Текст книги "Посох. Тетралогия"

Автор книги: Сергей Раткевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 97 страниц)

– Ихмеро! – воскликнула королева Оанхиль. – Но… это же… мой человек!

– Очень сожалею, Ваше Величество! – проговорил человек в полумаске. – Но я обещал Его Милости Герцогу… любой, осмелившийся покуситься на ваши особы, умрет немедленно. Исключая, разумеется, свадебные торжества, когда убийство является делом немыслимым.

– Он… он бы никогда… – пролепетала королева.

– Полагаю, он собирался убить только Его Величество Короля, – человек в полумаске поклонился Роади. – Ее Величество остались бы в безопасности. – Поклон в сторону Оанхиль. – И в одиночестве… – добавил он. – Впрочем, возможно, что у господина Ихмеро были претенденты на руку и сердце Вашего Величества. – Еще один поклон в сторону Оанхиль.

– Я бы никогда… – голос королевы пресекся.

– Не простили его, – усмехнулся человек в полумаске. – Думаю, он и не надеялся на прощение. Придворный Советник Ихмеро был честным негодяем и честным заговорщиком. Он знал, что его ждет, и все же собирался пойти до конца. Сам. Не стал нанимать каких-то убийц, приказывать слугам, заставлять должников. Сам. Первая крупная фигура, снятая нами с игрового поля противника.

– Сколько же это еще будет продолжаться?! – воскликнула Оанхиль. – Два покушения за три дня! И… и получается, что я… не могу теперь доверять и своим людям… своей партии… – убитым голосом закончила Оанхиль.

– Боюсь, продолжаться это будет недолго, Ваши Величества, – вздохнул человек в полумаске. – Когда-нибудь я просто не успею. Не услежу. Очень неудачный расклад. Я еще тогда говорил Его Милости Герцогу. Очень неудачный расклад. Слишком много тайных врагов. Я, конечно, клялся Его Милости в случае чего закрыть вас собственной грудью, но я могу просто не успеть.

– Что же делать?! – порывисто спросила Оанхиль.

– Его Величеству нужна своя партия среди придворных, – ответил человек в полумаске. – Партия короля.

– Но… откуда же нам взять такую партию? – спросила Оанхиль.

– Время и деньги, – развел руками человек в полумаске. – У нас нет ни того, ни другого. А потом… верных людей на деньги не купишь. Уж скорей бы Его Милость возвращался.

– Мы справимся сами, – внезапно и твердо проговорил молчавший до того король. – Через два дня. Через два дня никто не посмеет смотреть на меня косо.

– Думаете, свадьба укрепит Ваши позиции? – человек в полумаске покачал головой. – Она лишь разожжет страсти. Презрение перерастет в ненависть, а от ненависти до мятежа…

– Мятежа не будет, – властно оборвал его король. – Сберегите наши жизни еще два дня, и мы вместе за кувшином хорошего вина посмеемся над сегодняшними страхами.

– Его Милость никогда не ошибался в людях, – тихо сказал человек в полумаске. – Я верю Вам, Ваше Величество! Но однако же – как?!

– Через два дня. На свадьбе, – пообещал Роади и улыбнулся.

– Буду ждать с нетерпением, – ответно улыбнулся человек в полумаске.

Нет лучников лучше, чем в Аргелле. В старые времена, сказывают, были безрассудные воины из иных земель да из других королевств, что пытались оспорить древнюю славу, но ни один из них не вышел победителем – из дружеского ли состязания, на королевском ли турнире, в смертном ли бою. Ни один. Даже поговорка такая вышла:" Это все равно что в Аргелл ездить из лука стрелять!" – когда хотят сказать о каком-то безнадежном деле, от которого вдобавок потом еще, того гляди, что и позору не оберешься.

