Текст книги "Земля несбывшихся надежд"
Автор книги: Рани Маника
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)
Рани Маника
Предисловие
Рани Маника родилась и училась в Малайзии. Получила экономическое образование, сейчас живет в Великобритании. «Земля несбывшихся надежд» (в оригинале «The Rice Mother» – «Рисовая Мама») – ее первый роман.
«Земля несбывшихся надежд» – очень яркое художественное произведение, переносящее читателя в экзотическую страну, столь же завораживающую, сколь и суровую.
Действие романа начинается в 30-е годы XX столетия и заканчивается уже в наши дни. На протяжении этого времени прослеживается история одной семьи, родоначальницей которой является Лакшми, главный персонаж, Рисовая Мама, как назвал ее один из сыновей, отождествляя мать с богиней, которую еще называют Дающая Жизнь. Ведь, восседая на троне, она охраняет щедрый урожай рисовых полей, держа в своих сильных руках мечты и надежды всех тех, кому подарила жизнь. Такова и Лакшми.
В возрасте 14 лет она выходит замуж за человека, намного старше ее. Выходит не по своему желанию, а по настоянию матери, введенной в заблуждение сестрой будущего мужа. Девушка покидает свой родной Цейлон и отправляется на родину мужа – в Малайзию. Вместо ожидаемого благополучия она обнаруживает, что муж очень беден и все его богатство – это его долги. Он добрый и любящий человек, но совершенно лишен каких-либо амбиций и не пытается ничего изменить в своей жизни. Лакшми очень скоро понимает, что не может рассчитывать на поддержку мужа и приспосабливаться к новой жизни ей придется, полагаясь только на себя.
К 19 годам Лакшми, несмотря на свой юный возраст и пугающее пророчество, становится сильной и грозной главой большой семьи. Умная и амбициозная, она с завидной энергией все свои несбывшиеся мечты пытается воплотить и реализовать в детях, отдавая им себя без остатка. Отношения с детьми (а их шестеро!) складываются по-разному, ведь у каждого члена семьи свой характер.
Автор использует в романе интересный художественный прием: повествование ведется от лица нескольких рассказчиков – Лакшми, ее мужа, детей, внуков, правнучки и других персонажей. Каждый из них говорит своим «голосом», добавляя к этой истории что-то свое, обнаруживая все новые и новые детали, которые были неизвестны другим героям, читателю, составляя, в конечном счете, полную картину.
История этой большой семьи – это история о радостях и потерях, любви и предательстве, корысти и беззаветной преданности, деградации и прозрении, святой вере и суеверных предрассудках, когда призраки и люди существуют рядом.
Здесь есть все: ярко описанный быт и обычаи Малайзии, смешение рас и религий, достижения цивилизации и древняя магия… В суровом, порой даже жестоком мире экзотических красот маленькие радости жизни компенсируют ее невообразимые ужасы. То печальная, то захватывающая, то заставляющая задуматься история не может оставить равнодушным. И дотошный читатель извинит автора за некоторые анахронизмы. В романе много непривычных для нас метафор и сравнений, естественных для малайского языка.
Автор будто приоткрывает перед читателем дверь в другой мир, совершенно неизвестный и в то же время легко узнаваемый. Узнаваемый благодаря вечным чувствам, которые движут героями, – любви, грусти, вере, надежде…
Посвящение
Моим родителям, наблюдающим богам в начале всех моих путешествий.
Благодарность
Благодарю тебя, моя мама, за то, что ты всегда была рядом со мной в трудные минуты; Джироламо Авералло, прежде всего, за веру; команду литературного агентства Дарли Андерсон за то, что они самые лучшие; Вильяма Колгрейва за поддержку и помощь; Джоан Дейч за то, что она привнесла в работу что-то особенное; неподражаемую Сью Флетчер из «Ходдер и Стотон» за то, что она, собственно, купила мою рукопись.
