Текст книги "Цвет сверхдержавы - красный 4 Восхождение. часть 2(СИ)"

Автор книги: Симонов Сергей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 74 страниц)

Башню строить будем. Новый телецентр всё равно нужен, в старом слишком тесно. На ней можно разместить много разной аппаратуры, и ремонтировать её будет проще, чем каждый раз новый спутник запускать.

К тому же башня, согласно проекту, имеет ресторан и смотровую площадку для туристов, что будет приносить дополнительный доход. Кстати, о смотровых площадках. Это – хорошее, доходное начинание, и его надо развивать в рамках туристического проекта. Не только в Москве, но и в других городах. Вот, я знаю, что в Ленинграде с Исаакиевского собора обзор хороший.

Систему «Орбита» ориентируем, прежде всего, на отдалённые районы Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера. Европейскую часть страны мы уже относительно неплохо покрыли вещанием через радиорелейные линии, а сейчас к ним ещё и аэростаты добавим.

При дальнейшем обсуждении вариантов строительства телебашни схватились сторонники двух проектов – цельнометаллического и бетонного. Из бетона таких гигантских высотных сооружений ещё не строили. Были сомнения, что бетонная башня такой высоты устоит. Зато бетон не требует дополнительного ухода, а металлическую башню надо будет всё время красить и перекрашивать, чтобы защитить от ржавчины.

Хрущёв взял ответственность на себя и поддержал проект бетонной башни. Проект делали главный конструктор Николай Васильевич Никитин, архитекторы Леонид Ильич Баталов (главный архитектор) и Дмитрий Иванович Бурдин.

Конструкция башни напоминала перевёрнутую лилию. Количество опорных лепестков первоначально планировалось четыре, но по совету немецкого инженера Фрица Леонхардта его увеличили до 10. Особенностью проекта был неглубокий фундамент. Башня должна была стоять устойчиво за счёт превышения массы нижней части над верхней и низко расположенного центра тяжести. Начало строительства запланировали на лето 1960 г.

В 1959-м году решался вопрос с реорганизацией Академии Наук СССР. Впервые вопрос о необходимости такой реорганизации ещё в 1954 г поставил академик Пётр Леонидович Капица. Хрущёв тогда советовался с ним, выясняя ситуацию в фундаментальной науке. Пётр Леонидович выражать своё мнение не стеснялся, заявил прямо: в большинстве серьезных направлений мы отстаём, а там, где не отстаём, как в ядерной физике, это тоже заслуга не Академии, а Министерства среднего машиностроения.

Капица сетовал на чрезмерное увлечение Академии прикладными разработками в ущерб поиску новых научных направлений. Начиная с 1930-х годов эффективность академических исследований оценивали не цитируемостью авторов в мировой научной печати, а эффективностью внедрения. Как пояснял тогдашний президент Академии Александр Николаевич Несмеянов: «передовицы «Правды» нас ориентировали не на большую науку».

Капица предлагал освободить Академию наук от рутины, чтобы учёные думали об открытиях, а не конструировали то, что может сделать любой грамотный инженер. Инженерные заботы следует отдать промышленности, а с ними и большинство прикладных академических институтов.

Хрущёв академика внимательно выслушал, но принимать решения не торопился. Мнение Капицы всё-таки мнение всего лишь одного академика, пусть и всемирно знаменитого.

Тем более, что полученная информация привела к мощному ускорению как прикладных разработок, так и фундаментальных исследований, хотя и в несколько меньшей степени – учёные в силу своего научного подхода верить полученным из ВИМИ статьям на слово не торопились, серию за серией проводили подтверждающие опыты, и лишь после этого заявляли об открытиях. (АИ)

С 1951 по 1956 год число занятых различными разработками, по-прежнему в основном прикладными, в структурах Академии Наук почти удвоилось. В выступлении на XX съезде партии президент Академии наук Несмеянов в числе прочих достижений отметил «разработку конструкции автоматических дверей для московского ресторана «Прага» и новых видов стали для перьевых ручек».

Несмеянов предусмотрительно оговорился, что подобная приземлённость мешает развитию фундаментальных исследований, однако сетовал он больше на словах. В составленном им перечне «Важнейших задач…» более чем половины были такими же чисто прикладными.

