Текст книги "Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг"
Автор книги: Петр Стегний
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 45 страниц)
тремя сигналами, каждый сигнал выстрелами из трех пушек, из коих по первому,
который учинен будет из трех пушек с Адмиралтейской крепости, собираться всем в
назначенные дома от комиссии, а по второму из трех же пушек, поставленных у Святых
ворот Свято-Троицкого монастыря, выходить всем на улицу и становиться на свои
места, а по третьему, тоже из трех пушек, вступить всем в марш»298.
1 декабря утром Павел лично осмотрел весь путь от дворца до Александро-Невской
лавры, по которому должна была шествовать процессия, и отдал приказания относительно
размещения войск. Вечером он приехал в лавру с двумя старшими сыновьями, и в их
присутствии царские регалии были поставлены вокруг гроба покойного императора,
стоявшего в Благовещенском соборе. С недоумением отмечали, что среди прочих на
черных подушках были выставлены ордена Св. Георгия и Св. Владимира, не
существовавшие во время царствования Петра III.
На другой день, 2 декабря, все находившиеся гвардейские и армейские полки были
построены шпалерами от Зимнего дворца до Александро-Невской лавры. По выстрелу из
трех пушек все назначенные участвовать в печальной процессии стали съезжаться к
монастырю и занимать те дома, в которых по распоряжению Печальной комиссии они
должны были ожидать начала церемонии.
«В одиннадцатом часу, – сообщает печальная хроника, – Его величество
император и императрица, цесаревич с супругою и великий князь Константин Павлович с
супругою изволили прибыть в Невский монастырь и в особо отведенных комнатах
изволили возложить на себя печальные мантии и вышед в пришествии обер-маршальских
и гофмаршальских жезлов. В шествии Его величества и Ея величества ассистентами
шли генерал-аншефы, а у Их высочеств ассистенты были генерал-поручики. По выходе в
церковь и по учреждении всей как духовной, так и светской церемонии, поднят гроб
императора Петра III, на котором утверждены императорская корона, и внесен к
церкви до Святых ворот под балдахинами».
298 РГИА, ф.473, оп.1, д.202, лл.32-33.
После второго выстрела все участники церемонии вышли на улицы и заняли
назначенные им места.
Грянул третий выстрел – и шествие тронулось от монастырских ворот по
Невскому проспекту между рядами войск. Каждую минуту воздух вздрагивал от
пушечных залпов. Над бастионами Адмиралтейства и Петропавловской крепости
поднимались облачка дыма.
Стоял сильный мороз. Перед черным катафалком, на котором везли останки Петра III,
шествовали два маршала с жезлами, генерал-прокурор, все сенаторы, генерал-рекетмейстер,
обер-прокурор и обер-секретари Сената и Синода, чиновники главных коллегий и духовенство. Все
были в черных плащах и распущенных шляпах.
За гробом в глубоком трауре следовала императорская фамилия во главе с Павлом,
облаченном в черную мантию, надетую на мундир, и с черной лентой на шляпе. За гробом
на черных подушках несли императорские регалии и ордена. Командовал процессией
фельдмаршал князь Николай Васильевич Репнин.
В среде высших чинов империи, несших на вытянутых руках черные подушки с пятью
коронами – Таврической, Сибирской, Астраханской, Казанской и Большой императорской —
огромным ростом выделялся генерал граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский. Держался
он великолепно. Весь путь от лавры до дворца проделал с непокрытой головой, подушку с
короной Казанского царства нес голыми руками. На сумрачном лице его нельзя было прочитать
никакого чувства299.
Примечательно, что в числе знамен несли также гербы областей, присоединенных к
России Екатериной при трех разделах Польши.
По прибытии процессии к Зимнему дворцу гроб Петра III внесли в Большую
галерею и поставили на катафалк рядом с гробом Екатерины. Митрополитом была
отправлена лития.
В Большой галерее гробы Петра и Екатерины стояли вместе два дня. В.Н. Головина,
дежурившая у гроба, писала: «Императрица лежала в открытом гробу с золотой короной
на голове. Императорская мантия покрывала ее до шеи. Вокруг горело шесть больших
паникадил, у гроба священник читал Евангелия. За колонной, на ступенях, стояли
299 «Описание печальной процессии…», хранящееся в Государственном историческом архиве (полный текст
его публикуется в приложении), подводит черту под легендой, часто повторяемой, к сожалению, как
историками Екатерины, так и романистами, согласно которой Павел, приказывая Орлову принять участие в
перезахоронении Петра III, хотел тем самым в унизительной форме напомнить о его участии в перевороте
28 июня и «ропшинском деле». Простое перечисление лиц, которые несли короны, показывает, что это
было скорее почетным, чем унизительным поручением. Таврическую корону нес обер-гофмейстер Н.П.
