Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 42 страниц)

– Что ты собираешься делать?

– Искать – они не бесплотны. Скоро Сила камней исчерпает себя.

– Мир очень велик…

– Я и в Бездне их отыщу.

– А что ты хочешь предложить нам, пока ты будешь гоняться за северянами?

– Уничтожить все их стоянки вне Тейит. И крысы сами придут к нам. Мы встретим…

Шиталь вскинула подбородок, блестящая смоляная челка взметнулась чуть вбок – почти как у Кайе.

– Ты понимаешь, что виновен кто-то из наших? Что сами северяне вряд ли подобрались бы столь близко?

Янтарные глаза сверкнули. Но Къятта сдержался:

– Я не дурак. Но это потом.

Шиталь поежилась, представив это «потом». Мягко, как могла мягко сказала:

– Танни, у тебя больше нет брата.

Сказала – и испугалась, как никогда в жизни. Ощутила – еще миг осталось дышать, он вырвет ей сердце или гортань, и плевать, что Шиталь располагает большей Силой. Но Къятта не пошевелился, только глаза были – звериными и почти безумными.

– Они не убили его.

– Вероятно, тело живет… Зная, как южане привязаны к своим – скорее всего не убили, чтобы сыграть на этом. Но они были бы еще глупее, если бы сохранили его рассудок. Ты знаешь, они умеют сводить с ума. Куда лучше нас. Теперь он – растение, Къятта-ни. Беспомощное и бесполезное. Или еще хуже… наш враг.

– Ты же видела, как он рос… – шепотом, – Ты была рядом!

– И я видела, кем он стал. По твоей вине.

Дернулся, будто она крючком за нерв потянула. Шиталь торопливо продолжила:

– Они знают, что значит для нас Род, пойми. Он погиб, танни. Ты хочешь бросить всех остальных… Не мне говорить об этом – Род Тайау стоит и на моей дороге, но все же оглянись! Ахатта немолод, тебе вести!

Огонек возник в проеме. Къятта обратил на него внимания не больше, чем на ползущего по полу жучка.

– Позвольте мне…

Не глядя, Къятта направил удар чекели туда, где Огонек стоял только что. Убрать помеху, не более – весь его гнев ушел на другое.

Шиталь успела раньше – сильно толкнула мальчишку вбок. Белая молния опалила волосы Огонька.

Нет бы промолчать, но безумные духи в очередной раз овладели полукровкой. Из-под рук Шиталь, пересохшими губами он произнес:

– Погибли люди на вашем руднике, и ты хочешь уничтожить еще сотни ни в чем неповинных рабочих ради того, чтобы стало легче? Ты упустил время, когда твой младший был иным. Вот почему ты хотел моей смерти. Ты управлялся с ним-зверем лучше любого другого. Ты знаешь зверей… Но он еще и человек. А с человеком лучше мог договориться я…

– Выйди, – приказал тот, кинув на Шиталь горячечный взгляд. Огоньку не ответил.

– Но… – начала было женщина.

– Уходи прочь! – Къятта и голоса не повысил вроде, только Шиталь шагнула за порог, а Огонек прижался к стене.

Къятта развернулся к подростку и смотрел на него в упор. Все старые страхи всплыли в душе Огонька, но тот не опустил головы; теперь-то какая разница? Умирать слизняком… нет уж!

Слова прозвучавшие не сразу смог осознать. Но они тоже не давали надежды.

– Хорошо, что я не убил тебя сейчас. К тебе у меня особый счет.

– Он вел меня через Пламя. – Огонек не отворачивался, – Ты и впрямь… держал его при себе за зверя. Иначе желания брата хоть что-то значили бы для тебя.

– Значили, – волной прокатился темный голос, – Разумные. Видишь ли, крысенок, любить – не значит потакать во всем. Этого малыш так и не понял… Иначе ты не стоял бы здесь. Стал бы пеплом еще там, в долине Сиван. Он был твоим щитом – во вред себе.

Голос Къятты изменился, стал удивленным:

– Щит из огня и металла, чтобы оградить былинку, одну из многих!

– Я просто был его другом. Если тебе известно это слово.

– Хорошо мыши дружить с энихи, – Къятта наклонил голову, желтые глаза потемнели. – Удобно. Скажешь, что многое давал взамен?

– Сейчас я жалею о том, что дал очень мало. – Огонек понял, что еще слово, и разревется, как младенец двух весен от роду.

