Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

– Ты… разный. Кана и есть. Бывает, лицо у тебя, а бывает – звериная морда…

Огонек напрягся, ожидая резкого слова или удара, но Кайе расхохотался.

– А с другой стороны – хвост…

Небо, казалось, совсем рядом. Подросток вскинул голову, рассматривая звезды. Голова вновь закружилась, и он охнул невольно.

– Звезды так близко. Страшно… Словно падаешь в небо.

Стемнело почти, на башне стало неуютно – ветер пронизывал до костей. Горячая рука обняла Огонька за плечи. Он замер, сердце застучало очень быстро.

– Не упадешь.

– Она хочет этого, – пробормотал Огонек, вздрагивая. – Она… – опомнился, оглянулся – белки глаз оборотня поблескивали в свете звезд, а камни под ногами казались очень ненадежной опорой.

– Так, по привычке. Она не голодная, – улыбнулся южанин. Огонек судорожно сглотнул. Почувствовал боль – его пальцы сжала горячая сухая ладонь.

– Все еще считаешь меня выродком?

– Я не… – перевел дыхание, – Я не сказал бы так.

– Почему?

– Я могу понять тебя… иногда.

Перед глазами мальчишки начали покачиваться маленькие огоньки, и тело стало покалывать. Слишком близко стоял Кайе Тайау, Дитя Огня. Слишком был взволнован.

– Отпусти, – шепнул подросток одними губами.

– Как скажешь, – разжал пальцы, отстранился.

Огоньку почудилась тяжкая обида в голосе, и он поспешно проговорил:

– Всегда ли ты управляешь Пламенем? Ты сам говорил, что нет…

– Я все помню, – со вздохом направился к лестнице.

– Зачем я тебе? – спросил Огонек вдогон. – Вообще – зачем?

– Я не знаю. Ты – это ты. Значит, нужен. – Не повернувшись, упрямо опустив голову.

– Почему? Я же… ничто.

– «Ничто» не загораживает дорогу Сильнейшим, когда они намерены ударить. И не говорит в лицо гадости невообразимые.

– Только поэтому?

– Нет. Просто ты – это ты.

– И те, кому ты пытался предложить дружбу, сгорали, как мотыльки?

– Думаешь, это только огонь? А если остановится сердце того, кому ты смотришь в лицо?

– Странно, что ты рожден человеком, – прошептал Огонек, шагнул вперед и тронул пальцами татуировку – так он коснулся бы красивой ручной змеи… ядовитой. – Ты… тебе одиноко.

– Жалеешь? – словно слизняка выплюнул.

– Нет. Вас нельзя жалеть.

А тот повернулся наконец, крепко перехватил запястье Огонька, вгляделся в глаза. Покосился на небо. Летучие мыши носились, неслышно пища. А оборотень, наверное, слышит, подумалось Огоньку.

– Я хотел бы кое-что сделать… попробовать, – впервые голос Кайе Тайау звучал неуверенно – Для тебя. Доверишься мне?

Огонек уже открыл рот, спросить «А что именно?» – но закрыл. Подумал немного и сказал:

– Да.

– Ты полукровка, и я не знаю, правильно ли это будет с тобой… у северян иначе… – Кайе сжал его руку почти до боли. – В тебе есть Сила. Но нераскрытая. Ты бы мог… Что, если я попробую…

– Что?

– Провести тебя через Пламя…

В первый миг Огонек обрадовался. Во второй – испугался так, что хоть с башни прыгай.

– А ты вел кого-нибудь хоть раз? – голос стал высоким и сиплым.

– Нет.

«Думаешь, кто-то еще возьмется?» – послышалось Огоньку.

Огоньку представилась белая молния, слетающая со смуглой руки. Его начала бить дрожь, и подросток отошел к самому краю, чтобы себя не выдать. Как там говорил Кайе? Умирает тот, кому ты смотришь в глаза? Но… Стать пусть не равным ему, но все же… А он не приемлет слабости.

– На что это похоже? – тем же непослушным голосом спросил Огонек.

– Боишься?

– Да, – Огонек не видел смысла в притворстве.

