Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 42 страниц)

Он уже до того устал, что глаза сами закрывались – даже радоваться окончанию пути не мог.

Северный город ему не понравился – после Асталы. Камень… красивый, надо признать. Порой тусклый, порой искрящийся – светлый, темный, полосатый… уступы бесконечные, ни одной ровной улочки – или от усталости так казалось?

И – трава, растущая из щелей покрывающих дороги и лестницы плит, или просто между камнями. Высокая, низкая, порою на вид и наощупь колючая – или мягкая, словно шерстка новорожденного зверька…

В Астале пахло медом. Здесь – полынью и пылью. Я ведь в другое время в Асталу попал, равнодушно отметил он про себя, а глаза, несмотря на усталость, невольно обшаривали встречных – хоть одну знакомую фигуру искал. Полно… они все остались далеко.

Раздвигая телами и взглядами жаркое марево, полукровку провели через полгорода и, наконец, ввели в прохладную галерею, а после – в зал по широким ступеням. Тут были люди – много меньше, чем на улицах, все больше в сером, но у заметной части их алая кайма украшала туники. Все лица перед взором Огонька сливались в одно большое пятно. Но он все же заметил, что женщина, с которой он приехал, подошла к другой и заговорила, указывая на него.

– Любопытно. Иди сюда, – позвала та – высокая, с длинной толстой косой – такие косы на юге носили мужчины. Только украшали золотыми подвесками, а у этой – кожаный ремешок через лоб, алый, плетеный.

Огонек подошел. Это далось ему трудно, ноги от усталости дрожали и отказывались слушаться.

Женщина смерила его взглядом. Некрасивая, но примечательная острыми чертами и надменным взглядом своим. И голос ее оказался ниже, чем у той, с кем Огонек добрался сюда.

– Как необычно… Знаешь, а ты права, сестра моя. В нем и в самом деле есть нечто, вызывающее интерес. Мне достаточно одного взгляда, хотя попозже я проверю, что полукровка представляет из себя по самой сути своей… – Она дала знак окружающим расступиться, и Огонек оказался в центре широкого круга.

Оглядел их всех и сел на пол, холодный, серой и голубой плиткой выложенный. «Вот не встану… Не могу»…

Женщина лишь усмехнулась. Но стоящие рядом нахмурились. Едва уловимый жест рукой – и мужчина вскинул кисть, радужный осколок вспыхнул перед глазами. Огонек дернулся в сторону, машинально выставил руки, защищаясь.

…Нож-осколок ударился о голубую сферу, возникшую вокруг Огонька, и отскочил, со звоном ударился об пол. Погас. Сфера мерцала несколько мгновений, как показалось подростку – угрожающе. Потом исчезла. Так, как и тогда, при обвале…

Было очень-очень тихо.

– Ши-алли! – хрипло проговорила женщина. – Я поражена… Но как? Почему? – Замолчала, глядя на Огонька, словно на что-то не могущее существовать в природе. Немного справившись с изумлением, проговорила задумчиво: – Он пригодится… весьма пригодится. Уведите… В Ауста… да, пока пусть побудет там. Выделите комнату…

Огонька увели, наконец дали вымыться и переодеться. Он попросил, чтобы волосы ему оставили примерно длиной до середины спины, остальное отрезали – и заплел наспех косу по-южному. Накормили и оставили одного в маленькой комнатке. Вместо дверного полога тут была настоящая дверь – легкая, из сплетенных прутьев; ее заперли на засов. Наверное, даже Огонек мог бы выломать такую дверь – только зачем? Сам рвался на север.

Полукровка огляделся, первым делом заметил кровать. Как раз кровать ему и была нужна; впрочем, и пол сошел бы, лишь бы не холодный. Рухнул на постель и заснул мертвым сном.

Проснулся, ощутив чье-то присутствие.

Рядом стояла девчонка. Примерно на год помладше Огонька, смуглая – но кожа тонкая, почти видно, как кровь под ней бежит; голубоватая жилка на виске… с длинными косами, в узком сиреневом платье без рукавов. Эдакий цветок лесной, всю жизнь росший в тени.