ЗЕМЛЯ НЕСБЫВШИХСЯ НАДЕЖД
Генеалогическое древо
Впервые я услышала о людях, живущих в далекой стране под названием Малайя и собирающих гнезда необычных птиц, когда сидела на коленях моего дяди – торговца манго. В кромешной темноте, без фонарей, эти люди смело карабкались по раскачивающимся бамбуковым стеблям на высоту в несколько десятков метров для того, чтобы добраться до сводов горных пещер. Под пристальными взглядами призраков – людей, сорвавшихся с высоты вниз, стоя на шатких опорах, они добывали деликатес для богачей – гнездо, свитое птицей салива. При этом ни в коем случае нельзя было даже произносить такие слова, как «страх», «падение» или «кровь», поскольку эхо таких слов может вызвать злых духов. Единственными друзьями сборщиков гнезд являются бамбуковые шесты, которые помогают им держаться на высоте. Перед тем как сделать первый шаг, эти охотники прижимались к бамбуку и слушали. Если бамбук печально вздыхал, то охота безоговорочно откладывалась. И только если бамбук пел, сборщики гнезд отправлялись за добычей.
Мой дядя говорил, что мое сердце и является таким бамбуком. И если я буду обращаться с ним бережно и прислушиваться к его песням, тогда обязательно смогу найти самое большое и самое высокое гнездо.
Лакшми
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Маленькие дети, бродящие во мраке
ЛакшмиЯ родилась на Цейлоне в 1916 году, еще до того, как блеск электрического света и грохот цивилизации отпугнул и загнал в самое сердце дикого леса духов, гуляющих по земле рядом с людьми. Духи жили среди огромных деревьев, в их прохладной голубовато-зеленой тени. В полной тишине можно было просто протянуть руку и почти осязаемо почувствовать их безмолвное, но различимое присутствие. Духи будто стремились обрести тело из плоти и крови. И если в джунглях кому-то из нас требовалось справить нужду, надо было остановиться, помолиться и попросить у духов разрешения, поскольку их легко было обидеть. Если их покой нарушался, то духи могли вселиться в незваного гостя и жить в его теле.
Мама рассказывала, как в ее сестру вселился как раз такой дух. Пришлось послать за шаманом, который жил через две деревни от них, чтобы он изгнал духа. На шее у святого было несколько рядов бус из причудливого бисера и сушеных корней – свидетельств его устрашающего могущества. Обычные крестьяне, пришедшие из любопытства, образовали вокруг него большой круг. Чтобы изгнать вселившегося духа, шаман начал бить мою тетю длинной тонкой тростью и все время требовал:
– Что ты хочешь?
Всей деревне были слышны его ужасные крики, но он как ни в чем не бывало продолжал избивать девочку до крови.
– Ты убьешь ее! – закричала моя бабушка. Но ее оттащили три мощные, но очень красивые женщины. Не обращая внимания на бабушку, шаман провел пальцем по багровому шраму, пересекавшему все его лицо, и начал ходить кругами вокруг съежившейся девочки, при этом беспрестанно продолжая повторять свой вопрос: «Что ты хочешь?» Он мучил ее до тех пор, пока она пронзительно не закричала, что хочет фруктов.
– Фруктов? Каких фруктов? – строго спросил он, остановившись перед плачущей девочкой.
Вдруг в ней произошла разительная перемена. Маленькое личико посмотрело на него с лукавой усмешкой, в которой угадывались искорки безумия. Несмело девочка показала пальцем на свою младшую сестру – мою маму.
– Вот плод, который я хочу, – сказала моя тетя низким мужским голосом.
Простые крестьяне сбились в кучку, шокированные увиденным. Нет нужды говорить, что шаман не отдал мою маму духу, поскольку она была любимым ребенком моего дедушки. Духу пришлось довольствоваться пятью лимонами, которые были порезаны и соком которых брызнули ему в лицо вместе со святой водой и миром.
