Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц)

Ийа – мягкий, почти мечтательный взгляд темно-ореховых глаз; точеный, с еле заметной горбинкой нос, красивый очерк рта – но тонкие губы изогнуты презрительно.

Имма устроилась поуютней в плетеном кресле, что-то мурлычет себе под нос, сплетая и расплетая пальцы. Хатлахена, массивный, ширококостный – среди жителей Асталы он выделялся. Только Утэнна, который сгинул давным-давно, да некоторые рабочие из поселений так походили на тяжелое каменное изваяние. Двое родичей – братьев Хатлахены, слабее его – вот и все почти, кто собрался.

Кроме них на веранде сидела Тайиаль – избранная подруга Хатлахены Арайа, вышедшая из рода Инау. Она была куда привлекательней Иммы, но семейное сходство прослеживалось – высоко поднятые маленькие уши, короткие изломанные брови… Ветер трепал бледно-голубое полотно ее юбки, раскачивал серебряные цепочки серег, падающих на плечи Тайиаль, и серебро мелодично позвякивало. Хатлахена протянул руку и накрыл смуглые пальцы подруги широкой ладонью – за семь весен красота этой женщины еще не перестала волновать, Тайиаль была его тенью, его зеркалом. Ийа порой завидовал дяде – найти такую спутницу казалось делом тяжелым.

Не девчонка с бедных улиц, не танцовщица Тииу, что умирают по десять в год во время танца от темного пламени, а женщина красивая, умная, молчаливая и преданная до безумия. Пусть даже слабого рода… неважно, не обязательно принимать ее детей как своих. Но Ийа еще совсем молод… конечно, такая найдется.

Араханна, глава Рода, не пожелал придти.

– Сегодня вы слишком многое натворили, – без обиняков сказал дядя, так, как мог бы распекать сопливого мальчишку. Краска выступила на лице юноши, он едва не вскочил – но собственный гнев был сладостным питьем; погас, стоило Ийа сделать глоток.

– Пока живет Къятта, мира между нами не будет.

– Дети из-за глиняных болванчиков так дерутся! – презрительно проговорил Хатлахена.

– О да, мы дети в семнадцать весен, – прошелестел Ийа, и улыбка его была нежной. С такой улыбкой он едва ли не больше всех южан напоминал принявшую человечий облик тахилику. Но Хатлахена лишь отмахнулся. Он держал змей в собственном доме.

– Мальчишка, их младший, еще жив, – обратился дядя к братьям. – Его череп должен был лопнуть, сердце стать углем – но он жив и смеется у себя в саду.

– Боишься, что скоро рухнет второе крыло? – насмешливо протянул юноша.

– Сколопендру лучше убить маленькой, не ждать, пока вырастет и укусит.

– Ах, – выдохнула Тайиаль изумленно, и это было все, что она сказала. Придерживала полотно широкой юбки и молчала.

– Я не знаю, – неуверенно проговорил юноша, – Он, конечно, существо несносное, но совсем ребенок. А вот его брата… – он не договорил, не любил открываться даже своим. Но глаза прищурились нехорошо.

– Ребенок вырастет.

– Может, и нет. Вспомни, ему было плохо после Дома Звезд, мало ли что смеется сейчас. На сей раз повезло. В другой раз – вряд ли. Лучше пусть он убьет себя сам… Если Къятты не станет, это скоро случится. Дед попросту не уследит за этим детенышем дикой кошки.

На лице Хатлахены появилось неудовольствие.

– Тебе не идет жалость.

– Я и не жалею, – Ийа пожал плечами, – Но все должно быть разумно. Убийства ребенка никто не одобрит. На остальное посмотрят сквозь пальцы.

– Боишься? – массивное тело качнулось вперед, словно камень к обрыву.

– Я ничего не боюсь, – произнес это настолько презрительно, что Хатлахена опешил.

– Тогда, Бездна в тебе, что ты изображаешь из себя девицу-недотрогу?

Даже Имма фыркнула в кулачок, так собравшихся сравнение позабавило.

– Ты не хочешь посоветоваться с отцом, дорогой дядя? – засмеялся юноша, ничуть не обиженный.

– Нет. Араханна пусть остается в стороне – ему хватает мыслей о севере. К тому же он уже стар… Лучше подумаем, как вернее посбивать золотую чеканку с великолепия рода Тайау.

