Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)

– Почему, али? Он с детства привык, что я рядом. Что я сделал не так?

– Вы находились на его территории. Ты… стоило держаться спокойней. Резкие движения раздражают зверя.

– Но он смотрел так, словно вот-вот перекинется. Нет, хуже. Никогда не видел у него таких глаз – в этом обличьи.

– Мог, да… – Къятта сжал зубы. – Мог… Скажи, ты бы справился со взрослым энихи?

– У меня при себе был чекели. Али… ты знаешь, что я могу.

Резкое лицо застывает, как маска.

– Одного удара… иди.

Хлау остановился на пороге:

– Али, раньше он не был настолько опасен для обитателей этого дома. И… он понимал, что он человек. Сейчас ему приходится напоминать.

Къятта шагнул к нему:

– А если бы тебя… выжигало изнутри, ты что бы попробовал? Плести венки из колокольчиков? Спасибо скажи, что он уходит под шкуру зверя – а не убивает Огнем!

– Али, тогда его уничтожили бы, – Хлау взгляда не отводил. – Чтобы сохранить Асталу…

– Что посоветуешь? – спросил тот более мирно.

– Он весь в себе. Был открытым ребенком, а сейчас – не прорвешься. Никто не нужен… Пока он еще владеет собой. Дай ему… нечто новое, с чем он справится даже сейчас. Я не знаю, что – но только без крови. Игру, игрушку, дело… и держи в руке при этом. И ради Тииу, не оставляй одного.

Откинул полог, уже с той стороны произнес:

– Я ведь тоже… не хочу ему ничего дурного.

Опустить веки – и думать. Сумерки, быстрые и настойчивые, будто юность. И так же быстро сменяются тьмой.

…Если братишке плохо, не будет никому хорошо на расстоянии полета стрелы… разве что – отпустить его. Это опасно, мало ли что взбредет ему в голову. Но иначе и страх, и боль, и ярость, или что там еще, он выместит на других. И самое худшее – осознает потом, что позволено все.

Не раз ловил себя на том, что все чаще вспоминает его ребенком. Невозможный зверек, порой впадающий в бешенство, порой – в шальное веселье… и первое ныне – все чаще, а от второго остались крохи.

Тот, полукровка, унес с собой его детство. Даже там, на реке Иска, брат оставался мальчишкой. Он был способен радоваться полету бабочки… а сейчас радость у него вызывает только осознание первенства.

– Ты растил из него оружие, – сказал Нъенна несколько позже, узнав, что случилось – и что сказал Хлау. – Не думаешь, что пришло время его использовать? Пока он еще слушается руки?

И в тот же день Натиу, мать Кайе, принялась готовить самые могущественные зелья, чтобы уйти в сон и оттуда помочь младшему сыну. Или хотя бы попробовать.

* * *

Песня далекого теперь дома еще звенела, будто только-только Этле… нет, Ила закончила петь.

 
«Я лечу над широкой землей,
Над лесами, полями,
Над кострами лечу, и слышу песни людей.
Долог мой путь – не догнать золотое солнце.
Долог мой путь – сколько силы осталось в крыльях?»
 

По горячим пыльным камням катилась тень – черная, живая. Не очень понятно было, кому она принадлежит, зверю или же человеку, слишком быстро произошло превращение. По всему, тень и сама толком не разобралась, кто ее хозяин сейчас – только что был зверь с глянцевым мехом, клыками в полпальца величиной, и вот уже человек бежит по дороге, и лицо у него вполне человеческое.

Тень пролетела мимо охранников, вскинувших было копья и тут же поспешно опустивших, прокатилась вверх по ступеням – и замерла у белого занавеса, окончательно слившись со своим владельцем.

Золотой знак – Рода Тайау. Пришелец – тот, что стоял рядом с пожилым человеком, встретивших близнецов. Что же, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто пожаловал в гости. Посмотрел на его руку, вспомнив тот, напугавший на площади, жест. Странно – кисть человечья, а правильнее бы – звериная лапа.

Айтли трудно было осознать, что тот, о ком с таким страхом и отвращением говорили на в Тейит, вот, едва ли не в шаге от него самого стоит. Ровесник… Такой… обыкновенный, пока не двигается, пока не взглянешь попристальней ему в лицо, непонятное, будто лицо и кошачью морду соединили. Отвратительно…

Северянин и не подумал его приветствовать. Сидел, скрестив ноги. Смотрел настороженно и вместе с тем холодно, стараясь как можно лучше владеть собой.

