошлом пыталась проникнуть в космопорт, но они были настолько слабы и плохо обучены, что только укрепили иллюзию нанятой казахской охраны, будто бы они были готовы к нападению.

Георгий знал, что приближается атака, и он увидит, насколько они готовы.

Сам Сафронов подружился с начальником охраны. Этот человек регулярно посещал ЦУП "Днепр", когда приближался запуск, и Георгий позвонил ему накануне вечером, чтобы попросить прийти пораньше, потому что корпорация космических полетов "Космос", компания Георгия, прислала из Москвы знак признательности за всю проделанную им прекрасную работу.

Директор службы безопасности был взволнован и сказал, что прибудет в офис Сафронова в половине девятого утра

Было уже семь сорок пять, и Сафронов мерил шагами свой кабинет.

Он беспокоился, что не сможет сделать то, что должно быть сделано сейчас, и это заставляло его дрожать. Мозг подсказывал ему, что нужно делать, но он не был уверен, что сможет довести дело до конца.

Зазвонил телефон, и он был рад, что его прервали.

– Да?

– Привет, Георгий.

– Привет, Александр.

– У тебя есть минутка?

– Я немного занят, просматривая цифры для второго запуска. После первого запуска сегодня днем у меня будет не так уж много времени.

– Да. Но мне нужно поговорить о сегодняшней презентации. У меня есть некоторые опасения.

Черт возьми! Не сейчас!   подумал Георгий. Ему не нужно было тратить свое утро на решение технических вопросов, связанных со спутником, который пролетит не дальше того расстояния, на которое его люди сбросили его рядом с бункером, когда они заменили его своим собственным головным модулем.

Тем не менее, ему нужно было как можно дольше делать вид, что все нормально.

– Приходи.

– Я занимаюсь обработкой полетных данных. Я могу быть через пятнадцать минут. Двадцать, если на дороге будет слишком много льда.

– Что ж, поторопись, Александр.

Директору по запуску Александру Вербову потребовалось целых двадцать минут, чтобы прибыть в офис своего президента в ЦУП. Он вошел без стука, топая ногами и стаскивая тяжелое пальто и шляпу.

– Чертовски холодное утро, Георгий, – сказал он с усмешкой.

– Что случилось?

Время Сафронова было на исходе. Он должен был как можно скорее увезти отсюда своего друга.

– Мне жаль это говорить, но нам нужно отменить сегодняшний рейс.

– Что? Почему?

– У телеметристов возникли проблемы с программным обеспечением. Они хотят некоторое время устранять неполадки, затем отключить питание и выполнить сброс. Некоторые из наших систем сбора и обработки данных будут недоступны в течение нескольких часов. Но следующее окно для запуска всех трех транспортных средств в быстрой последовательности, как мы и планировали, будет через три дня. Я рекомендую отменить последовательность запуска, отключить генераторы силового давления, выгрузить топливо из всех трех РН и поместить КЛА на временное хранение. У нас будет задержка, но мы все равно установим рекорд по сокращению сроков запуска, что в конечном итоге и является нашей целью .

– Нет! – сказал Сафронов. – Последовательность запуска продолжается. Я хочу, чтобы 109-й был готов к вылету в полдень.

Вербов был совершенно ошеломлен. Такого ответа он никогда не получал от Сафронова, даже когда новости были плохими.

– Я не понимаю, Георгий Михайлович. Вы что, меня не слышали? Без надлежащих показаний телеметрии европейский центр управления полетами никогда не разрешит космическому кораблю продолжить полет. Они отменят запуск. Вы это знаете.

Сафронов долго смотрел на своего друга.

– Я хочу, чтобы старт состоялся. Я хочу, чтобы все ракеты были готовы в своих шахтах.

Вербов улыбнулся, склонив голову набок. Он усмехнулся.

– Ракеты?

– Ракеты-носители. Ты знаешь, что я имею в виду. Не о чем беспокоиться, Александр. Скоро все прояснится.

– Что вообще происходит?

Руки Сафронова задрожали, он вцепился в ткань своих штанин. Снова и снова он шептал про себя мантру, данную ему Сулейманом Муршидовым. Одна секунда джихада равна ста годам молитвы. Одна секунда джихада равна ста годам молитвы. Одна секунда джихада равна ста годам молитвы.

– Вы что-то сказали?

– Оставь меня.

Александр Вербов медленно повернулся и направился в коридор. Он отошел всего на десять футов или около того от двери своего босса, когда Сафронов окликнул его из своего кабинета.

– Я шучу, Алекс! Все в порядке. Мы можем отложить запуск, если телеметрия скажет, что мы должны это сделать .

Вербов покачал головой со сдавленным смешком, чем-то средним между замешательством и весельем, затем вернулся в кабинет. Он был уже в дверях, когда заметил пистолет в руке Сафронова. Он недоверчиво улыбнулся, как будто не верил, что оружие настоящее.