Не было лучников лучше чем в Аргелле. Еще в те, старые годы не было. А уж теперь… теперь, когда повсеместно народ переходит на арбалеты… вот и начинают сочинять разные байки об эльфах, которые якобы и наделили всех жителей Аргелла этой чудесной способностью. Их, значит, оделили, а остальных обошли, скряги проклятые. Эльфы, они такие. Вечно норовят какую-нибудь пакость спроворить. Впрочем, среди самих жителей Аргелла эту легенду не жаловали. Обидно ведь быть лучшими за счет кого-то другого, а вовсе не своим трудом-талантом. Тем более, что где они, эльфы эти? Кто их видел? Ты? Или ты? Вот вы, господин, их случайно не замечали?! Серьезно, не замечали? Ну, так и я не видел. А лук – вот он. И стрелы. И никакой эльфийский король их мне не дарил. Сам делал. А что? Дело нехитрое. Могу и вас научить. И стрелять тоже. Я, конечно, не Имли-булочник, и даже не Эри-жестянщик, но стрелять могу. И родился я тоже сам собой от папы с мамой, а не от каких-то там чародейных эльфов. Вот насочиняют же! Людям дай волю языком молоть – они и рады!

Однако что есть то есть – эльфы там или не эльфы, но самый последний сельский подпасок из самой захудалой кривой деревушки в Аргелле стреляет из лука лучше, чем любой прославленный лучник из любого другого королевства. Аргелл гордится своими лучниками. А кто бы не гордился? Из гордости этой проистекают традиции. Откуда они только не проистекают…

Одна из этих традиций сейчас устилает дорогу перед королевской четой. Цветами устилает. Триста лучших лучников Аргелла стреляют в небо специально отобранными цветами. Лучшие садовники Аргелла приложили немало усилий, выращивая и отбирая эти цветы. Чудесными разноцветными струями взлетают они в небо, сплетаясь невиданными узорами, обнимаясь друг с другом и на миг создавая феерические картины, а потом ложатся под ноги плавно шествующей королевской чете. Оанхиль и Роади величаво ступают по роскошному ковру из живых цветов. Медленно так ступают. Неспешно. Это тоже традиция. Свадебная традиция. Неспешное шествие короля и королевы к Храму, где они соединят свои судьбы, что-то там такое знаменует – и отменить ее, проклятую, нельзя никоим образом, ибо она старше чем горы, долины и прочие ландшафты Аргелла. Ничего нельзя отменить – ни ковра из цветов, ни неспешного шествия, ни проклятых лучников.

Проклятых – потому что они и в самом деле лучшие.

И нужно медленно наступать на эти несчастные, ни в чем не повинные цветы, нужно шествовать плавной поступью, горделиво неся голову и остальные части тела. Плавно и важно выступать. Плавно и важно. Еще медленнее. Еще плавнее. Еще важнее и родовитее. Плавно и важно выступать… когда Роади хотелось бы подхватить Оанхиль на руки и бежать, бежать в сторону Храма так стремительно, как он только сможет.

Проклятая дорожка все не кончается. Свадебный гомон грохочет громче колоколов. А цветы все падают и падают. Сумасшедшим, завораживающим дождем падают. Коротко звенят тетивы луков – лучших луков в руках лучших из лучших лучников. И Роади холодно от мысли, что среди цветов в колчанах могут оказаться настоящие стрелы. Настоящие. Пронзающие навылет любой доспех. Любой шит. И если среди лучников найдется хотя бы несколько заговорщиков…

Проклятая дорожка все не кончается. И некуда бежать. Некуда. И только цветы падают. Всего несколько заговорщиков. Хотя бы один… и цветы окрасятся кровью. Тонкие свадебные одежды не похожи на стальной доспех – а если б они и были этим доспехом, что толку?

А у них с Оанхиль всего пять телохранителей. Пять. Всего пять «верных людей» Герцога Седого. Пять человек в полумасках и длинных до пят плащах. И все.

Роади пришлось выдержать настоящую битву со своим церемониймейстером, чтобы включить этих пятерых в свадебную процессию вместо положенных по обряду церемониальных гвардейцев. И вот они здесь, но… Если с десяток лучников Аргелла действительно захотят избавиться от короля и королевы – вряд ли эти пятеро станут серьезной защитой. Потому что лучники Аргелла – лучшие. А эти пятеро хорошо работают мечами, еще того ловчее управляются с метательными ножами, умело распознают яды и засады… но против того урагана стрел, который может обрушиться с минуты на минуту – что они могут?