– Зачем ты пришел?

– Я хожу, где хочу.

– Разве это – твой дом?

Рассмеялся:

– Вся Астала – мой дом!

Мягко прошелся по комнате, склонив голову набок. Наблюдал за добычей.

– Ты в самом деле такой, как о тебе говорят, – обронил северянин.

– И что же? – промурлыкал почти, словно энихи заговорил, плохо обученный это делать. Негромко, и с такой нечеловеческой злобой, что тело Айтли стало холодным.

Айтли отбросил со лба – неожиданно влажного – светлые волосы.

– Уходи.

– Нет, крысенок. Я уйду, когда сам захочу.

Айтли весь подобрался, прислонился к стене и закрыл глаза, намеренно показывая, что не желает видеть оборотня. Горячие пальцы легли ему на горло, прижали артерию. Айтли не двинулся, лишь сильнее сцепил руки. Больно было, потом по шее потекло что-то – вжался затылком в стену.

Только не выдать ему страха… а сердце оборвалось, кажется, и не бьется.

– Прекрати. Ты не можешь убить меня… если не хочешь войны.

– А если о ней я и думаю? – едко проговорил Кайе, отпуская горло Айтли. Северянин стер кровь… и рука айо была в крови. «Он хотел бы меня разорвать на части», – без страха подумалось, но с глухой тоской. И – привычка взвешивать, думать: «Он ненавидит меня, будто я его личный враг. Почему?»

У меня еще вроде как не было врагов, со смешком подумалось. Вот, не пришлось мелочиться – кажется, я сразу отхватил самый большой кусок… Хорошо, что Разрушитель и не посмотрел на сестру там, на площади. Айтли надеялся – зверь и в самом деле не удостоит ее вниманием. Вскинул голову, пытаясь в глазах оборотня прочесть ответ.

Удар, от которого пролетел пару шагов:

– Не смей смотреть мне в глаза!

Блеснувшие белки и зубы, лицо, искаженное яростью – Айтли на миг оцепенел от ужаса, но взял себя в руки. Этому выродку показать свою слабость? Пусть север отдал их чудовищам, но ничто не заставит северянина подчиняться. Если бы хоть немного равны были силы…

Айтли не встал, но сел, как раньше, подобравшись – вновь поднял голову:

– Ты намерен убить меня? Сам?

– Да, – грудным, чуть надорванным голосом: – Не сейчас… Ты им нужен.

– Не зря говорят о вас – жестокие твари.

– Замолчи! – вновь прижал его горло. На этот раз у Айтли вырвался хрип – невозможно стало дышать. Перехватил запястье южанина – словно из небесного железа было оно, такое твердое. Эту руку Айтли не мог сдвинуть с места… ровесник. Прижатый к стене, задыхался, безнадежно пытаясь освободить горло.

Согнулся, закашлявшись, когда Кайе наконец отпустил его.

– Ахатта… – пытался сказать, что глава Совета не допустит смерти заложника. Но кашель рвал легкие, не давая говорить. Кайе положил руку ему на спину – тяжелой рука показалась.

– Трудно дышать? Понимаешь теперь, каково нам из-за вашей норы на севере? Мы задыхаемся так же… и уничтожим вас. Скоро…

– Прекрати… чудовище, – Айтли начала бить крупная дрожь. Юноша, пристроившийся рядом, был лишь на пару сезонов старше… но ничего человеческого в нем не проглядывало. Звериная сила, звериная пластика, и глаза… безумного зверя. Кайе вновь протянул руку, и Айтли напрягся, ожидая продолжения – или худшего. Но айо остановился на середине жеста, поднялся.

– Я приду, северянин. Жди.

«Этле…» – лежа на тюфяке лицом вниз, он пытался услышать биение сердца сестры. «Этле… как ты?» Нежное касание донеслось – услышала. Но тут же исчезла, словно руки соприкоснулись кончиками пальцев, и разъединились не по своей воле.

Сестра была жива и здорова – это он понял. И заснул, успокоенный.

Наутро Этле пришла к нему. Следы на шее увидела сразу.

– Ой… – Айтли вскинул руки, закрыть шею, но зря – девушка как следует рассмотрела руки.

– Кто?! – закричала она.

