Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 42 страниц)

Пластинка медленно наливается голубым светом – свет перебивает полупрозрачную черноту обсидиана. Рука словно прилипла к гладкой поверхности. Но вот слабее становится свечение, и Дитя Огня рука вздрагивает; сжатая в кулак ладонь – разбить пластину, пока не поздно.

– Передумал? – очень холодно доносится со стороны, где стоит Лачи. Юноша убирает руку. Словно судорога сводит пластину, и вот она уж, как и прежде – черная, гладкая.

– Брось ее сюда.

Бросает не глядя.

Поймав, Лачи подошел к стене, вставил пластину в свитые кольца головонога поменьше того, что на потолке. Сказал удовлетворенно:

– Ну вот… – отдал приказ каменному чудищу отпустить пленника. Теперь главное – вернуться с ним в Тейит. Усмехнулся, видя, как вместо юноши на плите свернулась черная огромная кошка, короткая грива вздыбилась на загривке. Как хотите, так и тащите отсюда. А к энихи не каждый подойдет… про печать же не будешь рассказывать всем?

– Котенок, ты устал? Тебе помогут.

Лачи выглянул в коридор и позвал тех, что сопровождали сюда – громко, чтобы услыхали от входа. Мужчины преступили порог, опасливо покосившись на зверя. Лачи пояснил, видя их неуверенность:

– Нельзя оставлять его тут. Сам он не хочет идти.

– Надо на него намордник надеть, и сеть сверху набросить… – нерешительно так. Лачи качнул головой:

– Он вас не тронет.

Приблизились опасливо, отшатнулись, когда черный зверь повернул морду, всю в крови, и показал клыки – длинные и острые. Лачи веселился, давно не испытывал подобного удовольствия. Какое же ты чудо, котенок!

– Не тронет, я говорю. – И приказал вполголоса: – Ты слышал. Не смей.

Откуда же простым слугам, даже воинам, знать про печать хальни? А опытных Лачи посвящать в это дело не собирался.

– Перенесите в комнату рядом с моей. Да, и приведите эту кошку в порядок, она ранена.

Энихи ударил хвостом по каменной плите. Хлестко, снова заставив шарахнуться слуг. Наверное, на «кошку» разозлился, довольно подумал Лачи. Правильно, малыш, чем живее ты будешь, тем лучше. Твоя ярость – это твоя сила, а управляю ей отныне я.

Он не собирался позволять крысам прикасаться к себе, и как только те набрались смелости, встал. Спрыгнул на пол, мягко – энихи не умел двигаться иначе. Клыки снова сверкнули, и еле слышное рычание перекатывалось в груди – но сейчас он смотрел на Лачи.

Северянин мог бы продолжить, мог бы велеть своим людям надеть на зверя намордник и отвести его на цепи куда надо. И мелькнула такая мысль – ведь неизвестно, насколько он осознает себя в зверином обличье. Потом словно очнулся – печать сдержит, пусть даже тот совсем потеряет рассудок.

– Идем.

Вышли в коридор вместе, человек и огромная кошка. Глядя, как перекатываются мышцы под испачканной кровью, взъерошенной, но все еще блестящей шкурой, Лачи невольно подстраивался под размеренное движение зверя.

В комнате все было приготовлено, просто и удобно – северянин не видел смысла в ненужной жестокости. Печать хальни неразрушима. Подчинение одному единственному человеку. И отныне запрет – поднять руку на себя или на него. Запрет – нарушить приказ. Так для чего усугублять и без того запредельную враждебность южанина?

Черный зверь ступил в комнату, мягко мяукнув – нечасто услышишь такой звук от энихи. Невольная жалоба. Он ожидал… клетки? Вделанного в стену железного кольца с цепью? Что ж, приятно удивить… дитя юга.

– Я сейчас вернусь, – обратился к хищнику, как к человеку. Необходимо было отдать распоряжения своим людям, дабы Лешти, и особенно Элати не совались куда не следует – и не спешили сорваться в Тейит. Впрочем, нет, с этим они погодят. И вряд ли тут больше долга, чем любопытства. Разъяснив, что и как, вернулся к пленнику своему.

