Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 42 страниц)

Глава 30

Небо иссечено было полосами – темные узкие облака и светлые прорези между ними, удивительно ровные. Раннее утро – а воздух уже горячий, и птиц не слышно почти, только огромные черно-бронзовые жуки с гудением ныряют то по одну, то по другую сторону дороги.

Тевари старался держаться как можно более независимо, когда въезжали в Асталу.

– Не заставляй себя ждать, – сказала Тумайни оборотню, и тот кивнул. А это значило – весь вечер его не будет… правда, в доме останутся только женщины; но тревога не унималась. От стремления казаться гордым и независимым лицо свело в плохо сделанную маску.

Ни перед кем из южан никогда больше не отступит Огонек. И никто не заставит его испытать страх… кроме одного, который пока лишь именем был, да воспоминанием.

Здравый смысл подсказывал – но страхом Асталы называют другого…

Тем временем солнце поднималось выше, и хорошо, что закончился путь. Можно будет растянуться на мягком покрывале… Огонька наверняка поселят как гостя. Иного не допустит Кайе…

Стрижи носились над самой рекой Читери – днем пойдет дождь. Не сильный, сезон обильных ливней только подкрадывается; солнечный дождик – тот, что родился от солнца и грозовой тучки.

И все-таки Огонек придержал свою грис.

– Ты что? – обернулся Кайе.

– Не могу.

Юноша фыркнул совсем по-кошачьи, направил грис вперед и больше не оглянулся. Стало обидно – нет бы хоть поддержать, сам ведь притащил… «Тебе-то не приходилось ожидать в темноте огромной змеи!». Потом сам на себя рассердился – а с чего взял, что может рассчитывать на поддержку? Сам знак порезал, между прочим. А что с собой взяли, точнее, заставили пойти – прихоть. Будто их мало было. И слова о друге – слова, не более; Кайе, наверное, уже позабыл.

Вот и арка, до боли знакомая, совсем недавно под ней проскакал Огонек, зажмурив глаза – это город ему впервые показывали. Полосатый камень, светло-желтый со светло-коричневым, и живая изгородь плотная, сквозь нее не прорвешься.

А на дорожке поджидает всадников человек.

Не изменился, даже показался моложе. Две весны назад Огонек был ребенком – сейчас расстояние сгладилось. Красно-коричневая кожаная безрукавка, бронзовая змея над локтем; волосы распущены – вот это непривычно.

Чуть прищурился, всматриваясь – и Огонек успел заметить, как удивление сменила ярость. А потом Къятта перевел взгляд на младшего – и удивление снова вернулось ненадолго, уступив на сей раз место задумчивости. И трех ударов сердца не понадобилось, чтобы Къятта всмотрелся, обдумал увиденное и принял какое-то решение. И впрямь, по имени – Острие, Птица-охотник.

– Зря меня послали туда, – пожаловался младший, спрыгивая наземь и бросая поводья подбежавшему слуге. – Зато я увидел Лачи – близко, как тебя… и чуть не убил.

– Это досадно, – дрогнули губы в улыбке.

– Ты отдал Тумайни свою подвеску! – немного сердито сказал Кайе.

– Помогло?

– Да. То есть… Ты не должен был этого делать! – ощетинился юноша.

– Однако сделал же. А теперь…

– А теперь к деду. Он не болен? – неуверенно спросил Кайе.

– Не болен – в своих покоях. Погоди с дедом.

– Но он ждет…

– Пойдешь к нему, но сначала – ко мне.

Огонек зря готовил иголки – ему не было сказано ни слова, и не отпущено ни одного взгляда – кроме самого первого. Он только ошарашено наблюдал, как хищник покорно и едва ли не с удовольствием подчинился приказу отнюдь не главы Рода.

Къятта провел брата за собой, в комнату, где полог на двери был всего плотней. Первым делом притянул младшего к себе и долго не размыкал рук. И тот – не вырывался, едва ли не мурлыкал. Гладить блестящие черные волосы и слушать сердце его – так можно простоять вечность. Но пора переходить к менее приятному. Жаль – своей рукой разбить нечастый кусочек мира и покоя.

– Привез свою зверушку? Где ты ее откопал?

