Текст книги "Цвет сверхдержавы - красный 4 Восхождение. часть 2(СИ)"

Автор книги: Симонов Сергей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 74 страниц)

Никите Сергеевичу очень не хватало Курчатова, его государственного мышления. Академик уже выписался из больницы и сейчас находился на отдыхе в санатории.

– Так что вы хотели насчёт задач для сверхтяжёлой ракеты сказать, Сергей Палыч? – спросил Хрущёв.

– Задач для неё полно, Никита Сергеич! – ответил Королёв. – Готового перечня, отпечатанного, у меня нет...

– Да от руки набросайте, неважно, – когда Никите Сергеевичу было интересно, он не обращал внимания на условности.

Королёв присел за стол Президиума, взял лист бумаги, достал ручку:

– Значит, так. Первое, для обороны: вывод тяжелых автоматических и пилотируемых станций боевого назначения, способных длительно существовать на орбитах и позволяющих производить маневр для одновременного вывода на орбиту большого количества ИСЗ военного назначения (Цитируется по книге Бугров В.Е. «Марсианский проект Королева» 2 изд. стр. 93) Далее, подобная ракета может быть применена для одновременной доставки на территорию противника большого количества тяжёлых боевых блоков большой и сверхбольшой мощности. Условно говоря, – Сергей Павлович оторвался от листа и взглянул на Гречко, – в такую ракету можно зарядить не одну бомбу на 50-100 мегатонн, а десяток. Какого-либо военного применения я для такого ужаса не вижу, но вот с политической точки зрения, чисто как пугало, – теперь он взглянул уже на Хрущёва, – может очень даже пригодиться. Также можно повесить на геостационар, примерно над Галапагосскими островами, тяжёлую орбитальную станцию, официально – для ведения телевещания на Гватемалу и Кубу, а на самом деле – для постоянного политического давления. Представьте, что на высоте 40000 километров над всем западным полушарием висит орбитальный комплекс массой тонн этак 200, Штаты с него видны, как на ладони, и совершенно неизвестно, что там внутри. Вдруг там кассета с термоядерными зарядами? Представили?

– Собьют, – уверенно возразил Гречко.

– Пока ещё нечем. И даже если будет чем – подлётное время боевой ракеты к станции достаточно большое, чтобы успеть автоматически отстрелить всю кассету боеголовок.

– Но для народного хозяйства перспективы значительно больше. С такой ракетой мы уже можем запускать спутниковые группировки по 50-100 аппаратов, массой по 2-4 тонны. Одним пуском. Можем выводить на геостационарную орбиту тяжёлые спутники. Можем в два-три пуска собрать орбитальный завод. Можем вывести тяжёлую космическую станцию не на низкую орбиту, а в одну из точек Лагранжа между Землёй и Луной. А это даст возможность значительно более простого освоения Луны.

– Что ещё за «точки Лагранжа»? – заинтересовался Хрущёв.

– Точки, где притяжения Земли и Луны взаимно уравнивают друг друга. Там можно расположить космическую станцию, которую будет относительно несложно удерживать в гравитационном равновесии, – пояснил Келдыш.

– Ага, понятно.

– Ну, и освоение планет. Если мы выведем на низкую орбиту достаточно большую массу, с орбиты мы уже можем лететь куда угодно, со значительно меньшими энергетическими затратами. С вытянутой эллиптической орбиты можно стартовать уже и на ядерном приводе, – Королёв записал последние несколько строчек в свой список и вручил его Первому секретарю ЦК.

– Эта штуковина действительно будет такой дешёвой, как утверждает Николай Герасимович? – уточнил Косыгин.

– В общем, да, – подтвердил Королёв. – Точнее, не сама ракета, а стоимость вывода килограмма груза на орбиту этой ракетой будет значительно дешевле. Именно за счёт большой грузоподъёмности и многоразовости использования. Многоразовая ракета массой 18 тысяч тонн совсем дешёвой быть не может. Но она получается конструктивно простая и надёжная. Её можно относительно быстро отработать.