На сей раз не зверя застал, человека. Мальчишка лежал на постели, на груботканном покрывале – хватило ума не выпендриваться. Глаза были закрыты, но тихое шипение раздалось, стоило Лачи приблизиться. Северянин не обратил внимание на очередную порцию злости, просто сел рядом, отодвинул руку мальчишки и принялся осматривать ребра. Пару раз нажал несильно – ответом было то же шипение, кажется, на сей раз от боли. Но ни разу не дернулся.

Морщинка пересекла лоб Лачи: целителя бы ему позвать, ребра явно треснули в каменном кольце. Синяк на половину груди, еще и уходит вбок, и дышит мальчишка с трудом, стараясь не вдыхать глубоко. И все тело выглядит так, словно били долго. Разозлился головоног, что его кольца чуть не порвали. Опять мука с этой кошкой будет – разве позволит просто так наложить повязку. Да и нет под рукой своего целителя. А доверять тому, кто слушает и соправительницу, не стоит. Попробовать самому? Когда-то Лачи умел, да и сейчас, наверное, что-то выйдет. Повреждения не серьезны, чтобы это понять, знаний достаточно.

Словно кислую ягоду раскусил, легкая гримаса свела лицо. Просто так не позволит. Снова придется приказывать… а каждый приказ стягивает волю оборотня невидимой паутиной. Незаметно так.

Обругал сам себя дураком – нет бы стремиться поскорее покончить с «хочу-не хочу» этого мальчишки, напротив – стремится лишний раз не нажать. Нет уж, потерпит. Но позже. Сейчас ему все-таки плохо.

Оборотень вел себя против ожиданий на редкость послушно. Позволил наложить тугую повязку и даже выпил пару глотков зелья, боль снимающего. Лачи стало не по себе – неужто смирился? Или печать столь сильна, одолела? С кем другим не сомневался бы – затаился, пытается придумать что-либо. Этот – не умеет, весь как на ладони.

А может, просто устал, живой все-таки.

– Это правда, что вас учат находить удовольствие в боли? – не сомневался, что ответ последует. Печать хальни не позволит пропустить мимо ушей требование разговора.

– Да, все деревья увешаны покалеченными младенцами, прямо с колыбели! – рассмеялся очень зло и очень искренне. И добавил с непередаваемой интонацией: – Север…

– И все же мне интересно, – изучающий взгляд.

– Нет. Мы не боимся боли. Если не остается ничего другого, да, стоит сделать ее своей радостью. Но просто так – глупо, ты не находишь?

– Нахожу, разумеется. Я рад, что мы хоть на какие-то вещи смотрим сходно.

Мальчишка дернулся было подняться, но Лачи остановил:

– Лежи. Это не приказ, это совет.

– Хочешь, чтобы кошка не развалилась на части, прежде чем понадобится? Не дождешься!

– Просто не хочу тебе лишних неудобств.

– Почему ты вообще решил побыть таким добрым, северянин? Может, еще и заплачешь?

– Не дождешься, – передразнил его. – А почему – тебе трудно понять, наверное. Не вижу смысла в бессмысленной жестокости. Вам она дает радость, а для нас – лишняя.

– Да ну? Какое величие в голосе! Эсса всегда довольны собой, – презрительная гримаса исказила лицо: – Амаута, и этот еще говорит о жестокости… Это ваша черта, всегда оставаться чистенькими в собственных глазах. Крысы северные, – без прежней озлобленности, устало. И добавил: – Ну, чего еще хочешь?

– Пока ничего. И не жди подвоха каждый миг – в конце концов, мое обещание кое-что значит, а ты его получил.

– Уйди тогда. – Не просьба. Так отдают приказы. Пусть…

Лачи поднялся, у самой двери оглянулся на пленника. Тот неподвижно лежал, закрыты глаза.

В этих пещерах Лачи считал себя дома. А вот Элати и тем паче Лешти, чтобы ни мнили о себе, оставались гостями – непрошенными. Лачи не хотел упускать их из под своего контроля и знал, что не упустит. Он свернул в узкий неосвещенный коридор, пробираясь едва не наощупь – только кристалл на ладони светился, не ярче гнилушки. Скоро дошел до стены, с виду цельной, только в коридорчике было слышно даже дыхание тех, что за ней, не то что слова.

– Я намерена предупредить сестру, – говорила Элати.