Что?!

Роади не знал – и поэтому каждый шелчок тетивы пронзал его сердце смертоносной стрелой. И цветы окрашивались кровью. После стольких покушений было бы странно, если б никто из заговорщиков не воспользовался столь удобным моментом. Даже если не удастся застрелить короля или королеву, даже если будет убит или ранен кто-то посторонний – все одно хорошо. Смерть на Королевской Свадьбе – настолько дурное предзнаменование, что… в сложившихся обстоятельствах наиболее разумным выходом было бы немедленное бегство, но Роади знал, что им не дадут убежать. Слишком многое поставили на карту господа заговорщики, чтобы дать королю с королевой уйти. Их догонят и убьют.

Наверное, именно ожидание, предощущение того, что случится, обострили слух юного короля, и он услышал, как шорох свадебных цветов сменился пением боевых стрел. В глазах заплясали невнятные тени: благожелательные лица, блеск одежд, драгоценности, гербы, руки, опять лица… мутная мешанина звуков лезла в уши, и казалось, что это не цветы, а колокола с благопожеланиями рушатся под ноги – рушатся, разбиваясь вдребезги.

Роади чуть не упал от головокружения и страха. Ну да! Он ведь никогда не был ни воином ни героем. Но на не справившееся с ужасом тело гневно прикрикнул яростно воспламенившийся разум. Ухватив за шкирку непослушное тело, он коротко и страшно рванул его в бой.

На слабеющих ногах Роади, король Аргелла, шагнул навстречу смертоносному пению стрел – шагнул вперед, закрывая собой любимую женщину и королеву.

– Так нечестно! – ее голос прозвучал, словно драгоценный клинок выхваченный из ножен.

И, ухватив Роади за плечо, королева встала рядом с ним.

А стрелы летели медленно. Словно усталые тяжелые птицы. Словно они никуда-никуда не торопятся. Словно это не они хотели испить крови. Словно это не им нужно было, чтобы вот здесь, на этих цветах…

Стрелы летели медленно.

А еще медленней пели телохранители. Их песня была невероятно медленной и невероятно долгой. Такой медленной, что камни распались в прах прежде, чем они спели первый звук. Такой долгой, что седые несчетные века казались торопливыми мальчишками в сравнении с ней.

И стрелы не долетели до беззащитной плоти. Их путь сквозь песню был долог. Они слишком устали. Это снаружи прошли мгновения – а в песне… Они распались в воздухе, распались от старости – и под ноги королю и королеве рухнул измученный временем прах.

Песнь телохранителей смолкла.

Роади перевел дух. Седой Герцог знал, кого оставлять на страже! Какое невероятное искусство! Магия? Чудо?!

– Стреляли с крыши Храма, Ваши Величества! – негромко сообщил командир телохранителей.

– Какие странные цветы, милый! – указывая на ржавые обломки наконечников стрел и невинно хлопая ресницами, заметила королева Оанхиль. – Видно, их вырастил необыкновенный садовник!

– Несомненно, дорогая, – с достоинством отозвался король. – Я не премину с ним познакомиться при первом же удобном случае. При первом же! – добавил он, обернувшись к командиру телохранителей. – Соберите мне несколько… этих чудесных цветочков, чтоб я не запамятовал таинственного садовника. Он заслуживает отдельной награды.

Только теперь Роади заметил, какая оглушительная стоит тишина.

Да нет.

Не стоит.

Рушится.

Прямо на них рушится. Не звучат благопожелания. Смолкли тетивы луков. Даже цветы не падают. Все застыли и словно бы ждут чего-то.

«Словно бы не перед свадьбой, а перед битвой.»

Роскошный цветочный ковер перед королем и королевой оборвался – и дальше, до самого Храма тропа была голой, словно обнаженный клинок. И тишина была такая же нагая и погибельная.