– Тихо, не волнуйся. Мы просто поговорили с одним из них, – нервно усмехнулся уголком рта. – Такая мелочь не стоит твоего беспокойства.

– Ты… А ну говори быстро, кто посмел к тебе прикоснуться! – взвилась сестричка похуже разъяренной кессаль. – Это наверняка кто-то из их поганого Совета, больше никто сюда не допускается!

– Успокойся, – юноша отошел к окну, выглянул в сад. – Никто не причинил мне вреда; тот, кто пришел, всего лишь… хм. Зверь не умеет вести себя иначе – он даже любовь выражает укусами, тем более раздражение свое. А у южан звериная кровь.

– Если кто-нибудь посмеет тронуть тебя еще раз, я потребую защиты перед всеми, и пусть попробуют мне отказать! – пылко заявила Этле, вскрикнула: – Погоди! – и умчалась к себе. Вернулась с целебным бальзамом, осторожно принялась обрабатывать ссадины – смешно стало, будто Айтли из воды сделан, коснись – и не станет его.

Охрана заложников не могла не пропустить юношу, которого боялась до дрожи – но не могла и молчать. Так что к вечеру Ахатта знал о визите Кайе. Что произошло там, мог только догадываться – но был убежден, что на вопрос юноша ответит честно. Тот и ответил – и если из слов ничего особенного не следовало, следовало из тона и ставших очень злыми глаз.

Не ходи к нему, велел дед. Но внук не обратил внимания на его слова, отмахнувшись – впервые позволил себе подобное.

– Он убьет этого мальчишку, – сказал Ахатта, глядя на старшего внука как на врага. – Удержи его.

– А ты сам – не способен? – откликнулся ровно.

– Я могу. Пока еще. Но раньше он просто слушал, а теперь при малейшем нажиме решит, что это вызов. Ты всерьез хочешь, чтобы сцепились мы с ним?

– Побеждает сильнейший, – небрежно прозвучало в ответ.

– Пока я еще в силе. Только не уверен, что удастся сдержать его малой кровью.

– Хм… – Оценивающий взгляд. Дед, в общем, прав… он еще первый. Но уже почти просит помощи…

– Ты вырастил… это. Вот и действуй теперь.

– Его стоит выпускать в круг, – сказал Къятта, понимая, что слово «действуй» относится лишь к одному. А жаль. Впрочем, принять власть из рук добровольно отдавшего всегда лучше, чем вырывать силой – Род стоит на этом.

– В круг? Что ты. Ему еще полгода ждать нужного возраста.

– Закон не запрещает выходить даже детям. Только традиции – защита для юных, горячих. Вряд ли кто сомневается, что у него уже достаточно силы – на сей раз я говорю не об огне, о простой человеческой. Или ты беспокоишься за других?

– Хм… – повторил дед. – Не знаю, за кого опасаться больше. Он же совсем не сдерживается.

– Щиты сдержат Огонь. Звери играют в жестокие игры – но играют, грызутся, не убивая друг друга; настоящий бой – это иное. Мальчишка будет доволен, если ему позволят говорить на понятном ему языке. У него нет причин желать смерти кому-то в Астале. Разве что… – вскинул голову, звякнули золотые кольца в ушах:

– Про эсса я с ним поговорю.

Разговор не замедлил состояться парой часов позже. Интересно, как понимают друг друга звери, думал Къятта, подбирая слова. Не рычанием же они разговаривают?

– Не трожь мальчишку-северянина.

– Почему?

– Потому что я запрещаю.

Ощетинился:

– Он ведет себя, словно имеет право не подчиняться!

– Зверек, успокойся, – притянул к себе. – Он просто глупый щенок. Это не вызов, пойми. Он перепуган и поэтому держится нагло.

– Я чувствую вызов. Не могу не принять его, Къятта…

– Просто забудь о том, что крысенок существует.

– Но Астала – моя…

– Ты невозможен… Скажи, зачем тебе вот это? – пальцем постучал его по лбу.

– При чем тут голова? – досадливо отстранился. – Я слушаю тебя, деда, в конце концов. Но северная крыса! Как ты можешь терпеть?!

– Если тебе хочется показать, на что ты способен, не снося полгорода – выходи в круг, – сказал старший после недолгого обдумывания. Он умолчал, что уже решил этот вопрос с дедом.

– Я же… – впервые за много времени в юноше проявилось что-то близкое к неуверенности, но она исчезла почти мгновенно, сметанная радостью ожидания.

