Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

Глава 7

Лес близ реки Иска

Два с половиной года спустя после пожара

Мальчик-подросток сидел на уступе полуразрушенной башни. Из трех ступеней состояла она, каждая верхняя уже предыдущей. Серые искрошенные ветром камни походили на части скелета давно умершего огромного животного. Отдельные рыжие прядки мальчика свисали на плечи, остальные волосы были неаккуратно перетянуты травяным ремешком на затылке. На мальчишке были только штаны, голые руки покрыты мелкими царапинами, словно он время от времени пробирался через колючий кустарник. Он и впрямь помогал очищать от кустарника-чиуни прилегающие к башне тропинки – правда, толку от мальчишки было немного, слишком крепко чиуни держался корнями за землю, слишком прочны были его ветви.

Перед мальчиком лежал комок красной глины – тот пытался вылепить из него высокий кувшин, но ничего не получалось, и мальчик вновь сминал глину в бесформенный ком. Солнце висело уже над самым горизонтом, оранжевое.

– Эй, ты голоден? – окликнули мальчика с другого конца уступа. Голос не отличался приветливостью, но мальчик обрадовался, вскочил. Подошедший поближе человек в сильно поношенной одежде северян поморщился, увидев так и не ставшую кувшином глину. Протянул руку:

– На.

На ладони лежал большой плод тамаль, еще кисловатый в это время года. Мальчик жадно вгрызся в него.

– А где эльо-дани? – спросил, не переставая жевать.

– Опять уединился со своими ящерицами, – человек снова сморщился, и с опаской оглянулся на верхнюю часть башни. – Все змею поймать хочет…

– Змеи – это опасно, – передернул плечами мальчик, преданно смотря на человека снизу вверх. – Так говорит эльо-дани…

– Змеиный яд, разлитый в воздухе, будет хорошо убивать, он говорит, – буркнул человек. Почесал затылок. – Кого убивать-то?

Могло показаться, что он разговаривает с мальчишкой, но на самом деле так же человек обращался бы и к камню.

– Мне доделать кувшин? – робко спросил мальчишка.

– С твоими руками ты не доделаешь его к концу года.

– Эльо-дани разбил предпоследний… он велел мне лепить новый.

Человек отмахнулся от мальчика, как от назойливого насекомого, и зашагал к полуразрушенной лестнице, ведшей наверх. Ходить по ней было небезопасно – прочная кладка, но камни от времени стали неровными. Оступишься – и лети вниз.

Мальчик проводил ушедшего взглядом и вновь принялся за работу.

Он не понимал свои руки. Неумеха… и почему только дани кормит его? Но ведь порой получается, словно тело само знает, что делать. Полог травяной сплел, связав сложным узлом волокна. А эльо-дани хмурился отчего-то. Но полог оставил.

…А пальцы проворные бегали, сплетая нити, связывая узлы, когда, задумавшись, следил за полетом птиц; но стоило перевести взгляд и мысли на работу свою, и неуклюжими становились руки, словно из глины. Понять не мог, как завязать и самый простой узел. А так хотелось понять, и слезы на глаза наворачивались. Никчемный. Ачи, найденыш.

Без памяти.

* * *

– Смотри-ка, люди! Попали в пожар, наверное. – В голосе любопытство – так разглядывают бабочку в паутине или осу, нечаянно попавшую в кувшин с медом.

Высокий сутуловатый человек наклонился над женщиной и двумя детьми. Рыжие волосы старшего мальчика полыхали, словно зарево. Женщина обнимала детей, словно и находясь без сознания пыталась его защитить. Ребенок поднял голову, глядя на человека. Был он слегка не в себе – взор почти осознанный, но мутный.

– Северянка… а этот на полукровку похож. И на нее. Сын… или младший брат? Нет, сын, похоже… – он разглядывал лежащих с любопытством. – А этот чистой крови…

– Они погибнут, эльо, если оставить их, – прервал долгое разглядывание неуверенный голос.

– С чего бы? Не ранены.

– Звери же, эльо.

– А полукровка не совсем лишен Силы, – не слушал слугу человек. – Интересно. Такая редкость, правда же? Какой позор для женщины – связаться с южанами.

– Вряд ли она сама… – вздохнул слуга. – Принудить легко.

