Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 42 страниц)

– Ну, давай.

Огонек осознал, что жить ему осталось недолго. Пожалел, что пришел сюда – но лишь на миг.

– Ты… делай, что хочешь, Дитя Огня. Но послушай сначала – это все, чего я прошу. Я же пришел сам, подумай – мне есть, что сказать и это важно! – отчаянно проговорил Огонек, пытаясь не кричать от боли в вывернутой руке и жалей, что не умеет говорить гладко и убедительно.

– Хватит. Пауки… паутина из слов. Что еще?

Кайе разжал пальцы – но глаза, как у энихи, светились в темноте. Как же он изменился…

Южанин поднял свою руку повыше, взял Огонька за горло. Прижал не сильно – подросток мог говорить.

– Ты высоко взлетел! Надо же, в свите Лачи! За красивые глаза, а?

Огонек боялся двинуться. Полностью подчиниться… тогда, может быть, Кайе не сделает одного-единственного движения… просто так, испытав темную ярость. Звери щадят тех, кто одной с ними крови и выказывает покорность. Жилка билась на шее, отчаянно. «Я всегда был благодарен тебе», – хотелось сказать. Но это означало смерть немедленную.

– За дар-защиту, Кайе. О котором я тебя не просил. Который ты дал мне, желая добра…

– Какую защиту? – Сквозь зубы.

– Они назвали это Ши-алли.

– Что!? – тот отдернулся, а пальцы сжались. Взглянул почти с ужасом. Придушенный Огонек невольно вскинул руки к горлу… как тогда, с энихи.

– Это правда, – проговорил непослушными губами, как только айо ослабил хватку, и захлебнулся кашлем.

– Говори. – Пальцы теперь едва касались кожи, но руку Кайе не убирал. Так хищник держит добычу, думая, убивать или еще поиграть.

Огонек не мог сейчас говорить своими словами – он вспоминал слова Лайа. Чужие, северные, они падали каплями расплавленного свинца… не уместные.

– Ты не знал? Это вышло случайно? – еле слышно спросил Огонек.

– Я не знал.

– Но как…

– Видно, я слишком старался уберечь тебя… не думал, что умею ставить Ши-алли. Значит, тебя прислали за этим на Юг. Ты получил, что хотел.

– А… я же…

Огонек замотал головой, очень хорошо осознав, что на самом деле произошло. Избранник, сказал не так давно Лачи? Полукровка ведь мог остаться на юге… мог придти и рассказать обо всем «ведущему» своему. Но он… сбежал?

– Небо высокое, – вырвалось, – Нет… послушай…

Слова прилипли к горлу, очень шершавые и тяжелые. Но нельзя же молчать.

– Я не хотел покидать Асталу, – прошептал подросток, сжимая ладони, будто собственную жизнь в них держал и боялся – она утечет в малейшую щель. Встать на ноги не осмелился – лишнее движение может дорого обойтись. – Я могу рассказать… Но как добиться, чтобы ты поверил мне?

– Не трудись. Я не поверю.

– Я не бежал из Асталы. Къятта оставил меня в Башне. Чтобы я умер там. Если это игра – я и в самом деле не более чем камешек.

– Глупо и не смешно. Къятта не смог убить мальчишку?

– Мог без труда. Я не знаю, почему он этого не сделал.

– Северные крысы научили тебя говорить так? У нас тут больше нет читающих память. Толаи вы убили.

– Но не я же! – выкрикнул первое пришедшее в голову. Больше всего хотелось вынырнуть из-под сумрачного взгляда, оказаться подальше от этих рук… и нестись к северному лагерю. Да, а трава вокруг загорится…

Над жестким кустарником трепетали блики светляков. Ветер проснулся и решил прогуляться по кронам деревьев. Кайе задумчиво смотрел, держа руку у шеи Огонька. Но не все сжимал – только касался кончиками пальцев. Огонек уже и забывать начал, какие у южанина горячие руки… Торопливо заговорил, хватаясь за единственную соломинку:

– Нет, погоди. Чекели. Ты же видел, что я тебе отдал…

– Ты должен был ударить. – Не вопрос, утверждение.

