Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

– Заложники, отправленные к вам. Есть сведения об их гибели.

– О гибели юноши. Сестра, не сомневаюсь, уже у вас. – Тумайни вернула усмешку:

– Вы обещали, что наши рабочие не пострадают. Если виной их смерти – земля, что ж, спросите с нее, и впредь договаривайтесь. Мы всего лишь сделали то, что сделать были вправе.

Лачи смерил ее внимательным взглядом.

– Ты можешь доказать, что они… он погиб после того, как смерть нашла рабочих в долине? А до тех пор дети ни в чем не знали нужды?

– Разумеется.

Тумайни поручилась бы, что ответ Лачи и не интересовал. То есть северянин уверен был, что она скажет все правильно. И даже ей верил.

Лачи завершил разговор за удар сердца перед тем, как у Кайе кончилось терпение. Но власть брата, незримая, но прочнее цепи, еще держала Дитя Огня.

– До встречи, Тумайни. Нам еще будет, о чем поговорить, – северянин простился с посланницей несколько быстрее, чем рассчитывал изначально, и чуть более быстро покинул палатку.

Южанка это заметила, приняв, как слабое утешение.

Опустившись на траву подле палатки, которую она делила с помощницей, единственной кроме нее женщиной в отряде, посланница настолько задумалась, что не сразу заметила протянутую к ней руку с кубком из коры, не ощутила мятный, живительный аромат напитка. Спохватившись, потянулась было к питью, но кубок уже исчез; он катился по траве, а принесший его южанин спешил прочь.

Перед лицом Тумайни возникла другая рука.

– Спасибо, что сумел промолчать, – устало сказала посланница, отыскивая взглядом злополучный кубок. Голова заболела.

– Откуда у тебя это? – Кайе махнул перед носом Тумайни украшением старшего брата.

– Он отдал его мне. Для того, чтобы ты послушал меня, если будет нужда.

– Лучше бы… он сам поехал сюда! – юноша едва сдерживался. – Тогда не было бы… этих… самодовольных крыс!

– Пойми, сейчас я делаю все, что могу.

– А я – не могу! Сидеть и слушать, как над нами просто смеются!

– Если не торопиться, можно заставить их плакать, – задумчиво сказала Тумайни.

* * *

Солнце, уже заходящее, поблескивало на металле дротиков, пряжек и на лаком покрытой коже поясов. По дороге обратно Кираи нарушил негласный приказ – поравнялся с Лачи.

– Эльо, ты намеренно дразнишь их?

Лачи остановился, всмотрелся в Кираи:

– По-твоему, я сказал что-то не соответствующее действительности?

– Об этом не мне судить, – чуть смутился молодой воин. – Но ты же видел – южанка с трудом удерживала мальчишку. А ты еще подливал масла в огонь.

– Пожалуй, мне нравится, что ты говоришь все, что придет в голову, невзирая на положение и старшинство, – с едва заметным укором сказал Соправитель. Кираи остановился на полушаге, но в следующий миг так же размеренно и широко шагал вперед.

– Я больше не забудусь. Но ради всего дорогого, ответь мне, эльо – что ты затеял с найденышем-полукровкой? Почему он помчался в шатер вслед за нами? Он порывист, наивен, но не глуп. И почему тот, оборотень, едва не накинулся на него – на безродного щенка?!

– Кираи, ты слишком о многом и не подозреваешь. А ведь мог бы узнать и больше – если бы любопытство свое проявлял в Тейит, вовремя. Оборотень – «ведущий» для полукровки, – заметив потрясение, отразившееся на лице Кираи, ответил улыбкой.

Огонька оттащили от шатра достаточно грубо, и отправили в лагерь под надежным присмотром.

– Тебя привязать? – рявкнул один из охранников-северян, испуганный предстоящей взбучкой.

– Нет, – ответил Огонек, а сердце заколотилось – довольно, посидел как-то привязанным.

Все мысли вертелись вокруг одного. Если и думал о встрече… не так ее себе представлял. И снова – выставили подростка нелепым, беспомощным. Без спросу явился в шатер, для того, чтобы схватили в охапку и выволокли… под насмешки южан. Ну и пусть никто не смеялся… в душе все отметили наверняка.

