Текст книги "Под прицелом"

Автор книги: Том Клэнси

Соавторы: Марк Грени
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

– Тайное президентское помилование?

– Да.

Олден все еще качал головой в изумлении от этого открытия, но постепенно взял себя в руки. Внезапно о его работе в фонде Ласки забыли. Своим тоном он почти отчитал пожилого мужчину.

– Я не знаю, какие основные правила Министерство юстиции установило для вашей организации, но мне очень трудно поверить, что адвокатам было разрешено передавать вам эту информацию. Вы сами не юрист и не являетесь частью юридической команды.

– Все это чистая правда. Я скорее номинальный руководитель. Но, тем не менее, у меня есть эта информация.

– Вы же знаете, что я ни черта не могу с этим поделать, Пол. Я не могу прийти в свой офис завтра утром и начать задавать вопросы о том, что случилось с Кларком и Домингесом, без того, чтобы люди не захотели узнать почему. У нас с вами обоих могут возникнуть большие проблемы с распространением этой информации из-за характера источника. Вы обвинили меня в уголовном преступлении.

С этими словами Олден взял со стола бокал и опрокинул его в рот. Ласка взял старую бутылку и налила ему изрядную порцию.

Затем Ласка улыбнулся.

– Вам не нужно никому об этом рассказывать. Но эта информация должна выйти наружу со временем.

– Что вы имеете в виду?

– Можете ли вы раздобыть мне больше информации о карьере Кларка в ЦРУ? Я говорю не об этом инциденте с Эмиром. Я говорю обо всем, что он сделал, и что занесено в протокол.

Олден кивнул.

– Я помню, что у адмирала Джеймса Грира было на него досье. Это было давно; я мог бы покопаться еще немного сам, чтобы узнать, есть ли с тех пор подробности. Я знаю, что он несколько лет руководил "Радугой" в Великобритании .

– Люди в черном, – с презрением произнес Ласка, используя прозвище секретного антитеррористического подразделения НАТО.

– Да. Но зачем вам эта информация?

– Я думаю, это могло бы помочь Эду.

Олден долго смотрел на Ласку. Он знал, что ничто не могло помочь Эду Килти, и он знал, что Пол Ласка был достаточно умен, чтобы понимать это. Нет, в голове Ласки происходила какая-то игра.

Олден не стал бросать вызов старому чеху.

– Я посмотрю, что смогу сделать.

– Просто достаньте мне все, что сможете, и я заберу это из ваших рук, Чарльз. Вы были очень полезны, и я не забуду этого до конца января.

28

Горизонт такого большого и развитого города, как Волгоград в России, должен был быть виден на много-много миль во всех направлениях. Но когда Георгий Сафронов мчался на юго-восток по шоссе М6 всего в дюжине миль до границы города, перед ним открылся вид на низкие холмистые пастбища, которые быстро исчезали в густом сером тумане, и это не давало ни малейшего намека на огромный промышленный мегаполис, лежащий прямо впереди. Было десять утра, и он всю ночь ехал по Каспийскому шоссе, но даже после восьми часов за рулем сорокашестилетний мужчина продолжал вести свой "БМВ" Z4, отчаянно желая как можно скорее прибыть к месту назначения. Человек, который попросил его проехать сегодня пятьсот семьдесят миль, не вызвал бы его на эту встречу без веской причины, и Георгий боролся со сном и голодом, чтобы не заставлять старика ждать.

Богатый русский был средних лет, но, если не считать легкой седины в рыжих волосах, он таковым не выглядел. Большинство русских мужчин пили, и это, как правило, преждевременно старит их лица, но Георгий уже много лет не прикасался ни к водке, ни к вину, ни к пиву; единственным его грешком был приторно-сладкий чай, который любят русские. Он совсем не был спортивным, но был худощав, и волосы у него были немного длинноваты для мужчины его возраста. Прядь ее упала ему на лоб, чуть выше глаз, вот почему он расположил вентиляционные отверстия обогревателя своего "БМВ" так, чтобы они сдували ее во время движения.

У него не было инструкций ехать в сам Волгоград, и это было обидно, потому что Сафронову город скорее нравился. Волгоград когда-то был Сталинградом, и это делало его интересным. Во время Второй мировой войны Сталинград был местом, возможно, самого невероятного сопротивления мощным захватчикам в истории войн.