– Я не сумел…

– Испугался?

– Думай, как хочешь.

– Тут нечего думать.

– Ну, тогда… – полукровка не договорил и зажмурился, плотно-плотно смыкая веки, хоть так спасаясь от тупого ужаса. Услышал:

– Какая покорность! Отдаешь свою жизнь врагу?

– Ты мне не враг.

Он неожиданно отпустил Огонька, долго и тяжело смотрел на подростка.

– Если бы знать, чего хотят крысы дальше… Уходи. Поживи еще немного…

Огонек медленно и неловко поднялся с колен. Пустота нахлынула, сосущая, неподъемная.

– Ведь мы раньше хоть немного… понимали друг друга. Я пришел, потому что… ты повел себя как человек там, у завесы.

– Это было зря, – искривились темные губы. – Проваливай.

Полукровка сделал шаг назад и остановился. Потер занывший шрам на руке… или старые шрамы под ним тоже заныли?

Луна осветила поляну, ярко – тьма не только с поляны ушла. Сейчас Кайе выглядел проще, почти как в Астале. Если бы не браслет… светившийся хмурым темно-красным огнем. Усталое, немного напряженное лицо. Но ярости нет в глазах, они обычные, человеческие.

– Почему мы не можем просто разговаривать, как люди? – тихо и с болью спросил Огонек. Он говорил – и не понимал, что стремится доказать и зачем. – Ты ведь поверил, что я невиновен. Их игры – это их игры… и ваши, но не мои.

Протянул руку к его кисти, осторожно, будто к готовому укусить зверю. Для южан важны прикосновения, душу читают по ним… Тот вздрогнул, отдернув руку – словно скорпиона в нее положили. Не сводил глаз с плеча полукровки – и при свете луны сумел разглядеть почти сошедший след от глубокого пореза. Судорожно вздохнул, словно чужая рука сжала горло. Покачал головой.

– Это! – спросил хрипло и требовательно, указывая на плечо Огонька.

– Я пытался порвать то, что нагоняло на меня страх, – честно ответил подросток.

– Ты же… вот почему она открылась… – приложил руку к собственному плечу сверху, тихо сказал: – Что ты наделал…

И замолчал, не сводя взгляда с верхушек деревьев, особенно черных в свете луны. Не просто замолчал – тихим стал, каким-то поникшим даже. Огонек решился задать вопрос, который и вел его сюда превыше всего остального:

– Расскажи мне про реку Иска. Что было там? Кто начал первым и почему люди погибли?

– Думаю, тебе достаточно рассказали.

– Я слышал их слова. Не ваши…не твои.

– Так вот зачем ты пришел.

– Не только за этим, – сказал и понял, что сказал правду. – Но я… да, мне важно знать – от тебя. – С запинкой прибавил: – Можешь убить потом, если захочешь…

– Амаута! Как пересмешник, затвердил одно слово… – он задумался, подбирая слова. Никогда не умел рассказывать, вспомнил Огонек. Но тот скоро заговорил: – Мне едва сравнялось четырнадцать весен. Но крыс я ненавидел не меньше, чем сейчас. Они пришли на земли, на которые не имели прав. И попытались взять золото, отхватить кусок… сбежать с награбленным. Я привел своих. Потребовал вернуть то, что они взяли. Они отказались, пытаясь кричать, что земля эта ничья. Оставили не все золото… хотели забрать на север. А я хотел видеть их трупы. Потом я узнал, что двое сумели выжить – сейчас бы не выжили.

Говорил зло, словно выплевывая даже не слова – шаровые молнии. Огонек не поднимал головы:

– А заложники? Я знаю, они были отправлены в Асталу…

– Девчонка сбежала. Мальчишка мертв… эсса! Надменная тварь…

– Ты его… как оборвалась его жизнь? – похолодел Огонек, не решаясь спросить в открытую. Тот мотнул головой, бросил:

– Не огорчайся. Жаль, но убил его все же не я. Ты счастлив? Теперь уходи наконец! – откинулся назад, упираясь затылком в ствол пихты. Смотрел в далекое небо.