– Я не хочу причинить тебе вред. Напротив…

– Ты не умеешь быть осторожным, – сказал Огонек. – Даже если сам хочешь…

Тот неожиданно резко обхватил его за плечо, притянул к себе. Заговорил бессвязно – о Силе, огне и крови. Порыв, пламя, ветер – увлеченность новой идеей. Новой игрой…

Огонек в очередной раз поразился – как может тело человека быть столь горячим? А через пару мгновений попросту позабыл, что не один – и кто с ним. Вырастал на глазах, становясь ростом с Башню… и звезды в ладонь сыпались.

«У меня будет все… я больше никогда не окажусь маленьким и беззащитным… я смогу все, что захочу, и никто не назовет меня рыжей букашкой, презрительно – полукровкой! Пусть только посмеет!» – и сам устыдился подобных мыслей.

– Ты… – Кайе хотел спросить что-то. Огонек опомнился – словно грохнулся с небес на землю. Чуть ли не с неприязнью глянул на того, кто рядом. Так и не понял оборотень, что Огонек не слышал его, не слушал.

Сейчас осознал полностью, на что дал согласие. Но отступить назад не хотел. И, кроме того… нечто вроде гордости вновь поднималось в душе: полукровки со способностями редки, а уж вести их Сильнейшие вряд ли часто берутся!

Спустились. Огонек вскарабкался на грис… после долгой прогулки и подъема на Башню именно «вскарабкался», другое слово тут не подходило.

Кайе молчал, к счастью для Огонька. Тот словно натянутая тетива себя чувствовал – не удержался бы, в ответ на смех или иное что ответил бы колкостью. Ехали медленно. Повсюду вспыхивали разноцветные светляки и горели маленькие золотые фонарики.

Огонек озирался невольно – нечасто видел ночную Асталу. Вдыхал не только аромат ночных цветов – еще и почти видимое, разлитое в воздухе пламя. Вернее, так казалось ему – горькое пламя, и некуда было деться из этого воздуха.

…Благодарность и неприязнь – одновременно. Слишком много дано одному. Слишком много… он убивает и дарит. Щедрый дар лесному найденышу, дар, который ничего не стоит самому оборотню-айо. А умрет полукровка – невелика потеря.

Огонек зло стиснул зубы.

Иная кровь… Возможность пройти над Бездной… А страшно ведь, если не врать самому себе. Как будто спрыгнуть с той самой Башни…

Подъехали к каменной арке, потом к стойлам грис. Подбежал человек, увести скакунов. Кайе спрыгнул на землю, ища взгляда Огонька – но тот отворачивался.

Сполз с седла и пошел следом за южанином. Думал – вот сейчас встретит, к примеру, Киаль, она позовет брата за чем-то, и тот вернется под утро, и позабудет о намерении бросить в огонь новую нить… или как там вернее сказать. Хорошо или плохо оно будет? Кто бы заранее знал.

Никакая Киаль не появилась, и слуги, кажется, попрятались по углам.

– Чучело, ты весь в земле и сухой траве, – не больно-то приветливо глянул, увидев полукровку при свете. А ведь сам был таким недавно, но успел отряхнуться. Кошка… о шерстке своей заботится, незаметно – а успевает, мысленно усмехнулся Огонек. Хотя вообще ему было не до веселья. И южанин тоже как-то взъерошился, посмотрел угрюмо, шагнул к дверному проему.

Исчез.

Огонек посмотрел ему вслед и с трудом заставил себя шевелиться. Хотя в этот миг предпочел бы обернуться птичкой и улететь… дурак, обругал сам себя. Не знаешь, что тебе надо. Вспомнил, как завидовал эльо… тому, из башни, как порой в самых смелых мечтах представлял, что наделен частицей подобной Силы – и одергивал себя сразу. А тут – протянули его мечту на золотом подносе, так дрожит, боится взять. И верно, сильные и слабые; первые возьмут, не задумываясь, еще и отберут чужое, а вторые… Тьфу.

Вода пахла лимонником. Огонек водил по ней пальцами – и впрямь мокрая. Поймав себя на этом открытии в четвертый раз, мысленно дал себе же по шее, вылез, оделся и направился к старшему.

Кайе сидел на низкой скамейке перед столиком. А на столике кувшинчик стоял, золотой, с чеканными цаплями. И небольшой флакончик, из обсидиана – масляная лампа хорошо его освещала. Сам – в темно-синем, широком; и очень мрачным вид его показался, вкупе с цветом одежды. Айо тоже успел привести себя в порядок – благо, воды тут было достаточно. И времени… сколько там Огонек провел в размышлениях?