– Вот, кстати, – произнёс Устинов. – Простая, многоразовая – это всё хорошо. Но ни одна ракета не полетела с первого раза. Что будем делать, если эта ваша бандура в первом же пуске гробанётся? А ведь так и будет.

– Прежде всего, отладим все системы по максимуму на наземных стендах, – ответил Королёв. – Далее, запусками уменьшенного варианта ракеты отладим систему управления, отработаем систему спасения ступеней. Потом запустим каждую из ступеней отдельно по суборбитальной траектории, всё проверим. И только когда будем уверены – выведем ракету на старт в полной конфигурации.

– Да, так лучше, – признал Косыгин. – Не хотелось бы угробить уйму народных денег и год постройки в первом же запуске.

– Безусловно, аварии будут, без этого не обходится, – развёл руками Устинов. – Но надо постараться свести их к минимуму.

– Меня другое беспокоит, – сказал Никита Сергеевич, пряча в папку список Королёва. – Я понимаю, что это будет очень необычная ракета, но вот полностью поручать её строительство кораблестроителям? Они же незнакомы с ракетной спецификой, – он оглянулся на Исанина. – Николая Никитича я очень уважаю, но он ведь раньше ракеты не строил?

– С товарищем Исаниным мы очень плотно работали в 55-м году, когда отрабатывали пуск ракет с подводной лодки, – сказал Королёв. – Я его хорошо знаю, он нам тогда сильно помог. Само собой, сейчас я его без помощи не оставлю. Николай Никитич построит корпус, а ракетную часть, все системы, прежде всего – систему управления берёт на себя ОКБ-1.

– Годится, – одобрил Первый секретарь. – Работайте. Для начала хотелось бы увидеть план программы.

– Представим, как только будет готов, – заверил Королёв. – Это предложение и для нас с Мстиславом Всеволодовичем было неожиданным. Мы только перед совещанием узнали.

– Да уж, – улыбнулся академик Келдыш. – Неожиданным – это не то слово...

– Что-то я не понимаю, – вдруг начал Гречко. – С вопросами обороны мне всё понятно, такая ракета нам, безусловно, пригодится. Но вот всё остальное? Какие ещё лунные станции? Какие орбитальные заводы? Зачем нам всё это нужно?

– Для построения коммунизма, – коротко ответил Хрущёв.

– А без космических станций мы его не построим? – удивился Андрей Антонович. – Это ж какие затраты нужны?

– Не построим.

– Кхм... товарищ Первый секретарь, – официальным тоном произнёс Серов.

– Да?

– Есть важный разговор.

Хрущёв почувствовал, что Серов намекает на самый большой секрет Советского Союза.

– Может, его лучше продолжим у меня в кабинете?

– Да, пожалуй.

Для продолжения обсуждения собрались в кремлёвском кабинете Хрущёва. Присутствовали только несколько «посвящённых», и Гречко с Ивашутиным.

– Никита Сергеич, – обратился к Первому секретарю Гречко. – Мы, вроде, о построении коммунизма и космосе разговор завели. Я, всё же, не очень понимаю, к чему такие затраты? Тем более, на нас ещё и международная кооперация с половиной Азии висит. Вот объясни, зачем оно нам?

– Понимаешь, Андрей Антоныч, – Хрущёв почесал затылок. – Как бы тебе объяснить покороче... Военная техника и космос – это такие затратные отрасли, от которых народному хозяйству пользы мало, при том что отказаться от них, сам понимаешь, нельзя. Вот я и пыжусь, чтобы от этих отраслей хоть какую-то отдачу в бюджет получить.

– И ещё, – добавил Хрущёв, – попробуй мыслить масштабнее. Космос – это вершина горки. Кто там сидит, тот и главный. Если подкорректировать траекторию любого близкого к Земле астероида – ты получаешь оружие, по мощности многократно выше супербомбы. Другой вариант – из материала этого астероида производишь металлическое зеркало, и отражаешь зайчик на Землю. Минус ночное освещение городов. А то и в Заполярье можно апельсины выращивать. Или наоборот – взял, и ЗАКРЫЛ солнечный свет супостату. Про космические радары и фоторазведчики я уж вообще молчу.