Огонек сел на кровати, протер глаза.

– Здравствуй. Ты кто?

– Я Атали. Моя мать привезла тебя сюда. Я пришла, чтобы поговорить с тобой.

Она смотрела с немного свысока, отстраненно и с любопытством – и любопытство это просвечивало сквозь маску «взрослой». А в ушах ее были серьги – пушистые шарики из белых перьев, на бронзовой цепочке; они качались, но не звенели.

– Скажи, ты в самом деле прошел такой большой путь? Один – по лесам, с юга – через племена дикарей?

– Да.

– Тогда, полагаю, ты не откажешься рассказать о том, что видел… Ведь ты пробыл на юге достаточно долго?

– Да. Был, – меньше всего хотелось рассказывать северянам о юге. Если бы просто любопытными были, а то… словно сколопендру рассматривают, и противно, и страшновато, а тянет взглянуть.

– Расскажи, – девочка уселась на подоконник, обхватив колени руками, – Я много читала, но не видела ни одного – даже в Шема и Уми еще не брали меня. Те, кто наделен Силой Тииу… о них рассказывают одно и то же. Правда, они настоящие чудовища?

– Они… да, они страшные. Те, кто стоит высоко, – нехотя признал Огонек. – А других я толком не видел.

– Ты сумел удивить мою тетю. Она сказала – порой и на дороге можно подобрать полезное, и среди кучки камней отыскать золотое зерно. Правда, что за зерно, она не уточнила, – огорчение плеснуло в голосе.

– Да ну? – передразнил чуть насмешливо. – Тетя – это с косой? Что же, она тут самая главная?

– Лайа… моя тетя, и Лачи, он из Хрустальной ветви. Она говорит, что ты странный. Нечасто видим полукровку с Силой; собственно, и самих полукровок я не видела ни одного… – Девочка вскинула блеснувшие любопытством голубые глаза. – А ты совсем такой же, как мы. Ты в самом деле обладаешь такими способностями, чтобы удивилась даже Лайа?

Огонек с усмешкой подумал – видно, тетя не больно откровенна с племянницей. Но она… ничего вроде. Хотя говорит непривычно – напевно, и длинно.

– Я мало что могу. Но полукровка, у которого Сила, диковинка, так? Скажи лучше, что за гадость в меня полетела?

– А! Так ты сам не знаешь? Мы видели очень сильную защиту, лучшую из возможных… ее хватило, чтобы удержать «радужный» нож, брошенный одним из нашей Опоры. Знаешь о ножах этих? Они вспыхивают осколками радуги, когда срываются с ладони владельца…

– Нет. Ты по-человечески объясни, – вздохнул Огонек.

– Жизнь в теле – поток, который нетрудно остановить, как плотиной перегораживают реку. Можно остановить навсегда, а можно вскорости разрушить плотину, и жизнь потечет дальше, свободная. Нож радужный убивает, если захочет хозяин его – конечно, если тот, в кого полетит осколок, не ставит щит. Или ставит, но слишком слабый.

– Значит, если бы я не смог защититься, я бы умер? За что, интересно? – Поджал ноги, обхватил их руками, напрягся.

– Ты бы покинул тело… лишился сознания. Не думаю, что тебя убили бы, – поморщилась, смешно, словно белка повела носиком, – Ты вызвал гнев. Больно уж нагло ты себя вел, говорят. Потом бы тебя вернули к жизни.

– Ах вот как… Потрясающая доброта. И вы все умеете вот так… бросаться осколками?

– Не все. Это оружие воинов.

– А все это – Тейит? – с трудом вспомнил слово. Кайе говорил проще – Крысятник.

– Это наш город, – кивнула Атали. – И его окрестности – все это Тейит. Горы ближе всего к небу, так же, как Астала – к Бездне, так говорят. А ты постарайся вести себя вежливо – скоро тебя позовет моя тетя… может, и Лачи там будет. – При этом имени мордашка девочки снова сморщилась.