Мокрые черные волосы падали на лоб. На смуглой руке алела царапина – видимо, поранился в лесу. Неудивительно – для оборотня если куст растет на дороге и лень обходить, тот немедленно должен подвинуться. А впрочем, перед ним и так кусты разбегаются.

Кайе поднял глаза, сказал глухо:

– Пей.

Огонек облизнул вмиг ставшие сухими губы…

В кувшинчике оказалось нечто пряное, но легкое, похожее на солнечный ветер. Выпил с удовольствием… и голова закружилась, показалось, что стены подмигивают и улыбаются. Потом сел у ног Кайе и поднял голову. Тот наблюдал молча. Лицо айо испугало мальчишку: сосредоточенно-сумрачное… недоброе.

– Такой вид, будто прощаешься! – вырвалось у Огонька. И дрожь предательская во всем теле – что выпил миг назад?

– А если и так? – хмурым грудным голосом отозвался, – А ты… трясешься от страха. Что, передумал, попробовав пару глотков? Страшно кровь отдавать зверю?! И правильно, как ему доверять! – взорвался неожиданно, сметя со столика звонкий кувшин.

Эта вспышка прогнала опасения – вот как бывает, с удивлением подумалось Огоньку. Нет бы наоборот. Но ведь ему самому плохо и страшно сейчас, вот и бесится. Пристально взглянул на южанина и улыбнулся для себя неожиданно.

– Что ты так смотришь? Что видишь? – настороженно спросил старший, отводя за ухо влажные волосы.

– Не кричи. Дом перебудишь. – Огонек поднял кувшин и поставил на место. Сел на пол. – Что ты делаешь, то и вижу. Сейчас вижу, что ты не в себе. Предложил, так вперед. Сейчас, или когда сочтешь нужным. И не швыряйся кувшинами… я тоже могу. Амаута.

Кайе округлившимися глазами посмотрел на него – и расхохотался. Отсмеявшись, коснулся лба Огонька – пальцы горячие, словно угли.

Голова уплывала куда-то, а тело оставалось на полу. Из спины начал расти тростник. Подросток хотел было сказать об этом оборотню, но побоялся показаться дурачком.

– Найкели, – пробормотал юноша, поглядев на него. – Ступень к огню… – Огонек было встал, качнувшись, но голос айо изменился. – Замри! Дай руку.

Огонек послушно протянул правую. Кайе взял тонкий острый нож и сделал надрез на предплечье подростка. Тот невольно попытался отдернуть руку.

– Тихо! – продолжил свое занятие: делал неглубокие надрезы, создавая непонятный узор. То ли цветок, то ли костер. Поднял собственную ладонь – в крови – к губам, лизнул – настороженно, словно кошка пробует подозрительное питье. Затем плеснул в ладонь немного темной жидкости из флакона, начал с силой втирать в линии узора. Огонек зашипел от едкой боли.

– Не шипи, не змея! – достал откуда-то браслет из светлой бронзы, надел на руку Огонька так, что металл скрыл порезы полностью. Сжал края, чтоб не свалился.

– Не снимай. Пока не разрешу.

Голос был взрослым и необычно серьезным. Огонек понял, что противиться не посмеет. Да и снять браслет не сможет, потому что голова уже улетела, а ноги и руки распускаются цветами. Услышал непередаваемый возглас старшего, слова:

– Ну и быстро! – и больше ничего не слышал до самого утра.

Очнулся Огонек на чем-то жестком. И в позвоночник нечто упиралось. Со слабым стоном, еще плохо соображая, сунул руку под спину и вытащил толстый обломанный сучок.

– Зараза, – пробормотал, – Ты хоть смотри, куда бросаешь. – И пришел в себя окончательно. Так и есть, они вне дома, вот он, оборотень, сидит на бревне и смеется.

– Все созвездия пересчитал? Ты такую околесицу нес… Я уже думал, все, последнего ума лишился.

– Как ты меня сюда притащил? – вопрос «зачем» задавать не имело смысла. Обычно ответ один – захотелось.

– Просто. Совсем рано утром, никто не видел. Так рано только Къятта встает, но он там, где медь добывают. Хорошо, что не здесь.

