Текст книги "Сильнейшие"

Автор книги: Светлана Дильдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 42 страниц)

Это просто шутка природы, рассмеялся Кираи, к которому, смущаясь, обратился Огонек за ответом. Таким он родился…

Голубь, что кружил над уступами, выбрал нужное окно и опустился на каменный подоконник. Заворковал, топорща черно-белые перья. Элати отвязала от его лапки письмо, прочитала, нахмурилась. Цепочка бурых, неровных знаков содержала в себе известие: южане направляются к долине Сиван, как и следовало ожидать, как и было оговорено. И Дитя Огня едет с ними.

– Что задумали эти отродья Бездны? – глухо и слегка растерянно произнесла женщина. – Неужто они и впрямь намерены ударить?

– Если они ударят, у нас есть, чем ответить, – часом позже сказала ее сестра. – А еще лучше – ударить первыми. Потерла кончики пальцев, испытывая сожаление – снова придется советоваться с Соправителем. Ах, как не хочется…

Лачи был недоволен, услышав слова Соправительницы. Сказал:

– Мальчишка еще ни к чему не готов.

– Нет времени ждать, пока полукровка вырастет, – во второй раз произнесла Лайа. Уже раздраженно – ведь первый раз ответа не получила. И молчала больше месяца. Но теперь!

– Опасно, моя дорогая. Даже при том, что у нас, по сути, нет выбора…

Женщина, чьи плечи скрывала бело-серая полосатая накидка, резко отвернулась к окну.

– Если мы не решимся сейчас, южане поймут, насколько могут держать нас за горло. Наши предки были невероятно глупы. Взять себе земли, в которых недостаточно солнечного камня и золота…

– Было достаточно. Север выпил всё. Быть может, наша Сила ведет в тупик…

– Думаешь, скоро на земле останутся только южане? – с надменной насмешкой спросила женщина.

– Они тоже не продержатся долго, я полагаю. Хотя дольше нас, и все же их путь тоже закончится в тупике.

– Ты будешь ждать, пока чужая Сила снесет Тейит, и не пошевельнешься, лишь бы лесной найденыш случайно не пострадал? – в голосе женщины слышался лед горного водопада.

– Если не ты, то твоя сестра не раз охотилась с птицами. Неужто ты думаешь, что едва оперившийся птенец принесет тебе дичь? Он скорее сломает крыло и упадет, и ты лишишься и охотника будущего, и добычи. Впрочем, попробуем… Может быть, они знают, сколь мы слабы. Но вряд ли знают, что у нас найдется, чем ответить…

– Отчего ты грустишь? – сказал Огонек, пытаясь лепить из глины фигурку кессаль. Ила, в руках которой порхала игла, оторвалась от шитья.

– Лачи сегодня рассказал мне… никак не могу поверить. Ты слышал, что двое его племянников, близнецы, отправлены были заложниками на Юг. Девушка недавно вернулась… неудивительно, что новость об этом не разнесли по всему городу. Я тоже молчала…. Бедняжка вынесла столько… – Ила смаргивала, но слезы упорно катились, и шить она не могла. – Я не знаю, как погиб ее брат. Я вырастила их, Огонек. Лачи сказал, что слухи дошли – его убили южане – в так называемом круге. Быть может, ты знаешь. Любимая их забава… Не знаю, что пришлось ему перенести. Лачи сказал… Он верил, что хоть детей они пожалеют.

– Ясно, – совсем тихо сказал Огонек. – Я видел… их круг. Но там были только Сильнейшие…

Лайа позвала мальчишку – приняла его в комнате, похожей на ту, где когда-то пыталась читать его память. Похожие рукотворные звезды на темном обсидиановом потолке… Не слишком приятно – вспоминать.

– Ты поедешь в долину Сиван вместе с Лачи и другими.

– Зачем?

– Выбери ответ по собственному вкусу. Например, едешь, чтобы поглядеть на добычу Солнечного камня.

– А что еще я должен буду там делать? – не уступил Огонек. В конце концов, лишь тот кто сопротивляется сохранит собственное достоинство.

– Пока не знаю.

– Как скажешь, элья.