Скоро пришли остальные. Кираи – хмурый на редкость, попросту прошел мимо, позабыв про подростка. Зато Лачи остановился.

Впервые Огонек видел Лачи столь откровенно злым.

– Скажи, ты намеренно пренебрегаешь распоряжениями, отданными для твоего же блага? Или и впрямь после Юга понимаешь разговор лишь на языке силы?

Огонек покусывал нижнюю губу, не зная, как оправдаться. Он и впрямь чувствовал себя виноватым. И Лачи – не Лайа, он отнюдь не высокомерен и не стремился при каждом удобном случае ставить подростка на место.

– Тебя стоило бы примерно наказать. И будь уверен, если бы не дела поважнее, эта выходка не сошла бы тебе с рук!

– Я… не подумал, – единственное, что сумел сказать полукровка.

– К сожалению, охранники оказались редкостными ротозеями… но я не могу их винить. Только безумный мог предположить, что ты полезешь туда, куда тебя вовсе не звали. – Он тронул висок, на котором сильно забилась жилка – Огонек не увидел, но почувствовал это: – Пойми, ты мог быть уже мертвым. Думаешь, мне так важно таинство переговоров? Да через пару часов любая сорока в долине будет знать, о чем там говорилось. Но мы хоть знаем, ради чего рискуем, а ты?

Подросток вспомнил ненависть, на миг исказившую лицо оборотня. В голове Огонька мысли совершили скачок.

– И… он мог сделать со мной все, что угодно?

– Вот умница – ты лишь сейчас подумал об этом? Я мог только надеяться, что все обойдется.

Словно горькой мазью губы намазали:

– Ну, вот, я остался в живых…

– Что ж… сходи еще раз, может, он позволит погладить себя по шерстке. Тогда сможешь спокойно позабыть остальных.

– О чем ты, эльо? – сипло сказал Огонек.

– О долине Сиван. Она нужна юва. Почему они прислали сюда его? У него имеется опыт…

Огонек подскочил.

– Нет!

Лачи сдвинул брови.

– Сядь же. Что ты скачешь, будто горная коза?

– Он не сделает подобного снова!

Лачи чуть свысока глянул на мальчика.

– Глупый. Даже если он сам и не захочет… Разве сложно вызвать у него ярость?

– Я жил бок о бок с ним! Он не станет…

– Ты сам-то хоть веришь в свои горячие слова? – с насмешкой спросил северянин.

Огонек промолчал, а Лачи, выждав немного, продолжил:

– И что ты, в самом деле, так цепляешься за это существо? Ты уже знаешь – на нем десятки жизней. Может, и сотня. А будет еще больше.

– Он не виноват, что таким родился.

– Если бы только родился! Хочешь воочию увидеть новую реку Иска? Знаешь, сколько легло там эсса три года назад?

– У него не было выбора. Его, в конце концов, обучали так…

– Обучали, ты верно сказал. Еще вернее звучало бы «натаскивали».

– Не говори о нем, как о звере!

– Да что ты так вцепился в него! – не сдержался Лачи. – Кто он тебе?! «Он хороший»! – сказал с насмешкой, передразнивая.

Мальчишка вспыхнул, открыл рот – и залился краской, вспомнив насмешки подростков в Тейит.

– Он – человек. Живой человек.

– Ой ли? Ты полагаешь, его стоит мерить меркой обычного человека? Ходячую смерть? Которой нравится разрушать?

– Не нравится. – Огонек вспомнил скользящую походку… там, на Атуили… полный сдержанной страсти голос… Кайе ведь испытывал радость тогда, собираясь убить. Но проговорил упрямо: – Он и другим бывает.

– Скажи, если на одной чаше весов – много невинных жизней, а на другой – он, кого стоит выбрать?

– Я знаю. Но я не хочу слышать о нем злые слова. Он ведь… так или иначе, благодаря ему я обрел Лиа. И остальных…

– Это случайность – счастливая, не спорю. Не думай о нем как о своем ровеснике, – Лачи все еще выглядел терпеливым, – Он – воплощенное темное пламя, оборотень-кана. С детства его учили нести смерть и получать от этого удовольствие. Вспыльчивый, неудержимый, жестокий…

– Да! – горько воскликнул мальчишка, невольно коснувшись шрама под ребрами. – Я знаю, я видел! Но и вы все с ним жестоки, пусть и не прямо – не хотите видеть в нем человека. И сами…

– Мы все – иное. Когда зверь нападает, его убивают.

