Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 42 страниц)

– Ты – словно роса в тени. Прозрачна, тебя не видно почти. Но стоит солнцу упасть – заиграешь ярче драгоценных камней. И тепло от тебя исходит, не холод, как от всех ваших.

Соль подумала о матери. От всех? Тахи совсем не знает северян. Но как объяснить, что он ошибается?

Он коснулся желто-алой тесьмы в волосах, переплетающей тяжелые пряди. Соль уже видела этот жест – глубокой задумчивости. Жесткое лицо, а взгляд грустный, и у губ грустная складка. А может, это все придумала глупая девочка.

– Это правда, что пути юга и севера разошлись безвозвратно? – спросила она.

– Не думаю, – ответил Тахи, помедлив. – Раньше все варились в одном котле.

– Но ведь разошлись…

– Чтобы не было войн. А толку? Скажешь, все эсса ладят между собой?

– Ладят! – вскочила Соль, порозовела. – Ты не знаешь, как… как у нас хорошо! Люди замечательные!

– Ребенок.

Ничего обидного не сказал, а девушке словно рот закрыли тяжелой ладонью.

– Я не дитя, – прошептала она, опуская глаза. Тахи взял ее за руку, как тогда, у Дома Звезд. И Соль не стала убирать ее. Так странно… а никто из близнецов ли, других ли товарищей детства не касался Соль – разве поддержать, или передать что.

– Не дитя? Тогда поймешь, что мне хорошо с тобой и я хочу быть рядом. – Так спокойно сказал. Не равнодушно, именно спокойно. Уверенно.

Соль помотала головой – светлые пряди рассыпались. Я совсем страшная сейчас, мелькнула мысль. Венок сбился, наверное, лохматая…

– Ты красивая. Страшно тебе со мной?

– Страшно…

– Ты свободна уйти. – Отпустил ее руку… но совсем не убрал, держал рядом. Тепло кожи – рядом.

– Я не… я не свободна.

И ведь правду сказала. Что за чары были на серебряной птичке? О таких и не слышали никогда. Золото помогает эсса, а серебро – так, металл красивый. Только Силу уканэ закрывать на замок.

– Скоро мы покидаем Асталу – но я хочу видеть тебя. Жди меня, когда взойдут Пять сестер. У своего дома. Не бойся меня.

Снова взял ее за руку:

– Почему ты дрожишь?

– Вы так хорошо знаете, что вам нужно… а я ничего не знаю.

Тахи притянул ее к себе:

– Я – знаю. Ты мне нужна, целиком. – И прибавил совсем уж невероятное: – Пойдешь со мной?

– Куда?

– А это неважно!

И Соль подумать не успела, как еще более невероятное произнесла:

– Пойду.

И легко-легко стало на сердце, и само сердце – звонким таким. Раз обещала, назад поздно поворачивать.

«Жди меня, когда взойдут Пять сестер».

Соль глядела на небо. Орлиная звезда взошла над горизонтом, и Звезда-страж. А Пять сестер все не появлялись… наконец и они встали над Тейит. Асоай, Таойэль, Аххоэль, Амалину, Ашане… девушка знала, что последнюю звезду на юге называют иначе – Аханоль, звезда страсти.

Южная страсть, говорят, страшна. Но Тахи пока лишь руки Соль касался, и волосы девушки держал на ладони. Как почти все северянки, Соль редко заплетала их, и украшала редко – цветами или серебряными колокольчиками.

– Соль! – раздался шепот из-за ограды. Девушка встрепенулась. Кави подтянулся и легко перемахнул через стену, остановился перед названной сестрой.

– Ты не спишь?

Сердце Соль колотилось, она открыла было рот, чтобы ответить, но неожиданно для себя сказала иное, насмешливо:

– А ты пришел меня разбудить?

Даже в темноте было видно, как юноша залился краской.

– Я думал… – он растерялся, но Соль не торопилась ему на выручку. – Я хотел убедиться, что с тобой ничего не случилось.

– А что со мной может быть не так? – Соль отошла от Кави, села на крыльцо. – Мы живем далеко от леса, медведи или ихи сюда не заходят. Воров тоже нет – мою мать уважают все.

– Есть у нас воры! – выпалил Кави, и стремительно шагнул к девушке – та отшатнулась. – Я видел, как он на тебя смотрит! Если похитить захочет – кто тебя защитит, Лиа-целительница?