Румянцев, Сибирскую – граф П.В. Завадовский, Астраханскую – генерал-аншеф граф О.М. Штакельберг, а
Большую императорскую – вице-канцлер князь А.Б. Куракин. Существенно и то, что А.Г. Орлов
участвовал только в переносе тела Петра III в Зимний дворец. Среди участников церемонии двойного
захоронения Петра III и Екатерины II его имя не значится.
кавалергарды, печально опершись на свои карабины. Зрелище было грустное, священное и
внушительное, но гроб с останками Петра III, поставленный рядом, возмущал душу. Это
оскорбление, которое и могила даже не могла устранить, это святотатство сына по
отношению к матери, делало горе непереносимым. К счастью для меня я дежурила с
графиней Толстой, сердца наши были настроены в унисон, мы пили до дна из одной и той
же чаши горести. Другие дамы, бывшие с нами на дежурстве, сменялись каждые два часа.
А мы просили позволения не отлучаться от тела и это без затруднения было нам
разрешено. Впечатление, производимое этим зрелищем, смысл которого проявлялся во всей
очевидности, еще больше усиливалось из-за темноты. Крышка от гроба императрицы
лежала на столе параллельно катафалку. Мы с графиней Толстой были в самом глубоком
трауре, наши креповые вуали ниспадали до земли. Мы облокотились на крышку этого
последнего жилища. Я невольно прижималась к ней, мне самой хотелось умереть.
Божественные слова Евангелия проникали мне в душу. Все вокруг меня казалось
ничтожным. В душе моей был Бог, а перед глазами – смерть. Долгое время я оставалась
почти в беспамятстве и стояла, закрыв глаза руками. Подняв голову, я увидела, что
графиню Толстую ярко освещает луна через верхний купол. Этот свет, тихий и спокойный,
составлял дивный контраст со светом, исходившим из-под надгробной сени. Вся остальная
часть роскошной галереи была погружена во мрак.
В восемь или девять часов вечера к гробу медленными шагами приблизилось
императорское семейство, поклонилось в землю усопшей и удалилось в том же порядке в
самом глубоком молчании. Час или два спустя пришли горничные покойной императрицы.
Они целовали ее руку и едва могли от нее оторваться. Но крики, рыдания и обмороки
прерывали по временам торжественное спокойствие, царившее в зале. Все
приближенные к императрице боготворили. Трогательные молитвы признательности
возносились за нее к небесам».
5 декабря оба гроба были перевезены в Петропавловский собор по специально
наведенному мосту, который начинался от Мраморного дворца. Колесница с гробом
императрицы следовала впереди, а за ней двигался катафалк с гробом Петра III, за
которым шествовали Павел, Мария Федоровна и великие князья.
Лицо императора выражало больше гнев, чем печаль. Ему было известно, что
необычайная церемония двойных похорон возбудила в общественном мнении немало
толков, которые клонились не в пользу Павла: его прямо обвиняли в неуважении к памяти
матери, царствование которой составило славу России. Более обычного высокомерный,
Павел глядел на всех свысока. Мария Федоровна плакала.
По окончании отпевания, поклонившись двум гробам, подготовленным к
погребению, император сложил с себя печальную мантию и в сопровождении Александра
направился прямиком на плац, где осмотрел войска, поставленные во фрунт.
Даже в этот день вахтпарад не был отменен. За ним последовало отдание приказов.
Изменение обычного распорядка состояло только в том, что обеденное кушанье
императорской семьи состоялось во внутренних комнатах.
С тревогой и грустью взирал Александр на происходившее вокруг него.
«Я променял императорскую корону на выполнение обязанностей фельдфебеля»,
– писал он Лагарпу в эти дни.
Около двух недель, с 5 по 18 декабря, гробы Петра III и Екатерины II оставались в
Петропавловском соборе. Народ всякого звания, являвшийся поклониться их праху,
покидал собор с видом озадаченным, если не сказать изумленным.