– А главное – это наша страховка. Про динозавров слышал? Их добил маленький такой астероид, который на 100 лет оставил Землю без солнечного света по всей поверхности. Кто поручится, что завтра такой же не упадет? Или не такой же – что будет, если метеорит, вроде Тунгусского – всего-то 50 лет прошло – не рванёт на этот раз над Москвой или Парижем? Вот чтобы от всего этого защититься – нам тоже надо осваивать космос.

– Ты вот говоришь, зачем нам международная кооперация? Так ведь мы в Азию железяки продаём, а нам оттуда тропические фрукты везут, тоннами. Ты в 55-м году мясо ел? – вдруг неожиданно перескочил на, казалось бы, совершенно другую тему Никита Сергеевич.

– Да и вчера ел, не только в 55-м! – пошутил Гречко.

– Вчера – понятно! А вот в 55-м году у нас мяса в стране не было. Едва хватало на обеспечение городов, снабжаемых по 1-й категории. Да что мясо! Очереди стояли за хлебом с шести утра. Нас тогда Монголия мясом выручила (АИ, см. гл. 01-27). Дальний Восток за счёт монгольских поставок выжил, да и в европейскую часть завозили много. Понял теперь, зачем нам международная кооперация?

– Ну... понял. А не дороговато будет самолёты на фрукты менять?

– А ты знаешь, сколько фруктов мы за один самолёт получаем? Не один дирижабль-фруктовоз, между прочим. Ты вот своё генеральское довольствие потребляешь, – упрекнул приятеля Хрущёв, – а ты останови машину разок, зайди в обычный магазин, и сравни прилавки сейчас, и пять лет назад. Не пробовал такой эксперимент провернуть? Вот попробуй.

– М-да... – Гречко задумался. – Я-то всё понять не мог... Понимаешь, чувствую, есть у нас в руководстве... я имею в виду – на самом верху... есть у нас какая-то влиятельная группа... Не знаю, как и сказать, чтобы понятно было...

– Есть такая группа, – усмехнулся Хрущёв. – Президиум ЦК называется.

– Да я не о том! Понимаешь, их вроде не видно и не слышно, а работа идёт. Ты посмотри, какой мы мощный старт взяли – и в промышленности, и в науке, и во внешней политике! Вроде как будто... теневое правительство какое-то работает. Которого никто ослушаться не может, – путано и сбивчиво пытался донести свою мысль Гречко. – Как раньше, в общем... Но при этом народ пачками вроде не сажают, разве что совсем уж совсем зарвавшихся...

Хрущёв внимательно посмотрел на него, потом перевёл взгляд на Серова.

– Иван Александрович, ты, вроде, что-то сказать хотел?

– Так точно. Товарищ Первый секретарь, – Серов вновь перешёл на официальный тон. – Прошу разрешения предоставить допуск следующего уровня товарищам Гречко и Ивашутину, для упрощения взаимодействия с ними лично и возглавляемыми ими ведомствами. Чтобы осознавали серьёзность ситуации в полной мере. События назревают нешуточные, особенно в ГРУ.

И Гречко, и Ивашутин уже имели допуск к документам с грифом «Особой важности». Следующим, высшим уровнем, был допуск по форме «Тайна». Ивашутин и Гречко понятия не имели о существовании более высокого допуска, и удивлённо переглядывались.

– Какие события в ГРУ? – удивился Ивашутин.

– ЕЩЁ один уровень? Выше, чем «Особой важности»? – переспросил Андрей Антонович.

– Ты за них ручаешься? – коротко спросил Хрущёв.

– За товарища Ивашутина – как за себя. Товарища Гречко ты и сам хорошо знаешь, – ответил Серов.

– Какой допуск хочешь предоставить?

– Полный. Они должны знать, что поставлено на кон.

– Хорошо.

Под взглядами Косыгина, Келдыша, Королёва, Устинова и Кузнецова Гречко и Ивашутин расписались в невиданных ранее красных бланках с грифом «ТАЙНА». Хрущёв достал из сейфа два экземпляра распечатки письма Александра Веденеева и вручил Гречко и Ивашутину.