Вся огромная свадебная процессия застыла неподвижно, словно окаменев. Люди боялись дышать. И в этой тишине, далеко, за рядами лучников, послышался глухой шум. Удары. Крики. В торжественность мертвенной тишины наискось вломился вульгарный ритм торопливой драки. А потом, расталкивая лучников, сбоку от королевской процессии появился отряд храмовой стражи. Стражники волокли четверых изрядно помятых, упирающихся людей. В руках у храмовой стражи были изломанные луки.

– Вот, Ваши Величества! – на бегу завопил их начальник. – Поймали! Это они! Они злоумышляли! На Ваши Величества! Они стреляли! Да еще в такой день! Грех какой! Прикажите немедля казнить!

Не дожидаясь указаний, он выхватил широкий храмовый меч.

– Не сметь! – заорал Роади.

«Казнь в день свадьбы – с одобрения короля!»

– Стоять! – завопил он.

«Вот они, заговорщики! Зачем далеко ходить? Интересно, кто те несчастные, кого они поймали? Умеют ли эти четверо вообще стрелять из луков?»

– Отпустить! – загремел он, надсаживая горло.

«Сейчас они убьют их с моего изволения, а потом скажут, что так и было. И найдется уйма свидетелей, и в самом деле слышавших, что это я приказал!»

– Я запрещаю! – голосил Роади.

Но храмовая стража уже заломила локти одному из захваченых. Он судорожно забился, пытаясь вырваться – но, видно, руки у тех, что его держали, были кованы из булата покрепче, нежели клинок широкого храмового меча… клинок, что уже шел вниз по широкой дуге, льдистым шипением вспарывая воздух…

Роади даже не понял, не успел за краткую долю мгновения понять, что его телохранители вновь запели. Потому что песнь эта была долгой – длиной в века несчетные – а спеть ее нужно было быстро, быстрее взмаха ресниц… спеть… успеть… опередить падение меча. Поэтому она и прозвучала не песнью – да ее бы в здравом уме никто за песнь и не принял! Томительное марево странным чужеродным звуком зыкнулось навстречу свистящей стали. Миг – и сталь осыпалась ржавым крошевом в руках растерявшегося начальника отряда храмовой стражи.

– Плохой у тебя меч, человек, – проговорил командир королевских телохранителей. – Всего тридцать веков продержался.

Роади еще раз с удивлением оглядел телохранителей. Они утирали пот.

– Так быстро ни разу не пел! – шепнул один другому.

– В такой день…. – обращаясь ко всем сразу и ни к кому в частности сказал Роади, – Отпустить! – приказал он воинам храмовой стражи. – Грех какой, – добавил он, глядя в глаза начальнику отряда храмовой стражи.

Тот опустил глаза.

– Виноват, Ваше Величество… забылся, – тяжело дыша, промямлил он. – Идите, поищите еще злоумышленников! – приказал он своим подчиненным. – Никого не убивать. Но пресекать и задерживать всех подозрительных имеющих, либо могущих иметь отношение к покушению на Их Величества!

– Стоять! – вновь приказал Роади.

И храмовая стража, дрогнув, подчинилась.

– На колени! – грозно велел король.

И храмовая стража во главе со своим начальником повиновалась. Не осмелилась ослушаться.

– Молитесь о ниспослании долгих лет Нашему царствованию! – приказал Его Величество Король.

– Слушаемся, Ваше Величество! – хором ответили начальник отряда храмовой стражи и все его подчиненные.

Может, и звучали в этом хоре недобрые голоса… но Роади предпочел их не расслышать. Хватало других дел. Это – успеется. С этими – потом. Впереди – Храм. А после – пир.

– Вот и отлично, – произнес король, после чего решительно и высоко поднял ногу, собираясь сделать шаг.

Заметившие это лучники отреагировали почти мгновенно. Под ноги Их Величествам вновь посыпались цветы. Процессия тронулась с места.

– На крыше сидят, – внезапно сообщил телохранитель.

– Много. Столько не споем, – добавил другой.

– Что будем делать? – спокойно спросил король.

Теперь и он уже мог различить лучников, засевших на крыше Храма. Два, три, пять, семь… еще двое… еще четверо… Боги, как много!

– Что будем делать? – повторил король, бессознательно ускоряя шаг в попытке оказаться впереди королевы.