– Георгий Михайлович… кем вы себя возомнили...

Сафронов произвел одиночный выстрел из автоматического пистолета Макарова с глушителем. Пуля попала Александру в солнечное сплетение, прошла через легкое, раздробила ребро и вырвала клок из спины. Алекс не упал, он вздрогнул от звука выстрела, на мгновение заколебался, прежде чем посмотреть вниз, на пятно крови, растущее на его коричневом комбинезоне.

Георгий подумал, что Александру потребуется много времени, чтобы умереть. Ни один из мужчин не произнес ни слова, они только смотрели друг на друга с одинаковым недоумением. Затем Алекс потянулся назад, нашел виниловый стул у двери и грубо опустился на него.

Еще несколько секунд – и его глаза закрылись, голова склонилась набок, а из поврежденного легкого вырвался долгий последний вздох.

Георгию потребовалось еще несколько секунд, чтобы справиться с собственным дыханием. Но он справился и положил пистолет на стол рядом с собой.

Он оттащил мертвеца, все еще сидевшего в кресле, в шкаф в своем кабинете. Он освободил место для одного человека, директора службы безопасности, но теперь ему нужно будет освободить больше места для казаха, когда тот придет через несколько минут.

Сафронов сбросил тело Вербова со стула на пол шкафа, затолкал ноги мертвеца внутрь и затем закрыл дверь. Он поспешно схватил в ванной рулон туалетной бумаги и затер капли крови на полу своего кабинета.

Десять минут спустя директор службы безопасности тоже был мертв, распластавшись на полу кабинета Сафронова. Он был крупным мужчиной, и на нем все еще были его пальто и тяжелые ботинки. Георгий уставился на тело, на грустное выражение лица мертвеца, и его чуть не вырвало. Но его не вырвало, он сосредоточился и дрожащей рукой набрал номер своего мобильного.

Когда на другом конце ответили, он сказал: Аллах Акбар.    Пришло время.

71

Без своего командира у казахстанских сил безопасности не было ни единого шанса.

Террористы Джамаат Шариат ворвались в главные ворота в 8:54 утра под прикрытием сильного снегопада. Они убили четырех охранников, дежуривших там, и уничтожили три грузовика с подкреплением из РПГ, прежде чем казахи сделали хоть один выстрел.

Снегопад замедлился, когда шесть дагестанских транспортных средств – четыре пикапа с шестью пассажирами в каждом и два полуприцепа, каждый с контейнером полезной нагрузки, один с шестью пассажирами и один с семью, – разделились на перекрестке возле центра управления запуском. Грузовик с шестью бойцами отправился на перерабатывающий завод, чтобы взять под контроль шестнадцать иностранцев, которые работали на три компании со спутниками здесь, на Байконуре. Два полуприцепа направились к трем стартовым площадкам вместе с одним из пикапов впереди. Еще одно подразделение из шести человек осталось на повороте с главной дороги на Днепр. Они выбрались из своих машин и забрались в низкий бетонный бункер, который когда-то был сторожевым постом российских вооруженных сил, но теперь лежал, наполовину погребенный под заснеженной травой степей. Здесь они разместили гранатометы РПГ и оптические прицелы и осматривали дороги, готовые уничтожить любую машину на расстоянии.

Две оставшиеся команды из шести человек отправились в ЦУП, и здесь они действительно встретили жесткое сопротивление. Там присутствовала дюжина сотрудников службы безопасности, и они убили пятерых из двенадцати нападавших, прежде чем оказались захваченными. Несколько охранников бросили оружие и подняли руки, но дагестанцы убили сдавшихся казахов на месте.

Реакция казахов на нападение была ужасно нескоординированной после исчезновения их командира. Их ближайшие казармы не предпринимали контратак в течение двадцати пяти минут, и как только они получили первый залп из РПГ, промахнувшись по первому грузовику, когда тот приближался к повороту, они повернули назад, чтобы пересмотреть свою стратегию.

В ЦУП гражданские сидели на корточках на втором этаже, пока снаружи бушевал бой. Когда смолкли звуки убийств и казней, когда все собравшиеся российские инженеры по космическим запускам сидели, рыдая, молясь и проклиная друг друга, Георгий Сафронов в одиночестве спустился по лестнице. Его друзья и сотрудники окликнули его, но он проигнорировал их и открыл дверь.

Силы Джамаат Шариат захватили ЦУП без единого выстрела.

Всем было приказано пройти в диспетчерскую, и Георгий сделал объявление.

– Делай, как я говорю, и будешь жить. Откажись от приказа только один раз, и ты умрешь.

Люди, его люди, смотрели на него широко раскрытыми от изумления глазами. Один из трех боевиков, дежуривших у запасного выхода, поднял винтовку в воздух. Аллах Акбар!