Только 18 декабря тела Петра III и Екатерины II были преданы земле. В этот день с
утра в Петропавловском соборе была отслужена панихида по случаю дня рождения
Елизаветы Петровны.
«В двенадцатом часу изволили прибыть в собор, – сообщает печальная хроника,
– Их величества император и императрица и Их высочества Государь-цесаревич с
супругой, великий князь Константин Павлович с супругой, великие княжны Александра
Павловна, Елена Павловна, Мария Павловна и Екатерина Павловна. По прибытии всей
высочайшей фамилии начата панихида при гробах Их величеств императора Петра
Феодоровича и императрицы Екатерины Алексеевны преосвященными Гавриилом
митрополитом Новгородским и Санкт-Петербургским, Амвросием архиепископом
Казанским, Иннокентием архиепископом Псковским, Евгением архиепископом
Херсонесским, Досифеем епископом Старорусским и Греческим епископом в
сопровождении отца-духовника Исидора Петровича, Преображенского протоиерея
Лукьяна Федоровича, четырех архимандритов, Петропавловского протоиерея Василия и
всех придворных и соборных священников. Во время оной панихиды поднято прежде тело
государыни императрицы Екатерины II камергерами с помощью кавалергардов и отнесено
в назначенное место, то есть перед правым крылосом против южных дверей и опущено в
землю с левой стороны. Потом равномерно поднято тело государя императора Петра III
теми же особами и опущено в землю в то же место возле гроба императрицы с правой
стороны. Сие происходило во время служения панихиды и продолжалось до самого конца
оной. А как последний гроб опущен в землю, так и панихида приходила к окончанию с
пением вечной памяти»300.
300 РГИА, ф.473, оп.1, д.202, лл.83-85об.
И последнее. Надпись, которую Павел распорядился сделать на могиле своих
родителей, в своем роде уникальна: «Император Петр III, родился 10 февраля 1728 года,
похоронен 18 декабря 1796. Императрица Екатерина II, родилась 21 апреля 1729,
похоронена 18 декабря 1796 года».
Даты их смерти на могиле не значатся.
В М Е С Т О Э П И Л О Г А
Что было, то и будет; и что делалось, то и будет
делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает
нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое»; но это
было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о
прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти
тех, которые будут после.
Книга Екклесиаста, или Проповедника. 1, 9-11.
В 1791 году к российскому резиденту в Венеции Мордвинову обратился
эмигрировавший из Франции эссеист и философ Сенак де Мельян, сообщивший о своем
желании написать историю царствования Екатерины II.
Екатерина не только пригласила Сенака де Мельяна, автора изящных, но неглубоких
романов и политических памфлетов (он был убежденным монархистом) в Петербург, но и
вступила с ним в переписку. Из затеи с сочинением истории екатерининского царствования
ничего не вышло, так как несостоявшийся историограф не знал русского языка и в свои 55 лет
считал, и вполне справедливо, что начинать изучать его было бы слишком поздно. К тому же,
как это не раз случалось (вспомним хотя бы Мерсье де ля Ривьера), Сенак, разоренный
революцией, был слишком прямолинеен в своем стремлении пристроить на русскую службу
сына, выхлопотать для себя место посла в Константинополе или, на худой конец, русский
орден и солидную пенсию, достаточным основанием для получения которых он считал свой
приезд в Россию.
В России Сенак оставался около года. Он ездил в Москву, где пытался работать в
архиве Коллегии иностранных дел, к Потемкину в действующую армию и в конце концов
отбыл в Вену с пенсией от российской императрицы в 1500 рублей.
Короче, эпизод с приездом Сенака де Мельяна вряд ли заслуживал бы упоминания,
если бы в переписке с ним Екатерина не изложила свои взгляды на то, каким образом
должна была быть, по ее мнению, написана история ее царствования. В этом отношении
наиболее существенно ее письмо Сенаку де Мельяну от 16 июня 1791 года. Оно
неоднократно публиковалось301, но с некоторыми неточностями и в совершенно
неудовлетворительном переводе.
Приводим его по копии, сохранившейся в рукописных материалах библиотеки
Зимнего дворца302.
«Мне было вовсе не трудно, мсье, изложить Вам на бумаге за 4 дня то, над чем я
размышляла столь долго, что могла бы повторить буквально, будто выученное наизусть. Тем
не менее меня восхищает терпение, с которым Вы шесть раз перечитали тот план (история
России в XVIII веке – П.С.) , который я Вам послала, не смутившись педантичностью,
которой в нем, возможно, слишком много, но которая является следствием естественно
методичного направления ума.