– А почему тебя ко мне пустили? – поинтересовался Огонек. Он не разобрался еще, пришлась ему по душе эта странная девчонка или же нет. Забавная… косу в пальцах вертит, кончик в рот тянет – как маленькая. А глаза вроде неглупые.

– Потому что я племянница Лайа. И мне интересно. Расскажи мне про юва…

– Да тебе-то они зачем? – вздохнул. Все тело ныло после восьми дней пути чуть не бегом за грис.

– Жаль тебе, что ли? – возмутилась девчонка, и медлительная напевность на миг покинула ее речь.

– А тебе не приходит в голову, что я не хочу о них говорить? – отозвался резко. Атали примолкла, покусывая косу.

– А этот… оборотень, какой он? – не сдержалась; любопытство так и слышалось в голосе девочки. – Говорят, последний такой родился больше ста весен назад… и умер еще ребенком.

– Он… Разный, – неохотно ответил Огонек. Вот уж о ком точно говорить не хотел… и молчать не мог. – А ты-то что знаешь о нем?

– Я знаю, что все, способные использовать Силу, идут к ней как мы – чисто, или как юва – с помощью страсти, неважно, какой. Мы – и они – используем ключ от двери, которую каждый раз приходится открывать. Кому-то это дается совсем легко, кому-то много тяжелее. А тот… для него дверь распахнута. Через него темное пламя выходит в мир. – Атали вздохнула. Как большая, с усмешкой подумал Огонек. Но слушать высокий голосок было приятно.

– А что еще?

– Еще? Ничего. Сила южан сводит их на уровень зверя, который повинуется только инстинктам. А пламя, само выходящее из дверей… Кем должен быть носитель его?! Неужто может существовать такая жестокая тварь, как о нем говорят?

– Мне трудно об этом, – признался не ей – самому себе.

– Почему?

– Пойми… я разное видел. Знаю – все, что о нем говорят, правда. Но со мной он был не таким. То есть… разным он был.

Рука невольно скользнула вниз, тронула зажившие шрамы – не видно под тканью. Вспомнились поездки на грис, звонкий смех его самого и мелодичный, грудной – того, оборотня. Как он со смехом обстреливал мальчика желтыми сливами, уворачиваясь от таких же, как Огонек пел ему на закате, и лицо айо было детским почти… Потом бок заныл – давно затянулись раны, а все еще больно…

– А каким? – требовательно спросила Атали.

– Разным… – Огонек закрыл глаза, и рядом нарисовалось лицо, губы отчаянно шепчущие «я и с ними пытался…» – Мелькнула мысль – и зачем это все? Она не поймет. И стараться не станет. Закончил безнадежно-неловко:

– Он даже врать не умеет.

– Уж это ему было не нужно, – рассмеялась Атали. – Подумай сам. Врут, когда больны на голову или когда боятся. А у тебя он вызывал страх?

Огонек улыбнулся невесело:

– Он способен вызвать страх и у камня. А у вас в городе есть полукровки? – предпочел сменить тему.

– Есть… Это большой позор. В дальних поселениях эсса могут порой встретить южан…

– Значит, позор… и как вы к ним относитесь? Чем они у вас занимаются?

– Их очень мало. У меня не было случая познакомиться с ними поближе. Наверное, выполняют всякую грязную работу… Кто их обучит иному? Но ты – другое, у тебя Сила.

– И вы примете меня, как равного! – съязвил, стараясь, чтобы тон был как можно обидней. Не хотел он цепляться к этой девчонке, она-то пришла с добром. Но так устал… И снова – чужие вокруг. Даже к Седому с Белкой успел привязаться, и их потерял, а ведь раньше не думал, что пожалеет. «Это несправедливо!» – едва не взвыл.

– Чем ты недоволен? – Атали не обиделась – удивилась. – Ты, может быть, станешь одним из целителей Обсидиана… или Серебряных. Или помощником их, если сам так и не раскроешься полностью.

– Зачем мне это? Я слабее. Держать при себе, как диковинку?