Женщина поднялась, глядя свысока – а может, и вовсе не глядя, а попросту погрузившись в собственные мысли. Огоньку велела готовиться к дороге. И даже знаком не показала, чтобы полукровка убирался из галереи, тот и сам не стремился задерживаться.

Утром по туману выехали – сыро было, и довольно зябко. Лачи, похожий в тумане на статую, возглавлял отряд. Огонек косился на него – подумывал, не стоит ли попытаться расспросить Соправителя, раз уж у Лайа не удалось выведать ничего. Ехал молча.

Но не так уж волновала цель пути, подросток не мог забыть недавнего – когда в его комнату в Ауста ворвался Кави, в последние мгновения уже, и гневно заговорил с явившимися за Огоньком. Полукровка понял одно – тот не желает отпускать его вместе с отрядом Лачи. Почему, упорно понять не мог. Кираи едва-едва удалось успокоить старшего друга, и то – не раз пришлось заверять, что не отпустит Огонька далеко от себя и вообще глаз с него не будет сводить. Огонек было рассердился – маленький, что ли?! Присматривать, как за несмышленышем – это за ним-то?!

Но Кави что-то еще беспокоило. И поэтому подросток проглотил всю готовую сорваться отповедь.

А Кави бесцеремонно выставил собратьев из комнаты и, повернувшись, сказал Огоньку:

– Я готов убить свою дорогую сестрицу, и бабку твою заодно. Почему они молчали о том, кто ты?

– Наверное, не уверены были, – робко сказал полукровка, ошарашенный подобным напором. – И меня предупредили, чтобы я молчал.

– Ила проговорилась. Мальчик, я ради твоей матери… готов был на все. Она выбрала твоего отца и погибла, – не обращая внимания на протестующий жест Огонька, продолжал:

– Не стану говорить о нем худого – но, останься Соль здесь, она была бы жива и была бы счастлива, не сомневайся. А я… глупец. Не разобрал… Вы ведь похожи с ней. И теперь я отвечаю за твою жизнь, понимаешь?

Кираи показался на пороге, порядком обеспокоенный:

– Послушай, ты не можешь заставлять ждать весь отряд!

– Выйди, а? – попросил Кави весьма выразительно. И обратился уже к Огоньку, не обращая внимания, что Кираи остался стоять на прежнем месте:

– Если бы я знал, я любым способом поехал бы с вами. Сейчас Лачи отказал мне в этом праве – и я не верю, что названные им причины были истинными. Будь осторожен.

– Чего мне остерегаться? Южан? – спросил Огонек, потерявший почву под ногами окончательно.

– Если бы я сам знал, чего… – Кави шагнул к нему, пристально глянул в глаза сверху вниз и, видимо, не остался удовлетворен увиденным. Он тенью следовал за полукровкой и Кираи, долго, пока не спустились в нижнюю часть города. Там внимательно наблюдал, как все члены отряда садятся на грис… но так и не увидел чего-то важного для себя.

И это тревожило Огонька.

Шику с седла нагнулся к старшему товарищу:

– Послушай, я тебе обещаю – глаз не буду спускать с мальчишки, если тебе мало Кираи.

Всадники двигались вереницей – грис оседлали в нижних границах каменного «улья», выше животным было попросту не пробраться. И сейчас ехали осторожно; грис цокали копытами по камням – если вдруг выбоина, и мчаться во весь опор, животное покалечится.

Единственная женщина была в отряде, и молодая совсем, немногим старше полукровки. Не слишком красивая, не особо яркая, она приковывала к себе внимание. Глаза ее были как будто затянуты пленкой – неподвижные, с тусклым неживым блеском.

– Кто это?

– Этле. Племянница Лачи.

– Почему она такая? – прошептал, наклоняясь к Шику. Молодой северянин покачал головой:

– Они с братом-близнецом были заложниками в Астале. Его убили… она чудом спаслась. Подробности мне неизвестны, и советую не заговаривать с ней об этом.

– Да, разумеется, – растерянно проговорил Огонек. Вспомнил слезы Илы. И подивился: как-то не заметил тепла по отношению к несчастной девушке со стороны Соправителя Тейит. А ведь родня… заботой бы окружить! Устыдился подобных мыслей: разве не для того ее берут с собой? Чтобы присматривать, не давать думать о прошлом, может, и отвлечь делом.