– Нет!! – он даже зажмурился. – Пусть зверь… Но он был добрым со мной.

– Странная доброта, – Лачи смерил его взглядом. – Он делал с тобой все, что хотел, как с игрушкой. Он забавлялся, пытаясь пробудить в тебе Силу – чудо, что ты остался в живых – и за это ты благодарен? Конечно, теперь ты особенный…

– Не за это, – Огонек сжал руки, – И не такой уж особенный. Он подобрал меня в лесу, оборванного, ничего не помнящего. Думал, я прислан вами. Он мог убить, не просто мог – должен был; но вместо этого давал все, о чем я и просить не смел. Он защищал меня от своих же… – Огонек чувствовал нетерпение северянина. Лачи не понимает. Для него все перечисленное – прихоть избалованного мальчишки с юга.

– Но даже если и так. А другие? Те, кто добывает камень в долине Сиван? И… твои друзья здесь и в Тейит? Ты уже успел позабыть о них?

– Я никогда не забуду.

– Хорошо. Представь тогда, что они все мертвы – а это может случиться скоро, если твоему котенку вздумается-таки направить взор на север.

– У вас десятки айо – неужто не остановите одного?

– Остановим, если удастся… ценой скольких жизней? А может, и нет… – Лачи задумался. – Боюсь, он и сам до конца не осознает, что носит в себе. Ты не хочешь ему зла, это я знаю – и одобряю отчасти; сам понимаешь, в полной мере согласиться с тобой не могу. Но ты видишь себя чем-то вроде гриба, растущего под землей – уютно, никто не трогает – или же человеком? Скажи, кто ты?

– Почему же я не человек, эльо? – вскинулся Огонек.

– Люди умеют любить… люди стремятся защитить то, что им дорого.

– Если я могу отдать жизнь ради Лиа и остальных…

– Это все красивые слова, мальчик. Допустим, ты в самом деле сейчас способен залезть наверх и сигануть со скалы – кому от этого будет лучше?

– Но что я могу еще?

– Можешь стать защитой всей Тейит.

– Я? – подросток опешил. Так не бывает. Только недавно думал… никчемный… Прищурился, пытаясь понять, не издевается ли Лачи. Похоже, не издевался.

– Но почему – я?

– Извечный вопрос, – Лачи положил подбородок в ладонь, смотрел на рыжее заходящее солнце. – Каждый, оказавшийся избранным, сомневается, испытывает страх. Тебе ведь не по себе, мальчик. Но те, кто страх преодолевают, становятся избранниками по-настоящему.

Огонек хотел было возразить – какой же из меня… и вспомнил.

– Ши-алли…

И северянин только улыбнулся. Он тоже понимал, что Огонек знает.

– Ты – наш щит, мальчик. И наше оружие, если понадобится.

– Нет, – тихо ответил он, – только не оружие. Только не против него.

– Почему? Никто не заставляет тебя делать что-то немедленно. Да и вообще делать обязательно. Но ты ведь сознаешь, что я прав.

Огонек мучительно пытался хоть что-то сказать, но слова слиплись в один ком. Наконец мальчишка выдавил:

– Я же по сравнению с ним…

Лачи кивнул и сказал серьезно и уважительно:

– Ты всего лишь весьма средний айо, но и не нужно большего. Достаточно дать тебе полный чекели.

– Так вот зачем его изготовили… Вы заранее… – подросток начал закипать, но сник под спокойным и, как показалось, грустным взглядом:

– Скажи, ты всерьез считаешь, что надо было тебе все рассказать заранее? И как бы ты поступил?

Огонек прикусил губу. Лачи сказал, как ни в чем не бывало:

– Отмеченный Тииу – враг Тейит. Но он не обязан нападать и ты не обязан помогать северу. Думай, ты существо со свободной волей.

– Нет, эльо… – он вспомнил историю с украденным Солнечным камнем в Астале. Там Огонек думал не о себе. И вновь повторил, словно говорящая птица-кауа, затвердившая одно слово:

– Нет.

А лицо Лачи неожиданно просветлело.