– Имма поможет, – быстро, но словно нехотя откликнулся Ийа. – Имма помешана на знании. – губы юноши чуть дрогнули, – Она бродит по бедным кварталам, утверждая, что в крови отверженных и низких родов сохранились потерянные Сильными жемчужины.

– Хорошо, – выплюнул согласие Хатлахена.

– Я? – Имма вскинула голову. Предыдущий разговор не слишком ее интересовал, но ее собирались задействовать – это уж слишком. Это отвлекало от виртуозной охоты за чужими, едва заметными ниточками, и от обдумывания неизведанного.

– Ты. Ты же умница. Нам нужна одна из твоих жемчужин… человек или нечто, сумеющее убить и не оставить следа. Не думаешь ли ты, что мы намерены вызвать Къятту на поединок? – мужчины расхохотались, и Тайиаль с ними.

Раздался звон колокольчиков, и на террасу вбежало существо в огромном венке из ярко-рыжих цветов и сине-золотой накидке Тайиаль, и запищало:

– Я лесной дух!

– Алья, Алья! – женщина вскочила с места, укоризненно глядя на дочь. – Беги, играй в другом месте. Или… – она виновато оглянулась на Хатлахену, взглядом испрашивая позволения идти.

– Оставь! – Ийа потянулся к девочке, подхватил ее на руки, подбросил в воздух. Его привязанность к малышке пяти весен от роду была известна. Пожалуй, он любил ее больше, чем родной отец.

Алья радостно завизжала, оказавшись в воздухе, и завопила:

– Я птица, я птица!

Замахала руками:

– Я плыву по воздуху!

– А у меня есть один парень, он говорит с рекой… – задумчиво произнесла Имма; кажется, она расслышала только слово «плыву», погруженная в свои мысли.

На Хатлахену снизошло вдохновение:

– Лодка. Если он может сделать лодку неуправляемой возле стремнины. А дальше водопады… Если лодка перевернется, мало кто заподозрит…

– Что Къятта забыл в лодке? – спросил Ийа, опуская девочку наземь.

– Он ничего не забыл, а вот мальчишка любит резвиться среди порогов, – сказал Хатлахена.

– Опять! – Ийа встал в раздражении, отстранил Алью. – Да оставь ты ребенка в покое! Как ты не понимаешь – он еще мал, его можно повести туда, куда нужно. А он может быть полезен Югу…

– Скорее, вреден. Появление отмеченных Пламенем никогда не приводило к добру. Кончалось одинаково – осознав свою силу, они становились неуправляемыми.

– Пугаться следов энихи… – пробормотал Ийа, садясь на место, грациозно, словно змея втекла и свернулась кольцами. – Я не хочу этого, – негромко проговорил затем. – Ребенок должен остаться жить.

– Твое мнение ничего не меняет, – раздраженно сказал Хатлахена, потирая кончики пальцев. – Нас больше. Араханна тоже даст согласие. И твой отец согласился бы, вернись он из сердца Тииу.

– Хорошо. Остается принять.

Дядя отвернулся от племянника – знал, что Ийа не пойдет против принятого решения. Может, попытается спасти это малолетнее наказание? Пусть. Къятта Тайау скорее сам утопит братишку, чем позволит ему принять спасение из рук давнего недруга.

– А ты? – спросил юноша подругу, бросая на нее косой взгляд. – Отдашь свою находку?

Имма растерянно улыбнулась:

– Но этот человек мой.

– Девочка, если хочешь поторговаться, называй цену! – Хатлахена едва удерживался в рамках вежливости, опасаясь, что все развернется по новой. Сумасшедшая девчонка на пару с родным племянником, хороши оба! Попробовал быть терпеливым:

– Имма, пойми – нам нужен этот твой… очень нужен. Я мог бы обратиться к твоей матери, – заметил усмешку племянника, – Но я обращаюсь прямо к тебе. Ты согласна? Чего ты хочешь за маленькую услугу?

– Мне ничего не надо…

– Прекрасно, – проговорил Хатлахена, с облегчением откидываясь на спинку кресла. – Но мой ответный дар будет щедрым. Как ты управляешься с этой твоей «жемчужиной»?

– Тот парень… если дать ему вдохнуть дыма шеили, он сделает все, что я велю, и не подумает возразить.