– Никто меня не украл, и охрана мне не нужна, – Соль взглянула на звезды. Ашане… нет, Аханоль была уже совсем высоко… Тахи, верно, уже неподалеку.

– Ты думаешь – не нужна! А когда на твои крики не прибежит никто, каково будет?

– Не пугай меня, Кави, – Соль встала, отряхнула платье от налипших соринок. – Иди к себе. Сейчас кричишь только ты.

– А ты смотришь на звезды, и руки у тебя беспокойные, – сквозь зубы сказал Кави. – Ждешь? Или сама куда собралась?

– Ты и впрямь вызвался меня сторожить? – впервые от Соль веяло холодом. – Ты мой брат, Кави. Но не тюремщик. Уходи, или я разбужу мать.

– Буди! Уж она точно тебя никуда не отпустит, и ты не сможешь перечить ей!

– Даже мать не сможет преградить мне путь, если я того захочу, – хрупкая Соль выпрямилась – и Кави холодом обдало. Айо, он вынужден был отступить перед девушкой, Силы почти лишенной. В ней сейчас была совсем иная сила, которую зажгла Аханоль.

– Ты… ты другая, – потрясенно вымолвил Кави. – Я не узнаю тебя…

– Уходи, – ледяным и ласковым голосом проговорила Соль, вытянув руку по направлению к калитке. – Засов хорошо смазан, не скрипнет. Никто из соседей не будет знать, что ты здесь был.

– А если бы – не я, тоже никто не узнал бы? – юноша опустил глаза, тяжело ему было видеть враждебную маску вместо лица названной сестры.

– Уходи, – повторила Соль.

– Я только хотел помочь… – чуть не впервые он казался растерянным.

– Ты перестарался.

Юноша медленно двинулся к калитке – он его недавней резвости и ловкости и следа не осталось. Положил руку на запор, обернулся через плечо:

– Соль! Ты что, в самом деле… – осекся, увидев, что девушка смотрит на пятую звезду из Сестер. Молча вышел. Калитка осталась распахнутой.

Мальчишка стоял на углу, словно прибитый гвоздем, не замечая косых взглядов прохожих – и сами южные гости заинтересовались угрюмой одинокой фигуркой. Тахи не придал незнакомцу значения поначалу, но когда тот, заметив южанина, качнулся к нему, сжимая руку в кулак – хоть и находился на почтительном расстоянии, трудно было не догадаться. Тому, кто с детства охотился и приучен был замечать след, дрожание тени, мимолетный звук, могущий выдать присутствие хищника или добычи – совсем не трудно.

Он подошел, ближе, чем останавливались друг от друга незнакомые северяне, но все же дальше, чем привычно было жителю Асталы. Помнил – они другие, злить не хотел.

– Чего ты хочешь?

– Убирайтесь отсюда.

– Это все? – он едва не рассмеялся. Так просто… дитя, обиженное на весь свет и не понимающее, сколь глупы его слова.

Кави не вдумывался в смысл – он видел сверкнувшую в глазах южанина пренебрежительную искорку, веселую даже, словно тот услышал нечто забавное. Слишком мало было разделявшее их расстояние – неуютно, словно в одной клетке со зверем заперли. Но отступить, хоть на шаг – унизить себя.

– Вижу теперь – все, что о тебе говорят – правда!

– Обо мне лично? Какая честь, быть замеченным северянами! И что говорят обо мне? – насмешкой голос звучал. Кави смотрел с вызовом – воин, но и со страхом – мальчишка.

– Говорят, что ты такой же, как все! Лишь о себе думающий, жестокий и жадный. Оставь в покое нашу сестру.

– Соль не сестра вам.

Угрюмым стало лицо юноши, остатки опасения и осторожности слетели с него:

– Она нам все равно что родная. Мы росли вместе. Я не позволю обидеть ее.

– Не лезь не в свое дело, ребенок.

– Это наше дело – мое и брата. Посмей только тронуть ее!

– И что же?

– Я подниму половину Тейит. Мне плевать, что вы посланцы мира – никакого мира не может быть с Асталой. Вы лишь выхватываете передышку себе, и, как только представится случай, снова развяжете ссору, позабыв про все обязательства!

Тахи лишь улыбнулся.

– Мне нужна Соль.

– Чтобы бросить ее с полукровкой на руках? – язвительно спросил Кави.

– Ты ошибаешься. Даже если выйдет так… кто мне помешает любить обоих?