Когда я была совсем маленькой, я любила устраиваться у матери на коленях и слушать ее голос, когда она рассказывала о своем счастливом детстве. Дело в том, что моя мама происходила из семьи настолько богатой и влиятельной, что в лучшие времена ее английская бабушка, миссис Армстронг, была приглашена ко двору вручить букетик цветов и пожать руку самой королеве Виктории. Моя мама родилась со слабым слухом, но ее отец прижимал губы к ее лбу и без устали разговаривал с девочкой, пока та не научилась разговаривать. К шестнадцати годам моя мама была прекрасна, как богиня. Предложения выйти замуж приходили к ней со всех сторон, но ее привлек запах опасности. Взгляд ее миндалевидных глаз остановился на очаровательном хулигане.
Однажды ночью она вылезла из окна и спустилась вниз по дереву, рядом с которым ее отец посадил колючую бугенвилею, когда маме был всего год, в надежде, что никто не сможет даже подойти к дереву, по которому можно добраться до окна его дочери. Казалось, что эти кустарники питались одними его мыслями и разрастались до огромных размеров. В сезон цветения заросли бугенвилеи становилась одним сплошным цветком, заметным за многие мили. Но дедушка не знал, что растит этот куст для своего собственного ребенка.
В ту лунную ночь колючки, как когти зверя, рвали на моей маме одежду, цеплялись за волосы и глубоко вонзались в тело. Но это не могло ее остановить. Внизу стоял мужчина, которого она любила. Когда, в конце концов, она спустилась к нему, все ее тело горело огнем от колючек. В тишине ночи любимый уводил ее из дома, но каждый шаг давался ей с такой болью, как будто бы она шла по лезвиям ножей, и мама попросила немного отдохнуть. Не говоря ни слова, мужчина поднял ее на руки и понес в ночь. Чувствуя себя в безопасности в его теплых объятиях, она оглянулась на свой дом. В свете полной луны она увидела свои собственные кровавые следы, ведущие от дерева. Следы ее предательства. Мама заплакала, зная, что это будет ударом для ее отца.
Влюбленные поженились на рассвете в маленьком храме в соседней деревне. С последовавшими за свадьбой ожесточенными ссорами муж, мой отец, который был сыном служанки в доме моего дедушки, запретил моей матери даже видеться с членами ее семьи. Только после того как прах отца развеяли по ветру, моя мама смогла вернуться в отчий дом. Но к тому времени она уже была вдовой, поседевшей от утрат.
После вынесения своего бессердечного приговора мой отец увел мать в небольшую деревеньку, затерянную в глуши. Он продал некоторые из ее драгоценностей, купил немного земли, построил дом, в котором они и поселились. Но деревенский воздух и тихие семейные радости быстро наскучили новобрачному, и вскоре он соблазнился яркими огнями города, в котором дешевый алкоголь, ярко накрашенные проститутки и развлечения сыпались, как карты из колоды. После каждой такой отлучки он возвращался и устраивал своей молодой жене скандал за скандалом вперемешку с пьянками. По какой-то странной причине он думал, что ей это нравится. Бедная мама. Все, что у нее было, – это воспоминания и я. Этими драгоценностями она любовалась каждый вечер. Сначала она смывала с них грязь горьких лет слезами, затем дополняла сожалениями. А потом, когда их чудесные искорки вновь начинали мерцать, она раскладывала их передо мной, чтобы я смогла восхититься ими до того, как она сложит их обратно в золотую шкатулку своей памяти.
Из ее рассказов возникали картины славного прошлого – с армиями преданных слуг, прекрасными каретами, запряженными белыми лошадьми, и железными сундуками, наполненными золотом и драгоценностями. Сидя на цементном полу нашей крохотной хижины, я представляла себе дом – настолько высокий, что с его балкона можно было увидеть весь Коломбо. Или кухню – такую громадную, что в нее целиком поместился бы наш дом.