– Вот. Читайте. За разглашение – расстрел без суда и следствия.

– Ого! Серьёзно... – Гречко начал читать.

Ивашутин взял листок молча.

Оба, прочитав первый абзац, как по команде подняли головы, изумлённо воззрившись на Первого секретаря.

– Это... это что? Шутка? – спросил Гречко.

– Угу... Только никто не смеётся. Видишь? – буркнул Никита Сергеевич. – Ты читай, Антоныч, читай.

Он достал из сейфа планшет, с приклеенным к нему синей изолентой новым никель-металлгидридным аккумулятором советской разработки.

Ивашутин первым дочитал письмо до конца.

– Это правда? – коротко спросил Пётр Иванович.

– К сожалению. Теперь понимаете, почему я так гоню страну вперёд? Мы должны, пока мы сами живы, успеть приблизиться к коммунизму настолько близко, чтобы уже не возникало соблазна повернуть назад, – пояснил Первый секретарь. – Добро пожаловать в «теневое правительство», товарищи.

– Так это что... вот... они все, – Гречко оглядел собравшихся потрясённым взглядом. – Они все – и есть …

– Посвящённые, – подтвердил Хрущёв. – «Масоны 33 уровня», это мы так между собой, в шутку, говорим. Вот, – он показал «новообращённым» планшет. – Это – ЭВМ из 2012 года. Аккумулятор у неё сдох за пять лет, пришлось наш приклеить. Это – один из нескольких предметов, полученных нами. Об остальном узнаете в Информационно-Аналитическом Центре, это вроде такой секретный НИИ, что ли, там изучается информация, которую нам прислали.

Гречко и Ивашутин несколько минут разглядывали планшет. Ничего подобного они раньше никогда не видели. Лучшего доказательства и не требовалось.

– И как все эти космические железки помогут нам приблизить коммунизм? – спросил Гречко. – Не понимаю. Может, лучше эти деньги на благосостояние народа потратить?

– О благосостоянии народа мы тоже думаем, и постоянно что-то улучшаем, пусть понемногу, – ответил Косыгин.

– Но одного благосостояния недостаточно, – добавил Хрущёв. – Народу нужна великая цель. Причём – конкретная, осязаемая. Коммунизм – это великая цель, но его невозможно объявить с понедельника. Его придётся строить долго, и врастать в него постепенно. А вот высадить советского человека на Марс – можно. Это – более простая цель. Достижимая. Конкретнее некуда.

Гречко почесал затылок.

– М-да... А зачем нам все эти китайцы, индусы, и прочие? Мы их на Марс с собой потащим, или сразу в коммунизм?

– Это – массовка, – пояснил Устинов. – Наш тыл. Ресурсная база, прежде всего. Международные проекты затеваются, чтобы покрепче их к нам привязать. А что из них дальше вырастет – будет видно.

– Дмитрий Фёдорович дело говорит, – подтвердил Первый секретарь. – За уши в коммунизм никого тащить не будем, но если сами захотят – почему не взять? Ты, Антоныч, не спеши понять всё и сразу. Съезди с товарищем Серовым в ИАЦ, почитай там документы, подумай. Потом ещё поговорим.

– Поедемте, товарищи, – пригласил Серов.

Гречко и Ивашутин, ещё не отошедшие от потрясения, направились к выходу.

– Пётр Иваныч, я тебя предупредить должен, – сказал Серов, уже у самой двери. – Работает у тебя в ГРУ одна гнида, по фамилии Пеньковский...

20 мая 1959 г ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли Постановление «О создании мощных ракет-носителей, спутников, космических кораблей и освоении космического пространства в 1960-1967 гг» (Название реальное, в реальной истории принято 23 июня 1960 г. см. Бугров В.Е. «Марсианский проект Королёва» изд. 2-е, стр 21). Согласно постановлению, были продолжены уже ведущиеся и начаты новые работы в области ракетно-космической техники, приборостроения и других смежных технологий.