– Лишь бы не спутал, что должен делать, – довольный, обронил Хатлахена, и его женщина улыбнулась, кивнув. Потянула дочь за собой – девочке пора спать, хотя вряд ли она угомонится в грозу. Отсутствия Тайиаль никто не заметил.

– Не стоит спешить и не стоит тянуть. Пока над мальчишкой слишком дрожат, никто не отпустит его к порогам.

– Дня через два он и сам сбежит, – сказал Ийа мягко – словно совиное перо упало. Веки опущены, ресницы вздрагивают – задумался. Хатлахена не сдерживал недовольства, проступившего на лице. Племянник не пойдет против решения большинства… но он себе на уме.

Гроза пронеслась над Асталой, щедро намочив каменные дороги и жилища, избыточно одарив водой деревья и травы. Разветвленные молнии скрылись в темных складках ночного неба – словно кошка выпустила когти, потом втянула; за ними прекратился дождь, и тучи начали развеиваться помаленьку.

Ийа с Иммой вышли от Хатлахены, остановились подле живой изгороди.

– Ты останешься здесь?

– Нет.

– Тогда – вернешься домой?

– Нет, – Ийа качнул головой, и тяжелые пряди волос, чуть влажных от влажного воздуха, медленно стекли с плеч на спину. – Я найду себе приют и занятие на эту ночь – вне дома.

Имма чувствовала – юноша сердится на нее. Но Ийа не был бы собой, если бы показал это.

– Послушай, – Имма робко взяла его за руку. – Я сделала что-то не так?

– Вовсе нет. Получишь хороший подарок… и броди себе дальше в поисках. Может, еще пригодишься.

– Я ведь в самом деле не питаю ненависти к мальчику, о котором вы говорили. Но раз надо…

– Интересно, что способна сделать твоя очередная «жемчужина»?

Имма задумалась. Ийа понял, что угадал.

– Вот и оно. Того парня придется прикончить, так что потеряешь свою талантливую нищую диковинку. Не огорчает?

– Зря ты так, – она медленно убрала руку. – Я ведь… я ищу тех, кто может дать новую кровь!

– Зачем?

– Это нужно Астале.

– Мы и без того не знаем, как уживаться друг с другом. А ты хочешь появления новых? Чтобы они перебили нас?

– А чего хочешь ты? – раздосадовано проговорила Имма, отступая назад.

– А вот этого я не скажу никому – не хочу, чтобы мне помешали, – ответил юноша с непонятной улыбкой, и оставил Имму гадать, была то отговорка или правда.

* * *

Мальчишке едва ли исполнилось девять весен. Чумазый, испуганный, с курчавой гривой волос. Родом из бедных кварталов, он сидел на лохматой кобылице-грис боком, сжавшись в комочек, и все его существо кричало – «хочу отсюда удрать». Но удрать не получалось.

– Ты говорил, скучно? – Къятта со смехом смотрел на подбежавшего к грис братишку, – Получай.

Къятта махнул рукой, и мальчишку спустили с седла.

– Кто он?

– Сирота. Забирай. Развлекайся… – махнул рукой сопровождающим, и все трое умчались.

Глаза у привезенного мальчика были – как два птенца вороненка, испуганных приближением хищника.

– Идем! – Кайе потянул его за руку.

– Что со мной сделают? – высоким и хрипловатым голосом проговорил мальчишка. Стоял, расставив ноги, равно готовый бежать и драться, и на шее болтался камешек с дырочкой – талисман. Бедняки много такого на себе таскали и держали в домах. Кайе поднял ладонь – потрогать камешек.

– Ты будешь тут жить!

«Подарок» отшатнулся, не давая прикоснуться к камню.

– Я не хочу.

– Это неважно – зато я хочу. – В словах зазвенело раздражение – камень бесполезный повесил, и туда же, не тронь, словно ценность какая. Но подумал и сказал, стараясь, чтобы голос звучал успокаивающе: – Ты ведь сирота. Тебе все равно некуда. А тут хорошо… – и сильней дернул за руку.

– Пусти! – «подарок» смотрел на Кайе – тот был ничуть не выше и не крепче – угрюмо, мальчишка-ровесник не казался ему угрозой. А старших не было здесь.

– Нет! Ты останешься, раз я так хочу! – Кайе начинал злиться.