На первом же привале не стерпел, подсел к Этле, когда принялись за еду. Долго молча жевал, потом, прикончив свою порцию рыбы и лепешек, решился заговорить.

– Как там на юге? – неловко спросил, и почувствовал себя кем-то вроде Атали.

– Думаешь, мне приятно говорить о людях, убивших моего брата? – холодно отозвалась девушка.

Некоторое время они сидели молча. Этле отщипывала маленькие кусочку лепешки, клала в рот. Огонек теребил растущий возле ноги стебель. Наконец не выдержал, снова спросил:

– А Меняющего облик – видела?

Девушка вздрогнула, выпрямилась, будто в позвоночник вогнали бронзовый прут.

– Ты чересчур любопытен! Тебе рассказали, что я жила в их доме? Так вот, знай – больше ты от меня не услышишь не слова!

– Погоди! – взмолился Огонек. – Я ведь тоже… там, на юге! И про тебя не знал!

– Ты тоже был у них?

– Да, и тебя не хотел задеть!

– Это не имеет значения, – более мягко, и все-таки враждебно произнесла северянка. – Я не имею желания рассказывать.

– Ну хоть скажи – ты его видела? – поникшим голосом попросил полукровка.

– Один раз.

– Ты ведь жила у них?

– Ну и что? – она рассердилась, отчего тон стал совсем ледяным. – Я жила на половине Киаль Тайау, если это имя тебе о чем-нибудь говорит.

Говорит… Огонек вздохнул. Самая прекрасная девушка, которую он когда-либо встречал… а встречал он, по правде сказать, мало. Атали тоже ничего, но она еще маленькая. Как белый цветок под водой – красиво, а толком не разглядишь. А Киаль… Вспомнились ее плавные танцующие движения, смуглая кожа, по которой скользили солнечные блики и блики от зажженного южанкой огня, пышные волосы, переплетенные с висячими золотыми цепочками. Темные смеющиеся глаза, и смех горловой – сотней бубенчиков. Такая… необыкновенная. Только вряд ли когда-нибудь снова ее встретит.

Путь давался ему без труда – все-таки жизнь у дикарей закалила изрядно, и пока еще не успел позабыть, что такое дорога. Грис – черная с подпалинами – оказалась на диво послушной, и, в общем, сидеть на ней было почти удобно.

Подросток упрямо старался держаться неподалеку от Этле, прилагая массу усилий, чтобы она этого не заметила. На привалах устраивался шагах эдак в пяти от нее, и смотрел исподволь, напрягал слух – вдруг скажет что-нибудь важное? Что именно надеялся услышать, и сам не знал. Благодаря этой постоянной слежке первым заметил огромного пятнистого паука, примостившегося у девчонки над головой – Этле сидела, спиной прислоняясь к стволу, невзирая на предупреждения, что так делать не стоит.

Навыки, приобретенные рядом с воинами Ауста, не прошли даром – Огонек схватил тяжелый сучок и швырнул в паука, сбивая его наземь.

– Ты что?! – закричала девушка, вскакивая. Она явно решила, что полукровка сошел с ума. Тот растерянно улыбнулся, не зная, как девушка отнесется к многоногому чудищу – но та сама заметила паука рядом, среди редкой травы. Взвизгнула, отскочила. Огонек поспешил к ней, палкой загнал тварь подальше в заросли.

– Он ядовитый, – неловко сказал.

– Ну и пусть. Зря ты его сбил, – с неожиданной злобой произнесла Этле. – Пусть бы кусал, чем сильнее, тем лучше – надоело так жить!

– Да не умрешь от его укуса, только долго болеть будешь, – вздохнул подросток, чувствуя себя кругом виноватым.

Теперь он уже остерегался подходить близко – похоже, его общество совсем неприятно девушке. Однако ночью, когда развели костры, Этле подошла и села рядом с ним – так близко, как садились северяне обычно. На юге расстояние между людьми было меньше… Трещал пересмешник, подражая ночным и дневным птицам. Порой свирепая радость слышалась в его смехе и щелканье, и звуки разносились по ночному лесу, вызывая мурашки у людей.

– Я скоро умру, – сказала Этле.

– Почему?!