Моя мама рассказывала, что, когда отец взял ее впервые на руки, по его щекам потекли слезы радости при виде необычно светлой кожи и маленькой головки, покрытой густыми черными волосами. Он поднес маленький живой комочек к лицу, наслаждаясь неповторимым сладковатым ароматом, который бывает только у младенцев. Потом он быстрыми шагами направился к конюшне, вскочил на своего любимого жеребца и помчался галопом, поднимая за собой клубы пыли. А когда вернулся, то держал в руках два огромных изумруда, подобных которым никто в деревне не видел. Он подарил эти изумруды своей жене – камешки за настоящее чудо. А жена вставила эти изумруды в инкрустированные бриллиантами серьги, которые носила все время.
Я никогда не видела этих знаменитых изумрудов, но у меня до сих пор есть черно-белая студийная фотография, на которой женщина с грустными глазами стоит на нечетком фоне кокосового дерева, растущего на краю пляжа. Я часто смотрю на эту фотографию – застывшее прошлое, которое остается даже после нашей смерти.
Мама рассказывала, что, когда я родилась, она плакала, потому что родила девочку, а мой отвратительный отец снова пропал, чтобы в очередной раз рассказать ложь, возвратившись через два года в стельку пьяным. Несмотря на это, у меня остались кристально чистые воспоминания о деревенской жизни, настолько счастливой и беззаботной, что, будучи взрослой, я вспоминаю о том времени со смешанным чувством сладковатой боли. Если бы вы знали, как сильно я скучаю по тем беззаботным дням, когда я была единственным ребенком своей матери, ее солнцем, ее луной, ее звездами, ее сердцем! Когда меня так сильно любили и ценили, что даже уговаривали поесть. Когда мама с тарелкой в руках ходила по деревне в поисках меня, чтобы собственноручно накормить. И все это только для того, чтобы не отвлекать меня от моих игр.
Как не скучать по тем дням, когда солнце дарило счастье и было нашим товарищем по играм круглый год, награждая меня своими поцелуями и бронзово-коричневым загаром, когда мама собирала дождевую воду в колодце за домом, когда воздух был прозрачным, а от травы исходил душистый аромат.
Доброе время, когда пыльные грунтовые дороги были окружены склонившимися кокосовыми пальмами, а по этим дорогам, приветливо улыбаясь, ездили на велосипедах простые крестьяне; когда участок земли за каждым домом был настоящим супермаркетом, и после того как закалывали козу, ее тут же готовили на восемь дворов, поскольку хозяйки не были знакомы с таким изобретением, как холодильник; когда мамам нужны были только боги, которые с белых облаков присматривали вместо нянек за их детьми, беззаботно играющими в водопаде.
Да, я вспоминаю Цейлон, когда он был для меня самым волшебным, самым прекрасным местом в мире.
Мама кормила меня грудью до семилетнего возраста. Я до упаду бегала со своими друзьями, пока голод или жажда не одолевали меня, и тогда я неслась обратно в прохладу домика, нетерпеливо зовя маму. Что бы она ни делала, я одергивала ее сари и охватывала ртом ее коричневый сосок. Головой и плечами я погружалась в безопасность ее шелкового сари, аромат ее тела, невинную любовь, которую она дарила мне, как и свое молоко, и мягкую негу, при этом я издавала характерные причмокивающие звуки, чувствуя себя защищенной от всех бед в этом теплом конверте из плоти и ткани. Какими б ни были жестокими потом годы, они так и не смогли украсть из моей памяти ни те звуки, ни тот вкус.
В течение многих лет я ненавидела вкус риса и овощей. Я выросла на молоке и плодах манго. Мой дядя продавал манго, и плоды различных сортов и размеров в огромных количествах хранились в нашей кладовке. Худой погонщик слонов сдавал их нам на хранение, и они лежали там, пока не приходил другой погонщик, чтобы забрать их. Но пока они хранились… Я забиралась на самую верхушку пирамиды из деревянных ящиков и сидела там, скрестив ноги, ни капли не боясь пауков и скорпионов, которых среди плодов было великое множество. Даже после того как меня укусило какое-то насекомое, после чего я четыре дня ходила бледная до голубизны, у меня не появилось страха перед насекомыми. Всю жизнь какая-то неведомая сила заставляла меня идти босиком по самым сложным тропинкам. «Вернись!» – отчаянно кричали мне окружающие. Мои ноги кровоточили из-за колючек, но я все равно улыбалась и продолжала идти своей дорогой.