– Да! – почти выкрикнул он, и задумался: – А как скоро?

– Скоро, – вздохнул старший. – Девушка именем Чинья, хорошая вышивальщица, попросила наш Род принять ее под свое покровительство. Сейчас они с матерью принадлежат Роду Кауки, те не отдают без драки даже сухую кость. Вот и попробуешь, каков воздух круга…

Наста Кауки знал, что нельзя доводить дело до третьего круга. Продержаться в первом… мальчик хорош, но и Наста не последний боец. Отвлечь… у Кайе инстинкты и восприятие кошки, на запах трав реагирует так же, как они. Что лучше – черная мята, возбуждающая, отвлекающая, или волчий корень, замедляющий реакции? Первое опасней, пожалуй. Но вернее – второй не сразу действует. Значит, черная мята. Это не яд… слабый запах никто не почует. А во втором круге мальчишке не выстоять. Оборотень привык использовать Огонь и собственное тело, не оружие.

Если же он перекинется, его сдавят «щитами» – и проигрыш неизбежен.

Тем временем юноша пытался разглядеть, кого же все-таки решили принять под свою руку? Женщины стояли с солнечной стороны, и ясно было только, что одна средних, лет, а другая совсем молоденькая. И эта младшая вела себя очень неуверенно – сильный испуг и на расстоянии чувствовался.

Поняв, что девчонка вся дрожит – удивился. С чего бы? Не преступница ведь, сама просила покровительства их Рода. Неужто боится, что он проиграет и Кауки сведут с ней счеты? Он не допустит этого. Заметил неподалеку сияющую улыбкой и золотом Киаль, вспомнил о ее причудах; подумал снисходительно – женщины… Сами не знают, что им надо.

– Я не стану давать тебе советов – все, что мог, уже дал. Ты хорошо подготовлен, а кое-что у тебя прирожденное. Но для твоего противника это далеко не первый бой, он знает, как его надо вести. Не увлекайся. И постарайся закончить все в первом круге.

Заметив, что младший не слушает, а глаз не сводит с освещенного солнцем песка, отступил в сторону:

– Иди.

Песок похрустывал под ногами, живой и упругий. В круг вышел, не испытывая ничего, кроме радости. Такой же радости, как во время охоты, когда чувствовал – один прыжок, и жертва будет его.

– Не стоило его выпускать, – вполголоса проговорил дед. – Он не ощущает себя человеком.

– Ему ничего не грозит. Если перекинется – удержат.

Мальчишка обернулся и помахал рукой родственникам.

Поначалу зрители были удивлены – Наста, известный решительностью своей, уходил, то отступая, то перекатами, будто испытывал страх. Конечно, противник достался нелегкий, но все-таки неопытный и юный – вряд ли мог напугать настолько.

– Что это с ним? – недоуменно спросил Нъенна, глаз не сводя с Насты.

– Это же… – тихое злое шипение, которое сделало бы честь оборотню, раздалось рядом.

– Что такое? – встревожился троюродный брат.

– Глянь… Он водит мальчишку, не подпуская к себе, а тот все больше отвлекается на постороннее… вообще забыл, где находится. Что Наста за запах взял, хотелось бы мне знать? Отродье…

– Но не молчать же! – встревожился Нъенна.

– Да нет нарушений, нет! – сверкнул глазами внук Ахатты. – Ах, Бездна… – сжал руку. – Осталось всего ничего! Круг скоро закончат!

– Смотри!

Люди заволновались, зашумели.

Кайе остановился, прижал ладонь к переносице. Противник использовал этот момент – ударил; но оборотень в самый последний момент отклонился, и потряс головой, будто не от удара ушел, а от мухи. Огляделся по сторонам, кажется, наконец вспомнив о поединке.

Наста мелькнул перед глазами потерявшего цель противника, очутился за спиной и прыгнул – был не многим тяжелее, не многим выше, но прыжок получился удачным: руки сомкнулись на горле юноши, и Наста опрокинул того навзничь.

– Всё, – сказал Къятта.

Нъенна только открыл рот, но не успел ничего ответить: Кайе сжал запястья противника, враз отцепил руки от собственного горла и легко, будто мышонка, перекинул человека через голову на песок. Хрустнули кости, человек закричал: одна рука его неестественно торчала в сторону, едва не оторванная в локтевом суставе.