Вчерашнее вспомнилось. Башня, и дальше… Так и нет ничего? Не получилось? Или Огонек уже обладает какой-то Силой? Браслет плотно обхватывал руку, холодный.

Протянул ладонь, пытаясь не трогая пошевелить лист на ближайшем кусте. Кайе давился хохотом, наблюдая за его стараниями.

– Смотри, сейчас ураган вызовешь!

– Эх! – в сердцах сказал подросток и встал. Ничего не вышло, так и думал. Или айо переменил решение… или попросту забавлялся с ним, обещая попробовать. Усмехнулся криво. Точно дурак. Поверил…

Оборотень поднялся тоже:

– Вот глупый. Настоящее чучело…

Шагнул вперед, повалил Огонька на траву со смехом, прижал зажившую рану на боку, и вдруг отдернул руки, испуганно глянув – вспомнил.

– Да все зажило давно! А то сам не видел! – Огонек вдохнул полной грудью пахнущий хвоей воздух. Что ж, нет так нет. – Надо было убить меня тогда… теперь мучайся, кошка дикая!

– Ах ты… – кинулся на Огонька, но подросток был начеку.

Мальчишки покатились по траве…

Горячие, сильные и легкие руки, лесной мусор в волосах, измазанная землей щека. Глазищи синие, сияющие радостью. Это – смерть? Это – чудовище? Айо был красив сейчас, красотой юного зверя. И смеялся он – от души, самозабвенно. Так же, как убивал.

На краю ступенчатого обрыва замерли, едва не свалившись. Расцепили руки, приподнявшись.

– Смотри!

Лава текла внизу, вдалеке, черно-красная струйка.

– Красиво…

– Это наша кровь.

– А вулкан тот – не опасен?

– Нет.

Огонек не мог оторвать глаз от живой раскаленной струи.

Руки подхватили его и бросили с обрыва… он вскрикнул, упал на прикрытую мхом землю – и закричал вновь, пытаясь увернуться от огромного черного хищника. Клыки лязгнули у самого горла: мальчишка вскинул руки, пытаясь защититься, отсрочить смерть, но энихи резким движением вынудил Огонька раскрыться – и тот ощутил острые, готовые сомкнуться зубы на собственной шее. Один миг промедлил зверь, и отчаянное желание жить подсказало мальчишке движение – он вцепился в челюсти хищника. А потом ударила волна огня – изнутри, заставляя кричать до срыва голоса. Кровь откликнулась, спеша на помощь, рванулась наружу; а та, что осталась, загорелась и взорвалась в мальчишке. Сердце его жалобно вскрикнуло и остановилось.

Вспыхнули волосы и одежда, перестали видеть глаза, и последнее, что он чувствовал – боль, переходящая в сумасшедшую радость.

А потом по сожженным глазам ударил свет.

– Лежи, – Кайе листом лопуха вытер лицо Огонька. В поросшем мхом гроте было полутемно… а поначалу показалось – невероятно светло.

– Где мы? – прошептал Огонек. Тело казалось легким-легким и тяжелым одновременно. Перед глазами плавали разноцветные пятна. Но он все видел. И был явно живым.

– Недалеко от Асталы…

Кайе казался совершенно измученным.

– Энихи… это был ты?

– Я, конечно. Кто ж еще?

– Что ты сделал со мной?

– Я?! Это ты сам чуть не отправился в Бездну! Тииу, больше никогда не возьмусь вести полукровку, – сказал почти весело, но голос дрогнул.

– Я думал, что умираю.

– Да ты и умер почти.

– А тебя кто вел? Родные?

– Со мной совсем иначе. Мой огонь никогда не спал…

– А то, что я выпил? – еле слышно, но мальчишку поняли.

– Найкели. Проводник. Объясняет крови, где Путь… иначе заблудится.

Кайе вздохнул глубоко.

– Мы с тобой еще не закончили. Северяне долго готовятся, а детей Тииу бросают в его пасть, как щенят в воду. Те, кто может – плывут. Ты испугался?

– Да. Я не понял, что происходит.

Кайе вытянулся рядом и застыл. Огонек не решался пошевелиться, а потом понял, что Кайе спит. Голова на сгибе локтя, по другой руке ползет яркий зеленый жучок.