– Чувствую. Я сильно виновата перед Айтли. И даже не знаю, сумею ли искупить эту вину… успею ли. Я с радостью убила бы всех южан…

– Почему? – Огонек поразмыслил, стараясь не сказать ничего обидного: – Разве ВСЕ причинили вам зло?

– Ты намерен поучать меня? Не смей говорить о том, чего не понимаешь, – голос девушки, только что ломкий, больной, жестким стал и холодным. – Не каждый паук кусает человека, но из паучьего гнезда никогда не выйдет бабочка!

– Причем тут бабочки… Ладно, прости, – Огонек печально посмотрел на девушку, которая бездумно уставилась в огонь.

– Я в самом деле скоро умру, – задумчиво проговорила девушка, уже не сердясь. – Способность видеть будущее – редкий дар среди уканэ. Прошлое видят чаще… и мы с братом могли. Но сейчас его нет, а я вижу вперед. Там только дымка, и нет ничего – ни одного знакомого лица… пятна и тени. Наверное, это смерть.

– Когда я жил на юге, – начал было подросток, и поперхнулся. Но нет, Этле спокойно смотрела в огонь. – Когда я там жил… я мало что видел. Но слышал о смерти одного мужчины из Сильнейших – его сожгло изнутри собственное пламя, когда он захотел взять слишком многое. А с чего тебе умирать? Ты совсем юная, у тебя нет врагов…

– Думаешь, нет? – сжала она тонкие губы. – Жаль. Врагов нет только у ничего не стоящих…

Больше не разговаривали. До полуночи болтал с Шику – молодой северянин старался развеселить полукровку, и это ему удалось. Он умел показывать разные штуки – раковинка цветная невесть куда девалась из его ладони и оказывалась почему-то в поясе у Огонька. Или два конца разорванной веревки неожиданно срастались в одно. Силой тут и не пахло… но как же тогда получаются чудеса??

Утром полукровка заметил, что Лачи как-то особенно пристально смотрит на него. А ведь до сего дня в пути почти не уделял подростку внимания – по большей части погружен был в собственные думы.

Огонек ответил достаточно дерзким взглядом. Уж больно не нравилось, как поступили с Этле… хотя она виновата, конечно. Кираи сказал – она не должна была бежать… но попробуй, усиди на месте, когда над шеей занесено лезвие!

Лачи подъехал к подростку поближе – тропа была узкой, и грис неторопливо шли почти в самом конце кавалькады, так, что никто не мог слышать разговора всадников.

– Не против побеседовать немного?

– Не против. Только скажи, эльо, что будет в долине, куда мы едем.

– Тебя беспокоит что-то? – Лачи прищурился, внимательно, чуть склонив голову на бок.

– Нет. Но Кави остерегал меня.

– От чего?

– Он и сам не мог понять. Наверное, от южан. О чем ты хочешь говорить с ними, эльо?

– А ты заметно подрос, – одобрительно проговорил Лачи. – Пожалуй, с тобой можно говорить полностью откровенно – поймешь, и не испугаешься. Я кое-что расскажу. В долине Сиван будет сложно. Между нами сейчас мир… если можно так выразиться. Мы примерно равны по силе… были все время. Но когда появился он, равновесия не стало. Если он по-настоящему станет взрослым, они смогут одержать верх.

– Он – это кто?

Хотя Огонек знал ответ.

– Ты ведь слышал про реку Иска. Там погибло около тридцати человек… может быть, некоторые из них были повинны в излишней горячности. Но они не нападали первыми… да и вторыми напасть не успели.

Подросток хмуро рассматривал шерсть на макушке собственной грис. Было не просто тяжело – не оставляло назойливое, сосущее чувство: оборотень хотел убить и его. И понимал – бред, чушь, нелепица. Даже имени Огонька тогда не знал, какое там – и не подозревал, что на берегу реки Иска живут несколько человек, отказавшихся и от севера, и от юга. Понимал, но поделать с собой не мог ничего.

– Они ушли, посмели уйти, и поэтому тоже погибли, – тусклым голосом проговорил Огонек.

– О ком ты?

– О родителях. И тех, кто жил с нами…

– Ты прав. Не стоит нарушать… пусть не самый лучший порядок, быть может, но все же установленный на благо людей.

– И что же? Я знаю, что в долине будут южане.

– Ты не знаешь, что едет туда – он.