– Крысенок, – прошептал Къятта, с презрением взглянув на мальчишку. Жесткие пальцы впились в плечо:

– Как сильна ваша связь?

– Я не… – Огонек вспомнил про северян. Отчаянно взглянул в глаза хищника. – Я никогда…

– Заткнись, идиот! Связь айари и чимали! Ты хоть когда-нибудь чувствовал его?

– Нет. – Огонек пробовал собрать мысли в единое целое. Он готов был к смерти… почему Къятта задает вопросы? – Да… Я чувствовал, что он испытывает. Больше, чем с остальными людьми.

– Он жив? – казалось, еще немного, и пальцы попросту переломят кость.

– Я не знаю! – взмолился Огонек. – Как я могу…

– Иди к нему.

– Куда?? На север?

– Недоумок. К его Огню. Вспоминай! – Къятта хлестнул мальчишку по щеке.

– Я не могу! Я не знаю, как!

– Как ты лечил этих уродов с севера? Откуда брал Силу? – Встряхнул Огонька, так, что у того зубы стукнулись друг о друга. – Ну?!

Огонек пытался собраться с мыслями, с чувствами, хоть с чем-то, что поможет ему. Сейчас он и сам не понимал, хочет он исполнить приказ, чтобы спасти себя, или чтобы узнать о друге… и почему это не пришло в голову раньше! Ведь если порезанный знак… если стало столь плохо… но ведь нарушен узор, и теперь что-либо разобрать сложно. Опытный смог бы, а полукровка… В мозгу словно камни сталкивались, мешая слышать и думать. А янтарные глаза прожигали его насквозь, вызывая почти физическую боль, и бесполезными, жалкими были все усилия.

– Он жив! – выкрикнул Огонек, и собственный голос отозвался в ушах, словно скрежет.

– Что с ним?!

– Я не знаю! Больше я ничего не могу! Но он жив!

Огонек отлетел к стене, ударившись затылком. Когда сумел собраться, и перестали плавать искры перед глазами, понял – Къятты в комнате нет. Но подросток не успел облегченно вздохнуть – вошла Шиталь.

– Подслушивать нехорошо, – она присела на корточки перед мальчишкой, – Но полезно. Почему ты соврал?

– Ала? – растерянно проговорил Огонек.

– Даже не отрицай. Я видела твое лицо – да, я еще и подглядывала. Ты ничего не смог.

– Но… – подросток оглянулся – не появился ли Къятта.

Шиталь кивнула:

– Он поверил бы и птице-пересмешнику. Он слишком хочет услышать то, что ты и сказал.

Огонек молча смотрел на красивую женщину, понимая, что впервые не испытывает неприязни к старшему из внуков Ахатты.

– Идем со мной, – протянула руку, не по-женски сильную. Помогла встать. – Здесь ты погибнешь еще до заката.

– Мне все равно…

– А мне нет.

* * *

Тевари смотрел в чашку с темным настоем из кленовых почек, а видел Совет. Шиталь рассказала так – будто сам побывал. Все поверили, что эсса были здесь – доказательства Къятта представил. И все согласились, что, если Кайе не погиб на реке, его забрали живым. Кое-кто предположил – северяне поплатятся за собственную неосторожность. Как бы ни поплатиться нам, возразил Тарра. Если уж эсса пробрались в Асталу, они знали, на что идут, и взяли мальчишку не для собственной гибели.

– Если он жив, нам надо спасать Асталу, – глухо сказал один из Кауки.

– Еще есть время спасти его.

– А может, они предъявят условия? – нерешительно сказала Улине, мать Иммы.

– Бред, – отрезала Тумайни.

Тогда Ахатта поднялся. Горькими были слова.

– Он был нашей надеждой. Но я буду молиться хоть Бездне, чтобы он на самом деле погиб. Мы лучше северян знаем, что он на самом деле такое.

Ему ответил голос среди полной тишины:

– Ничего ты не знаешь. Он – мой.

После этих слов Къятта покинул Совет.

– Вероятно, его уже нет в Астале, – сказала Шиталь Огоньку. – Надеюсь, он взял с собой хоть кого-то… лучше бы Хлау. Или Хлау оставят оборонять Асталу?