Одной из основных задач стала полётная отработка орбитального корабля 1К «Север», сначала в беспилотном варианте, с экспериментами на животных и манекенах. Параллельно должны были проектироваться и отрабатываться ракеты-носители «Союз-2», «Днепр» и уменьшенный прототип тяжёлого носителя, получивший временное обозначение «Т-1», с 4-мя 370-тонными двигателями на первой ступени и одним двигателем на второй. (АИ)

Началась работа над экспериментальной АМС с электромагнитным двигателем, и малогабаритным ядерным реактором разработки М.М. Бондарюка, в качестве источника питания.

Виталию Михайловичу Иевлеву постановлением предписывалось продолжить работу над ядерным двигателем.

И, наконец, 9-й отдел ОКБ-1 начал предварительные эскизные проработки тяжёлого межпланетного корабля и тяжёлой орбитальной станции, предназначенной для отработки технических решений, принимаемых для использования на ТМК.

В основу проекта ТМК легла записка, продиктованная Королёвым:

«1. В первую очередь Луна, Марс.

2. Венеру изучать сравнительно в небольшой степени перед посадкой.

3. Перелет человека на планеты должен быть сделан:

а) в минимальное время,

б) с минимальной затратой средств.

Это обеспечивается минимальным комплексом кораблей.

4. Задачи освоения Луны и Марса различны.

5. Первая задача — проектирование корабля для большой экспедиции с возвращением.

6. Это возможно:

а) на базе сборки, б) с ЭРДУ, в) с ЗБТБ.

7. Для безопасности полета рассматривать два случая:

а) после посадки невозможен старт,

б) при подлете невозможна посадка.

8. Облетный вариант не нужен.

9. Нужно дублировать следующие трудности:

а) Нет ЭРДУ — вариант с жидкостными двигателями.

б) Нет ЗБТК — вариант с запасами.

в) Сборка — …

По пункту в): 1. Возможно, потребуется облет не по соображениям науки и техники.

(Записка подлинная. Цитируется по книге Бугров В.Е. «Марсианский проект Королёва» 2 изд. Стр. 95. ЗБТБ, он же ЗБТК – замкнутый биолого-технический комплекс, призванный обеспечить круговорот веществ, потребляемых и выделяемых экипажем, по существующей в наших земных условиях схеме.)

#Обновление 17.11.2015

5. Подготовка к выставкам.

К оглавлению

10 февраля 1959 года Хрущёв побывал на выставке ГДР «Пластмассы в промышленности». На выставку он привёл с собой полный состав Президиума ЦК, чтобы коллеги знали и понимали возможности современных технологий. Первому секретарю было интересно, чего достигли наши немецкие друзья. Он вынужден был констатировать: немцы нас обогнали, и существенно.

Последовали совещания с руководителями химической промышленности, направленные на ускорение процесса, а в нескольких случаях – и оргвыводы.

Химией Никита Сергеевич после решений 1957 года интересовался активно и постоянно. 17 февраля он побывал в Туле, вручил городу орден Ленина, затем весь следующий день провёл на Сталиногорском химическом комбинате, разбираясь в нюансах химического производства.

4 марта 1959 года Хрущёв улетел в ГДР, на Лейпцигскую ярмарку. Там его вновь интересовали химические технологии. Из Лейпцига он отправился в Берлин, чтобы неофициально встретиться с лидерами западногерманских социал-демократов, оппозиционными Конраду Аденауэру и его правящей партии. Никита Сергеевич понимал, что с Аденауэром построить сотрудничество, вероятнее всего, не удастся, несмотря на немалое давление, оказываемое на канцлера представителями западногерманских бизнес-кругов.

10 марта 1959 г. Д. Эйзенхауэр объявил о введении квот на импорт нефти. С этого дня не более 9% потребляемой в США нефти могло завозиться из-за рубежа. Благодаря введению квот на импорт нефти правительству Соединенных Штатов удалось поддерживать цены на нефтепродукты на стабильно высоком на то время уровне довольно долго. Например, в 1959 г. нефть продавалась в США за 2,90 долл. за баррель. Спустя почти десять лет в 1968 г. цена барреля нефти на внутреннем рынке США составляла 2,93 долл.