Кайе проснулся ночью, в тот самый момент, когда кама-лемур заглянул в грот. Зверек испуганно вытаращился на человека, а тот свистнул ему, сладко потянулся и лишь тогда обернулся к мальчишке.

– Живой? Отдохнул?

– Как будто камни таскал, – сказал Огонек. Юноша усмехнулся, услышав облегчение в голосе.

– Ну-ну. Рано обрадовался – не дошел еще до конца.

– Хватит! – взвыл Огонек. – Мейо Алей!

– Трусишка! – рассмеялся Кайе. – Теперь будет попроще. Не отступать же! Сделаем из тебя… ну, хоть факел! И забудь северное… не для тебя теперь.

Огонек подумал немного.

– Факел… А ты, Кайе-дани, ты – кто?

– Видел лаву внизу? – он поднял глаза, непривычно серьезные. – Так вот… Там, в сердце земли, она и рождается. Я – часть этого сердца.

– Вулкан?

– Вулкан – то, что видно. Меньшее, чем я есть.

– Ты мог сжечь меня совсем?

– Мог.

– И ты… не нуждаешься в хворосте, чтобы гореть?

– Скорее мне станет плохо, если я попробую погасить это пламя.

– А Къятта? – он снова споткнулся на имени.

– Къятта… та лава, что течет по долине. Лучше не стоять у нее на пути.

Огонек представил, как падает в кратер вулкана, и мальчику стало плохо. Если бы знал заранее, не согласился бы никогда!

Хотел что-то сказать, но не нашел слов.

А потом про слова позабыл – и словно крылья Огоньку дали. Пробуждающаяся Сила опьяняла, хоть еще и не позволяла пользоваться собой, а страх ушел, похоже, совсем; и даже того, кто вполне мог этот страх вернуть – Къятты – не было в Астале сейчас. Восторженность Огонька и оборотню передалась – впрочем, он и без того наслаждался жизнью, словно хмельным питьем. И готов был подарить полукровке Асталу – всю, и попробовал бы кто на пути стать.

Рассказывать Кайе не умел, однако на вопросы отвечал охотно. Показать было проще всего – так Огонек увидел письмена и рисунки. Знаки-письмена вызывали ужас, казались смутно знакомыми. Но и другие были, неизвестные – эти рассматривал с удовольствием.

С некоторой опаской, но жадно брал то, что Кайе в беспечности своей швырял под ноги Огоньку, не задумываясь о смысле и ценности.

Южанин не знал, что порой Огонек его ненавидит – когда пелена спадала с глаз, и хотелось кричать от обиды – у тебя есть все… ты можешь убить, можешь подарить Силу, а я…

Мальчишки сидели на самом верху неглубокой каменной чаши. Всего три ряда сидений: приподняты над землей, посредине – круг, засыпанный мелким золотистым песком. Удобно устроено – ежели в круг выпустить зверя и он захочет наброситься на зрителей, не допрыгнет. Да и стража помешает…

– А можно ли выйти за другой Род?

– Зачем?

– Например, помочь… если ты сильнее.

– Запрещено. Слабый проигрывает.

– Но они не убьют друг друга?

– Нет… не должны, разве несчастный случай… – в голосе прозвучало сожаление. – Хотя свести счеты в круге удобно…

От Рода Тиахиу ушел мастер-чеканщик с семейством. Считал, ценят его невысоко… Арайа не отказали в просьбе принять под свою руку, но, как полагали все, это было лишь способом свести счеты за досадные мелочи в недавнем прошлом.

Человек из Рода Тиахиу был очень высок, противник показался чуть не мальчишкой – тонкий, с более смуглой кожей, с волосами, убранными в косу сложного плетения. У Тиахиу простая коса была. Одеты оба – в светло-красное, штаны и околи, босые.

– Кто это? – шепнул Огонек, показывая на младшего. Грациозный, и, похоже, красивый – с такого расстояния разобрать было сложно. И кажется уязвимым… Огонек искренне пожелал ему победы.

– Ийа… сволочь, – Кайе выругался почти беззвучно и очень грубо.

Огонек поерзал на сидении – неприятно стало.

– А чем он тебе так насолил?

– Тем, что живет! – отрезал оборотень, и, скосив глаза на подростка, фыркнул:

– Он ровесник Къятты, это отсюда птенчиком кажется.