«Теперь волосы будут в смоле». Огонек тронул его за плечо. Услышал:

– Уберешься ты или нет!?

Вместо ответа тот сорвал пучок травы и попытался стереть смолу – хоть тяжело было, в темноте-то.

Неожиданно Кайе опрокинул его на траву. Нажал на ребра чуть выше солнечного сплетения – Огонек теперь и повернуться не мог.

– Ты чего добиваешься? – спросил южанин.

– Ничего. Просто я уже сделал тебе больно. Сейчас не я тому виной, но, может, хоть что-то могу…

– Понравилось быть целителем?

– Понравилось, – тихо и уверенно ответил Огонек.

– Сбылась мечта? Все бедные кварталы благословляют твое имя, да?

Огонек промолчал. А глаза Кайе снова начали светиться не по-хорошему.

– А может, проверить, насколько сильна Ши-алли?

– Ты сам мне ее дал.

– Отлично! И я теперь не смогу свернуть тебе шею, да?

Огонек лежал неподвижно и смотрел на него. Тот убрал руку. Сказал безнадежно и совсем по мальчишески:

– Катись отсюда… Или получишь то, на что нарываешься.

Огонек сел. Перевел дыхание. Произнес, глядя в землю:

– Прости. А тебя считают чудовищем.

– И заслуженно.

– Ты не тронул меня в шатре и сейчас из-за того заложника? Из-за Айтли? Он тоже… был слабее тебя?

– Уходи же… – прошипел тот сквозь зубы. Огонек вспомнил – так, сквозь зубы, ругался один из пациентов Лиа, старый лодочник – пытаясь не кричать, когда Огонек промывал его рану.

Подросток поднялся. Понимал – сейчас и впрямь лучше уйти. А то… Кайе и без всякой Силы способен сделать с ним все, что угодно. А каково оборотню будет потом?

Брел сквозь заросли папоротника, не заботясь о том, что могут услышать шорох. К эсса возвращаться не стал, хотя знал – они еще не уехали.

Просто сидел и смотрел на узенький месяц. Над черными камнями шелестела невидимая трава. Совы кричали обиженно и гулко. А рассвет не торопился заявлять о себе, словно подчиняясь желанию подростка.

Когда небо наконец посветлело, прошуршали шаги – направление Огонек не взялся бы определить. Да какая, в сущности, разница, кто.

– Сидишь?

Тевари опустил голову.

– Хорошо быть предателем, правда? – спросил Кираи. В руке его тускло светился Солнечный камень – видно, северянин искал Огонька ночью, по темноте.

– Я не предавал никого, – глухо отозвался подросток.

– Неужто? Не только Лачи, меня… и родных своих тоже.

– Почему? Потому что не захотел убивать?

– Если бы. Ты еще и оружие врагу отдал.

– Ему не нужно такое оружие.

Кираи некоторое время походил кругами. Снова остановился рядом:

– Ладно. Пошли. Там…

– Что?

– Ничего.

Он явно хотел что-то сказать, но язык сковывала то ли воинская дисциплина, то ли иное что.

– Там… меня искали?

– Пока не до тебя. Впрочем, Лачи справлялся, где ты.

Огонек не успел подняться – рядом бесшумно возник силуэт. Было уже достаточно светло, чтобы разглядеть красный цвет одежды человека.

– Вот и кошка пожаловала, – сказал Кираи, рука потянулась к поясу, за оружием – и опустилась. Но смотрел он по-прежнему хмуро и зло.

Огонек вскинул глаза на обоих, ощущая тупое равнодушие. Кираи же не самоубийца… он сейчас просто уйдет. Надо тоже подняться… тело как ватное, но надо. Северяне уже готовы в путь, наверное. То есть Лачи со свитой…

Кайе и не переоделся – и Огонек снова увидел прорехи от радужных ножей. Целители… наверняка есть у южан. Значит, не подпустил. А с Огоньком разговаривал, будто совсем здоров. И сейчас:

– Убирайся отсюда, – сказал угрюмо. – Этот – мой.