Огонек дернул повод грис – невольно, животное взвизгнуло и поднялось на дыбы.

– Зачем?! – воскликнул подросток, еле удержавшись в седле.

– Боюсь, что южанам надоело мнимое равновесие… Они хотят слишком многого. Хищники не договариваются между собой – они просто грызутся, и выживает сильнейший, – в голосе Лачи звучала острая горечь. – Север никогда не научится действовать так, по звериному…

Он ударил ногами в бока грис и поехал быстрее.

* * *

Женщина глаз не сводила с юноши впереди. Мальчишка… отказался одеваться, как все, и посланцы, и свита – в темно-синее. И попробуй, заставь… но цвет, выбранный им, об одном говорит – о вражде. Осталось надеяться, что северяне попросту ничего не поймут. Они уделяют кучу ненужного внимания плетеным побрякушкам и разнообразным узорам, но цвет для них мало значит.

Тумайни готова была придушить собственноручно всех членов Рода Арайа и Рода Тайау… первых – за то, что именно они настояли: вступив в Совет, пускай на правах младшего, надо пройти испытание. Вторых за то, что породили это едущее впереди существо. Женщина уповала только на собственный ум и выдержку: второй посланник, один из племянников Тарры, Толаи, отличался общей для их Рода чертой – невозмутимостью, однако соображал не слишком быстро. Ну, по крайней мере, он не доставит хлопот.

А вот оборотень… Тумайни всерьез обдумывала возможность подсыпать ему чего-нибудь по дороге. Пусть не смертельного… так ведь чувствует чуждые запахи. Не получится.

Лицо его брата было совсем темным, когда понял – сами себя загнали в ловушку. А Ийа, вот бы кого тоже в Бездну отправить – лишь улыбался. Здоровье наполовину вернулось к нему, а яд никуда и не девался. Кто б сомневался – его идея, отправить Дитя Огня в долину Сиван. Он сказал – или боитесь оставить оборотня одного? А теперь Тумайни держит ответ перед Югом… ей всучили цепь, пристегнутую к ошейнику хищника, и остается молиться хоть Бездне, что он послушает – в отсутствие хозяина-то.

Птица-ольате перелетала с ветки на ветку, сопровождая отряд. Всего двадцать всадников… с севера прибудет столько же. Рабочих-эсса в долине Сиван больше, но они мало на что пригодны. Конечно, воины охраняют рабочий лагерь – и все же силы равны. Север не может взять с собой много бойцов, это будет открытый вызов. Даже если считать охрану добытчиков Камня… все равно оборотень стоит большего.

Тумайни впервые улыбнулась. Никто не обвинит южан, что их слишком много.

На привале не приходилось заботиться о пропитании – стреляли птиц скорее ради забавы. Зато Кайе спрыгивал с седла и в обличье энихи уносился в чащу, стоило протрубить в рожок о перерыве в пути. И возвращался – довольный, злой, и с добычей. Чаще всего не волок ее до лагеря, просто указывал, где оставил гривастого кабана или оленя. Тумайни так и хотелось в насмешку бросить ему поноску, приказать: ищи! С трудом удерживалась. И за помощь в охоте благодарила вполне искренне.

А птица-ольате не отставала.

Тумайни все больше тревожилась, видя, как луна идет на ущерб – дни летели; и менялся рельеф, среди сборищ деревьев-гигантов все чаще появлялись большие просветы, и холмы уже не прятались под землей.

– Ты рад, что пришлось покинуть Асталу? – спросила она своего юного спутника. Понять бы, как тот сам относится к поручению…

– Что мне, там и сидеть? – откликнулся тот сумрачно. – Шипение из-за углов… Дед, который слабеет день ото дня. Мать… может, придет в себя когда-нибудь. Оттуда, изнутри, я не сделаю ничего.

Тумайни вспомнила разговор, который произошел у них с Къяттой перед отъездом послов.

«Как ты управляешься с ним?» – спросила женщина.

«Я помню, что предо мной – хищник. Неважно, что знаю его с детства. Ежели он почувствует слабость, он бросится, неважно, действием или словом. Только спокойная сила, больше никак. И понимание, чего он хочет, что ему нужно на самом деле». – Задумчиво добавил: «Опасно баловать зверя, но упорно не понимать его желаний и нужд – еще опасней».