– Ты полагаешь, аньу, Соправитель не расскажет о своем приобретении? – кажется, Лешти недоверчиво покачивал головой. Была у него такая привычка, будто игрушка глиняная, из тех, что делают некоторые гончары.

– Я не знаю, что и когда он расскажет! – отрезала Элати. – И хочу сделать это сама – и как можно быстрее. Голубям не доверю, они всего лишь глупые слабые птицы.

– Но ты знаешь мало…

– Тут останешься ты. Или боишься? Лачи и на тебя нагнал страху своей кошкой в ошейнике!

Видела бы ты «кошку» в долине Сиван, не сдержал смешка Лачи. Значит, Элати покинет их, одиноких, и поскачет к сестрице во весь опор. А Лешти, верный, испуганный, останется тут.

Ну и чудно.

Все было ясно, и он не стал дослушивать – Элати упряма, не меняет решений. Разве что прикажет сестра, которой тут не было точно. Соправитель поспешил к пленнику своему.

Повязка валялась в углу комнаты.

Черный энихи свернулся в другом углу.

– Возвращайся, – позвал Лачи. – Поговорим.

Кошка только стукнула хвостом по полу – Кайе не мог позволить себе открыто выказать гнев… впервые. Но презрение – великолепно.

Зверь не собирался перекидываться. А разговаривать с кошкой – нелепо.

Заставить просто, всего-то отдать приказ. Не хотелось. Сам себе удивлялся – привлекала эта дикая гордость, не было желания ломать ее, да еще так… примитивно, напротив, хотелось коснуться; вспомнил – в детстве, когда болел зуб, так же тянуло дотронуться.

Вот и решение, мелькнула мысль, и человек не сдержал тонкой улыбки. Осторожно опустил ладонь на спину зверя, помня – он ранен. Вот, и кровь снова пошла, как повязку сорвал, когда перекинулся… Пальцы утонули в густой черной шерсти, мягкой-мягкой.

Не обратил никакого внимания на рычание. Зверь встал, скидывая руку, шагнул в сторону, но словно лбом уперся в негромкое повеление:

– Оставайся на месте.

Все-таки без приказов с ним не справиться. Рука снова осторожно взъерошила мех, но, поднятая в третий раз, встретила пустоту.

– Амаута талли хиши!! – прошипел мальчишка, откидываясь к стене. – Добился, чего хотел, да? Убери свои лапы!

– Лапы у тебя, котенок, – северянин поднялся, отступил на шаг, улыбаясь. Подействовало. Перекинулся добровольно… почти. Оглядел его, подняв бровь:

– Может, умоешься? Или у вас на юге…

Договорить не успел. Прозвучавшая ответом длинная фраза вряд ли содержала в себе нечто осмысленное и пристойное, но эмоций в ней было через край.

– Оставь меня в покое!

– Да оставлю, не бойся. Если желаешь, ходи без повязки. – Указал на большой кувшин: – Воды тебе хватит.

На «не бойся» оборотень вскинулся, но промолчал. Лачи еще раз долго, пристально посмотрел на пленника, повернулся и вышел. Нет, пока он говорить не способен. Ничего, время ждет. Через пластину в двери видно было, что юноша делает, а из комнаты дверь казалась сплошь деревянной, обитой железом.

Мальчишка, убедившись, что дверь закрылась, сразу потянулся к воде – сначала пил, жадно, потом плеснул на тканое полотенце, принялся стирать кровь. Северянин угадал верно – котенок не боялся собственной крови, как и чужой, разумеется; но, испачкавшись, потом приводил шерстку в порядок с особым тщанием.

Печать печатью, но стоит его приручить. Лачи не считал сие невозможным – приручают и зверей, и людей.

Несколько дней прошло, и все эти дни Лачи напряженно думал. Мерил шагами комнату, служившую спальней – порой едва ли не до рассвета. Опасался наступать на лунный луч – оскорбится луна, отнимет удачу. Вот ведь, некстати вспомнил детское суеверие…

Лешти ходил за Лачи хвостом. Постоянная слежка поначалу забавляла, потом начала злить. А неподалеку засела вернувшаяся Элати, злобная, будто летучая мышь, и ожидала докладов соратника своего. Сама больше не совалась к котенку. Лачи догадывался, что произошло… наверняка ведь полезла сама, посмотреть – и увиденное очень ей не понравилось.