– Я лучше своей рукой оборву его жизнь, чем отдам тебе. – В голосе северянина была боль. Неподдельная. Ученик ведь… даже, наверное, друг.

– Кираи, я… – открыл было рот полукровка.

Оборотень хмуро взглянул на Кираи, стал перед воином-эсса.

– Он мой. Попробуй тронуть… – и, не оборачиваясь, сказал Огоньку:

– Заткнись.

– Он хорошо тебя слушает. – Обронил северянин. – И энихи способны дрессировать людей?

Где-то кричит ночная хищная птица. А следом за этим криком, с другой стороны – вопль кролика, попавшего в когти. Ночь – время охоты.

Только уже рассветает.

– Он пойдет с нами на юг, – чуть склонена голова; Огонек знает прекрасно – это знак очень серьезный. Помедлив, кивает.

– Не сходи с ума, – Кираи обращался только к нему, и в голосе было непритворное волнение: – Подумай, что с тобой сделают!

Огонек заговорил, в душе молясь об одном только – чтобы ему дали закончить:

– Кираи… ты сам напомнил мне, что пора вести себя по-взрослому. Отвечать за поступки… и думать, что дальше. Поверь, сейчас я делаю то, что надо.

– Я говорил о взрослости. Но не думал, что начнешь ты с предательства.

Повернулся и зашагал к лагерю северян. Не оборачиваясь.

– Скажи моим, что произошло, пожалуйста! – хотел было крикнуть подросток, но получилось похоже на шепот.

Кираи шел напрямик, раздвигая телом высокие упругие стебли, и быстро скрылся из глаз.

– Идем, – рука с красным браслетом легла на плечо подростка, словно ничего не случилось, и самое время было дружески поболтать.

– Идем, – тихо проговорил Огонек, хотя меньше всего этого хотел. Просто не мог. Ни говорить, ни стоять, ни идти.

В это самое время усталая, дрожащая девушка в сером впервые в жизни услышала мысль своего старшего родственника – когда тот прошел мимо нее, вымотанный настолько, что не понял проникновения за «щит» члена своей семьи. Этле не собиралась этого делать. Она просто… слишком хотела передать обиду свою.

«Я проиграл. Шику… зря», – и, новая мысль: «Пока».

И этого Этле было достаточно.

Кайе присел на камень. Темно-красный цвет – цвет войны и гнева – шел юноше очень. Но красное полотно одеяния обезобразили следы от радужных ножей – и сквозь дыры с обугленными краями виднелись ожоги на разорванной коже. Он даже одежду эту не снял…

– Больно? – тихо спросил Огонек.

– Нет.

– Позволь мне – ты знаешь, что там, на севере, меня обучали целительству.

Ему был ответом взгляд – тяжелый и очень презрительный. Словно вопрос – а чему тебя там еще научили?

– Дай я хотя бы попробую, – не отступил он.

– Ладно, – почти беззвучно выдохнул южанин. Откинулся назад. Огонек присел рядом, раздвигая складки ткани, вздрогнул, как следует разглядев сожженную до черноты кожу, и белый кусочек кости – удар был силен…. Какой части мгновения Кайе хватило, чтобы поставить-таки щит, загораживая себя и другого? И почему этого щита не было раньше?

Осторожно поднес руку к ожогам, пытаясь и теплотой собственной кожи не побеспокоить оборотня. Почувствовать, и, не касаясь, позволить лепестку Силы лизнуть поврежденное место…

– Ты…! – его схватили за руку, он совсем рядом увидел бешеные и вместе с тем перепуганные глаза. – Что ты делаешь?!

Огоньку не много потребовалось времени, чтобы сообразить. Он улыбнулся даже:

– Все хорошо. – Пояснил: – Ты привык, что целителю требуется усилие, чтобы преодолеть твою невольную защиту. А со мной и расслабляться не надо – благодаря Ши-Алли я прохожу свободно.