Маленькая дикарка, предоставленная самой себе, я впиваюсь зубами в мякоть сочных оранжевых плодов, откусывая большие куски. Это одно из наиболее ярких моих воспоминаний. Я в полном одиночестве в прохладной темноте кладовки сижу на вершине ящиков, а липкий сладкий фруктовый сок стекает у меня по рукам и ногам и дальше вниз – до самого пола дядиной кладовки.
В отличие от мальчиков, в мое время девочкам не нужно было ходить в школу. Только по вечерам по два часа в день мама учила меня чтению, письму и арифметике. А все остальное время я носилась по улице как угорелая. Пока, лет так в четырнадцать, первые капли менструальной крови не заявили мне неожиданно и настойчиво о том, что я уже стала взрослой женщиной. После этого меня закрыли в маленькой комнате, в которой даже ставни были прикрыты и где я просидела неделю. Это была традиция, поскольку ни одна уважающая себя семья не могла допустить, чтобы какой-нибудь безрассудный мальчуган, взобравшись по кокосовой пальме, украдкой подглядывал за их дочерью в надежде увидеть ее прелести.
Во время этого заключения меня заставляли пить сырые яйца с маслом из зерен сезама и какие-то горькие настойки. На мои слезы никто не обращал внимания. Когда пришла мама с этими адскими «подарками», у нее в руках была палка. И я с удивлением обнаружила, что она готова применить ее. Теперь, когда мы пили чай, вместо вкусных сладких пирожков мне давали половинку кокосового ореха, до краев наполненного горячими мягкими баклажанами, приготовленными на этом ужасном сезамовом масле.
– Это нужно есть горячим, – сказала мама, перед тем как выйти из комнаты и закрыть дверь на ключ. Уязвленное самолюбие и разочарование заставили меня дождаться, когда все полностью остынет. Холодная вязкая каша из баклажанов сжималась, как резиновая, между пальцами и на вкус была просто отвратительна. Я чувствовала себя, как будто глотала мертвых гусениц. Тридцать шесть сырых яиц, несколько бутылок сезамового масла и целая корзина баклажанов были съедены к тому времени, когда, наконец-то, закончилось мое заточение. За это время я научилась тому, что женщины обычно делают в таких случаях. Для меня взросление было связано с печальными переменами. Я больше не чувствовала прогретую солнцем землю под босыми ногами. Как заключенный в тюрьме, я сидела на полу и одиноко смотрела на небо через щели в закрытых ставнях. Практически сразу же после того как меня вновь выпустили на свободу, мои волосы расчесали и заплели в косу, которая ровной змейкой заскользила у меня по спине. И тут же было объявлено, что у меня слишком загорелая кожа. Как считала моя мама, цвет кожи был моим главным достоинством. В отличие от нее, я не была индийской красавицей, но в стране людей, чья кожа была цвета кофе, моя была больше похожа на цвет чая с молоком.
А такой цвет особенно ценился в наших краях.
Женщин именно с таким цветом кожи мужчины хотели взять в жены, а будущие свекры хотели, чтобы их невестки передавали этот цвет внукам, которых они будут лелеять в старости. Неожиданно в нашем доме стали появляться какие-то странные женщины средних лет. Меня одевали в праздничные одежды и заставляли ходить перед ними. Все эти женщины смотрели на меня взглядом опытных покупателей, которые торгуются в ювелирных лавках, пытались найти во мне какие-то изъяны даже без каких-либо попыток скрыть это.
Однажды знойным полуднем, после того как моя мама проворно замотала мою по-юношески угловатую фигуру в море розового материала, украсила волосы розами из нашего сада и надела на меня драгоценные украшения в золотой оправе, я стояла возле окна и удивлялась тому, как быстро и значительно моя жизнь изменилась всего за один день. Даже меньше, чем задень. И все это произошло без какого-либо предупреждения.