– Когда ты думаешь отвезти его в Тейит? – прямо спросил Лешти на пятый день, порядком разозленный недомолвками.

– У меня до сих пор нет уверенности, что следует его куда-то везти. Почти нет шансов ему порвать цепь… но вдруг? Я отвечаю за город. Пусть Соправительница приедет сама, и мы примем общее решение здесь.

– Лайа Белый Луч давно уже решила – он должен умереть или перестать быть собой, ежели тебе угодно сохранить тело, чтобы ставить южанам условия.

Лачи отвечал терпеливо:

– Ты даже не представляешь, сколько усилий мы тратим, чтобы переубедить друг друга с главой Обсидиана. Неужто думаешь, мне достаточно пары писем? У меня найдется, что ей сказать.

– Зачем тебе это чудовище живым и здоровым? Хочешь натравить его на юг? Берегись, Лачи. Ты не знаешь пределов покорности оборотня…

– Печать хальни сдержит и воплощение Бездны.

Подобные разговоры начали надоедать – Лешти гудел над ухом, и Лачи рад был бы не слушать его. Не мог – слишком привык принимать к сведению не только слова, но и нотки голоса.

Вскорости поймал себя на том, что, спасаясь от Лешти, начинает искать общества своего пленника, даже без мысли о приручении.

Приходил, привычно уже всматривался, ища малейшие изменения. Садился подле стенки с небольшими окнами – если так можно назвать высеченные в камне проемы, куда не пролезть человеку. Первым заговаривал с оборотнем – тот откликался все чаще, почти с готовностью. Молчать не привык…

На нем все заживало… как на кошке. А ведь почти ничего не ел и спал урывками, дергаясь от малейшего шороха. Лицо осунулось, остались одни глаза, да и те погасли, хоть и вспыхивали порой совсем уж ненормальным блеском. Лачи, решив, что ему нужен оборотень в здравом уме, всыпал полгорсти сонного порошка в воду, которую приносили пленнику. Но тот обладал чутьем энихи даже в обличье человека, и к воде не притронулся. После этого перекинулся в зверя и метался по комнате почти сутки, пытаясь вырваться, пока Лачи не пришел и не велел угомониться.

Именно велел, пользуясь властью печати.

Все было бы куда проще, пожелай северянин сломать его. Или если бы мог относиться равнодушно, как к удобному орудию. Ломать не хотел, южная Сила держится на страсти. А безразличие – какое уж тут, если порой хочется на пару мгновений стать южанином и задать ему хорошую трепку? Несносное существо… и в выражениях не стесняется. Хоть и не умеет вести словесные поединки, не дурак… отнюдь не дурак. И порой попадает чувствительно, если снизойдет до ответа словами, а не просто шипения. У того полукровки, что ли, выучился? Мальчик был так, мелюзга, с Кайе в сравнение не идет, но довольно-таки нахальный, помнится. Может, это их и свело, а вовсе не Путь? Вряд ли кто-то еще свободно стал бы хамить оборотню. А тот полукровка – запросто. Мозгов-то нет.

– Ты зря думаешь, радость, что север спит и видит Асталу в развалинах. У меня – у всех нас – есть и другие заботы.

– У тебя не голова, а кактус. Войны не хотел? Къятта придет сюда, не важно, буду ли я еще жить, и ничего не оставит от Тейит.

– Один? Он ведь не божество. Не нужна югу война прямо сейчас, мальчик. Так что людей ваш Совет не даст – если я хоть что-то понимаю, они сейчас заняты… впрочем, неважно. А против маленького отряда Тейит уж как-нибудь выстоит. Так вот, котенок.

– Ты не можешь придумать еще более идиотского прозвища?

Проняло таки. А то Лачи все поражался, почему он пропускает это мимо ушей. И то верно – оскорбления северной крысы не значат ничего. А сейчас они вроде как разговаривают. Вот и задело.

– Он попробует, без сомнения. Вернуть тебя живым… если он столь наивен, в чем сомневаюсь, правда – или свести счеты за твою смерть. И сам погибнет. Кто останется от вашего Рода, сестра? Или родня дальняя, более слабая?

– Не смей! – достаточно было упомянуть о Роде, чтобы тот вскинулся, вспыхнул, будто охапка сухой травы от удара молнии.