…Будто сам видел, а не передала Шиталь – помертвевшее лицо Главы Совета. Тот знает лучше всех, что кровь, текущая по жилам младшего внука, способна сжигать камни, даже не покидая тела. Не устоять. Только видимость… так дети, играющие в воинов, мастерят себе игрушечные щиты и копья, бесполезные против настоящего врага.

А еще сказала – Къятта упорно смотрел на Ийа, своего давнего противника… но тот не проронил ни слова. Даже когда речь шла о том, что может ждать город и окрестности. И Шиталь на Совете не произнесла ни слова.

Огонек так сильно мечтал хоть об одном ее взгляде, не говоря уж о счастье – просто пройти рядом с ней по дорожке. А вот теперь – сидит в ее доме, похожем на жемчужину сияющей строгостью, и перед ним стоит чашка ароматного напитка, приготовленного ее руками – и сама она рядом, участливо слушает… к чему это все?

И глотка сделать не мог.

– Я поначалу думал о себе, потом – о севере… ни одного мига я не хотел быть рядом с ним ради его самого. Поэтому и отправился снова в Асталу. Я думал только, как защитить север. А он…

Глава 32

Отроги северных гор

Самым неприятным сюрпризом стало появление некрасивой сильной всадницы на пегой грис. Элати – ее, одетую по-охотничьему, сопровождал Лешти, молодой человек из Серебряной ветви.

Не тратя времени на приветствия, женщина заговорила, едва нога ее коснулась земли:

– Твои голуби, Лачи, слишком беспечно снуют над Тейит. Что ты задумал? Почему ты укрылся здесь, в отрогах, будто донная рыба в норе?

– Ты не слишком приветлива, Чайка Гор, – спокойно встретив ее взгляд, он позволил себе улыбку. Элати, правая рука своей сестры – и смертельно завидует Лайа. Жаль, сыграть на этом нельзя.

– Что ты затеял? – с губ женщины слетела не просьба – требование, и Лачи не стал хитрить. Пригласил Элати следовать за собой. Та сделала несколько шагов – и засомневалась, кинула взгляд на Лешти. Что же, понятно, чего она опасается. Элати почти лишена Силы, ей не справиться и с простейшей ловушкой. Чем она дорожит больше – собственной безопасностью или властью сестры?

– Пусть со мной идет Лешти, – Соправитель добавил в голос снисходительности, будто разговаривал с неразумными детьми.

Неподвижное тело на каменной тусклой плите, под низким неровным сводом. Факелы хорошо освещают комнату – свет ровный и теплый, от глаз не укроется ни одна мелочь.

Лешти бросил беглый взгляд на пленника – и ужаснулся: его руки не удерживали ни ремень, ни цепь.

– Ты обезумел, – прошептал он, весь страх и гнев ухитрившись вложить в едва слышное восклицание.

– Отнюдь. Он находится под действием зелья, надежного и для людей, и для животных, – Лачи не понижал голос. – Его привезли на рассвете… Смотри: – Соправитель указал на несколько ранок у сгиба локтя юноши, – Достаточно укола иглой и нескольких капель в рот, чтобы сознание ушло. Только ему скоро придется проснуться, иначе снотворное в крови станет ядом.

Зелье действовало хорошо – лишь один раз оборотень шевельнулся, что-то шепнул. Лачи стоял рядом в долине Сиван, но, хоть и хорошо разглядел своего врага там, с любопытством скользил взглядом по чертам южанина. Странно… Сейчас, когда спокойно лицо, черты кажутся мягкими – не поверить, что лицо это способно выражать бешеную ярость. А ведь тогда, в долине, в нем было так мало от человека…

– Совсем мальчик…

– Этот мальчик, – тихо и глухо проговорил Лешти – что-то резкое хотел сказать, но сдержался. – Семнадцать. Взрослый он, и уже давно.

– А мне тридцать девять… В его годы я только начинал по-настоящему жить. И к власти пришел пусть не намного, но позже. А у него столько уже за спиной…

– И все закончено, я надеюсь!

Сочтя молчание Лачи за колебания, прибавил совсем угрюмо:

– Представь своего сына в одной комнате с этим чудовищем.

– Мне не нужно ничего представлять, Лешти. Ты предупредишь Элати, – это не был вопрос.

– Разумеется! – раздраженно откликнулся Лешти. Ему было не слишком приятно находится в подчинении у женщины, которая не рискнула спуститься сюда первой. – Только поторопись, – и молодой человек скосился на руки южанина; даже сейчас они не выглядели слабыми.