– Мы – стрелять в стрелы. Вы – исполнять свой долг. Смотреть смерти в лицо, – ответил командир телохранителей.

Не успели они пройти и нескольких шагов, как томительное пение стрел вновь наполнило воздух. Откуда в руках телохранителей появились луки, Роади так и не понял. Есть, говорят на белом свете мечи-пояса… так ведь мечи, а не луки! Вот еще миг назад никаких луков не было, а теперь – есть. И то как, телохранители с ними управляются… нет уж! Если лучники Аргелла и в самом деле лучшие из лучших, то это они и есть! Вот эти пятеро – лучники. А все остальные… то ли не из Аргелла, то ли и не лучники вовсе!

Оанхиль и Роади шли к Храму. Примерно тридцать человек стреляли в них с храмовой крыши, стреляли упорно и самозабвенно. И все же ни одна стрела даже не приблизилась к ним. Стрелы пятерых телохранителей отклоняли звенящую смерть, и она, безвредная, валилась в траву.

«Седой Герцог приставил к нам пятерых магов!» – подумал Роади и успокоился. В конце концов, были дела и поважнее. Например, требовалось срочно позаботиться о величественности – и не только. Обернувшись, Роади обнаружил, что всего небольшая горстка придворных посмела последовать за ними. Остальные просачивались к Храму, старательно обходя линию стрельбы. Среди тех, кто не побоялся последовать за королевской четой, оказались как их вероятные сторонники, так и несомненные противники.

– Благодарю вас всех, господа! – промолвил он. – Я запомню этот подвиг!

Королевскую пиршественную залу готовили дважды. В первый раз – обычные слуги. Мыли, чистили, украшали… все, как всегда. Свадьба, конечно, не каждый день происходит – но заведенный порядок остается неизменным. Столы, кресла, подсвечники, скатерти, блюда с яствами, кувшины с винами, ножи с кубками и прочая утварь. Одним словом, как обычно делали. А уж потом Его величество Король отобрал из числа самых доверенных слуг некое и вовсе небольшое количество оных – самых-пресамых – и лично распорядился кое-что в зале переделать.

Но что же именно там поменялось, про то никому ведомо не было, потому как не то, что слуг – церемониймейстера, и того на погляд не пустили. Вообще никого не пустили. Его Величество зал велел закрыть, опечатать, и стражу выставил. Аж целых четырех гвардейцев! И в окно не подглядеть, потому как изнутри все занавешено. Плотно так занавешено. На совесть.

Сунулись слуг тех расспросить, что по приказу-то королевскому все делали – глядь, а их тоже заперли! Правда, не по-злому заперли, а для секретности. В нижней малой зале заперли. С теми же яствами заперли, что и на свадьбу, значит, а также с вином и веселыми девушками. Чтоб не скучали взаперти. Его Величество так распорядиться изволил. А снаружи, опять же, стражники. И снова четверо. С одним-то еще можно договориться, чтоб пустил на минутку внутрь – а с четверыми как? Кто ж на глазах товарищей королевскую волю нарушить осмелится? Дураков нет. А Его Величество сказал только, что, дескать, сюрприз всем будет. Усмехнулся этак загадочно, как он умеет, и ушел. Об одном только ведомо – что с чердаков какую-то мебель таскали. Но ведь и чердак опечатал Его неугомонное Величество! Закрыл. Опечатал. Гвардейцев поставил. А эти ребята никого не пускают: ни одного, ни второго, ни пол-второго. Вот не пускают, и все тут! Хоть умри от любопытства, а они все равно не пустят. Ни живого, ни мертвого. Никакого. Служба у них такая – понимать надо! А если чего узнать охота – так ищи другие пути. Во дворце, брат, столько дыр – сам дурак, если не найдешь!

Но на сей раз ищи не ищи, а Его Величество похитрей кого прочего оказался. Все дыры заткнул! Все щели законопатил!

Правда, третий помощник второго повара говорил, будто бы видел, как подъехали к дворцу ни много ни мало, а тридцать две закрытых кареты без гербов и прочих знаков. И какие-то неведомые люди в сопровождении телохранителей короля, этих-то бестий в полумасках… так вот, эти неведомые люди – много! – проникли во дворец.