– У северян, – скупо ответил юноша, не желая рассказывать большего. И отстранился, напрягся. Уже начинает злиться – видно, полукровка не преминул нажаловаться.

– Пусть живет.

Кайе удивленно хмыкнул – если верить Огоньку, Къятта в Астале – главный его враг… Старший сел, как всегда дома – собранно и небрежно одновременно. Он был таким же, как и всегда, и не таким в то же время. Младший брат всматривался и не мог понять, потом мысленно махнул рукой на собственные попытки:

– Я хочу спросить.

– Слушаю, – голос Къятты ленивый и с тем – внимательный.

– Почему ты не убил его сразу? Ты знал, что он может спастись? Тоже ведешь игру?

– Это просто, – старший брат всмотрелся в лицо Кайе. – Связь между айари и чимали сильна, особенно пока не достигнуто равновесие. Смерть мальчишки ударила бы и по тебе. Приходилось ждать, пока нити ослабнут. Я знал, что Майт не голодна. И не скоро придет.

– А что он может спастись?

– Даже не думал об этом. Я не верю в сказки… – усмехнулся немного печально.

Кайе ощутил, что кровь начинает пульсировать – он еще не успел толком почувствовать гнев, а тело уже было готово броситься, ударить.

– Ты же знал, чем он является для меня!

– Потому и вмешался.

Длинные волосы Къятты свободно лежали на плечах, не стянутые в хвост, а лицо напоминало о старинных барельефах, еще украшавших стены развалин.

– Не волнуйся. Щенок-полукровка полностью твой, хотя и вопит, и кусается. Тебя ведь забавляет это, малыш. Но ты – ты принадлежишь мне. Я даю выход твоему огню… как и дикари, которых ты убивал, и другие – напомнить? Харруохана, – губы Къятты вздрогнули, изогнулись в усмешке, на сей раз нарочито недоброй.

Гнев покинул оборотня.

– Перестань, – еле слышно проговорил он. – Я не могу так все время. Ведь я… и человек тоже.

Опустился на светло-желтые плиты подле ног старшего брата. Къятта снова коснулся его волос, словно гладил дикого зверя, привязанного цепью к стене зверинца. Сказал с необычной для него нежностью:

– А ты никогда не думал, что мое назначение – оберегать тебя?

Мальчишка не нашелся с ответом. А старший брат уже говорил о другом:

– Теперь ни один голос не поднимется, чтобы обвинить тебя в недостатке сообразительности или опыта. Отдохни и будь готов вечером придти на Совет. Теперь твое место там. Детство кончилось, – прибавил он с заметной иронией, впрочем, доброй.

Может, кто другой начал бы любить весь мир по случаю возвращения обожаемого чудовища… а для Къятты просто посветлело небо.

На сей раз подле Дома Звезд собралось куда больше народу, чем имело право войти внутрь. От каждого Рода не только члены Совета, но и добрая половина южан из связанных кровно семей. Любопытство… А уж если начнется серьезная свара, тем паче война в Астале, вот уж точно увлекательно будет, думал молодой человек со знаком – кольцом свернувшимся ихи, когда пробирался через толпу, стараясь не обращать на себя внимания. Сил не было отвечать на приветствия, тем более на вопросы.

Ийа почти пришел в себя после совершенного в Башне, по крайней мере, глаза больше не казались запавшими и на лицо возвращались живые краски. А Род Тиахиу представил другого члена Совета – предыдущий погиб. Попробовал пойти по стопам Ийа, хоть и не в столь опасном деле – и не выдержал пламени. Вскрыл себе вены и перерезал горло, пытаясь унять огонь.

Его смерть никого не тронула и не удивила, сейчас было не до того.

Вернулись Тумайни и Дитя Огня.

Светильники на потолке и стенах внутри Дома Звезд горели в их честь – рубиновым сочным огнем, и печальный фиолетовый цвет зажегся – для Толаи, который погиб и чье тело оставлено на плато близ долины Сиван.

Род Тайау мог облачиться в последнюю дерюгу – все равно все его члены сияли почище солнца. Конечно, Кайе было за что упрекнуть… очень даже было. Но мало кто понял, что произошло. Ближайший к нему южанин оказался сбит с ног и не видел самой сути, а остальные – что они могли разобрать? Ныне многие высказывали сожаление – слишком уж легко отделались северные крысы, спокойно вернутся в свои каменные норы.