Лачи примирительно поднял ладонь:

– Я не хочу тебе зла, котенок. Я отпустил бы тебя, сложись все иначе. Но ты понимаешь сам – этого я сделать не могу. И не злись на себя и весь мир.

– Почему бы и нет? – вырвалось для самого себя неожиданно. – Этот мир… над своим злейшим врагом он не мог посмеяться веселее. Амаута…

– А ты предпочел бы родиться в хижине сборщика хлопка? Или пасти грис?

– Нет.

– Ты имеешь так много, что поневоле платишь чем-то другим.

Юноша искоса посмотрел на него и коротко рассмеялся:

– Ты успокоить меня пытаешься? Дожили…

– Я говорю то, что думаю. С тобой прекрасно могу себе это позволить.

– Как со зверем, да? От зверей не скрывают своих мыслей.

Лачи смотрел на него долго, с прохладной и в тоже время приветливой улыбкой.

– Я сам себе поражаюсь – до чего ты мне по душе, котенок. Маленький красивый хищник. Опасный. Искренний. Я очень надеюсь, что стану свидетелем очередной твоей выходки. Чтобы мне точно не захотелось тебя отпустить, когда минет нужда в твоей Силе. А если ты будешь паинькой… хм, мне придется трудно. Но ты не умеешь, не сдержишься.

– Ждешь, что я начну упрашивать тебя и стелиться у ног? – фыркнул.

– Упаси небо. Нет, конечно же. И не вздумай! Полагаю, что на этом свете немногое может меня напугать. Но как представлю тебя на свободе, вернувшимся на юг… это будет пожар, котенок.

– Я постараюсь вернуться, – ровные зубы сверкнули.

– А я постараюсь этого не допустить – того, о чем думаешь ты. А теперь гордо вскинь голову, заяви «мне не о чем с тобой говорить» и уткнись носом в угол. И не забудь злобно поскрести пол когтями, он и так уже исцарапанный.

– Врешь… не трогал я пол, – усмехнулся снова. – Знаешь, я приходил к твоему племяннику. Как раз поболтать. Вы не больно похожи – он не рад был моему обществу.

– Нетрудно поверить. Ты существо несносное. Айтли же был мальчик самолюбивый. Это его и погубило, верно?

Глухое рычание поднялось в горле:

– Не смей! В нем была твоя кровь… а ты…

– То-то и оно. Для тебя важней кровь, для меня – суть. – И, поняв, что разумного ответа на сей раз не дождется – уже привычное злое шипение или иные кошачьи звуки можно не принимать в расчет – спросил:

– Тот мальчишка, полукровка – что он для тебя значит?

– Ты правда ждешь ответ?

– Он на севере. А ты теперь мой. Так что почему бы и не сказать? – Лачи слегка наклонил голову: – Все еще не веришь, что умрешь здесь?

– Не верю.

– Неужто смог бы жить без знака?

Долго молчал. Потом, глухо:

– Ему все равно, есть ли у меня знак… и Сила. Ему одному, наверное.

Лачи тоже отозвался не сразу:

– Ты ничего не знаешь. Не знаешь, почему он пошел с тобой. Не из-за дружбы, поверь. Его друзья остались на севере.

– Мне… теперь не важно, что ты говоришь. А ты плохо знаешь людей, северянин. Даже Айтли. Он был… очень сильным. Главное ведь не тут, – пальцем провел по своей руке, напрягая мышцы, – И не тут, – вскинул раскрытую ладонь, над которой заплясал невидимый язычок пламени.

– Где же? – с мягкой насмешкой, столь не похожей на усмешку старшего брата Кайе.

– Если не знаешь, то как я могу показать? Я узнал об этом… ты не узнаешь, наверное.

Нектарница порхала вокруг цветка, маленькие крылья вращались, сливаясь в туманный круг – и так же вращался над головой голос Лешти. Так же, но куда менее приятно.

– Как долго бы будешь добиваться расположения этого выродка? Может, тебе стоит переселиться в лес – там много ему подобных?