Тут, конечно, было бы над чем при задуматься, когда б не то, что третий помощник второго повара – враль несусветный… да и никто ведь этих людей не видел. Не могли же они раствориться в воздухе! Это господа могут чего-то не знать, не замечать – но чтобы слуги не заметили?! И потом, аж тридцать две кареты – это уж слишком!

Верховный Жрец Аргелла, высокий, красивый старик, долго и тягомотно призывал благодать на головы новобрачных. Роади молчал, с неприязнью глядя на зануду-жреца и призывая на его голову все проклятия, какие только мог измыслить. Впрочем, Боги в равной степени безразлично отнеслись к молитвам как одного, так и другого. На голову Верховного Жреца не упала потолочная каменная балка, а на голову Роади не плюхнулась никакая особая благодать – во всяком разе, если и плюхнулась (простите, снизошла), то Роади ее не ощутил. Храм запомнился ему только тем, что за время венчания никаких покушений не произошло. А еще тем, что теперь он уже с полным правом при всех мог поцеловать свою жену – тоже немаловажно, если вдуматься. Что же до остальных обрядов, то они с Оанхиль их уже выполнили и продолжают выполнять, вовсе не нуждаясь в дурацких советах и благостных улыбочках жреца.

Впрочем, церемонии такого рода хороши тем, что они кончаются. Закончилась и эта.

Покидая Храм, вместе с теперь уже законной супругой, Роади боялся вновь услышать пение стрел – но крыша Храма была пуста. То ли закончились у неведомого садовника его ядовитые цветы, то ли работники подустали.

Так что обратный путь прошел без каких бы то ни было препятствий. Роади милостиво отпустил отряд храмовой стражи, смиренно молившейся за молодых, и удостоился короткого, но злобного взгляда его начальника – впрочем, взгляд прятался под такой порцией славословий и прочей гадости, что его почти и видно-то не было.

Королевская чета, сопровождаемая множеством знатнейших вельмож Аргелла, вступила в пиршественную залу, которую по приказу короля готовили так долго и так тщательно – и недаром ведь готовили! Было же на что посмотреть!

И все вельможи королевства стояли и смотрели.

Потому что было на что посмотреть.

Было.

Имелось у покойного короля Лимеа паскудное обыкновение. Отправив кого-нибудь в темницу или на казнь, он всякий раз приказывал сохранить его гербовое кресло. А гербовое кресло – это, знаете ли, штука для вельможества крайне необходимая. Их светлостям да сиятельствам без такого кресла ну никак нельзя. Вельможи ведь люди гордые, они на абы какой стул не сядут. Им подавай мебель с их личным гербом, девизом и прочими регалиями, дабы никакого осквернения высокородной задницы не произошло. И, разумеется, во дворце короля всегда был полный набор таких кресел. Полный – и для живых, и для мертвых, и для заточенных, и для пропавших безвестно. Пустующие места несчастных служили злобным напоминанием остальным: гляди, мол, и помни, какая судьба тебя может постигнуть, если ты хоть слово поперек вякнешь!

Страшным было правление короля Лимеа – и все же мало что навевало такой ужас, как зияние пустых кресел за пиршественным столом – пустых кресел, которых становилось все больше и больше с каждым пиром. Никто и помыслить не мог, что людям вновь придется увидеть пустые гербовые кресла. И где – на свадебном пиру молодого короля!

Вельможи молчали, тараща глаза. Прошлое – казалось, так надежно похороненное! – взломало гроб, разрыло могильную землю и высунуло наружу нагло ухмыляющийся череп.