Это то, в чем меня не раз упрекали, и, поскольку моей сильной стороной никогда не
было умение демонстрировать свою интеллектуальность, я часто ограничивалась тем, что
лишь ставила вопросы, тогда как мое усердие к славе и процветанию нации, вверенной
мне Провидением, позволяло мне, отвечая на них, обнаруживать причины событий и их
мотивы, отличные от тех, которые находили другие известные мне писатели. Кроме того, в
силу своего положения я должна была приобрести более обширные познания (по крайней
мере, те, что внушены мне тридцатью годами царствования) о характере нации,
занимающей третью или четвертую часть известной нам поверхности Земли.
Эта нация не покорялась местным начальникам (в тексте – бургомистрам —
П.С.), но следовала за вождями или князьями, чей разум и личные качества внушали ей
необходимое доверие относительно успеха их предприятий. Эта нация не только не
любила и не уважала слабых правителей, но и едва терпела их, не упуская случая дать им
почувствовать, что они не подходили для того места, которое занимали. И напротив —
она отважно шла навстречу опасностям, как только чувствовала, что дело этого
стоит.
Я говорю Вам все это для того, чтобы Вы лучше смогли понять мой образ мыслей
и тот дух, в котором я хотела бы, чтобы история (России – П.С.) была написана.
Только таким образом она становится, на мой взгляд, полезна потомкам, и именно так,
смею сказать, ее писали в древности. Одобряю Ваше намерение предпослать ей
вступительную статью. Все, что Вы предлагаете включить в нее, представляется мне
весьма верным. Признаюсь, что и сама я питаю предпочтение ко временам,
301 «Сочинения Екатерины II» под редакцией академика А.Н. Пыпина, т.XI, СПб, 1906; Сборник РИО, т.42,
СПб, 1896 г.
302 ГАРФ, ф.728, оп.1, д.216, лл.24-27.
предшествовавшим царствованию дома Петра I. Однако ни в коем случае нельзя
забывать о духе века, отличавшем каждое царствование, поскольку именно он
подготавливает вещи, которых не ожидают.
Говорят, чтобы лучше судить о каком-то человеке, нужно поставить себя на его
место. Так же и с написанием истории. Историк не может позволить себе не чувствовать
духа времени, в противном случае это обязательно будет ощущаться в его сочинении. Все
мы – лишь люди на этой земле, и каждый век имеет свой дух и свою тенденцию. Можно
даже сказать, что во многих случаях предшествовавшие царствования подготавливали
события последующих.
Простите меня, если я выражаюсь не совсем по-французски, главное, чтобы Вы
меня поняли.
Письма же мои написаны вовсе не для того, чтобы произвести впечатление – все
мы выражаем свои мысли как можем. Чего еще бы мне хотелось, так это того, чтобы
история никогда не писалась в пользу какого-то одного царствования. Мне прекрасно
известно, почему то или иное царствование более или менее одобрялось за границей, тогда
как другие больше нравились жителям этой страны.
Не находите ли Вы, что президент Эно303 совершил ошибку, пожертвовав 1200
(французской истории. – П.С.) годами царствования Людовика XIV? Вам известно, что
мало кто испытывает столь глубокое уважение к имени этого действительно великого
короля, как я. Его царствование так прославило Францию, что его величие осталось
увековеченным до наших дней, и в последние два-три года общественное мнение вновь
вернулось к тем оценкам, которые не смогли стереть прошедшие сто лет. Что же
касается моего царствования, то если необходимо Вам это сказать, я настаиваю на
том, что уже говорила: я не люблю ни льстецов, ни истории царствований ныне
живущих монархов. Современники всегда более или менее разделены на тех, кто за, и на
тех, кто против. Каждый год 30-летнего царствования, ни один из которых не
составлял сам по себе, так сказать, эпохи, вполне естественно может нравиться или не
нравиться тому или иному современнику.