– Вы знаете слово «любовь»? – Делано удивился юноша. – Видимо, от большой любви ты хочешь лишить Соль всего! И подарить ей детей, которые будут стоять ниже всех.

– Твоего пыла хватит еще на много слов, но мне пора. Если режутся зубки, погрызи сосновую ветку, – с насмешкой смерив юношу взглядом, Тахи направился к дому, отведенному для послов.

Ветер доносил звуки и запахи – металлический и каменный перестук, аромат похлебки из зерен, запах сушеной рыбы… Жизнь катилась неспешно. Словно бессмертным горам подражая, люди старались не торопиться: размеренный быт, заведенный порядок…

Кави со злостью ударил по камню точильным бруском.

– Проклятье! Пусть Тииу заберет своих любимых южан.

Качи, поджав ногу, сидел по другую сторону камня, невозмутимо создавая очередную свирель-ули из тростника. Обнаженные до плеч руки выглядели слабее, чем у брата, хоть лица близнецов были неотличимы.

– Ты злишься, словно Соль избранная подруга тебе.

– Она больше – она мне сестра. Не кровная, и что же? Ты забыл, как она утешала тебя, ревущего из-за сломанной ули? Как смахнула с моей ноги того ядовитого паука? Этот южанин позабавится и бросит… У них даже не свидетельствуют перед Мейо Алей…тьфу, ну, хоть перед старшими, что заключают семейный союз с женщиной.

– У них принимают в Род, – заметил Качи, продувая ствол свирели.

– Еще того лучше! Клеймо на плечо… словно вору. – Юношу передернуло. – И чтобы Соль обзавелась таким украшением? Нет уж!

– Все тебе не по нраву, – Качи с силой дунул в свирель, пробуя звук. Низкая, хрипловатая нота проплыла над травой – тон свирели заставил Качи поморщиться.

– Перестань! Придумай лучше, что делать!

– Запереть ее в амбаре с зерном?

– Нет! Потребовать, чтобы южанин убирался с нашей земли!

– Никуда он не уберется. Он останется рядом с послами.

– Тогда пусть не смеет приближаться к Соль!

– Так он тебя и послушал.

Качи подправил пару отверстий свирели, снова попробовал звук. На сей раз нота вышла почти чистой. Юноша удовлетворено улыбнулся.

– Тогда я его убью, – заявил Кави совсем по-мальчишечьи. Брат-близнец не сдержал смешка:

– Ага. А еще сбегай в Асталу и убей парочку Сильнейших, которые сюда не доехали.

– Глупости. Ты же не оставишь ядовитую сколопендру ползать по своему дому! Можешь издеваться, но я его все равно убью.

Качи встал, отложив свирель.

– А зачем?

Брат воззрился на него. Качи продолжал невозмутимо:

– Стоять на пути потерявших разум – занятие бесполезное. Пусть пока делают, что хотят. Южанин уедет в Асталу, и все образуется. Скоро уже.

– А Соль утопится в ближайшем озере!

– Это вряд ли. Она слишком любит мать.

– А если южанин оставит ей подарочек в память о себе?

– Лиа – целительница. Разве она не поможет дочери?

Кави смотрел на брата, словно на змею-тахилику:

– Я всегда знал, что у тебя холодная голова, но ты себя превзошел! Только не говори, что ты на самом деле так думаешь!

– Я могу думать и так, и по-другому, – Качи снова уселся на землю. – Если впрямь выгодней думать так… почему бы и нет?

– А все-таки я его прикончу, – пробормотал брат.

– Ну, тогда помогу, – Качи пожал плечами.

Сквозь зубы выдохнув воздух, Ила отлипла от угла стены, за которой подслушивала, и зашагала к дому подруги. Сестра-близнец, она всегда чуяла, когда братья затевали очередную проказу. Но это уж слишком.

Ила едва доставала до плеча своим братьям, словно природа отдала им большую часть, ничего не оставив для девушки. Черты лиц всех троих были схожи. Только в чертах Илы обычно сквозила задумчивость. А сейчас – никакой задумчивости, решительность только. Широко шагала, маленькая и злая; попробуй сейчас задержать кто, укусила бы, словно дикая белка.

Пришла, села на табурет, скрестив на груди руки, и все подруге выложила. Братья – мальчишки глупые, но кто затеял всю эту бессмыслицу? Соль. Вот и думай теперь!