Теперь никто не мог оспаривать право Кайе присутствовать в Совете. Къятта бросил на давнего противника взгляд, полный великолепной смеси из ненависти и презрения, но молодой человек лишь задумчиво смотрел перед собой и видел явно не стену. Он не выказал ни разочарования, ни стыда, ни страха. И это портило торжество.

Тем временем полукровка заново осваивал дом, покинутый два года назад частью по своей воле. Настороженно оглядывался; сделал шаг, другой по ласково-теплым плитам. Ракушечник – наверное, когда-то давно над ним перекатывалось и пело море, иначе откуда следы раковин в камне? Тишина, сладкие, монотонные запахи сада. Наливные шарики плодов – и рядом с ними мелькают разноцветные молнии, крохотные длиннохвостые птички. Нектарницы…

Никто не остановил, пока Огонек-Тевари шел через сад.

Не понадобилось провожатых – дом не изменился ничуть. Свою комнату нашел без труда. Будто и не было двух весен – та же кадка с диковато-встрепанным кустом, та же плетеная лежанка; присел на золотистую решетку прутьев. И не поверишь, что дом этот, воплощение спокойствия, на деле – пристанище людей с недобрым огнем в крови. Будто южане стремятся уравновесить свою страсть – покоем.

Но покой был – внешним, сейчас Огонька подстегивала мысль – неужто придется быть снова – игрушкой? После обучения у Лиа, после поездок в селения – неужто жизнь его будет течь размеренно-скучно, как у растения в кадке?

Еще в пути задал вопрос – чем я буду заниматься? Кайе не сразу ответил – Огонек с удивлением подумал: раньше тот выпаливал первое, что придет в голову.

«Я не стану брать тебя с собой, когда обхожу Асталу, – юноша наконец отозвался неохотно. – Еще насмотришься… Целители у нас есть, получше тебя. А к бедноте отпускать не хочу».

«Почему? – резко спросил Тевари».

«Потому! Ты после сам не свой… да что я, привязанный, за тобой вечно ходить хвостом?!» – взорвался он вдруг. Это кто за кем ходит? – удивленно отметил полукровка. Но определенную правоту южанина признал. В одиночку – опасно. Тут даже следящий камень вроде того, северного, не поможет. Ах, у них же не камни…

«Ты не решай все наперед, хорошо? – кротко попросил он. – Разве тебе причинит какой-нибудь вред, если я смогу немного помогать людям?»

«Хорошо, потом,» – с досадой ответил оборотень.

И на том спасибо.

А сейчас Огонек-Тевари сидел на лежанке и думал. Ничего… как с холодной рекой – прыгать страшно, поначалу весьма неуютно, потом вроде неплохо.

И вот тут «неплохо» разлетелось вдребезги. На пороге возникла Киаль, с перламутровой улыбкой и заплетенными в сложные косы волосами.

Увидев ее, едва сумел пробормотать слова приветствия. Потом сообразил вскочить. А она рассмеялась, и золотой узор на щеках – одно из украшений женщин – засиял радостно.

– Ох, мальчик, доставил ты нам хлопот! Но как же я рада, что ты вернулся!

Вот и все. Вот и возводи ограды против юга. Киаль одной улыбкой добилась большего, чем все внутренние доводы Огонька.

А ведь она старше меня, подумал с грустью, когда Киаль убежала, в сверкании золотых нитей и звоне браслетов.

Девушки здесь были красивые. Благо, всем хозяйкам дома, даже Натиу, пока та не потеряла рассудок, не приходилось опасаться соперниц и собственного отражения.

Тевари впервые в жизни долго разглядывал сам себя – в воде бассейна, в зеркале не рискнул. Так ничего и не понял. Вздохнул, одно осознав – выглядит все же мальчишкой. Два года назад мечтал о сестре, подобной Киаль, сейчас мысль о «сестре» была скорей утешением.

Служанки тутошние, к слову, порой заигрывали с ним, но Тевари краснел и бледнел, не в силах определиться – он-то что такое, зачем, и потом – южанки, значит, забыть о севере… А Киаль обрадовалась, как обрадовалась бы разноцветной диковинной птичке. Это было обидно весьма.