Среди валунов нелегко было разглядеть фигурку девушки в сером, узколицей и светловолосой. Этле стояла на небольшом возвышении, сжимая камень в ладони – чистейший кристалл, играющий зелеными искрами на свету. На шее северянки висел Солнечный камень – и тоже безо всякой оправы. Всего в нескольких шагах справа и слева от Этле стояли двое других уканэ – не шевелились, и вглядывались как будто в подступающую мглу, на деле – внутрь себя и кристаллов.

Понемногу, будто паутина под лапками паука, возникали завесы – против человека и против зверя. Одному не сработать. Лачи привез в долину Сиван пятерых.

Огонек шатался по окрестностям, не находя себе места. Будто камней на шею навесили, дышать можно, только тяжко… Во рту был вяжущий пыльный привкус, и даже медовое питье не помогало избавиться от него.

Помнил, как сердился Лачи – казалось, теперь все подозрительно косятся на мальчишку.

А Шику покинул палатку Лачи явно чем-то расстроенный. Даже от Огонька отмахнулся было.

– Что происходит? О чем еще сказали южане? – решился тот спросить в открытую. Теперь понимал, для чего взяли с собой. Спросил – и почувствовал себя вправе требовать ответа.

– Ничего, что могло бы тебя позабавить или развеселить. С ними совершенно невозможно разговаривать. Но они по крайней мере не требуют крови. Иди лучше займись чем-нибудь, не путайся под ногами. Завтра… начнем собираться в дорогу.

– А Долина за кем останется?

– Долина… – Шику задумался. Улыбнулся растерянно, развел руками: – Надеюсь, что нам.

Северяне посматривали в сторону южного лагеря, занимаясь обычными вечерними делами – костром, приготовлением пищи. Полукровка честно маялся без дела. Он не раз предлагал свою помощь, и ее принимали, но все валилось из рук у подростка. Он, в отличие от остальных северян, смотрел не в одну сторону, а вертел головой, метался внутренне, как больной в горячке.

Показалось – от северного лагеря в сторону скользнула тень. Человек вроде. За ней еще одна.

– Там кто? – тронул за локоть охотника, которому помогал разделывать тушу оленя.

– Мало ли кто и зачем отошел, – с ехидцей откликнулся тот. Огонек прикусил губу и снова взялся за нож. Лезвие скользило куда угодно, только не куда надо.

– Да что ты за безрукий сегодня! – рассердился северянин.

– Прости, – мальчишка честно попытался исправиться. Но вместо туши оленя видел шатер, а на душе сидел огромный раскормленный клещ и высасывал радость от уютного вечера, оставляя неуверенность, стыд и страх. Больше по сторонам не смотрел.

Тем временем полог на палатке Лачи отошел в сторону. Лачи подождал, когда его посланцы – один за другим, каждый таился и от мыши полевой – скроются между холмов и валунов. Связал на затылке волосы узорной тесьмой, скользнул следом. Никто его не увидит, в этом не сомневался. В юности был неплохим следопытом… и, даже получив власть, не пренебрегал тренировками. А в собственном лагере уйти от взора своих подчиненных – простое дело.

В лагере южан не разговаривали – слышно было, как трещит пересмешник высоко на ветви и пощелкивает ткачик где-то в кустах.

Люди отдыхали, не расслабляясь особо на всякий случай. Порой обменивались быстрыми улыбками, молча.

…Когда Толаи покидал шатер в середине Долины, к нему подошел один из северян; Толаи даже не запомнил, где именно тот находился во время разговора с Тумайни с посланцем Тейит. Неприметный, только пестрый узор по вороту. Ведь у эсса узоры говорящие, можно много узнать, да посланник не догадался всмотреться подробней. Не интересно.

Сын севера заявил, что есть нечто важное – и сообщить об этом он может только Толаи. Тумайни, мол, женщина, у них и без того в голове каша, а тут еще южанка. А мальчишка… понятно.

Толаи не придал приглашению никакого значения поначалу, но, как назначенный час подошел – вспомнил, и поделился с Тумайни. Пожалуй, все южане хотели, чтобы поскорее развеялась тишина, непонятная и неприятная. Так земледельцы порой радуются, видя, как сгущаются тучи – значит, будет дождь.

– Неужели ты думаешь идти в одиночку?