– Хорошо… – обреченно сказал мальчишка и пошел за Кайе. Тот радостно засмеялся и направился по дорожке, болтая обо всем сразу. Руку гостя выпустил – как иначе покажешь все, что вокруг? Мальчишка отвечал невпопад, а потом вдруг замолк.

– Эй! – Кайе оглянулся, и увидел, как тот со всех ног удирает к выходу из сада.

– Стой!

Садовник услышал крик, рванулся за беглецом – но он был далеко.

– Стой же! – закричал Кайе, и мальчишка упал – может быть, подвернув ногу.

Кайе помчался к нему.

– Ты что!? – задыхаясь от бега, выдохнул он. Одновременно с ним подоспел садовник. Склонился над мальчиком. Тот не двигался.

– Он что, сильно ушибся? – в голосе Кайе звучала тревога.

– Али…он мертв.

– Но…почему???

– Не знаю.

– Сделай же что-нибудь!!! – Кайе вцепился в него. – Сделай!!!

…Целитель развел руками.

– Бесполезно. У него остановилось сердце.

– Почему? – почти беззвучно спросил Кайе.

– Ты перестарался, пытаясь его удержать, – голос старшего брата был спокойным и чуть насмешливым.

– Я… – мальчик поднял глаза на Къятту. В них была отчаянная надежда – ну, скажи, что ты пошутил!

– Привыкай, моя радость. Учись. Может быть, в следующий раз будешь поосторожнее…

И добавил, сжалившись:

– Поехали на реку сегодня. Наплаваешься – забудешь.

Лодочка – круглая плоскодонка, плетенная из коры. Кайе любил плескаться в реке Читери, любил мчаться в лодке, лавируя между порогов. Река Читери опасна – глубокая, быстрая. Плавать братишке Къятта позволял одному, но развлекаться возле порогов – нет. Про любого ровесника младшего брата сказал бы – не справится с веслом, про Кайе – позабудет, что река смертельно опасна. Он же смеется, влезая высоко на деревья, смеется и разжимает руки, чудом еще не свалился ни разу. Или не чудом – энихи дано то, чего лишен человек.

Но все равно, когда Кайе приходила блажь покататься среди порогов, старший был с ним.

Ирисы, нежные, розовые и фиолетовые, росли на берегу Читери, оттеняя свирепые пороги. Но пороги начинались чуть ниже, а тут вода была просто быстрой. Мальчишка носом зарылся в чашечку цветка.

– Сладко…

– Пчела, – хмыкнул Къятта. На обоих только передник был, с широким поясом – простой, только кайма узорная. Мальчик с воплем ошпаренного ихи кинулся в воду, поднимая тучу брызг. Влез в лодку, достаточно ловко, учитывая, что смотрел куда угодно, только не перед собой.

Старший нырнул гораздо более аккуратно, стрелой пробивая воду, вытянув руки над головой.

– Ты не кошка, ты лягушка, – отвесил младшему легкий подзатыльник, в свой черед устроившись в лодке.

– Ты меня назвал пчелой, – напомнил Кайе, облизываясь – на губах все еще оставался привкус нектара. Не только ирисы, половину цветов на берегу перепробовал.

– Сейчас выясним, кто ты! – направил лодку вперед, сопровождаемый высоким заливистым смехом. – Сиди спокойно, наказание мое! Перевернемся ведь!

– Ну и пусть! Ну и… ах! – лодку тряхнуло и закружило – началась желанная гонка между камней. Мальчишка вцепился в борт и ловил брызги открытым ртом, ухитряясь смеяться и что-то кричать.

– Танни, я… ой!

Всего миг был, когда лодка потеряла управление – Къятте показалось, вода вывернулась наизнанку. Так не происходит с водой! Он растерялся, но, заметив фигуру на берегу реки, понял. Только плоскодонка уже полетела между камней, дико вращаясь. Как хорошо, успел подумать. Капли Тевееррики живут до сих пор… кто может справляться с рекой, хоть на одно мгновение, хоть на крохотной части ее?

Таких противников надо видеть в лицо и убивать чисто.

Лодку тряхнуло, и весло разлетелось на три куска, ударившись о камень. Плоскодонка перевернулась. Валуны гладкие были, не зацепиться, а вода бурлила, словно кипящая. Мальчишка вскрикнул пронзительно, скрываясь под водой. Вынырнул – глаза огромные, как луна.