– Я знаю, что делать. А поскольку ни ты, ни Элати не способны оказать мне помощь, то ваши советы бессмысленны.

В комнате возник человек – средних лет, с седыми висками и доброй виноватой складкой у губ. Он приблизился к оборотню осторожно, готовый в любой миг спасаться бегством.

– Не укусит он тебя, – улыбнулся Лачи. – Он не очнется еще долго.

– Я верю, эльо. Что будет, если мне не удастся совладать с ним?

– Если не удастся – я не стану тебя винить. Но прошу, – он подчеркнул слово – Сделай все, что в твоих силах. Награда само собой – поручение чрезвычайно важно для Тейит.

Оба, из Хрустальной и Серебряной ветви, вышли, и остановились в коридоре неподалеку. Лачи прислонился к стене и не единым движением не показывал, что он живой, не каменный, а Лешти расхаживал взад и вперед все более нервно. Наконец появился человек с седыми висками, покаянно развел ладони и склонил голову:

– Эльо, прости… Я ничего не могу поделать. Работать одновременно с двумя половинами сущности невероятно сложно, и сопротивление…

Лешти потемнел лицом, а Лачи только задумчиво кивнул.

– Ступай, ты свободен.

– Если таковы твои люди… – начал было Лешти, но соправитель Тейит остановил его:

– Уканэ Обсидиановой ветви тоже не смогут ничего. Я и не считал того южанина дураком. Неужто он отдал бы нам страшное оружие, если бы не был уверен – север не сумеет обратить его против юга? У нас ничего не вышло даже с полукровкой, подопечным этой зверушки. Но попробовать стоило – бывает трещина и в самом твердом алмазе…

– Тогда я тебе поражаюсь, – подмешав в голос яда побольше, заметил Лешти. – Чего же ты медлишь? Ждешь, пока чудовище очнется, невзирая на все твои зелья?

– Нет. Но голова дана человеку, чтобы ей думать хоть иногда. Убийство необратимо – или ты нашел способ воскрешать мертвых?

Лачи кликнул стражу и распорядился:

– Перенесите мальчишку под барельеф. Я приду сейчас и разбужу камень, если тот не проснется сам.

– Что ты задумал? – настороженно спросил Лешти.

– Посмотрим.

* * *

Первое, что ощутил – слабость. Не просто слабость, а такую, словно из тела тянут жизнь, как, по легендам, тянет соки человека головоног. Открыл глаза, вздрогнув – над телом и головой нависал барельеф. Каменное головоногое чудовище с клубком щупалец – в свете факелов его было видно отлично.

Ничтожнейшее движение вызвало приступ тошноты. Голова закружилась, перед глазами поплыли пятна. И слабость усилилась… жуткое, сосущее чувство. Саму сущность его вытягивали из-под кожи. Грудь была словно придавлена массивной плитой. Дышать… тяжело. Кайе попробовал вдохнуть глубже – это вызвало новый прилив слабости и тошноты.

Такого не испытывал никогда. Предпочел бы любую боль, ее сумел бы перенести спокойно… но боли не было.

Тогда он испугался – второй раз за всю жизнь… но то, что испытывал на реке, в детстве, не шло ни в какое сравнение с этим ужасом.

Скосив глаза, огляделся, безуспешно пытаясь противиться каменному чудовищу. Тот еще туже затянул невидимые петли. Но Кайе успел кое-что увидеть. Он лежал на чем-то вроде жертвенного стола – плита с головоногом нависала над ним, но остальной потолок был выше. Руки и ноги свободны. Свободны… попробуй, встань.

Он и попробовал.

На пару ударов сердца потерял сознание. Когда очнулся, услышал голос. Женский, прохладный.

– Лежи спокойно. Чем больше двигаешься, тем сильнее он тебя держит.

– А перестану – отпустит? – издевка в голосе звучала, хоть и бледно. Женщина ее не поняла:

– Только если прекратишь дышать. Тогда он поймет, что ты действительно неподвижен.

Несколько произнесенных юношей слов вызвали новый приступ тошноты и головокружения. Кожа стала влажной. Гостья равнодушно заметила:

– Ты и в самом деле, как зверушка в капкане. Дергаешься, но не думаешь. Можешь отвечать, если угодно. Можешь пытаться встать.

– Крыса… – непроизвольно шевельнул рукой, желая ударить.

– Немного ошибся. Меня зовут Элати. Вижу, ты еще не понял, чего делать не стоит. Впрочем, может быть, тебе доставляют удовольствие кольца головонога. Тогда я попрошу сжать посильнее.

Ненависть придала сил и на время отогнала страх – он мог не думать о невидимых кольцах, перед ним стояла живая женщина. Закрыл глаза, представляя, как лапа энихи отрывает голову этой твари в женском обличье. Как рвется тонкая кожа, обнажаются кости. Кровь на бесцветных волосах… горячая.

– Развлекайся, если угодно. Ему, – кивком указала на чудище, – понравится.

– Уканэ.

– Да. Мне твои мысли не кажутся забавными – примитив. На уровне зверя – впрочем, чего еще оджидать? Я напрасно рассчитывала, что ты окажешься интересней.

– Для чего меня сюда притащили?

Элати презрительно сжала губы:

– Не для забав или пыток. Так развлекаются только у вас, у южан.

Ответная реплика готова была сорваться с языка, но Кайе понял, что не в состоянии говорить. За несколько фраз он отдал каменному чудовищу слишком много… теперь хватило бы сил дышать. И тогда он подумал… как можно отчетливей, стараясь передать не только картинку, но и ощущения. Элати поморщилась – неприятно ей все же стало.

– Тебе нужен ошейник… с шипами. Животное, – сквозь зубы проговорила она. Взглянула на каменного стража, словно приказывая стянуть кольца посильнее, и стремительно вышла.

Он снова забился, как зверь в ловушке, плохо соображая; словно намеренно пытался сделать себе хуже – лежать неподвижно было куда страшнее. А так… иллюзия того, что может одолеть кольца. Или заставить головонога убить.

Время падало тяжелыми сонными каплями, и каждая капля все медленнее, и труднее билось сердце. Тогда подле каменного ложа возник человек – северянин. Юноша не узнал его, последние силы он тратил на попытку вырваться, не понимая, что давно проиграл и лишь затягивает окончательно незримые узлы. Даже носящему имя Дитя Огня не под силу справиться с мощью гор.

Дернулся в сторону северянина, капли выступили на лице, глаза отчаянные. Лицо осунулось сильно, темными тенями обведены глаза – а ведь всего ничего здесь по времени.

– Тихо, тихо, котенок.

Шипение.

– Тихо. Ты задохнешься так… нет, сам себя не убьешь – потеряешь сознание. Надо это тебе?

Только губы шевельнулись – Лачи подумал, что ему досталось больше, чем может вынести. А мальчишка закрыл глаза и медленно начал приподниматься. Головоног нажал сильнее – но оборотень не оставил свою медленную и страшную попытку.

Лачи вспомнил, как бился о прутья пойманный волк… всю морду разбил в кровь. Пришлось прикончить его. Жажда свободы… и страх. Почему оборотень-энихи должен отличаться от обычного зверя?

Северянин шагнул к плите и прижал пару точек на шее пленника. По телу того прошла судорога, раскрыл глаза широко-широко; потом они закрылись – лишился чувств. Лачи ждал. Вот веки снова дрогнули. Северянин заговорил негромко, как можно мягче – ровным тоном привести в себя, дать понять, что не стоит разбивать голову о клетку. Звери чувствуют интонацию… а он еще и человек.

– Успокойся же. Я тебе не желаю зла. Слышишь меня? Ты должен меня помнить, котенок.

После долгой паузы оборотень откликнулся едва слышно:

– Я помню…

– Я пришел поговорить. Ничего не сделаю тебе – понимаешь меня? В долине Сиван ты говорил разумно.

– Клетка… – шепнул он, и сказал уже связно: – Там я не был в клетке…

– Что делать, – спокойно сказал северянин. – Свободу тебе никто не даст. Боишься того, что нельзя увидеть? Это всего лишь сила камня, не думай об этом. В твоей крови – пламя, его тоже не видно снаружи.

– Что… ты… хочешь?

– Ты успокоился немного? Я велю головоногу создать стену вокруг плиты. Тебя самого он держать не будет. В конце концов, я хочу поговорить с тобой, а не медленно убивать.

– Я не хочу… разговора.

– Это не надолго.

Полежал с закрытыми глазами, потом шепнул:

– Хорошо.

Лачи отдал приказ головоногу. Мальчишка шевельнулся, слишком слабый, чтобы сесть. Лачи уверен был – не сможет. Хотя из гордости – попытается. Но он поднялся медленно – и даже плавно; кошка не может двигаться иначе, подумал Лачи. Дождался, пока тот сядет и восстановит дыхание. Пока вскинет глаза – затуманенные, но злые.

– Пить хочешь?

– Нет.

– Врешь; но как угодно.

Помолчал немного. Удобно устроился в подобии каменного кресла у противоположной, но близкой стены. Пленник насторожено наблюдал. Северянин, и без того прекрасно владеющий голосом, постарался заговорить как можно более убедительно:

– Поначалу я не хотел показывать тебя Элати – она сестра моей соправительницы. Но в мешке не утаишь ежа. А ты куда заметней и ежа, и кактуса…

Губы оборотня дрогнули – хороший знак. Значит, способен слушать.

– Лайа будет настаивать, чтобы по-своему распорядиться тобой. Мне не хотелось бы решать этот вопрос сообща – получится примерно поровну голосов.

– Мне-то что? – презрительно проговорил, еще тихо. – Деритесь сколько угодно…

– Знаешь, что с тобой случится у Лайа? Ты станешь растением. Твое сознание нельзя изменить, но уничтожить начисто – можно. У тебя сильное тело, ты проживешь долго. Но рассудка в этом теле не будет.

– Опасно – ведь тогда я не стану сдерживаться, – рассмеялся. Голос понемногу набирал силу. Хотя и качался еще.

– Ты ничего не сможешь. У тебя не останется не только мыслей, но и чувств, кроме простейших. А с ними управятся, будь уверен. У меня есть вариант получше.

Кайе сидел, подогнув одно колено, и обхватив рукой другое. Лачи продолжил:

– Выбирай, она или я.

– А ты предлагаешь мне свободу?

– Что ты. Напротив – смерть.

– А! В это я верю, – вновь рассмеялся коротко и чуть слышно – на большее сил не хватило, и сверкнули глаза. – Похоже, крысы способны быть честными?

– Способны, – Лачи не сводил с него пристального взгляда. – Думаю, ты понял – я хочу кое-что дать тебе в обмен на то, что есть у тебя.

– Да ну? – синие глаза потемнели, верхняя губа чуть приподнялась – опасный знак… то есть, окажись Дитя Огня на свободе, был бы опасный.

– Видишь, ли, котенок, я предпочел бы видеть своей соправительницей не Лайа. И не Атали – она похожа на тебя, очень капризная девочка.

– Я – не девочка!

– Ты меня понял.

– И как ты заставишь меня соблюдать договор? – юноша немного подался вперед, – Ты вроде не дурак, и не поверишь, если я прикинусь маленькой йука!

– Никогда не говори подобных вещей. Вдруг противник на самом деле глупее тебя? Впрочем… к чему все это теперь? Мы пытались заставить твое сознание измениться, но потерпели неудачу. И все же – печать хальни сдержит тебя.

Кайе вскинулся:

– Никогда я не стану ограждать северных крыс от себя самого!

– Я даю тебе слово, что не стану направлять твою силу против юга – да ты и сам должен понимать: печать эта действует лишь вблизи «хозяина». Ты не хочешь расправиться с Лайа? Или – Элати?

– Более чем! – вновь рассмеялся, и головоног словно пошевелился, недовольный, разбуженный. – И ее, и тебя! – подобрался, словно перед прыжком.

– Не делай глупостей, котенок, – спокойно ответил Лачи, – Бросишься – будет плохо. Попробуешь перекинуться – еще хуже.

Ответом был короткий стон – жалоба зверя на отнявшего добычу. Наконец выучил, что бесполезно противиться каменному чудовищу. И боится его.

– Я дам тебе возможность исполнить хотя бы часть твоих желаний.

– Это… приятно, – сверкнули белые зубы. – И сдержите вы меня добровольно наложенной печатью? Справитесь?

– Справимся, – мягко сказал Лачи. – Впрочем – как тебе удобней, котенок. Может, и нет – если ты окажешься сильнее, чем считают все северяне. Согласен?

– А катись ты в Бездну! – по-кошачьи прошипел оборотень, прищурив ярко-синие сейчас глаза. – Бросил кость… «Убивай, как это любишь, а потом, может быть, тебе повезет?» – и прибавил длинную фразу, из которой Лачи понял лишь половину. И, поняв, восхищенно покачал головой – воображение у котенка богатое… а столько ругательств самому Лачи и не запомнить.