Бытиё определяло сознание. За автоматические двери, вроде как в ресторане «Прага», заказчик платил солидные деньги. Академический статус давал разработчикам солидные преимущества: более высокие оклады, чем в промышленности, особенно остепененным кандидатам и докторам наук, отпуска по полтора – два месяца. Всё это сочеталось с более чем ненапряженными планами, а то и вообще их отсутствием.

При этом люди по-настоящему творческие, увлеченные делом, переходили в промышленность без сопротивления, отпуск они практически не использовали, работали днями и вечерами, прихватывали и выходные. Сопротивлялись «служащие от науки», звезд с неба не хватавшие, но до привилегий охочие.

Бюрократические структуры обычно оценивают свою значимость по численности штата. Академик Несмеянов не горел желанием сокращать свой штат, а вместе с ним и фонд заработной платы, количество зданий, гаражей, домов отдыха и прочего.

Академики, прежде всего – физики и математики, начали протестовать. Капица при каждом удобном случае требовал пересмотра приоритетов в пользу фундаментальных исследований. Академик Тамм, разочаровавшись в творческих способностях Президиума Академии, ратовал за передачу полномочий отделениям.

В конце 1956 года, академики Лаврентьев, Христианович и Соболев пришли к Хрущёву с предложением организации Сибирского отделения. Вновь всплыла тема необходимости реорганизации Академии Наук, но в этот раз она не была основной. Пришедших занимала Сибирь, образование там крупного научного центра, настоящее дело, а не столичный академический скандал.

Хрущёв был плотно занят, всё его внимание занимали сначала целина, потом жильё, сельское хозяйство, Суэцкий кризис, образование ВЭС и американо-турецкий прессинг Сирии. Дела науки он поручил академику Келдышу, но тот с началом активного освоения космического пространства тоже чаще бывал на Байконуре и в НИИ-88, чем в Академии Наук.

В третий раз о неблагополучной ситуации в Академии в конце 1957 года напомнил Хрущёву Николай Николаевич Семёнов, но тоже напомнил мимоходом. Они с Хрущёвым говорили в основном о развитии химической промышленности. В отличие от Лаврентьева, Семёнов порекомендовал Никите Сергеевичу вмешаться в ситуацию:

– Академия все больше погружается в рутину малозначимых работ, настоящей наукой там почти не занимаются, – прямо заявил Николай Николаевич. – Та информация, что потоком идёт из ВИМИ, по большей части прорабатывается в отраслевых институтах, а фундаментальная наука всё чаще остаётся в стороне.

Обеспокоенный Хрущёв дал прямое поручение академику Келдышу, только что, в конце 1957 г избранному членом Президиума ЦК КПСС, разобраться с положением дел в Академии. (В реальной истории такое поручение было дано секретарю ЦК Нуритдину Акрамовичу Мухитдинову).

Зная, что сам Келдыш – тоже сторонник реформирования Академии, Хрущёв не сомневался в успешном решении проблемы, но попросил Мстислава Всеволодовича учесть мнение как сторонников реформы – академиков Лаврентьева, Семёнова, Капицы, Соболева, так и сторонников линии Несмеянова.

– Не спешите, взвесьте все «за» и «против», – прямо сказал Никита Сергеевич. – Нам не нужно, чтобы потом всякие «обиженные» писали в мемуарах, что «Хрущёв разогнал учёных».

Деловые отношения у Несмеянова с Хрущёвым тоже не складывались. Несмеянов был достаточно консервативным, и в динамичную линию поведения Первого секретаря не вписывался. Никита Сергеевич не мог понять, почему «рядовые» академики Капица, Курчатов, Семенов, Лаврентьев, Христианович идут к нему с вопросами общегосударственного значения, болеют за дело, а глава Академии всё больше беспокоился о готовящемся сокращении двухмесячного отпуска академическим научным сотрудникам, а также отмена выплаты ежемесячной «надбавки за звание». (Тогда академикам выплачивали каждый месяц 500 (5000 рублей до реформы 1961 года), а членам-корреспондентам 250 (2500) сверх зарплаты, независимо от выполненной работы. Источник: С.Н. Хрущёв «Реформатор»)

Плотно занятый в Главкосмосе академик Келдыш готовил свои предложения по реформе Академии Наук более года. Сначала проблему обсуждали на Президиуме Академии, затем в Отделе науки ЦК у Кириллина, и наконец в мае 1959 года вынесли на заседание Президиума ЦК, положившее начало реформированию Академии.