– Ты говоришь совершенно нелепые вещи. У тебя будет все…

– А что такое «всё»?

– Хороший дом, например…

– Дом! – Огонек вздохнул и уткнулся лицом в подушку, зажмурился. – Когда меня сюда вели, я шел пешком и так изранил ноги, что почти не могу ходить. А твои сородичи ехали верхом. Только никто даже не подумал взять меня в седло.

– Они ехали шагом. Ты же спокойно шел рядом.

– Спокойно шел… да я не знаю как сейчас смогу ходить! А когда я от усталости сел на пол, в меня полетел нож… непочтительность к Дому Светил… Амаута! – почти выкрикнул он любимое ругательство Кайе. Девочка вздрогнула.

– И ты говоришь «будет всё»! – выдохнул мальчишка голосом, полным яда.

– Ты мог и попросить помощи! – вскинула бровки Атали, оскорбленная и… красивая. Она выглянула за дверь и что-то сказала. Скоро принесли коробочку с темной густой мазью.

– Держи, мне вовсе не жаль! – ноздри девочки дрогнули – обиженная, но не желающая это показывать. – Пока достаточно здесь, если завтра не заживет, я позову целителей.

– Спасибо… – пробурчал Огонек и немного смущенно принялся за свои царапины и ушибы.

Атали стояла рядом, глядя в другую сторону.

– А ты злой – я удивлена… Нет бы чувствовать благодарность… Не то что бы мне, вообще… не за мазь.

– А за что?

– Тебе дикари и эти… на юге ближе, да? Тут получишь возможность наконец-то стать человеком!

– Потому что сумел удивить вашу Лайа? Мне вас благодарить не за что; подобрали игрушку на дороге. Как и южане. Да надоело мне так!

– Так и тебе может быть польза, если не станешь вести себя, словно не имеешь понятия о воспитании.

– То есть если буду вас слушаться? – ехидно уточнил Огонек.

– Ну да, – Атали смотрела совершенно невинно. – Старшие лучше все знают.

– Ну и за что тут благодарить?

Ему показалось, что девочка сейчас заплачет.

– Ты просто… оставался бы в пещере… или на юге! Там тебе самое место!

– И почему же это?

– Потому что ты неблагодарный, самонадеянный и злой! И еще испорченный!

– Ха. А вы добрые благородные и мудрые, да?

– Да!

– И скромные… – фыркнул Огонек.

– Да! – не думая, выпалила девочка.

Огонек упал на кровать и расхохотался. Атали обиженно выбежала из комнаты, и, казалось, пушистые шарики серег просто летели рядом с ее головой.

Огонек еще посмеялся. Потом просто валялся на кровати и ждал.

Скоро за ним пришли – одного из вошедших он помнил, этот человек был в отряде, доставившем полукровку в Тейит. А вообще-то многие северяне казались подростку похожими… он знал, что это пройдет. Поначалу и южан едва различал, привыкнув к эльо и слугам его. А уж теперь – тем паче, насмотрелся на дикарей, а от людей отвык…

Тем не менее, пока шел за провожатым, разглядывал все без особого интереса. Найдется место, сказала девчонка. Ну и пусть поскорее бы… а осмотреться можно и позже. Каменный город сотни лет простоял и никуда не сбежит.

Огонька отвели в полутемную комнатку с потолком в виде ночного неба. Светящейся краской нарисованы были звезды – не сразу понял, что видит рисунок, поначалу обмер, завороженный мерцающей красотой. Задрав голову к потолку, опознал созвездие, которое звал Хвостом Лисички, в отличие от ее Уха… и другие, родными ставшие давным-давно.

Женщина сидела в кресле, сложив руки на коленях; смотрела на него. Оторвавшись от созерцания потолка, он спохватился и слегка склонился в знак приветствия. Женщину узнал – та, которую вроде бы звали Лайа… и волосы убраны так же, только ремешок не алый, а белый, и прозрачными камнями украшен. Она взглянула в сторону, на большой мутно светящийся полукруг, вделанный в стену, перевела взгляд на Огонька.

Тот ждал.