А Соль только губы кусала, растерянная.

– У Кави хватит ума не нападать в одиночку.

– Еще хуже, – Серебро в голосе Илы, холодное. Соль переплела пальцы, покосилась на дверь. Тень упала на порог – Соль вздрогнула. – Если на посла нападут… ну, пусть на воина из их свиты, – подумай, что будет!

– Думать нечего… Ежели ранят, изгнание… а если, по счастью, не удастся им коснуться Тахи – отправят зачинщиков и прочих на тяжелую работу. – Соль передернула плечами, прогоняя невесть откуда взявшийся холод под кожей. – А за убийство – смерть, – закончила она. Ила кивнула. Добавила:

– Вот тревожишься ты о своем Тахи, а подумай – он старше и опытнее. И кровь у южан из огня. Если братья мои не пострадают, никто ему слова не скажет: они зачинщики. А если погибнет один из них, или оба?

– Он не тронет, – неуверенно произнесла Соль.

– И защищаясь – не тронет? Ну, попробуй приручить зверя, а потом его случайно за хвост дерни. Вмиг вся доброта слетит!

– Ты страшное говоришь, Ила, а сама так спокойна…

– А что мне, волосы рвать? Горячих останавливают холодной рукой.

Чуть свысока проговорила, по-птичьи вскидывая головку:

– Я уж не знаю, глядя на Кави – может, ему стоило родиться на юге? Тоже горяч не в меру…

Соль прямо сейчас готова была сорваться с места и нестись к жилищу южан, хоть и страшно ей было очутиться под насмешливыми перекрестными взглядами, а то и услышать о себе откровенно-оценивающие слова.

И прибежала ведь, то белея, то становясь пунцовой, спросила. Услышала – он сопровождает одного из послов, у Кессы сейчас. Или у Лачи, с ней не делились подробностями, с кем именно из Соправителей решили побеседовать напоследок.

А рано утром, пока еще солнце не встало, он придет… Тахи придет один.

Приятели Кави – один желтокожий, маленький, другой много выше, с орлиным носом – внимательно выслушали, согласились, что южан давно пора проучить. В торговых точках Чема и Уми еще можно терпеть их заносчивость, но они и в Тейит наведываются, словно к себе домой! И мало того, что в Чема и Уми появляются полукровки, мало того, что порой хватают девушек из далеких поселений, так еще и тут на наших сестер глаз положили!

Правда, маленький посомневался недолго – а нам-то самим каково будет потом, после того, как мы его убьем? Но Кави высмеял приятеля, резко. А Качи ули в пальцах вертел, разглядывал, ровные ли дырочки просверлил. Больше его ничего не интересовало.

– Хольта не забудьте, – обронил, не отрывая взгляда от свирели. – Если промажете, хоть щит у вас будет.

– Ты что, трусишь, что ли? – нахмурился Кави.

– Дурак. Тебе шестнадцать весен, а ему много больше. Не мышка с хвостиком, у него зубы во!

На слова от кого другого взвился бы, но брата послушал.

Всю ночь держали при себе хольта – маленькие золотистые полусферы из Солнечного камня, оправленные в золото. Кави, такой неугомонный обычно, в эти часы был сам на себя не похож – строгое лицо, сосредоточенное, словно мира вокруг нет, и плевать, а ему обязательно нужно решить некую загадку. Хочешь не хочешь, а придется кристально ясным сделать разум, подобным драгоценному камню, и таким же холодным, если угодно своим слабеньким Даром воспользоваться. Но все же отвлекался все время. Качи – тому проще. Силы чуть больше, чем у головастика, зато владеет ей куда лучше. Только воином быть не хочет. И брата одного оставлять не пожелал.

Дорога до поворота, где собирались ждать, показалась на удивление короткой. Сердце стучало от возбуждение – но Кави, единственный из всех, почувствовал желание повернуть, и снова идти сюда, и снова… хотелось, чтобы никогда не кончалась дорога, в конце которой была смерть врага, дорога, по которой шагаешь, полный колючей пьянящей злости. А потом… он впервые подумал о Соль. Захочет ли она ему сказать хоть слово – потом? При всей самоуверенности своей – засосало под сердцем, и уже не так был уверен, что все пройдет гладко. Соль умеет сердиться. Не подумал бы, если бы сам не видел. Покосился на брата – вот уж кто являлся образцом спокойного безразличия. Потеряет подругу детства – подумаешь. У него останутся свирель, звезды и капли из хрусталя, бесполезные для его невеликой Силы, но ценные хоть намеком на нее.