– У меня нет особого выбора – эти крысы успели изучить каждый камень в долине. Если я поведу за собой подмогу, они заметят и попросту скроются. Да и зачем меня убивать? Скорее тебя, – добродушно усмехнулся Толаи.

Пожалуй, он прав, подумала женщина. Толаи не член Совета… и даже не самый сильный среди Рода Икуи.

– Неужто думаешь, они хотят перебить нас поодиночке? – спросил посланник.

– Не знаю. Их путь напоминает тропу сколопендры – извилистый, между корнями. Не думаю, что таким образом они хотят просто убить одного из послов… – Тумайни задумалась, опираясь подбородком о скрещенные руки. Смерть посланника – повод к войне, это не гибель простых рабочих или разведчиков. Неужто северяне решили устроить свару? Несмотря на то, что Дитя Огня – рядом, в долине? Бред, и еще раз бред.

– Иди, пожалуй, – сказала она, всматриваясь в качание теней на стене шатра – прихотливый узор. – Но я отправлю следом за тобой своих. Не след в след – если тебя захотят убить, они не успеют. Но мы поймем.

Встреча назначена была меж невысоких холмов. В центре Долины росло не так уж много деревьев, здесь, на краю, больше – их огромные корни, порой гладкие, порой покрытые буро-зеленым мхом вкупе со склонами создавали нечто вроде просторного лабиринта.

Толаи удивленно посмотрел на стоящего перед ним северянина. Тот выглядел взволнованным и при этом закрытым наглухо, эдакой пещерой, вход в которую для надежности завалили валуном. Толаи чувствовал опасность, но не мог прочесть мысли северянина – тот обладал достаточной защитой, и при попытке снести ее наверняка ответил бы мощным ударом. А понимать эмоции эсса – все равно что с открытыми глазами искать в мутном водоеме серьгу – наощупь, может, найдешь, но зрение точно не поможет.

– Что ты хотел сказать?

– То, что важно для вас. Убирайтесь немедленно из долины, или будет поздно.

– Это угроза? – Толаи не удивился – он был готов к подобному больше, нежели к чему-то другому.

– Если бы это было угрозой, я не пришел бы сюда, рискуя собственной жизнью. Скоро здесь будет подмога. Впрочем, считай как тебе угодно.

– Ты глуп, – спокойно сказал Толаи. – Мало того, что вы уничтожили ни в чем не повинный рабочих… Теперь хотите привести отряды сюда? Чтобы положить их в Долине? Наше оружие мощнее вашего – и оно умеет думать и чувствовать.

– Да, только ты позабыл об одной ничтожной мелочи, – усмехнулся северянин, и вскинул глаза на небо. Толаи невольно последовал его примеру. И вскрикнул от боли – радужное лезвие вонзилось под ребра, слетев с опущенной вниз руки. Дошло до сердца.

Северянин перевел дыхание. Все как надо… только зачем? Он не успел подумать, не успел ощутить тревогу. Такое же радужное лезвие впилось ему в затылок у основания черепа. Он повалился на корень, свесившись с него, будто рассматривал что с другой стороны.

Шику затаился в зарослях, готовый в любой миг придти на выручку своему. Ну или хоть отомстить, ежели не успеет. Убийство вот так, под личиной разговора, было противно до глубины души, но Сильнейшие знают лучше – значит, так надо. Но, когда приятель вскинулся и упал, даже не понял, чем вызвана короткая радужная вспышка.

– Что… – Шику дернулся, ошеломленный, растерянно глядя на два тела внизу. И повалился вперед с глухим стоном, боль словно разорвала спину напополам. Голова осталась чуть повернута вбок – короткая судорога.

Лачи бесшумно появился сзади – как бы ни был обучен молодой северянин, Соправитель Тейит был искусней. Потому и взял совсем молодого – старшего обмануть бы не удалось.

…Огромные, темные глаза Шику, распахнутые. Лачи был уверен – тот ничего не понял. Только ощутил удивление.

Пару мгновений постоял рядом. Прогнал огромного бронзового жука, который с гудением опустился было на щеку молодого воина. И скользнул в заросли, бесшумно, так же, как и пришел.