– Подойди, мальчик, – велела она.

Подошел, стараясь ступать неслышно – все звуки казались тут грубыми.

– Сядь, – она указала на маленькую скамеечку у ног. – Как давно у тебя проявились способности?

Он сел на краешек.

– Я не следил за ними, элья. – Похолодело в груди. А ведь придется рассказывать…

– Как странно… Почему же южане тебя отпустили – с таким даром?

– Они не знали.

– Не знали? – изумленно произнесла женщина, – Да ты что? Это видно… как пожар на небе. Впрочем, ведь ты сам удивился, поставив защиту. Я видела.

– Да. Я не знал, что могу защищаться. Знал только что могу лечить. И то… недолго, и легкие раны.

– Не ври мне! – резко сказала она, и низкий голос грубее стал по звучанию. – При чем тут лечение? В то, что никто не вел тебя, я поверить могу – бывает, хотя и редко… и не с полукровками. Но Ши-алли не возникает сама по себе! Это сделал кто-то на юге? Кто и зачем?

– Мне нечего сказать, – повторил Огонек.

Она задумчиво посмотрела…

– Что ж… – и протянула руку. Почудилось – звезды посыпались с неба, огромные, колючие и тяжелые.

Огонек дернулся назад, пытаясь уклониться от них…

…и провалился куда-то, будто черная яма разверзлась в его голове. Очнулся на той же скамеечке, ощутил сильную сухость во рту, пошарил глазами по сторонам – воды не было. Опомнился, глянул на сидевшую перед ним. Лицо женщины было задумчивым и удовлетворенным.

– Что ты сделала, элья?

– Ничего… Хотя стоило бы – ты чересчур дерзок. Ты действительно малых способностей айо, и целительство ближе сути твоей; такого – по возможностям – среди полукровок еще не встречалось. И Сила эта раскрылась, словно бутон по весне, хоть ты и врал мне, что никто не помог на пути. Но защиту, Ши-алли, тебе дал другой.

– Мне не известно ничего об этом! – сквозь сжатые зубы сказал Огонек. – Я не вру! Так кто – и почему?

– Тот, кто вел тебя. Он слишком силен для человека… скорее чудовище. Я видела кровь и огонь, – сказала Лайа с легким презрением. – Не знаю, хотел ли он это дать именно это… но ты сам оказался подходящим материалом, чтобы так получилось. Интересное стечение обстоятельств…

– Я не понимаю, – обреченно прошептал Огонек. – Он не говорил…

…Страшным был «путь». Лучше не вспоминать. Конечно, тяжело возражать лавине или вулкану – но ведь он и не хотел возражать. Открыт оставался, даже когда вулкан грозил перелиться внутрь и выжечь душу подростка. А может, все-таки выжег какую-то часть?

Лайа наблюдала за ним:

– Думаешь о нем часто?

– Почему бы и нет? – спросил тихо, но с вызовом.

– В самом деле, почему бы и нет. Южане… – не понял, что означает презрение в голосе. После подумал – знал ли Кайе, что натворил? Нет, вернее всего.

– И что теперь будет?

– Ты понимаешь, что такое Ши-алли?

– Не очень, элья. Это то, что всегда со мной и защищает меня от плохого?

– Данная относительно слабым – пожалуй, в какой-то мере. Она не имеет особого значения, как и ее даритель. Но у тебя сейчас лучшая защита из всех возможных – и сама охраняет тебя, вне умения взывать к ней. Непробиваемая стена. И тот, кто тебе это дал, не пробьет эту стену. Ты единственный сейчас, мальчик, против кого он бессилен с помощью своего огня – если захочешь закрыться.

Огонек молчал, пытаясь осознать услышанное. Бессилен? Чтобы Кайе не мог ничего сделать Огоньку? Чушь какая-то. Он может заставить камни позеленеть от страха.

– Ты хоть что-нибудь помнишь о прошлом? – вопрос застал мальчишку врасплох. – Что-нибудь из событий, пережитых тобой до башни?

– Нет, элья. Только… однажды я вспомнил птичку, серебряную.