А потом показался черный силуэт, бесшумно скользящий – когда надо, южане умели двигаться, словно тени, и украшения их звенящие этому не мешали, как будто пропадали на время.

Кави сомневался пару ударов сердца – противно было нападать со спины. Но когда на зверя охотятся, особо не рассуждают.

Бросил дротик, и Качи свой метнул следом, и двое других – вразнобой. Тахи увернулся от первых, перехватил в воздухе и отправил обратно; не успели перехватить собственное оружие, и оно зазвенело на камнях сзади. А приятели Кави просто промазали – дротик одного висящий конец тесьмы на голове Тахи задел, второго – просвистел на расстоянии длины ладони. Кави на миг показалось, что перед глазами змея – черно-оранжевая, стремительно-гибкая. Тяжело уследить, в какой миг она бросится. И нельзя разобрать, как работают мышцы ее – просто ядовитая молния перед глазами.

Южанин ушел от удара, но сам не нападал – Кави даже почудилось предупреждающее змеиное покачивание. «Не тронь, уходи» – а некоторые змеи слегка шею раздувают, последнее предупреждение.

Кави потянулся к Солнечному камню, все из него и из себя забирая; знал, что брат то же самое делает. На южанина обрушилось нечто – тягучее, ледяное, мешающее движениям. Невидимое.

Кави вскрикнул, когда огонь взорвался вокруг Тахи. Тоже невидимый. Протянул язычки вперед, горло юноши лизнул, больно – словно когти зверя рванули. А Качи схватился за глаза, съежился в пыли.

Один из приятелей Кави нож метнул – от страха, не соображая, куда надо целиться. Попал в плечо, слегка кожу рассек. А нож Тахи ему под ребро вошел.

Качи, зажимая глаза ладонями, выл тихонько, тонко и безнадежно.

Четвертый нападающий сбежал.

Тахи сделал несколько шагов вперед, обронил:

– Мальчишки…

Подобрал дротики, стер кровь с плеча. Нагнулся сначала над лежащим навзничь приятелем Кави, выдернул нож из его тела.

– Выживет, если есть у вас хорошие целители.

Повернулся к Кави, сгреб его волосы в кулак, заставил поднять голову. Юноша уже несколько оклемался, и с ужасом смотрел на брата. Тахи заставил его смотреть на себя.

– И зачем тебе это понадобилось? Ведь это ты их привел.

– Я, – сквозь зубы откликнулся юноша. – А зачем – догадаться нетрудно! Я свою сестру не отдам всяком тварям.

– Про «сестру» мы уже говорили.

Кави дернулся к брату, рискуя остаться без волос.

– Погоди.

– Йишкали… что ты сделал с ним?!

– Если своим же щитом получишь по лбу, тоже не обрадуешься. Не умеет, а лезет. Не моя забота, сможет ли он видеть. А ты… – Тахи держал крепко. – Слишком легко отделался. Так не годится.

Нож сверкнул в пальцах, и Кави раньше кровь на своем лице ощутил, и только потом уже боль.

Тахи отпустил его и неторопливо скрылся за поворотом.

– Видеть он будет, но плохо, – печально говорила Лиа. – Но будет.

– Твоя дочь… хоть ты ее останови! – Кави так прижимал смоченную отваром тряпку к лицу, что сам себе едва глаз не выдавил.

– Полегче, – Лиа отвела его руку, принялась накладывать мазь. – Хочешь, чтоб зажило, не строй свирепые рожи.

Держалась она уверенно и чуть насмешливо, несмотря на глубокую грусть, – как и надо с этими мальчишками. Но ее дрожь пробирала при виде порезов на лице Кави – знак, означающий Бездну. И красиво так вырезано. Двумя движениями.

– Лиа, скажи… – мучительный стыд в голосе, – Что, южане сильнее нас?

– С чего ты взял, глупый?

– Нас было четверо…

– Четверо детей, которые ни разу не были в бою – простом, не то что с помощью Силы. Она только помешала вам.

– Я охотился на зверей…

– Вот в том и ошибка твоя! – Лиа едва удержалась от того, чтобы отвесить мальчишке подзатыльник. – Звери! Он человек. А вы… Собрались четверо! Скажи спасибо, что живы остались все… да, и все светила благодари, что ему вы ничего сделать не смогли!