На улице ветер шелестел в листве лимоновых деревьев, и его легкое игривое дыхание залетало и в мою комнату. Ветерок играл с моими волосами и легонько дух мне в ухо. Я хорошо знала этот ветер. Он такой же озорной, как и бог-ребенок Кришна, и такой же бесстыдный. Каждый раз, когда мы ныряли в лесной водопад со скалы за домом Рамеша, он всегда ухитрялся первым долететь к ледяной воде. Но только потому, что он жульничал. Его ноги ни разу не касались темно-зеленого бархатного мха, покрывавшего камни.
Он смеялся мне в ухо. «Пойдем», – весело звенел его голос. Он щекотал мне нос и улетал прочь.
Я перегнулась через подоконник, вытянув шею, как только могла, но мерцающая вода и теплый ветерок были потеряны для меня навсегда. Они принадлежали смеющемуся босоногому ребенку в грязном платье.
Продолжая так стоять у окна и жалеть себя, я увидела, как рядом с нашим домом остановилась карета. Колеса утонули в сухой дорожной пыли. Появилась толстая женщина в темно-голубом шелковом сари и тапочках, которые показались мне слишком маленькими для ее фигуры. Сделав шаг назад в комнату, я продолжала смотреть на нее с любопытством. Она окинула наш дом взглядом своих темных глаз, и на лице ее появилось выражение удовлетворения. В удивлении я рассматривала ее и продолжала смотреть, пока женщина не пропала из виду. Она скрылась за кустом бугенвилеи, тень от которого создавала прохладу на тропинке, ведущей к дому. Мамин голос приглашал ее войти в мою комнату. Я стояла, прижавшись к двери своей спальни, и слушала необычайно мелодичный голос незнакомки – очень приятный, не соответствовавший ее хитрым маленьким глазам и тонким поджатым губам. Потом мама попросила меня принести чай, который она заранее приготовила для нашей гостьи. Когда я дошла с подносом в руках к дверям комнаты, в которой мама обычно принимала гостей, я почувствовала на себе быстрый оценивающий взгляд незнакомки. И снова мне показалось, что она осталась полностью удовлетворена увиденным. Ее губы приоткрылись в теплой улыбке. По правде говоря, если бы я не видела пытливого взгляда, который гостья бросила на наше бедное жилище раньше, я бы приняла ее за одну из наших тетушек, как мама в шутку ее и назвала. Когда меня представляли гостье, я скромно опустила глаза, как мне и было наказано поступать в присутствии старших и остроглазых «покупателей драгоценностей».
– Подходи, присаживайся рядом со мной, – мягко сказала тетя Пани, поглаживая скамейку, стоящую рядом с ней. Я обратила внимание, что у нее на лбу была не красная точка кумкум замужней женщины, а черная, означающая символ незамужней. Я подошла, осторожно ступая, чтобы не запутаться в тяжелой одежде, которая была на мне, и не оступиться, чтобы не опозорить свою мать перед пытливой гостьей.
– Ты такая хорошенькая! – воскликнула она своим музыкальным голосом.
Я посмотрела на нее молча, немного приподняв голову, и меня охватило странное необъяснимое чувство. Ее кожа была без морщин, гладкая и заботливо напудренная, а от волос шел сладкий аромат жасмина. Но несмотря на это, она показалась мне похожей на змею, поедающую крыс. И эта змея ползет по дереву, как стекающая смола, переливается пятнами, как пестрая лента, высовывает язык, длинный, розовый и холодный. О чем думает эта женщина-змея?