В марте 1959 года Никита Сергеевич был в отпуске, хотя и на отдыхе приходилось периодически заниматься делами. 27 марта Хрущёв на недавно построенной государственной даче на мысе Пицунда в Абхазии принимал Генерального секретаря ООН Дага Хаммершельда. Они уже, встречались ранее, в 1956 и в 1958 годах, успели присмотреться друг к другу. Хаммершельда у нас считали проамериканским политиком, пляшущим под дудку Государственного департамента США. На соседней даче жил Анастас Микоян. Хаммершельда они принимали вместе, полуофициально, почти по-домашнему, что отнюдь не упростило переговоры.

Круг вопросов был обычным – Германия, разоружение, ядерные испытания, притом оба собеседника заранее знали, какой получат ответ. Помимо этих вопросов, разговор зашёл о романе Пастернака «Доктор Живаго», и присуждённой его автору Нобелевской премии.

Хрущёв упрекнул Генсека ООН за занятую им позицию. По мнению Никиты Сергеевича, человек, занимающий пост Генерального секретаря такой представительной организации, по должности призванный играть роль верховного арбитра в решении спорных вопросов, не должен был открыто одобрять и поддерживать антисоветские круги, «поднявшие на щит» Пастернака исключительно по политическим соображениям.

Хаммершельд утверждал, что роман Пастернака признан во всём мире высокохудожественным произведением, и Нобелевская автору присуждена вовсе не по политическим мотивам.

– Господин Хаммершельд, а вы сами этот роман читали? – спросил Хрущёв.

Генеральный секретарь ООН замялся:

– Читал, но в английском переводе.

– Так что такого «высокохудожественного» вы в нём нашли, – ехидно спросил Никита Сергеевич. – Может, это переводчик хороший попался? Чтобы оценить слог автора, читать надо в оригинале.

Хаммершельд, понимая, что прокололся, спросил:

– А вы, господин Хрущёв, этот роман читали?

– Начал и бросил, – ответил Никита Сергеевич. – Ничего высокохудожественного я в нём не нашёл. Лет мне уже много, хочется успеть прочитать более интересные книги. Но моё мнение мало что значит. Важнее мнение массового читателя. А советские читатели эту книгу не приняли. Мы ведь начинали её публиковать, в литературном приложении к одной из газет, очень популярном, его у нас полстраны читает. (АИ, см. гл. 02-4....) Читателям не понравилось, они редакцию письмами завалили, потребовали печатать следующую книгу по списку.

Крыть Хаммершельду было нечем. Хрущёв сослался на волеизъявление народа.

Понимая, что в первый день все вопросы уже обсудили, и переговоры зашли в тупик, Хрущёв придумал хитрый дипломатический ход. Он предложил Хаммершельду вместо протокольной беседы за столом морскую прогулку на шлюпке, благо был штиль. Никита Сергеевич сел на весла, Хаммершельд уселся на корме. Переводчика сажать было некуда, оба политика просто катались для удовольствия, обмениваясь улыбками и любуясь игрой волн. Обоим эта прогулка понравилась. Хаммершельд обещал, при случае, прокатить Хрущёва на своей лодке, но предупредил, что тогда уже он сядет на вёсла.

Следом за Хаммершельдом, Хрущёв с Микояном принимали старого приятеля, фермера Гарста с женой. Тут все с полуслова понимали друг друга, разговор шёл не только о сельском хозяйстве. Шутили, вместе гуляли и тоже катались на лодке, снова без переводчика.

После открытия в 1958 году советской экспозиции на Брюссельской выставке Никита Сергеевич осознал, насколько важны, и, вместе с тем, насколько опасны такие мероприятия. Важны тем, что они позволяют познакомить с жизнью, достижениями и идеологией Советского Союза миллионы людей на Западе. Опасны тем, что, не учитывая особенностей менталитета принимающей стороны, можно было легко напортачить и добиться обратного результата. А, принимая подобную выставку у себя, легко было потерпеть идеологическое поражение от более развитого в техническом отношении противника.