И Огонек невольно – если не подворачивалось возможности остаться одному, что тоже было тяжко – начинал сам тянуться к оборотню. Тот сейчас казался понятней и проще, с ним не приходилось мучительно краснеть за собственное ничтожество, напротив, часто завязывались споры.

Тут уж Огонек отводил душу…

Чем дольше Кайе проводил время с полукровкой, тем становился спокойней – то есть вспыхивал все равно мгновенно, натуру не переделать. Но подолгу находился в человеческом облике, разговаривал дольше и не столь односложно, и порой казался совсем прежним. Огонек подозревал, что Къятта именно поэтому терпит присутствие чужака. Только по ночам бывало плохо – порой оборотень начинал метаться во сне, и этот огонь мог погасить только старший. И его – единственного – слушался зверь.

Привыкнув, что Кайе спит плохо и уносится по ночам в чащу, Тевари и здесь постоянно прислушивался. Стены были достаточно толстыми, только пологи на дверях вполне позволяли звукам бродить туда и сюда. Полукровка не мог позволить себе упустить малейший знак… ради севера. Сейчас-то что из себя представляет Дитя Огня? Перекидывается много реже, и то хорошо.

Луна плыла над одиноким лавром, когда услышал женский вскрик, как показалось – полный боли. Рванулся в соседнюю комнату, застыл на пороге. Обнаженное тело девушки, черное в лунном свете. Она смотрела на нежданного гостя огромными распахнутыми глазами. Кайе рядом с ней – приподнялся на локте:

– Что застрял? Заходи!

Тевари помотал головой и качнулся назад.

Наутро, меняя цвет, будто радужная рыбка, он собрался с духом и устроил допрос:

– Ты привел ее… силой?

– Разве похоже? – зубы сверкнули в улыбке. – Ты всегда думаешь обо мне лучшее!

– Но она кричала.

– Ну и что?

Тевари вздохнул:

– Разреши мне переселиться куда-нибудь.

– Например? – потянулся. – Комната с Кругом Неба для жилья не подходит. А та, что по другую сторону коридора, и вовсе без стены, сплошь терраса. Особенно во время дождей уютно… Последняя – далеко, не хочу оставлять тебя без присмотра.

– И что же со мной случится? – не без ехидства спросил полукровка. Оборотень парировал:

– Откуда мне знать? То, во что ты влипаешь, мне и в голову не придет.

– Я так не могу.

– Как – так? Брось маяться дурью. Найди себе кого-нибудь, что ли… Помочь? Та же Нети, – качнул головой, видимо, имея в виду вчерашнюю девушку. – Она в общем служит матери, но и мне, когда я захочу. Я подеюсь, мне не жаль!

– Так же нельзя! Она – человек.

– Тебе в голову пришла какая-то новая чушь. Что я сделал ей плохого? И мать к ней привязана Нети не на цепи, может уйти, если хочет. Только куда ей идти?

– Но ты говоришь о ней, как о вещи. Пусть ты… может быть, она тебя даже любит, но с какой стати ей принимать меня?

– Друзья делят многое. А подумай еще о грис. Думаешь, они всегда хотят таскать тюки и всадников? – рассмеялся. – И уж точно не выбирают! А вот если бы могли решать, был бы иной разговор!

– А если бы с тобой – так?

Голос неожиданно стал иным, словно с малышом заговорил:

– Если сумеют подчинить и удержать – их право. Мое право – сопротивляться. Но тут все иначе, подумай сам. Мы же не враги с Нети.

Она появилась в доме недавно. Смуглая почти до черноты, прямая, будто копье, с высокой грудью – и огромными, нежно-голубыми глазами. Глаза и были самым примечательным в ее облике, глаза – и осанка. Кайе знал эту девушку – пару раз встретил на празднике и запомнил. Чем она занималась, толком никого не интересовало – среди мастеров ее имя не было известно, среди «красных поясов» тоже. Скорее всего, просто вела дом. Ее отличало спокойное достоинство – в южанках подобное не больно ценилось; одно дело – знать себе цену, гордости не терять, а другое – отрешенное безразличие. Но охотники снискать ее благосклонность находились.

Юноша и не подумал бы привести девушку в дом, но ее, считай, подарила та, чей далекий от человеческого голос был важен с детства – Башня Асталы.