Ссориться с Лешти Соправителю не хотелось, он понимал, что виной нервозности молодого человека – каменные своды, давящие на душу, и нетерпение Элати, которая не понимала, что происходит и желала подстегнуть события, устраивая Лешти выволочки, как ленивому малышу. Понимал, но и без того хватало забот, чтобы терпеть упреки и дерзости, ладно бы от своего – от «опоры» противника. А в Тейит ждет сестрица Элати…

Долго старался не изменять ни в чем своей обычной неторопливой рассудительности. Наконец не выдержал:

– Ветви Обсидиана грозит вырождение. Да и «опора»… Не многим лучше, – Соправитель смерил Лешти внимательным взглядом, полным в чем-то даже искреннего сожаления. Приятней иметь дело с изученными противниками. Очень хотелось бы обрезать ненужные ветви на дереве… но уж никак не своей рукой.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда мой ребенок родится! – в запальчивости сказал Лешти.

– Твоя спутница ожидает дитя?

– Еще нет, – собеседник жалел о вырвавшихся словах. Говорить о нерожденных считалось дурной приметой.

– Что ж, желаю удачи.

Тайна Звездного круга была утеряна северянами – говорят, на юге про подобный еще помнили. Однако Лачи умел говорить с камнями – прозрачные, близнецы звезд, они едва ли не сами раскатывались на обсидиановой плите, складываясь в созвездия. И, казалось, мерцают в свете расставленных вдалеке ламп. А наверху бушевала звездная буря – словно небо встряхивали после дождя, и срывались блестящие капли.

Лачи умел говорить с камнями – достаточно было задать вопрос, чтобы созданные землей кристаллы запели и загорелись. Он спрашивал о ребенке Лешти. По всему выходило – родится дочь, когда бы ни оказалось зачато дитя. И не просто дочь – достойная преемница Лайа.

Лачи хмурился слегка. Еще бы не проболтаться… знать, что станешь отцом Сильнейшей! Если кто укрепит противоположные Меди и Хрусталю ветви, так только она.

Лачи аккуратно собрал кристаллы с черной плиты, сложил в шкатулку из кости.

Едва слышно поговорил:

– Что ж, поздравляю.

И направился к оборотню.

Мальчишка вел себя не так, как вел бы северянин. Понял наконец, что с цепи ему не сорваться. Лачи уверен был – рванется при первой возможности, но пока слушался, хоть и огрызался порой. Лачи попытался представить, как выглядел бы на его месте… ну, хоть Айтли. Нет, об этом думать было совсем неприятно. Одно знал точно: легче мог бы понять отчаяние, отказ от себя, либо постоянный протест, либо хитрость – затаиться и выжидать, но не сомнительное послушание, вызванное четким знанием, какой длины цепь.

Порой задумывался, а кто кому диктует, что запрещено, а что можно? Уж больно хорошо котенок показывал, чего говорить и делать не следует. Не следует, например, даже послушную кошку дергать за хвост… она может шарахнуть лапой прежде, чем сообразит – перед ней же хозяин. А юноша чем дальше, тем меньше был человеком – просто уходил в зверя, как если бы перестал сопротивляться, и тело само отторгало север. И – в облике энихи было легче. Лачи запрещал перекидываться, но преображение выходило уже непроизвольно. К реальности человеческой мальчишку возвращали три имени, одно из которых произносить было весьма неприятно. Лачи думал – быть может, есть и еще… только как их узнать?

Переступил порог с чувством легкой опаски, как и всегда, когда приходил к оборотню. Знал точно, что не может котенок причинить ему вреда, пока сильна власть печати, только предпочитал даже печати не доверять. Зато сохранить голову.

Кайе пристроился в углу, это было его излюбленное место здесь. Над головой – прорезь-окно. Руки пленника сцеплены в замок, ноги скрещены – ни дать ни взять подобравшая лапы кошка. Поза другая, а впечатление то же.

Неподалеку на каменном выступе стояла миска с густой кашей, перемешанной с мелко наструганным мясом. Нетронутая с утра. Лачи нахмурился – поначалу пленник отказывался от еды, но со временем подчинился. Сейчас-то что снова?

– Почему ты не ешь?

– Не могу.

– Кажется, ты опять забываешь…

– Не могу. И печать твоя не поможет. – Он откинул голову, будто пытаясь на потолке разобрать видимое ему одному. По учащенному дыханию, горячечному блеску в глазах Лачи понял, – да еще и золотой чешуйчатый браслет на руке нагрелся, испуганный. Еще немного, и золото это умрет.