– Ладно, – повторил оборотень, сжав зубы, и закрыл глаза. Какое уж там расслабиться… он сейчас с трудом терпел прикосновения чужой Силы, мало того что просто чужой – того, кого считал врагом, наверное.

Под осторожными прикосновениями невидимых лепестков обугленная кожа стягивалась в корку и сходила, оставляя новую кожу, ярко-розовую.

Огонек выдохнул, чувствуя, как кружится голова и земля ощутимо покачивается. Столько он ни отдавал ни разу – связь и впрямь оказалась беспощадной, она забирала нужное сама.

– Хватит, – донесся голос оборотня, одновременно с осознанием, что больше не выдержать. Ожоги выглядели уже вполне приемлемо.

И, поняв это, Огонек повалился наземь, уткнулся лицом в сосновые иглы, устилавшие землю, и зарыдал – точнее, завыл, захлебываясь слезами, дрожа от боли и ужаса. Прорвалась напряжение.

Кайе сидел неподвижно, смотря на верхушки пихт.

– Проорался? Легче? – обронил, когда отчаянные рыдания стихли немного.

Огонька это привело в чувство, заставило вскинуться:

– Что легче?! Убивать или смотреть, как убивают другие?!

– Да уймись ты… – Кайе думал о чем-то, едва обращая внимание на мальчишку. – Хватит.

– Там, на севере, люди… они хотят жить! И они дороги мне!

– Пусть благодарят Лачи. А жить хотят все, любая крыса.

– Крыса? Наша связь… в Бездну, она ничего не стоит! Ты не докончил тогда… давай, раз тебе и в самом деле плевать на всех!

– Амаута! Не пори чушь. Те, кого я хочу убить, умирают. А тебя Лачи почти уговорил. Да какое почти… просто уговорил.

– Я хотел защитить людей севера. Тех, кого полюбил, понимаешь? – Огонек снова почти кричал. – От тебя, потому что тебе убить их – все равно что прихлопнуть мошку! Я не смог ничего, понимаешь? Защитить их, или тебя уничтожить… я просто пустое место! А Лачи…

– Север стал бы сильнее на какое-то время. Он тоже… делает все для своих. Кыш!

Кайе зашвырнул шишку в севшего на ветку дятла.

– Ну что, все еще оглядываешься на тех?

– А ты как думаешь? – тихо и медленно. – Там же… – осекся.

– И как, намерен вернуться к ним? Бежать?

Долго не было слышно ни звука, кроме далекого стрекотания сойки.

– Нет.

Словно двое приятелей встретились вечером – и решают, разойтись ли сейчас или еще поболтать. На севере… дом, который едва-едва отыскал. На юге… тот, который слушает иногда разумную речь. Но слушает ведь! Стоило отважиться на разговор – и он пришел сам. И, может быть, хватит сил удержать… убедить хоть в малости. Огонек только тогда вздохнуть смог, когда осознал – тот ничего не спросит. Пора бы понять, наконец. Он тоже… меняется.

А тот откликнулся через некоторое время:

– Не строй из себя… несчастную жертву.

– Это бессмысленно, – отозвался подросток устало.

– Бессмысленно… Ты стал, как они, – вздохнул и сказал непонятно для полукровки: – Раньше, в Тевееррике, добровольная жертва считалась самой значимой…и самой опасной.

– Опасной?

– Да…

– Разве тебе меня опасаться?

Кайе улыбнулся криво и ничего не сказал.

Огонек вскинул голову:

– Когда ты смотришь, как сейчас… у тебя такое лицо… словно ты можешь быть и другим. Человеком…

– Ни за что. Не обманывай себя. Не могу и не хочу быть иным.

Полукровка сжал зубы, отвел глаза. Вот, значит, как…

– Огонек…

Мотнул головой, ожесточенно:

– У меня есть имя!

– Какая мне разница?

– Я не…

Рука оборотня сомкнулась на его локте, довольно грубо:

– Думаешь, я забуду перепуганного детеныша из леса? Плевать, кто ты!