– Жаль. Значит, выиграла Лайа. Ты останешься жив… скорее всего, южане потребуют выдать тебя, и тебя, вероятно, им отдадут. – По тону северянина трудно было заподозрить неискренность. – Вероятно, друзья предпочтут оборвать твою жизнь раньше, чем тебя-растение увидят враги… а может быть, станут возиться с тобой до конца твоих дней. Правда, это вряд ли принято у вас на юге.

Сжатые руки и опущенная голова, каждая мышца напряжена. Лачи позволил себе улыбку. По гордости ударить – самое то. Она болезненна у южан. А растение… оборотень насмотрелся на собственную мать.

– Это ты отправил к нам Айтли? – глухо донеслось до северянина.

– Я.

– Так уж хотелось избавиться от племянника?

– Котенок, это не имеет отношения к тебе, – терпеливо откликнулся Лачи. – У меня были причины…

– Да ну? Ты хочешь избавиться от Лайа. Избавился от мальчишки… он мог занять твое место? Не мог бы справиться с ней, это я знаю точно!

– Не совсем так. Но ты все же немного умеешь думать…

– Ты спрашивал об этом в долине Сиван!

– Оставим это. Что ты мне скажешь?

– Нет.

Лачи выдохнул глубоко – и взглянул на пленника почти с восхищением. У того, казалось, все тело светилось улыбкой – ненавидящей и обреченной. Он не умел скрывать свои чувства, хотя, может, и предпочел бы гордое пренебрежение или иное что.

– Думаешь, брат сделает все, что нужно? Придет за тобой, например?

– Я верю ему. Но не жду.

– Ну хорошо, – Лачи слегка склонил голову на бок, по птичьи – словно прислушиваясь, что творится в сердце у дикой зверушки. – Хорошо. Есть еще тот твой мальчик… если он цел до сих пор. Мне почему-то кажется, да. Не думаю, что его особо охраняют там, у вас. Не обязательно нам самим ехать за ним, достаточно заплатить кое-кому с поселений. Может быть, он…

…Северянин шарахнулся, позабыв о достоинстве, когда бронзово-смуглое тело кинулось вперед. Кайе даже не попытался воспользоваться Силой – то ли понял, что бесполезно, то ли просто среагировал, как привычно энихи. Пальцы метнулись к горлу Лачи… удар, который убивает мгновенно. Самую чуточку не успел. Бездна… он почти порвал кольца головонога. Лачи вытер лоб, внезапно ставший мокрым, и понял, что рука вздрагивает.

– Йишкали таю, – хрипло проговорил Лачи, неотрывно глядя на мальчишку-южанина. Кажется, тот был без сознания… кольца отшвырнули его назад – лежал на спине, раскинув руки, и все еще пытался шевелиться. Изо рта, ушей и носа шла кровь, и, судя по прерывистому неглубокому дыханию, треснули ребра.

– Прекрати! – рявкнул северянин сам не зная кому, этому сумасшедшему полузверю-полуребенку или головоногу. Чуть не отдал приказ кольцам раскрыться, отпустить… Бездна, но ведь нельзя. Если почувствует, что хоть чуть-чуть может двигаться и дышать, он снова ударит. Вновь будет биться, как зверь о решетку, пока не убьет – неважно кого, себя или врага. Или пока не сумеет успокоиться… что вряд ли.

И все же велел каменному чудищу ослабить хватку.

– Как тебя терпели в Астале, – обронил Лачи, видя, что сознание возвращается к южанину.

– И ты… терпишь, раз не убил, – одними губами проговорил, вскинул подбородок. На сей раз человек одолел зверя.

Поднял руку, вытер лицо – то есть, думал, что вытер. Просто размазал кровь. Приподнялся на локте, пробуя сесть. Бездна – он еще не унялся! Глаза черные-черные, виден только зрачок. И ясно – сил почти не осталось.

– Тебе не стоит шевелиться сейчас.

– Какой заботливый! Я не… шкура, чтобы лежать тут… А ведь ты боишься меня… – заметил вскользь. – Страх я всегда чувствую…

Запрокинул голову, несколько мгновений изучал каменного головонога. Лачи подавил приступ тошноты. Каждое движение дается ему невероятной ценой. Йишкали… что же мальчишка с собой творит? Хочет умереть? Неужто не понимает – это не в его воле.