– Это почему?! – ощетинился юноша.

– Потому! До конца дней камни бы таскали! Ладно если бы сами со скалы не полетели! Убийцы недоделанные! – не сдержалась женщина, всегда столь мягкая в обращении. – И Качи молодец, так ему и надо, что своим щитом по глазам получил! И ты… красавчик! – покосилась на его щеку.

– Я… извинюсь перед Соль, – с трудом выдавил он.

– Соль ушла.

– Как?! – хриплым стал голос, а дыхание отказало.

– А вот так. Значит, он ей больше по нраву, чем ты… чем мы, – голос матери дрогнул, но тут же выровнялся. – Девочка у меня умная. И я поперек дороги ей не стану вставать. Еще чего не хватало – выбирать между матерью и любимым.

– Так она и выбрала! – закричал Кави, срывая с лица повязку. – Выбрала… бросила тебя!

– Не бросила, а ушла. Бросить могла, если бы я стала собой дверь загораживать. Или с ножом на Тахи кидаться.

…Синей, в цвет вечернего неба, была одежда послов. Один пожилой, другой много моложе, оба – полные сил. И свита их – человек десять. И столько же слуг. Юва любят роскошь, но в то же время неприхотливы. Видимого оружия не было у них. И правильно – только низшие сражаются с помощью стрел и мечей. К тому же много Сильных в Тейит – если они нападут, ничто не спасет южан. Но нельзя нападать сейчас. Известно – неподалеку от Тейит стоят воины Юга. Ждут посланцев – живыми и невредимыми.

Он, Тахи, носил янтарный браслет Огня. Потомок не самого сильного Рода, Тахи был почти лишен честолюбия – по меркам юва, конечно. Взгляд девочки – северянки позабавил его поначалу. Широко расставленные глаза, испуганная – стебелек, разотри в пальцах, и останется капелька горьковатого сока. Именно девочка, хоть и вполне взрослая телом – но по-детски острые локти, вздернутый кончик носа, крошечные ступни, и кожаный браслет на левой щиколотке. А смотрит так – смесь восхищения с неприязнью… Обычно северяне сторонились послов… холодные, ценящие только себя эсса редко бывали такими искренними. Он узнал имя девочки – Соль. И подарил ей птичку из серебра. Захотелось еще встретить ее. Думал тогда: будет день завтра – значит, найдет.

А вчера Соль смущенно подбежала к нему – и набросила на плечо вышитый тканевый пояс. Так на севере женщины избраннику отвечают.

«Она искусная вышивальщица», – подумал Тахи, рассматривая узор, касаясь пальцами. В нем переплетались ветви и порхали птицы-кауа.

…Из Асталы пришли с миром – подтвердить, что не претендуют на земли близ речушки Акаль; знали, что золота там – поманить доверчивых. Золото любит южан, а над эсса смеется.

Мужчины разговаривали как равные, не как слуга с высшим – они ведь и почти ровесниками были, Тахи лишь немного моложе. И… Уатта считал Тахи своим другом.

– Я не вернусь в Асталу.

– Ты хочешь остаться с этой северянкой? – Уатта Тайау только выглядел спокойным и невозмутимым. На юге бы мало кто осмелился вот так стоять и нагло смотреть в лицо Сильнейшим, как Тахи сейчас.

– Я не просто хочу, я останусь с ней.

– Может, еще наймешься на службу к эсса?

– Я не нужен им и они – мне.

Тахи знал – силой никто его удерживать не станет, да и не удержит. А убивать – тем более неразумно. Даже если Уатта даст волю гневу, все равно не убьет – у северян-то, показав тем самым, что нет на юге мира промеж своими? Никогда посланник не совершит столь неразумный поступок.

– Ты бы мог стать помощником моим сыновьям, – заметил Уатта, и отсвет заката лежал на его лице, приветливом и веселом обычно.

– Они еще слишком малы – им нужна не свита, а няньки. Я не гожусь.

– Почему нет? Старшему девять, не маленький. Когда-нибудь он заставит север говорить о себе.

– Когда-нибудь весь этот мир изменится необратимо.

– На что ты надеешься, Тахи? Вы станете изгоями. Никто вас не примет. А дети, если будут, окажутся лишенными силы – только среди дикарей жить.

– Мы проживем и одни.

– Глупо, Тахи, – Уатта поднялся, заходил по комнате. Широкое полотняное одеяние заструилось за ним – ветрено было в Тейит в этот месяц. – Если и находятся безумцы, желающие уйти, их потому и отпускают свободно – в одиночку не выжить. Или ты желаешь увести с собой бедняков в подспорье? Тогда вас убьют. Заберешь северных – убьют северяне. Наших – я сам возглавлю отряд против тебя.

– Не беспокойся, – рот искривился в усмешке, – Только я и Соль.

– И не стыдно сознавать, что твои потомки, если будут, родятся никчемными?

– Надеюсь, они будут людьми. А сила… не самое важное. И без нее живут и счастливы.

– Иди, – сухо сказал Уатта. – Нам не по дороге. Умирайте в лесу, в грязи.

Тахи только усмехнулся краешком рта. Шагнул к двери, поправляя черные кожаные ножны на поясе.

– Тахи! – не выдержал Уатта. – Ну, куда ты, зачем?!

Тот остановился, и натянутость, только что сквозившая в чертах и голосе, исчезла:

– Тебя ждет твоя женщина. Ты любишь ее. Ты-то хоть пойми…

– Не понимаю, – негромко, чуть ли не обреченно проговорил младший посол. – Безумцы тянутся к звездам, но ты – к их отражению в луже.

– Северяне тоже любят звезды, – задумчиво откликнулся Тахи, отвечая не Уатте – собственным мыслям. – Для эсса они не огонь, а капли дождя… драгоценные камни. Говорят, дождь идет вечно, но каждая капля летит долго-долго, и только кажется неизменной. У нее впереди вечность. А у нас вечности нет.

Тахи подозревал, что именно младший посол направил к нему Утэнну. Словно теплую ладонь к сердцу прижали – все-таки Уатта по-настоящему друг. Вот и проверил невольно. Как раз перед тем, как расстаться.

Лениво говорил Утэнна, словно о пустяках, давно не имеющих смысла. В волосах много весен назад проглянули белые нити, но сам выглядел моложе.

– Я тоже пойду. В Астале от меня мало проку, а в лесу польза будет.

Поднял руки – ладони широченные, словно лапы горного медведя, и сам на медведя похож, и голос низкий, рычащий.

– Астала – грызутся все, и тут, на севере, друг друга съесть готовы. К старости хочу подыскать себе спокойное место.

Тахи не сдержал невольного презрения – промелькнуло в чертах, и Утэнна заметил. Плечами пожал – что ж, не новость, что его в свите лишь за телесную мощь держат, а иной силы у него никогда не было.

– Ты вправду считаешь, что нас ждет спокойная жизнь? В лесу, где тахилика с ихи – не самые опасные твари?

– Я среди опасных тварей пятьдесят весен прожил, – ответствовал Утэнна, – Да и кто из уроженцев Асталы над своей жизнью дрожал?

– И не противно будет жить рядом с северянкой?

– Девочка как девочка, только тощая и бесцветная, даром что кожа смуглая. Из этих северян словно все краски выжали.

Тахи переплел пальцы. Отпустят этого горного медведя или нет? Не особо он нужен Араханне. Но, если силач с ними уйдет, шансов выжить у отказавшихся – больше. Разве такое понравится детям юга и севера? И еще… сам должен понимать, не маленький. Но не сдержался:

– Послушай, Араханна не Уатта. Даже если сделает вид, что отпустил – получишь дротик в спину.

– У северян? Нет. А в лесу затеряемся раньше, чем они обратно поедут.

На это нечего было возразить. В душе уже согласие дал, просто спешить не хотел – мало ли. Погоня, если такая будет, никого не оставит в живых. Но вряд ли будет. Силы у Соль и Утэнны нет, а сам он умеет прятаться. В крайнем случае, за собой уведет южан, собьет со следа. А по-настоящему умелых уканэ не станет Араханна посылать за бывшим спутником, пожилым уже – кому нужен?

– Ладно, только повода не подай заподозрить, что хочешь уйти.

– Не маленький, – буркнул тот, и смешно это вышло – словно ручной медведь проворчал, добродушный, но грозный.

А вечером, когда небо окутали две вуали из паутины, розовая и серая, ждал неприятный сюрприз. И любимая его преподнесла.

– Они с нами пойдут, – Соль кивнула на молодую пару. Стояли плечо к плечу, за руки держась, и казались совсем детьми, хоть и были постарше Соль.