Если я действовала успешно, то эти успехи всегда задевали или компрометировали
славу или тщеславие отдельных лиц. Верно только одно – я никогда ничего не
предпринимала без того, чтобы не быть совершенно убежденной в том, что сделанное
мной шло на благо моей империи. Эта империя сделала так бесконечно много для меня,
что, я убеждена в этом, все мои личные способности, постоянно употреблявшиеся во
благо этой империи, ее процветания, ее высших интересов, вряд ли могут считаться
достаточными для того, чтобы мой долг перед ней был полностью выполнен. Я стремлюсь
действовать во благо во всех случаях, когда это не идет вразрез с общественным благом.
Думаю, что каждый государь понимает необходимость руководствоваться в
своих действиях справедливостью и здравым смыслом. Остается лишь разобраться, кто
из нас ошибается, а кто нет в определении того, что он называет справедливостью и
здравым смыслом. Право судить об этом имеют только потомки и только после того,
как мы уйдем из жизни, поскольку все мы смертны. К ним я и обращаюсь. Я могу
303 Шарль Жан Франсуа Эно (1685—1770 гг.), президент парижского парламента, историк и поэт.
рассказать им, конечно, в общих чертах о том, к чему я пришла, что оставляю после себя
– итог может получиться любопытным, хотя сначала нужно заключить мир, а потом
посмотрим304. Скажут, что мне часто сопутствовала удача, если не считать нескольких
больших неудач, но относительно оценки удач или неудач у меня, как и о многих других
вещах, свои критерии. И то и другое определяется только качественным соотношением
верных или неверных практических мер. Фактор везения, неожиданного или
подготовленного, играет в этом большую роль. Вследствие этого история людей ныне
живущих задела бы самолюбие или преуменьшила бы сравнительную роль слишком многих
людей, а это то, в чем я не хотела бы участвовать.
Говоря это, я чувствую, что Вы готовы обвинить меня в самоуверенности. Конечно,
я обладаю некоторой дозой этого чувства. Но кто же устроен по-другому? Другими
словами, Вы вольны писать все, что Вам заблагорассудится, но то, что Вы напишете о
моем времени, не должно быть опубликовано при моей жизни…»
Позволим себе опустить концовку этого письма. Она адресована не потомству, а
Сенаку де Мельяну, человеку, упустившему, используя выражение Густава III, приобрести
«свою частичку бессмертия» от общения с одной из самых удивительных женщин в
отечественной – и мировой – истории.
Письмо заканчивается необычно: «Adieu, Monsieur, excusés la longueur» —
«Прощайте, мсье, извините за многословие».
Мы же хотим завершить наши хроники словами, которыми Екатерина неизменно
прощалась со своими многочисленными корреспондентами: «Adieu, portez-vous bien» —
«Прощайте, будьте здоровы».
Приложения
I.
Записка французского посланника в Петербурге Дюрана-Дистрофа
о внутренней и внешней политике России в 1772 г.
Приложение к депеше № 39 от 4 января 1774 г.
Памятная записка о России г-на Дюрана
Санкт-Петербург, 31 декабря 1773 г.
Я пишу в 1773 г. о том, что произошло в России с тех пор, как я здесь
нахожусь. Пытаясь дать ясную оценку того, что мне надлежит сообщить,
304 Речь идет о продолжавшейся русско-турецкой войне 1787—1792 гг.
я, в ущерб связности изложения, намерен сосредоточиться в первую очередь
на мотивах, двигавших событиями, а не на самих событиях. Не следует
удивляться, если по этой причине я буду иногда останавливаться на деталях
и обстоятельствах, не относящихся непосредственно к описываемому мною
периоду.
Я не буду, в частности, детально углубляться в анализ причин войны, в которую
оказалась втянута Россия, хотя она заметно влияет на общую политическую ситуацию. С
тем чтобы не потерять из виду общей канвы, я, не останавливаясь на рассмотрении
причин и хода этой войны, лишь выскажу мнение о том, что идея увеличить территорию
России за счет Польши не входила в планы Екатерины II. Ее империя и без того слишком
обширна, чтобы ее размеры не вели к ослаблению ее мощи. Однако, имея вкус ко всему
необычному и романтическому305, императрица думала, прежде всего, обеспечить себе
славу, поставив последнюю точку в делах своих предшественников.
Планы царя Петра не заходили, однако, так далеко, как они заходят сейчас. Он
ограничился тем, что сломил мощь Швеции и поработил Польшу, – чтобы господствовать
на севере. Это, возможно, и побудило его не опасаться больше могущества Османской
империи. Однако после того как русские убедились в никчемности турок они воспылали
желанием принять участие в делах Европы. По мере того, как турки теряли свое влияние
на эти дела, они уступали свою роль России.