– Интересно, – женщина недоуменно нахмурилась, потом улыбнулась. – Детская игрушка? Ты помнишь ее хорошо?

– Не знаю, элья.

– Если я прикажу человеку изобразить твою птичку, хватит ли у тебя воспоминаний на то, чтобы объяснить вид ее? Это может пригодиться, и нам, и тебе.

– Да, элья, – Огонек на мгновение зажмурился. Птичку он никогда не забудет, как и обломок другой игрушки, оставленной под листьями комнатного деревца на юге… А потом в голову пришел еще один вопрос:

– Скажи, ты смогла… что-то увидеть во мне?

– То, что было в Астале – странно было бы этого не разглядеть. Это время не охвачено паутиной.

– Паутина на памяти – это что?

– То, что не дает другим восстановить ее. Ты наконец доволен?

– И она… навечно? – потерянно спросил Огонек. Следующая фраза прозвучала громом:

– Не думаю.

– Память… вы можете мне вернуть?

– Весьма не уверена в этом.

– Но тогда… там, на юге, сказали – память запечатана прочно… паутиной?

Лайа покусала губы, пытаясь сдержаться.

– Мальчик, паутина лишь накладывается сверху и со временем тает. Год назад и мы ничего не смогли бы. Но время прошло… и, кажется, пребывание у дикарей в этом смысле пошло тебе на пользу, не представляю себе, почему. Паутина же… ее накладывает уканэ, обладающий большой Силой, и рисунок у каждого свой. Распутать ее невероятно трудно – можно по ошибке не ослабить узел, а затянуть гораздо крепче. А если порвать… можно убить человека или сделать его идиотом.

– Значит, и память вернется?

– Нет! То есть, я не исключаю такую возможность… у тебя сохранились в голове образы, и они начинают всплывать все чаще. Пожалуй, я погорячилась – со временем паутина окончательно растворится и, вероятно, ты вспомнишь не так уж мало… Пока хватит, – женщина отвернулась. – Тебя поместят в другую комнату… если хочешь, принесут книги, или что скажешь – можешь заняться образованием. Вряд ли ты много знаешь…

– Мало… и книги мне мало скажут – я не умею читать. – Подумал и сказал, раз уж ему отвечают: – И я не хочу все время сидеть взаперти.

– Хорошо. Тебя будут выводить на прогулки. По улицам. Только не надейся сбежать… это и в самом деле не выйдет.

– Выводить на прогулки… я пленник?

– Скажем иначе. Ты слишком ценное приобретение, чтобы оставить тебя без присмотра.

– Ценное? И что же вы собираетесь… – сжал губы, плотно. – Я не хочу быть очередным «приобретением».

– Какой ты беспокойный ребенок… Никто не желает тебе зла.

– А если я не хочу оставаться у вас на виду?

– И что ты выиграешь? – спокойно спросила она. – Тебе предлагается хорошая жизнь, твои способности могут быть призваны во благо людей. Хорошие целители и у нас нечасто встречаются.

Огонек молча кивнул. Тут возразить было нечего. Хотя очень хотелось.

– Я одно прошу – позвольте мне ходить по городу без охранника и когда вздумается. Я дам вам слово, что не убегу.

– Можно подумать, тебе есть, куда бежать, глупый ребенок, – Женщина подумала, извлекла из подлокотника кресла прозрачный камень на серебряной цепочке: – Хочешь ходить один – носи, не снимая.

– Хорошо, элья, – тронул камень – похож на хрусталь, холодный. – Я не буду пытаться его снять, – накинул цепочку себе на шею.

Лайа кивком отпустила его. Хмуро, тяжело поглядела вслед.

Поежилась невольно, вспоминая бледные уже нити паутины. Нельзя ошибиться… Создавший эту паутину когда-то был спутником сестры Лачи… много прошло весен, и неприятно – будто холодом дохнуло из пещеры мертвых. Того человека дружно не любили и Обсидиан, и Хрусталь… похоже, он был не в себе – подозрительный, непонятный. Когда он исчез, сестра Лачи вздохнула свободно… думали, он погиб, не стали искать. А он – просто ушел, оказывается.