Позади небольшой гряды холмиков, как раз возле лагеря Лачи, Этле плела завесу, не обращая внимания на еще четверых северян, стоявших неподалеку – все они делали то же самое, связывали воедино нити. Одни – для человека, другие – для зверя. А девушка думала об одном – самой стать смертельной невидимой нитью… не полотно невесомое бы создавать, удавку, способную разрезать горло и переломить шейные позвонки. Сделать это… хоть с одним, и можно отправиться вслед за братом. Он простит, может быть. Он всегда понимал… только забрать с собой надо – одного из Сильнейших, что ей смерть простого рабочего или даже воина? Не они отдавали приказ. Не они издевались… не из-за них шея и руки Айтли были в синяках и царапинах. Знать бы, какая тварь это сделала.

Надо было остаться на юге – и убивать, опустошив себя до дна, как только сняли браслет… а она сбежала. И тошно, мерзко было от воспоминания – южанка прикладывает к ее шее переливающиеся радугой бусы, а Этле смеется, глядится в зеркало.

– Ненавижу! – прошептала она.

Глава 28

Весть о смерти Шику и второго северянина всколыхнула и без того неспокойный лагерь. Их убили в двух шагах… будто комаров прихлопнули. Когда Кираи ворвался к Огоньку, подросток понял – знает о разговоре полукровки и Лачи. Знает, для чего сюда везли полукровку.

– Ты сидишь спокойно, когда…

– Что же мне делать? – непослушными губами проговорил Огонек. – Я могу только ждать.

Кираи стремительно опустился на пол возле него, сидящего на циновке – будто упал на колено:

– Я знаю, что говорил тебе Лачи. Я знаю, что ты… дитя солнца, не ночи. Но ты и впрямь можешь помочь.

– Помочь? Убивая, как сделали те, южные?

Кираи… всегда терпеливый, веселый… Огонек и представить не мог, что увидит его чужим… словно окаменели черты – лучше бы крикнул, ударил…

– Выбирай, в конце концов, что ты такое! Нравятся эти? Ты… – взглянул в помертвевшее лицо, сдержался. Более спокойно проговорил:

– Нельзя вертеться, словно ветряк. Пойми наконец. Небо, тебе почти пятнадцать, а может, и есть уже! Не ребенок ведь.

– Кираи, я среди вас всего лишь мальчишка. Какая разница, что я думаю и чувствую?.

– Лачи…

– Вот именно. Я не просил… – голос подвел, сорвался. – Я люблю Лиа, своих друзей, тебя… и Шику я тоже любил. Но Лачи я ничего не должен. Сколько можно швырять меня, будто мячик?!

– Не ори, – оглянулся. – Ему – не должен. А себе?

Тихо-тихо стало, только вдалеке гулко заухала сова, пробуя голос к ночи.

– Что – себе? Вам…

– Нет. Себе. Понять, что ты такое, чем и зачем живешь… пора бы.

Поднялся. Вцепившись в его пояс, Огонек полушепотом вскрикнул:

– А ты – зачем?!

– Для родных, друзей – и для Тейит. Тевари…

Тут его позвали снаружи. Качнул головой – и вышел.

Огонек посидел неподвижно – и взял в руку золотистый продолговатый кристалл.

– Ну все, – сказал кто-то меланхолично. Уже не имело значения, что именно произошло в «лабиринте» между холмов, но южане вряд ли безнаказанно спустят смерть своего. Особенно когда с ними эта бешеная кошка.

– Я предвидел подобное, – Лачи оставался невозмутимым. – Отходите за гряду, – распорядился он, и прибавил, указав на узкую, еле приметную тропинку. – Не сходите с нее!

Большая часть северян явно ожидала подобного приказа – никому из них и во голову не пришло бы, что Лачи способен глупо попасть в ловушку. Вряд ли они знали что-то большее, го были готовы.

В лагере южан тоже возникло движение – и над их половиной долины взвилась птичья стая, вспугнутая кем-то или чем-то.

Огонек чувствовал, что Ши-Алли ожила: будто голубоватый пузырь надулся вокруг, видимый пока только внутренним взором. Защита, случайно приобретенная, показалась живым существом: она тревожилась, когда подросток шел по тропе, и не просто тревожилась – почти кричала. А потом Огонек бросил взгляд в сторону южного лагеря – тот открылся, как на ладони, с этой стороны долины. От шатров по направлению к лагерю северян мчались четыре грис – за ними едва поспевали еще две, и всадники этих последних держали себя так, будто хотели остановить других южан, вырвавшихся вперед. Зрелище, понятное Огоньку – и красивое.