– Пусти! Я был им…

– А стал чем-нибудь? Кроме тени этих…

– Пусти!

– Что ты все оглядываешься?! Ждешь своих северян?

Огонек вырвался наконец.

– Я сказал, что пойду с тобой! Но не на цепи!

Прикрыл глаза, пытаясь прогнать видение – мертвые тела, устилающие долину Сиван. И, хуже – тела на лестницах и уступах Тейит. Прошептал:

– Я пойду… не хочу… крови.

– Сила Юга стоит на крови.

Мальчишка промолчал. Кайе поднялся:

– Всё, – положил руку на плечо Огонька: жест, привычный для обоих уже. – Они скоро уедут. Сначала свита этих, потом соберутся рабочие.

– Ты Лачи не знаешь… Не думаешь ли, что он так просто стерпит все, что ты ему наговорил?

– Я понимаю. Но сейчас он ничего не может. Даже если нарушит договор… мы сильнее их. Побеждает всегда сила.

– Или хитрость.

– Хитрость их сорвалась… Или нет? – резко развернул Огонька к себе.

– Отпусти, – попросил тот устало, не желая прикосновений. – Я и сам ничего не знаю. Боюсь уже думать… Но я – камешек, выброшенный с доски.

Они шли медленно, и остановились недалеко от палаток южан. Заметив нерешительность Огонька, айо спросил:

– Чего ты боишься? Снова придти к нам? Ты жил у нас достаточно долго, чтобы не испытывать страха.

– Или наоборот… Позволь, я все-таки расскажу тебе кое-что.

Кайе кивнул и уселся на устилавшую землю хвою. Огонек пристроился напротив. Но не слишком близко.

– Мое имя Тевари. Моя мама была из эсса. Ее звали Соль.

Слегка исказилось лицо, трудно было – обрывки, которые возникали перед глазами, мальчик пытался связать со словами женщины-северянки. А полностью память так и не вернулась – и вряд ли вернется. Все равно… теперь это не имеет значения.

– Соль…. Отец оставил Асталу из за нее. Они жили в лесу… Отец прозвал меня – Лисенок. Из-за волос. Он был… был – айо… я помню его браслет. И смех… Моего отца звали Тахи.

– Тахи, – задумчиво откликнулся юноша. – Этот человек служил моему отцу… я не видел их никогда.

Огонек отдышался и продолжал, медленно, словно вглядываясь внутрь себя.

– Я… Мне, похоже, двенадцати весен не было, когда загорелся лес. Мы жили там вшестером. Я помню – Киуте, ласковая, веселая… Пожар охватил лес, и звери… отец и Киуте остались. Они остановили огонь. В Тейит я узнал, что зажег его – ты…

Южанин весь подобрался, будто готовясь к прыжку. Но не двинулся с места.

– Ты, ради золота реки Иска… – Тевари-Огонька передернуло, – Мы бежали по лесу… потом мама упала… а я… я кинулся к ней… может быть, я ударился головой – не знаю. Но похоже на то… – жалко улыбнулся собственной шутке.

– А потом ты попал туда? В башню? – тихо спросил Кайе. Мальчишка вспомнил – таким оборотень был, когда слушал песни… что ж, отчего нет? Тоже – любопытная сказка, почти песня.

– Наверное… я так и не вспомнил, что произошло. Тот человек… эсса. Он говорил мне, что не видел таких, как я. Наверное, это про Силу. Он пытался понять, почему я такой…

По щекам вновь потекли слезы. Стыдно – в пятнадцать весен…

– Он как-то сказал: тебя не тронули звери. Значит, он нашел меня там…как у дикарей нашли эсса. По выплеску Силы…а мать…погибла, наверное. У реки Иска – три с лишним года назад.

Перевел взгляд на долбившего сухой ствол дятла, постарался незаметно вытереть щеку.

– Ты сказал… в тех местах умер твой отец. И мой, значит, там же… Я не помнил ничего. Я и сейчас плохо помню.