Полная рука в кольцах нырнула в небольшую сумочку и вынырнула с конфетой, завернутой в цветной фантик. В деревне такие угощения были редкостью. Не все женщины-змеи ядовитые, решила я про себя. Она держала конфету на некотором расстоянии от меня. Это была проверка. Я не подвела свою маму, которая внимательно наблюдала за происходящим, и не бросилась на эту конфету. Только когда мама улыбнулась и одобрительно кивнула головой, я протянула руку к предложенному угощению. На мгновение я коснулась ее рук. Они были холодные и влажные. Наши взгляды встретились, и несколько секунд мы смотрели друг на друга. Она быстро отвела взгляд в сторону. Я переглядела змею. Меня отправили назад, в мою комнату. Как только за мной закрылась дверь, я развернула обертку и съела взятку от женщины-змеи. Конфета была очень вкусной.
Незнакомка не осталась надолго, и вскоре мама проводила ее и вернулась в мою комнату. Она помогла мне справиться со сложной задачей – снять с себя длинные полосы прекрасной ткани и аккуратно их сложить.
– Лакшми, я приняла свадебное предложение для тебя, – сказала она, когда складывала сари. – Это очень хорошее предложение. Он принадлежит к более высокой касте, чем мы, и живет в богатой земле под названием Малайя.
Я была оглушена услышанным и в удивлении уставилась на маму, не веря своим ушам. Предложение выйти замуж, которое разлучит меня с моей мамой? Я слышала о Малайе раньше. Это земля собирателей птичьих гнезд, которая находится за тысячи миль отсюда. На глаза навернулись слезы. Я еще никогда в жизни не расставалась со своей мамой.
Никогда.
Никогда. Никогда.
Я подбежала к матери и прижалась к ней всем телом. Потом я поцеловала ее в лоб.
– Почему я не могу выйти замуж за кого-то, кто живет в Сангра? – спросила я.
Ее прекрасные глаза наполнились слезами. Она всегда готова была пожертвовать собой ради своего ребенка.
– Тебе очень повезло, девочка моя. Ты поедешь вместе со своим мужем в страну, где деньги валяются прямо на улицах. Тетя Пани говорит, что твой будущий муж очень богат и ты будешь жить, как королева, так, как жила твоя бабушка. Тебе не придется жить так, как живу я. И он не пьяница и не игрок, как твой отец.
– Как ты могла решиться отправить меня так далеко? – Я почувствовала себя преданной.
В ее глазах я увидела боль и любовь. Жизнь меня еще научит, что любовь ребенка к матери не может сравниться с тревогой матери за судьбу своего чада. Это чувство глубоко и сильно, и без него мать не будет матерью.
– Я буду так одинока без тебя, – заплакала я.
– Нет, не будешь, твой будущий муж – вдовец, и у него двое детей – десяти и девяти лет. Поэтому у тебя будет много дел и большая компания.
Я нахмурилась в неуверенности. Его дети были почти моими ровесниками.
– А ему сколько лет?
– Ему тридцать семь, – быстро сказала мама, повернув меня, чтобы расстегнуть последний крючок на моей блузке.
Я резко повернулась к ней.
– Но, мама, он старше даже тебя!
– Может быть, но он будет тебе хорошим мужем. Тетя Пани сказала, что у него не одни, а несколько золотых часов. И за свои годы он успел накопить богатство. Он такой богатый, что даже не просит за тобой приданого. Он – двоюродный брат тети Пани, так что она точно знает. В юности я сделала ужасную ошибку и теперь сделаю все, чтобы ты не повторила ее. Ты достигнешь большего. Большего, чем смогла достичь я. Я начну собирать твои драгоценности прямо сейчас.
Я молча смотрела на маму. Она уже приняла решение.
Я ничего не могла изменить.