Мстислав Всеволодович, как член Президиума ЦК (АИ), изложил свой проект. Потом выступил Несмеянов, после него — Косыгин, завершил обсуждение Хрущёв. Все пришли к согласию, что реформа Академии Наук назрела, но взгляды на методы проведения реформы у всех сторон были свои.

Хрущёв в целом склонялся к мнению академика Келдыша, а он как раз поддерживал позицию академиков Семёнова, Лаврентьева, Тамма, Соболева и других «реформаторов». Тем не менее, решать с ходу ничего не стали, согласились с тем, что реорганизация науки дело неспешное и деликатное.

Никита Сергеевич миролюбиво отметил, что «переселение — это как перенос старого дома, что нередко трудно сделать. Кроме того, опыт показывает: переселение ученых связано с разного рода проблемами. Лучше создавать новые лаборатории при заводах, научные институты — в районах-комбинатах, куда наряду с опытными известными учеными выдвигать больше молодежи. Подумайте, товарищи, и вносите предложения».

Ничего особенно угрожающего в словах Первого секретаря не прозвучало. Несмеянов опасался, что Хрущёв потребует передачи в местное подчинение уже существующих филиалов академических институтов, но Никита Сергеевич предложил создавать на стыке практики с теорией новые исследовательские организации так, чтобы они бы не порывали связи с большой московской наукой и одновременно увязывали бы эту большую науку с интересами производства.

Идея Первого секретаря ученым понравилась. Московские институты один за другим учреждали свои филиалы в промышленных центрах. Со временем они набирали сил, отделялись и превращались в самостоятельные научные центры. Предложенная Хрущёвым стратегия развития науки оказалась жизнеспособной и намного пережила его самого.

В итоге поручили Несмеянову и ученому секретарю Академии Александру Васильевичу Топчиеву подготовить свои собственные предложения, чтобы затем сравнить их с проектом академика Келдыша.

Александр Николаевич поначалу рассчитывая, как и в 1955—1956 годах, спустить вопрос на тормозах, предложил передать в промышленность лабораторию двигателей академика Стечкина, занятую вопросами сугубо прикладного направления, и передать в подчинение районов-комбинатов расположенные на их территории филиалы некоторых институтов. С этими предложениями Несмеянов выступил в июне 1959 года на уже упомянутом Пленуме ЦК.

И тут, не ко времени для сторонников Несмеянова, в самой Академии снова начали активно выступать Семёнов с Капицей, к ним присоединились и другие весьма авторитетные академики, физики Алиханов и Тамм, химики Кабачник и Шемякин, их поддержал Мстислав Всеволодович Келдыш, к которому они апеллировали в поисках поддержки на уровне ЦК.

С этими академиками у Несмеянова отношения были сложные. Он вообще не жаловал «нарушителей спокойствия», а Лаврентьева и Семёнова откровенно не переносил, именно потому, что они постоянно лезли «не в свое дело», да ещё через его голову. Лаврентьев не ставя в известность Несмеянова, «пробил» в правительстве создание Сибирского отделения АН СССР. Семёнов, также вопреки распоряжениям Несмеянова, организовал под Москвой, в Черноголовке, испытательный центр, где исследовал теорию взрыва. Пользуясь личными связями, на собственной «пробивной» энергии Николай Николаевич привел в Черноголовку военных строителей, ежегодно неведомым для президента Академии образом «осваивал» изрядную часть выделяемых Академии ресурсов. В результате Черноголовка под руководством Семёнова существенно обгоняла создаваемый Несмеяновым научный комплекс химических и биохимических институтов в Пущино.

В этой ситуации Несмеянов растерялся и попросился на приём к Хрущёву. Первый секретарь Александра Николаевича не «мариновал», принял без задержки, на следующее же утро, 3 июля 1959 года. Несмеянов и в этот раз не решился идти один, взял с собой Топчиева.

Беседа длилась примерно полчаса. Говорил главным образом Топчиев, он же и отвечал на вопросы Хрущёва. Несмеянов только изредка уточнял детали. Топчиев жаловался на сложность управления современной наукой,

– У нас, Никита Сергеич, чуть ли не каждый год в самых различных областях возникают новые направления исследований, – объяснял Александр Васильевич, – а все нужно держать в одном кулаке.