Двое из четверки отстали, теперь задние животные скакали, выстроившись в линию. А двое опередили остальных – огромные черные самцы грис, сильные, и злые, наверное. Огонек не сомневался – знал, кто рванулся первым… а кто был вторым, неважно, потому что желает тот единственного – остановить. Энихи… глупые звери. Им важно не просто ударить – ощутить, как ударил, оказавшись близко… А если вырвется пламя, долина вспыхнет вся – сухая трава легко подчинится огню…

Кайе не сделает этого. Ведь тогда погибнет и южный лагерь!

Ши-Алли запела. Потрясенный, подросток прижал ладони к ушам и застыл, как вкопанный – на него едва не натолкнулся Кираи, замыкавший цепочку.

– Шагай же! – почти грубо сказал тот, не отводя взгляда от всадников… сотня ударов сердца, и они будут близко.

– Слушай! – звук, одновременно высокий и низкий, едва не сводил с ума. Ши-Алли пела без слов, переливаясь невидимым голубоватым светом.

Кираи без лишних слов подхватил Огонька, перекинул через плечо и понес дальше – ошеломленный непонятным певучим звуком, тот не сопротивлялся, висел мешком.

В Тейит часто охотились с помощью птиц. Полукровка не слишком любил и слушать о таком развлечении, не то что смотреть. А у Кираи был сокол, и у Шику был… Завидя жертву, хищная птица камнем падает на нее, сложив крылья – и может показаться, что вот-вот, и охотница разобьется. Но она всегда успевает, и, даже промахнувшись, разворачивается над самой землей и взмывает в небо.

Так и южане летели сейчас к невысокой гряде. И достигли ее скоро.

Луки и дротики у северян были, но никому, кроме Огонька, не пришло бы в голову ими воспользоваться. Если бы на посланцев Тейит неслась лавина дикарей или диких зверей, лучники расстреляли бы нападавших еще издалека. Но против Силы оружие обыкновенное применять было – как пытаться закидать медведя шариками репьев.

Два самца грис подлетели к гряде голова в голову, первыми, но потом всадникам пришлось соскочить на землю – пробираясь через мешанину небольших камней и кустарника, животные рисковали поломать ноги. Южанин, державшийся наравне с Кайе, опередил его на шаг, и оказался хорошей мишенью. Ни один «щит» обыкновенного айо не выдержит нескольких ударов одновременно. Это понял и Огонек, не то что оборотень. Тот рванулся, в прыжке закрывая собой своего – и уже в Кайе полетел радужный нож. Время застыло и подернулось мутноватой пленкой.

Он не помнит про «щит», отрешенно подумал Огонек, стоя сбоку и баюкая в ладони чекели. Ему хватило бы и стрелы… Видел – на груди и правом плече одежду не то прожгло, не то разрезало. Лицо оборотня исказилось, но тот не вскрикнул. И все-таки Кайе вспомнил про защиту – последней доли мгновения хватило ему, чтобы закрыться от двух ударов. Южанин, которого он заслонил и сбил с ног, перекатился по земле, поднимаясь.

Сероватый шепот обволакивал все, вползал в уши Огонька – ну давай же, не медли! Но он не мог, держась за плечо – самому стало больно. Не сильно, давно ослабела связь. Нехотя он поднял кристалл; ощутил желание взглянуть через золотистые грани на закатное солнце.

А Кайе шагнул вперед, и закричали сзади – те, кто ставил завесу. Треск воздуха был почти слышен, и растерялся Лачи – юноша прорвал завесу, которую ставили пятеро сильных. Будто зверь пробежал по тропе, загороженной паутиной, и не заметил, ослепленный болью и яростью.

Чекели в руке Огонька нагрелся – то ли от близости Огня, то ли от внезапно ставшей горячей ладони.

Еще пара быстрых движений Кайе, мягких, как прыжок играющей кошки – но северяне попросту не успели отступить хоть на пару шагов. Теперь оборотень стоял напротив Лачи… да что там, напротив, важно ли это? Прорвана была завеса, казавшаяся непреодолимой. А значит, его не остановит щит человека, стоящего на расстоянии вытянутой руки.