Кое-кто, приметив, что кресла-то еще те, прежние, что от времен Лимеа остались, презрительно усмехался – дескать, никого-то еще щенок не казнил, так чужими казнями стращаешь! Напугал один такой! Но большинство смотрели на молодого короля с откровенным ужасом. Худшей пакости судьба устроить не могла бы, хоть она целую вечность старайся – променять сумасшедшего тирана на вполне разумную сволочь! Это сейчас он никого казнить не станет, свадьба как-никак – а вот уважит традиции, и тогда… что тогда начнется, лучше не думать. Тут, господа, неподалеку монастырь был. Хороший. Что, все еще стоит? А вы мой родовой герб не подержите? Да-да, и меч тоже! Вот спасибо! Век буду Богов молить. Да-да, именно молить. А чем еще в монастыре заниматься? Да бросьте вы, этого разве монастырь удержит! Это вам не высокородный Лимеа. Такой отовсюду добудет. Не побоится рук запачкать. Было бы что пачкать. У-у, недокормыш худородный! Такие-то пуще всякого другого лютуют. Ох, лихие времена настают. Говорил я вам! Зря все эти покушения! Покушались овцы на волка, да он их всех слопал!

А еще всех напугало ледяное равнодушие королевы. Ей Роади рассказал, конечно же, о своей задумке с креслами – иначе она вряд ли смогла бы спокойно созерцать то, от чего у нее темнело в глазах на любом пиру ее отца; видеть весь тот ужас, который ушел со смертью старого короля, созерцать его воскрешенным – да вдобавок по мановению царственной руки ее любимого супруга. Однако она созерцала – и в глазах напуганных вельмож выглядела таким же чудовищем.

А вокруг царственной четы стояло пять телохранителей в полумасках. Пять телохранителей, в воинской доблести которых всем присутствующим довелось убедиться совсем недавно, ну вот только что. Они стояли, молча скрестив руки на груди, и вовсе не выглядели угрожающе – но все знали, что стоит только королю шевельнуть пальцем… впрочем, король не торопился шевелить пальцами. Видно, хотел все-таки соблюсти традиции.

– Прошу всех садиться! – повелел Роади и сел.

Рядом с ним величественно опустилась в кресло Оанхиль.

– Откуда столько печали на лицах? – продолжил король. – Я надеюсь, вы не перепутали свадьбу с поминками?

«Мы-то не перепутали!» – молчали придворные – но кто из них осмелился бы произнести такое вслух? Сегодня, конечно, свадьба – но кто сказал, что завтра с утра пораньше так уж хорошо помирать?

На лицах вельмож появились вымученно-кривые улыбки.

– Если б мне кто сказал, что они достают их из карманов и приклеивают наподобие фальшивых бород, я бы поверил! – сам себе пробормотал Роади – однако Оанхиль услышала его и негромко фыркнула со смеха.

– Я думаю, вы все заметили, что стульев несколько больше, чем гостей, – непринужденно продолжил он вслух. – Жалко, что я король и не могу неприлично выражаться на собственной свадьбе – а то бы я объяснил, что это не потому, что я решил, будто у кого-то из вас несколько задниц!

С перепугу кто-то не сдержался и хихикнул нервным фальцетом. Король посмотрел на него с интересом. Несчастный потерял сознание и сполз под стол – а что ему еще оставалось?

– Нет, – как ни в чем ни бывало продолжил Роади. – Дело в другом. Просто король не может приступить к своему свадебному пиру в отсутствие своих маршалов. Традиция, понимаете ли… Да и неудобно как-то. Невежливо.

Король махнул рукой – и двое его телохранителей направились в дальний угол зала. Только сейчас высокородные вельможи заметили, что угол тот отделен от остального зала плотной занавесью. Быть может, они и раньше углядели бы… если б хоть кто-то из них смог обратить внимание хоть на что-нибудь, кроме угрожающе пустых гербовых кресел.

Телохранители сорвали занавесь.

Кто знает, что ожидали увидеть за этой занавесью до дрожи напуганные вельможи? Во всяком случае, отряд головорезов, готовых к немедленному растерзанию всех и вся, их бы не удивил. Да и огнедышащий дракон, пожалуй, тоже. Потому как если этот гаденыш и в самом деле решил пойти по стопам не к ночи будь помянутого достославного душегубца Лимеа, то от него всего можно ожидать. Ну просто вот всего! И разве король, которого только что пытались убить, не может отплатить той же монетой? Ах, он не знает виновных?! Бросьте, когда это королей интересовало, кто же на самом деле виновен?