– Не будет ли разумнее в таких условиях разделить Академию по нескольким основным направлениям, учредить несколько специализированных академий? – спросил Хрущёв. – Времена поменялись, началась научно-техническая революция, а мы продолжаем жить по старинке, как в петровские времена. Пригласили тогда в Россию с Запада первых ученых, они создали свое сообщество, Академию наук, где занимались всем: и физикой, и химией, и стихи сочиняли, и сейчас так же продолжают. Я не настаиваю, – подчеркнул Никита Сергеевич, – я только пытаюсь прояснить для себя возможные варианты.

В отношении передачи прикладной науки в промышленность, Хрущёв подтвердил, что отступать он не намерен, и спустить дело на тормозах не удастся:

– Мы в мае на Президиуме ЦК решили, что вы, товарищ Несмеянов, обязаны к 16 октября 1959 года представить свои конкретные предложения, – напомнил Первый секретарь. – Времени у вас достаточно, я жду от вас документ к установленному сроку.

В течение июля-августа Несмеянов ничего не предпринял — и члены Президиума Академии, и другие ученые отгуливали свои двухмесячные отпуска.

В целом же поначалу в Президиуме Академии наук побеждали сторонники Несмеянова. И тогда академик Семёнов, утвердившийся как негласный предводитель «оппозиции», 8 августа 1959 года опубликовал в газете «Известия» статью на целый разворот под заголовком «Наука сегодня и завтра».

В статье Семёнов сформулировал основной принцип реформ в науке: «задачи академических исследований — поиск новых свойств материи, проникновение в неизведанные тайны природы», а конструированием техники на базе этих открытий должна заниматься промышленность. В той же статье Семёнов изложил своё видение новой, реформированной Академии наук, описал возможные основы её организационной структуры, сформулировал главные направления научных исследований, а также призвал «избавиться от балласта, передать в промышленность всё лишнее, все институты, научным поиском не занимающиеся».

Он предлагал сосредоточить академические исследования на основных, перспективных направлениях науки, изменив структуру Академии так, чтобы каждое отделение разрабатывало одно из них, закладывало фундамент производства, технологий будущего. Семёнов предлагал полностью упразднить Техническое отделение Академии, перевести все его институты в промышленность. репутации их директоров-академиков такое переподчинение никакого ущерба не нанесет. В промышленности уже работали немало членов Академии, таких как Туполев, Александров, и другие.

Возмущённый Несмеянов потребовал обсудить статью Семёнова на Президиуме Академии, призвал своих сторонников дать отпор «ренегату». 28 августа 1959 года также в «Известиях» появилась статья академика Бардина. Иван Павлович руководил институтом в составе Академии Наук и одновременно был директором отраслевого Научно-исследовательского института черной металлургии в профильном министерстве. Само собой, ему хотелось сохранить оба поста. Поэтому Бардин Несмеянова поддержал, но выступил осторожно, не желая конфликтовать открыто ни с коллегами-академиками, ни, тем более, с Хрущёвым.

Несмеянов обиделся на Бардина за подобную позицию «и нашим и вашим» и вознамерился ударить по Семёнову в полную силу. 6 сентября 1959 года «Известия» под заголовком «Изучать и переделывать мир» опубликовали коллективную статью академиков, занимавшихся прикладными проблемами. Её авторы – заведующий отделом теории машин Института механики Иван Иванович Артоболевский, артиллерист-баллистик Анатолий Александрович Благонравов, радист Александр Львович Минц, директор лаборатории двигателей Борис Сергеевич Стечкин, управленец-автоматчик Борис Николаевич Петров были учеными весьма разного толка, мало совместимые между собой. Их объединило нежелание переходить в промышленность.

Серьезных аргументов у них, однако же, не нашлось. Тогда авторы статьи раскритиковали Семёнова с идеологических позиций, придрались к тому, что Семенов ничего не сказал об общественных науках, сослались при этом на цитату из Карла Маркса: «Наука не только изучает, но и переделывает мир», чем, собственно, и занимаются прикладники. Авторы статьи заявили, что Семенов об усовершенствовании мира не задумывается, а это советскому ученому не к лицу. В 1949 году от таких обвинений Николаю Николаевичу пришлось бы туго. Но в 1959 году более трети ЦК составляли прогрессивные, инициативные учёные, мыслившие точно так же, как и Семёнов. На коллективный донос в ЦК не обратили внимания. (АИ частично, в реальной истории столько учёных в ЦК не было, но ожидаемой авторами реакции на письмо не последовало)

Хрущёв, читая в «Известиях» одну статью за другой, только дивился. Когда эта перепалка только начиналась, он затребовал из ИАЦ информацию по реформе Академии Наук, и теперь понимал, что действовать следовало более решительно. Он уже знал, что в «той» истории Президентом Академии был избран Мстислав Всеволодович Келдыш, а общее управление научными исследованиями было поручено Научно-техническому комитету Совета Министров СССР, переименованному в Государственный комитет Совета Министров СССР по координации научно-исследовательских работ, но это решение было принято только весной 1961 г, после окончания 2-го президентского срока А.Н. Несмеянова. Тянуть ещё два года Хрущёв не хотел, каждый месяц промедления вёл к отставанию в научных исследованиях.

9 сентября 1959 года Несмеянов собрал Президиум Академии, сообщил о неизбежности реформ, предупредил всех, что отделаться косметическими изменениями не получится, и попросил «наметить наиболее правильные пути реорганизации, но не тронув каких-то важных позиций».

Существовавшая структура Академии Александра Николаевича устраивала, и он не желал никаких лишних хлопот и перемен. Из членов Президиума Академии только вице-президент Келдыш высказался за реформы, предложенные Семёновым. Остальные члены Президиума либо открыто поддержали Несмеянова, либо молчали.

16 октября Хрущёв собрал расширенное совещание Научно-технического совета СССР. Слушали предложения Несмеянова по реформированию Академии. В сравнении с программой академика Семёнова Несмеянов ничего нового не предложил, по-прежнему пытаясь ограничиться полумерами.

Недовольный очередным затягиванием решения вопроса Хрущёв своего настроения не скрывал, заявил прямо:

– Перед нами стоят гигантские задачи, которые в итоге сводятся к обеспечению выживания страны и сохранения её как сверхдержавы мирового значения. Большинство академиков это понимают, и что ни день – идут ко мне со своими предложениями. Товарищи Келдыш, Курчатов, Королёв, Семёнов, Александров и многие другие за прошедшие несколько лет буквально вытащили страну из болота, дневали и ночевали кто на космодроме, кто на подводной лодке, кто у реактора... Тем более меня удивляет неактивная позиция руководства Академии Наук. Почему-то Александр Николаевич, будучи президентом Академии, ни разу не пришёл ни ко мне, ни на НТС с каким-либо перспективным научным предложением.

Несмеянов на такую прямую критику обиделся, и заявил не менее прямо:

– Несомненно, есть возможность сменить президента, найти более подходящего для этой цели академика. Я уверен, например, что Мстислав Всеволодович Келдыш лучше справился бы с этими обязанностями.

– Я тоже так думаю, – ответил Хрущёв. – Предлагаю товарищам учёным обдумать это предложение и решить вопрос в соответствии с Уставом Академии. Также предлагаю поручить руководство и координацию научными исследованиями Государственному комитету СССР по науке и технике. Михаил Васильевич Хруничев со своей работой справляется отлично, полностью представляет, что требуется в настоящий момент от науки народному хозяйству. Ему и карты в руки.

«Я вернулся домой, — вспоминал в своих мемуарах Александр Николаевич, — чувствуя себя подавшим в отставку ... Я уже давно пришел к убеждению, что в лице М. В. Келдыша Академия наук имеет наилучшего кандидата в президенты».

Академик Келдыш в качестве президента Академии наук более чем устраивал и Хрущёва. В Академии Келдыша уважали и теоретики, и прикладники, что в научном мире случается не часто. И вот теперь Несмеянов первым произнёс фамилию Келдыша, и произнёс её, судя по его собственным словам, осознанно.

Никита Сергеевич в этом случае пошёл на обострение ситуации, чтобы ускорить принятие решения. Через несколько дней А.Н. Несмеянов подал в отставку с поста президента Академии Наук. (АИ, в реальной истории процесс тянулся до мая 1961 г)

Подготовка к перевыборам президента заняла почти два месяца. 17 декабря 1959 г Мстислав Всеволодович Келдыш был избран новым президентом Академии Наук. (В реальной истории — 19 мая 1961 г)

В ходе проводившихся им реформ основными направлениями деятельности Академии стали фундаментальные исследования в физике, математике, химии, биологии, науке о Земле и Вселенной, экономике и гуманитарных областях. Соответственно была скорректирована и структура академических отделений, открыты новые отделения, обеспечивавшие необходимые стране направления исследований.

После ареста Кириченко и других заговорщиков, перед Хрущёвым встала проблема – кого выдвинуть на пост Первого секретаря ЦК КП Украины. Ознакомившись под документам Веденеева с историей переворота 1964 г, Никита Сергеевич твёрдо решил убрать «из очереди» и Петра Ефимовича Шелеста, и Николая Викторовича Подгорного. В 1957-м он оставил Кириченко Первым секретарём ЦК КПУ, одновременно назначив его секретарём ЦК КПСС, а Подгорного с поста второго секретаря перевели в промышленность, примерно так же, как Брежнева «похоронили» в Политуправлении Вооружённых Сил.

Участие Кириченко в «заговоре секретарей ЦК» для Хрущёва оказалось полной неожиданностью.

– Что же, выходит, доверять никому нельзя, – расстроенно заявил Никита Сергеевич председателю КГБ.

– Мне – можно, – усмехнулся Серов. – Но Первого секретаря на Украину выбирать надо с умом и очень осторожно. На этом посту нужен человек преданный, и не заражённый национализмом. Подгорного ты в промышленность правильно задвинул. Шелеста только наверх не вытаскивай.

Поразмыслив, Хрущёв выбрал секретаря ЦК КПУ Ольгу Ильиничну Иващенко. Она всегда его поддерживала, была верным соратником. Риск, конечно, был. Не все верили, что с руководством второй по величине республики Советского Союза сможет справиться женщина. С другой стороны, с введением административного деления по районам-комбинатам, усилением руководящей роли местных Советов, переходом партийных структур от непосредственного каждодневного руководства преимущественно к функциям агитации и контроля, деление на республики по национальному признаку становилось всё более церемониальным.

Ещё одним удачным кандидатом был Владимир Васильевич Щербицкий, также секретарь ЦК КПУ. Он был моложе Ольги Ильиничны, и Хрущёв решил, что Щербицкий вполне сможет сменить её после ухода на пенсию. Владимир Васильевич приглянулся Первому секретарю ЦК своей последовательной позицией по части борьбы с национализмом, которым, кстати, откровенно грешил Шелест.

Оставлять вторую по величине республику без полноценного партийного руководства было немыслимо. По представлению Никиты Сергеевича пленум ЦК КПУ избрал Ольгу Ильиничну Иващенко Первым секретарём Центрального Комитета компартии Украины. Вторым секретарём ЦК КПУ был избран Владимир Васильевич Щербицкий.

#Обновление 22.05.2016

Успешные запуски беспилотных аппаратов и уверенное продвижение группы конструкторов под руководством Тихонравова и Феоктистова в доводке космического корабля 1К «Север» поставили вопрос о необходимости подбора кандидатов для полёта в космос.

Впервые этот вопрос обсуждали на НТС СССР ещё в январе 1959 года, причём обсуждали уже вполне конкретно, вплоть до того, «а кому лететь?». Высказывалось мнение, что первым космонавтом должен быть врач. Уверенности в том, что человек вернется на Землю живым, не было, поэтому исходили из того, что врач, давая клятву Гиппократа, уже берёт на себя обязательство идти на самопожертвование. Но Главный конструктор рассудил иначе:

– Для такого дела, – сказал Сергей Павлович Королёв, – лучше всего подготовлены лётчики. И в первую очередь лётчики реактивной истребительной авиации. Лётчик-истребитель – это и есть требуемый универсал. Он летает на одноместном скоростном самолёте. Он и пилот, и штурман, и связист, и бортинженер…

Было известно, что американцы готовят к пилотируемому полёту по программе «Меркурий» 7 человек. Когда зашёл разговор о требуемом количестве космонавтов, Главному конструктору задали вопрос:

– Сколько людей вам нужно?

– Много, – весело ответил Королёв.

– Но американцы отобрали семь человек…

– Американцы отобрали семь человек, а мне нужно много!

Это заявление встретили с некоторым замешательством, недоумением. Изначально речь шла о подготовке человека для полёта в космос, человека в единственном числе. Именно об одиночном полёте говорили затем и самим космонавтам, даже после сформирования первого отряда, когда они уже приступили к тренировкам.

Как рассказывали сами первые космонавты, лишь перед самым стартом Гагарина и им самим, и их наставникам стало ясно, что дело не ограничится одним полётом, что очень скоро действительно потребуется много космонавтов.

То, чего не знали космонавты, ещё в январе 1959-го на заседании НТС сообщил Главный конструктор:

– Одним полётом мы не ограничимся. Это не рекордный перелёт, вроде полёта Чкалова в Америку. Только ради рекорда, ради сиюминутной политической выгоды затевать проект подобной сложности и стоимости было бы преступной растратой народных денег.

Главкосмос СССР разработал обширную программу освоения космоса. Сейчас у нас готовится к испытательным полётам космический корабль-спутник 1К «Север». Испытания начинаем в этом году. Параллельно мы уже ведём предварительную проработку следующего корабля, который конструктивно будет логическим развитием концепции «Севера». Он будет называться «Союз».

Хрущёв знал, из присланных Веденеевым документов, как выглядел в «той» истории «Союз». Поэтому, когда Сергей Павлович вынул из своей папки сложенный лист ватмана 12 формата (А3) и развернул, Первый секретарь очень удивился.

«Союз» в новой интерпретации был оснащён не круглым, а цилиндрическим орбитальным отсеком солидного объёма, на конце которого торчали три характерных лепестка андрогинного стыковочного узла. Между спускаемым аппаратом и орбитальным отсеком также располагался такой же трёхлепестковый стыковочный узел, что ещё больше озадачило Никиту Сергеевича. Впрочем, рядом, на выносном виде с надписью «Упрощённый вариант», был изображён простейший цилиндрический переход, соединяющий орбитальный отсек со спускаемым аппаратом. Также бросался в глаза второй комплект солнечных батарей, установленный на цилиндрической обечайке орбитального отсека.

– Это что же, – спросил Хрущёв, – у вашего «Союза» орбитальный отсек может отстыковываться и пристыковываться обратно?

– Да, и он будет оснащён собственными двигателями ориентации, а также, при необходимости, и вспомогательной двигательной установкой, для изменения орбиты, – пояснил Сергей Павлович. – Мы предполагаем использовать несколько вариантов орбитального отсека. Они будут иметь разную конструкцию и разные размеры, в зависимости от назначения корабля и состава экипажа.

Имея доступ к информации, хранящейся в ИАЦ, Королёв серьёзно пересмотрел всю концепцию «Союза», творчески переосмыслив идеи, заложенные китайцами в их космический корабль «Шэньчжоу», а также, о чём он пока не сказал вслух – идеи надувных орбитальных модулей с отверждаемым на орбите наполнителем в стенках. В качестве одного из вариантов будущего «Союза» прорабатывались различные компоновки раздвигающегося орбитального отсека. Первая, самая простая, состояла из двух цилиндров, соединённых надувной цилиндрической оболочкой большего диаметра. Предполагалось, что эта центральная часть, не несущая никакой аппаратуры, будет служить для космонавтов жилищно-бытовым отсеком.

Вторая компоновка предусматривала орбитальный отсек, состоящий из относительно коротких «твёрдых» цилиндров, плотно набитых аппаратурой, и соединённых между собой надувными цилиндрическими вставками. После надувания и отверждения отсек раздвигался в длину, а аппаратура простым поворотом её несущих шасси на 90 градусов распределялась вдоль стенок надувных частей, освобождая середину отсека для людей.

Ничего из этих проработок пока не существовало даже в чертежах, были лишь эскизы, массогабаритные расчёты и прочие предварительные намётки, поэтому Королёв не стал вдаваться в подробности:

– У нас сейчас разрабатываются более мощные, чем существующая Р-7, ракеты-носители «Союз-2» и «Днепр». Они позволят уже в скором времени запускать корабли, более тяжёлые, чем «Север». Также ОКБ-1 и ОКБ-52 совместно разрабатывают орбитальную станцию. Эта работа потребует тщательной отработки стыковки. Работа в этом направлении у нас уже ведётся, но финальной проверкой будет, разумеется, натурный эксперимент. Вот чтобы провести этот эксперимент по возможности недорого, мы планируем отработать стыковку в космосе при помощи отделяемого орбитального отсека «Союза».