– Кем ты видишь меня?

Вопрос сбил Огонька с толку. Он тронул языком губы, обдумывая ответ. Стало не по себе.

– Я не могу тебе врать. Я не понимаю. Плевать, что говорят северяне… я привязался к тебе сильнее, чем думал. Не только за подаренное пламя… хотя и мечтал разорвать нашу связь. Но я не раз думал также, что тебе… не следует жить.

– А сам – хочешь этого? Чтобы меня не было больше?

– Не знаю. Не спрашивай… – почти с мольбой поднял глаза: – Я очень устал.

– А я должен знать, кого забираю на юг, – он, кажется, и мысли не допускал, что ему могут соврать.

– Не хочешь – не забирай, – пробормотал вконец вымотанный подросток, и услышал:

– Я должен.

Южане сразу обступили обоих, заговорили – гортанные их голоса казались уставшему подростку возгласами диких птиц. На него самого почти не смотрели – привели и привели… Потом будет время во всем разобраться, а сейчас последнее, что заботит – полукровка, который еле держится на ногах. Ах, они же не знают, подумал Тевари.

– Кто это сделал? – высокая тонкая женщина едва не ткнула пальцем в розовый рубец на месте страшной раны. Кайе отвернулся, угрюмо.

– Хватит. Я хочу спать. Выставьте часовых у лагеря…

– Не считай нас детьми. Нам нужно ехать, пока солнце не вошло в силу…

– Мы будем говорить крысам, что им делать – а не удирать от них. Огонек, пошли.

Направился к маленькой палатке… судя по всему, никто не осмелился разделить ее с оборотнем. И сам Огонек боялся заходить в палатку – как в логово хищника; раньше, напротив, страхи уходили, а сейчас…

– Ну? – юноша обернулся устало. Какая бы там Сила не шла через него в мир, он все же был и человеком. Измученным не менее полукровки. Тевари набрался храбрости и, пригнувшись, шагнул внутрь, в полутьму. Стянул с ложа одну из шкур, соорудил себе постель у другой стены палатки. Кайе этого не видел уже. Он, как вошел, просто упал на ложе и заснул мгновенно.

Зато с Тевари усталость мигом слетела.

«Я же… еще вчера стоял против него с оружием в руке. Он же знает про Ши-Алли!» – завопил кто-то в голове Огонька. Полукровка едва не растолкал оборотня, чтобы только тот не спал так беспечно.

– Но так же нельзя!! – прочти в голос произнес Огонек, отчаянно пытаясь найти в спящем хоть намек – тот видит и слышит. Смотрел, пока не погасла маленькая лампа. И тогда – не смежил глаз, вслушивался в дыхание, испуганный куда больше, чем перед входом. Только теперь понять не мог, кого боится. Усталость дикая дала себя знать – веки сомкнулись, но пришли забытые было кошмары. Так и не отдохнул. Весь мокрый от ужаса, проснулся и глаз уже не закрывал. Даже обрадовался, что не один.

Скоро и тот заметался, не просыпаясь, Тевари услышал короткий стон. Дернулся было к южанину, но тот распахнул глаза и сел.

– Ты… – начал было подросток.

– Тихо, – отмахнулся тот, и, пригнувшись, выскользнул наружу, остановился у палатки. Огонек услышал шуршание – через миг к лесу метнулась огромная черная тень.

И тут словно теплой ладонью полукровку накрыло – заснул мгновенно, без снов.

Проснулся от притока холодного воздуха – юноша откинул полог, нырнул в палатку. Небо было уже серым. Смерил взглядом полукровку.

– Цел?

– Да… щеку вытри, – чуть слышно проговорил тот. Оборотень небрежно провел по щеке, стирая кровь. Осмотрел руку, хмыкнул:

– Не моя.

– Как… ожоги?

– Нормально. Спи дальше…

– Спасибо, я уже успел… – пробормотал подросток. Он не успел восстановить силы, и не сомневался, что снова придут кошмары. Но на сей раз сон его все-таки не отпустил.