– Ты помнишь, что я обещал тебе, – напомнил Соправитель, желая подстегнуть выбор – и пожалел о поспешности. Если человек балансирует на канате, не стоит его даже подбадривать – отвлечется и может сорваться. А рыбу, что идет на приманку, не поощряют тем более.

Мальчишка проговорил, разглядывая недобро косящее глазом чудище:

– Жаль, он не поймет, что я о нем думаю… ну, хоть ты передай. – И, повернувшись к Лачи:

– Вели ему не держать так сильно. Не хочу тут валяться.

Если это просьба… Лачи посомневался, но велел головоногу ослабить хватку еще немного. Судя по виду пленника, тот не смирился, только вряд ли сейчас и муху отгонит. Сесть, однако, сумел. И кровь снова пошла…

– Ножа ты мне не дашь. Огня у вас, северных крыс, в руках не бывает, – Кайе широко улыбнулся. Нехорошая это была улыбка, особенно на перемазанном кровью лице: – А мне вы руки связали, хоть и не ремнем.

– Зачем тебе огонь или нож?

– Ты не можешь позвать пламя… дай это! – указал на тяжелую бронзовую пряжку пояса. Один ее край был довольно острым.

– Хочешь перерезать себе горло? – осведомился Лачи. Оборотень расхохотался.

– Этим? Дай, исполни в обмен и мое желание!

Северянин подумал и отстегнул пояс. Поранить себя может, пожалуй. Убить – вряд ли… Но на всякий случай отдал приказ чудищу сдержать руку, если тот потянется к горлу. Руку, никаких больше полных колец!!

Юноша зажал пряжку в кулаке. Взмах, и еще – Лачи не успел помешать.

«Он же, как молния», – подумал северянин со сложной смесью ужаса и восхищения, – «Даже сейчас». Золотисто-коричневое плечо Кайе было залито кровью. Линии татуировки, грубо разорванные, полностью скрылись под ней. И опытному целителю не восстановить.

– Зачем ты это сделал? – не стал скрывать изумления. Юноша разжал пальцы, окровавленная пряжка упала на камень.

– Это не имеет отношения к тебе! – передразнил он Лачи. Неровно дышал, с трудом, но голос – прежний, полный великолепной дикой злобы.

– Ты не хочешь иметь ничего общего со своим Родом? Почему?

– Потому что мой Род не помогает крысам!

Лачи задумчиво посмотрел на него:

– Ты в самом деле больше зверь, чем человек. Но можешь быть уверен – я свое слово сдержу. Этого ты во всяком случае заслуживаешь.

Он ждал ответа, но не дождался. Сын Тейит хоть на словах постарался бы одержать верх, а детям юга достаточно было дел.

Тогда Лачи достал из шкатулки в нише стены обсидиановую пластину. Краем глаза следил за пленником, хоть знал прекрасно – головоног его не отпустит. Свет факела лизнул обсидиан – Лачи не смог удержать улыбку, довольную. Печать хальни невозможно разрушить. Это – победа. Положил пластину рядом с оборотнем, невольно отдернул руку.

Подумал – сейчас тот скажет что-нибудь вроде «Боишься, что укушу?» – но мальчишка рта не раскрыл.

– Ты знаешь, как принимают печать?

– Знаю, – глухо ответил, будто собственное эхо: не голос, тень голоса. И смотрел угрюмо из-под длинной неровной челки.

– Сейчас, – сказал северянин, не сводя с него глаз, и невольно перенимая манеру говорить кратко. Сейчас. Пока не хватает сил снова броситься на прутья решетки, пока упоминание полукровки причиняет ему боль. Впрочем, это вряд ли изменится – такие постоянны в привязанностях, разве что любовь поменяют на ненависть. Ладно старший брат его – растил едва ли не с колыбели. Но почему южанин выбрал того заморыша? Не понять…

Рука оборотня вздрогнула, когда легла на черную обсидиановую пластину. Единственный признак слабости. А ведь неприятно ее видеть, хоть это и слабость врага. Чувство досады, саднящее. На него, на себя.

Губы едва шевелились, но Лачи слышал каждое слово – все верно, все без обмана. Да такие и не врут никогда. И главное не сами слова, а приказ, самому себе отданный. А еще – нельзя обмануть печать хальни, она отомстит жестоко.