– Ай! Танни!

Юноша успел ухватить за волосы ребенка, которого течение увлекало вперед, и вытянулся между камней, упираясь в них. Притянул к себе брата, тот отплевывался от воды. Держался и сам с трудом, но так можно было хоть что-то делать. И от берега закрыт. На всякий случай – а вдруг молния чекели прилетит? Хотя это вряд ли, тем, кто это сделал, нужна естественная смерть потомков Рода Тайау. Или одного, а второй за компанию. Как же такую пару любящих родственников разбивать!

Мальчик уже оправился от приступа ужаса, что беспомощен, игрушка реки. Возбужденно вертел головой. Ну, река, красивая, но глупая. А Къятта рядом, он все сделает, чего Кайе сам не сможет. Смотрел по сторонам, стараясь не глотнуть носом бурлящую воду. В старшего вцепился намертво.

– Мы поплывем к берегу?

– Да. – Смерил его внимательным взглядом. Легкий… как бы ни старался, ему не справиться со стремниной Читери. А на пороги смотрит почти с восторгом, хоть и боится немного. Как же – вызов его силе и ловкости, а проиграть Кайе не сможет. Не должен, проигрыши не для него. Глупый зверек.

– Держись за меня. Не бойся, – Къятта провел рукой по голове братишки. – Или лучше так…

Поясом он связал кисти младшего и обмотал остаток пояса вокруг собственного плеча.

– Старайся держать голову над водой, и все.

– Если ты утонешь, я тоже, – мальчик покосился на привязанные руки.

– Без меня ты точно не выберешься.

– Я стану энихи…

– Энихи хорош на суше. В воде это мокрая кошка. Ты не веришь мне? – Къятта улыбнулся и прищурил глаза, – Давно ли?

– Верю, – мальчик старался не показывать вновь нахлынувшего страха, и смотрел на пенные водовороты. Волны подскакивали, крутились, заваливаясь то на один бок, то на другой.

– А правда, что в воде духи живут? Говорят, их видят среди порогов.

– Те, кто тонут, и лохматую рыбу увидят, – пробормотал Къятта. – Говорящую… Поплыли, только не мешай мне. Какой ты сильный и ловкий, покажешь на берегу.

Бороться с рекой бесполезно, юноша это понимал. Искать ее слабости… здесь нырнуть, здесь рвануться в сторону. Только не затягивать – впереди водопад. Четверть часа еще, и снесет. И тогда все. Тяжелая коса ожила, некстати мелькала перед лицом. Мальчишка молодец, подумал Къятта. У него короткие волосы. Правда, за длинные держать удобней, и ловить, если что. А еще у него есть хвост… то есть у энихи хвост. Перед глазами все потемнело, только особо наглые брызги плясали. Противно. Бесцветная кровь у реки, алая лучше. Горячая. Если тот, на берегу, ударит еще раз, не выйдет у него ничего. Потому что мальчишка всхлипнул над ухом, глотнув воды; а Къятта не позволит никому тронуть его. Даже на расстоянии.

Осознал, что на твердой земле стоит, только когда уже от воды отошел и мальчишку на траву положил. В ирисы. Впился взглядом во взгляд – темный, измученный. И выругался чрезвычайно грязно, как ни разу не позволял себе в присутствии родных. Остановился, заметив на бледном лице братишки явный интерес к сказанному. Проговорил, оглядываясь по сторонам:

– Я видел здесь, на берегу, человека. Надо его найти.

Совет собирался два раза каждую луну – но мог быть созван и вне назначенного времени, если таково было пожелание одного из членов Совета. На сей раз глава его, Ахатта Тайау, вызвал в Дом Звезд остальных четырнадцать человек – по двое от каждого Рода, и Шиталь Анамара – одна. Больше в ее Роду не было достойных занять каменное сиденье в Доме Звезд.

И еще Ахатта привел своего младшего внука – до сего дня такое было только однажды… недавно.

Кети Инау и Улине, мать Иммы – с грубоватыми лицами и худощавыми телами, одетые в светло-синее наперекор обычаю – будто дело не о жизни и смерти шло.