А у Георгия Сафронова был личный интерес к феномену сопротивления, хотя он держал этот интерес при себе.

Его взгляд метнулся к карте GPS на центральной консоли хорошо оборудованного купе. Аэропорт теперь находился к югу от него; он съедет с трассы М6 в кратчайшие сроки, а затем последует заранее запрограммированным маршрутом к конспиративной квартире рядом с территорией аэропорта.

Он знал, что должен быть осторожен, чтобы не привлекать внимания. Он приехал один, оставив своих телохранителей в Москве, сказав им только, что у него есть личное дело. Его охрана состояла не из русских, а из финнов, и они были проститутками, поэтому Георгий использовал их воображение против них, намекнув, что в его сегодняшнем тайном свидании участвовала женщина.

После встречи Сафронов подумал, что мог бы продолжить путь в сам Волгоград и найти гостиницу. Он мог бы ходить по улицам в одиночестве и думать о Сталинградской битве, и это придало бы ему сил.

Но он забегал вперед. Возможно, человек, пригласивший его сюда сегодня, Сулейман Муршидов, хотел бы, чтобы он немедленно покинул конспиративную квартиру, сел в самолет и вернулся с ним в Махачкалу.

Муршидов говорил Георгию, что делать, и Георгий слушал.

"Георгий Сафронов" не было его настоящим именем в том смысле, что его настоящие родители не называли его Георгием, и уж тем более не звали Сафроновыми. Но сколько он себя помнил, его звали именно так, и сколько он себя помнил, все вокруг говорили ему, что он русский.

Но в глубине души он всегда знал, что его имя и его происхождение – ложь.

По правде говоря, Георгий Сафронов родился Магомедом Сагиковым в 1966 году в Дербене, Дагестан, тогда это был всего лишь обширный и лояльный горный прибрежный регион Советского Союза. Его биологические родители были горными крестьянами, но вскоре после его рождения они переехали в Махачкалу на берегу Каспийского моря. Там мать и отец юного Магомеда умерли в течение года от болезни, и их ребенка поместили в детский дом. Молодой капитан российского военно-морского флота из Москвы по имени Михаил Сафронов и его жена Марина выбрали ребенка из множества предложений, потому что смешанное азаро-лезгинское происхождение Магомеда сделало его более привлекательным для госпожи Сафроновой, чем другие дети его возраста, чистокровные азары.

Они назвали своего приёмыша Георгием.

Капитан Сафронов служил в Дагестане в составе Каспийской флотилии, но вскоре его перевели на Черноморский флот и отправили в Севастополь, а затем в Ленинград в Военно-морскую академию имени маршала Гречко. В течение следующих пятнадцати лет Георгий рос в Севастополе (его отец вернулся на Черноморский флот), а затем в Москве (когда его отец служил в аппарате верховного главнокомандующего).

Мать и отец Сафронова никогда не обманывали его по поводу того факта, что он был усыновлен, но они сказали ему, что он приехал из детского дома в Москве. Они никогда не упоминали ни о его истинных корнях, ни о том факте, что его родители были мусульманами.

Юный Сафронов был блестящим ребенком, но он был маленьким, слабым и нескоординированным до такой степени, что был безнадежен в спорте. Несмотря на это, или, вероятно, благодаря этому, он преуспевал в учебе. Будучи совсем маленьким мальчиком, он увлекся космонавтами своей страны. Это переросло в детское увлечение ракетами, спутниками и аэрокосмической отраслью. По окончании школы он был принят в Военную академию ракетных войск имени Феликса Дзержинского.

После окончания университета он пять лет проработал офицером в Советских ракетных войсках стратегического назначения, затем вернулся в университет в Московском физико-техническом институте.

В возрасте тридцати лет он ушел в частный сектор. Его наняла в качестве менеджера проекта корпорация космических полетов "Космос", молодая компания по производству ракетных двигателей и запуску космических аппаратов. Георгий сыграл важную роль в приобретении своей компанией межконтинентальных баллистических ракет советской эпохи, и он руководил проектом по реинжинирингу МБР, превратив их в космические средства доставки. Его военное лидерство, смелые идеи, технологические ноу-хау и политическая смекалка в совокупности к концу 1990-х сделали ККП основным подрядчиком российских операций по доставке грузов в космос.