Пятьсот горящих масляных ламп на свадьбе моей бабушки почти пятьдесят лет назад удивляли восходящее солнце в течение пяти благодатных дней свадебного застолья, а моя брачная церемония займет всего один день… Целый месяц длились свадебные приготовления. Несмотря на первоначальное дурное предчувствие, я часто представляла себе своего загадочного будущего мужа, который будет обращаться со мной, как с королевой. И меня даже радовала мысль о том, что я буду контролировать поведение двух его детей. Да, наверное, все это будет просто удивительно. В своих сладких фантазиях я представляла, что мама будет приезжать к нам хотя бы раз и месяц, а два раза в год я сама буду на корабле приезжать к ней. Красивый незнакомец нежно улыбается мне и засыпает подарками, а я скромно склоняю голову, как это обычно описывается в романтических книжках… Моя юная голова начинала кружиться от таких фантазий. Конечно же, в них не было места сексу как таковому. Никто со мной еще не говорил на такие темы, и тайный процесс создания детей не интересовал меня. Я считала, что когда приходит время, они просто появляются на свет – крохотные и кудрявые.
Великий день настал. Наш маленький дом, наверное, тяжело вздыхал и стонал под весом многочисленных толстух средних лет, которые так и шныряли повсюду. Воздух был наполнен любимым маминым ароматом черного карри. Я сидела в своей комнате, наблюдая за всей этой суетой. Постепенно волнение охватывало меня все больше и больше, А когда я приложила ладони к щекам, они просто пылали.
– Давай-ка на тебя посмотрим, – сказала мама после того, как проворные руки нашей соседки Пунамы заплели и закололи на мне шесть метров прекрасного красного с золотом сари. В течение целой минуты мама просто смотрела на меня со странным чувством грусти и радости. Потом она смахнула слезинки с уголков глаз и, будучи не в силах говорить, просто одобрительно кивнула головой. После этого ко мне подошла женщина из соседней деревни, которую наняли, чтобы она сделала мне прическу. Я сидела на стуле, пока ее быстрые руки вплетали в мои волосы нити жемчуга и добавляли локоны чужих волос, закручивая их вместе с моими собственными и создавая у меня на голове настоящее произведение искусства. Прическа выглядела как неожиданно выросшая вторая голова. Но, похоже, мама была рада двухголовой дочери, поэтому я ничего не сказала. Затем в руках женщины появилась небольшая баночка. Когда ее открыли, внутри оказалась густая красная паста. Она окунула в эту мерзко пахнущую пасту свой толстый указательный палец и аккуратно провела по моим губам. У меня был такой вид, как будто я целовалась с кем-то, у кого шла кровь. Я замерла в благоговейном ужасе.
– Не облизывай губы, – командирским голосом произнесла женщина.
Я с серьезным выражением кивнула головой, но искушение вытереть толстый слой остро пахнущей краски преследовал меня до того момента, пока я не увидела жениха. Тут я забыла не только о краске на губах, но и обо всем остальном. Время остановилось, и мое детство ушло навсегда.
Обвешанная драгоценностями, я в сопровождении женщин вошла в большой зал, жених ждал меня, стоя на помосте. Но когда мы прошли второй ряд лавок, на которых сидели гости, я больше не могла сдерживать любопытство и, без тени смущения подняв голову, посмотрела на него. Волнение охватило меня. Мои колени ослабели, и я едва не споткнулась. Сопровождающие меня тетушки тут же крепче подхватили меня под руки. Я услышала неодобрительный шепот у себя за спиной:
– Что такое случилось с этой девушкой, у которой кожа такого благородного цвета?
А дело было в том, что эта девушка просто увидела своего жениха. На возвышенности меня ожидал самый большой человек, которого я когда-либо видела в своей жизни. Его кожа была настолько черной, что отсвечивала на солнце, как пятна нефти отсвечивают в лунную ночь. Седина обрамляла его виски, как обрамляет она крылья хищной птицы. Под широким носом желтые зубы выступали вперед настолько сильно, что он не мог полностью закрыть рот.
Страх охватил меня при мысли, что этот человек будет моим мужем. Мои глупые романтические мечты развеялись как дым. И неожиданно я вдруг почувствовала себя очень маленькой, одинокой и печальной. С этого момента любовь для меня стала как червь в яблоке. Каждый раз, когда мои зубы натыкались на ее мягкое тело, я уничтожала ее, а она, в ответ, вызывала у меня приступ отвращения. Застыв в панике, я начала искать среди присутствующих того, кто поддержит меня.