Для него день памятный был особенным – впервые ему доверили искать того, кто нужен Хранительнице. Нужного он нашел быстро – мрачноватого парня с давним следом ожога через всю щеку. Избранник Хранительницы принял свою участь спокойней многих – правда, по пальцам счесть можно было случаи, когда человек воспротивился.

А Нети…

Она повела себя так, как не каждая отважится. Слезы-то лили многие, а она побежала следом, как только узнала – а ведь кинуться следом за ним было страшнее, чем прыгнуть вниз с головокружительной высоты.

На площадку выбежала, уже видя, как человек скрывается в теле Башни. Закричала, упала к ногам оборотня, обхватив его колени руками. Кайе хмуро оглянулся – поздно.

– Поздно, – сказал вслух. Никто не отберет у Хранительницы то, что она уже приняла. Это немыслимо и сулит беды Астале.

– Встань. Кто он тебе?

– Брат… у нас общая мать.

– Больше у тебя нет никого?

Помотала головой, волосы завозились по пыли. Вскинула голову, с ужасом глядя на край Хранительницы. Там пока было пусто.

– Пойдем, – наклонился, поднимая за локоть. – Идем со мной.

– Нет, – еле слышно произнесла, не сводя глаз к вершины Башни. Кайе на миг ощутил сожаление, что не сможет услышать, как учащенно забьется сердце Хранительницы от его дара… подхватил Нети на руки и унес прочь. По дороге сказал, не желая пугать:

– Станешь присматривать за моей матерью, если справишься. Наравне с ее женщинами…

Для девчонки из «ничьих» кварталов, не мастерицы даже, подобное возвышение казалось воистину чудом. Она не стала подобием Чиньи. Кайе порой звал ее к себе, но все равно считал не своей, а той, что заботится о матери. Старший не прикасался вообще.

В доме она держалась на положении простой служанки, но относились к ней вполне уважительно – скоро поняли, что Натиу тянется к этой девушке и доверяет ей. Ахатта спросил, не желает ли она по-настоящему перейти под покровительство их Рода – так, подобранная на улице, Нети считалась никем. Девушка молча покачала головой.

Ее одежда всегда была безукоризненно аккуратной, но лишенной украшений – Нети разве что неширокий узор позволяла себе. Кайе взял ее в дом, повинуясь импульсу – знал ее ровно настолько, чтобы понять – девушка умеет себя вести. И она – добрая, внимательная. Руки ее, не слишком умелые, оказались очень надежными – наполовину безумная женщина льнула к ней, словно дитя к матери. А Нети почти не отлучалась из покоев Натиу. И почти все время молчала.

Всего этого Огонек не знал. А к служанкам Киаль его тянуло отчаянно, особенно хороши казались две, самые молодые, одна – с бронзовыми кудряшками, другая – со вздернутым носом и кучей смешных колкостей под языком… но каждый раз приходилось мысленно хватать себя за шкирку, будто котенка, и мысленно же макать в ледяную воду. Это южанки, да еще и служат его сестре… стоит только сделать неверный шаг, и неизвестно, куда тебя вынесет.

Он вернулся на Юг не за девушками…

Но порой хотелось повыть на луну.

Неожиданное спасение принес Кайе. Огонек давно уже приохотился наблюдать за его тренировками, это было сплошь удовольствие. В зверином обличье юноша прекрасно без них обходился, да и в человечьем, как подозревал Огонек, не особо они были нужны. Но почему бы нет, если сила и пламя в крови. Сильный, гибкий, стремительный – но зависти не пробуждалось.

Тем паче, можно было молчать – любой разговор заканчивался спором, но не всегда же хочется спорить и огрызаться!

Удовольствие кончилось, когда оборотень стащил Огонька с ограды и заставил отжаться, стать на мостик перегибом назад и ударить, после чего плюнул и высказался определенно.

– У меня были учителя, дай нож, и я тебе покажу, как стоит его кидать! – попробовал протестовать Огонек.

Оборотень скорчил такую рожу, что полукровка на миг подумал, не проглотил ли тот чего.

– Ножи! Ну, выйди против волка с ножом – ты! Выносливость в тебе есть, в остальном смотреть противно. Учили… Руки как соломинки, двигаешься, словно вот-вот тебя ветром сдует. А уж как бьешь… бабочки со смеху дохнут, у них и то лучше получится.