– У них равная Сила?

– Ийа немного сильнее… но это сейчас неважно, первый круг использовать что-то кроме собственного тела запрещено. Второй – оружие, и если только до третьего дойдет…

– Понятно, – вздохнул Огонек, впиваясь взглядом в противников – они начали расходиться на некоторое расстояние. Человек из Тиахиу… крупнее, и кажется таким уверенным…

Кайе угадал мысли подростка. Помотал головой:

– Он хорош, плохого бойца не выставили бы. Но змея быстрее, чем волк. Къятта лучший боец Асталы, но с Ийа и брату трудно справляться.

– А ты? Просто, без огня вашего?

– С Ийа мы не сходились, – мрачно ответил юноша. И честно прибавил несколько мгновений спустя, совсем угрюмо:

– Къятта лучше меня. Не знаю…

Отсюда, сверху, круг казался не таким уж большим; но Огонек представил себя там, в центре, под взглядами сотни глаз… и захотелось немедленно спрятаться, хоть сейчас никто на него не смотрел. Разве когда пришли, смерили оценивающими взглядами – полукровка, держится вблизи оборотня, словно смолой прилепленный (Огонек пожалел, что нет шарфа – закрыться), но к нему уже потеряли интерес. У каждого Рода свои развлечения, на чужое без причины не зарятся. А к зверенышу из Рода Тайау точно никто просто так не полезет.

И сейчас Огонек, впервые выведенный в столь людное место, ерзал на краешке сидения, невольно стараясь держаться поближе к старшему – и не сводил глаз с искрящегося золотого песка и фигур на нем.

Ийа не подпускал к себе «волка», как обозначил его противника Огонек. У «волка» были более длинные «лапы», достать его казалось сложновато – не подойти. Но он был обозлен, и нападал сам. Ийа только уклонялся, порой уходил легким перекатом по песку, в самом деле напоминая змею.

– Он что, ждет, пока этот выдохнется? – спросил Огонек.

– Долго ждать будет… Тиахиу все трехжильные.

Ийа прогнулся, вновь перекатом ушел от удара, за спину противника; прыгнул – тот успел обернуться, но не успел отбить атаку. Тонкая рука ухватила «волка» за горло. Тот не хотел сдаться, ударил в ответ, благо противник оказался совсем близко – коленом снизу и пальцами в глаза, но не успел – с хрипом повалился на спину. Огонек с трудом сглотнул, – ему казалось, он слышит, как хрустнул горловой хрящ.

– Чисто, – обронил Кайе. – Но не пойму – играл или и впрямь ошибся, позволив Тиахиу ударить? Мог и сам получить неслабо… Жаль, второго круга ты не увидишь.

– Он умер? – неровным голосом спросил Огонек.

– Сомневаюсь… На кой лад Ийа будет убивать сейчас? Арайа и Тиахиу не враги. Ну, сцепились из-за семьи, подумаешь!

Пятый день обучения подходил к концу. Поначалу Огонек, полный увиденным в круге, не разговаривал, боясь спугнуть подвижные картины перед глазами. Потом осознал себя сидящим в саду, и оборотня рядом. Тот подогнул под себя одну ногу, подбородком оперся о колено другой. Рыжеватый закатный свет подчеркнул черты его, заострил. Или не закат? Лицо оборотня было так явно осунувшимся, усталым, словно он поднялся после тяжкой болезни или вовсе от нее не оправился.

Огонек, желая, чтобы с лица южанина сошла эта пугающая маска, спросил первое пришедшее на ум:

– Почему полукровок считают безнадежными? Ведь ты сам говорил, среди них есть отмеченные Силой…

– Есть. Но редко, малой Силой – и она крепко спит. Разбудить может айо или уканэ с немалыми способностями. Но им-то зачем? – голос прозвучал тускло.

– Даже если полукровки – их дети или иные родственники?

– Ну, ты загнул! – Кайе встряхнул волосами, становясь похожим на себя прежнего. Огонек подумал – почему айо срезает их? Носил бы хвост или косу, как многие в Астале…

– Почему ты не хочешь длинные волосы? Тебе бы пошло…

– Перекидываться трудней – мешают. Шиталь такая же, глянь! А насчет полукровок… Ты сам посуди. Даже если ребенок родится не пустым, он все равно будет слабым. Зачем роду Сильнейших рубить собственные корни?