Кираи не выдержал. Блеснул радужный нож, рассыпался тысячью капелек, ударившись о «щит» оборотня, теперь окружавший его почти зримой стеной. Юноша искоса взглянул на воина севера.

«Почему?» – мелькнуло в голове Огонька. Кираи был таким рассудительным…

Но южанин не удостоил бросившего нож и вторым взглядом, не то что смертельным ударом. Он просто стоял и смотрел на Лачи. Лицо было сумрачным – и задумчивым. Кайе что-то решал для себя, что-то важное. И это было неправильно, как если бы в прыжке остановился дикий зверь, передумав убивать немедленно.

А южане приблизились.

Золотистый кристалл обжигал руку, будто стал раскаленным углем. Невозможно терпеть…

Полукровка шагнул вперед, теперь от оборотня и его отделяло совсем немного. Протянул чекели на раскрытой ладони – ему. Зрачки обоих будто одним целым стали – не мимолетное скольжение, как там, у завесы; Кайе тяжело глянул – почти ударил. И взял протянутое.

На миг Огоньку показалось, что вместо Лачи возник сталагмит – такой же неподвижный, белый и непроницаемый. Еще миг – и сталагмит ожил, улыбнулся, не теряя достоинства. Кивнул, и лишь к Огоньку обратился:

– Хорошо. Я ошибся, считая тебя человеком. Что же, теперь твой дружок может довершить начатое. – Не надо, – прошептал мальчик, опуская голову. Он по-прежнему не испытывал страха… только неимоверный стыд.

– Лачи! – бросил Кайе, сжимая руку в кулак.

– Не беспокойся, котенок, – с холодной усмешкой откликнулся тот. – Втяни коготки. К чему ссориться добрым соседям?

Юноша выбросил руку в сторону, веля своим – за спиной – стоять смирно.

– Долина наша. Это плата за то, что вы сделали. И за то, что хотели сделать. Теперь уходите. – Склонил голову набок, искоса глянул:

– Хотели одной стрелой уложить оленя и йука? Не вышло!

– Подумай, что делаешь, мальчик, – Лачи оставался невозмутимым, и Огонек почувствовал что-то близкое к восхищению. – Мы уйдем – иначе будет бойня. Но северяне не отдадут долину Сиван просто так… пойми же это. За нее заплачено кровью эсса – и простых, и детей Серебряной ветви.

– Ах… ты не мог убить их своей рукой? Не умеешь? – спросил оборотень сквозь зубы.

Лачи слегка поклонился и шагнул назад. Охранники стали так, что Огонек не мог больше видеть Лачи… но готов был клятву дать, что лицо северянина отразило что-то… нехорошее. Он потерпел поражение… но не окончательное.

Оборотень размахнулся и зашвырнул чекели Огонька в расщелину меж валунами.

Все было тихо. Тени ворочались в траве и между стволами. В иное время Огоньку было бы попросту страшно одному в темноте – но сейчас другая мысль перебивала страх.

Там, высоко-высоко, небесный пастух выгонял на простор своих грис, и они топтали еще не до конца угасшее пламя заката. Там вспыхивали и сгорали маленькие светляки – глупые звезды, решившие подлететь к зажженному каким-то человеком костру. Под ногами шуршала трава. Шел, всматриваясь в темноту.

Ночью – он знал, что может придти сейчас… в какой бы ярости не был оборотень, после дикой вспышки он стихал на какое-то время.

По крайней мере, так было раньше… Вот и почти дошел до их лагеря…

– Ты уверен? – раздалось сзади. Горячий голос, чересчур – словно пламя заговорило.

– Да… – застыл на месте, сглотнул с трудом, но не удержался: – Ты… я едва узнал тебя там, в шатре…

– Я таким был всегда! Ты зря пришел.

– Мне очень нужно спросить тебя…

– Да неужто? – ярость полыхнула в голосе – казалось, и поляна сейчас загорится. – Еще говоришь?

– Я… – голос осип. – Я должен.

– Тебя прислали эти крысы?

– Нет, я… я сам. – Огонек наконец оглянулся.

– В какую еще игру ты хочешь сыграть? И кем побыть – игроком или мячиком? – Кайе качнулся вперед, пальцы стиснули запястье подростка, чуть не сломав; он швырнул Огонька на колени.