– Ты с собой не равняй, кошка! – возмутился было мальчишка, но рот ему быстро заткнули:

– Ну, стань в пару с Къяттой. Или я тебе кого помладше найду, пожалуйста!

Презрительно смерил Огонька взглядом и добавил:

– Только Къятта тебя убьет, а больше никто не рискнет стать из страха передо мной. Посчитают, что за один твой синяк получат от меня десять. Ну, я сам. Эй! – ухватил Огонька за локоть; подросток приготовился удрать.

Только не это, взмолился. Нашел себе новую забаву. Сволочь!

Так и сказал, вызвав заливистый смех. А тот смеялся, стягивая жилетку с Огонька. Спасибо, штаны оставил, потому что через изгородь Кайе окликнула женщина.

– Шиталь! – прошипел юноша, меняясь в лице.

– Я к твоему деду, но его нет. Не знаешь, где можно найти?

– В Бездне ищи!

– Нехорошо, желать такого родичу! – улыбнулась, ничуть не задетая. Повернулась и ушла, легко ступая.

– Пасть закрой! – бросил Кайе подростку, и отвесил Огоньку подзатыльник. Позабыв обидеться, мальчишка потер затылок и спросил, все еще смотря в сторону, куда ушла незнакомка.

– Кто она?

– Шиталь Анамара.

Раньше подросток думал, что нет никого красивей сестры Кайе. Даже на севере вспоминал ее лицо, сравнивал ее с другими девушками – боясь, что кто-то узнает его мысли.

Но в сравнении с этой женщиной Киаль была не более чем малиновка подле птицы-ольате. Шиталь выглядела – прекрасной, и неважно, сколько ей было весен, время ее обходило. В ее присутствии Огонек не посмел бы открыть рот без спросу… без разрешения Шиталь. И казался себе то маленьким и неловким, то умным и смелым – когда она смотрела и улыбалась.

Одно огорчало – Кайе не любил Шиталь.

Настолько, что и говорить о ней не желал.

Закаты в Астале были роскошные. Северное небо стояло высоко, а тут, на юге, спускалось к самой земле, в шутку грозя расплескать на нее самые сочные свои краски. А может, и сжечь землю – разве не огонь пылал в нем?

Тевари рад был остаться наедине с закатом – его бешеной яркости и так было слишком много, еще собеседника полукровка бы не вынес. А река Читери казалась малиново-огненной частичкой неба, усыпанной серебром.

Он долго плескался в прохладной воде, смывая с себя тяжесть дней, проведенных под чужим кровом. Тогда, два года назад, было проще… он просто жил, как милость принимая доброе слово. А сейчас… но нельзя постоянно щетиниться. Порой готов был сам подойти, завязать дружескую перепалку – не мог. Отвечал смехом на шутки старшего, но в душе постоянно сидел готовый к бою дикобраз.

Тевари подтянулся, влезая на ветку у самой воды. Развязал тесьму, и коса упала на спину. Встряхнул головой, думая, стоит ли расплетать – длинные волосы сохли медленно. Услышал тонкое всхрапывание, свесился вниз. У самого ствола стоял жеребенок – коричневый, короткошерстный, с черной полоской на морде; с интересом поглядывал вверх. Огонек засмеялся тихонько и осторожно протянул руку – погладить. Жеребенок потянулся к нему. Позволил коснуться, потом отскочил и озорно посмотрел на Тевари.

Играл, как дитя. Огонек спрыгнул с ветки, сделал шаг к нему со смехом, словно собирался поймать.

Жеребенок отскочил опять и поскакал по берегу, оглядываясь на подростка. Тевари побежал за ним, стараясь не споткнуться о корни.

А жеребенок мчался по самому краю, легко ставя копытца среди узловатых корней, к обрыву. Тевари остановился и позвал жеребенка. Но тот решил, что игра продолжается, и помчался дальше. Огонек стоял и смотрел ему вслед, не зная, что делать. Ведь не сунется же в реку это глупое существо? Махнул было рукой, направился восвояси, но услышал жалобный вскрик – обернулся.