Однако…

– Значит, твое пламя сильнее твоего тела…. – сказал, размышляя. Мальчишка фыркнул. Не стал возражать, хотя видно было – он думает иначе. Ну, пусть думает…

Лачи видел такие места – сверху запекшаяся корка земли, а под ней – пустота, огненная бездна. Кролик или там лиса – пробегут, разве что лапу ошпарят, если земля внезапно вздохнет, выпустит струйку дыма. А человеку лучше не соваться.

Так вот что внутри у котенка, недаром золото на руке и на груди Лачи кричит едва ли не в голос. Если не дать выход огню… и как раньше не догадался, занятый «дрессировкой»?

– Хорошо, я за тем и пришел.

– За чем еще? – огрызнулся вяло.

– Лешти вряд ли особо симпатичен тебе.

– Как и ты.

– Ты должен его убить.

– Почему? Вы враги? – плохо ему было, но удивился. Вот вражды не заметил точно.

– Он принадлежит к ветви, которая служит Обсидиану, ветви моей соправительницы. Он будет отцом очень сильного ребенка, если позволить. Мне не нужно, чтобы Обсидиан и Серебро обрели первенство.

– Понятно. А сами вы…

– Если это сделаем мы, нам придется отвечать за содеянное. Тебе – нет.

– Как бешеной лисе… ее убьют, но из-за нее не станут собирать Совет…

Лачи не нашелся с ответом. Сказал:

– Ты не станешь использовать Пламя.

– Почему? Это надежней всего…

– Это запрет.

Не говорить же, что Пламя, дарованное ему, может снести к Бездне печать хальни, раз уж он своим обличьем управлять не способен? Или хотя бы просто – не удержит огонь мальчишка, и к праотцам отправится не только Лешти, но и сам Лачи? Рано пока, для такого-то риска.

Юноша не поднимал глаз. Хмуро откликнулся:

– Хорошо.

И не усомнился в том, что может и проиграть. В этот миг Лачи отчаянно позавидовал ему – самоуверенности силы и юности.

Лешти вертел в руке огромную сочную сливу, прикидывая, не съесть ли. С утра только пару чашек чуэй выпил, и то жидкого, не как дома – правильно, зерен не напасешься, сюда таскать. Злился заранее, прокручивая в уме разговор с Элати. Та не понимала, отчего медлит Лачи и что он задумал. Да и дураку ясно. Он изучает оборотня. Печать печатью, а поди разбери, насколько она крепко лежит на таком чудище!

Лачи возник на пороге совсем уж некстати. Молодой человек привстал раздраженно, готовясь высказать Соправителю все, что на душе накипело, раз уж его как мячик швыряют от Элати – к этому…

Понял, что будет, раньше, чем увидел Дитя Огня перед собой. Понял в миг, когда Лачи мягко повел рукой перед темным проемом, приглашая пленника своего.

И очень осторожно положил сливу на край скамьи, не желая помять сочный желтый бок.

Движения Лешти были легки, как у танцора – на миг он напомнил оборотню Ийа, хоть был немного старше. Тонкий, словно ребро листа, сильный и жилистый. Оборотень двигался мягче, размашистей, вроде бы тяжелее – но разве хищник тяжел, когда прыгает, когда приземляется в немыслимом равновесии? Вихрь атаки-танца не мог остановить его. Лешти попытался пробить «щит» юноши – бесполезно.

Небо, как красиво и страшно, думал замерший Лачи, следя за двумя. Ужас и восхищение… сам он был средним бойцом, если не считать Силу. Но здесь Сила помочь не могла.

Если котенок одержит верх… как я смогу своими руками – или своим приказом, неважно – уничтожить эту красоту?

Лешти потерялся всего на миг, когда противник скользнул вниз, едва не прижимаясь к земле – невыгодная поза для бойца-человека. Лешти ждал ошибки, чтобы использовать ее во благо себе, но не такой же нелепой! И чуть нагнулся вперед невольно, будто гибкое тело увлекло его за собой, как увлекает ко дну привязанный к шее камень.

Горло хрустнуло еле слышно под пальцами оборотня.

Лачи испытал удивление – будто при нем случайно наступили на драгоценную раковину. Миг – и остались обломки. И нет человека.