А вот чего никто из них не ожидал, так это небольшой толпы молодых нарядно одетых и чем-то сильно взволнованных людей. И вроде бы даже… знакомых людей.

Знакомых?

Испуганные взгляды вельмож шарили по внезапно появившейся толпе, не в силах узнать стоящих – но и не в силах признаться, что эти люди вовсе им незнакомы. Да нет же, знакомы! Еще как знакомы! Вот этот… и… и этот… и те двое… и вон тот… и этот!.. и эти!.. и все остальные! Отлично знакомы! Просто…

… их нет среди живых. Совсем нет. Казнены высочайшими указами Его Величества Короля Лимеа.

Перед живыми стояли мертвые. Стояли, смотрели и очень чему-то волновались. Сыновья, внуки, младшие братья сидящих в зале вельмож. Цвет молодого дворянства Аргелла – те, которые завтра должны были стать…

… те, которые никогда не станут. Никем не станут. Потому что их уже нет. Исхудавшие, с запавшими щеками, они казались выше и стройней обычного.

– А выросли-то как! – не сдержавшись, свистящим шепотом выдохнул какой-то престарелый вельможа.

Но разве мертвые растут? И как посмел Его Величество устроить этот гнусный спектакль? Как смог устроить? А если это не спектакль… тогда – что? Зачем потревожены мертвые? Какая гнусная магия привела их в мир живых? И что будет дальше? Чем еще отомстит злопамятный молодой король зарвавшейся знати? Какую кару удумает?

Некоторые уже нашли ответ на этот вопрос и со страхом глазели на пустующие гербовые кресла. Вот сейчас Его Величество прикажет… и мертвые займут места среди живых. Чтоб запомнили – чтоб надолго! – чтоб навсегда запомнили, кто здесь король. Вот посидят живые среди мертвых, поглядят на казненных и… никогда больше! слышите, никогда!

– Я приглашаю к своему королевскому свадебному столу моих маршалов! – проговорил Роади. – Ну что же вы, господа – прошу!

Молодые люди нерешительно переглядывались, кажется, не вполне понимая, к кому именно обращены слова короля. Тогда, встав из-за стола он подошел к ним – неслыханное нарушение этикета! – и сам пригласил их за стол.

Его Величество приказал – и мертвые заняли места среди живых.

Заняли – и оказались… живыми.

Лимеа не жаловал публичных казней, предпочитая в одиночестве любоваться работой палача. А еще он никогда не выдавал трупы замученных и казненных. Даже высокородных.

«Кто бунтовщик и заговорщик – тот не дворянин!» – отвечал он высокородным отцам, нижайше испрашивающим позволения хотя бы голову сына похоронить.

И вот теперь оказалось, что зря мечтали похоронить эти головы. Они еще пригодятся живым – а вновь прибывшие живы, еще как живы! В этом не было ни малейшего сомнения. Они набросились на еду с какой-то прямо-таки не дворянской жадностью… а потом один порезал палец, а другой расчихался…

Зал напрягся. Напрягся единым, невыполнимым желанием. Невыполнимым, потому что – вот он. Сидит. Его Величество. И это его королевская свадьба, а не какая-то там встреча родственников.

– Я разрешаю, – произнес Его Величество.

Единый вздох прошелестел по залу… но никто не посмел.

– Я разрешаю нарушение этикета, – добавил король.

Зал затаил дыхание… и вновь никто не осмелился.

– Я требую! Я приказываю нарушить проклятый этикет!! – заорал Роади.

И весь зал вскочил на ноги. Отцы, деды, старшие братья бросились обнимать своих мертвецов – а те были живые, живые, живые!

Говорят, именно в этот момент Главный Церемониймейстер тихонько встал и аккуратно разорвал Кодекс Древних Традиций Аргелла на две неравные части.

– С этого дня начинаются какие-то совсем другие традиции, – сказал он.

Но его никто не услышал. Все были заняты другим.

– Но как же… как… каким образом?! – вопрошал стоявший близ королевского трона герцог, притрагиваясь то к плечам, то к лицу своего вновь обретенного сына, будто не в силах поверить что это он – живой и чудом возвратившийся к живым.