«А если бы что-то случилось с тобой? К примеру, ты выжег себя Темным пламенем, или стал хромым, или еще что?»

«Если бы удалось не показать уязвимых мест, возможно, он продолжил бы подчиняться. Иначе же… – лицо стало очень нехорошим: – Впрочем, это уже не будет мой заботой, коли случится. Только вашей, запомни!»

Тумайни запомнила.

И заодно прикинула, чего могут ожидать те, кто слишком старался отправить юношу в Долину. Уж точно не мирного разговора.

Глава 27

Ехали долго. Огонек пытался считать, сколько раз взойдет и опустится солнце, но позабыл про подсчеты, а потом начал сбиваться. Дней десять, не меньше – не торопились посланцы севера. Значит, уверены, что ничего не потеряют из-за промедления, соображал Огонек. Думал.

Что сделает оборотень, если вдруг увидит? И попросту – на каком положении Огонек находится в свите? Может, его засунут в походный шатер и велят не высовываться. И уж тем паче вряд ли Соправитель потащит его в лагерь южан. Но Лачи, при всей его снисходительности, ничего не делает просто так – по крайней мере, просто так не потащит с собой полукровку, пусть и довольно слабого целителя. А если… дух захватило. А если он рассчитывал, что Огонек сумеет помочь Этле? Вряд ли она станет принимать всерьез подростка и сторониться его, опасаясь. А ведь недавно им удалось поговорить. Может быть, просто не хотел племянницу оставлять в одиночестве? Огонек почувствовал гордость.

Хотел было тут же пристроиться к Этле, но удержал себя едва ли не за уши. Навязываться – самое худшее. Поэтому ехал смирно, как раз за Кираи и еще одним северянином, много старше. Услышал обрывок разговора:

«Он не знает… Несомненно… удачно» – дальше не слышал, поскольку Кираи окликнули из авангарда кавалькады.

«Интересно, о ком была речь?» – подумал Огонек, но спрашивать не стал.

Приехали ночью. Лачи с людьми разбили лагерь на краю долины, подальше от разработчиков; шатры помогали ставить люди из рабочего поселения – они ждали северян еще с полудня.

– А почему мы не встаем со своими? – спросил Огонек у Шику, и молодой северянин пояснил:

– Так издавна повелось. Не стоит делать простых рабочих свидетелями… и втягивать в неприятности, если они будут, тоже не стоит.

На Огонька внимания не обращали – отвели ему место в одном из полотняных шатров.

А южане, наверное, здесь, подумалось Огоньку. Он напрягал слух, ловя ночные звуки, пытался вычленить из голосов птиц и цикад хоть что-то, отдаленно напоминающее речь. Но южан слышно не было, и это пугало – будто на другой стороне долины затаился большой бесшумный зверь.

– Не отходи никуда от палаток, – приказал ему Лачи. – На всякий случай.

– На какой случай, эльо? – насторожено спросил Огонек.

– С нашими воинами ты в безопасности. – Лачи не удостоил его даже взглядом. Волнуется, понял подросток. И всегдашняя благожелательная невозмутимость почти изменила Соправителю Тейит.

– Хорошо…

Утром проснулся едва ли не первым. Кроме часовых – те вовсе не спали. Но вскорости поднялись все – и от силы час прошел, солнце еще в полную силу не успело светом налиться, а северяне уже были готовы.

Лачи строжайше повторил запрет: сидеть возле палаток и не высовываться. Но сказал это одному Огоньку – сам то и дело поглядывал в сторону южного лагеря. А спустя еще короткое время Лачи со свитой покинули собственную стоянку.

По вышитому подолу полз огромный бронзовый жук – не возражал, когда полукровка погладил пальцем его жесткую блестящую спинку. А после второй порции ласки взлетел с недовольным гудением.

Огонек одернул штаны, расправил складки туники, перехваченной кожаным пояском. По правде сказать, одежда южан ему нравилась больше.

«Ну и зачем я тут им понадобился?» недоумевал он, изнывая безделья и непонимания, что к чему. Да еще нет-нет и бросал взгляды в сторону далекого полотняного шатра, где находился… тот, с юга, в общем. И нестерпимо ныл порезанный знак, хотелось оторвать руку или хоть засунуть ее по плечо в ледяной быстрый ручей. Но в Долине Сиван не было ручьев – воду добывали из колодцев. И воздух тут был… давящим, как перед грозой.