Эта новая нация, сама удивленная откликом, который ее действия находят в
политическом мире, начинает действовать, обдумывая свои ходы только после
постигающих ее неудач. Все ее замыслы крупномасштабны, ее действия дерзки.
Судите сами, что может совершить эта нация во главе с государыней, которая страстно
ищет славы и характер которой сильнее ее разума, по крайней мере, когда речь
заходит о соответствии замысла способу его осуществления, государыней, в характере
которой мужество, последовательность и энергия часто сталкиваются с упрямым
нежеланием внимать голосу разума. Не приходится удивляться тому, что Россия
остается верной планам Петра I, замышляя возродить Греческую империю на Востоке,
создать независимые (Дунайские. – П.С. ) княжества, унизить тех, кто стремится ее
уничтожить, распространить свою торговлю от Черного до Средиземного морей, от
Каспийского моря до Индии и Америки. Это может закончиться, однако, только тем, что
самые могущественные обогатятся за счет самых бедных, держава, которой она сейчас
305 Здесь и далее выделенные слова в оригинальном тексте зашифрованы (дешифрант написан поверх
шифра).
опасается, усилится, а сама Россия будет вынуждена разделить со своими соперниками
влияние, которым она пока одна пользовалась в Польше.
Длительное пребывание ее войск в этом королевстве возбудило
опасения со стороны турок, усмотревших угрозу в действиях России,
направившей свои войска к тому участку их границы, где эти войска могли в
наибольшей степени быть опасными для Турции. Турки были разбиты, и
победа сопутствовала их врагам до берегов Дуная.
Венский двор, в свою очередь, также опасался соседства с этой нацией,
предприимчивой по природе, тем более, что она может позволить себе быть таковой, не
подвергаясь риску. Еще более приходилось опасаться этому двору изменений в
настроениях населяющих Австрию народов, которые приняли ее корону только из
опасения, что в противном случае они попадут в зависимость от русских, с которыми их
объединяет религия.
Эта обеспокоенность и продиктовала австрийцам необходимость подписания
договора с Портой 6 июля 1771 г., согласно которому австрийцы обязуются возвратить
Турции путем переговоров либо военной силой завоеванные (Россией. – П.С. ) провинции
в обмен на территориальные уступки со стороны Турции в пользу Австрии и выплату
суммы в 20 тысяч кошельков. Ратификации этого договора были разменены, и вскоре
венский двор получил условленную сумму306.
В польских делах Екатерина II действует амбициозно, понуждаемая
тщеславием, тогда как в войну с турками она вступила из высокомерия. Однако
будучи застигнутой врасплох договором, который турки подписали с австрийцами, и не
решаясь дать другой ход своей политике, она слепо приняла план, предложенный королем
Пруссии, суть которого состояла в том, чтобы успокоить венский двор и пробудить его
алчность, предложив Австрии часть Польши, которая компенсировала бы для нее передачу
Валахии и те денежные суммы, которые она могла надеяться получить от Порты. Россия
поручила прусскому королю довести этот план до сведения австрийцев. Последние, видя
согласованные действия двух держав и не желая подвергаться риску войны с ними,
приняли предложение России и прусского короля.
Потребовалось менее года, чтобы они сменили систему и подписали с
Россией 25 июля 1772 г. договор, в соответствии с которым эта держава
306 Австро-турецкий «субсидный» договор, подписанный австрийским послом в Константинополе Тугутом
в июле 1771 г., был дезавуирован канцлером Кауницем в декабре того же года, хотя австрийцы
действительно успели получить первый платеж из согласованной суммы субсидий.
взяла на себя обязательство отказаться как от присоединения, так и
требований независимости Валахии и Молдавии. Обе участницы этого
договора взаимно гарантировали друг другу получение тех частей Польши,
которыми они стремились обладать.