Копытом зацепившись-таки за корень, жеребенок рванулся – и полетел вниз, обрушив изрядный пласт глины. Всплыл, издавая испуганные резкие звуки, очумело суча ногами. Вода несла его – грис плавали сносно, только жеребенка явно оглушило или попросту испугало падение.

Тевари кинулся к нему, прыгнул в воду – до жеребенка доплыл быстро, но вот вытащить его, брыкающегося, было не по силам.

«Сейчас утонем вместе» – подумал со злостью, получив острым копытом по голени, и увидел – вода стала алой вокруг него.

«Мейо Алей», – северное обращение пришло на ум, – «Не дай нам погибнуть!» – Тевари уже стал захлебываться. «Я ненавижу реки», – подумал, прижимая ладонь к рассеченной ноге – сил барахтаться не было. Но – ощутил – его подхватывают чьи то сильные руки, тащат… потом ощутил траву под спиной.

Отдышался, открыл глаза. Грудь болела, а у воздуха был привкус тины и огня.

– Ненавижу реки, – сказал Тевари вслух. И вспомнил: – Жеребенок…

– Он выбрался. Глупое животное. А в тебе воды не меньше, чем в реке, – улыбнулся Ийа.

– Это я виноват – я играл с ним. Не думал, что он помчится, как угорелый.

– Он – звереныш… а ты не виноват. Но на сегодня ты отбегался.

Ийа отнес Тевари в сторону от реки, положил под полотняным навесом. Всего в сотне шагов была их стоянка, оказывается… а за поворотом реки и не видно.

– Сиди тут.

– Кажется, до конца дней не смогу на воду смотреть, – Огонька передернуло. Поднял глаза и сказал от души:

– Спасибо!

Ийа улыбнулся, коснулся волос Тевари – не по-хозяйски, как оборотень, а будто приветствуя полыхающее на голове полукровки пламя. И в темных глазах улыбка переливается, а лицо доброе. Тевари не удержался:

– Ты ведь уже помог мне тогда… Ты, я знаю теперь. Зачем?

– Глупый… – дрогнули краешки губ, – Ты – безобидный зверек, считал я тогда. Жаль ведь… и можно досадить Къятте, – улыбнулся вновь, совсем по-мальчишечьи.

Огонек внимательно пригляделся к собственному спасителя. Знал, что это ровесник Къятты, но Ийа казался моложе. И лицо было приветливым. Если бы от Кайе не слышал сто раз нелестные отзывы о роде Арайа, проникся бы полным доверием к спасителю. С другой стороны… у них ведь своя вражда, свои старые обиды. Пока он думал, южанин исчез по направлению к зарослям гибискуса. Судя по шевелению в кустах, именно там обретался выбравшийся из воды жеребенок. Огонек откинулся назад, опустив веки. Но отдохнуть ему не удалось.

Ийа был у реки не один – к полотняному навесу подошли человек шесть, младше годами. Тени их, длинные и густые, бежали впереди – и одна коснулась лица Огонька.

– Это и есть кискина полукровка?

– Думал, он посимпатичней. Кожа да кости!

– Зато с ним удобно играть, как с сухим листом играют детеныши ихи!

– А вы – стая акольи, – сказал Огонек. – Визжат, когда никто не слышит!

Зеленые, желтые глаза вспыхнули, юноши качнулись к нему. Они не были обозлены – Огонек понял, что лишь дал им возможность позабавиться. И словно завибрировал весь, ощутив себя натянутой тетивой.

– Тихо! – Ийа подошел мягко, и стая растерялась, словно и впрямь энихи приблизился к мелким акольи. – Оставьте его в покое.

Кивком головы велел убираться прочь. Юноши убрались, ворча недовольно.

– Трудно тебе у нас? – просто спросил, присаживаясь рядом.

Огонек замялся, не зная, что отвечать. Ийа помог:

– Я и сам знаю – трудно. И не старайся разорваться пополам – я представляю, чего ты мог наслушаться обо мне. Это тоже правда на свой лад – но ты знаешь Кайе. Он вспыхивает, словно сухая трава, если что не по нему. Его проще понять, если каждую вспышку делить на десять частей и выкидывать все, кроме одной, не считаешь? Останется самая суть, – засмеялся тихонько.

И Огонек не сдержался, ответил улыбкой:

– Пожалуй.