В декабре 1958 года в рамках расширения сотрудничества с США было подписано соглашение об обмене Промышленными выставками летом 1959 года. Об этом мероприятии Хрущёв знал заранее, из «документов 2012», и тщательно к нему готовился. Изучая документы, он пришёл к выводу, что в идеологическом противостоянии этот раунд остался за американцами.

Советскую экспозицию в США посетили более миллиона человек, но их реакция была, в основном, негативной. Советские ценности для американцев оказались слишком чуждыми, образ жизни в США и СССР – слишком различным. То, что для советского человека было предметом гордости – для американцев имело мало значения. То, что было предметом желания для миллионов советских людей, например, отдельная квартира или автомобиль, в более богатых, не пострадавших от войны, а, напротив, разжиревших на ней США, большинством воспринималось как само собой разумеющееся.

Американцы, в свою очередь, построили свою выставку на пропаганде «американского образа жизни», имущественных ценностей и удобств. В стране, ещё не полностью оправившейся от последствий тяжелейшей войны. Это был беспроигрышный ход, который очень сложно было парировать. Капитализм всегда эксплуатировал самые низменные чувства и инстинкты, в этот раз была сделана ставка на зависть.

Первым его побуждением было отменить проведение обеих выставок. Но уклоняться от схватки было не в его характере. Хрущёв собрал самых близких соратников: Косыгина, Серова, Келдыша, Курчатова, Устинова. Никита Сергеевич рассказал о том, что его беспокоило, и предложил подумать вместе, что можно предпринять. Эта встреча состоялась в апреле 1958 года.

– Давайте думать, товарищи, чем мы можем парировать американский идеологический удар, и чем можем ответить?

– Бомба на 100 мегатонн к 1959 году уже будет, – пошутил Курчатов.

– Доставлять ещё нечем, – в тон ему отозвался Келдыш. – Если серьёзно, Никита Сергеич, парировать можно только одним способом – сделать всё, чтобы смягчить потрясение для советского народа. Условно говоря – если наши люди хотя бы в Москве и подмосковных городах будут видеть в магазинах ту же бытовую технику, те же товары, что привезут американцы – шока не будет. Но это сложно. Многое из этого – стиральные машины, телевизоры, холодильники, у нас уже выпускается. Есть отставание по дизайну. Не очень большое – меры, принятые товарищем Серовым, работают. Но отставание есть.

– Тут может помочь обновление линейки промышленной продукции, – добавил Курчатов. – Условно говоря, оставив внутреннюю начинку прежней, обновить корпуса тех же холодильников, радиол и телевизоров, сделав новые с учётом последних решений мировой моды. Это можно сделать относительно быстро, при этом промышленность получит весьма полезный и поучительный в наших условиях опыт обновления, как говорят на Западе – рестайлинга существующей линейки продуктов, о чём у нас до сих пор мало задумываются. Если бытовые приборы в новом облике поступят в продажу не за месяц до американской выставки, а хотя бы за полгода, они примелькаются, и американские достижения уже не будут казаться такими заоблачными.

– УмнО! Спасибо, Игорь Васильич, Мстислав Всеволодович, – одобрил Хрущёв. – Ещё идеи есть?

– Есть, – кивнул Серов. – Жилищное и прочее строительство. Американцы привезут типовой американский дом на одну семью. С полным набором кухонной техники. Для современного советского человека, пока ещё, к сожалению, это недоступно. Хотя жилищное строительство в сельских районах у нас тоже поднимается. А вот мы туда в той истории повезли макет типовой двухкомнатной квартиры в пятиэтажке. С 40-сантиметровым проходом между раковиной и холодильником. Это надо было, бл...дь, додуматься! В Штатах в таких скворечниках живут только в больших городах, причём только те, у кого нет денег на собственный дом в пригороде. Хотя их дома, конечно... Стены кулаком пробить можно. Но снаружи-то этого не видно! Зато американцы в книге отзывов и писали: «Слава богу, что я не живу в России».

– Угу. А потом из этого выросло: «Дякую тоби, боже, шо я не москаль». Мысль понял, – проворчал Никита Сергеевич. – Предлагаешь макеты пятиэтажки и квартир в Штаты не возить?