В 1999 году Михаил Сафронов, отец Георгия, гостил в прекрасном доме своего сына в Москве. Это было вскоре после первого российского вторжения в Дагестан, и отставной морской офицер сделал серию пренебрежительных замечаний о дагестанских мусульманах. Когда Георгий спросил отца, что он знает о дагестанцах или мусульманах, если уж на то пошло, Михаил случайно упомянул, что когда-то служил в Махачкале.

Георгий удивлялся, почему ни его отец, ни мать никогда не упоминали о его пребывании в Дагестане. Несколько недель спустя он позвонил нескольким влиятельным друзьям на Военно-морском флоте, и они покопались в архивах, чтобы предоставить сыну даты службы его отца на Каспийской флотилии.

Как только Сафронов поехал в Махачкалу, он нашел детский дом и заставил их рассказать, что на самом деле он родился в семье мусульман-дагестанцев.

Георгий Сафронов понял тогда то, что, как позже скажет, знал всегда. Что он не такой, как все остальные русские, с которыми он вырос.

Он был мусульманином.

Поначалу это не оказало большого влияния на его жизнь. Его компания была настолько успешной – особенно после того, как полеты американских шаттлов были приостановлены из-за катастрофы Коламбии в феврале 2003 года, – что жизнью Сафронова была его работа. Корпорация космических полетов "Космос" в то время имела идеальные возможности для того, чтобы взять на себя американские контракты на шаттлы. В возрасте тридцати шести лет Георгий только что занял пост президента компании, и его талант, целеустремленность, связи в российских военно-воздушных силах, наряду с его сильной личностью, помогли его компании в полной мере воспользоваться этой возможностью.

Первоначально российское правительство не имело финансовой заинтересованности в компании, и она была успешно приватизирована. Но когда Сафронов превратил ее, буквально говоря, в машину для зарабатывания денег с ракетным двигателем, российский президент и его приспешники начали инициировать правительственные меры по захвату компании. Но Сафронов лично встретился со своими новыми противниками и сделал им встречное предложение. Он откажется от тридцати восьми процентов своего бизнеса, участники собрания смогут делать с ним все, что пожелают, а Сафронов сохранит за собой остальное. И он будет продолжать работать для ее успеха 365 дней в году.

Но, как подчеркнул Георгий на встрече, если российское правительство хочет сделать это предприятие государственным, как в старые добрые времена, тогда они могут ожидать и результатов былых времен. Сафронов сидел бы за своим столом и пялился в стену, или они могли бы вытолкнуть его и заменить каким-нибудь старым аппаратчиком, который мог бы притворяться капиталистом, но который, если бы столетняя история была хоть каким-то доказательством, просрал бы бизнес в течение года.

Российский президент и его люди были взволнованы. Их попытка вымогательства была отражена какой-то сбивающей с толку формой… что это, вымогательство наоборот? Правительство сморгнуло, Сафронов сохранил шестьдесят два процента акций, и ККП процветала.

Год спустя "Космос" был награжден орденом Ленина от имени благодарной страны, а сам Сафронов получил звание Героя Российской Федерации.

Имея свое личное состояние, превышающее сто миллионов долларов, он инвестировал в крупнейшие российские компании, и делал это, внимательно следя за связями владельцев. Он понимал, что успех в стране, которую он принял, является смазкой; бизнесмены, которые рисковали своей головой, сохраняли ее только в том случае, если они были друзьями Кремля. Инсайдеру стало очень легко понять, кому благоволят бывшие сотрудники КГБ, которые сейчас правят в Москве, и Сафронов подстраховался, чтобы, пока нынешний лидер и его люди находятся у власти, у него все было хорошо.

И эта тактика сработала на него. Его личное состояние оценивалось более чем в миллиард долларов, что, хотя и не внесло его в список Форбс, должно было позволить ему все, что он хотел.

Но, по правде говоря, его богатство вообще ничего не значило для него.

Потому что он не мог забыть, что на самом деле его зовут не Георгий и он не настоящий русский.

Все изменилось для Георгия Сафронова в сорок второй день рождения. Он ехал на своем новом "Ламборгини Ревент" 2008 года выпуска из Москвы на одну из своих загородных дач. Он держал стрелку спидометра в пределах двадцати километров от максимальной скорости, развивая примерно двести миль в час по прямой дороге.

Было ли это масло, вода или просто пробуксовали задние шины, Георгий так и не узнал. Но по какой-то причине он почувствовал легкий рывок, потерял контроль и был уверен, что все кончено. За полсекунды с момента, когда он впервые осознал, что он всего лишь пассажир в скользящем автомобиле, до того, как ярко-серебристый капот "Ламборгини" у ветрового стекла съехал с дороги, перед глазами Георгия промелькнула не столько его жизнь, сколько та жизнь, которой он не жил, но мог бы. Это было дело, от которого он отвернулся. Это была революция, в которой он не принимал участия. Это был его потенциал, который он не реализовал.

"Ламборгини" перевернулся, шея двадцатиоднолетней балерины, сидевшей рядом с Сафроновым, сломалась при первом же ударе о заснеженное поле – много лет спустя Георгий был уверен, что слышал хруст среди какофонии взрывающегося металла и стекловолокна.

Космический предприниматель провел месяцы в больнице со своим Кораном на русском; он прятал его под обложками технических руководств. Его вера возросла, чувство своего места в этом и в следующем мире окрепло, и он сказал себе, что теперь жизнь приобретет новое направление.

Он отдал бы все, чтобы стать шахидом.    Принять мученическую смерть за дело, для которого он был рожден и ради которого делал каждый вздох. Он понимал, что "Ламборгини", реактивные самолеты, власть и женщины не были раем, какими бы опьяняющими они ни были для его, по общему признанию, человеческой плоти. Он знал, что у его человеческого облика нет реального будущего. Нет, его будущее, его вечное будущее будет в загробной жизни, и он стремился к этому.

Не то чтобы он дешево продал бы свое тело ради своего дела. Нет, Георгий осознавал, что стал, возможно, величайшим активом в деле создания Исламской республики на Кавказе. Он был кротом во враждебном мире.

Когда он выздоровел, то тайно переехал в простой фермерский дом в Дагестане. Он жил в условиях строгой экономии, что было совсем не похоже на ту жизнь, которую он вел до несчастного случая. Он разыскал Сулеймана Муршидова, духовного лидера Джамаат Шариат, дагестанской группы сопротивления. Сначала Муршидов заподозрил неладное, но старик оказался на удивление хитрым и умным, и со временем он начал узнавать инструмент, оружие, которым был Георгий Сафронов.

Георгий предложил вложить все свои деньги в общее дело, но духовный лидер отклонил это предложение. Фактически он запретил Сафронову заниматься какой-либо филантропией по отношению к Дагестану или Кавказу. Старику с горы каким-то образом хватило дальновидности увидеть, что Георгий был его "внутренним человеком" в российских коридорах власти, и он не позволил бы чему-либо ставить это под угрозу. Ни новых школ, ни новых больниц, никакой видимой пользы для его дела вообще.

Напротив, Муршидов дал указание Сафронову вернуться в Москву и поддержать жесткую позицию в отношении республик. В течение многих лет Георгию претило сидеть с друзьями своего приемного отца и обсуждать подавление мятежей на Кавказе. Но таков был его приказ. Он жил в брюхе зверя.

До того дня, когда Муршидов призвал его вернуться, оказать помощь и, иншаллах, с Божьей помощью, принять мученическую смерть.

Сафронов сделал, как ему сказали. Раз в год он приезжал ненадолго и тайно, чтобы встретиться с Сулейманом, и на одной из таких встреч попросил представить его знаменитому воину Исрапилу Набиеву. Старый духовный лидер запретил эту встречу, и это сильно разозлило Сафронова.

Но теперь Георгий знал, что его лидер все это время был прав. Если бы Набиев знал о Сафронове, хотя бы намек на то, что есть человек, занимающий высокое положение в рядах российской частной космической службы, то Сафронов сейчас был бы мертв или сидел в тюрьме.

Теперь Сафронов знал, что его собственное тщеславие взяло верх, когда он настоял на том, чтобы Сулейман познакомил его с Набиевым в прошлом году в Махачкале. И это была рука самого Аллаха, действовавшая через Сулеймана, когда Сулейман отказался представиться.

Поэтому Сафронов держался подальше от Джамаат Шариат. Это было даже к лучшему, потому что состояние его компании продолжало расти на протяжении многих лет, и он оказался чрезвычайно занят в Москве. ККП выиграла от заката американской программы космических шаттлов. Контракты ККП выросли еще больше, поскольку она стала одним из основных игроков в сфере космических поставок. Да, были и другие ракеты-носители, управляемые другими компаниями, запускающие спутники, материалы и людей. "Союз", "Протон", "Рокот" – вот три из них. Но Сафронов и его корабль "Днепр-1" расширяли операции более быстрыми темпами, чем другие. В 2011 году фирма Сафронова успешно запустила более двадцати ракет со своих трех стартовых площадок на космодроме Байконур в равнинных травянистых степях Казахстана, а темпы выполнения контрактов 2012 года превзошли даже эти показатели.

Он, конечно, был занятым человеком, но не настолько, чтобы бросить все и отправиться на юг по Каспийскому шоссе, когда пришло сообщение от Муршидова, Абу Дагестани – Отца Дагестана.

Георгий Сафронов посмотрел на свой "Ролекс" и обрадовался, обнаружив, что прибудет на встречу точно вовремя. В конце концов, он был специалистом по ракетостроению. Он терпеть не мог неточностей.

29

Джамаат Шариат время от времени пользовался фермерским домом к западу от Волгограда, когда у них были дела к северу от зоны их влияния. Отель находился недалеко от аэропорта, но был изолирован от шума и суеты самого города, поэтому им не понадобилось ничего, кроме нескольких часовых, патрулирующих грунтовые дороги, и машины с дагестанскими боевиками у поворота на шоссе, чтобы обеспечить безопасность тех, кто встречается или ночует на территории отеля, от российской полиции или сил внутренней безопасности.

Георгий Сафронов прошел через легкий кордон охраны с обыском и проверкой документов, после чего его ввели внутрь тускло освещенного фермерского дома. Женщины на кухне отвели глаза, когда он поздоровался с ними, но часовые провели его в большую комнату дома, где его встретил духовный лидер Сулейман Муршидов, которого он называл Абу Дагестани.

Низкий столик был покрыт кружевной скатертью. Женщины поставили перед мужчинами вазу с виноградом, вазу с конфетами в цветных фантиках и двухлитровую бутылку апельсиновой газировки "Фанта", а затем исчезли.

Сафронов сиял от гордости, как и всегда в присутствии духовного лидера организации, борющейся за права и будущее его собственного народа. Он знал, что его не попросили бы приехать сюда таким образом, если бы это не было чрезвычайно важно. Поимка Исрапила Набиева месяцем ранее – российские власти не заявили, что взяли этого человека живым, но выжившие после нападения на дагестанскую деревню видели, как его умыкнули на вертолете, – должно быть, как-то связано с тем, почему его вызвали сюда.

Российский космический предприниматель ожидал, что Сулейман Муршидов попросит у него денег. Возможно, крупную сумму, чтобы попытаться добиться освобождения Исрапила. Георгий был взволнован перспективой впервые сыграть ощутимую роль в борьбе своего народа.

Старик сел на пол по другую сторону стола. Позади него на стульях сидели двое его сыновей, но они были удалены от этого разговора шириной комнаты. Муршидов провел последние несколько минут, расспрашивая о путешествии Георгия, о его работе и рассказывая русскому дагестанцу о событиях на Кавказе. Сафронов испытывал гораздо большую любовь к этому старику, чем к своему собственному отцу, человеку, который предал его, который забрал его у своего народа, который пытался превратить его в то, кем он не был. Абу Дагестани, напротив, вернул ему его личность.

Бородатый старик сказал:

– Сын мой, сын Дагестана, Аллах поддерживает наше сопротивление Москве.

– Я знаю, что это правда, Абу Дагестани.

– Я узнал об одной возможности, которая с вашей помощью может сделать для нашего дела больше, чем все, что когда-либо происходило за все предыдущие дни. Больше, чем война, больше, чем брат Исрапил смог достичь со всеми своими войсками.

– Просто скажи мне, что тебе нужно. Ты знаешь, я умолял тебя позволить мне что-нибудь сделать, сыграть какую-то роль в нашей борьбе.

– Помнишь, что ты сказал мне, когда был здесь в прошлом году?

Сафронов вспомнил. Он сказал много-много вещей, все идеи, которые у него были, которые позволили бы ему помочь делу Джамаат Шариат. Георгий не спал ночами, работая над планами продвижения этого дела, и во время своих ежегодных визитов в Махачкалу он предлагал Муршидову свои лучшие идеи. Он не знал, какой из этих планов имел в виду его лидер.

– Я… О чём именно, отец Дагестана?

На губах старика появилась тонкая складка улыбки.

– Ты говорил мне, что ты могущественный человек. Что ты управляешь ракетами, которые запускаются в космос. Что ты мог бы перенаправить свои ракеты для удара по Москве.

Сафронов просиял от возбуждения в тот же момент, когда его разум наполнился беспокойством и ужасом. Он рассказал старику о своих многочисленных идеях возмездия русским, с которыми жил и работал. Изменение траектории одного из его космических кораблей доставки таким образом, чтобы он не достиг орбиты, а вместо этого отправил свой груз в густонаселенный центр, было, безусловно, самым причудливым из его хвастовств Муршидову. С этим его планом было сотня или больше проблем, но да, это не выходило за рамки возможного.

Сафронов знал, что сейчас не время проявлять сомнения.

– Да! Клянусь, я смогу это сделать. Только дайте мне слово, и я заставлю русских либо отказаться от нашего военного лидера, либо понести наказание за это преступление.

Муршидов начал говорить, но взволнованный Сафронов сказал:

– Я должен сказать, что такой удар лучше всего нанести по нефтеперерабатывающему заводу, даже если он находится за пределами города. Сама капсула не взрывоопасна, поэтому, хотя она разгонится до большой скорости, ей нужно будет ударить по чему-то легковоспламеняющемуся или взрывоопасному, чтобы нанести наибольший ущерб.

Георгий беспокоился, что старик будет разочарован этим; он, вероятно, забыл дать реалистичное объяснение того, на что способна кинетика ракеты, когда хвастался годом ранее.

Но Муршидов задал вопрос:

– Было бы это оружие более мощным, если бы оно было оснащено ядерной бомбой?

Сафронов вскинул голову и коротко пробормотал :

– Ну... да. Конечно. Но это невозможно, и даже без неё они все равно могут быть мощным обычным оружием. Я обещаю вам, что если я нацелюсь на хранилища топлива или...

– Почему это невозможно?

– Потому что у меня нет бомбы, отец.

– Если бы была, ты бы все равно продолжил? Или у тебя на сердце становится тяжко при мысли о гибели сотен тысяч ваших приемных соотечественников?

Подбородок Сафронова вздернулся. Это была проверка. Гипотетическая.

– Если бы у меня были бомбы, я бы действовал с еще большей страстью. В моем сердце нет никаких сомнений.

– Здесь есть человек, с которым я хочу тебя познакомить. Иностранец.

Сафронов не видел никакого иностранца. Это тоже было гипотетически?

– Какого человека?

– Я позволю ему сказать тебе, кто он. Поговори с ним. Я доверяю ему. Наши братья в Чечне очень уважают его.

– Конечно, Абу Дагестани. Я поговорю с ним.

Сулейман Муршидов сделал знак одному из своих сыновей, который поманил Сафронова следовать за ним. Георгий встал, сбитый с толку происходящим, но последовал за мужчиной в холл и вверх по лестнице, а затем в большую спальню. Здесь стояли трое мужчин в повседневной одежде, с автоматами за плечами. Они не были дагестанцами; и арабами тоже. Один мужчина был очень высокого роста, ровесник Георгия; двое других были моложе.

Ас салам алейкум, – сказал мужчина постарше. Во всяком случае, они говорили по-арабски.

Ва алейкум ас салам, – ответил Сафронов.

– Поднимите руки вверх, пожалуйста.

– Прошу прощения?

– Пожалуйста, друг.

Сафронов неуверенно подчинился. Двое молодых людей подошли к нему и тщательно обыскали, но без явных намерений проявить неуважение.

Как только это было сделано, пожилой мужчина пригласил Сафронова сесть на потертый диван у стены. Оба мужчины сели, и на стол перед ними поставили стаканы с апельсиновой газировкой.

– Мистер Сафронов, вы можете называть меня генерал Иджаз. Я генерал Сил обороны Пакистана.

Георгий пожал мужчине руку. Пакистан? Интересно.    Постепенно слова Сулеймана Муршидова внизу начали приобретать определенный контекст.

Рехан спросил:

– Вы дагестанец? И правоверный мусульманин?

– Я и тот, и другой, генерал.

– Сулейман обещал мне, что вы именно тот человек, с которым мне нужно поговорить.

– Надеюсь, я смогу быть вам полезен.

– Вы отвечаете за космические операции России?

Сафронов начал было качать головой. Это было грубым упрощением его роли как президента и основного акционера корпорации космических полетов "Космос". Но он остановил себя. Сейчас было не время для двусмысленностей, хотя он и объяснил дальше.

– Это почти правда, генерал Иджаз. Я президент компании, которая владеет и эксплуатирует одну из лучших в России космических ракет-носителей.

– Что вы доставляете в космос?

– В первую очередь мы выводим спутники на орбиту. В прошлом году мы совершили двадцать один успешный запуск и ожидаем двадцать четыре в следующем году.

– У вас есть доступ к ракетам для запуска транспортников?

Сафронов кивнул, гордый собой и компанией, которую он вырастил за последние пятнадцать лет.

– Нашим основным средством доставки в космос является космический пусковой комплекс "Днепр-1". Это переделанный RM-36.

Рехан просто уставился на русского. Ему не хотелось признавать, что он ничего в этом не понимал. Он молча ждал, пока этот маленький человечек объяснится.

– RM-36, генерал, это межконтинентальная баллистическая ракета. Россия… Я бы сказал, что Советский Союз использовал её для доставки ядерных боеголовок. Только в 1990-х годах моя компания преобразовала эту систему в гражданскую космическую ракету.

Рехан задумчиво кивнул, изображая лишь слабый интерес, хотя на самом деле это была невероятная новость.

– Что можно поместить внутрь такой ракеты, мистер Сафронов?

Георгий понимающе улыбнулся. Из вопросов Муршидова он понял, что здесь происходит. Он также понимал, что его работа заключалась в том, чтобы донести идею до этого пакистанца с суровым лицом, стоявшего перед ним.

– В общем, мы можем поместить в неё все, что у вас есть для нас, что уложится в пределы полезной нагрузки.

– Рассматриваемые мной устройства имеют размеры 3,83 на 46 метров.

– А вес?

– Чуть больше тысячи килограммов.

Русский радостно кивнул.

– Это можно сделать.

– Превосходно.

– Вы готовы рассказать мне, что это за устройство?

Человек, которого Сафронов знал как генерала Иджаза, просто посмотрел ему в глаза.

– Ядерные бомбы. Мощность двадцать килотонн.

– Бомбы? Не боеголовки ракет?

– Нет, авиабомбы. Это проблема?

– Я очень мало знаю о бомбах, больше о российских ракетных боеголовках из своего времени службы в армии. Но я точно знаю, что бомбы можно вынуть из футляров, чтобы сделать их меньше и легче. Это не повлияет на мощность взрыва. Нам нужно будет сделать это, чтобы поместить их в контейнеры с полезной нагрузкой для наших ракет.

–Понимаю, – сказал Рехан.

– Скажите мне вот что. Ваши ракеты… куда они могут направиться?

Теперь Сафронов принял настороженное выражение лица. Он начал говорить, но остановил себя. Немного заикался.

Рехан сказал:

– Мне просто любопытно, друг. Если я решу передать эти устройства твоей организации, то ты можешь делать с ними все, что пожелаешь.

Рехан улыбнулся шире.

– Хотя я бы предпочел, чтобы ты не нацеливался на Исламабад.

Сафронов немного расслабился. На мгновение он испугался, что эта операция была чем-то вроде задания пакистанцев. Сафронов не стал бы заниматься этим за деньги. Он сделает это только ради своего дела.

– Генерал Иджаз, мои ракеты полетят туда, куда я им прикажу. Но никаких дебатов не будет. Один из них приземлится на Красной площади.

Рехан кивнул.

– Отлично, – сказал он. – Наконец-то Москва будет молить у ваших ног о пощаде. Вы и ваш народ сможете получить то, чего давно желали. Исламский халифат на Кавказе.

Худощавый русский с мальчишеской прядью волос на лбу улыбнулся, его глаза покраснели и увлажнились, и двое мужчин обнялись в холодной комнате на чердаке.

Когда Риаз Рехан обнял невысокого мужчину, сам пакистанский генерал улыбнулся. Он руководил фанатиками и преступниками с четырнадцатилетнего возраста, и у него это получалось очень, очень хорошо.