Кайе поднялся, отряхнул песчинки с тела и со штанов и замер: чисто по-кошачьи напряженно то ли вслушивался во что-то, то ли пытался уловить запах. Победы своей он, кажется, не заметил. Растерянно побрел прямо, не обращая внимание на выигранных. Почти натолкнувшись на людей, исполнявших роль ограды, развернулся и двинулся по окружности, видимо, не соображая.

– Что с ним? – встревожился Нъенна.

– Все то же. Трава, я полагаю. – Недобрый прищур Къятты ничего хорошего Кауки не обещал.

– Ладно, и без того пострадал. Они не равны все же… – вступился родственник.

– Не равны… опытный боец и мальчишка, – добавил: – Иди возьми женщин, а я заберу этого… хомяка.

Нъенна остановил его:

– Ты сказал – всё?

– Я же не мальчика имел в виду.

Къятта двинулся за братом, но остановился и сказал с легкой улыбкой, и можно было видеть, как он на самом деле доволен:

– Тому идиоту надо было и дальше избегать физического контакта. Во втором круге, с ножами мальчишка мог и не выстоять. Нет же… решил закончить красиво.

Чтобы привести в чувство брата, старший не стал изобретать изысканных средств. Просто окунул того несколько раз головой в ледяную воду. Расхохотался, видя ошалелое лицо победителя.

– Ты жив? – спросил, не скрывая гордости за младшего.

– Ты решил меня утопить? – отозвался Кайе, отряхиваясь по-звериному; во все стороны полетели брызги. – Бездна, мне давно не было так хорошо.

Къятта повернулся и, все еще улыбаясь, пошел прочь.

– Девчонку я отослал к тебе, – крикнул напоследок.

Кайе проводил его взглядом, еще раз встряхнул головой. Зачерпнул воды, выпил – холодная. Не стал тратить время на обходные тропинки – срезал прямо через изгородь, как всегда, и в комнату вошел через окно, прихватив по пути спелый плод.

Услышал испуганный вскрик.

Уселся на пол. Вгрызся в сочный бок тамаль, рассматривая «приобретение» Рода. Девчонка и впрямь оказалась хорошенькой – сейчас вдоволь вблизи нагляделся. Стройная и крепкая. Брови тонкие изогнуты крылышками ткачика, скулы высокие, губы темные, нежные, сложены так, будто о чем-то просить собралась. Вроде все по отдельности обыкновенно, а вместе очень даже, так и тянет коснуться… Вдвойне приятно… в победе не сомневался, но выходить в круг за крокодила как-то смешно. А что Кауки приглянулась, так им все равно, мог оказаться и крокодил.

Девчонка стояла, дрожа. А ведь знала, что, попросив другой Род о защите, придется платить не только мастерством – слишком красива.

– Что, наши мужчины лучше? – спросил резко.

Она вздрогнула и не ответила.

– Не молчи!

– Наста Кауки мог делать все, что угодно… и не только силой – у меня мать… А он и ей хотел сделать больно, сердцу.

– А почему побежала к нашему Роду?

– Я знала, что в круг выйдет твой брат или Нъенна, может быть, – девушка подняла глаза, светло-карие, прозрачные из-за слез. – Они сильнее… Это верная победа.

– А Ийа?

– Мог выйти не он… да и своих вышивальщиц у них много.

– Меня ты не ждала.

– Нет… – всхлипнула и нелепо зажала рот ладонью, боясь, что вырвется еще хоть звук.

Выбросив косточку тамаль в окно, сказал с усмешкой:

– Хлау покажет вам дом. Позже…

– А… я… – она низко опустила голову.

– Ты?

Встал. Отбросил со лба волосы. Она сжалась: боится насилия, грубости. Дурочка… когда можешь многое, мелочи не нужны. Ну, разве иногда…

Не сейчас. Сейчас ему хотелось перекинуться и в зверином обличье просто развалиться на мохнатой шкуре. Смешно – шкура у энихи своя…

Блаженная лень – огонь на сей раз излился в круге, девчонка может не опасаться особо. И давно не было так хорошо. Словно ласковые солнечные лучи лижут тело, а внутри – просто тепло. Фыркнув, растянулся-таки на меховом ковре, затылком упираясь в скрещенные руки. Прикрыл веки, улыбаясь. Перед глазами все еще стоял песок круга, ощутимое присутствие зрителей, жадно следящих за поединком. Не знал, что лицо его сейчас выражало почти нежность, посмеялся бы, скажи кто – бывает же…

Девчонка окликнула его. Тихо-тихо.

– Решилась все-таки? – открыл глаза, поднялся; шагнул к ней и положил руки на плечи.

– Да, – прошептала, опустив голову низко – макушка коснулась его груди. Мелочи не нужны… но если сами идут в руки, почему нет?

Она была мягкой, и пушистой казалась, словно лемур.

Къятта знал, что Чинья еще не покинула дом. Силой ее не стоит держать – не пленница ведь, просто новое «приобретение» Рода. Ввязываться в поединок ради хорошенькой девчонки, пусть мастерицы – смешно. Мало ли их? Однако сейчас пришлось кстати.

Шел быстро, не отдавая себе отчета в неясной тревоге – уж больно долго мальчишка не отпускает эту пташку. Впрочем, случись что серьезное, весь дом бы об этом знал…

Его комнаты от комнат младшего отделял дворик и узкая терраса – вроде и близко, и не сказать, чтобы рядом совсем. За пологом спальни было тихо – и внутри не оказалось никого. Зато в соседней комнате слышалось какое-то движение – верно, это любимая комната Кайе… с ковром из шкур на полу. Любит мех, будто сам не меховая зверушка…

Вошел, пытаясь не только увидеть – почувствовать, что у него и как. Ничем не выдал удовлетворения – совсем человечьи глаза у младшего, как прежде, мальчишески-озорные. Девчонка пристроилась в уголке, особо испуганной не выглядит; и вроде вполне живая, хоть заметны тени вокруг глаз, и губы слегка припухли, и на плече алый след – то ли укус, то ли ссадина, отсюда не разобрать. Ощутил почти благодарность к ней, хоть понимал – Чинья тут ни при чем.

Просто… какое дитя этот кот-переросток. Он доволен собой, как мальчишка, гордится своей победой, которой могло не быть. Но только попробуй кто намекнуть на это «могло». Не поверит, и взбесится.

Гордость – человечье чувство…

– Хорошая самочка, – шагнул к Чинье, положил ладонь ей на плечо, улыбнулся. Девчонка робко улыбнулась в ответ, и подалась вперед, хоть и видел – с едва заметной оглядкой. Еще бы. У мальчишки не злое сердце, но разве энихи даже в благостном расположении духа можно назвать добрым и безопасным? И – хоть и вроде умеет младший обращаться с женщинами так, чтобы и те оставались довольны, заигравшись, он про все забывает.

– Поделишься?

Зубы сверкнули в довольной улыбке. Кивок, челка падает на глаза. Это хорошо, малыш. Ты не вцепляешься в свою «собственность»… неважно, что тому причиной – признание прав более сильного или нормальное человеческое – у нас одна кровь…

– Идем, – протянул Чинье руку, сдержал улыбку, заметив поспешность, с какой девушка поднялась.

Когда-то дед говорил про груз, который бросают на дно, не давая лодке уплыть. Обернулся. Всмотрелся в брата попристальней. В глазах младшего был не просто интерес, и не просто довольное осознание победы – так он смотрел на свое, что не подлежит обсуждению, и не будет выброшено просто так. Отлично.

Чинью привел к себе – она и повеселела, и смотрела просительно. Правда, устала: стоит ее сейчас отпустить, больно уж много всего на нее свалилось.

– Сейчас иди, отведут туда, где будете жить.

Она кивнула, продолжая послушно смотреть огромными карими глазами, умело подведенными, блестящими. Так и тянуло потрепать ее за ухом, словно зверушку, бросить небрежно: хорошая девочка…

– Он будет звать тебя еще не раз.

– Зачем? – испуг в ее глазах встрепенулся маленькой черной птицей.

– Скажем так… ты ему понравилась. И еще кое-что, о чем пока знать не следует. Выдержишь?

– Я… не знаю… – прошептала вконец испуганная, но вместе с тем заинтригованная девушка. Ее выделяют из прочих… это приятно, более чем.

– На, – ловко бросил ей красивую золотую цепочку с хрустальными шариками на концах, бросил так, что та повисла на плече девушки, дополняя и преображая неброский наряд.

– Ахх… – засияла девчонка, и вскинула повлажневшие от счастья глаза, согласная на все, на любые жертвы.