Прусский король не стал участником этого договора, но подписал аналогичный с
Россией на таких условиях, что если две вышеупомянутые державы получили только
территории, то этот государь обеспечил себе бесценное преимущество, поскольку
обеспечил себе контроль над торговлей в устье Вислы, торговлей лесом и частью соляных
копей Польши. Отныне Пруссия имеет все возможности приступить к созданию
собственного военно-морского флота, который увеличит ее мощь и придаст ей новую
энергию. Прусская монархия становится прочным и компактным государством,
простершим свои границы от Германской империи до берегов Балтики и даже до России,
поскольку в состав переданных ей земель вошли проходы, которыми пользовалась эта
держава для того, чтобы вступить на территорию Германии. Теперь прусскому королю
предстоит удерживать этот барьер, который он сможет открывать и закрывать по своему
желанию. В случае возникновения каких-то разногласий с Россией, в частности, если
однажды он захочет присоединить Курляндию, он уже не встретит трудностей со стороны
Ливонии. В прошлом он мог напасть на Россию только одним путем: двигаясь через узкую
полоску земли, лишенную травы, которой можно было бы кормить лошадей, и не
имеющую никакой реки для облегчения продвижения и подвоза продовольствия. Сейчас
же он скоро будет иметь достаточное количество кораблей для перевозки целой армии
вдоль побережья. За два марша он может достичь Риги и, продвинув другой корпус в
направлении Москвы, он отрежет Петербург и прибалтийские провинции от остальной
части Империи. Если же он захочет нанести ущерб российской торговле, то для этого
будет достаточно направить пять или шесть фрегатов на рейд Данцига – и Рига вскоре
потеряет те преимущества, которыми она пользовалась во ввозе товаров из Польши или
тех, что доставлялись по Висле.
Таким образом, получается, что Россия заплатила своей кровью и деньгами за
выгоды, в которых больше величия, чем реальной пользы. Турки для нее слишком слабый
соперник, победа над ними не даст того эффекта, это ложный триумф. По отношения к
ним она (Екатерина. – П.С. ) забывает о соображениях безопасности. Опасность с их
стороны существует лишь в ее воображении, хотя она и пользуется рассуждениями о
турецкой опасности для того, чтобы удовлетворить свою страсть к расширению границ
Империи. Для достижения этой цели она готова даже пожертвовать своей честью и
репутацией, действуя вразрез с собственными, вполне разумными заявлениями о
невмешательстве в дела Польши и невозможности ни при каких условиях раздела этого
королевства.
В промежутке между подписанием двух договоров о разделе и обменом их
ратификациями в Европе произошло одно из тех событий, которые готовятся в тени и
полном молчании и которые, оставаясь неизвестными общественному мнению, поражают
и возбуждают его. В Швеции в течение некоторого времени были сильны опасения, что
наследник престола, придя к власти, установит в стране чисто монархический строй,
ввергнув страну в деспотическое правление. Чтобы предотвратить это, нация сначала
уменьшила прерогативы короля, увеличив власть сената. Однако злоупотребления,
допущенные последним, породили страх установления аристократического правления.
Вследствие этого наиболее широкие полномочия нация оставила своим представителям.
Эта реформа, однако, не удалась, выродившись, по крайней мере, во время проведения
последнего заседания Консистории, в полный деспотизм. Конечно, элементы деспотизма
необходимо присутствуют в деятельности любого правительства, любой исполнительной
и законодательной власти, сосредоточенных в руках одного человека, нескольких семейств
или собрания всех сограждан. Однако в подобной форме правления нет ни капли свободы,
поскольку способность одного, амбиции нескольких или напор со стороны большинства,
если они ничем не ограничены, способны лишить любого человека его собственности,
личной свободы и даже жизни, лишая его возможности защитить себя на основании
законов. Тирания, в которую дали себя вовлечь Генеральные Штаты на своем последнем
собрании, вернула трону многих его сторонников. Нельзя было не заметить с
прискорбием, что люди бедные, но любящие хорошо пожить и приобрести средства, почти
всегда предаются тому, кто больше им предложит. Предоставленные сами себе, эти люди
совершают поступки, предосудительные и для своей репутации, и для свободы. Вожди же
их, преследующие интересы, не имеющие ничего общего с государственными, для того
чтобы приобрести хотя бы видимость власти, препятствует прохождению самых полезных
законопроектов, которые могли бы сделать подданных более свободными. Все они с
легкостью высказываются за принятие новой конституции, стремясь, однако, добиться
этого постоянными интригами внутри и вне органа народного представительства. Таким
образом, чтобы пресечь подобные злоупотребления, шведы решили с полной твердостью и
бескорыстием дать себе монарха. На этих принципах и произошла революция в Швеции,
тем более счастливая, что она не стоила ни капли крови.
Екатерина II была поражена этим событием, шедшим вразрез как с ее планами, так