– Зачем?

– Родители против их союза, – немного смутилась Соль. Тахи мог многое ответить, но сдержаться сумел. Не хватало еще потерять Соль, не успев обрести.

– Ты хочешь взять детей со всей Тейит?

Соль напряглась, но, к удивлению Тахи, не отступила:

– Пожалуйста. Вместе нам будет легче. Север ли, юг… все мы люди.

– Ладно! – бросил хмуро, и даже имен двоих не спросил. Северяне испуганно разглядывали его, а когда появился Утэнна, то не они одни, но и Соль попятились и готовы были двинуться обратно.

– Къяли, Киуте, – прошептала Соль, представляя северян огромному южанину. У Киуте, казалось, одни глаза и есть на треугольном лице – вылитый кама-лемур. Ее избранник выглядел худым, но довольно жилистым – вряд ли свалится совсем уж быстро, – подумал Тахи, все же оглядев навязанных спутников повнимательней. Пробормотал:

– Может, и к лучшему.

Сборы не заняли много времени – нужное все принесли северяне; Тахи мало что мог достать среди эсса, а Утэнне и вовсе не следовало на себя внимание обращать. Быстро – всего один вечер, а в полдень южане поедут обратно. Ночью стоит уйти, переночевать вблизи Тейит, а с рассветом постараться как можно быстрее шагать. На всякий случай – излишняя подозрительность полезна порой. А северяне очень не любят, когда в торговый местах Чема и Уми дети одного крыла соприкасаются с другим.

– Нас будут искать обязательно, – предупредила Киуте. – Меня и его, – глянула на избранника своего с любовью, и плохо вязался теплый, по-детски доверчивый взгляд со словами:

– Если вернут, будет плохо обоим, ему – особенно. Мы позаботились о том, чтобы нас не скоро хватились. Надо уйти как можно дальше, чтобы найти не сумели.

– Еще одна радость, – не сдержался Тахи, и северяне проглотили эту резкость.

– Мы можем перебраться через горы, – предложила Соль. – Поселиться на побережье…

– Я не знаю горных троп, – Тахи покачал головой. – Только перевал Уэйна, но он далеко и южане охраняют подходы. А на побережье часты страшные ураганы.

– Разве нельзя поселиться на горном склоне? – вступила Киуте. Тахи вскинул голову, но совладал с собой на сей раз.

– На западных склонах хорошо жить лишь сернам. И земли там мало, все больше камень.

Он взял руку Соль и заговорил, обращаясь только к девушке:

– Никто из нас не знает моря, да и горы коварны, порой шевелят хребтами. И дикари… В долине спокойней.

Вышли порознь с остальными, чтобы внимания не привлекать. И без того предстояло миновать много поселений – расспросов не избежать, ладно еще, если в Тахи не опознают чужого. Ночью и в сумерках придется идти – за ними погоню вряд ли пошлют, а за Утэнной могут. Да и погоня тут ни при чем – кому хочется все любопытные и осуждающие взгляды на себя собирать?

Так и покинули Тейит.

Соль, только и мечтала о том, чтобы остаться только с ним, и никого вокруг. И вот… никого, поет далекая кауи, мелко, заливисто, и темный мох на поляне, и небо высокое.

Тахи заметил, что девчонка сжалась и смотрит, словно тут ей и конец. Рассмеялся, провел пальцами по щеке Соль, по губам. В черных зрачках его отражалась песня кауи; тесьма, вплетенная в волосы, казалась живой.

– Ты совсем дитя, – тихо, как вздох, прозвучало, и Соль послушно кивнула, спрятала лицо у него на груди. Ей все еще было страшно, и он же был защитой от этого страха… и от всего теперь – единственной ее защитой.

Соль сбила себе все ноги в пути – горная серна, она не привыкла бесконечно идти через леса, плотные, душные, то приветливые, то страшные. Тахи и нести ее был бы рад, но сама не давала – довольно ему других тяжестей. В лесу под темным покровом деревьев хозяйкой была зеленая тень. Влажность, а порой и прохлада, особенно после дождя, противоположные палящему зною открытых мест, исходящий от лесной почвы запах земли, мхов и сладкий аромат цветов. Папоротники повсюду, забивающие траву, деревья причудливой формы, покрытые свисающими плетями длинных гибких растений, порой пышно цветущих, порой покрытых ядовитыми шипами – а то и все вместе.