Потом появились двое из Рода Икиари – нечасто случалось, чтобы детьми Рода в Совете были две женщины. Двоюродные сестры, Халлика и Тумайни, родились в один год и в один день и походили на близнецов – настолько одинаково было выражение их лиц и манера держаться. Разве что Тумайни повыше, потоньше в кости и глаза ее отливали серебром, тогда как у сестры – медью. Чуть постарше Шиталь, с профилями хищных птиц, сестры Икиари не разлучались и на миг.

Одна начинала фразу, другая ее продолжала. Сестры походили на собственный знак Рода – сплетенные лианы, на которых соседствовали шипы и бутоны.

Следом пришли невысокие, с цепким взглядом Кауки; Тиахиу; глава Роду Икуи – Тарра с родственником своим, и Шиталь, высокая, статная, с короткими пышными волосами.

На отведенном каждому каменном сиденье высечен был знак Рода – и несколько сидений пустовало, знак был с них сбит. Не всегда тот или иной Род входил в число Сильнейших, некоторые канули в безвестность или прервались.

Ийа занял место Араханны, своего дяди. Слишком молод, считали некоторые… но и в самом деле – надежда Рода. Не лучший выбрали день – менять члена Совета, сказал Ахатта. Ийа ответил короткой улыбкой. Слова, подумаешь!

– Мальчишки уже успели сцепиться… Что будет, когда оба окажутся в Совете? – негромко проговорила Халлика.

Тишина шуршала, обвивая тихие разговоры; примолкла, когда Къятта вышел в круг – в голосе, бронзово-звонком, плескалась плохо сдерживаемая злоба. Но про лодку он рассказал четко и быстро. Ни один человек не усомнился в сказанном – Сильнейшие не возводят напраслину друг на друга. Ложь – не их оружие, тайные тропы – да, только не ложь. Но ошибиться… может любой. И воспользоваться ситуацией, чтобы свести счеты не с тем человеком – тоже.

В неярком свете покачивалось золото серег, вздрагивали блики на нем.

– Я хорошо разглядел этого человека. Уканэ достаточной силы подтвердит, что это правда – и тоже увидит его лицо.

– Кому ты доверишься?

– Своей матери, – он усмехнулся, – Или кому-нибудь из Рода Икуи. На худой конец – Роду Икиари.

Тарра Икуи кивнул:

– Моя избранница сможет.

– Ты видел лицо, и что же? – спросил Ахатта, громко, отчетливо. Никто не сможет обвинить его в попытке извлечь выгоду из ситуации. Он спросит то, что спросил бы противник Къятты. А уголки губ главы Рода упорно приподнимаются в улыбке, несмотря на попытку ее скрыть.

– Я мог бы ответить так: по «следу» уканэ найдет того человека… если «след» не стерли. А там и посмотрим. Впрочем… – Он вскинул подбородок, в усмешке блеснули белые зубы:

– У меня есть иное средство, и я им воспользовался. Энихи отыскал того человека… Кто-то не подумал, что мой братишка оборотень!

Шепот прошел по залу, и поморщилась Шиталь Анамара.

Мальчик резко вздохнул, в груди стало больно, – словно от избытка в легких речной воды, – и дернулся вперед. Дед удержал его.

– Тшшш… тише.

– Сравните лицо, которое отпечаталось тут, – стукнул себя по лбу, – И лицо убитого, найденного братом.

– Кого ты обвиняешь?

– Хатлахену Арайа.

– Почему? Неужто он не мог скрыть следы свои или своих людей?

– Силой – мог, и сделал, наверное. Но он забыл о звере! У мальчика хорошее чутье! – Къятта смеялся в открытую, оскорбительно, торжествующе. – Ну, пусть спутница Тарры опровергнет мои слова, поглядев его память!

Хатлахена поднялся – и сел, потемнев лицом. Можно затеять свару. Но он проиграл, это ясно заранее. Проще расплатиться тем, что потребуют, чем лишиться места в Совете или всем Родом отправиться за пределы Асталы, где их будут поджидать охотники. Войну не начинают, когда нет рядом надежных союзников. А какие союзники – клубок змей.

– Чего ты хочешь?

– Не больше, чем мог потерять. – Къятта вскинул голову дерзко, и хвост-коса мелькнула в воздухе, не украшенная ничем.

Алью привели люди Рода Кауки. Девочка, одетая по-домашнему, вертела головой по сторонам – в Дом Звезд ее не брали ни разу.

– Где ее мать? – одними губами спросил Ийа. Алья заметила его и засмеялась.

– Осталась у себя… ее охраняют, – ответил тот из Рода Кауки, кто посылал людей.

Ийа неторопливо поднялся – и стремительно подошел к племяннице, только взлетели складки белой широкой одежды, вышитой алыми и оранжевыми узорами – длинной, для Дома Звезд.

– Ты требуешь смерти этого ребенка? – голос был певучим, как всегда, но полным запредельной ненависти, и смотрел юноша сейчас на одного человека.

– За другого ребенка.

Къятта, в черном с белой оторочкой, казался зеркальным отображением Ийа.

– Твой брат жив.

– Нам повезло.

Это «нам» прозвучало столь определенно, что Хатлахена отвернулся – нечего было ждать для себя. Погибнуть на реке должны были двое.

Ийа заметил, что дядя смотрит в другую сторону; из горла вырвалось нечто напоминающее шипение. Этот выродок отдает дочь… единственную. Оставалось надеяться, что Ахатта не позволит убить ребенка… в эту минуту Ийа готов был что угодно сделать для того, к кому испытывал давнюю неприязнь. Ахатта старается избежать вражды между Родами… он сумеет убедить внука.

– А ты, Старший – тоже намерен убить девчонку, которая младше твоей собственной внучки?!

– Сядь на подобающее тебе место. Ты сказал уже, что хотел, – холодной медью прозвучал голос.

– Ты позволишь ему?! – Ийа, вместо того, чтобы вернуться на место, сделал несколько шагов к сиденью Главы Совета. Испуганная девочка вцепилась в его одежду.

– Пусть решит общий голос, – неохотно сказал Ахатта. Это была уступка… большая. Лицо старшего внука Тайау потемнело, брови сдвинулись. Но Къятта все-таки промолчал.

Один за другим о каменный пол стукались обсидиановые капли. Семь ударов прозвучало. Подняла руку Шиталь… и застыла с поднятой рукой. Темные глаза слепо смотрели перед собой. Если она скажет «нет», Ахатта не волен будет противиться мнению большинства.

Шиталь разжала кисть. С мягким стуком камешек стукнулся о плиты.

«Да».

Ахатта поднялся – но не успел произнести ничего. В руке Ийа появился браслет Огня – и распался, разломленный на две половинки. Тишина была, даже Алья приоткрыла рот и не спускала взгляд с юноши в белом. Брошенная противнику половинка означала бы смертный бой… и вряд ли только двое будут втянуты в это.

Фигурка, сидящая подле главы Совета, вскочила, взъерошенная, готовая к прыжку. Ийа, напротив, замер – и медленно, очень плавным движением отвел руку, не сводя взгляда с давнего врага. Только один раз посмотрел на мальчишку – его младшего брата. И уже опущена голова, лишь уголки губ дрогнули, на миг сделав лицо жестокой смеющейся маской. И соединены вместе половинки браслета.

– Я подчинюсь любому решению Совета.

Общий вздох облегчения был явственно различим. Только Къятта оставался спокойным все это время, словно ничего и не произошло.

Ахатта уронил на плиты обсидиановую каплю.

Путь домой показался Кайе Тайау бесконечным. Каждая тень заставляла вновь и вновь видеть растерянное лицо Альи, когда Ийа поднялся наверх, оставив ее, а отец, которому она радостно замахала, как только заметила, встал и ушел вообще. Как испуганно-недоуменно она обернулась наконец в сторону Къятты. Самую малость испуганно – привыкла ко всеобщей любви.

(Мальчишка в очередной раз прикусил губу)

…А потом была вспышка чекели.

– Хотел бы остаться дома? – старший взял его за руку. Привычный, такой родной жест.

Мальчик молчал. На губах выступила кровь. Къятта осторожно убрал ее своими губами.

– Все справедливо. И тебе вовсе не стоит ранить себя.

Кайе не отозвался.

– Я кое-что покажу тебе… ты позабудешь про неприятные часы.

– Что? – неуверенно спросил мальчик, поднимая совсем черные глаза.

– Возьму тебя с собой за пределы города. – Он заговорщицки улыбнулся, – А там кое-кто есть.

Три дня спустя фигурка следила с холма за черными неряшливыми силуэтами, покусывая губы от возбуждения и любопытства.

– Тебе понравится то, что я подарю, – пообещал старший брат.

* * *

Луна взошла – красная. Охотник задумчиво пожевал губами – красная луна, плохо. Будет ветер. Прислушался к полулаю-полумяуканью ихи в долине. Голодные ихи вопят на всю округу – вряд ли он сумеет найти хорошую добычу.

Низкий лоб охотника рассекал шрам, жесткие волосы уже поседели, хоть охотник был далеко не стар. Втянул носом воздух – пахло колючим кустарником, горными травами – и бегущими животными. Охотник чуял их издалека. Как только луна дойдет до второй вершины, хору будут здесь. Их меньше, чем пальцев на руке, но и стольких стоит бояться. Они заставили подчиняться Тех, что оставляют раздвоенные следы, и передвигаются быстро. Последнюю, младшую сестру Седого убили вчера, чтобы хору не трогали стойбище. Они не видели ее смерти, но они все знают.

Седой шел не торопясь – пока еще рано. Звери придут к водопою под утро, тогда можно будет брать добычу. Если он будет охотиться хорошо, Рыжебровый отдаст одну из своих дочерей Седому. У него хорошие дочери – сильные, рослые, могут долго нести тяжести на плечах. Если земля снова станет неспокойной и придется уходить, такая женщина будет полезной. Не то что дочери Зуба – они все тощие, скоро всех их убьют, чтобы племя не трогали хору. А сестру Седого жаль. Она, хоть и хромала, была крепкой.

Шорох в кустах раздался позже, чем Седой уловил еще один запах. Маленькая йука потеряла мать и забилась в самую гущу зарослей. Не кричала, не звала родичей – чуяла, только хищников призовет.

Седой прикончил ее ударом кулака по голове, взвалил на плечо. Потом передумал, закинул на дерево. Запах приманит зверей, и Седой останется без настоящей добычи – или, хуже, придется драться с большими хищниками. А на дереве, если повезет, тушка сохранится до утра. Если ихи не стащит.

Колючие заросли пропустили Седого, не оцарапав, и сомкнулись за спиной охотника.

Скоро неподалеку от места, где он прошел, застучали копыта, зазвенела наборная узда. Одну грис вели в поводу; а всадников было трое, и они ничуть не старались таиться от леса или дикарей. А ехавший первым юноша и вовсе ушел в свои мысли – спутники не решились бы сейчас окликнуть его. Наконец он вскинул глаза на сопровождающих:

– Оставайтесь тут. Я скоро.

Всадники-синта придержали грис, но один все же сказал:

– Али, одному в стойбище лучше бы не соваться.

– Перестань. Если нас появится трое, они отупеют от страха. Ждите, я скоро, – послушная легкому толчку в бок, грис потрусила по неровной тропинке, и за ней последовала вторая, с пустым седлом.

…Норреки были безобразны. Ростом по плечо человеку, они обладали кряжистостью, длинными руками и темной, во многих местах волосом поросшей кожей. Головы их, почти круглые, казались слегка сплюснутыми сверху, широкие носы и низкие лбы создавали впечатление угрозы.

Некоторые из дикарей были трусливы, некоторые безрассудно смелы. Но смелых почти не осталось в землях южан.

Норреки боялись непонятных соседей. Некоторые племена не дрожали от страха, чуя их запах – это были те, кто не испытал разрушительной силы пришельцев, а напротив, пользовался их милостью. Норреки называли себя рууна, считая, что ведут начало от медведя, волка и прочих зверей.

Это племя южанам было известно давно, и не кочевало, как другие. Оно жило на самом краю большой долины, где добывали золото. Довольно сообразительные, норреки соорудили алтарь и каждый вечер клали на него плоды и убитых птиц. Они поклонялись и Солнцу, и Грому, однако юва казались им и более могущественными, и более опасными – не говоря о том, что их можно было увидеть, чуть ли не коснуться. Они пытались задобрить страшных существ – на свой дикарский лад. Порой убивали таких же норреков, чтобы снискать милость могущественных соседей. Неважно, где в это время находились южане. Считалось, что хору все равно видят все.

Къятта немного знал язык дикарей – если это можно было назвать языком, скупую череду отрывистых, щелкающих и лающих звуков. Понимал, но вряд ли мог бы воспроизвести.