Невысокие холмы, поросшие сердитым кустарником, окружали долину. Она не казалась ровной даже беглому взгляду – ее прорезали канавы, будто следы когтей неведомого чудовища. А еще в кустарнике серыми быками застыли валуны, скатившиеся когда-то с горы при землетрясении… Гнев земли разрушил гору, а камни остались.

Полукровка в тысячный раз огляделся. Ему велели сидеть на месте… но все существо восставало против подобного повеления. Конечно, он не собирался мешать разговорам Сильнейших. Но не увидеть хоть краем глаза… хоть людей их свиты посланцев Асталы… Неторопливо зашагал направо, к зарослям гибискуса, не скрываясь; его окликнули небрежно.

– Да приду я сейчас, куда я денусь, – громко и дружелюбно отозвался подросток. За ним никто не последовал – видимо, приказа сопровождать его совсем уж повсюду не было. Сообразив, что один, он помчался по дуге, не щадя одежды, и выбрался из зарослей на неширокую тропу, ведущую к полотняному полушатру-полутенту под сплетенными кронами деревьев. Белая натянутая куполом ткань, помогая кронам, защищала людей от солнца. Зашагал вперед быстро, как мог, не переходя на бег.

У шатра Огонек отдышался и придал себе всю уверенность, какую смог изыскать.

Северяне-охранники посмотрели на подростка равнодушно: Лачи не сказал им, что велел полукровке оставаться на месте. А что этого лесного найденыша Соправитель зачем-то потащил в долину, знали.

– Меня ждут, я опоздал, – сказал Огонек почти нагло – перестарался, скрывая волнение. И вошел внутрь.

Огляделся – обстановка походная, и следы роскоши: золотые кисти украшают шатер, на плетеном столике – чеканный кувшин, украшенный перламутром – произведение северных мастеров.

Лачи с несколькими сопровождающими был там – и стоял к Огоньку боком, а перед ним замерла только что вошедшая высокая тонкая женщина, незнакомая полукровке. Рядом с ней – южанин, тоже не известный подростку, с широким грубоватым лицом, массивный с виду; подле спутницы он смотрелся, как большой туалью рядом с водяным ужом.

Огонек не осмелился обратить внимание на себя даже нечаянным жестом – пропустили, и ладно. Постарался стать маленьким и незаметным. Слушал.

– Приветствую, Халлики-дани, – со скупой улыбкой проговорил Лачи.

– Мое имя Тумайни. Халлики – моя сестра.

– Посланцы вечно что-нибудь перепутают, – с едва заметной насмешкой поклонился Лачи, указал на грубо изготовленные наспех деревянные сиденья. Полог надежно защищал от солнца, но под натянутой тканью казалось еще более душно, чем снаружи – не было ни ветерка.

– Хорошо, что прислали тебя, аньу. Вспоминается моя соправительница, и начинаешь чувствовать себя… почти по-домашнему.

Та не успела ответить – лишь губы дрогнули, готовясь произнести вежливую фразу. Наверное, вежливую – нет причин начинать с оскорблений.

– Вас целых трое. Неужто побоялись отпускать меньшим числом? – ласково спросил Лачи.

– Если считать по северным меркам, нас, напротив, слишком мало. Ведь ты – целая половина вашего… союза. Но к делу.

– Что ж, я с радостью выслушаю тебя.

Тумайни переплела пальцы – тонкие, смуглые, со следами от узких колец; сейчас – сняла, могут помешать.

– Между Асталой и Тейит был заключен договор. Вы не приходите на наши земли, мы – на ваши. На срединной земле все общее, если затеян спор, его решают обе стороны. Когда наши разведчики встретились тут, в долине, договор был подтвержден и долина поделена. Но все наши люди погибли.

– Что делать. Земля живая и порой ее дыхание смертоносно.

– Почему же не пострадали северяне? Или ты сговорился с землей?

– Полагаешь, мне подвластна природа? – с тонкой улыбкой спросил северянин. – Конечно, мне лестно подобное предположение, но не стоит так обделять себя. Погляди – листва на ветвях кустарника еще не успела полностью обновится, ты увидишь и желтые листья, и палые листья.