К хору присоединились все присутствующие в комнате.

Георгий Сафронов просиял. Теперь он был главным.

Первыми людьми за пределами космодрома, узнавшими о нападении на Байконур, работали в Дармштадте, Германия, в Европейском центре космических операций, объекте, который должен был управлять спутниками после выхода на орбиту. Они были в разгаре прямой предполетной связи с камерой управления запуском, поэтому видели, как сотрудники ЦУП спасались бегством. Они также видели, как все вернулись, а за ними вошли вооруженные террористы, а затем президент корпорации космических полетов "Космос" Георгий Сафронов, вошедший последним.

Сафронов носил на шее автомат АК-47 и был одет с ног до головы в зимний камуфляж.

Первое, что он сделал, войдя в комнату, это отключил связь с ЕЦКО ЕSOC.

Комната управления запуском центра управления запуском "Днепр" не произвела бы впечатления на человека, привыкшего к фильмам и телевизионным программам Космического центра Кеннеди США, массивному амфитеатру с гигантскими дисплеями на стенах и десяткам ученых, инженеров и астронавтов, работающих у плоских дисплеев.

Запуск ракет "Днепр" и управление ими осуществлялись из помещения, напоминавшего лекционный зал в местном колледже; за длинными столами с пультами управления и компьютерами сидело человек тридцать. Все смотрели на две большие, но отнюдь не массивные панели на передних стенах, на одной из которых отображалась телеметрическая информация, а на другой – изображение закрытой крышки бункера на площадке 109, где находился первый из трех "Днепров", которые должны взлететь в ближайшие сорок часов.

Вокруг площадки кружился снег, и восемь вооруженных мужчин в винтовках и бело-серой камуфляжной форме заняли позиции на низких башнях и кранах по всей площадке, их глаза осматривали заснеженную степь.

Сафронов провел последний час, разговаривая по телефону и рации с техническим директором технологического комплекса, точно объясняя, что должно быть сделано на каждой стартовой площадке. Когда мужчина запротестовал, отказавшись выполнять пожелания Сафронова, Георгий приказал расстрелять одного из сотрудников технического директора. После смерти своего коллеги технический директор больше не создавал Георгию проблем.

– Отключите передачу на 109, – приказал Георгий, и экран перед людьми в центре управления запуском погас.

Он не хотел, чтобы люди, находившиеся с ним в комнате, знали, в каких шахтах находятся бомбы, а в какой ракете находится оставшийся спутник.

Теперь Сафронов собирался все объяснить сотрудникам здесь, в ЦУП.

– Где Александр? – спросил Максим Ежов, помощник руководителя запуска "Космоса", первый человек, у которого хватило смелости заговорить.

– Я убил его, Максим. Я не хотел, но этого требовала моя миссия.

Все ошеломлённо уставились на него, пока он объяснял ситуацию.

– Мы загружаем новые полезные грузы. Это будет сделано на стартовых площадках. Сейчас мои люди наблюдают за этим, а технический директор перерабатывающего предприятия ведет своих людей. Как только он скажет, что все готово, я отправлюсь в пусковые шахты и проверю его работу. Если он сделал то, о чем я его просил, он и весь его персонал будут свободны.

Команда запуска уставилась на президента корпорации космических полетов "Космос".

– Вы мне не верите, не так ли?

Некоторые просто отрицательно покачали головами.

– Я предвидел это. Джентльмены, вы знаете меня много лет. Разве я злой человек?

– Нет, – сказал один из заложников с ноткой надежды в голосе.

– Конечно, нет. Напротив, я прагматичный, эффективный, интеллигентный человек?

Все вокруг согласно закивали.

– Спасибо. Я хочу показать вам, что дам то, чего вы хотите, если и вы дадите мне то, чего хочу я.

Георгий поднял рацию.

– Пусть все русские и казахи, оставшиеся на перерабатывающем предприятии, выйдут на свободу. Они, конечно, могут взять свои личные автомобили. Мне жаль, но автобусы придется оставить. Здесь еще много людей, которым потребуется транспорт с объекта, когда все это закончится.

Он выслушал, как его подчиненный подтвердил приказ, а затем сказал:

– И, пожалуйста, попросите их всех позвонить сюда на коммутатор, когда они уйдут с космодрома, чтобы сказать своим друзьям здесь, в ЦУП, что это не было уловкой. У меня нет желания причинять кому-либо вред. Люди здесь, на космодроме, – мои друзья.

Персонал центра управления запуском расслабился перед ним. Георгий почувствовал себя великодушным.

– Вы видите? Сделайте то, о чем я прошу, и вы доживете до того, чтобы увидеть свои семьи.

– Что мы должны делать? – спросил Ежов, теперь фактический лидер заложников в управлении запуском.

– Вы сделаете то, зачем пришли сюда. Вы подготовитесь к запуску трех ракет.

Никто не спрашивал, что происходит, хотя у некоторых были свои подозрения относительно того, что будет загружено в их космические аппараты.

Сафронов был именно таким, как он и говорил, эффективным и прагматичным человеком. Он позволил персоналу перерабатывающего предприятия выйти на свободу, потому что они ему больше не были нужны, и ему нужно было, чтобы его войска, охранявшие персонал перерабатывающего предприятия, переместились в пусковые шахты, чтобы защитить их от спецназа. И он также знал, что эта демонстрация доброй воли повысит вероятность того, что персонал управления запуском выполнит приказы.

Однако, когда он больше не будет нуждаться в контролерах, у него не будет стимула оставлять их в живых. Он убьет их всех в рамках своего обращения к неверным в Москве.

ЕЦУК в Дармштадте, среди прочего, сообщил о нападении своим коллегам в Москве, а Москва уведомила Кремль. После часового обсуждения по телефону была установлена прямая связь с Кремлем. Сафронов обнаружил, что стоит в центре управления запуском в наушниках и разговаривает с Владимиром Гамовым, директором Российского федерального космического агентства, который находился в Кремле в наспех организованном кризисном центре. Эти двое знали друг друга столько, сколько Сафронов себя помнил.

– Что там у вас происходит, Георгий Михайлович?

Сафронов ответил:

– Для начала можете называть меня Магомед Дагестани. Мухаммед Дагестанец.

На заднем плане на другом конце провода Сафронов услышал, как кто-то пробормотал Сукин сын. Сукин сын. Это заставило его улыбнуться. Прямо сейчас до каждого в Кремле доходило, что три ракеты "Днепр" находятся под контролем северокавказских сепаратистов.

– Почему, Георгий?

– Ты что, слишком глуп, чтобы видеть? Чтобы понять?

– Помоги мне понять.

– Потому что я не русский. Я дагестанец.

– Это неправда! Я знаю твоего отца с тех пор, как мы учились в Санкт-Петербурге. С тех пор, как ты был ребенком!

– Но вы познакомились с моим отцом уже после того, как меня усыновили. Мои родители дагестанцы. Мусульмане! Моя жизнь была ложью. И это ложь, которую я сейчас исправлю!

Последовала долгая пауза. Мужчины что-то бормотали на заднем плане. Гамов перевел разговор в другое русло.

– Мы понимаем, что у вас семьдесят заложников.

– Это неверно. Я уже освободил одиннадцать человек и отпущу еще пятнадцать, как только они вернутся из бункеров, что должно произойти самое большее через полчаса.

– В шахтах? Что вы делаете с ракетами?

– Я собираюсь применить их против российских целей.

Это космические аппараты. Как ты собираешься...

– До того, как они стали космическими, они были R-36. межконтинентальными баллистическими ракетами. Я вернул им былую славу.

– На Р-36 было ядерное оружие. Не спутники, Сафронов.

Георгий сделал долгую паузу.

– Это верно. Мне следовало быть более точным в своих словах. Я вернул двум из этих образцов их былую славу. Третья ракета не имеет боеголовки, но, тем не менее, это ракета с мощной кинетической энергией.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я говорю, что у меня есть две двадцатикилотонные ядерные бомбы, загруженные в головные модули двух из трех имеющихся в моем распоряжении транспортных средств доставки "Днепр-1". Ракеты находятся в пусковых шахтах, и я контролирую запуск. Оружие, а я называю его оружием, потому что это больше не просто ракеты, нацелено на населенные пункты России.

– Это ядерное оружие, о котором вы говорите...

– Да. Это пропавшие бомбы из Пакистана. Я и мои бойцы-моджахеды захватили их.

– Насколько нам известно от пакистанцев, оружие не может взорваться в его нынешнем состоянии. Вы блефуете. Если у вас даже есть бомбы, вы не сможете ими воспользоваться.

Сафронов ожидал этого. В конце концов, русские так пренебрежительно относились к его народу. Он был бы ошеломлен, если бы все складывалось по-другому.

– Через пять минут я отправлю электронное письмо непосредственно вам и подчиненным вашего агентства, то есть людям более умным, чем вы. В файле вы увидите последовательность расшифровки, которую мы использовали, чтобы сделать бомбы жизнеспособными боеголовками. Поделитесь ею со своими экспертами-ядерщиками. Они подтвердят ее точность. В файле вы также увидите цифровые фотографии взрывателей высотомера, которые мы украли с оружейного завода в Вах. Поделитесь ими со своими экспертами по боеприпасам. И в файле вы также увидите несколько возможных траекторий полёта для ракет "Днепр", на случай, если вы не верите, что я могу отправить полезную нагрузку на землю, куда захочу. Покажите это вашим инженерам-ракетчикам. Остаток дня они проведут за своими калькуляторами, но увидят.