Кайе встряхнул кистью, будто кошка лапой – мелкие брызги крови слетели. Шагнул к хозяину, сумрачный и почти не уставший.

– Стой! – приказал Лачи, невольно прибегая к силе печати. Знал, что не тронет… но просто ждать, пока приближается – кто бы смог?

– Ты доволен? – чуть хрипло спросил оборотень. Не глянув, переступил через тело, замер, подчиняясь приказу. Лачи с содроганием заметил, что юноша стоит на длинной пряди волос убитого – выбилась из-под повязки во время боя.

– Иди сюда.

– Ты определись, – бросил тот, не пытаясь противиться. И вытер ладонь о штаны – этот жест был совсем человеческим и весьма неприязненным.

Лачи повернулся и пошел прочь. Сейчас ему было все равно, что там еще делает Кайе.

Мальчик заслужил награду, подумал Лачи, немного придя в себя. И – пламя его не должно разгораться. Как там с ним управлялись на юге?

Девчонку привезли из ближнего поселения, где добывали горный хрусталь. Вроде и ничего не сделали ей, просто подхватили и увезли, люди севера от Сильнейших Тейит не шарахались – а о чем-то догадалась, похоже. Стояла, дрожа; кожа – лицо, руки, плечи, остальное закрыто – аж голубоватыми стали, до того побледнела. Не красавица, но довольно хорошенькая, хоть и широковата в кости – куда деваться, было бы из кого выбирать.

А ведь южане привередливы, должно быть, – подумал с улыбкой. Их женщины красивы…

Лачи знал, что и кровь им нужна – так в девчонке ее довольно, чтобы вспыхнуть и собой пригасить иной пожар.

Поманил за собой, на всякий случай его люди следовали в отдалении, как тени на длинной привязи. Не девчонки остерегался, не знал, что сделает Дитя Огня.

Вот и комната… или логово?

– Делай, что хочешь. Можешь отнять жизнь.

Девчонка не знала, кто перед ней – но и слов Лачи было достаточно. Без разницы, сидел напротив злобный горный дух с окровавленными клыками или сумрачный юноша, едва ли не ровесник.

Оборотень встал, мягким кошачьим шагом обошел вокруг девчонки. Пальцами провел по ее щеке, шее. Проговорил вполголоса:

– А все-таки ты дурак.

– Это почему же? – с любопытством поинтересовался Лачи. – Конечно, твои вкусы мне неизвестны, но…

– Знаешь, я не кидаюсь на все, что движется, и не принимаю подачек!

И, бросив тяжелый взгляд на неподвижную девушку, добавил:

– А еще мне ее… убери, в общем.

Оба знали, что Лачи имеет власть приказать. И оба знали также, что Кайе подчинится – и девчонке не выжить. Только девушка этого не знала, стояла, едва дыша.

Северянин смерил обоих взглядом, полным сомнения. А Бездна его знает… может, тоненькая струйка не пригасит огонь, а напротив? Лучше не рисковать.

– Она свободна, – сказал своим людям. – Отвезите ее домой.

А сам опустился на скамью напротив.

– Странный ты все же, котенок. Откуда такие сложности? Ты рожден убивать.

– Не в помощь северным крысам.

– Север, юг… это установленные людьми границы. Неужто ты думаешь – там, за пределами, кого-то волнует, кто и какую часть богатства земли захватит себе?

– Не знаю. Только выть хочется.

Лачи смотрел на него, испытывая противоречивые чувства – прикосновения не были в особой чести у северян, кроме разве что соединивших жизни пар – и даже дети получали от родителей не так много ласковых касаний. А глядя на это существо, так и тянуло тронуть блестящие черные волосы… как мех кошки. Лачи и кошек-то не гладил, и не сказать, что испытывал к ним симпатию. Ну, звери, ну, бегают…

Если бы этого можно было навечно удержать в облике энихи, сделать ручным… Лачи подарил бы ему жизнь и держал подле себя. Но – это было бы не то, совсем не то…

А Тейит ждет.

– Готовься к дороге, котенок.

Лачи рассчитывал преодолеть путь за два полных дня – можно было бы и быстрее, только не повезешь ведь котенка мимо поселений. Спутники, они же охрана, ехали первыми и замыкающими. Элати, узнав о гибели соратника, сей же момент умчалась в Тейит, хотя ее Лачи трогать не собирался.