– Значит, то, что ты сделал для меня… больше никто никогда бы не сделал для полукровки?

Кайе поморщился.

– Я – это я, ты – это ты. Не приплетай сюда остальных!

– Ты… тебе было интересно, что получится, или же…

– Разумеется! Ты же моя игрушка! – айо вскочил, отбросил сломанный стебель и скрылся в доме. Поднявшись, Огонек пошел следом за Кайе. Нашел его сидящим на ступеньках бассейна. Ноги были в воде, и штаны до колен намокли.

– Прости.

– Иди в Бездну!

Огонек пристроился рядом.

– Там мне нечего делать. А ты обещал сделать из меня факел.

– С большим удовольствием бросил бы тебя в костер!

– Продолжим ругаться, или ты поведешь меня дальше, айари? – со смехом спросил Огонек.

– Вечером. В такую жару хочется думать о чем угодно, только не об Огне.

В жару? – удивился про себя Огонек: прохладно было сегодня вечером, на удивление. Кайе смерил его оценивающим взглядом. – Если сегодня все пойдет хорошо… закончим путь. Дальше останется только учиться… самостоятельно, я уже помочь не смогу. Мы разные.

– Это трудно?

– Тебе – не думаю. Ты никому не можешь причинить вреда… Может, и память к тебе вернется.

Мысль кольнула Огонька:

– А кроме тебя… знают, что ты делаешь? Что ты – мой наставник?

Кайе пожал плечами:

– Я делаю, что хочу. Других это не касается. В первый день я увел тебя в горы, чтобы не помешали… а сейчас ты ведешь себя тихо. Во всяком случае, ты не орешь, как там, когда увидел энихи.

– А браслет?

– Вот поэтому я и не хочу, чтобы тебя видели.

– Что тебе будет, если узнают?

Высокие брови округлились:

– Будет? За то, что я делаю с полукровкой? Или ты думаешь, станешь по-настоящему сильным?

Огонек вскочил, лицо запылало. Кайе ухватил его за штанину, потянул вниз:

– Мир. Я тоже говорю искренне.

– Мир, – прошептал Огонек, задетый за живое.

Ночь не принесла прохлады. Этот Путь дался оборотню труднее всего – не мог сосредоточиться, дико хотелось пить. Но не стоило прерываться – и без того напарник его, ведомый, слишком слаб. Начни прыгать туда и сюда, точно толку не выйдет. А цель маячила почти перед самым носом… как же трудно с этими полукровками. Словно деревянные – ладно тело, оно и не важно сейчас, сидит себе на полу, а суть внутренняя Силу как следует обрести не торопится…

Когда показалась последняя «стена», с неслышным стуком обрушилась, открывая пламя, вздохнул с облегчением. Все. Пусть идет и… и в Бездну всех!

Кайе проснулся, потянулся, чувствуя себя хорошо-хорошо впервые за последние дни, раскинул руки с сонной улыбкой. Легко… привычное, приятное чувство – словно горячий ветерок под кожей. Позвал:

– Огонек?

Когда никто не откликнулся, спрыгнул на пол, побежал по каменным плитам. Заглянул в одну комнату, в другую. Ни Огонька, ни одежды его. Оббежал все. Пусто. Кликнул слуг, свесившись с веранды. На вопрос они отвечали недоумением.

– Нет, али. Не знаем.

– Огонек… – растерянно проговорил он. Отправился осматривать сад и окрестности – ведь тот мог заблудиться. Так много всего…и почти нет людей. Добрался до помещения грис. Пара слуг, стоявших возле, обернулись, испуганно вздрогнули.

– Что случилось? – спросил недовольно.

– Али, прости – исчезла Пена!

– Пена? Как?

– Ночью… вчера. Кто-то увел ее, а ты спал долго, сутки… не решились будить.

Воры – здесь? Кража одной грис? И помыслить смешно. Он и смеялся бы…

– Вот как.

Развернулся – людям лица опалило, словно взвился к небу огромный костер. Кайе быстро зашагал прочь, и зелень по обе стороны дорожки скручивалась и чернела… Опомнился. Вбежав к себе, упал ничком на кровать.

– Будь ты проклят…чтоб тебе сломать шею на первом же повороте!