А через три весны сестра Лачи родила близнецов… поговаривали, что отцом их стал один из Медных. И он, и женщина отправились к предкам почти одновременно Лайа усмехнулась. Ветви позаботились друг о друге… естественно, не рассчитывая на ответную заботу!

Огонька тем временем проводили в другую, но похожую комнатку – эту как следует рассмотрел. Ничего лишнего – баловать полукровку, похоже, не собирались. Но кровать, стол, табуреты из хорошего дерева; как у южан, полог на двери – кожаный, крашеный в синий цвет, расшитый по низу двойной каймой узора: сверху птицы летящие, снизу утки, сидящие на волнах. А на окне занавесь легкая – от мошкары. Несколько горшков и кувшинов – трехногие, четырехногие и с простым плоским дном, расписанные разноцветным орнаментом. Повертел в руках один из кувшинов, пытаясь в причудливом сочетании линий найти контуры зверей или птиц – так ничего и не вышло.

Стоило Огоньку осмотреться, как появилась Атали.

– Я буду приходить к тебе в гости, не против?

– Нет, не против, – он улыбнулся, – Прости, я тебя обидел…

– Ничего… Ты же не наш, а с юга. Там принято вести себя так… – Она обвела глазами комнату. – Если что надо, скажи, принесут.

– У меня все есть.

– Что тебе сказала аньу? Лайа, – поправилась девочка, с явным обожанием произнеся имя тети.

– Пока ничего. Позволила мне ходить по городу. Неохотно так. Вроде как все…

– Это хорошо. Это правильно… – девочка уселась на подоконник, прикусив кончик косы.

– Я хочу помочь тебе освоиться.

– Так велела эта, с косой? Или твоя мать?

– Ой, снова ты! – поморщилась девочка. – Мама обязала позаботиться о тебе, но я бы и без того пришла, хоть ты и совсем невоспитанный. Я расскажу, что и как устроено в Тейит. Думаю, тебе полезно будет узнать, раз уж ты выспросил у тети разрешение ходить в одиночку.

Огонек уселся было на табурет, но передумал и плюхнулся на пол – привычней. Атали снова смешно и недовольно повела носиком, но очередного замечания не отпустила – просто приступила к рассказу.

Теперь Огонек знал – место, где его поселили, называется Ауста – длинный с тремя углами пристрой, каменный, как почти все дома в Тейит, отделенный от улицы уступом в человеческий рост. Узнал о городе и окрестностях много – язык у Атали подвешен был хорошо, хоть ее немного монотонная мелодичная речь усыпляла. Несколько раз ловил себя на том, что вскидывает голову, распахивая полузакрывшиеся глаза, и пытался вспомнить окончание прозвучавшей фразы.

Наконец Атали примолкла – причиной тому была пожилая служанка, принесшая миску бобов, лепешку и ломоть белого сыра. Глядя, как жадно Огонек уставился на еду, девчонка вздохнула.

– Полагаю, на сегодня с тебя достаточно… – похоже, она могла без передыху говорить еще сутки.

– Погоди, – остановил Огонек. – Если бы ты показала мне выход, и хоть немного дороги в город… После дикарей не сомневался – и в каменном переплетении улиц не заблудится. А люди… вряд ли страшней всего пережитого.

– Да, конечно, я покажу! – просияла Атали, а полукровка неуверенно потянулся к лепешке. Есть среди дикарей привык, а девчонки простой – застеснялся. Впрочем, она оказалась догадливой – отвернулась и смотрела на улицу.

– Пожалуй… идти можно, – неуверенно сказал Огонек некоторое время спустя, отодвигая пустую миску. – Так что у вас где?

Атали с готовностью спрыгнула с подоконника.

– Идем! – она встряхнула головой, косы разлетелись.