– Именно! У них культура другая, символ американской мечты – собственный дом в пригороде и две машины – у мужа – ездить на работу, и у жены – ездить за покупками. Потому что пешком там до магазина не дойти.

– Туда надо везти образцы наших новых домов для сельской местности. Геокупольных, и прочих. Кстати, с геокуполами надо осторожнее – геокупол впервые запатентовал в 1951 году американский архитектор Ричард Бакминстер Фуллер, и американский павильон на выставке будет накрыт именно геокуполом Фуллера. Кстати сам Фуллер в СССР приедет. Но у него геокупол состоит из ромбических элементов, а у нас – из треугольных. Надо с патентоведами этот вопрос обговорить. Фуллер у нас свой геокупол не патентовал. Но вот продавать наши геокупольные дома за рубежом может не получиться.

– Да не до жиру уже, нам бы собственное население жильём обеспечить! Хотя... Свозить Фуллера к Снимщикову в колхоз, что ли? – предложил Никита Сергеевич. – Посёлок из геокупольных коттеджей посмотреть? (АИ, см. гл. 03-03)

– Жаль, художник этот умер.... как его... он ещё большие картины рисовал... Врубель! – хохотнул Серов. – Представляю, полотно 10 х 3 метра, маслом: «Американский архитектор Фуллер рвёт волосы на жопе, глядя на советские геокупольные дома».

Все заулыбались.

– Чем мы можем парировать этот чёртов американский дом на выставке в Сокольниках? – спросил Хрущёв.

– Клин выбивать клином, – предложил Келдыш. – Производство быстросборных домов у нас уже более-менее налажено. Предлагаю развернуть под Москвой и возле других городов дачное строительство. Если дадим стройматериалы, кооперативы смогут довольно быстро обеспечить производство и сборку домов «под ключ».

– Так у нас дачное строительство с прошлого года (1957 г, см. гл. 02-36) разрешено, – напомнил Никита Сергеевич.

– Да, такие кооперативы уже есть и работают, – кивнул Косыгин. – Но их ещё не так много, и средств у населения пока недостаточно. Тут ещё во многих случаях местные власти тормозят процесс. Нет у них понимания политического момента. Я предлагаю начать на всех предприятиях выделять рабочим участки под дачное строительство, через профкомы, а передовикам производства, в качестве поощрения, за счёт предприятия дарить уже собранные дома, укомплектованные бытовой техникой, под ключ.

– Дорогое удовольствие! – заметил Хрущёв.

– Да нисколько не дорогое, – возразил Косыгин. – Сколько тех передовиков на рядовом заводе? Хорошо, если на круг два-три дома в месяц выйдет. Себестоимость сборного дома в производстве дешевле, чем у автомобиля. Для любого завода – ерунда, а не деньги, на профсоюзные мероприятия, вроде «дней здоровья», тратится больше! Мазуров мне недавно докладывал, они у себя в Белоруссии наладили производство сборных домов из цилиндрованного бревна! И то выгодно получается. А тут – сборные купольные, они много дешевле. Плохо другое! Вот почему мы об этом заговорили только сейчас, а не три года назад! То есть, о людях подумали только, когда начали придумывать, как американцам идеологически противостоять!

Никита Сергеевич мрачно вздохнул.

– Недоработка! Моя, прежде всего. Обосрались!

– Нет, – покачал головой Устинов. – Дачное строительство мы только в 1957-м разрешили. Это – объективные сроки. Экономический подъём пошёл с 1956-го. Раньше было всё равно бесполезно – денег у народа не было.

– Вот, кстати, товарищи, – заметил Серов. – Мазуров, говорите, бревенчатые дома сборные в Белоруссии наладил? А ведь для американцев такой дом – признак большого достатка. Я уж о каменном доме не говорю. Дома у них большие, но сделаны из реек и фанеры, я уже говорил, кулаком пробить можно. Если выкатить им на выставку большой бревенчатый дом, но хорошо сделанный, чтобы было издалека видно, что качественное бревно, и дать рекламу, что в СССР в сельских районах такое жильё – обычное дело, это может подействовать.