Почувствовал, как устал постоянно быть в напряжении. Слабость, вызванная барахтаньем в реке, наполняла тело. Может, поэтому душой потянулся к теплу, просто теплу, а не лаве вулкана.

Ийа наблюдал за игрой рыбок в реке. Поглядывал и на мальчишку – вскользь, убедиться, что все в порядке.

– Не мерзнешь? – спросил Огонька. – Бывает после такого купания.

– Нет.

– Отдыхай. В доме, где живешь, не больно-то распоряжаешься своим временем сам, верно?

Тевари кивнул, и потом лишь подумал – а стоило ли соглашаться? После Лачи пора бы умнее быть. Да ну его в Бездну, ум этот. У Ийа добрые глаза. Если никому не верить, уж лучше сразу камень на шею – и в стремнину.

Ийа заметил мурашки, бегущие по коже подростка, молча принес одеяло и закутал мальчишку. Шерстяное, теплое, оно отогнало холод. Спать захотелось, но Огонек держался – невесть что о нем подумают. Ийа понял:

– Это река. Не беспокойся, все хорошо. Она выпила силы.

– Я ничего не понимаю, – пробормотал Огонек полусонно. – Ты не любишь Род Тайау… не проще ли было меня утопить, или хоть не вытаскивать? Сейчас-то зачем?

Гибкая сильная рука взъерошила его волосы. Ийа смеялся.

– Ты на севере наслушался про нас баек, да?

– Не только на севере…

– У каждого своя любовь и свои враги. А еще я должен отрывать крылья всем встречным бабочкам, чтобы подтвердить, что Кайе прав в своей ненависти?

Огонек почувствовал, что уши его начали полыхать.

– Прости.

Ийа не обиделся, сказал легко:

– Так и делаешь, мальчик. Сначала скажешь, потом подумаешь, да? Ты много уже натворил.

– Разве много? – насторожился Тевари, понемногу выползая из кокона одеяла. Ийа протянул руку, остановил: грейся.

– Ты еще дитя. Оборотень по сути тоже – хоть и постарше тебя. – Заметив, как расширились зрачки Огонька, поднял ладонь. – Мир! Я не скажу о нем плохого слова! Но сам подумай. Я знаю, что произошло в долине Сиван. А вот понимаешь ли ты, что сделал? Он – сомнительный щит ли, оружие ли против севера… потому что несет раздор между своими на юге.

– Неправда!

– Отчего же? Мы и так на краю. Ни один лес не прокормит стаю энихи или медведей, да и не живут они стаями. В Астале – живут, считая себя людьми. А потом явится кто-то еще… Вот он пришел.

– И что же?

– Когда вулканы уничтожали старые города, на смену им приходили новые. Появилась Тевееррика. Все должно изменяться, мальчик. Я не против перемен… но перемены бывают разными.

– Разумеется, ты надеешься, что изменится все в пользу юга?

– Север, юг – это не самое главное. Однако приложу все усилия, чтобы моя сторона одержала верх, если уж не суждено сохранить прошлое. А ему все равно. Он сам по себе, как настоящий энихи. Он может свернуть шею любому или себе самому, если захочет острых ощущений.

– Он не захотел крови в долине Сиван.

– Вот именно – не захотел! Ты сам подтверждаешь – он привык делать лишь то, что хочет. Но желания – вещь непостоянная… А что будет с тобой? Зачем ты пошел за ним? – взгляд в упор. – Чимали растет и выбирает свой путь.

– Если я делаю что-либо, то по своему выбору. – Огонек побледнел. Откуда узнал?

– Не удивляйся. Я видел, что у тебя на руке. Следы почти сошли, но еще заметны. Легко сообразить, – Ийа улыбался вполне дружелюбно. – Это многое объясняет. Я и сам не мог понять, почему он привязался к тебе.

– Привязался… – без выражения повторил Огонек. Вот уж привязанности он точно ни с кем обсуждать не намерен. – Я устал, – пробормотал тихо, не желая продолжать разговор и панически боясь показаться грубым.

Южанин понял, но спросил мягко:

– Скажи, ты ведь не хочешь ему зла? А кровь у Кайе горяча не в меру. Помоги ему, если сможешь.

– Как? – почти возмутился подросток.