– Это меня не касается. Оттащите ее куда-нибудь, чтоб не валялась на тропе, не мешала ходить. Ребенка подбери, пожалуй. Интересно понаблюдать за полукровкой, который не совсем пуст. Может ли он сам взойти на Мост и пройти по нему?

– А второй? Он эсса…

– С этой мелочью больше хлопот. Не нужен мне.

– Мама! – вскрикнул рыжий мальчишка, когда наклонились отнять его от женщины. Но человек повел руками, погружая того в сон.

– А она… – начал было слуга.

Человек уже шагал прочь, бормоча что-то себе под нос и размахивая руками. Слуга нерешительно посмотрел на бесчувственную женщину и малыша, со вздохом перекинул полукровку через плечо и зашагал за хозяином.

Второй подхватил лежащих и направился прочь от тропы.

– Она вернется за ним, эльо, будет искать, – проговорил в спину уходящему. Тот резко остановился, по-детски раздосадованное выражение появилось на лице.

– Не будет.

Руки человека задергались непроизвольно, лежащие у его ног тени поблекли и потянулись к его ссутулившейся фигуре. Тени испытывали страх, отрываясь от земли и привычных предметов-хозяев. Оказавшись в воздухе без опоры, они выцветали до полной прозрачности, все их бесплотное существо кричало от ужаса, сталкиваясь с такими же бесплотными уже-не-тенями, свитыми в полотно чужой волей. А потом стихло все, снова спокойным стал воздух. Человек, мелко дрожа, стер крупные капли пота со лба.

Наполовину развалилась кладка башни, и сама она, в три ступени, неширокая и невысокая, торчала, словно стертый полуразрушенный зуб. Буйные заросли папоротников и колючего кустарника чиуни льнули к ней, в щели между камнями пробивалась густая трава. Запах стоячей воды – неподалеку находился полускрытый камышами маленький пруд. Нелепым казалось присутствие людей в этом вроде бы давно заброшенном месте.

Мальчика опустили на пыльный каменный пол. Сутуловатый человек смерил его скептическим взглядом – тощего, перемазанного сажей. Ребенок дышал неровно, протягивая руку, словно пытался ухватиться за кого-то или за что-то.

Человек снова поморщился. Упер указательный палец в лоб ребенка. Тот заметался было, но быстро стих.

– Что ты делаешь, эльо? – испуганно и тихо спросил слуга.

– Не мешай! – капризно выпятив нижнюю губу, откликнулся тот. И лишь некоторое время спустя, убрав руку, пробормотал:

– Скучно… Если взойдет на Мост, интересней будет. Помогать будет.

– Что ты с ним сделал, эльо?

– Освободил голову от мусора, – хихикнул хозяин. – Теперь ничто не мешает! – и он гордо оглядел себя через плечо, явно довольный полученным результатом. Потом сник и шаркающими шагами направился вглубь коридора.

Слуга вздохнул и стал выметать пыль из комнаты, потом принес охапку папоротников – на первое время найденышу вместо постели. Очухается – сам чего-нибудь смастерит. Если сумеет.

Заходя в башню, съеживался – постоянно казалось, что на плечи сыплются то ли мелкие камешки, то ли холодные капли. И так, и так бывало. Дани жил на самом верху, к его обиталищу мальчик почти никогда не поднимался – духу не хватало. Довольно, увидел как-то – сидит в грубо сколоченном кресле, глаза мертвые, словно их пылью припорошило. И так-то взгляд пугающий – то бегающий, цепкий, то застывший бессмысленно. А тут еще вокруг головы что-то вилось, похожее одновременно на паутину и летучую мышь. Неживое и ненастоящее.

Мальчик сбежал оттуда, так быстро, что ногу подвернул на выщербленной ступеньке. Потом один из людей эльо-дани вправлял вывих, молча, не ругая. На вопрос «а что это было» так же молча скривился, пожал плечами. Сказал все же потом:

– Пытается взять чужое.

– Чужое?

Но человек уже закончил возиться с его ногой и ушел, чуть вразвалку, бесшумно.

Стали жить дальше.

Имен слуг мальчик не знал, да и как следует отличал только одного из троих – остальных постоянно путал, настолько стерты были их лица. А тот, первый, не то молодой, не то старый, порой разговаривал сам с собой, но мальчику казалось – к нему обращаются. Порой тот и на вопрос не отказывался ответить.

В башне жило много безногих ящериц – то ли их дани прикармливал, то ли сами сбегались. Мальчик любил играть с ними – понятливые, шустрые, они были единственными товарищами. А вот змеи избегали каменной громадины: за все время пребывания тут мальчик лишь единожды видел змею, и та утекла, словно ошпаренная.

А дани упорно охотился за ними, и злился, и велел слугам ловить, коли увидят.

Безногие ящерки – красивые, пестрые, снились мальчишке ночами. Они складывались в причудливые узоры, и мальчик смеялся, хлопал в ладоши: еще!

Ночью было куда интересней, чем днем. Пока не приходили кошмары. А они тоже любили приходить в гости – давящие, горячие, непонятные совершенно. Разные и очень похожие. Мальчик почти ничего не помнил из них наутро. А вот узоры из ящерок – запоминал. Жалел, что не может найти таких камушков, чтобы выложить на полу или украсить кувшин.

Может, тогда его похвалили бы за усердие?

Гроза повисла над лесом и башней, еще молчаливая, но уже давящая.

Мальчик проголодался. Эльо-дани часто не помнил о нем, и слуги подолгу не вспоминали, порой по нескольку дней. Тогда он спускался к озеру и выдергивал водоросли, выкапывал съедобные корешки водных растений.

Сегодня мальчик решился на опасный поступок – он впервые осмелился отойти от башни и углубиться в лес. Ему запрещали, и он никогда бы не нарушил запрета – но очень хотелось есть, а вокруг развалин он уже обшарил все, что можно. Можно было нарвать водорослей, но в это время года они становились горькими. Проще всего казалось попросить – но эльо занят был чем-то пугающим, по крайней мере, из-под тяжелого полога выползали едкие струйки дыма – а слуги находились рядом с хозяином.

Мальчик спустился по искрошенным временем ступеням и направился к лесу. Возле самой башни заросли вырубали, чуть дальше вздымался густой кустарник, а еще дальше стеной стояла черная чаща.

Мальчик всмотрелся в живую черноту, и, пожалуй, впервые у него промелькнула мысль – а что там, за деревьями? Другие деревья, поляны, это понятно, так говорит и эльо – а дальше? Неужто их только четверо среди страшного леса, а лес бесконечен и полон зверей, рычания и шипения?

Озираясь, мальчишка дошел до стволов на краю поляны и нырнул под сень широких листьев, смыкавшихся высоко над головой. Оперся о шершавое дерево. Дрожа, стоял, вслушивался в голоса леса, ленивые и негромкие днем. Над ухом затрещала сорока – мальчик вскрикнул и кинулся обратно.

Но сейчас, у самых ступеней, ему слышался зов, только понять не мог, откуда исходит он – сверху или из-за стен башни?

В небе, среди оранжево-фиолетовых туч, темнеющих на глазах, покачивалось что-то прозрачное, легкое.

Мальчик засмотрелся на невиданное существо – или игру света? Позвал:

– Эй! – и протянул руки, как птице, предлагая мелкие сухие семена.

А потом башня издала хрип, словно умирающий йука, и дернулась.

– Ай алья лэ! – прошептал мальчик, испуганно падая на колени и хватаясь за шершавые камни. – Духи, защитите меня!

Башня дернулась раз и другой, изнутри ее сотрясла судорога, а прозрачное и легкое существо, похожее на огромное перо, устремилось к башне, словно рыба намеревалась заглотить наживку.

Его эльо-дани позвал, подумал мальчик, не решаясь встать на ноги. Так на животе и дополз до ведущей наверх ступеньки, и тут перышко внутрь влетело. Из-за стены донесся не крик – вой, и мальчик тоже закричал, зажимая уши и лбом утыкаясь в камень.

Глава 8

Астала

Время Широкой воды подошло – птицы вили гнезда, вблизи рек стоял особенный птичий гомон: захлебывающийся, радостный. После дождей еще не успокоившаяся вода мчалась, не разбирая дороги, крутила в водоворотиках всякий сор.

Мало что изменилось, разве что Къятта стал брать подопечного своего в более дальние рейды. Приучал младшего исподволь, стараясь не ослаблять поводок – и отпуская одного, следил.

Потом подоспела пора Нового цветения – стебли потягивались, выпускали бутоны – кто робко, нерешительно, кто словно выстреливал лепестками, так быстро раскрывалась чашечка цветка. Воздух, уже не настолько влажный, но и не сухой, наполнен был ароматами свежести. Вездесущая мошкара притихла и не досаждала – можно было обходиться и без отвара травы хола, отправляясь надолго в лес.

Къятта отправил младшего брата к границам земель Асталы, к реке Иска – под присмотром Тары Икуи. Сам намеревался наведаться в те же края, но выше по течению – ходили слухи, что на другой стороне реки не раз видели каких-то людей. С неохотой отпускал младшего, и Нъенну отрядил с ним, наказав – не отходить ни на шаг.

Но держать всегда подле себя брата – неразумно. Пусть учится. Тарра вовсе не худшая компания для избалованного вспыльчивого мальчишки.

Тарра отправил Кайе с несколькими людьми осмотреть берег по правую руку, сам намеревался проехать в другую сторону. Правда, найти что либо не надеялся. Большая вода уничтожила все следы, которые были, а на месте разлива ныне буйно зеленела молодая поросль.

Нъенна, державшийся чуть позади мальчишки, словно пришитый, помалкивал – он не простил случая пару сезонов назад, когда едва не отправился в Бездну по милости этого звереныша. А подросток забыл обо всем, и о поручении не думал – любовался вспархивающими птицами, порой беззлобно швыряя в них мелкие камешки – нравилось слышать шум крыльев, гомон, с которым испуганная стайка взмывала в воздух. Стрекоз ловил, подолгу рассматривал, держа за широкие слюдяные крылышки.

Никто не ожидал увидеть на одном берегу, ничейном – северный лагерь, и еще меньше ожидали увидеть северян на своей земле. Беглый взгляд на большие корзины и на лотки для промывания золота все поведали. Золото… вынюхали и здесь.

Насторожились, но, видя мальчишку во главе крохотного отряда, осмелели заметно. Ясно было – ссоры не избежать, но мало ли цапались? Орлан и кессаль тоже вечно делят лес.

– Это наша земля! – зазвенел темной медью голос мальчишки, куда более резкий, чем обычно.

Северянин поднял сумрачные глаза:

– Считаешь своей реку? Хорошо ли ты помнишь договор, мальчик? Вернись в Асталу, прочти!

– Этот берег наш! – звон в голосе сменился чисто кошачьим шипением. – Я помню все, не маленького видишь перед собой. Убирайтесь… немедленно!

– Успокойся, – северянин, хоть стоял на земле, глядел свысока. – Мы уйдем. Но если тебе так неприятно видеть нас, не смотри на тот берег.

– Оттуда… уходите тоже!

– А вот этого ты требовать не можешь, дитя, – рассмеялся северянин. – Раз помнишь…

– Йишкали амаута чели! – Мальчишка отбросил неровные пряди со лба. – Я не намерен ждать!

Северянин оглянулся: его люди уже собирали вещи. Мальчишка перехватил его взгляд:

– Вы ведь добыли золото, так? Оставьте его здесь.

– Это наш труд.

Верхняя губа подростка чуть приподнялась, а пальцы сжались.

– Труд? Воров у нас убивают!

– Ладно, птенец, – с презрением обронил северянин. – Помолчи пока.

Около получаса ушло на сборы… все это время он ждал, сидя возле копыт своей грис. Северяне не больно-то хотели допускать южан до своей поклажи. Как же, рядом с ними не стань – смерят взглядом, таким, словно невыразимо наглое оскорбление услышали. Воры…Потом, глядя, как северяне переправляются через реку, встал и взглянул на оставленное ими. Золото лежало в большой корзине… теплый тяжелый блеск его был вкусным, напоминал сочные плоды тамаль. Сила северных крыс… важная ее часть. И отдать добровольно? Кайе коснулся золотых зерен. Вскинул голову:

– Нъенна… следуй за ними, пока не переправились. Взгляни, действительно ли они оставили все.

– Ты спятил, – сморщился молодой человек. – Пусть уходят. Не хватало тащиться за ними через полреки!

– Заткнись! Не возражай! – снова кошачье шипение. Подобрался, напряглись мышцы под гладкой кожей. Нъенна рукой махнул и отправился следом за северянами.

Кайе наблюдал с берега – эсса подобрались, видя следующих за ними южан. Вот-вот разгорится драка.

– Ну и зачем? – меланхолично заметил оставшийся с ним воин-синта из-за мальчишкиного плеча. – Пусть бы катились в Бездну…

– Ахх… – Подросток, видя, как один из северян замахнулся на Нъенну, вскочил. А потом увидел – золото сверкнуло, падая из разрубленной надвое корзины.

– Амаута! – Прыгнул на грис и помчался через широкий поток. Грис бедная с трудом могла сладить с рекой, но хозяина-человека боялась больше – северян Кайе достиг, когда они и люди Нъенны еще не вышли на берег.

– Я сказал, оставить все! – голос грудной сорвался. Перевел взгляд на песок, еле скрытый водой – на нем блестели золотые зерна. Краем глаза отметил усмешку старшего над северянами. А к ним из-за стволов уже бежали другие – человек двадцать, да здесь, на мелководье, десяток. Южан всего шесть.

– Малыш, все золото теперь на том берегу и в реке. Правда, из реки поднять его мы имеем право. А у тебя хорошее чутье, – рассмеялся северянин. – Теперь уходи. Этот берег не принадлежит вам.

– Он не наш. Но и не твой! – вскинул обе руки. Грис тонко закричала и взвилась на дыбы. Последнее, что успел увидеть северянин – черный огненный шар, взорвавшийся в его голове.

Грис Кайе упала, сраженная радужным ножом северянина с берега. Мальчишка едва заметил это – извернувшись, соскочил, когда она падала. И отправил следом за ней еще двоих эсса. Кто-то сбоку вскрикнул под ударом Нъенны, А мальчишка, уворачиваясь от летящих ножей – обычных и радужных – выскочил на берег. Щит даже не ставил – не думал, что могут убить. Он хотел убивать сам – воров, северных крыс.

– Тииу а те! ступайте к Тииу! – воскликнул, едва очутился на твердой почве, закинул голову, прерывисто вдохнул – полустон-полувскрик вырвался, словно у раненого зверя. Глаза полыхнули, и вспыхнула вся трава на расстоянии пяти шагов от него.

– Прекрати! – донесся хриплый голос из-за спины – Нъенна, видя начинающийся пожар, перепрыгнул через труп эсса и потянулся к мальчишке. Тот не обернулся на звук. Стоял, открытый ударам северных айо. Его убили бы – только пламя охватило их тело быстрее.

– Огни тин… – пробормотал Нъенна, стоя уже за плечом мальчишки – по берегу катились шарики-огоньки размером с кулак ребенка. Они не поджигали траву – просто добегали до полукруга пламени и катились в лес. Северянин, пытаясь погасить пламя на собственной одежде, метнулся в сторону и упал на траву, оказавшись на пути огня тин. Тот, веселый, задорный, прокатился под человеком, оставив обугленное тело. Один миг – а тело словно хорошо в костре полежало.

– Тииу а те!

– Бездна… огни тин пришли к нему… – ноги у Нъенны подкосились, и он тяжело опустился на колени – прямо на еле прикрытые водой золотые зерна.

Лагерь северян на общей для эсса и юва территории был сожжен до основания. И лес… горел. Нъенна глядел на лесной пожар, завороженный его красотой.

А мальчишка стоял, опустив руки, и глаза его были пустыми.

Не помнил, как Нъенна перенес его через реку – в сознании был, но лишь невидящими глазами в небо смотрел. А глаза, всегда синие, сейчас отливали алым.

Нъенна нес его осторожно, словно ядовитую сколопендру. Кажется, начни Кайе сейчас шевелиться, бросил бы в реку, и плевать, что Къятта голову оторвет.

– Дай мне воды, – хрипло сказал мальчишка.

– Река большая! Пей, сколько влезет! – опустил его у самой воды, не сводя взгляда с пылающего леса на том берегу.

Тот опустил лицо в реку и принялся пить – жадно, словно пытаясь залить такой же пожар внутри. Напившись, откинулся назад, на спину. Зубы сжаты, а губы приоткрыты, и дышит тяжело, словно камни на груди лежат.

– Они… ушли?

– Да ты… ты… Нъенна все слова растерял. – Кто ушел, идиот?! – наконец заорал он. – Сюда жар доносится!

– Не кричи… в ушах звенит. Лес… горит, да? – приподнялся, прижал ладонь к глазам. – Трудно… все кружится…

– Ну, почему бы тебе совсем не сдохнуть? – пробормотал молодой человек. У Кайе дернулись плечи: услышал.

– Я запомню, – почти беззвучно откликнулся он, и Нъенна почувствовал желание оказаться на том берегу… только старшему брату этой сумасшедшей кошки позволено многое. Да что там, все позволено.

А двое южан погибли из-за этого мальчишки.

Нъенна и другие все еще привязывали корзину с золотом к боку грис, осматривали бывший лагерь эсса на берегу, не тронутом пожаром, когда появилась небольшая группа верховых – первым ехал плотный сильный человек с волосами, по-северному собранными в узел. Тарра.

– Как я мог его удержать? – с бессильным раздражением говорил Нъенна. – Во всей Астале только двоих он слушает! А силой… нет уж, даже если удалось бы чем-нибудь стукнуть его по голове, потом в Астале не жить.

– Ты и сам рад был сбить немного спеси с эсса, – угрюмо сказал Тарра.

– Я и не отрицаю. И не я один.

– А начал все мальчишка, на которого удобно ссылаться!

– Тарра-ни, этого мальчишку стоило придушить в колыбели! – не сдержался Нъенна.

– Слышал бы тебя его брат!

– Ни один приказ Къятты Тайау не был безумным, – сухо отозвался молодой человек. – Он из тех, кто рожден вести.

– Что же он, не понимает, кого вырастил? – голос Тарры сочился ядом. И сам напомнил Нъенне туалью-душителя, у которого вдруг выросли зубы тахилики.

Он отдал приказ собрать все, что осталось от северян – если осталось. Кости скинули в яму, засыпали землей.

Ехали молча. Первым нарушил молчание Тарра:

– Понравилось? – не скрывал яда в голосе.

Мальчишка не отозвался.

– Ты хорошо начал. Хотел заставить север говорить о себе? Что же, теперь твоего имени они вовек не забудут.

– Нъенна не виноват, – хмуро произнес мальчишка, сдавливая ногами бока грис.

– Он всего лишь не любит северных крыс. А ты?

– Я? Нет… мне тошно от одного звука их голосов, но… Тарра, ведь я дал им уйти! Они сами не захотели! – умоляющий взгляд, горящие щеки.

Тарра поехал вперед.

– Тарра! – донеслось сзади. Мужчина сделал вид, что ничего не слыхал. Просьба, почти мольба в голосе Кайе Тайау – это уж слишком. Ах, как это для него тяжко – Тарра понимал. Но что же теперь, простить и почесать за ушком? Раз этот ребенок соизволил почти попросить прощения, конечно, небо должно упасть к его ногам. Пусть разбирается старший брат… Тарра не сомневался, что мальчишке достанется крепко – и скоро. Гнев деда в Астале медом покажется. Къятта не упустит случая показать свою власть над дикой кошкой.

А ведь он наверняка будет доволен сделанным.

– Йишкали! – обронил Тарра сквозь зубы.

Больше не сказал ничего до места, где его отряд должен был встретиться с людьми Къятты. Краем глаза присматривал, где там мальчишка, не отстал ли, не вытворил ли чего.

Тот ехал в самом хвосте, сбоку, заставляя несчастную грис идти через заросли, словно дорога была ему неприятна. И на привалах молчал, держась далеко ото всех, исподлобья бросая взгляды на тихо беседующих людей.

Ни разу не перекинулся и отряд не покинул – и то хорошо.

Когда послышались веселые голоса, первым различил в их гуле голос брата. Но вперед не рванулся; и чуть позже, нахохлившись под пристальным, удивленным взглядом янтарных глаз, позволил все рассказать Тарре – а сам наблюдал издалека, маленькими шагами продвигаясь к старшему. Настороженно, медленно.

Струной вытянулся, голова чуть опущена, лохматая челка закрывает глаза. Подначка в облике, вызов – ну, скажи, что я ошибка природы, меня надо в клетке держать! Ну, давай, что тебе стоит? А губы вздрагивают, и он закусывает их. Губы выдают другое – протяни руки, позволь мне уткнуться в плечо и не думать о том, что я сделал! Помоги мне, ты сильнее, ты старше! Ведь я… не хотел? Или сделал, как ты учил меня? И не мольба уже, требование – скажи, что я прав! Сам я могу себe это сказать – только не верю…

Тысячу раз скажу, оборву любого, кто усомнится – но я не верю…

– Зверье не скоро заселит этот лес, – недобрый смех переливается в голосе Къятты. Потом он отворачивается и начинает беседовать с Таррой.

Чувствует – пальцы вцепились в косу.

– Ну чего тебе еще? – чуть раздраженно, свысока и немного устало. Через плечо.

– Ты не хочешь поговорить со мной?

– Потом как-нибудь. Не до тебя. Ты всегда под рукой, если что.

– Если что?! – поворачивается и одним прыжком скрывается в лесу.

Къятта проводил его задумчивым взглядом, пальцами потирая щеку. Не сомневался – мальчишка найдется. Сам не прибежит, не та натура. Но непоправимого не натворит, пока верит, что старший придет за ним… не торопился. Зол был, и вместе с тем доволен. Если малыш так себя показал… и ему хоть бы что. А в Астале жарко будет теперь, ой, жарко…

Спустя час все же отправился на поиски.

Младшего обнаружил сидящим на бревне, глубоко в чаще. Тот отдирал твердые кусочки коры – ногти все обломал – и бросал тут же, возле ноги. Очень хмурый, тихий и очень злой.

Жилетка-околи валялась рядом, с виду тряпка уже, кожа была исцарапана – верно, вдоволь побегал по колючим кустам.

Къятта шагнул к бревну, подобрал брошенную вещь.

– Оставь.

– Как скажешь, – презрительно отбросил. – Все равно теперь только стойло грис мыть годится. И штаны твои – подумал бы хоть, как на тебя посмотрит народ Асталы. Оборванец из Рода Тайау…

– Заткнись!

Старший протянул руку, извлек из взъерошенных волос мальчишки большого паука. Посадил на ладонь, рассматривая.

– Прекрасно… с ним вы нашли общий язык. Пауки, сколопендры, энихи… кого я забыл?

Договорить не успел – вскрикнув, мальчишка бросился на него. Къятта увернулся, посадил паука на землю.

– Ты… я так ждал тебя! – со слезами ненависти выкрикнул Кайе. – Я ждал, я…

– Чтобы брат пришел и исправил все, что ты натворил? Как всегда, защитил тебя перед всеми и перед самим собой? Я не против. А плата?

– Плата? – растерялся мальчишка.

– Ну да. Того, к чему обязывает кровь, я сделал уже вот столько, – провел рукой выше головы.

– Ты… тварь! – снова кинулся, на искаженном лице одно желание – вцепиться в горло.

Хоть и более опытным был Къятта, на короткий миг стало не по-себе.

– Пошли! – схватил его за руку, грубо потащил по кустам – далеко. Небольшую полянку увидел – швырнул наземь, туда. – Ты ведешь себя, как дитя!

– Неужто? – младший немыслимо изогнул руку, высвободился. Сверкнули зубы, сопровождая блеском злое кошачье шипение. Но прогулка по зарослям чуть остудила его – с виду, по крайней мере.

– Остынь, – прозвучало. – Ехать скоро. Тебя такого я к людям не подпущу. К своим – к северянам сколько угодно.

Мальчишка презрительно и гневно дернул головой. Опустился на траву, на одно колено, оперся на пальцы – вроде свободно так, мягко – а готов кинуться, ударить в любой миг. Вызов в каждой клеточке тела, вызов и ненависть… только к кому, не понять. Он бы сейчас убивал, позволь ему Къятта очутиться в лагере. Так просто: убить в ответ на любую душевную боль… не на боль даже, на неудобство. Если сейчас его не связать, потом будет поздно. Но сейчас…

Къятта прищурился:

– Самонадеян… Думаешь, ты уже знаешь все? Ничего ты не знаешь, малыш. Но пора…

Его усмешка была жестокой, а взгляд – жадным.

– Хочешь потребовать платы? – грудным темным голосом, злым и все же – растерянным.

– Нет. Незачем требовать – достаточно протянуть руку. Котят берут за шкирку, не церемонясь.

– Смотри, осторожнее! – ядовито откликнулся подросток. Неуверенность стала больше, а злость ушла. Новое дается ему с трудом, мелькнула мысль у старшего. Что же, все разные.

– Ничего. Если ты прошибешь мою защиту, значит, ты уже мастер. Ради такого я готов рискнуть…

Когда раздался вскрик, птицы испуганно взвились над поляной – но крик не повторился, а потом были только шепот и смех.

Дорога обратно – длинна, а грис легко переступают раздвоенными копытами. Им все равно, кого ни везти. Даже энихи-оборотня – не чуют, глупые твари.

Учащенное дыхание, лицо повернуто в сторону – опасная кошка, но уже укрощенная. В очередной раз. Узнала, кто сильнее ее. И – Кайе получил то, чего всегда подсознательно жаждал – возможность выплеснуть пламя и никого не убить. Хороший ошейник.

Хотя все равно – кошмарный ребенок; Къятта не сдержал улыбки. Кайе еще надо растолковать, что в Астале его не цветами встретят. А то сейчас обо всем позабыл…

– Тебе придется объясняться с дедом. Будь ты постарше – может, и перед всем Советом приказали бы стать. Они могут и сейчас позвать тебя.

– Совету вы меня не отдадите, – угрюмо отозвался подросток. – Еще чего…

Брат кивнул.

– Конечно. А вот с дедом поговорить придется, – губы искривила улыбка.

Кайе ехал молчал, становясь то белым, то пунцовым – страх боролся в нем с яростной гордостью. Мальчишка не опускал головы, не просил старшего о поддержке. Къятта наблюдал за братом удовлетворенно: отлично держится. Любовался им – тугие мышцы перекатываются под кожей, сама кожа упругая и золотится от солнечных бликов. Тело еще мальчишески легкое, но уже сильное. Он будет хорош…

Гроза, которую ждали, на которую втайне надеялся Нъенна, не разразилась – Ахатта встретил внука с улыбкой, и лишь на миг нахмурился, узнав о его подвигах. Потом велел мальчишке следовать за собой. Сразу, не дав отдохнуть с долгой дороги.

Сел в плетеное кресло – внук остался стоять, хоть никто не запрещал ему сесть, в свою очередь. Рассматривал лицо внука, подмечая каждую мелочь, стараясь почувствовать, что испытывает он сейчас. Глаза подростка покраснели от усталости, но подбородок упрямо вздернут. Стоит внешне свободно; только расслабленности в нем не больше, чем в висящем на скале человеке, который едва держится, пытаясь не сорваться.

– Сядь, – голос деда был ласков, лицо приветливо. – Устал?

– Нет, таньи.

– Врешь. Дорога никого не жалеет. Ничего. Возьми, съешь, – указал на блюдо с сочными плодами тамаль и виноградом.

– Не хочу.

– Разумеется, не заставляю. Я хотел бы поговорить с тобой. Можешь сейчас? Или хочешь отоспаться сначала?

– Да, дедушка, я могу, – голос чуть не подвел его. Кайе тронул языком вмиг пересохшие губы. Дед посмотрел ласково:

– Расскажи мне, как это было.

Рассказал. Коротко – не умел плести ажурную бахрому из слов. И оправдываться не умел.

Ахатта поигрывал шариками винограда, не сводя взгляда с внука.

– Нъенна мог бы приказать им остаться. Как бы ты тогда поступил?

– Нет. Я бы заставил их пойти за собой.

– Как?

– Я не знаю. Огонь всегда ведет… даже лишенных его совсем.

Против ожиданий Кайе, Ахатта не сказал ни слова укора. Спросил:

– Теперь попробуй подумать, что с этого случая имеют север и юг. Сможешь?

– Смогу, – угрюмо отозвался подросток. – Они потребуют выдать меня.

– И только то? – удивленно-добродушный тон деда был как пощечина для подростка. Чуть хриплым голосом он сказал:

– Нет! Они потребуют пересмотра границ… а мы своего не отдадим.

– И что же?

Мальчишка стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев:

– Они передвинут свою границу. Ближе к нам будут… крысы.

– Довольно, про крыс ты наслушался от Къятты. В остальном… Очень хорошо, малыш, – в глубоком голосе звучала ласка. – Ты умеешь думать. Хотя и чуть позже, чем надо.