Вышли на улицу. Город, высеченный в скалах, изнутри еще больше казался одновременно строгим и причудливым – словно прихоть ветра. Камень… жил. Огонек слово бы дал, что он дышит, переливается, повинуясь внутренним своим импульсам. Лесенки и уступы перетекали друг в друга угловатыми водападиками. А вот деревьев было немного, все больше кустарник с узкими листьями и мелкими душистыми цветами.

Огонек озирался.

– Тут красиво…

– Конечно. Тейит возведена мастерами – некоторые уголки ее воистину неповторимы. Например, поющие камни на площади Кемишаль… А там, на юге… как живут?

– Там тоже очень красиво – правда, там, где знать. Но у вас, наверное, так же?

– Наверное… А что?

– Я хочу посмотреть. На все.

– Ну… – Атали засмущалась внезапно, решительно мотнула головой: – Я вниз не пойду. Один иди, если хочешь.

– Хорошо. Расскажи, что и как.

Она объяснила дорогу…

* * *

– Это невероятно! – Лайа переплела пальцы. Высокий мужчина, сидевший в кресле возле окна, не повернул головы, но Лайа чувствовала его усмешку.

– Везение, говоришь? Моя дорогая, ты забываешь, что юва тоже способны играть.

– Не так сложно! – торжество было в голосе Лайа. – Они опасны вблизи, когда могут ударить… Но не отделенные временем и расстоянием. Этот щенок инициирован Кайе Тайау и несет на себе Ши-алли!

– Интересно, почему же ему позволили покинуть Асталу? – задумчиво проговорил Лачи. – Къятта, кажется, способен в открытую напиться крови родной матери, но дураком я назвать его не могу. А уж их дед…

– Мог и не знать, чем развлекается его младшенький внучек…

– Но не Къятта. Ты думаешь, за ними не наблюдали послы? Он не выпускает из виду брата. Кессаль не следит пристальней за бегущей в траве добычей.

– Желание позабавиться, – надменно вскинула голову Лайа. – Он знал, что у мальчишки нет шансов спастись!

– Трудно поверить, что мальчик все-таки выжил. Или это просто изящный ход… Мальчишка шел в нашу сторону – случайно или намеренно? Его мысли для нас бесполезны – мальчик ничего не знает…

– Может быть, ты и прав. Но зачем отдавать нам такое сокровище?

– Сокровище? Чем же? – Лачи поднялся. Широкоплечий и статный, он напоминал изваяние – и кожа его была очень светлой, больше походила на золотой мрамор. – Мальчик довольно слабенький айо. Ши-алли – хорошая вещь, но она имеет смысл лишь вблизи. Вряд ли Кайе Тайау захочет Огнем уничтожить мальчишку… даже если и так, нам-то какое дело?

– Полукровка несет на себе щит от его Огня, и может… – она не договорила, прикусила губу, хмуро и пристально глядя на соправителя.

– Не смеши, дорогая. Силой – да. Но Кайе свернет шею этому щенку быстрее, чем тот успеет достать чекели.

– Не так-то просто поднять руку на того, кого вел. Обратное куда проще.

– Непросто. Но вполне можно. И мальчик… погляди на него. Разве он ненавидит южанина? Похоже, сам еще не понял, как относиться…

– Еще бы! – фыркнула Лайа.

– Дорогая моя, по-моему, ты ошибаешься, – уголок рта Лачи дрогнул. – Забавы наших соседей оригинальны зачастую, но не стоит видеть повсюду наиболее отталкивающие грани Юга. Этот мальчик еще дитя.

– Ты бы видел, как изменилось его лицо при упоминании южного имени!

– А чего ты хотела, сестра по ступени? Он жил там и наверняка насмотрелся.

– Я могу и взглянуть подробней на память полукровки, – издевательски произнесла женщина, – Хотя подобное не доставит мне особого удовольствия!

– Дорогая, я вовсе не требую от тебя подобной великой жертвы…

– Все это чепуха, – голос Лайа стал холоднее. – Раз уж полукровка у нас, надо найти ему достойное применение…

– Они кое-что должны нам за реку Иска… – задумчиво проговорил Лачи. – Стоит приручить мальчика.