Почудился шорох – будто не люди, а самое воздух расступился.

Огонек обернулся. Кайе стоял, прислонившись к стволу – одной из опор шатра, и смотрел на подростка в упор. Тевари и растеряться не успел – только отмечал подсознательно непривычное в обличье оборотня. Два года, чуть меньше даже прошло… а он другой. Те же вроде черты, мягкие и диковатые. Повыше стал, и тело перестало быть легким, хотя и тяжелым не назовешь. Разве тяжелы энихи, хоть весят куда больше человека?

На оборотне была одежда посла – длинная, не темно-синяя, как у остальных южан, а багровая; с широким янтарного цвета поясом без всякой вышивки – ему, как младшему, никакого отличия не полагалось. На его руке Огонек заметил тускло светящийся темно-красный браслет – раньше его не было. Взгляд юноши был очень недобрым. И лицо… словно человек никогда не умел смеяться… но умел и любил убивать.

– Кайе… – тихо сказал Огонек, не соображая сейчас, что не просто влез на переговоры, еще и разговаривает без спросу – Ты… так изменился.

– Неужто?

Тут мальчишку подхватили, и не успел Огонек опомниться, как был уже на значительном расстоянии от оборотня. Успел заметить только, как гримаса ненависти исказила его лицо.

Быстро сообразил глава северян, что делать. Испугался не на шутку… но виду не подал. Когда Огонька удалили из шатра, Лачи смерил Кайе взглядом, напомнившим холодную взвесь тумана – зябко и ничего не понять.

– Он слишком юн. Почему его отправили сюда вместе с вами?

– Пусть учится. Он из сильнейшего Рода Тайау. И уже достиг совершеннолетия, – ответила Тумайни.

– Или он – намек на то, что с вами сила? Не попытка ли намекнуть, что переговоры должны закончиться так, как угодно вам?

Юноша дерзко взглянул Лачи в лицо:

– «Он» – это я. Если что-то интересует эсса, могут спросить у меня!

– Обязательно спросим. Весьма любопытно, можешь ли ты думать – не только убивать.

Южане переглянулись. Тумайни спокойно, нарочито спокойно проговорила, продолжая прерванное:

– Ты говоришь, наших людей погубило дыхание земли? Мои видящие говорят иное. Они говорят, что неизвестные принесли чаши, из которых веяла смерть, и расставили их подле лагеря, зная, куда направится ветер. Неизвестные эти не были простыми рабочими – хорошо таились от взглядов.

– И твои видящие могут указать лица?

– Нет. На людях были маски.

– Право, мне очень жаль.

– Толаи может увидеть то, что произошло, если ты позволишь ему – среди рабочих долины.

– Мне жаль. Но почему я должен верить ему? С чего я буду уверен, что он именно прочтет их память, а не вложит что-то свое в голову?

Кайе не выдержал:

– Долго ты еще будешь лить воду, Тумайни? Он же издевается!

Та не торопясь извлекла из пояса маленький золотой медальон – круглый жук, держащий в жвалах половинку солнца. Вещица старшего брата оборотня.

Юноша притих – если Къятта отдал свою вещь Тумайни… для чего?

– Возьми ее, и послушай меня.

И обратилась к Лачи, поняв, что пока ее не намерены перебивать, продолжила прежнюю мысль:

– А то, что «колодец» с Солнечным камнем оказался пуст – тоже прихоть земли?

– Не думаю. Вероятно, разведчики просто ошиблись – они приняли за богатую жилу обманку. Разозленные, выкопали большую яму, пытаясь все же найти камень – ты знаешь, почва в долине довольно мягкая. И земля вздохнула, убив людей.

– Наши разведчики весьма опытны. Они не спутают орла с колибри, – задумчиво проговорила Тумайни. Лачи развел руками в показном смирении.

– Я рад был бы сделать приятное Югу. Я рад был бы сделать приятное тебе – ты яркая, умная женщина. Но я не собираюсь брать на себя вину за содеянное землей. Меня сотрут в порошок на родине, и мое имя будет долгие годы равно слову «глупец». К тому же… – он выдержал паузу, будто собирался говорить о чрезвычайно неприятном: